Вальс на три четверти. Часть 8. Аксессуары

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. АКСЕССУАРЫ

Компаньонка

…Дожила. Кому рассказать – не поверят! Её пригласили на праздничный вечер в качестве компаньонки. И предупредили, чтобы не высовывалась – была Лилиной тенью, Лилиным шлейфом, Лилиной сумочкой-клатчем. Даже одежду для неё выбирала Лиля! Рита без слова надела одобренную Лилей пепельно-розовую блузку. Юбку, отстранив Лилю, она выбрала сама – серебряную в серую полоску, свою любимую.

Рита условия выполнила – на Лилиного «потерпевшего» даже не взглянула. Она вообще не поднимала глаз: сидела, уставясь в стоящую перед ней крошечную жюльенницу (хорошо, но мало), а после жюльена – в вазочку с мороженым (можно, но не нужно). От приглашений неизменно отказывалась: «Извините, не танцую. Не умею»
Сидевший рядом Артаган тронул её за плечо: «Хочешь, научу? Это не так сложно. попробуем?»…
………

И вот результат: Лиля смотрит удивлённо, Сергей – требовательно-вопросительно. Рита чуть заметно покачала головой, отказываясь. Сергей её понял. Обхватил за плечи захмелевшую Лилю, что-то зашептал на ухо. Лиля пьяно смеялась…
 Как же Рита повезёт её домой, она ведь обязана – её отвезти… К чёрту это всё!


 «Нам в какую сторону?»

Вечеринка наконец кончилась. Она бы продолжилась, но в 23.00 кафе закрывалось, и их вежливо «попросили». Рита была недовольна – рассчитывала поесть и не стала обедать, но расчёт с треском провалился: за весь вечер – крошечная порция жюльена (попросить вторую Рита не осмелилась – она здесь никого не знала, стыдно было просить).  Есть хотелось так, что… Выход один – бухнуться в постель и уснуть, ужин у неё уже был (такой и врагу не отдашь – враг обидится), а завтрак будет завтра. Домой они с Лилей доберутся заполночь, поздно уже ужинать… Или всё-таки поесть?

Пока Рита размышляла, как поступить (по дороге к метро, на ходу, все свои проблемы Рита решала в дороге), Сергей вклинился между ними и нагло оттёр от неё Лилю. Когда они спустились в  метро, Рита крепко взяла Лилю за локти и попыталась оторвать от Сергея: «Лиль, нам с тобой в другую сторону».
- Это тебе в другую сторону, а нам с Лилечкой туда, - неожиданно враждебно ответил Сергей и втолкнул Лилю в вагон подошедшего поезда.

Рита сделала зарвавшейся Лильке страшные глаза, и та непонимающе на неё уставилась. Рита покачала головой, словно говоря: «нет!». – «Осторожно, двери закрываются!» - прозвучал металлический голос. Лиля вздрогнула, высвободилась из обнимающих её рук и шагнула на платформу к Рите, покачнувшись при этом так, что едва не упала, но Рита успела её подхватить («поддержка называется «атас, рабочий класс!»).

Двери с грохотом закрылись и поезд тронулся, увозя от них «именинника». Лиля уставилась на Риту с удивлением: «Слу-уушай… Как ты меня позвала, ты ж не говорила ничего, а я всё поняла!»
- Ну, поняла же? Лиль, поедем уже… домой!» - умоляюще сказала Рита. – Только ты не падай больше, я тебя не удержу, ты весишь полтонны… Ты идти-то можешь?
- Ик! Могу. А Серёжка где? Он меня проводить обещал.
- Знаешь, этот твой Серёжа мне не нравится. Таких у тебя будет много, и не стоит всем позволять себя… провожать, - только и сказала Рита. Лиля тяжело опёрлась на её плечо, и Рита покачнулась. – «Ты меня до дома довезёшь? Я ж не знаю, куда ехать, в какую сторону» - призналась ей Лиля и глупо хихикнула.

О пользе неотапливаемых вагонов

В электричке Лиля пришла в себя – вагон был холодным, что и послужило причиной, так сказать, метаморфозы.
- О, у нас перемена декораций, - неприязненно сказала Рита, когда Лиля обрушила на неё лавину впечатлений и вопросов, на которые пришлось отвечать.
- Ну, вы с Артра… с Артана... Короче, откололи номер! Тебя кто так танцевать научил?
– Меня Артаган научил» - призналась Рита.
- А он умеет? – Ты же видела, что умеет. – А он где учился?
– Ннн-не знаю, я не спрашивала. Что т-тты пристала ко мне, отв-ввяжись.  Ввв-вагон холодный попался, чёрт, даже губы замёрзли…
- А я бы спросила!
 – Ну и спрашивала бы. – Так он со мной не разговаривал.
- Со мной он тоже не разговаривал, только танцевал.
- У вас получилось, будто вы заранее репетировали. В точности под музыку – все движения. А у других не так. Почему? – приставала Лиля.
- Другие танцевали под музыку, а мы танцевали музыку – «объяснила» Рита.
- Это как? Ну, ладно. А юбку ты где покупала? Только не надо заливать про секонд-хэнд.
- Да я не помню уже, давно покупала.
- Телефон хоть оставил? – полюбопытствовала Лиля.

Визитку с телефоном Артагана Рита бросила в первую попавшуюся урну. Мальчишка, что себе вообразил? Но Лиле об этом знать не обязательно. Не нужен ей этот красавец, ей никто больше не нужен. И она никому не нужна. За полгода четыре звонка. Лили у неё, кажется, тоже больше не будет. После сегодняшней вечеринки она вряд ли куда-то её пригласит. Хватило девочке с лихвой. Рита не удержалась и рассмеялась, зажав ладонью рот.
Но Лиля услышала. И взвилась.

- А ты хороша штучка. Тихоня! В тихом омуте черти водятся, - возмущённо выговорила Лиля, и Рита опешила. Черти – это кто? Она, Рита? Она молчала, не выпендривалась, оделась как могла скромно (по мнению Лили – вызывающе). Сидела весь вечер в углу, потягивая чинзано и мечтая об ужине, вместо которого получила жюльен.  В полузастывшем коричневатом соусе попадались кусочки шампиньонов, которые Рита не любила (что с них проку, лучше бы кусок мяса принесли), но съела всё равно.
Больше ей ничего не предложили, только неограниченное количество чинзано и мороженое, которое оказалось приторно-сладким, и Рита отдала его Виктору. Она молчала весь вечер, чуть с ума не сошла от скуки. Чем же не угодила?

- Чем я тебе не угодила, что было не так? – Рита пытливо уставилась на Лилю и та не выдержала, отвела глаза и пробурчала обиженно: «Ничем. Ты меня только домой отвези, Ритка, не уходи…»

Аксессуары

Прошла неделя. Лиля объявилась в воскресенье – пришла вернуть поясок, который в тот вечер увидела у Риты и упросила одолжить на «вечеринку» в «Метелице». Поясок поблёскивал, посверкивал, переливался перламутром. Рита усмехнулась и сама надела его на Лилю. Поясок послушно обернулся вокруг того места, которое Лиля называла талией и застегнулся на предпоследнюю дырочку.

Лиля с сожалением расстегнула пояс, подержала в руках, любуясь блеском.
- Мне бы вполне удалось в нём блеснуть! Чего улыбаешься-то, что ты всё время улыбаешься?
(«Блеснуть как блесна, - подумала Рита.- Блесну заглотал окунь, которого зовут Серёжа, Сергей Окуневский, вот – бывают же такие совпадения! Бедная Лилька стала похожа на бочонок в сверкающем обруче-пояске, который подчеркнул Лилькину неслабую талию и только усугубил «положение дел»)
- Ого! Камешки какие!
- Стразы, - лениво отозвалась Рита. Господи, когда же она уйдёт?..
- Ой, на мне сходится, даже кончик болтается и ещё дырочки остались! – похвасталась Лиля.
-Да бери уже, бери. Блесни. Ты ж у нас королева бала…

И теперь Лиля заявилась к ней – как всегда не ко времени – встрёпанная, с опухшим со сна лицом («Она что, только встала? Двенадцатый час…»)
-А я в воскресенье поспать люблю, - ответила Лиля на невысказанный вопрос и протянула Рите поясок со стразами, который одалживала «на вечер».

Чёрт её принёс! Рита даже не успела убраться, успела только принять душ после занятий. Вместо ответа она метнулась в комнату, набросила на вделанный в стенку балетный станок попавшееся под руки покрывало, ногой задвинула под него гантели и оглянулась – вроде бы всё? Да, ещё гимнастический коврик. Рита скатала коврик в «колбаску», повернулась и… увидела Лилю, которая с интересом за ней наблюдала.
- Эт чё такое?
- Эт гантели. Пошли на кухню, сейчас завтракать будем.

Лиля подошла к Рите и сунула в руки перламутровый поясок, который Рита машинально надела на розовый халатик. Поясок обернулся вокруг талии дважды и сполз на бёдра, Рита любила его надевать и всегда носила дома. Господи, она про него и думать забыла, переживала, что Лиля не хочет её видеть и больше не придёт. Рита улыбнулась.
- Ну, ты даёшь, - только и сказала Лиля. Так чего мы есть-то будем?
– Озёрную форель, запечённую с розмарином.
– Ну, ты даёшь…

 Отношения, покачнувшись, снова наладились. Рита была этому рада: ей не хотелось потерять Лилю – больше ведь никого не было. Никого. Она сама так решила, сама выбрала одиночество. Не подходила к телефону, потому что отвечать на звонки было больно: друзья с восторгом рассказывали о новом репертуаре, о том, куда ездили на гастроли (кого взяли, кого оставили «отдыхать».)

О том, как Мишка Микульшин по уши влюбился в Анечку Павловскую и на поддержке еле её удержал и чуть было не уронил. Поскольку думал не о том и держал не там, где следовало.
«Ну, ты Мишку знаешь, он во всём Аньку обвинил, типа повесилась на нём своими килограммами, кто ж такую удержит, типа он не штангист.  Анька ему по роже залепила за кулисами, с треском, с обеих рук! – на поклон вышел с побитой мордой и улыбаться уже не мог, на Аньку злился. И всем говорил, что Анька Павловская и Анна Павлова – это две «ох**нные разницы, и он это понял, это как у батарейки плюс и минус».
Говорил-говорил и «договорился». Анька из-за него отказалась от гастролей. Мишка теперь бесится, бегает за ней, уговаривает, а она ни в какую. Вот такая «Весна священная», Стравинский в сторонке стоит, любуется. С кем Мишке теперь танцевать, партнёршу менять?! Нам через неделю в Грецию ехать, а тут – такой типа высокий прыжок и… Короче, Микульшин приземлился на все четыре. А Анька плачет и не соглашается».

Приземление

Только Рите в сто пять раз хуже, чем Мишке. Вот она-то «приземлилась» капитально. Фундаментально. И все эти разговоры, взлёты и падения, разочарования и триумфы – больше не казались важным, а подробности больно ранили, поскольку не имели к ней отношения. Ей даже на полупальцы вставать больно. Хотя ходить не больно, и прыгать тоже, если недолго. Жить в принципе можно….

После «дружеских» звонков Рита не находила себе места. Хотелось покончить с собой, потому что её вычеркнули из жизни, а другая ей не нужна: ненавистная аптека, сотрудницы, с которыми за день она не обмолвится ни словом, одинокие вечера, заполненные вышиванием и йогой, которой Рита увлеклась от скуки и занималась вместе с каналом «Живи», удивляясь самой себе – зачем ей эта хвалёная йога, в которой ничего сложного.

А чем ей ещё заниматься? Рита понемногу привыкала к «сидячему» образу жизни, полюбила вечера у телевизора с чашкой кофе в руках и ярким экраном плазменного телевизора «Панасоник», за который отдала пятьдесят тысяч (зачем ей дешёвка?)

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ТРУДОТЕРАПИЯ

Образ жизни

Рита пришла к выводу, что образ жизни с годами превращается в привычку и становится не образом жизни, а просто жизнью. У кого-то в тридцать шесть жизнь только начинается (и так бывает), а у неё, Риты,  кончилась. И наступил конец света. Но Рита не сдавалась, и только улыбалась  и качала головой, когда аптечные «девчонки» приглашали её после работы в гости, в кино или в парк – Рит, ты же говорила, одна живёшь? Что тебе дома сидеть, пошли с нами! 

От приглашений Рита неизменно отказывалась и отвечала уклончиво: «Девчонки, не могу, я правда не могу». Приходила вечером домой, включала магнитофон и танцевала – одна, в темноте, в зыбком свете свечей, которые всегда зажигала вместо люстры. Потом занималась – не могла без этого. И думала о том, как ей теперь жить.

В зеркалах отражалась прежняя Рита, какой она была всегда. И сил хватало, и "форма" была. А жизни не было. Жизнь пришлось начать заново, с нуля. В аптеке она – ноль. Она везде – ноль: ничего не умеет, ничего не знает, всему нужно учиться заново.
В тридцать шесть у людей уже взрослые (или почти взрослые) дети, жизнь устоялась, устаканилась, как говорят. Семья, дети, муж, мужнина родня, дача-сад-огород, родители (которых ласково называют предками и о которых заботятся). Жизнь, о которой Рита мечтала и которой у неё не было.

Неудачный (или удачный?) аборт, когда надо было выбирать: ребёнок или работа, блестящее будущее или печальное одинокое материнство. Рита выбрала будущее. Ритин партнёр так и не узнал, что мог стать отцом. Партнёров много, а жизнь одна. Рита выбрала – жизнь.

Трудотерапия

После звонков из прошлого, в которое ей нельзя  вернуться, Рита не находила себе места. Повеситься, что ли, на люстре? Больше ведь ничего не осталось. Хотя люстру жаль: вдруг не выдержит Ритины сорок семь килограммов (и откуда они появились, всегда было сорок пять) и сорвётся. Рите-то ничего не будет, синяки заживут, а люстре конец, а она, между прочим, хрустальная! «Нет, вешаться пожалуй не стоит, - рассудила практичная Рита. – Мы пойдём другим путём»

Работу в аптеке она называла трудотерапией. И изо всех сил старалась «вылечиться», войти в эту непривычную, незнакомую жизнь и стать такой как все, «своей». С первой зарплаты (ученической, но всё таки – зарплаты) Рита угостила девчат полуторакиллограмовым тортом, который приготовили по заказу в кондитерской и на котором красовалась изумрудная змея из прозрачного насквозь мармелада, обвившаяся вокруг лимонно-золотой чаши, выполненной из цукатов. Розочек и прочих "обязательных элементов" было более чем достаточно. Не стыдно на стол поставить.

Ещё Рита купила зеленые и чёрные маслины, две баночки красной икры, солёную  сёмгу (подкопчёную, которая вдвое дороже и вчетверо вкусней), приготовила отварную телятину со специями (готовила по кулинарной книжке, и у неё получилось). В последний момент вспомнила о хлебе, за которым сбегала в свой обеденный перерыв.

– «Девчата, а давайте домой на полчасика позже? Я с первой зарплаты тортик вам купила, в подсобке он … стоит. Посидим?» - предложила Рита.
«Девчата» недоуменно переглянулись. «С твоей зарплаты хлеба не купишь, какой такой торт?» - протянула Инна, а ноги уже несли её в подсобку…

- Девчонки! Атас! Ритка банк ограбила! – заорала Инна Григорьевна. Это смелое предположение было вполне оправданным, если учесть всё, что стояло на столе (красовалось, радовало взор, манило и беззвучно звало!): бутылки с шампанским, ликёром и ромом, тарелочки с аппетитной нарезкой, оливки, патиссоны, корнишоны, маринованные маслята, тонко нарезанная телятина… Посреди всех этих сокровищ пещеры Али-бабы возвышался торт с цукатной чашей и мармеладной змеёй, залитый тонким слоем золотистого геля.

- Ну ты, Ритка, совсем... - протянула Инна Григорьевна с Лилькиной интонацией, и Рита улыбнулась. – Как тебе зарплаты хватило на это на всё?
– Не хватило. Добавить пришлось, - ответила Рита, и все засмеялись.

Silentium

Здесь пора сказать о том, что Рите не нравилась аптека, и посетители не нравились, и «девчата» в белых халатах в три обхвата, с которыми Рита за день не произносила и двух слов: «Поняла… да, я поняла…» - в ответ на все объяснения и указания. «Спасибо, нет» - в ответ на любое поползновение на её свободу – угощение, приглашение, предложение прогуляться. Попытки завязать разговор Рита отметала ссылкой на головную боль или затянувшимся молчанием. Расспросы тоже ни к чему не приводили: Рита извинительно улыбалась и молчала.

 К ней понемногу привыкли и не приставали больше с «дружбой» Работала Рита на совесть, но разве это была жизнь? Двадцать лет работа и жизнь  были для неё – одним и тем же. Теперь работа была только работой, а жизнь… Для жизни оставались вечера. Одинокие вечера, заполненные занятиями у станка и иогой. Выходные, заполненные тем же. И танцы под магнитофон в мерцающем свете свечей.

Натанцевавшись до упаду, отправлялась в душ, потом влезала в тёплый шерстяной костюм, плюхалась на диван с чашкой кофе на коленях и смотрела всё подряд.
А чем ей ещё заниматься? Музеями и выставками она уже объелась. Билеты для пенсионеров стоили в два раза дешевле, но Рите было стыдно предъявлять пенсионное удостоверение и она покупала билеты за полную стоимость, злясь на саму себя. 
В театры  ходила каждый месяц, не пропуская ни одной балетной премьеры: удовольствие стоило дорого, но оно того стоило. Пенсия, заработанная двадцатью годами каторжного груда, была с воробьиный нос, и «прокайфовав» год, Рита задумалась о трудоустройстве – поскольку пенсия целиком уходила на премьеры, на остальное не оставалось. Тем не менее за год она набрала два килограмма и вместо сорока пяти весила сорок семь. Ну и бог с ними, это, так сказать, мелочи жизни. А работу искать придётся, и такую, чтобы не сидеть. А то наберёт ещё килограммчик… и люстра не выдержит! – фыркнула Рита.

На новой работе Рита справлялась не хуже других, но не сблизилась ни с кем, не завела подруг, не оставалась на вечеринки. В обед, когда все садились за стол и радостно угощали друг друга домашней стряпнёй, уходила «проветриться», сославшись на головную боль от запаха лекарств.

- Свежий воздух кушать пошла, - злословили аптечные тётки. Рита на них не реагировала, она вообще ни на что не реагировала – и от неё отстали, всем надоело шутить «впустую». Рита прошла обучение, сдала «техминимум» и встала за прилавок. Вся работа на ногах, аптека на бойком месте, не присядешь, но Ритины ноги не уставали, а Рита уставала, вот как-то так.

Батман-тандю и взять коробку с левой полки, руки в третью позицию и из ящичка наверху берём требуемое… чёрт, этого там нет, значит - на деми плие опускаемся в средний ящик…  Да черти б его взяли, с покупателем вместе, куда же оно подевалось? где же оно? Шкафчики, полочки, ящички… Упаковки, коробки, флаконы, тюбики, тубы, пачки, блистеры…

Покупатели, которые ничего не покупают. Покупатели, которые приходят поглазеть на витрины. Покупатели, которые строго выговаривают Рите, что «вот раньше были лекарства – это да! А сейчас таких нет, что вы мне ерунду эту суёте? Что вы глаза-то закатываете, нет, вы  посмотрите на неё! Где таких продавцов набрали, вместо того чтобы нормальное лекарство предложить, она спектакль устроила». Домой Рита приходила оглушенная и уставшая до предела.

«Держись!» - говорила себе Рита и держалась.  Ей уже не в тягость был аптечный рабочий день, Рита сновала между прилавками и шкафами как рыба (и молчала как рыба), утвердительно кивала или качала головой в ответ на вопросы, молча выкладывая на прилавок требуемое лекарство и профессионально улыбаясь покупателям. Рита открывала рот только для того, чтобы озвучить цену.
...Вечер под вальсы Шопена – как подарок.

Продолжение http://www.proza.ru/2015/10/20/1048