Сад

Солнце зашло за тучи. Серые облака, цвет точь-в-точь как у обшарпанных стен моей квартиры. Голый бетон, торчащий из под ободранных обоев в желтый цветочек. Я докурил сигарету, наслаждаясь последним глотком отвратного горького дыма. Саморазрушение – что может быть лучше?
Я брёл по городу в описках чего-то особенного, чего-то, что смогло бы вышвырнуть меня из пучины неприятностей в синее небо. Я искал дешевизны и лёгкости, я искал забытья. Иными словами – мне нужно было ужраться в хлам, может, с кем-то переспать на скорую руку.
В дешевой гостинице я наскоро бреюсь, разболтав кусочек одноразового мыла в пластиковом стаканчике, смотрю на своё отражение. Я недоволен этой тощей рожей с ввалившимися вглубь черепа тёмными глазами. Раскрыв окно, забираюсь на подоконник, свешиваю ноги вниз и курю последнюю сигарету, без конца растирая кровоточащий порез на подбородке.
С восьмого этажа виден вечерний город. Серый день сгущает краски и превращается в загадочную ночь. Темнота придаёт скучным однообразным кварталам тайну и шарм, выдавливает сочные цвета из вывесок и ярких фонарей, заставляет обмануться и поверить, что это захолустье наполнено чем-то волшебным, чем-то незабываемым, чем-то чудесным. Я выдыхаю дым из ноздрей, сминаю пачку в руке и швыряю её вниз вместе с окурком. Оранжевый огонёк и комок пачки исчезают, проглоченные жадной пастью ночи.
Ночной клуб принимает меня с распростёртыми объятьями. Здесь дымно, шумно, полно раскрашенных девиц и неестественно бодрых парней с расширенными зрачками. Люблю такие места куда больше пабов. Здесь музыка звучит так громко, а кислорода так мало, что сознание очень быстро оглушается, дробится и распадается на части под воздействием алкоголя.
Естественно, беру пару шотов, исключительно для приличия. Я уже выпил грамм двести коньяка перед дверьми клуба, чтобы разогнаться – напиваться в баре слишком жирно. Мир смягчается, кровь тяжелыми теплыми ударами бьет в виски, зрение перестает цепляться за ненужные детали, и я вижу всё сразу и ничего одновременно.
Безумный грохот клубной музыки отступает, заглушается, будто здание проваливается под воду и медленно падает на дно теплого тихого океана, глубоко-глубоко, туда, где среди затонувших кораблей шныряют угри и морские черви. Вокруг меня кружатся люди, судорожно дрыгающие конечностями в ритуальной пляске, их потные лица поднимаются вверх, провалы ртов и глаз завораживают влажной пустотой. Я выпиваю еще один шот, он горит, синее пламя танцует над зеленой жидкостью, я чувствую, как мои внутренности обдает жаром, и пускаюсь в пляс. Клуб движется в темной сладострастной агонии, толпа ревет, с небес льется мыльная пена. Я чувствую приятную невесомость, снисходительно наблюдая за тем, как моё тело на автопилоте бьется в конвульсиях в окружении обезличенных людей, опьяненных легким сиюминутным счастьем – счастьем не быть собой, а быть частью целого.
Кое-как разлепив глаза, сознание выплывает из темного ничто. Я в туалете перед раковиной, в зеркале я вижу, что за моей спиной кто-то стоит. Резко оборачиваюсь.
- Подкурить не найдется?
Почему-то я не пьян. Черт, да я трезв, как стеклышко! За что я платил?
Тем временем рука моего нового знакомого нетерпеливо нашарила в моем кармане зажигалку и подкурила. Огонек выхватил из полутьмы женское лицо со странной татуировкой на правой щеке: абстрактный узор, похожий на узел из цепей. Она жадно затянулась и выпустила клуб дыма изо рта.
- Аххх, хорошо. Идём со мной.
Она вышла на свет. Кожаная миниюбка, рваные колготы, безвкусный макияж, топ, открывающий тощий живот с выступающими рёбрами и болезненными синюшными венами. За спиной у проститутки поднимались дырявые крылья из проволоки и красной фольги. Она схватила меня за руку и вывела из туалета.
Тишина, в клубе ни души. На полу пустые бутылки, мишура, блёстки, пакеты, стринги и разодранная тельняшка. Над стойкой бара покачивается фиолетовая лампочка.
- А где все? Уже утро, что ли?
Моя милая спутница молча идёт вперёд. Шпильки туфель звонко цокают по танцполу. Я иду следом, в недоумении оглядываясь по сторонам. Всё это похоже на дурной сон, только для сна я слишком бодр.
Мы выходим из клуба, на улице – серость, ветер гоняет пыль, над головой воет ветер. Квартал выглядит заброшенным и безлюдным, словно с тех пор, как я зашел в клуб, прошла тысяча лет.
- Ты давно здесь? Я тебя, между прочим, везде ищу, говнюк.
- Мы знакомы?
Проститутка разворачивается, её лицо искривлено злобной гримасой, она наступает мне на ногу каблуком и всаживает кулак под дых. Дыхание на минуту отменили, а когда я всё-таки смог сделать болезненный вдох, то обнаружил, что сижу на электрическом стуле, а мои ноги и руки туго связаны ремнями.
- Не смей надо мной издеваться, козёл!
Она докуривает сигарету, с ненавистью топчет окурок каблуком. Из тёмных дверных проёмов, выбитых окон и канализационных люков медленно выползают полуобнаженные накаченные стриптизёры в масках ягуаров и тигров. Хищники танцующей походкой стягиваются за спину моей мучительнице. Всё это похоже на очень плохой приход. Господи, пусть это будет просто галлюцинацией!
- Ты прекрасно меня знаешь. Очень, очень хорошо.
Я еще раз вглядываюсь в это одутловатое лицо, спрятанное за пудрой, размазанной помадой и полустёртой тушью. Эти угловатые губы, впалые покрасневшие глаза, острый нос, вытатуированные цепи на правой щеке. Голос, пронзительный, будто визг циркулярной пилы.
- Я не помню, честно, не помню! Кто ты? Отпусти меня!
- Не помнишь? Может, это освежит тебе память!
Она вкатывает мне пощёчину, расцарапав лицо ногтями. Через всё лицо протянулись полосы жгучей боли.
Из ниоткуда появляется звук, неясный далекий гул постепенно превращается в стук клубной музыки. На моих глазах качки в масках окружают проститутку, она вьется перед ними в похабном танце, широко раздвигая ноги и облизывая мужские тела языком, затем падает на колени, словно в мольбе, её глаза широко распахнуты в ужасе. Затем хищники набрасываются на неё, слышен влажный хруст и истошные крики. Мир заслоняет гигант в маске оскалившегося леопарда. Он берет меня рукой за голову, когти сжимаются всё сильнее, и мой череп лопается вспышкой пронзительной боли.
Я просыпаюсь в мусорной куче. Голова просто раскалывается от похмелья. В утреннем полумраке я встаю на ноги, смотрю на заднюю стену клуба, возле которой и валяюсь. Видать, ночью меня вышвырнули из этого гостеприимного заведения. В кармане вибрирует мобильник, я роняю телефон, и, поднимая его с асфальта, натыкаюсь на мусорной куче на резиновую маску ягуара. Повинуясь сиюминутному порыву, прячу маску под куртку. Резина мерзко холодит кожу. Беру трубку.
- Алло?
Тишина, затем короткие гудки. Пожав плечами ложу телефон в карман. Рука нащупывает в кармане что-то металлическое. Достаю находку на свет божий. Это кастет, и, что самое хреновое, он покрыт запекшейся кровью. Запоздало отмечаю, что маска тоже в крови.
С нервным смешком прячу кастет обратно в карман куртки и, пошатываясь, выхожу из подворотни.
- Эй, красавчик, видок у тебя паршивый. Тебе явно нужно расслабиться.
У фонарного столба стоит проститутка. Яркий макияж подчеркивает безобразную татуировку в виде цепей на щеке. Я явно встречал её раньше, только вот не помню где.
Я подхожу ближе, пальцы в кармане приятно входят в отверстия кастета. Проститутка докуривает сигарету и нагло ухмыляется:
- Так что, расслабимся?
Да, мне явно нужно расслабиться. Запускаю левую руку под куртку, туда, где спрятан бумажник, и мимоходом поглаживаю маску. Подхожу вплотную к работнице ночных улиц, наклоняюсь к уху и шепотом спрашиваю:
- Скажи, ты любишь боль?