исповедь

ИСПОВЕДЬ

…Тот, кто скажет вам, что умирать не страшно – солжет. Может быть, данное утверждение справедливо для случаев мгновенной смерти, когда сознание не успевает зафиксировать не то, что ожидания, но и самого процесса перехода в мир иной. Но, когда ты долго тщательно готовишься к этому переходу, как спортсмен к важным соревнованиям, тогда успеваешь почувствовать не просто страх, а все его виды и оттенки, мучительные и лишающие воли…
Мне тридцать шесть лет, я относительно молод и относительно здоров (вы же в курсе, что все в жизни относительно), у меня есть работа, семья, привычные маленькие радости и невзгоды, однако это не мешает мне хотеть умереть. Впрочем, такое словосочетание недостоверно, я не хочу умирать, я просто не могу больше жить, мне не хватает в этом таком простом и одновременно сложном мире, воздуха, чтобы дышать, пространства, чтобы двигаться, все, что я делаю, я делаю автоматически, как бы со стороны созерцая свою размеренную, абсолютно обычную жизнь…Расскажи я о своих умозаключениях психиатру, и знакомство с закрытым психиатрическим отделением не за горами. Поэтому я этого не делаю. Ведь тогда вся моя подготовка пойдет насмарку. А взамен я не получу ничего, кроме хорошей дозы транквилизаторов…
Сейчас, когда последний этап подходит к концу, я могу позволить себе поговорить об этом, рассказать, что привело мою славную жизнь к такому исходу. Почему многие самоубийцы оставляют посмертные записки? Это тоже некий эквивалент способа избавления от страха, когда ты видишь бумагу, исписанную твоей дрожащей рукой, ты крепче ощущаешь свое присутствие в этом мире, ведь призраки не могут писать…а ощущение того, что ты просто ЕСТЬ, оно успокаивает…Вот и я воспользуюсь этим старым проверенным способом. Потому что боюсь.
Спроси, и большинство знающих меня скажут, что я сильный, эмоционально уравновешенный человек…и возможно будут правы. Если я столько лет мог функционировать как муж, отец, благодарный сын, высокооплачиваемый юрист, ощущая себя ежедневно за пределами жизни, планируя благоприятный момент для ухода туда, где я должен обрести то, что недостижимо для меня здесь…тогда я, наверное, сильный. Хотя, мое мнение таково, что будь я сильным, я бы остался. И прошел бы этот мучительный пустой путь до логического естественного (а может и неестественного, ведь все может случиться, правда?) конца… Но я не могу. Я готов. Настал тот самый благоприятный момент, которого я так долго ждал и одновременно надеялся, что он никогда не наступит. Все просто, я как мог выполнил свои обязательства по отношению к своей семье, и теперь уверен, что они смогут жить и без меня, будут поражены, расстроены, подавлены, но переживут и будут вспоминать о хорошее, что связывало нас, смогут научиться наслаждаться жизнью без меня. А я буду свободен. Наконец-то! Несмотря на то, что страх гложет меня, как собака кость, я никогда более не был готов уйти, как сейчас…и надеюсь этим воспользоваться. И, чтобы унять эту противную дрожь души перед неизвестностью, я напишу о самом счастливом, единственно счастливом времени в моей жизни, таком коротком, но таком полном, таком настоящем, что все последующее больше походило на черно-белый сон наяву…
В двадцать лет я был успешным студентом юрфака, уверенным в себе, достаточно привлекательным внешне (по мнению многочисленных подружек), общительным и открытым для приключений. В то время моей страстью были горы, я все свое свободное время, каникулы проводил в поездках, позволяющих мне воспарить над пошлым миром хоть ненадолго…Так я это видел…и был прав. Иногда я парил. Горы завораживают. Там нет людей, нет дорог, нет городов, нет машин, суеты, страстей, там есть только холодные вершины, укрытые шапками сверкающего снега, кристально чистый воздух, близкое солнце, дарящее на закате окружающему оттенки такой неземной красоты, что человеческий глаз просто не в силах их воспринять, разум зафиксировать, а рука описать. Как часто я жалел, что не обладаю талантом художника, тогда, хотя бы малую часть того величия, вселенского спокойствия и мудрости я смог бы унести с собой, свернув в трубку холсты…но увы. Осталась только память, а она у человека крайне короткая и необъективная. Покорять вершины, а скорее философствовать и расслабляться мы уезжали всегда одной и той же проверенной компанией из трех человек, однозначно никаких женщин, только старые добрые друзья детства, даже не однокурсники. Бывали в Крыму, Абхазии, Осетии, в Кабардино-Балкарии, и везде находили, то к чему так стремилась душа. Свободу и покой. Умиротворенность. Тишину. Красоту и вечность. А однажды я нашел там ЕЕ. Свою судьбу. Много и избито говорят о том, что у каждого человека на земле есть вторая половина, та душа, которая создана Богом только для него одного. Однако, даже если это и так, то видимо пути господни настолько запутаны, что редко кому удается набрести на такое сокровище, на того, кто создан для тебя. А вот мне удалось. И я всю оставшуюся жизнь до настоящего момента так и не решил благодарить Бога за этот дар или проклинать. В тот раз, совершая наше восхождение, мы наткнулись на лагерь, не лагерь даже, а так, одна палатка. Рядом возилась какая-то разноцветная фигура в полном снаряжении. Когда незнакомец обернулся, первым потрясением для всех было то, что это оказалась девушка, молодая и совершенно одна, а вот второе потрясение касалось только меня одного- кроме глаз и прядей русых волос, выбившихся из-под капюшона ничего нельзя было разглядеть, но я вдруг настолько отчетливо понял, что это и есть она, та самая, настоящая, та, в которой живет вторая половина моей души, что чуть не сел в снег. Ноги просто перестали представлять из себя точку опоры, но тогда я удержался…Мои друзья через день ушли дальше без меня. А я остался. И те две недели, которые мы провели с ней вместе в этой холодной чистоте, одни, вдали от людей, наслаждаясь своей изоляцией, собирая ощущения, как драгоценные камни, шлифуя их, оправляя в золото мечты, те две недели изменили меня навсегда. Возможно потом, если бы судьба разрешила нам остаться вместе, жизнь бы поставила все на места, мы бы изменились, постарели, утратили бы за давностью лет ту сверкающую искру, что горела шестнадцать лет назад, а может наоборот…к сожалению, нам не дано было этого узнать. Я уже не могу вспомнить ее лица, имя тоже не имеет значения, она не была ни очень красива, ни утонченно умна, когда я смотрел на нее, то отчетливо понимал, что люблю не ее глаза, но ее взгляд, такой нежный, теплый и одновременно лукавый; не ее губы, но ее широкую искреннюю улыбку, не ее голос, но манеру говорить, выражение лица; не ее тело, но то, как она отдавала себя мне, с какой честностью, доверием, страстью, полностью, без остатка…мне казалось тогда, что она заполняет каждый уголок моего сердца, но в тоже время это было так естественно. Так просто. Так, как должно было быть и никак по-другому. Мы были в те две недели одни во всей вселенной…или были всей вселенной друг для друга.
Когда пришла пора возвращаться, мы не расстались сразу, какое-то время мы ехали вместе, много молчали, привыкая к миру людей снова, хватались друг за друга, как спасенные после кораблекрушения…Но постепенно все пришло в норму, я продолжил учиться, она уехала в свой родной город, где работала воспитательницей в детском саду…Мы писали друг другу письма, присылали фотографии, звонили почти каждый день…я стал настолько серьезным и скромным, что все мои подружки с фырканьем обратили свои взоры на более покладистых особей…Мы считали дни до следующих моих каникул, планировали встречу, мечтали, как обхватим друг друга руками и никогда больше не отпустим никуда…Ее сестра позвонила вечером, часов в одиннадцать, просто сказала, что час назад ее не стало. По дороге с работы сбила машина. Насмерть, сразу, она нисколько не мучилась. Опознали быстро, в кармане пальто были документы…позвонили…только сейчас из морга. Извините. И все. Я стоял с трубкой в руке, и вместо коротких гудков слышал ее голос, такой живой, такой родной, такой…нужный мне.
Мне понадобилось шестнадцать лет, чтобы понять окончательно, что вся моя жизнь после ее смерти была лишь тенью жизни, попыткой нарисовать черным грифелем на черной доске…Я съездил тогда в ее город, сидел на свежей могиле с букетом каких-то дурацких цветов, смотрел на безликое фото на камне и не мог поверить в то, что ее больше нет…Нет ни этих серых смешливых глаз, ни улыбки, ни нежных рук, ни тепла такого родного тела…нет и никогда больше не будет.
Я стал жить дальше. Учился, окончил, работал, преуспевал. У меня были женщины, в конце концов я женился, появился сын, были радости, тревоги, друзья, враги, сочувствие и злость, желание вырваться из этого серого кокона и бессилие от понимания того, что ничего не получится…Ведь невозможно жить, если половина твоей души мертва. Вот я и подобрался к окончанию своей грустной повести, и могу сказать, что такого рода терапия действительно помогает, страх ушел, осталась только пустота, которую я надеюсь вскоре заполнить…Несмотря на то, что явно являюсь находкой для психиатра, мне кажется, что я имею право уйти тогда, когда хочу и так, как хочу, я же юрист, кому как не мне знать свои права;…
Осталось недолго, сейчас я поднимусь еще немного и там будет небольшое плато, на котором мы встретились…Тяжеловато, форма давно уж не та, но это ненадолго, потерплю…Я не был в горах больше никогда, все эти шестнадцать лет…Успел позабыть, как здесь красиво, как чисто, холодно и одиноко…Там недалеко есть глубокая расщелина, солнце подсвечивает верхнюю часть ее отвесных стенок так, что кажется будто все кругом в бриллиантовых брызгах…а это всего лишь лед…Удивительная вещь горы…Удивительная и вечная.
Мне останется только подойти к краю и шагнуть. Там глубоко и думаю, что все произойдет достаточно быстро. Вот тогда и проверю все теории о жизни по ту сторону…Я не очень-то верю, что смогу встретить ее там, но надеюсь, а слабая глупая надежда все- таки лучше, чем жизнь в пустоте…Пора. Любые теории нужно доказывать на практике…Мне ничуть не жаль, что никто не увидит этого письма, я столько лет молчал, притворяясь живым, что сейчас ничто уже не имеет значения…Это письмо в никуда…для нее…для меня…для нас…и, кто знает, вдруг на той стороне меня все еще любят и ждут……………..     .