Се-рость
Воздух буквально струился сквозь взбитые седые волосы стоящего среди пустоши. Он развевал их, играл ими, подкидывал, взлохмачивал и снова расчесывал пряди. Неясный свет иногда вырывал черты мягкого землистого лица, особенно – два графитовых зрачка, которые то искрились серебром, то отливали матовым свинцовым оттенком.
Эти глаза внимательно всматривались вдаль. Казалось, то они искали что-то особенное в небе, то жутко заинтересованно высматривали что-то в колышущемся грунте этого невзрачного и пустынного мира. Казалось, что глаза искали что-то неуловимое, важное, скоротечное. Иногда они сосредоточенно рыскали, как голодный зверь в поиске хоть какой-нибудь добычи. А время от времени взгляд Рыя спокойно и исступленно упирался в одну точку пространства, концентрируясь на чем-то невидимом, на том, что можно только ощутить лишь каким-то внутренним, еще неописанным чувством.
Иногда этому действу мешала непослушная прическа, космами которой продолжал шалить ветер. И тогда наблюдатель поднимал руку и нервно убирал мешающую обзору прядь. Замусоленный липкий манжет неприятно скользил при этом по запястью, но отшельник даже не обращал на это внимание: то ли привык, то ли просто делал вид, что он этого не замечал.
Иногда Рый переходил с места на место. Делал несколько шагов, разворачивался и осматривал место, на котором стоял. Зачем-то поднимал затертые фалды своего старого шерстяного сюртука и внимательно изучал их взглядом. Глаза его при этом уклонялись от света и становились как темное олово, напоминая то ли два затертых пятака, то ли пару стальных блеклых блюдец. Осмотрев одежду, он странно протяжно вздыхал и снова возвращался к рассматриванию горизонта или земли.
Сизый воздух иногда светлел, становился прозрачней. В такие моменты ветер успокаивался, и превращался в мелкие ласковые порывы. Он переставал испещрять мелкой алюминиевой крошкой бугристую кожу лица, освежая ее уставшие от постоянного напряжения измученные клетки. Тогда наблюдатель снимал свою одежду и выбивал ее от пыли: брал в руки брюки или пиджак и интенсивно, но размеренно встряхивал их несколько раз. Легкий мутный шлейф, отделяясь от вещей, уносился в пустыню, постепенно растворяясь в ней неспешной пыльной поземкой, напоминающей дым, и перемешивался с прахом на поверхности этой земли. Рый одевался, делал тяжелый протяжный вдох, откашливался и снова превращался в наблюдателя.
Часто после этого ветер начинал буйствовать! Некоторые осколки так глубоко впивались в кожу лица и рук, что из-под них вытекала серебристая масляная смесь. Она сверкала и переливалась, но не долго: напитываясь пылью пустыни, она становилась матовой, твердой и угловатой в своих формах, напоминая грубо отесанный гранитный булыжник на мостовой. Рый становился на колени и умывался песком, стирая им закаменевшую на лице серую кровь, сдирая старый окисленный леп и хороня все это в грунт. Потом он становился снова в полный рост и что-то продолжай выглядывать внимательно: то вдали, то у себя под ногами.
Ветер стихал. Небо, наполненное облаками цвета густого табачного дыма, опять светлело. Свинцовые тучи распадались на невзрачные темные лужицы, а те, в свою очередь, испуганные наступающим штилем, разбегались в дальние уголки неба и терялись вдали на его мутном фоне. Песок, давно не знавший покоя, успокаивался и припадал к земле, и наступала она – тишина.
Рый ждал ее. И когда она приходила, то он становился на колени, пригибал голову к поверхности и плакал тонкими серебряными ручейками. И на месте, куда попадали капли, пробивались и начинали буйно расти грифельные карандаши. Они были безупречной шестигранной формы с матовыми ровными гранями. Они были не заточены. Рый обгрызал их верхушки, придавая форму идеального конуса. Отъедал часть снизу и сбоку, ломал карандаш, перегрызал на маленькие кусочки, ел их, а остатки рассовывал по карманам сюртука и брюк. С пальцев капала серая смола, глаза сияли: они испускали серебристые искорки в пространство, освещая сгущавшуюся крысу-ночь. И мириады этих блесток начинал кружить легкий бриз.
Искорки взлетали, уносились в танце с вечерними порывами воздуха, выписывали витиеватые узоры, поднимались все выше и выше. Серебряные струи нарастали, собирались в облака, и вскоре все небо заискрилось, заиграло блеском. Казалось, что все пространство заполнено прозрачной искрящейся дымкой: серебро лилось отовсюду. И Рый радовался. Он больше не плакал, не всматривался вдаль, а просто – улыбался. И только поднимаемый ветром мелкий серый песок вновь струился по потрепанному временем и пылью пустыни мышиному замшу его туфлей.
Он чувствовал это. Это растаивало его. Улыбка сошла с лица. Он начал думать о зиме, о своем драповом пальто с капюшоном: тяжелом, плотном, теплом. Правда, он не мог вспомнить, где оставил его. Постепенно мысли ушли, и он снова успокоился.
Серебряная дымка развеялась. Ночь заканчивалась. Ветер крепчал, все обильнее посыпая его песком и острыми осколками. Глаза Рыя становились темнее, теряли блеск. Землистое лицо отяжелялось глубокими морщинами, превращаясь в маску-забрало, надежно берегущая от крупных порезов. Небо, как губка, напиталось цветом влажного асфальта, снова стало непроницаемым, тревожным. Ветер надрывался, свистел, угрожал отточенными порывами раскроить открытые участки кожи, набивая одежду пылью и песком, пробираясь даже в пространство между нитями старого полотна.
Рый был спокоен. Он снова вглядывался в серость, пытаясь что-то рассмотреть, будто и не было звездной купели, цветов-карандашей или светлой улыбки, которые цвели еще совсем недавно в этой странной пустоши с мелкими длинными барханами песка, которые ветер снова и снова пересеивал, сортировал и перемещал с места на место.
Рый всматривался вдаль. Что он искал? Чего он ждал? Что он постоянно находил и оставлял, впадая в забытье дня и окунаясь в серебро своих снов? Утренний ветер и песок выщелачивали его воспоминания, вымывали все эмоции, выедали все мысли, оставляя только одно: вглядываться в серую муть немигающими прищуренными глазами. А когда снова все стихало, и он радостно смотрел на танец переливающихся звездочек, то его туфли шлифовала песком тихая пустынная поземка…
Свидетельство о публикации №215102100413