Утро

Сегодня ночью случились первые заморозки. Поутру я долго не мог подняться. Мёрз, кутался в одеяло и с опаской поглядывал в сторону окошка, стараясь не вслушиваться в жалобное поскуливание собаки за дверью.
Однако, отлежав последнюю меру, всё же встал, накинул на плечи телогрейку, сунул ноги в приготовленные с вечера валенки и вышел на крыльцо.
На крыльце меня встретила… Красота.
– Как вы долго! – улыбнулась она, кокетливо поджав губки.
- Простите, Ваше величество! - ответил я, взял собаку на поводок и побрёл к околице.

От неряшливой поздней старушки-осени не осталось и следа. Повсюду, насколько хватало глаз, серебристая льдинка инея укрыла деревенское разнотравье, ещё вчера походившее на куски прелой нечёсаной шерсти. Околица, разбитая осенними ветрами и вызывавшая весь последний месяц «сезонное сострадание», предстала передо мной как огромная молчаливая зала старинного замка. Застывшая в немой торжественности, она  казалась загадочным жилищем, в прошлом весёлым и хлебосольным, а ныне покинутым владельцами.
Холодное раннее солнце неспешно скользило по небу, оплавляя верхушки корабельных сосен, будто старинные витражи европейской готики. Тысячи солнечных корпускул гранёными алмазами сверкали на серебристой паутине "оставленных хозяевами вещей".
Потревоженные ветром и старческим кракелюром, массы сусального золота медленно сползали с придорожных липовых крон и рассыпались на отдельные листочки. Бесчисленные листья-золотинки кружились в воздухе, пританцовывали на буераках и в конце концов поодиночке или сцепившись черенками припадали к земле. Перекатившись пару раз по спинам притихших сородичей, они мирно засыпали в обнимку друг с другом. До следующего ветра...

Пёс нагулял аппетит и льнул к ногам. Я взволнованно вздохнул и повернул к дому.