Без протокола

Прошлогодняя бледно-желтая трава с размокшими гниющими полосками распластанных листьев покрылась тонкой корочкой, прихватившей ее к утру. Она  хрустела под ногами, утопая ботинок в чавкающей трясине из земли и талого снега, струйки которого стекали на дорожку, что вела вниз к серым домикам на окраине, вымывая затеками колею. Грязь из набухшей почвы, еще вчера вздымалась как плохое тесто для скудного пирога, расплываясь под нажимом колес трактора и чьих-то ног, скрывая границы дороги, но мороз, опустившийся на низину, иссушил воду, зацементировав простые скульптуры  истекшей жизни за пару дней в оттепель.
Было холодно. Солнце мелькало меж ветвями старых вязов, неумело подстриженных уродливых толстых их ветвей под проводами линии электропередач. Оно подмигивало, бросая длинные тени от деревьев на дорогу и поле.
Время тянулось, лениво окуная приоткрытые окрестности в тени и блики, овеянное пустой тоскливой тишиной утра. Снова заныло в левом боку. Наверное, все же язва. Человек в черных ботинках сдавил бок широкой рукой, расстегнув куртку, и устало вздохнул. Под ногами хрустнуло. Он оглянулся, безразлично почесывая щетину, отросшую за сутки, на осколки стекла, и снова сдавил рукой больное место. Поле, с плавными скатами оставалось справа, он свернул в улицу, высматривая номера домов с поржавевшими табличками.
Спот лежал тихо, иногда поднимая голову и оглядываясь. Сопрелая куча соломы, на которой они лежали, была теплой и мягкой, вставать совсем не хотелось. Вчера они с Шефом нашли кости возле свалки обрезанных ветвей на краю деревни возле ручья, и немного перекусили, так что утренние позывы к завтраку были хоть и привычными, но не такими сильными, чтобы вставать. Он лежал, слушая одним ухом то, что приносил ветер. Иногда приподнимался, но от скуки снова клал голову на лапу. Сейчас бы в вольере им подали шикарный завтрак, перловую кашу с бульоном. А потом, если повезет, старик бросит кому-нибудь из них косточку. И неважно кому на этот раз повезло. Если кость не досталась сегодня, то обязательно через пару дней перепадет и тебе. Спот не умел считать, но раз собак было почти столько же, сколько оставляла царапин его правая и левая лапы вместе, то пошататься немного без подкормки, можно было, из уважения к старику. Наблюдая, как грызут косточку Тим или Роджер (больше никого из его вольера не было видно). Он раздраженно потягивал слюну, но не лаял постыдно как Тим, когда была не его очередь. Старик был справедливый. Ему верили. Хотя Спот мог разорвать его по одному приказу, не задумываясь или поколебавшись секунду, он вспоминал сейчас старика с теплотой. Он даже подумал, что не убивал бы его слишком жестоко, а просто задушил, а потом бы выл целую ночь и всю жизнь бы помнил ту косточку, которую получил впервые, как попал на станцию.   
Спот снова резко поднял голову, не понимая сразу, в чем дело. Что-то очень больно взвилось ему в бок тонкой иголкой. Блоха кусалась ужасно сильно, отчаянно прогрызая тонкую кожу на ребрах. Спот взвыл от боли, подскочил и агрессивно зачесался, нервно повизгивая. Он терпеть не мог блох. Спот был сильной и большой собакой, но блохи его атаковали с невозможной силой. Покусывая шерсть на боку, он начал медленно успокаиваться. Подстраховавшись, он еще раз почесал больное место, чтобы окончательно спугнуть блоху, и снова лег. Хотя настроение было уже подпорчено, он уговорил себя полежать еще немного, хотя бы до того, как луч блеснет по проводам.
  Шеф еще спал, иногда подергивая веками. Ему снилось поле, залитое светом, от чего он зажмуривался во сне закрытыми глазами. Сердце бешено колотилось, когда он рвал по полю, догоняя движение ветерка, по высоким колосьям, цепляющимся за шерсть и разрезая подушечки на лапках. Еще немного, силы закончатся, и он упадет на высокую зеленую рожь, опрыснутую ночной росой, и устало будет лежать и дышать во все горло, вытащив язык. Без задних ног. А сейчас бежать весело и радостно, повизгивая и посапывая, как в первый раз, когда хозяин еще не бил его за такие проказы.
Шеф перебирал лапами и слегка шевелил хвостом, будто раскачиваясь при беге: влево-вправо, влево-вправо. А потом он бежал на луг, где распугивал кузнечиков, хлопая пастью. Однажды он поймал одного и съел. Было горько и жестко, от того же страшно першило в горле.  Шеф долго кашлял и хрипел, мотая головой.
Солнце засветило прямо в глаза. Шеф перестал болтать лапами, стал более чутким и, когда Спот подскочил рядом, уже не спал, а просто лежал с закрытыми глазами. Он и виду не подал о том, что не спит. Еще бы, этот глупый Спот способен только носиться по округе и нападать с лаем на всех под ряд. Как было недавно с человеком в сарае. Споту почудилось сперва, что это старик.
Шеф открыл глаза. Поле с раскисшими пятнами снега выглядело скучно и ужасно. Но рядом была деревня и ручей. Похоже на то самое поле. Нужно только подождать. Оно расцветет.
Он лежал и размышлял о том, что на самом деле его зовут не Шеф, а Бобик. Да, гнусное имя, совсем не подходящее для немецкой овчарки. Но он любил это имя. Ему его дал мальчик, его первый хозяин. И он мечтал, чтобы его хоть один раз его кто-нибудь так назвал. Но ему дали новое имя. Он подавал голос, когда слышал его. А люди думали, что ему нравится. Но это неправда. Ему всегда нравилось, как его называет мальчик. Он просыпался очень поздно и долго мешкал, прежде чем прибегал к будке. Шеф долго слышал его голос, жалобно поскуливая, и просил, чтобы к нему подошли. Но мальчик сначала уходил в длинную будку на краю огорода, потом звякал умывальником. Потом он пропадал на время, возвращаясь с полной миской ароматной похлебки. Шеф радостно прыгал как сумасшедший, до хрипа от сдавливающего ошейника, не позволяя долго подходить хозяину. Мальчик смеялся и, поставив миску с едой в сторону, позволял себя облизать и понюхать.
Прошло два дня как они сбежали. Старикашка стал совсем слепой, раз не закрыл до конца защелку в вольере. Спот только удивленно поднял глаза. Побегать по двору до первой палки было лень, да и грязь была страшная, а у него под навесом соломка. Выгуливали их два раза в день, выпуская через люк сзади вольера по тоннелю из проволочной сетки. Там вволю можно было побегать, покачаться в снегу или песке, когда сухо. Утренняя прогулка была скучной, лапы замерзли, Тим покусал Савана за шею, за что получил через сетку палкой с наконечником от черного человека. Тот два раза не повторял и Тим успокоился, прорычав на Савана.
Спот толкнул лапой дверцу и выбежал во двор. Он обежал все вольеры, махая хвостом. Поднялся лай. Громче всех лаял Шеф, крутя мордой и бросаясь на сетку. Спот оглянулся, пробежал туда-сюда и толкнул щеколду. Она была ржавая и даже не сдвинулась с места. Шеф начал цепляться зубами за сетку, кусая и раскачивая ее зубами. Спот прыгнул и отодвинул задвижку немного, но она еще хорошо держалась. Шеф бросился рыть землю, солома полетела в разные стороны. Собаки успокоились, изредка гавкая в их сторону.
Спот подумал о проеме в дальнем углу бетонного забора, за кустом, заваленным снегом. Он ринулся туда, как только вспомнил о нем. Сбегать и посмотреть, что за забором он мечтал давно и сделал бы это, если б не приходилось каждый день пробегать мимо по тоннелю из сетки. Он решил пролезть туда и к вечеру вернуться обратно. Шеф громко завыл, упершись передними лапами на сетку. Спот остановился. Он развернулся и, видя черные грустные глаза, подбежал к нему снова. А потом снова бросился к забору. До чего ж это глупая собака. Шеф метался по вольеру, стуча всем телом о сеточные стены, когда каким-то чудом не щелкнула крышка люка. Он развернулся к ней и, немного поработав лапами, пролез в тоннель. Он бежал и бежал по нему. Никогда он не казался ему таким длинным. Резиновая мембрана с прорезью разделяла загон от двора. Спот подбежал к нему и радостно зафыркал. Шеф радовался недолго. Их со Спотом по-прежнему разделяла сеть, но какая-то другая. Шеф взял ее в зубы, натянул на себя и начал грызть. Спот бегал рядом. Потом отыскал кусочек кости в мокром песке и начал жевать.
Шеф нервно рычал и грыз сетку закрытыми глазами, чтобы не чувствовать скрежет своих зубов. Спот начал лаять. Куски алюминиевой проволоки падали, повисая на шерсти Шефа. Он разодрал эту сетку и влез через нее за ограждение. В тот клочок двора, где сетей никогда не было. Здесь ходили только люди. С палками или иглами.
На дрессировку их выводили из вольера по одному, по времени. И они не могли понюхать даже друг друга на тренировочном поле. Тренировки проходили то часто, то их не было совсем. Спот ужасно скучал без команд и похвалы. Он оценивал каждого своего тренера, выматывая его, пока не слышал податливый голос сраженного псевдохозяина. Особенно он любил, когда с ним начинали говорить как с человеком. Спот любил послушать. Он делал серьезную морду и иногда громко обрывисто лаял.
Они пролезли в щель за кустом и помчались между деревьев на горочку, где заканчивался лес, на окраине которого была база. Спот оглянулся, подумав какой он хитрый, что придумал убежать и тут же осознал, что не получит косточку от старика наверное больше никогда.
Шеф радостно сопел, выбрасывая лапы вперед. За эту зиму он здорово вырос, и бегать на таких высоких лапах было необычно. Они сбежали с холма в низину, заваленную снегом, и  свернули через огороды в деревню.
Третий дом слева. Он под номером четыре, а он искал двенадцатый. Может, на другой улице. Вот так деревенька. В три дома, но в две улицы. Черные ботинки не торопясь, свернули на более узкую улочку с перекошенными сарайчиками. За зеленой калиткой, с облезлой краской с проступающей синевой, мелькнула цифра 12, и он остановился. Во дворе засуетились куры, бросившись сломя голову обратно в курятник. Человек постучал в маленькое окно и, дождавшись, когда внутри дома скрипнет дверца, отошел на середину дворика, достав сигарету.
- Кто там? – накидывая наспех платок, выглянула пожилая женщина маленького роста.
- Я участковый, - ответил он.
- А, пришел, - обрадовалась она. – Сейчас я тебе все покажу, - погоди.
Она снова мелькнула в дом, оставив человека одного во дворе. Он покрутил сигарету и, вспомнив про боль, положил обратно. Он резко засунул пачку в карман и оперся на калитку, разложа руки поверх штакетин.
Вызов поступил еще вечером, хотя на него никто не обратил сначала внимания. Была суета с поджогом на зерносушилке. Пришлось обходить всех механиков, которые работали в тот день на машинном дворе. Они все практически были пьяные, так как был выходной, и не могли связать ни слова. К тому же два раза вызывали в город. По дороге в отделение он успел забежать домой, глянуть на дочку. Поесть он снова не успел, жена была на работе. Звонок из отделения, заставший его дома, отбил совсем желание обедать. Он погладил дочку по голове, велел не выходить из дому и сунул ей книжку про красную шапочку.
Вечером стало холодно, пошел снег. Происшествий не было никаких, но человек сел в машину и проехался по округе на медленной скорости, как обычно. Когда он вернулся, дежурный сообщил о звонке. Человек скривился, насыпая последние остатки кофе в чашку, и решил, что съездит туда на следующий день.
Ночью известие о собаках подтвердилось другим источником. Более весомым. Звонили из биологической станции, что на окраине леса. Пропали две собаки. В каких целях их использовали на этой станции, было неизвестно. Ему сказали только, что собаки хорошо надрессированы и что это две овчарки.
Температура медленно поднималась. Мартовское солнце пригревало скупо, но лучи хорошо притягивались к темно-серой форме. Старые заборчики одинаково покосились вдоль короткой улочки. Дома напротив были совершенно безжизненными. Он вспомнил, что тут когда-то жил плотник, сделавший хорошие рамы в отделении. Человек он был старый и, наверное, уже умер. Безжизненным были и другие дома.
Плотник сидел когда-то в тюрьме. Там он и отточил свое мастерство. Это был спокойный человек с глубокими глазами. Он был довольно молчаливым, не задавал лишних вопросов. Он никогда не улыбался, никогда не приезжал в город и не знался со своими соседями.
Резной заборчик, еще справный, только и остался от его бывшего хозяина. Точно, плотник жил здесь, удостоверился участковый. Он прикинул сразу же, как эта калитка будет смотреться при входе в его сад, где он прошлой весной посадил три новые яблони. Он покрасит ее яркими красками, и купит еще маленькую кисточку для дочки, чтобы она могла ему помогать раскрашивать. Все поплыло, замешиваясь в цветных размазнях.
Спот рылся на свалке, вынюхивая какую-нибудь еду. Он разгребал вчерашний тайник с куриными костями, которые оставили слабый аромат. Но больше там ничего не было. Шеф бегал к ручью и жадно пил. Он даже подумал, что заболел чем-то, так ему хотелось воды. Травы еще не было, и он стал бояться, что может не дотянуть до того момента, как зацветет поле.
Спот метался вокруг, злобно наблюдая за Шефом, которому для счастья было достаточно воды. Но вода не заменит Споту хорошую кость. Спот сел, голодно зевнул. Он посмотрел в сторону бывшего дома, и подумал, что не дай бог именно сегодня его очередь получать кость. От этой мысли Спот жалобно заскулил.
- Ты что, уснул что ли? – спросил голос рядом.
Человек развернулся и видел старушку в теплом кожухе. Она поправляла платок и нервно улыбалась.
- Показывай, где твои собаки, - сказал человек.
Она махнула в сторону огородов. Участковый зашагал за ней по двору. Глаза ужасно слезились, вторые сутки без должного сна давали о себе знать. Они миновали две калитки и пошли вдоль сарая по мокнущей грязи, чавкая и поскальзываясь на месте. Ноги разъезжались сами собой.
- Вон они, там, - указала рукой старушка. – Бесы, откуда только взялись.
- Я ничего не вижу.
- Не ходи так, сынок, - схватила его за рукав женщина. – Хоть грабли какие-нибудь возьми.
Участковый улыбнулся, взял грабли, которые висели под крышей, и пошел дальше по огороду. Старый вяз с обрубленными ветвями навис над ручьем вдали. Солнце последний раз блеснуло над ним, прячась за серую тучу, будто огромный фонарь, который осветил страшное чудовище, подкрадывающееся к деревне.
Шеф первый увидел человека, глупого настолько, чтобы идти к ним. Он подумал о том, что лучше бы им не встречаться. Шеф осмотрелся по сторонам и пошел прочь, готовясь к прыжку через ручей. Но Спот мощно залаял предупреждающе, и пошел навстречу человеку. Шеф оглянулся, не веря своим ушам. На воле нет приказов, нет врагов и лучше не нападать. Но Спот все же глупая собака. Шеф повернул обратно, громко лая в унисон. Он предупреждал человека опасаться Спота, но тот не знал собачий язык.
Человек смотрел на собак, они были огромны. Два огромных пса, двое убийц. Он с ужасом подумал, что сейчас его дочь читает про красную шапочку. Спот приближался. Ботинки были такие же, как у черного человека из станции. Точно такой же рост и осторожная уверенная походка. Этот человек только пах по-другому. Спот видел, что это чужак, но злоба, которая исходила от него, была той же, которую он затаил на охранника.
Шеф забежал Споту вперед и лаял что есть мочи на человека. Спот зарычал. Участковый выставил перед собой грабли и махнул ими в воздухе. Спот кинулся на них, выставив страшные зубы. Шеф заходил с другой стороны. Он понимал, что теперь Спот не успокоится, единственный шанс – это повалить человека и, спугнув его, уйти.
Участковый снова махнул граблями в воздухе, ударив, что есть мочи, Шефа по голове. Шеф разозлился, но бросаться на него не стал. Он не хотел убивать, как его учили. Шеф жалобно обернулся на поле, он уже не смог представить на нем травку или колосья. Оно было грязным, мокрым и паскудно серо-коричневым.
Спот наступал, отгоняя человека к забору. Шеф снова перешел на его сторону. Он рычал, продолжая уговаривать человека уйти. Спот выпустил когти и, заметавшись, сделал круг, глядя на лес. Он прорычал, набирая разгон. Шеф был рядом, он наблюдал и ждал. 
Выстрел прозвучал неожиданно, Спот даже не успел набрать воздуха в легкие, чтобы завыть от боли. Он упал на землю и его шерсть стала утопать в грязи, заполняясь рыжей жижей. В воздухе запахло кровью.
Шеф остался на месте. Он хотел рвануть и убежать, но понял, что обязательно получит удар в спину, а это было для него хуже не куда. Он повернул последний раз голову, чтобы посмотреть на поле, еще раз представить каким оно будет весной. Он со всех сил попытался услышать, как его зовет мальчик, его голос. Сердце сжималось, выбрасывая кровь, он сжал зубы, вскидывая голову, и истошно завыл во все горло, на всю округу.
Человек смотрел прямо в черные блестящие глаза. Он на секунду поколебался, переминая пистолет в руке. Не бойся, малышка, придет охотник. Он нажал на курок, прервав вой.
Шеф пошатнулся, он ступал с лапы на лапу, шатаясь и пытаясь не падать как можно дольше. Пуля попала в грудь, пробив легкие. Он больше не мог дышать. Шеф высматривал место, где ему умереть. Он мог упасть рядом со Спотом, но отступил.
Человек наблюдал за ним, все еще держа пистолет на вытянутой руке. Одной пули достаточно. И он ждал. Шеф упал на передние лапы, потом сел и умер.
- Божечки, - заголосила старушка, наконец решившаяся выйти из своего укрытия.
Человек чехлил пистолет, по привычке ощупывая живот под ребрами. Он медленно начал идти обратно, во двор, мимо хозяйки. Настроение было препаршивое, но он с облегчением думал о том, что дома ждет горячий завтрак.
- Подожди, - догоняла его женщина. – А что ж мне с ними теперь делать?
- Не знаю, закопай, - сказал он.
- О, господи, - охала она, покачивая головой.
Участковый вышел на улочку, сбивая грязными ботинками прошлогоднюю траву. Он достал пачку и закурил. Пошел снег. Он медленно кружил, ложась на асфальт, и таял. Солнца не было больше, только снежная метель закружила, торопя к дому.
Весна снова отступила, накрывая поле снегом, под которым уже начали пробиваться молодые побеги. В этом году на поле ждет тепла озимая рожь. А мальчик, далеко отсюда, уже ездил сам на велосипеде в школу. Отец обещал взять его осенью на охоту. Не было только собаки.