Спасительная вера?

 Я верю в фатализм и думаю, что все жизненные процессы, в том числе и распад семьи, имеют фатальную необходимость. Допустим, в середине 19 века Европа переживала такое явление, как распад патриархальной семьи. Конец прошлого века стал началом того, что личностная семья тоже перестаёт быть цельной единицей общества. Уже ничто не гарантирует совместной жизни мужа и жены до тех пор, пока смерть не разлучит их. Разводы, брошенные дети, аборты… Кого сейчас этим удивишь? Но, как известно, всё новое всегда имеет много противников, и когда многие стали добиваться полной личной свободы, другие стали искать пути для создания крепкой семьи. Некоторые считали, что такая семья может быть создана только при условии веры в Бога и религии. Но даёт ли религиозность в наше время полную гарантию нерушимости семейных уз? Отличается ли семья верующих от семьи неверующих? Отличаются ли их проблемы?
 Историю, которую я хочу рассказать, произошла в середине девяностых. Многие помнят то время, то самое время, когда тысячи людей остались без работы, когда не выплачивались зарплаты и пенсии, когда в магазинах и на рынках товары дорожали каждый день, когда налоги росли как головы гидры.
 Кризис этот затронул и меня. Я попал под сокращение штатов и два месяца провёл в поисках работы. Везде только и отвечали: «Работы нет» или «Работа есть, но у нас задолженность по зарплате». И тут мне предложили работу на почте. Зарплата была маленькая, но зато работа стабильная. Да и выбора особого у меня не было. И я дал согласие. Три дня я проходил курс «молодого бойца», и в курс дел меня вводил одногодка Володя Муромов. За эти три дня я сдружился с ним, и поэтому свободное от работы время мы стали проводить вместе.
 И вот как-то в одно из воскресений мы договорились с Володей сходить на пляж, выбрав местом нашей встречи парк. Я немного задержался, и когда вошёл в парк, то увидел Володю в окружении каких-то людей. Вначале я подумал, что у моего друга какая-то неприятность, и сразу же поспешил к нему на выручку. Но как только я подошёл вплотную, то сразу же понял, что те люди, которые разговаривали с Володей, были проповедниками из какой-то протестантской церкви.
 - Ну что, пошли на пляж? – обратился я к Владимиру.
 - Подожди немного. Вот, познакомься с Юрием, - Владимир представил мне мужчину лет тридцати пяти с толстой Библией в руках.
 - А вы хотели бы послушать о Боге? – поинтересовался Юрий, впившись в меня своими красными на выкате глазами. Он больше был похож на людоеда из Океании, нежели на проповедника.
 - Нет, не хочу, - ответил я и, ухватив Володю за руку, потащил к входу, высказывая ему своё недовольство. Я никак не мог смириться с тем, что мой друг позволил навязывать себе чужие идеи.
 Владимир же не понимал моего возмущения и как мог оправдывался. Но главным его оправданием было следующее:
 - А ты знаешь, какие у них классные девчонки? Я бы с удовольствием взял одну из них в жёны. Чтобы там не говорили, я считаю, что если уж жениться, то только на верующей. Они верные и хозяйственные, не то, что эти распущенные вертихвостки, которых мы цепляем в кабаках и на дискотеках. Тем более, обычные девчата хотят, чтобы у парня в кармане шелестела «зелень». А богобоязненные девушки прежде всего ценят душу.
 Я не стал его переубеждать, а добравшись до реки, мы сразу же бросились в воду, и купание отодвинуло всё остальное на второй план.
 Через неделю после того случая в парке Владимир пришёл ко мне домой с просьбой занять ему немного денег. Я удивился. До этого я занимал у него, а теперь наши роли поменялись. Мне стало просто интересно, зачем ему так срочно понадобились деньги.
 - Я теперь самый счастливый человек, потому что познакомился с самой лучшей девушкой, - радостно заявил мой друг.
 - Когда это ты успел? – не переставал удивляться я.
 - Ты помнишь, тогда, в парке, с Юрием была рыженькая красавица? Она мне уже тогда понравилась, а тут недавно заношу телеграмму в один дом, а на встречу из подъезда выходит она. Мы разговорились, и вот я пригласил её в бар. А ещё мне надо цветы для неё купить.
 Я слушал его и одновременно пытался вспомнить «рыженькую красавицу». Действительно, около Юрия стояла одна рыженькая девушка, но была она далеко не красавица, я даже назвал бы её страшненькой.
 - Так ты дашь денег или нет? – Владимир отвлёк меня от воспоминаний и размышлений.
 Я дал ему денег и вновь погрузился в размышления, не заметив ухода Владимира. «Он действительно влюблён, - говорил я себе, - глаза блестят, как у кота. Но ведь она же баптистка? Да, впрочем, какая разница? Главное, чтобы между ними были любовь и согласие».
 Почти месяц я Владимира встречал только на работе. Всё свободное время он проводил со своей любимой девушкой. Я, видя, как счастлив мой друг, радовался за него. Для Владимира это было не просто увлечение, это была настоящая любовь. Та самая болезнь, из-за которой человек теряет зрение и слух, из-за которой не видит очевидных недостатков любимого человека и не слышит разумных доводов ближних. Люди, которые заражаются любовью, бросаются и в огонь и в воду. Именно таких «подвигов» я и ожидал от Владимира. Он не заставил долго себя ждать.
 Мы столкнулись с ним в столовой и сели за один столик.
 - Поздравь меня, я принял Иисуса Христа в своё сердце, - выпалил мне на одном дыхании Владимир.
 Я ждал такого поворота событий, но всё равно сделал удивлённое лицо.
 - С чего это вдруг?
 - Ибо тем, которые приняли Его, верующим во имя Его дана власть быть чадами Божьими. Это из Евангелия от Иоанна, не помню, какой стих.
 Ну, ну, интересно. Расскажи ещё что-нибудь, - я продолжал изображать удивление, поглощая при этом салат.
 - Ну вот, посмотри. Кем я был раньше? Грешником! Вот мы с тобой дружим несколько месяцев, а чем мы занимались всё это время? Пиво хлебали не меряно, анекдоты травили пошлые, к девчонкам приставали, потому что искушал нас глаз наш и поедала нас похоть. И плата нам была за это – адские муки. Но возлюбил нас Бог, который отдал Сына своего единородного, дабы всякий верующий в него не погиб, но имел жизнь вечную. Это тоже из Евангелия от Иоанна.
 Мне это начало надоедать, и я решил сменить тему.
 - Стоп! Ты что решил мне всю Библию пересказать? Я помню её содержание. Ты лучше расскажи, как у тебя дела с твоей рыженькой баптисткой.
 - Вот о ней я тоже хотел поговорить.  И во-первых, она не баптистка, а пятидесятница, во-вторых, у неё есть имя, и зовут её Настя. А в-третьих – мы с ней решили сегодня представиться, так сказать официально, её родителям.
 - Молодец! Так держать! И имя у твоей невесты хорошее, славянское. Надеюсь, что её родители не будут возражать против ваших отношений.
 - Вот именно об этом я и хотел с тобой поговорить. Мне страшно идти одному, и я хотел, чтобы ты пошёл со мной. И ещё помоги мне продать телевизор. И ещё ты говорил, что одна твоя знакомая работает в библиотеке. Так помоги мне сдать мои книги.
 Просьба Владимира меня немного озадачила. Я в начале подумал, что ему просто нужны деньги. Я был готов отдать ему всю свою зарплату, но Владимир объяснил это так:
 - Телевизор – это искушение для зрения и слуха, а значит – яд для души. Книги не меньше телевизора отвлекают от душеспасительного пути к Богу.
 Я уже не мог скрывать своего возмущения и решил высказать всё, что я об этом думаю.
 - Как же тебя всё-таки обработали? Всего месяц прошёл. А ты уже как бессловесное стадо. Штаны, кстати, продать не надумал? А то ведь Адам с Евой такого изобретения не знали.
 - Нет, штаны пока остаются, а вот свои футболки с изображением дракона, Брюса Ли и Шварценеггера я уже сжег. Чтобы не стать идолопоклонником. Сжёг и свои плакаты с разными идолами. Я же сказал тебе, что принял Христа. Теперь я хочу жить в нормальной христианской семье, где царят мир и благодать.
 Я не стал с ним спорить. Это было просто бесполезно. Тем более, у него была своя голова на плечах, и я не имел никакого права указывать ему, как жить. Я согласился помочь ему во всех его просьбах.
 Вечером мы были в гостях у его невесты. Встретила нас мать Насти. Когда мы знакомились, я взглянул в глаза этой женщине и сразу понял, что передо мной сильная и волевая личность, смирением от которой даже не пахнет. Она провела нас с Владимиром в гостиную, где сидели отец невесты, сама Настя и Юрий. Настя была в косынке и длинной юбке, которую всё равно пробил мой мужской взгляд. Настя выглядела гармоничной девушкой, и если бы можно было чуть-чуть подправить её лицо, то её можно было бы назвать красивой. Отец не произвёл на меня никакого впечатления, а вот встретившись взглядом с Юрием, я думаю, мы увидели друг в друге врага. Мне стало ясно, что мне предстоит роль громоотвода и придётся выслушивать то, чего не могут сказать друг другу все присутствующие. Такая роль доставалась мне не в первый раз, поэтому я знал, что выдержу часа два.
 Перед ужином я отлучился в туалет и зашёл в ванную, чтобы помыть руки. Ванная комната соприкасалась с кухней, и то, что там происходило, мне было прекрасно слышно.
 - Ты видала, - шептал отец Насти своей жене, - в какой замурзанной рубашке пришёл наш кот в сапогах? Надо поставить точку в отношениях нашей дочери и этого голодранца.
 - Молчи, старый дурак, - зашипела его супруга. – Это болван прицепился к Юрию, тот стал его духовным наставником. Дочь свою я, конечно, ему не отдам, но придётся немного потерпеть.
 Я вернулся в гостиную, полностью утратив желание общаться с этими людьми. Но, помня своё обещание Владимиру, решил потерпеть. Это было нелегко, так как всё внутри меня кипело и готово было выплеснуться наружу.
 И вот всех пригласили на кухню. Мать Насти, Тамила Романовна, показала себя сердобольной хозяйкой. Стол был накрыт со вкусом. Даже не в каждом ресторане могут накрыть такой стол. А то, что на столе находились полные сервизные наборы, даже немного озадачило меня. Я уж и не помнил, в какой руке вилку держать, а в какой – нож. Тем более не мог отличить вилки для мяса и для салата. Владимир, наверное, испытывал такое же затруднение.
 - Ну, давайте помолимся, - предложил Юрий и впился в меня своими глазами, которые я невзлюбил ещё в парке. – Наверное, начни ты, Руслан.
 - Я не умею, - солгал я.
 Тогда Юрий закрыл глаза, сложил руки на груди и начал произносить молитву. Все тоже закрыли глаза и стали качать головами в знак согласия. Молитва была долгой. Юрий благодарил Бога, потом – главу семейства, потом супругу и дочь, наконец, добрался до меня и Владимира. Я смотрел на часы и отсчитывал время. 23 минуты продолжалась его молитва. Я сам мысленно начал благодарить Бога за то, что Юрий забыл поблагодарить хлеборобов, комбайнеров, водителей машин, работников элеватора, пекарей, продавцов и ещё множество народа, приложивших руку к тому, чтобы на столе появился хлеб наш насущный. Наконец-то прозвучало всеобщее «Аминь!», и мы сели за стол.
 - А вы, как я понял, не верите в Бога? – обратился ко мне глава семейства Евгений Дмитриевич.
 Я расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и достал свой нательный крест. У всех присутствующих перекривились лица, словно они увидели не крест, а выбежавшего из клетки льва.
 - Я православный и верую в Святую Троицу, почитаю Матерь Божью. Признаю иконы и молю святых о помощи, - видя их искривлённые лица, я решил и дальше продолжать перечень православных положений, но тут Владимир ущипнул мою ногу. Я посмотрел на него и прочитал в его глазах мольбу не продолжать богословские прения.
 Но Юрий не унимался:
 - Что это за вера? Священники – пьяницы и блудники, прихожане – слуги греха. Больший же грех – идолопоклонничество – в православной церкви просто процветает. А что это за поклонение Божьей Матери?
 Но тут уже я не мог удержаться. Меня понесло и уже ничто не могло остановить. Владимир щипал меня за ногу, толкал в бок, наступал на ногу, но я не обращал на это никакого внимания – обида за клевету на моё вероисповедание полностью поглотила меня.
 - Юра, а у вас есть мать? – спросил я своего обидчика.
 - Да.
 - Тогда я её не уважаю за то, что она родила такого дурака.
 - Что? – глаза Юрия налились кровью. – Да как ты смеешь кидать мне в лицо такое оскорбление?
 - А чего ты позеленел? – продолжал я донимать его. – В Иисусе Христе столько же от матери-человека, сколько от отца-Бога. И если ты умудряешься причислить мать Бога к разряду идолов, какой же благодати ты ждёшь от Христа? Хотя какая может быть благодать для волка в овечьей шкуре?
 Юрий был так взволнован, что уже не мог сказать ни слова. Я, конечно, понял, что он почувствовал. Ведь настроен я был крайне решительно. И ещё один выпад в мою сторону, и я перешёл бы на откровенные грубости. Это поняли все, и Настя стала нас мирить. Потом мы молчали, делая вид, что ничего не произошло. А когда ужин подходил к концу, Владимир решил поговорить о главном:
 - Тамила Романовна, Евгений Дмитриевич, я хочу сказать вам, что люблю вашу дочь, и прошу у вас её руки.
 Наступила гробовая тишина. Казалось, что не только ложки и вилки перестали стучать, но и все перестали дышать. У хозяина дома даже открылся рот. Первой пришла в себя Тамила Романовна.
 - Ну зачем же так спешить? Вы же знакомы без году неделя. А это очень мало для того, чтобы принимать такие серьёзные решения. Повстречайтесь ещё немного, а там видно будет.
 - А если наше желание будет неизменным, то вы дадите своё согласие? – не унимался Владимир.
 - Там видно будет, - вновь уклонилась от ответа Тамила Романовна.
 После ужина мы разошлись. Всю дорогу до остановки Владимир молчал. Было ясно, что его не устраивал ответ Настиной матери. О том, что я слышал в ванной комнате, я решил не рассказывать. В автобусе мы ехали молча, и лишь расставаясь, подали друг другу руки и пожелали друг другу спокойной ночи. Полночи я не мог уснуть и всё думал о своём друге.
 Владимир родился и вырос в одном из ближних сёл. Отслужив в морской пехоте, вернулся в родное село. Устроился работать в колхоз. Жизнь, казалось, начала налаживаться. Но тут повеял ветер перемен. Колхоз развалился, и он остался без работы. Чтобы заработать хоть какую-то копейку – приехал на заработки в город. Но кризис достал его и здесь. Его так же сократили с завода, и он почти год жил за счёт шабашек.
 Потом устроился работать на почту. Имея мизерную зарплату, Владимир мог тем не мене неплохо жить, потому что каждую неделю получал из села посылки от матери и сестры. Его скромные доходы позволяли ему оплачивать коммунальные услуги и иметь нормальное питание, а на одежду не хватало. Поэтому одевался он скромно. Это и приметили родители Насти и этим попрекнули его. Именно то, что они не хотят принять его из-за бедности, не давало мне покоя. Но чем я мог помочь ему? Материально я жил хуже, дружеские советы мои он пропускал мимо ушей. Мне оставалось лишь пассивно наблюдать за дальнейшими событиями.
 Прошло несколько дней. Владимир попросил меня задержаться после работы, чтобы серьёзно поговорить. Мы встретились на выходе из почты. Он долго мялся, прежде чем начать разговор.
 - Руся, тут такое дело…В общем, нам надо прекратить нашу дружбу. Ты классный друг, но родители Насти и сама Настя против того, чтобы мы дружили.
 - Чем же я так им не угодил?
 - Видишь ли, ты язычник, а наша вера требует, чтобы мы вразумляли таких, как ты. И если это не помогает, то чтобы отворачивались от них.
 - А как же заповедь Христа: возлюби врага своего? А я даже и не враг.
 - Вот именно, и не друг, и не враг, а так… Врага порой легче убедить в истине, а ты – упрямый язычник. На собрании все настаивали, чтобы я порвал с тобой, и я дал слово. Любовь к Богу для меня дороже братской любви.
 Мы расстались, и теперь встречались только по работе. Я изредка узнавал о том, как Володя живёт после работы. Он всё больше становился религиозным и через несколько месяцев добился руки своей любимой девушки. Церковь пятидесятников устроила им пышную свадьбу. Правда, на неё не приехали ни мать Володи, ни его сестра, ни кто-нибудь другой из его родственников. Я думаю, они просто не приняли веры Владимира и не одобрили его выбора.
 Вскоре я уволился с почты и вернулся на завод, который пытался наладить производство запасных частей для отечественных комбайнов. Больше года я не виделся с Владимиром. Но наши пути сошлись ещё раз.
 Владимир встретил меня после работы на проходной. Я его сразу узнал, хотя он сильно исхудал. Мы обнялись, как два старых друга. Я не держал на него зла и был так же, как и он, рад нашей встрече.
 - Вот, пришел проститься. Уезжаю в село. Я не мог уехать, не простившись с тобой.
 Я был просто ошарашен. Снова обрести друга, чтобы снова потерять  его. Мне было больно. Но для меня было ясно и то, что подобные решения не принимаются так, с бухты-барахты. Владимир, видя моё недоумение, решил рассказать о причине выезда.
 - Я трус. И как всякий трус несу наказание. Ты знаешь, что я полюбил девушку из верующей семьи. Ради неё я сам стал приобщаться к духовности. Потом уверовал. Казалось, ещё немного, и я стану самым счастливым человеком. Но всё пошло не так, как мне хотелось. Нежелание матери Насти выдать её за меня сделало меня каким-то уязвимым. Меня вынудили порвать с тобой, потом поссорили с мамой и сестрой. Прикрываясь именем Христа, меня лишили того, что мне было дорого. Я говорил себе, что любовь требует жертв, говорил, что дорога в рай узкая, но чувствовал, что занимаюсь самообманом. Меня поддерживал Юрий, который стал моим духовным наставником. Благодаря ему я добился руки Насти. Он устроил нашу свадьбу. Потом я принял водное крещение, и всё стало налаживаться. Но тут пришло время рассчитываться за грех измены: Измены своей вере, измены родителям и друзьям. Наш пастырь вытянул из тюрьмы своего троюродного брата и сделал своим помощником. Мы с Юрием были поражены тем, что вор стал учить нас правильно служить Иисусу. Но самым странным стало то, что противились только Юрий и я. Остальные почему-то стали просто подхалимничать брату пастыря. Звали этого братика Евгением. Я возненавидел его, когда увидел, как он пристаёт к Насте. А когда Юрий стал поднимать на собраниях вопрос о том, что Евгений присваивает пожертвования прихожан, я решил поддержать Юрия в борьбе. Но победу одержал Евгений. А Юрий был изгнан из церкви и предан анафеме. Потом взялись и за меня. Припомнили и тебя, и другие мои просчёты, которые выглядели, как глумление над верой. В общем, утром выгнали меня из церкви, а вечером – из дома. Пришлось снова снимать квартиру. Несколько раз я пытался поговорить с Настей, но она не хотела меня видеть. И вот, совсем недавно, она пришла ко мне в обнимку с Евгением и потребовала развод. Евгений угрожал мне, сказал, что если я не соглашусь, то он мне устроит ад на земле. Развода я ей не дам, но и бороться тоже не могу. Поэтому как всякий трус я просто убегаю.
 Я стал возражать, пытаясь убедить его в том, что бегство не выход из положения. Но он был как всегда твёрдым в своём решении. Мы простились и теперь уже навсегда.
 Только Настю я встречаю очень часто. Она всё так же проводит библейские учения в парке, убеждая людей стать на путь истинный. Рядом с ней стоит уже не Юрий, а Евгений.
У обоих на пальцах блестят обручальные кольца…