Маленький Мерзавец

«Это был удар, направленный против Партии.
Это был политический акт».
Автор Известен





Оставшуюся половину лета с самого утра я бегал в универмаг, в отдел грампластинок, где пока ничего интересного так и не попадалось, кроме разве что дисков ВИА «Синяя Птица», «Меридиан», «Ариэль» и фаворитов эстрадной музы Пугачевой и Леонтьева, которые я, тем не менее, покупал потому, что невыносимо хотелось новых впечатлений. Однако благодаря купленному родителями велику у Радика появился новый знакомый. Он жил недалеко от нас. Их семья приехала в Казахстан из Дагестана, парня звали Абдурахманом. Оказалось, что сестра Абдурахмана Лариса, ровесница Киры, тоже любит музыку и собирает грампластинки. Однажды они разговорились с Кирой, и так как мы были почти соседями, девочки стали дружить. Венцом их дружбы были принесённые от Ларисы пласты. Это была целая пачка новой музыки, здесь были и Челентано, и Тото Кутуньо, сборник «Лучшие итальянские песни» и первый советский Boney M. Это был гром среди ясного неба. Во-первых, роясь в папином чемодане я уже видел этих ребят без штанов, это была черно-белая фотография с диска «Love For Sale», в натуральную величину, а во-вторых, это был хороший фирменный музон. Фотография на серебряно-голубом юконверте была потрясающа. Загадочные смуглые девушки во главе с брутальным черным парнем в серебристых, почти космических костюмах, художественно рассаженные на голубом фоне. Это был, конечно, не Zodiac и не Arabesque, но что-то в их музыке завораживало и влюбляло, у них был драйв. И хотя в те времена в моем лексиконе вряд ли было это слово, но именно то, что оно означает, покорило тогда моё сердце. Чеканный ритм, мощные басы, синтезаторы, фанковые гитары,вообще много фанка и ещё больше диско и всегда отличные мелодии песен, спетые яркими запомнившимися на всю жизнь голосами. Мы всей семьей просто влюбились в «Sanny», «Baby Do You Wanna Bamp», «Lovi`n or Leaven». Что касается последней вещи, по моим понятиям, это был самый что ни на есть рок. Здесь энергия и страсть лились через край, как та самая пена, про которую мне рассказывала мама. Также мне не давала уснуть «Who`ll Stop the Rain», её мы сразу опознали. Это была композиция Джона Фогерти, называемая нами «Аноу» (послушайте припев, друзья). Ну а мама и девочки обожали печальную «Still i`m Sad» («Я всё ещё печален»), которую мне всё ещё только предстояло идентифицировать. Сзади на конверте, там, где список песен, в скобочках обычно под названием композиции стоит сначала имя автора мелодии, а через тире имя автора текста, так вот, автором мелодии значился некто Р.Блэкмор*. И когда от Валеры Слухова я узнал кто такой Блэкмор (Ritchie Blackmore), мне стало понятно, почему мы слушали эту вещь всей семьей по пять-шесть раз подряд и каждый мог думать о своём. Слова были непонятны, только музыка не нуждается в переводе, во всяком случае такая музыка… Но, перед тем как меня просветил Валера, меня также успел «просветить» второй после Олега Блуднина главный просветитель моего детства Витя Фельд, я слышал музыку Блэкмора и Rainbow у него в гостях. Это был тот самый Витька Фельд приходивший в СМП глумиться над несчастной Соней и щупать маленьких девочек на «Корабле». Правда, Витька сказал, что это какой-то «Рембол», у которых самый главный какой-то там «Блэквард», конечно, я тогда ещё не знал, что «Рембол» – это Rainbow и что «Рейнбоу» – это, прежде всего, Blackmore, а Блэкмор – это «Фэйрбал» (Fireball*) Deep Purple, и что когда чувак ушёл из Deep Purple, у последних начались «проблемы с электричеством» и «Глубокий Пёпл» на время затонул, пока Риччи не наигрался с Rаinbow и тогда, с возвращением Дядьки Черномора, пёплы вновь всплыли на поверхность. Впрочем, ненадолго, как вы понимаете, до очередного и на этот раз окончательного ухода Черномора. Совсем скоро мне предстояло ближе познакомиться со всеми этими «Черноморами», Витькой, его комнатой и его друзьями. А пока в «Усадьбе» царил бониэмоблэкморовский «Still i`m Sad». Который мы слушали с утра до вечера на улице, вынося наш старенький «Рекорд 314» во двор. И все мы были чуточку «всё ещё печальны». Лето, однако, как и любое школьное лето, про мелькнуло одним днём, и перед нами открывалась новая страница жизни. Мы перешли в четвёртый класс и влились в ряды есильского старшешкольничества, ибо с четвёртого класса народ учился в школьном городке, состоящем из четырех соединённых между собой корпусов. Они так и назывались «старшие корпуса». Здесь училось полторы тысячи человек, и четвертый класс в такой школе был ни чем иным, как выходом в большую жизнь, ибо тебе было отныне суждено узнать всех, а всем узнать тебя, и ты должен был проявить себя по максимуму. Поэтому все силы осени были потрачены на учебу, хотя вечером мы неизменно окружали нашу вертушку. Boney. M уже успел поднадоесть, зато на диске «лучших итальянцев», я нашёл «Romantiсi», исполненную голосом брызжущей как шампанское итальянской сексуальности Виолы Валентино (Viola Valentino), надолго поселившейся в моей голове, в моем сердце и где то там ещё. Хотя внимания на все эти «брызги шампанского» не хватало. К власти пришёл Горбачев, и началась перестройка*.
EM: 46. Droids «Renaissance De L’amour».
Меломаны ощутили её дыхание на себе благодаря проскальзывавшим в эфир передачам о шоу-бизнесе и роке, а также передаче «Музыкальный ринг». Туда приглашали странных людей с гитарами в руках. Валера объяснил мне, что это всё рок, только русский, ничего похожего на то, что по моим представлениям было роком, я там не услышал. Однако, так или иначе, меломанов становилось всё больше и больше. Уже после осенних каникул до меня дошло, что я попал в совершенно другой мир. Здесь больше не было места сказкам про хороших мальчиков, которые хорошо учатся и поэтому молодцы: прощайте «Мушкетёры», «Дикая собака Динго», «Кортики», «Электроники» и т.д. Теперь на переменах ты мог сколько угодно наслаждаться прекрасными образами старшеклассниц, пока конечно, какой-нибудь старшеклассник не отвешивал тебе фофана. Также постепенно доходила и ещё одна не очень приятная мысль. В младших классах вокруг тебя такая же малышня, как ты, и ты ещё мало догадываешься, что есть что-то другое, где всё так и не иначе. В младших корпусах всех сравнительно одинаково одевают и т.д., ибо все здесь ещё не оперившиеся юнцы. А в корпусе для старших так уже нельзя. Здесь уже и учителя, и твои подрастающие сверстники смотрят на всё: как ты одет, как одеты твои родители, какое социальное значение они имеют, как с ними здороваются, как смотрят в их сторону родители твоих одноклассников и учителя. Слава Богу, что всё это дошло до меня в последнюю очередь, во всяком случае, довольно поздно. Я жил в мире грёз, а в нем стремительно менялись декорации и саундтреки. И эти изменения меня интересовали больше, чем что-либо другое. Новая музыка хлынула отовсюду, с экранов телевизоров атаковали итальянцы и звёзды стран ближнего зарубежья. В теле-мейнстриме очутились звёзды соцлагеря Puhdys, Иржи Корн, Васил Найденов, Братья Аргировы, замелькали устаревшие звёзды диско вперемешку с никому не известными однодневными певцами и певичками. Однако моё внимание отныне и больше никогда не задерживалось на том, что можно было услышать из телевизора. Дело в том, что старшеклассники постоянно таскали в школу кассетные магнитофоны. Однажды, где то зимой, я был у Бабушки и, как всегда с Мелким, мы шатались по общаге. Он показывал мне новенькую колоду «голых» карт. Никакого секса там не было, но девушки, изящными ручками старательно растягивали свои черноволосые, а также бритые вульвы. И хотя ничего нового или отличного от того, что я видел между ног у Киры, там не было, но это были другие девушки, и точно не девочки. Наши с Мелким разговоры крутились в основном вокруг всей этой «клубники», ну а также музыки. В Мелком мне не хватало Слухова, а в Слухове – Мелкого. Когда Мелкий сказал мне, что в нашей семье так много детей потому, что мама моя любит, когда мой папа делает с ней «это самое», я дал ему пощечину. Он кинулся на меня с кулаками и сказал, что это делают все и его родители тоже, но мне едва исполнилось десять и поверить, что мои папа и мама делают что-то вроде того, что делаем мы с Кирой или с Элей, моё сердце, мой разум, всё мое существо отказывались. Тем более невыносимой была мысль, что из-за этих гнусностей, на свет появились мы…. Однако, Мелкий говорил с таким убеждением, что на душе становилось нехорошо. Это было абсурдно и всё же походило на правду. Но если это так, тогда все это знают?! Почему же тогда Мелкий убежал от матери со своим альбомом? Ещё я вспомнил, как однажды, когда я нарисовал голую женщину и выделил у неё междуножье, мама нашла у меня это и пришла в ярость. При этом как раз присутствовала Оксана Филиппенко, и когда мама спросила меня, «что это, мол,такое?», показав на странные зигзаги между ног, нарисованной тётеньки, я очень смутился и просто не мог открыть рта. Мама с угрозой в голосе повторила вопрос, хотя Оксана пыталась перевести всё в шутку, но маме явно было не до шуток. Её лицо стало страшным. – П…пись...ка, – заикаясь, полушёпотом выдавил я. – Ах ты, мерзавец маленький! – улыбаясь одним уголком рта и прищурив глаза, тихо, но очень чётко сказала мама и, схватив тетрадь, ударила меня по лицу. – Сейчас тётя Оксана уйдет, я тебе такую «письку» устрою… Она не договорила, тётя Оксана, вдруг взяла маму за руки и что-то сказала. Но я этого не слышал, в слезах с выпрыгивающим от стыда и страха сердцем я бросился прочь. Когда тётя Оксана ушла, мама нашла меня. Почему-то она встала на колени, прижала меня к себе, плакала и приговаривала: «Прости меня миленький, прости ягодка моя, прости, прости, мой хороший.». По этому и по всему прочему, я точно знал, что ничего такого мои родители делать не могли, даже если бы это делали родители Мелкого. Ведь я знал, как мама не любила всего этого. А почему? Ответ был очевиден: моя мама была самой честной, самой умной, самой красивой и, несмотря ни на что, самой доброй, а значит, «это» было плохо. Конечно, она тогда ударила меня, но я думал об этом и понял, что мама самая добрая, так как ударила она меня за то, что ненавидит все плохое и плохих людей. Кстати, с Оксаной Филиппенко она тогда поругалась, и они расстались навсегда. Я не знаю, что она сказала тогда маме, но я решил, что она тоже была плохой. Ведь как мне казалось, была какая-то связь между тем, что произошло из-за моего рисунка, сексуальным голосом «арабески» и самой Оксаной, которая носила такие обтягивающие майки, что мы с Радиком постоянно видели её острые соски. Конечно, и мама тоже всё это видела.
EM: 47. Death In Vegas «Dirge».
Я считал, что Мелкий, был плохим, а Валера Слухов, например, хорошим. Однако, к Мелкому меня тянуло не меньше, а первое время даже больше, чем к Валере. Себя я ведь тоже не считал хорошим мальчиком. Да и как такое могло быть, если я, сколько себя помню, делаю это самое со своими сестрами. Однако в наших с Мелким отношениях была определённая закономерность, встречи с ним всегда были окрашены такими сильными эмоциями, что мы встречались намного реже, чем с Валерой. Но зато после каждой такой встречи я словно становился старше. Каждая встреча приносила некое глобальное открытие. Однажды он показал мне фотографию запрещённой американской группы. Фотография была очень плохая, на ней было изображено что-то вроде удалой тройки без штанов. На спинах троих голых парней, стоящих на четвереньках, на коленях стоит голая девушка, а в руках она держит три натянутых поводка тянущихся к шеям этих парней. Над всем этим великолепием большие красивые английские буквы «CATS». Надо сказать, я не особо удивился такой группе, так как видел уже Boney M «Love For Sale». Эти CATS были, конечно понаглей, но, во-первых, Boney.M – фотография старая, а это типа свежак, во всяком случае, и парни, и девушка были пострижены по последней моде, а во-вторых, Boney.M – это всё-таки негры, хоть и живут в ФРГ, а CATS американцы, впрочем, один негр у них там в упряжке тоже был. От всего этого моя голова шла кругом. Вот, пожалуйста, люди выступают без трусов и никого не стесняются... А мой папа всегда, когда по телеку начинается что-то такое, говорит маме: «Лида, уведи пожалуйста детей». Кроме того, например, то, что у мужиков из группы CATS свисало между ног, Мелкий прямолинейно называл словом из трех букв. Стоило же мне произнести это слово ещё в пятилетнем возрасте в разговоре с соседскими ребятами – Бабушка сразу мне дала по лицу, а мама затем устроила целый допрос по поводу того, от кого я его слышал. А если бы, например, ещё тогда, когда у нас это было с Сашкой Родиной, я рассказал бы об этом маме, меня, наверное, просто выгнали бы из дома. И так у меня возникало серьезное подозрение, что взрослые люди всё же делают все эти вещи, однако я был уверен, что это такие взрослые, как, например, из фильмов про бандитов или те, кого называют «уголовники». Из этого вывод можно было сделать только один, что есть другая категория людей, к которой «это» никакого отношения не имеет, к ним, например, относятся наши учителя и мои родители. Однако Мелкий, как будто специально хотел сбить меня с толку всеми этими своими леденящими историями про то, как дядечки раздели тётеньку и заставляли ходить голой по улице, потому что проиграли её в карты, и она ходила, а люди делали вид, что не замечают, а когда она решила убежать, то её порезали на кусочки и выбросили в уличный туалет. Там нашли её бельё и много мяса и костей, отделённых друг от друга. Помню однажды, когда мы учились в начальных классах, всем запретили выходить из школы после уроков самим, то есть без взрослых. У школы собрались толпы родителей и учителей, детей выдавали по списку с рук на руки. Оказывается, в одной из школ в этот день, а их в городе было три, в школьном туалете, уличном, конечно, нашли форму, колготки и бельё одной из старшеклассниц, саму же девочку найти не смогли. А потом рассказывали, что её тело, разрезанное на кусочки, положили родителям под дверь в картонном ящике с запиской: «Мама, не ищи меня, я уже пришла». Это потом мы узнали, что эта история – всего лишь одна из многочисленных школьных страшилок, но пока это потом было ещё где-то далеко, сюжеты этих историй порой стояли пред глазами во время уроков, аннулируя последние шансы на успеваемость. Итак, я знал, что в этом мире что-то происходит очень важное, важнее учёбы и всего прочего, что-то, о чём взрослые нам не говорят, но оно есть. И это «оно» или оно «это» – опасно. Опасно, хотя почему-то так невероятно притягательно. Например, я очень любил ходить в гости к Слухову, у которого мог записать в свою тетрадь названия новых групп, послушать рассказы о рокерах, насладиться их музыкой, но больше меня тянуло всё же к Мелкому, так как от него я получал информацию, которой пока что, не мог получить больше нигде. В это время мы с мамой увлеклись лепкой масок из глины. Глины в казахстанской почве было хоть отбавляй, и как-то утром я увидел, что мама лепит что-то из глины. Это был «мужичок-лесовичок». Интересно, что спустя много лет человека именно с таким лицом я встретил в ночном лесу. Его руки были по локоть в крови, и за скромный ужин и тепло моего ночного костра он рассказал мне историю, лёгшую в основу повести**, которую мне предстояло написать всего через восемь лет. Испросив разрешения, я, уселся рядом с мамой и, получив порцию упругого и податливого материала, на лету перенимая мамину технику создания маски, вылепил некую инфернальную сущность. Маски мы не обжигали, но у мамы была какая-то хитрая технология просушки, и если маски не попадали в сырое место, то держались годами. Первую маску я подарил Мелкому. Точнее, это был обмен, Сергей подарил мне очень плохого качества фотографию очередной за за
прещённой группы. На фотографии красовались четыре полуголые девушки, сидящие на диване. Они, как бы разделившись на пары, смотрели друг на друга. Одна из них держала свою руку на груди своей соседки, а та запустила ей руку вниз живота. Две девушки рядом, кажется, просто целовались. В низу было название группы, которое я запомнил надолго, пока чуть старше не разобрался в чём было дело, что это за группа и почему она называлась Lisbekliebben. Однажды, когда Мелкий, очередной раз пытался мне объяснить, что есть ху, он так разошёлся, что мы чуть не поругались. По его словам выходило, что я несовременный, потому что мои родители не хотят быть современными, а они не хотят быть современными, просто потому, что не могут такими быть из-за того, что они «совки». Я конечно протестовал, но в глубине души чувствовал, что в словах моего нехорошего друга есть правда, но, несмотря на это, я не собирался отступать отстаивая честь своих предков и свою собственную. Сначала, я шёл напролом, потом стал буксовать, а потом Мелкий добил меня рассказом о группе «Кис-Кис». – Короче, есть такая группа «Кис-Кис» называется, – Мелкий скорчил рожу, которая должна была, видимо, сообщить мне трепет, с каким он сам относится к этой группе, вроде недоумения перед лицом сикстинской мадонны с усами или чего-то в этом роде. – Там, короче, вроде две девушки – два парня. Хотя точно не уверен, но мне рассказывали, там у них точно один вроде как кот, один змей, или дракон, он пламя мечет изо рта, а сам весь в доспехах и в крови, потом там инопланетянка и одна девчонка без груди, ну с мужской грудью, но красивая – беда…У неё на одном глазу черная пятиконечная звезда! – А, ты их сам видел? – забеспокоился я. – Ты чё, она вообще запрещённая… – Мелкий понизил голос, глянул по сторонам. – Она фашистская. Ну, я не знаю, но у них там какойто эсэсовский знак короче на дисках, ещё мне рассказывали, что они все в белом, в чёрных сапогах, намазанные такие, волосатые и у них перчатки без пальцев и ногти черные… После этого рассказа я и дня не мог прожить, не думая о такой неимоверной по рассказам Мелкого, странной, фантастической и в то же время фашистской группе со смешным детским названием «Кис-Кис». Естественно я начал их рисовать. Я рисовал их точь-в-точь такими, как мне о них рассказал Мелкий, однако знакомство с новой музыкой, появившейся в школе, на какое-то время отдалило от меня встречу с ними.




*«Fireball» – это классический боевик Deep Purple, в переводе с английского означает «шаровая молния» (есть версии «комета» и «метеор»), однако специфика этого явления отражает лишь музыкальное реноме Риччи Блэкмора. По темпераменту это был самый спокойный, аристократичный и трудолюбивый участник группы, хотя возможно чересчур, требовательный и излишне амбициозный. А в СССР фанаты любовно назвали Блэкмора Черномор. **«Завещание убийцы моего отца» – М.Анти (Макс Аврелий «COPYRIGHT»), 1993.





Книгу можно заказать здесь:
http://idbg.ru/catalog/molensouh-istoriya-odnoj-indiv..
если ссылка не высвечивается, скопируйте в браузер и вы сможете посетить
и-нет магазин "Библио-Глобус", где можно заказать книгу.