Хрущёвка и люди как люди

Воспоминания далёкого детства

В Москве их остаётся всё меньше и меньше … Так называемые  хрущёвки  год за годом уступают место современным высоким зданиям, а местами и небоскрёбам, которые совершенно меняют вид улиц, которые, я помню, один раз уже изменяли свой вид, когда на смену ещё многочисленным деревянным домам в один и в два этажа как грибы стали быстро вырастать панельные и блочные  - четырёх - чаще, пяти - и, даже, девятиэтажные дома. Кто не слышал тогда, в самом конце пятидесятых годов, про первую застройку в новом районе с красивым названием «Черёмушки»?!
О, как же и нам, жителям аварийного деревянного дома, хотелось стать новосёлами. И кое-кто из соседей ими стали раньше, а я с родителями увидел свой новый дом только через два года после их отъезда. Но не потому, что было решение ломать нашу развалюху, она ещё постояла, а потому что предприятие, на котором работал отец, начало привлекать на строительство новостроек своих работников, обещая им быстрое улучшение жилищных условий. Нужно было отработать на стройке не менее одного года, и лишь тогда семья могла получить ордер на квартиру. Трудно сейчас представить, что тогда на стройках работали в большинстве своём москвичи, а не гастарбайтеры, но это было так! Работали, конечно, и люди, приехавшие из других мест большой страны, которых прозвали лимитчиками, но их всё равно было не так уж много тогда, как спустя годы, и, особенно, в начале семидесятых годов. Мало того, не так-то и просто было получить направление в какое-нибудь СУ от основной работы, отпускали (даже на год!) не всех. Вот и отца не отпустили, посчитали, что бригадир такелажников в период замены крупного медицинского оборудования не может отсутствовать, хоть и по уважительной причине. С большим трудом достигли с руководителем предприятия договорённости, что вместо мужа пойдёт отрабатывать его жена, то есть, моя мама. Так портная - закройщица стала почти на два года строителем – разнорабочим на объекте печально знаменитого корпуса издательства «Правда».
Почему я употребил слово «печально»? - спросят те, кто не знал или совсем забыл, какая трагедия произошла во время строительства. Хотя, нельзя удивляться, что об этом, может быть, не писали в газетах и не сообщали по радио или по телевизору. Время скрытности приходит, уходит, наступает вновь, - всё зависит от того в какой промежуток времени доводится жить.
А произошло это так: за какие-то полчаса до начала маминой смены, башенный кран задел возведённую стену, и рухнули перекрытия, раздавив почти всех, кто находился в тот момент в раздевалке в самом низу здания.
Как же часто секунды и минуты отделяют от трагедии и смерти! Кажется, мать рассказывала, что кто-то попал под завал и из её бригады, те, кто пришёл чуть раньше. Эх, если бы всегда было по пословице «Поспешишь – людей насмешишь!», но иногда спешка вызывает не смех, а горькие слёзы. Каждый раз, проходя мимо, смотрю на этот высокий корпус и, невольно представляю себе расплющенные тела людей, многие из которых в тот момент на секунды согнулись, чтобы зашнуровать ботинки и пойти домой.
Если не ошибаюсь, то были выявлены нарушения в сварочных работах, слабость узлов, а то и вовсе пропуск сварки на некоторых из них. Всё это привело к разрушениям, которых могло бы и не быть. Но слишком много при советской власти было лозунгов, среди которых и такие как: «Сдадим в срок!», «Запустим к празднику!..», «Перевыполним задание партии и правительства!» и ещё другие, похожие, которые едва ли хорошо влияли на качество почти любых работ, и с этим ничего нельзя было поделать.

А вот дом, в который мы должны были переехать, строился не так быстро, как хотелось. Не хватало рабочих. К тому же он был блочным, а не панельным. Объясню разницу между ними тем,  кто не знает: панели – это отлитые на заводе целиковые стены, межкомнатные, или наружные уже с окнами, а блоки делались из лёгкого бетона с керамзитом, они были как бы очень большие кирпичи. Вот почему,  блочный дом прочнее панельного, и срок эксплуатации у них был разный: панельного пятьдесят лет, а блочного – сто. Панельный дом, известны случаи, можно было возвести за две недели, разумеется, в этот срок не входили внутренние отделочные работы, но со строительством блочного дома этот номер не проходил.

«Что-нибудь получится, если долго мучиться»  - этот припев известной песни ещё не звучал в тот год, когда мы навсегда прощались со старым жилищем. Прощай деревянный дом! Прощай коммуналка! Нас ждёт отдельная квартира, соседи теперь не будут ходить мимо нашей комнаты, заглядывать в щель полуоткрытой двери, мы не будем их видеть и слышать и это есть хорошо и долгожданно!
Со словом «слышать» мы тогда очень поторопились!

Наш дом из брёвен, каким бы старым и гнилым тогда ни был, обладал хорошей звукоизоляцией, двери были этому дому под стать, из натурального, хоть и не раз крашенного-перекрашенного  дерева, толстые и  тяжёлые. Может быть, это было единственное достоинство, не считая маленького собственного палисадника, прижатого к забору соседнего дома. И можете себе представить, как трудно было приноравливаться под общую звуковую жизнь блочной пятиэтажки?
Мало того, что хорошо проводили звук стены, пол и потолки, так ещё и двери представляли собой деревянные рамки, с прибитыми к ним с двух сторон листами оргалита. Прошло несколько лет, прежде чем пошла повсеместная мода обивки этих картонок дерматином с уплотнителем, а уж о дверях металлических никто ещё в то время и слыхом не слыхивал и видом не видывал. Так что скучать не приходилось, и вместо одной соседки, женщины тихой, мы познакомились с множеством соседей, которых не всегда была возможность видеть, но слышать можно было круглосуточно. До сих пор не уходит из памяти, как в течение почти двух десятков лет сосед сверху что-то сверлил по нескольку раз в неделю. Разгадать загадку такой необходимости работ мы так никогда и не смогли. А сами эти жильцы говорили, что вешают полочки. Но, судя по количеству дыр, которые, если для полочек, были просверлены, то вся их мебель состояла из полочек, на которых висели ещё полочки, а на тех, в свою очередь, новые полочки.
По прошествии многих лет об этом можно говорить шутливо, но те, кто не мог заснуть под рокот сверла, или успокоить плачущего младенца, или просто испытывали головную боль, в те моменты не улыбались.
Если бы мне, но не третьекласснику (с этого класса я пошёл в новую школу), а, ставшего уже старшеклассником,  дали задание на уроке придумать девиз с каким нужно жить в хрущёвке, то я бы, многое усвоив за годы, без сомнения, предложил такой: «И ничего нельзя поделать!».

Сказать, что было слышно абсолютно всё, было бы несправедливым. Если соседи говорили тихо или шепотом, то их слышно не было. Но в какой семье разговаривают только тихо и шёпотом?! Даже один человек в квартире – это не значит, что он не издаёт ни звука, - соседка снизу, например, могла запеть, когда, должно быть, мылась. Её репертуар, правда, почти забылся, но это точно были не арии из классических опер, а, кажется, песенка про чёрного кота или про девчонок, танцующих на палубе. Впрочем, я не уверен, что именно эти, а не другие.

Постепенно, сложилась своеобразная классификация соседей: тихие, шумные, весёлые (это определение можно иногда брать и в кавычки), скандальные, животноводы и, наконец, бузотёры. Этими понятиями не могла пользоваться только семья глухонемых из соседнего подъезда, по понятной причине.
От тихих соседей можно было получить иногда замечание, например, за громкий разговор или музыку.
Шумные и весёлые сами раздражали по этим же причинам.
Со скандальными старались не связываться, к какой бы классификации они не относились.
Животноводы, не смогли расстаться с привычкой, полученной от жизни в деревянных домах с их палисадниками, сараями и голубятнями. Утром с некоторых балконов ещё доносилось петушиное пение, что лично мне очень травилось. Голуби шумно взлетали над крышами, у кого-то можно было увидеть перепёлок, одна старушка с первого этажа соседнего дома пасла под своим окном козу, а соседи напротив нашей квартиры однажды умудрились три месяца держать в ванной молодого поросёнка, чтобы потом, когда потеплеет, отвезти его и свою бабку с дедкой на дачу. Где же они мылись? – так и жду этого вопроса и отвечаю: в баню ходили, как и те, которые ещё не стали новосёлами. Им же не привыкать!
А бузотёров остерегались и осмеливались позвонить в их квартиру по поводу совсем уж невыносимого поведения, только собравшись вместе в несколько человек.

Не только наша, но и соседние хрущёвки подчинялись в ту пору советскому распорядку дня.
Выходные дни часто начинались под громкие «бум-бум». Эти не слабые хлопки и звуки ударов выбивалок по коврам, паласам и ковровым дорожкам просто врывались в открытые и полуоткрытые форточки. Можно было уже не выглядывать в окно; все цвета и рисунки ковровых изделий находящихся в собственности соседей давно изучены и даже определены примерные сроки их эксплуатации по степени вытертости ворса, выгоревшим пятнам от солнечных лучей или от пролитых чернил или иной какой жидкости.
Украшение стен и пола развешены на двух турниках и натянутых между столбами верёвках. Выбивание пыли - это и обряд выходного дня, и гигиеническая процедура, и соревнование на силу удара. Женщины отдыхают, но только те, у кого мужчин нет. Орудия боя не сильно разнятся — это либо гибкая импортная ротанговая выбивалка, либо отечественная - из стальной проволоки в оплётке, плохо гнущаяся, но не менее прочная. Если кто-то видел в кино старинный морской бой, то сможет легко представить и эту картину: всё в дыму, то есть в клубах пыли, одиночные выстрелы корабельных пушек и дружные залпы береговых батарей. Варварское зрелище, от которого хочется чихать. Через какое-то время определяется победитель, нанёсший непревзойдённо сильный и громкий удар, и посрамлённые соперники начинают уносить с поля боя своих боевых товарищей, избитых, а иногда и по настоящему насквозь раненых нерасчётливым ударом в красивую плоскость. Особенно часто это случается, когда под насмешливыми взглядами соседей кто-то работает палкой вместо выбивалки по причине отсутствия таковой и несерьёзного отношения к домашней работе.
Конечно, многим хочется ещё выспаться, как-никак выходной день, но выбивать ковры надо рано утром, пока на улице ещё почти нет людей. Сознательность тут высока; прохожих нельзя обволакивать облаками пыли, а те, кто ещё спит, должны это понимать, так уж принято, и ничего с этим не поделаешь!

А вот бодрое утро рабочих дней – это звук включённых радиоприёмников и проводного радио, быстрый перестук ног по гулкому полу из паркетной доски, и, даже, прыжки на месте под бодрый счёт - «раз-два-три-четыре», ведущего утренней гимнастики. Это время тех, кому нужно быть на работе в восемь утра, или тех, кому далеко ехать на службу. В семь часов или чуть позже поочерёдно хлопали двери квартир подъезда, и наступало время школьников, бабушек и дедушек, если таковые имелись. Музыка часто делалась громче, детские голоса за окнами звенели не хуже будильника, и тот, кому не нужно было никуда идти так рано, недовольно бормотали что-то сквозь зубы и прижимали к свободному уху вторую подушку.
- Ви-и-ть! Ты ещё не ушёл? Давай быстрей выходи, мне у тебя списать надо успеть! – это кричит кто-то из учеников не сделавший вчера уроков.
Витя, высунув голову из форточки ещё громче (или так кажется?) орёт в ответ:
- Ща, я быстро!
- Гена!  - это уже мне с другого угла дома кричит мой одноклассник,  - у нас какой первый урок?
- А ты чего, в дневнике посмотреть не можешь? – задаю я вопрос с балкона.
- Да я не заполнял! – получаю в ответ.

Двери, включая парадную, хлопают ещё громче, и наступает блаженная тишина, которую я несколько раз слушал, валяясь в постели с температурой и ожидая прихода врача, которого должна была вызвать мама с рабочего телефона. Домашнего тогда у  жильцов нашего дома ещё не было, как не было и телефонного кабеля в доме. Родители, помню, встали на очередь, и ждали этого счастья – телефона много лет, дожидаясь заветной открытки в почтовом ящике. Вот почему нынешние дети не поймут, зачем кричать в окна и форточки, когда можно просто достать из кармана мобильник и позвонить любому однокласснику.
Написал это абзац и грустно усмехнулся – это же я почти мамонтов помню! Ни в каком фантастическом рассказе или в повести, которых я прочитал в то время несчитано, не было и намёка на всякие айфоны, планшеты и ноутбуки. Правда, описывалось более крутое изобретение будущего – возможность телепатии, но, я уверен, в реале дойдёт очередь и до неё!

Мы, школьники, практически последними уходили, но зато возвращались домой первыми.
Для хрущёвки наступало время обедов, уроков, хождения в гости к одноклассникам и, конечно, это было время дворовых игр: футбола, волейбола, салочек, классиков, в расшибалочку, прыгания через скакалку, игр с мячиком, и совсем уж, даже для того времени, экзотических.
Никогда позже я в жизни не видел, чтобы мальчишки и девчонки лет от девяти до двенадцати-тринадцати забавлялись, например, такой, исконно народной и древней игрой: два ряда выстраивались друг против друга, участники сцеплялись руками и, напевая, точно уж! древний припев, который и сейчас ясно и звонко звучит в моей памяти, начинали соревнование:
- Бояре, а мы к вам пришли, - под эти слова выдвигается один ряд, и, поголосив, отступает со словами, - Молодые, а мы к вам пришли!
Супротивный ряд, делая точно также, отвечает:
- Бояре, а зачем пришли? Молодые, а зачем пришли?
Те в ответ:
- Бояре, нам невеста нужна! Молодые, нам невеста нужна!
И снова по очереди:
- Бояре, а какая вам мила? Молодые, а какая вам мила?
Супротивники, пошушукавшись, указывают на «невесту»:
- Бояре, нам вот эта мила! Молодые, нам вот эта мила!
«Невеста» поворачивается к «женихам» спиной, переменив руки, и игра продолжается:
- Бояре, она дурочка у нас! Молодые, она дурочка у нас!
-Бояре, мы ей пряничка дадим, Молодые, мы ей пряничка дадим!
- Бояре, у ней зубки болят! Молодые, у ней зубки болят!
- Бояре, а мы плёточкой её! Молодые, а мы плёточкой её!
- Бояре, она плёточки боится! Молодые, она плёточки боится!
- Бояре, не валяйте дурака! Отдавайте нам невесту навсегда!
Руки "невесты" отпускают, она разворачивается и стремглав бежит на «сватов», намереваясь сильным порывом разъединить чьи-нибудь руки. Если ей удаётся это сделать, то она возвращается к своим, а если нет, то встаёт в цепь новой «родни». Играют до последней пары, долго, азартно, со смехом и непременными зрителями, даже взрослыми. Никто не мог точно сказать, кого я только тогда ни спрашивал, кто занёс эту, в общем-то, деревенскую игру в наш новый городской двор, но она нравилась многим мальчишкам и девчонкам.
               
Все игры, казалось, были важнее уроков, ведь уроки можно сделать и когда с работы придут родители, а что отпустят гулять поздно вечером  – ещё не факт. Понятно, что час, другой, третий, пролетали незаметно, и нужно было спешить домой, если не хотелось, чтобы весь двор знал, как тебя зовут.
Вот и я иду «на пару минут» к другу-однокласснику, книжками поменяться (читали мы оба много) и, конечно же, над чем-нибудь позубоскалить.
Вместо пары минут пролетели пару часов. Я вышел из его квартиры, друг меня провожает и продолжает что-то рассказывать, отчего пришлось нам опять притормозить.
За дверью одной из квартир на площадке раздался громкий звук, кажется, упавшего тела, затем что-то с грохотом посыпалось, но точно не крупа. Все эти звуки оформились в мат-перемат, и наступила тишина.
Я вопросительно посмотрел на друга, тот усмехнулся и, назвав имя нашего одноклассника, пояснил, что это его отец.
- Пьяница? – попытался я уточнить.
- Ещё какой! А начнёт бузить - не остановишь! С женой дерётся, Щербатого (это кличка),  чуть ли не каждый день, лупцует! Одного отца моего побаивается!
- Почему?
- Отец же начальник цеха на мебельной фабрике, а этот, - друг кивнул в сторону квартиры, - у него работает. Вот отец ему и грозит, что уволит, если так будет себя вести.
- А чего ещё не уволил? – недоумеваю я.
- Да отец говорит, что руки у него золотые, другого такого не найти – всё может сделать. Вот на нашу дверь взгляни, думаешь, кто её обивал? Он! – приятель кивнул в сторону соседа за дверью и стал ожидать моей реакции.
Я восхитился. И было чему: с одной стороны отполированная фанеровка, с внешней - красиво оформленный блестящими гвоздиками дерматин. Переведя взгляд на противоположную дверь, рассмотрел трещины от удара, наверное, ногой, щель с палец толщиной на месте замка и прочие следы нелёгкой дверной жизни.
- Его и на собрании стыдили не раз, даже типа товарищеского суда проводили.
- И что?
- Ха, он говорил, что жена его не любит, сын лентяй и оболтус, и выпивает он от тяжёлой жизненной ситуации. Его, отец рассказывал, даже жалели некоторые, особенно женщины, говорили, что, мол, может и правда жена виновата, а сына, значит, нормально воспитывает. И раз до  потери пульса ни разу не избивал – то меру знает.
- И чем кончилось?
- На поруки взяли, во! видишь, как тихо себя ведёт! – засмеялся приятель и добавил, - до ночи проспится, потом отношения выяснять начнёт.
- А, теперь понятно, почему Щербатый как-то сказал, что у него зад как у Буратино – деревянный! – понимающе произнёс я.
- Ну, это он не сам такую хохму придумал, а, наверное, его отец, когда порол?!
- Может быть, - согласился я и, усмехнувшись, добавил, - А, может вам ещё что-то нужно сделать, вот отец его и не увольняет?
- Я отцу передам твой вопрос, - как-то ехидно произнёс друг и подмигнул.
- Ладно, можешь не передавать, и так всё понятно, - пошёл я на попятную.
- Не скажу, конечно, но сам понимаешь, с ним поделать ничего нельзя, он пить не бросит, а выгнать тоже нельзя, - у него руки золотые!
-Ну, пока! Я пошёл – попрощался я.
- Пока! – махнул вслед товарищ.

Время после пяти – шести часов вечера – это время самой оживлённой жизни дома. Это самое время, чтобы узнать, у кого и что будет на ужин, чей глава семьи пришёл в непотребном виде, чья жена …, ну это лучше не слушать детям, и кто из детей сегодня принёс из школы двойку или замечание в дневнике.
В наших пятиэтажных хрущёвках не было лифтов, как и не было мусоропровода. Так что про лифты мне сказать нечего, но скажу, что за всё время, которое мы прожили в том доме, у нас в подъезде не было: ни тараканов, ни мышей, ни крыс. В подвале жили полудикие кошки, которых было в достаточном количестве, чтобы не допустить свободное гуляние живой еды по подвалу, а свободное гуляние кошек по улицам, хотя вентиляционные отдушины никогда не забивали, и кошки могли выйти, ограничивали свободные стаи собак, численность которых ограничивали рабочие по отлову бродячих животных, время от времени приезжающие во дворы на своей машине.
Но я тогда ещё не ценил преимущества отсутствия технических удобств, и недовольно тащил ведро с мусором в уличный контейнер, спускаясь с четвёртого этажа на первый, а потом поднимаясь уже с пустым ведром с первого этажа на четвёртый. Как правило, это и было время подъездных новостей, раньше, до прихода родителей, вынести ведро, ну, никак не получалось.

- Купи картошки, сливочного масла, да, и селёдочку не забудь!.. – это мне наказали из-за двери первой по пути квартиры.
Сказано было, конечно же, не мне, - это так слышалось.

- Я на собрание сегодня не осталась, сказала, что мать болеет и нужно ещё лекарство купить, - доложил женский голос из третьей по счёту квартиры.
«Вот как, а у них вроде родители отдельно живут?! - подумал я, проходя мимо.

- Да ничего! – рявкнул сильный мужской голос слева.
Я даже чуть вздрогнул от неожиданности, так как от двери до меня было всего три или четыре дециметра. В хрущёвках нет холлов, как в современных домах, на каждой лестничной площадке расположены двери четырёх квартир, вот почему, хотя бы мимо двух приходилось проходить очень близко, чуть ли не задевая двери плечом.
 
На другом этаже голосом из телевизора мне было доложено о перевыполненном плане металлургов. В какой республике и на каком сталелитейном заводе произошло это радостное событие, я так и не узнал, потому что для этого нужно было остановиться на площадке второго этажа и постоять на месте. Но это было бы уже нарочитое подслушивание – занятие отвратительное, даже для старой бабки, как говорила моя мама. Я уважал её мнение и слушал лишь то, что само лезло в уши.
 
В уши мне залетел заразительный женский смех – он прошил тонкую дверь противоположной двери квартиры, той, с включённым телевизором.

Навстречу мне поднимается соседка с пятого этажа, она мать одиночка, знаю я, мусор выносит всегда сама, дочка её ещё маловата, для такого большого двенадцатилитрового ведра.
  - Здравствуйте! – здороваюсь я.
- Здравствуй! Помогаешь по хозяйству?! – полувопросительно, отвечает она.
- Угу! – подтверждаю я очевидное и невероятное.

На площадку первого этажа ещё не спустился, а уже слышу то самое, что опять подходит под определение «бузотерство». Сдавленные девчачьи повизгивания, шум какой-то борьбы, лай собаки и злой голос Дамочки.
Дамочка - это не лицо женского пола, это отец моей одноклассницы, получивший такую кличку от соседей, сначала в шутку, а потом, как прибавку к имени, чтобы не путать его с тёзкой из нашего же подъезда, у которого собаки не было. Собачка была похожа на ту, что вылеплена на известной фарфоровой статуэтке, и которая называлась «Дама с собачкой». То ест, собачка была в этом сравнении первой, а дама как лицо её сопровождающее - второй. Ну, вы, надеюсь, поняли, ничего обидного – просто собачка с хозяйкой или хозяином. Хозяин собачки, лающей за дверью, был ростом маленького, с круглым животом, но не рыхлый, а крепко сбитый, не слабый мужчина с украинской фамилией, который звал свою собаку Радой, то, ли давая оценку её желательному состоянию, то ли в память Переяславской Рады. Эта собачонка всегда всех подряд злобно облаивала, никогда не выказывая своей радости от встречи хоть с кем-то, поэтому трудно сказать, когда и чему она была рада, ну, разве что, сахарной косточке. Говорят, если хочешь узнать характер человека - понаблюдай за его собакой. Можно сделать наоборот, думаю, ошибки не будет, и сделать вывод, что они похожи. Позднее я стал считать, что этот Дамочка внешне похож на известного артиста Евгения Леонова в образе Доцента из кинофильма «Джентльмены удачи». Особенное сходство придавала частая угроза Дамочки ребятам нашего двора: «Уши оборву!». Этот клич казался очень созвучным с угрозой Доцента: «Пасть порву!».
Семейство Дамочки состояло из него самого, жены и двух дочерей, младшая из них - моя одноклассница, о собаке я уже сказал. Дамочка не был пьяницей, но был конфликтным человеком, причём активно конфликтным.
С раннего детства не понимаю, в чём удовольствие кого-либо мучить, будь то животное или человек? А уж тем более мучить того, кто намного слабее! Всегда можно отличить, причиняют ли боль в минутную вспышку гнева или во время нервного срыва, или обдуманно, с затаённым удовольствием! Ведь не может же быть при этом полного равнодушия?!
Похоже, для Дамочки побить кого-нибудь, неважно даже кого: знакомого мужика в драке, что случалось, свою жену, дочерей, входило в набор удовольствий, и вообще он любил такие силовые упражнения и, как говорили, даже кусал противника, если никак не мог его одолеть.  Вот и сейчас нетрудно было догадаться, что происходило за дверью: лупил, конечно!
Девчонку было жаль, я её уважал за мужественное терпение, с каким она переносила побои. Без каких-либо пронзительных взвизгов и криков, которых естественно было ожидать от девочки, как, например, от пискли с пятого этажа. Но, что я, всего лишь её ровесник, могу сделать?! Разве только позвонить?! Нет, не в милицию, конечно! Звонком на 02 я бы или рассмешил, или получил бы нагоняй за несознательный, считай, ложный вызов. Пример родителей всегда лучший пример, если он действительно положительный. Сразу же вспомнил, как я с матерью приехал к её сестре, моей тёте, а она задержалась на работе.
Стоим мы у двери, ждём. Дом – такая же хрущёвка, как и наша, и площадка такая же, и даже двери похожие. Вот за соседней дверью тоже похожее дело началось. Сначала тяжёлые шаги в прихожей. Потом мужской крик: «А ну иди сюда, быстро! Потом приказ спустить штаны, что, должно быть, и было сделано, так как спустя несколько секунд  раздался сначала звук глухого удара по телу, потом через секунду мальчишечий вскрик -  протяжное и болезненное «у-у-У!». Потом всё стало повторяться  в том же порядке и с теми же звуками. Ощущалось, что отец бил сына не сложенным ремнём, звонко и не очень больно, а пряжкой, не спеша, с небольшими интервалами, давая ему возможность набрать в грудь воздуха, потому что это «у-у-У» казалось нам долгим, и становилось невыносимым его слышать.
- А вот ещё! – в который уже раз повторил, каким-то даже добрым голосом, истязатель.

Мама не выдержала, и нажала кнопку звонка. За дверью всхлипы стали заглушаться каким-то деланным кашлем. Затем мы услышали удаляющийся топот ног, и звук открывающейся защёлки.
- Вам кого? – спросил маму мужчина средних лет, приоткрыв дверь, так, чтобы нельзя было видеть всю прихожую.
- Я к сестре приехала, к вашей соседке, а её дома нет, не знаете, во сколько она с работы приходит?
- Да я вообще-то не слежу, хотя… да, в это время слышал, дверь хлопает иногда. Наверное, скоро придёт, если в магазин не зашла. Будете ждать?
- Да, мы тут её на лестнице подождём, спасибо!

Мужчина захлопнул дверь, похоже, подобрал ремень, брошенный в угол за дверью, и ушёл в глубь своей малогабаритной квартиры, наверное, тесно заставленной мебелью, раз поосторожничал махать поясом с пряжкой в комнате, боялся ею, должно быть, оцарапать мебель или разбить стекло посудной горки или хельги, которые тогда только входили в моду, и на которые нужно было записываться в магазине за несколько месяцев до возможной покупки. А, может быть, ещё мешала люстра, которая, наверняка, висела так низко, что можно было даже коснуться её головой, если рост человека был выше среднего, так как потолки хрущёвок были намного ниже, чем в домах довоенной постройки.  Затем мы услышали, как он недовольным голосом приказал, недопоротому по вине моей мамы, сыну садиться за уроки.


- А я думал, пока он открывал дверь, что ты ему скажешь? – прошептал я, обращаясь к матери.
- А что я ему могла сказать?! Что нельзя так мучить ребёнка? Он бы только нагрубил мне, вот и всё. Это ведь его сын, и он воспитывает его как хочет. Нет, но садист, конечно, ладно бы пару раз для острастки стегнул, а то, лупит и лупит мальчишку, ненавижу таких!
- А он не продолжит? – засомневался я.
- Ну, если бы мы сразу ушли, то мог бы, а так он знает, что мы тут стоим и можем услышать!
- Ты же сказала, что мы не можем ему помешать?!
- Не можем, но ему, видно, всё же, неловко при чужих людях бить ребёнка, поэтому сегодняшнее наказание закончилось, я думаю, - уверенно успокоила меня и саму себя мама.

Итак, пожалуй, надо нажать кнопку звонка! А что я скажу? Здравствуйте, добрый вечер?! А сам с полным мусорным ведром, - просто картина Репина «Не ждали»! Надо быстро хоть мусор высыпать, за это время, может быть, всё и утихнет! А если нет, можно сказать, что пришёл узнать какой параграф учить задали!
Я быстро вышел из подъезда, из окна первого этажа злополучной квартиры, из щели занавесок, выбивался свет, и продолжали слышаться лай и плач. Я направился скорым шагом к контейнерам, находящимся в метрах сорока от нашего дома. Когда через пару минут уже возвращался к подъезду, навстречу мне стремглав бежали двое пацанят и одна девчонка. Дверь подъезда стремительно раскрылась, и показался отец одноклассницы, одетый по-домашнему, в сатиновых шароварах и в майке.
- Поймаю, уши оборву! Хулиганьё! Только позвоните мне ещё раз! Тогда родителям не жалуйтесь, сорванцы! – это он кричал улепётывающей троице, и с подозрением покосился на меня, когда я с некоторой опаской проходил мимо него, опасаясь задеть пустым ведром.
«Надо же, - подумал я, - моей идеей воспользовались раньше меня, но приведет ли она к желаемому результату?!

Как потом выяснилось, а такого даже мелкого события не утаить, так как молва идёт от соседки к соседке, расширяясь, словно от брошенного в воду камешка, не только не привела к положительному результату, но и подлила масла в огонь.
Дамочка весь вечер тиранил свою семью,  раздражённо выплёскивая упрёки на младшую дочь, упрекал её, что она дружит с этой шпаной, которой лучше ему на глаза не попадаться и время от времени орал то на жену, то на старшую дочь, на всех сразу, включая Раду, которая, должно быть, крутилась не вовремя под его ногами.
Соседи морщились от криков, жаловались друг другу и приходили в итоге к общему знаменателю: а что можно с ним поделать?!
Одноклассница  на следующий день будет иметь вид бледный и болезненный, шептать что-то на ухо подруге, сидящей с ней на одной парте, и которая, кроме выраженного сочувствия, естественно, ничего другого не могла сделать, как только вздыхать по ходу жалобного повествования.

Но это будет только завтра, а пока я, начинаю восхождение на свой этаж.

- Стук-стук-стук-стук, -  это стучит пишущая машинка в квартире женщины, живущей с дочкой, которая чуть старше меня. Позднее мы подружились  с этой семьей, и я узнаю их лучше. Они будут даже оставлять ключи от своей квартиры на время отпуска хозяйки, которая работает секретарём-машинисткой в каком-то посольстве. Мы будем поливать цветы, и вообще, как говориться приглядывать за квартирой, потому, что их квартиру однажды грабили, как обворовали и ещё несколько квартир первых этажей за очень короткий срок.

Все по этому поводу жалели учителя химии из нашей школы. Пока он был на работе, воры отжали окно комнаты и унесли, кажется, фотокамеру, фотоаппарат и ещё что-то дорогое и ценное. А химика, как мы его называли, жалели ещё и за то, что он был без одной ноги и ходил на протезе и, несмотря на это, часто всем улыбался, был безукоризненно вежлив и, вообще, внушал особое уважение. Я, правда, не успел у него поучиться. Когда настала пора мне познакомиться с химией, он уже не работал.
Кстати, после этой серии квартирных краж на окнах первых этажей постепенно стали появляться решётки, которые, конечно, не красили фасады, но что ещё можно было поделать?!
У этой соседки с дочерью, стук машинки которой слышу, тоже унесли какие-то дорогие импортные вещи, вот только машинку почему–то не взяли. Может быть потому, что по шрифту можно будет напасть на след воров, если отпечатанный текст где-нибудь да появится. Пока я ещё не знаю, что эта немецкая машинка, с переделанным на кириллицу шрифтом, не требующая сильного удара пальцами по клавишам, как говорят, мягкая, а не жёсткая, по сравнению, например, с отечественной «Москвой», будет первой, за которую я сяду учиться печатать, разумеется, с разрешения её хозяйки.

Из квартиры, в которой несколько минут тому назад смеялась женщина, уже слышна музыка, и добавились разнополые голоса. О чём они говорили, было не понять, песня от проигрывателя накладывалась на разговор и восклицания. К тому же я не задерживался перед дверьми, да и так было понятно, что в квартире что-то празднуют.

Телевизор из другой квартиры продолжает выдавать новости каждому проходящему мимо, но уже политические.
«Э, я их и дома не раз услышу!» - морщусь я.
 
«О, а это, кажется, обсуждают недавний случай?! – я всё же на пару секунд замедлил шаг, - ну, конечно, про ту бабку!
Я уже слышал эту историю довольно жестокую на свой лад, про бабушку, только не из нашего подъезда, а из соседнего дома.

Бабушка была очень старой, сам я её не знал, но её знал кое-кто из наших соседок, они и рассказали, как недавно ночью приезжала скорая помощь, у старушки был сердечный приступ, причиной которого был сильный испуг. Она занимала одну комнату, родственники другую, и чтобы занять бабкину комнату, почти каждую ночь пугали её как могли. Рассказывали, что накинув на себя белые простыни, муж с женой внезапно появились перед бабушкой в полумраке, когда она выходила из туалета, реакция старого человека была ожидаемой, ей стало плохо, её увезли в больницу. Врачам родственники сказали, что старуха выжила из ума, заговаривается и видит приведений, мол, хотела даже однажды выпрыгнуть из окна второго этажа, но они ей помешали. Врач с фельдшером так всё с их слов и записали. Те, кто хорошо знали старушку, и даже одно время навещали её, пока их ещё пускали в её комнату, написали  заявление в милицию, но участковый, сказал, что дело тёмное, надо ждать какое заключение дадут врачи. Какое заключение дадут врачи, мало кто сомневается, ведь старушка всем лишняя, а молодая семья её внучки ютится в одной комнатке, и на радость ей старушка едва ли вернётся домой.
И что ещё в таком случае можно сделать?! Ведь, как мне помнится сейчас, в романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», который я ещё тогда не читал, один из главных героев, Воланд, говорит в частности такое: «обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних… квартирный вопрос только испортил их…».

Есть такое выражение про скелеты в шкафу, которое принято употреблять, когда не очень доброжелательно говорят о какой-либо семье, думаю, что можно обнаружить много скелетов и в подъездах старых хрущёвок. Скелеты прячутся за углами и увеличивают свою численность с каждым годом, с каждым десятилетием существования дома. Но только кто и зачем будет их искать, тем более что и от многих домов остались всего лишь некоторые воспоминания?! Стоит ли, как с чердака ненужный хлам, вытаскивать на свет все эти часто грустные, неприятные и некрасивые истории,  вспоминать скверные характеры людей наравне с добрыми характерами, случайные случаи смешивать с совсем не случайными? Думаю, стоит! По одной простой причине: новый современный дом живёт той же жизнью, что и старая хрущёвка, только звукоизоляция стала чуть лучше, и звуки распространяются не так далеко, они слышны только от ближайших соседей и из своего холла с четырьмя квартирами. Но люди-то остались прежними! И их по-прежнему мучат: и квартирный вопрос, и характеры, и мысль, что ничего с этим невозможно поделать!

Октябрь 2015 г.

Д. Воздвиженский, Н. Свиридова. НОВОСЁЛЫ. Москва, МАММ/МДФ.

В продолжение темы, 2018 г. Мэрия решила снизить преступность в Москве с помощью сноса пятиэтажек
Подробнее на РБК:
https://www.rbc.ru/politics/09/01/2018/5a5388399a794775f622feba