Наброски. Евгения Рассветная

…Я не могу забыть тебя.
В моём городе нет моря,
Но, куда бы я ни шла, моё море со мной…
                (с) Alai Oli, «Дельфины»

Обои были старые, бумажные, советского ещё образца. Безнадёжно выцветшие. Телефон покоился на маленькой деревянной полочке. Тоже образец ушедшей эпохи – уныло-серый, дисковый. От тяжёлой трубки к корпусу шёл толстый, завитый штопором провод. Телефонные блокноты, умершие за ненадобностью, лежали под ним. Большинство номеров всё равно обитало на обоях. Спешно записанные карандашом, «на время», они так и остались там навсегда. Нет ничего более постоянного, чем что-то временное. Динка огляделась.
Окно выходило на вокзал. Раньше это всегда раздражало – непрекращающийся гул, звон трамваев, людской говор. Порой они просыпались по ночам от резких звуков, стекло трепетало в деревянной раме, когда поезда уходили в неизвестную даль... Эти времена давно остались в прошлом, но неожиданно больно резало душу воспоминание о них.
Диван-книжка стоял у стены, лет пять укрытый полосатым пледом. Динка осторожно села на него под скрип старых пружин. Тишина завораживала и угнетала. Звонок мобильного по неожиданности был сравним со звоном разбитого стекла, так что она чуть не выронила телефон.
- Номер нашла? – голос по ту сторону был хриплым, грубоватым.
- Нет ещё. – Динка стряхнула оцепенение. – Сейчас.
Скинув звонок, она подошла к полочке. Телефон, конечно же, давно был отключен. Пожелтевшие страницы блокнотов хранили оттиск покинувших мир рук, выцветшие чернила еле можно было прочесть. Погладив верхний блокнот по корешку, Динка всмотрелась в чужой почерк и начала набирать первый номер. Трубку сняли после третьего гудка.
- Да, слушаю! – голос женский, усталый.
- Можно попросить Дину?
- Здесь нет таких. – Женщина сбросила звонок.
Динка принялась набирать следующий номер.
Большинство сменило хозяев. Незнакомые люди снимали трубки, злились или радовались, но неизменно отвечали, что Дины тут нет. Один раз только весёлый молодой голос сказал:
- Позвать, конечно, можем, но вряд ли она что-то скажет. Не научилась ещё. Перезвоните через годик!
Когда блокноты кончились, она подошла к стене. Карандашные записи, затёртые, стушёванные многочисленными прикосновениями пальцев, проступали, как вены. Вглядевшись, Динка снова начала звонить.
На этот раз все номера, как один, были отключены. Номер набран неправильно, обслуживание абонента приостановлено… Кажется, да, один из них.
Пройдясь по карандашным меткам первый раз, Динка начала сначала. Что-то упустила. Но точно среди них. И верно, на четвёртом круге вместо монотонного, бездушного автомата послышался белый шум. Затаив дыхание, Динка стала отсчитывать минуты. Раз. Два. Три…
- Могу я услышать Дину? – раздался первым вопрос с той стороны. Голос в трубке был хриплым, мёртвым.
- Да… - её собственный сел от испуга.
- Где он вышел? На какой остановке?
- Я не помню…
- На. Какой. Остановке. Он. Вышел.
- Я не помню! – голос сорвался на крик, корпус мобильного треснул в сжавшейся ладони. Динка судорожно зажала кнопку питания, отключая телефон, но, когда ей это удалось, ожил стационарный аппарат. Под резкий, раздражающий звон выцветший узор на обоях зашевелился, завибрировал, приглашая в круговорот событий.
***
Она проснулась около 4 утра от того, что он лёг рядом. Было ещё темно, на границе сознания слышался стук колёс отходящего поезда. Вероятно, он всю ночь мерил кухню шагами. Делано-весёлый тон не обманул Динку, и на ласки она не ответила, точно угадав, что таким образом он хочет её отвлечь.
Он лёг рядом, завёл руки за голову и уставился в потолок. Она не выдержала, повернулась.
- Долго ты ещё будешь об этом думать?
- Пока ситуация не разрешится.
- Так может для того, чтобы она разрешилась, стоит что-то сделать? Сходи на работу, наконец, и выскажи всё, что ты думаешь об этом…
- Не всё так просто… Я сам виноват в том, что происходит. Я справлюсь, я тебе обещаю. Только соберусь с силами.
- Мир… - она прижалась к его плечу. – Перестань искать виноватых. И беспокоиться перестань. Съезди в офис, выскажи всё, что думаешь, и уволься.
- А жить на что будем?
- Это же не последняя фирма в городе. И я работаю, ты забыл?
- Ты стажируешься, это другое. Будет трудно.
- Ничего не бойся, я с тобой.
- Это точно. – Он поцеловал её в макушку. – Ты со мной.

Номер появился на обоях дня через два. Криво записанный карандашом, как десяток других. Динка решила, что это номер какой-нибудь новой фирмы, где он планирует работать. Он и сам держался уверено, бодро, так, что она решила – кризис миновал. Взаимосвязи с легендами, над которыми она корпела для диплома, не наблюдалось. В какое-то очередное утро Динка проснулась оттого, что он говорил по телефону.
- …точно не откроются? Ладно. Договорились.
Позже она будет перематывать эти четыре слова вновь и вновь, пытаясь расшифровать, пытаясь понять, зачем… Но тогда они просто позавтракали и вышли из дома вместе. Стояла ранняя осень, золотисто-прозрачная, воздух уже изрядно остыл, а небо хмурилось, но предчувствие чего-то необыкновенного не оставляло Динку. И необыкновенное случилось, хотя менее всего это походило на чудо, которое она ждала.
Запыленное окно троллейбуса открывалось внутрь. Надпись, очевидно, была сделана кровью. Палец, что ли, проколол? Когда? «Моя котёнка не бояться велела мне». Вот так, нескладно и несуразно. Она с трудом воспринимала реальность, мозг отказывался осознавать что либо. В тот момент, когда она поняла, что происходит, троллейбус уже тронулся. Динка колотилась в двери, затем бросилась к кабине водителя – эффекта не было никакого, такое ощущение, что немногочисленные пассажиры оглохли, ослепли и онемели. Троллейбус размеренно и равнодушно увозил свою пленницу прочь от остановки, где последний раз люди видели живым и здоровым Мирона Кузьмина, о существовании которого они забудут уже через день. Кровавую надпись ототрут от стекла, любое упоминание о нём растворится и на протяжении долгих лет Динке будет страшно и трудно даже вспоминать его имя. Останется лишь абстрактное указание «он» и воспоминание о тёплом твёрдом плече и изрядно отросшей чёлке. До тех пор, пока однажды в её квартиру не вломится бугай, перепугав Динкиного маленького сынишку, и не потребует, кашляя кровью, найти для него номер, позвонив по которому, можно исправить самую важную ошибку в жизни…
***
Стационарный телефон надрывался. Динка хотела выбежать прочь из старой квартиры, но ноги не слушались. Как зачарованная, она смотрела на звенящий кусок серого пластика. Звук всё нарастал, казалось, вот-вот – и барабанные перепонки не выдержат. «Моя котёнка не бояться велела мне». Резким движением Динка сняла трубку и поднесла к уху. В ответ на название остановки она только кивнула и обвалилась на пол. Голос смолк, затем белый шум. Динкину вселенную поглотила тишина.

Она обнаружила себя в той же квартире, двумя часами позже. Из трубки не доносилось ни шороха. Опустив её на рычаг, Динка нашла на обоях номер, послюнявила палец и начала старательно его оттирать. «Хорошо, что карандаш» - единственная мысль молоточком стучала внутри головы. Попытка почти увенчалась успехом, когда Динка зашла в квартиру и огляделась. Обои были старые, бумажные, советского ещё образца. Безнадёжно выцветшие. Карандашные записи, затёртые, стушёванные многочисленными прикосновениями пальцев, проступали, как вены. Телефон покоился на маленькой деревянной полочке. Тоже образец ушедшей эпохи – уныло-серый, дисковый. От тяжёлой трубки к корпусу шёл толстый, завитый штопором провод.