Уродливый Глава 7

Автор.


Самое страшное слово на свете — любовь. Все боятся его произнести, но всегда, виляя, извиваясь, каждый до единого человек тянулся к этому чувству страсти и, подойдя на столько близко, что жар в силах ломать кости, сгорал в нем, со сладостной улыбкой на лице. Словно мотылек, порхая к ярким языкам пламени, приманенный их очаровательной, волшебной красотой, не всегда понимает, когда начинают гореть крылья.

А вообще, любовь (или как любят говорить зазнавшиеся скептики — биологическая потребность организма, другими словами — инстинкт) чем-то похожа на смерть. Вот ты есть, и вот через секунду — тебя уже нет. Простое движение зрачков, этого глубоко черного цвета, заставляет орать, плакать, резать вены, пытаться душить себя рукой, оставляя глубокие темно-фиолетовые синяки и плакать в отчаянье от того, что ты маленькая безмозглая тряпка, которая даже не достойна лежать на его старых спортивных ботинках. Постоянное унижение и боль — вот чем в итоге является любовь. Сердечное трепетание, бабочки в животе — всего лишь глазурь, маленькие сладкие цветные конфетки, которыми посыпают мороженное для того, что бы оно казалось вкуснее.

И самое страшное в этой болезни — от нее нельзя излечится. Те дураки, которые твердят о том, что время — лечит: никогда не любили. Любовь как огромный порез на запястье, со временем он может обрасти кожей, побелеть, но его след всегда останется на твоем теле. И так же как рана — любовь причиняет огромную боль, однако от нее невозможно убраться, порез не сбежит с тела так же, как это чувство не уберется из сердца.

Впрочем, дальше объяснять значение этого чувства — будет лишним. До меня это уже сделали миллионы писателей и рифмоплетов. Просто возьмите ближайшую книгу и пролистайте ее. Поверьте, любовь есть везде, правда, она обозначается не всегда одинаково.

* * *


Для Деметрии солнечный день в Оксфорде означал неминуемую неудачу. Она сразу, едва проснувшись, поняла это. Ее тонкие, но длинные пальцы, колыхали от любого дуновения ветра. Нет, она не мёрзла. Ее душу, тело, сердце — охватила непонятная дрожь. Мнимые разряды тока проходились по ее телу, стоило ей подумать о нем. Нет, это не эйфория и не всплеск эндорфинов. Ей было попросту страшно.

Деметрия по сути относилась к таким типам людей, которые не уверены в каждом своем решении. Будь то дважды два равно четыре или смысл человеческого существования. Сомнения брали верх во всех отраслях жизни девушки. И все это оспаривалось тем, что человек не может знать что истина, а что ложь. Деметрия не знала, любила ли она или же это очередное ее психическое заболевание вроде Стокгольмского синдрома. Ей хотелось прикоснуться, быть рядом, находится в этой непонятной «ауре», но страх, оковывавший все тело, больно скрипел, стоило ее мечтам осуществиться.

Все жизнь Деметрии твердили, что плохой человек — всего лишь заблудшая душа, когда-то глубоко обиженная кем-то. Что ему необходимо добро, пусть вначале он от него и отказывается. Добро стоит впихивать, затаскивать в человека насильно, что бы он им поперхнулся, подавился. Пускай он и истошно кричит, извивается под натисками твоего «благородства», царапается, шипит, словно испуганный котенок, не ослабляй хватки. Пихай, пихай.

Деметрия всегда жила этим правилом. Она всяческими извилистыми дорогами наполняла бездонную пропасть Джейса своим добром и теплом, однако там, в этом черном вакууме, пропадало все, упавшее когда-то; словно поглощённые черной дырой, они исчезали, не смея оставлять после себя и следа. Поэтому, Деметрия решила играть по его правилам.
Стоя уже с полминуты возле деревянной огромной двери школьной аудитории, она чувствовала, буквально кожей, это колющее чувство неприязни, ненависти, маленькой насмешки, исходившей от Джейса. Странная аура, окутавшая класс чувствовалась и за его пределами.

Деметрия


 — Ты так и будешь столбом стоять? — облокотившись об стену правым плечом, Флора взглянула на меня с раздражением.

Вместо ответа я, содрогающимися руками, сдавленным дыханием и звенящим в ушах сердцем, дотронулась до лакированной ручки престарелой двери.

И я ее открыла.

Под гул учеников и учителя, Флора быстро проскочила, оставшись незаметной. На меня же, не успело пройти и секунды, внезапно уставились все глаза, находящиеся в этом помещении.
Мне плевать на них. На всех, кроме одного.

С присущей ему не сдерживаемой насмешкой, слегка приоткрытые, облаченные в густые темные ресницы, с привычной до боли в сердце леденящей искрой во взгляде, он перевел свои, будто бы пульсирующие, облаченные в серый цвет, глаза в мою сторону.

Удары сердца, из многочисленных пулеметных выстрелов, превратились в один, оглушающий, сильный атомный удар. Он буквально сбил меня с ног. Казалось после этого стука, мое сердце вообще перестало функционировать.

 — Еще не успели вернуться, а уже опаздывайте? — доносимые до меня лишь обрывками, фразы разносились по всей аудитории. Сквозь непонятный туман, я чувствовала лишь свое сдавленное дыхание и тяжесть головы.

 — Аж дар речи потеряла! — выкрикнул кто-то на задних рядах. После этого, вся аудитория залилась звонким смехом. Даже миссис Гордон пустила пару усмешек, прикрывая свой, измазанный дешевой розовой помадой, рот.

Я же стояла на месте погребения своей репутации и ничего не делала.

- Добро пожаловать обратно, Бэлль. — едва уловив знакомые нотки голоса, я обернулась на его источник — Джейс, в привычной ему манере, в расслабленной позе, расставив ноги, сидел на стуле, слегка свесив голову на правый бок и улыбаясь так, как психопаты в психушке улыбаются на новых медсестер.

Как склизкая, горячая смола, его голос проникал в мои уши, прилипал к стенкам ушной раковины, а голова все повторяла и повторяла сладостное на вкус слово — «Бэлль», в произношении Джейса, с его «эль» произносимое с вытянутым краешком языка за зубы, это слово казалось вдвойне слаще. Забавно, ведь только он называет меня этим именем.

Помешавшись на одном существе, не обращаешь внимания на другие. Проигрывая в голове свое состояние, я прошлась сквозь ряды, собирая шлейф удивленных взглядов. Кто-то до сих пор смеялся, кто-то уже прекратил и принялся вовсю рассматривать мою ускользающую тень. Не могу сказать, что чувствую себя уверено, однако тот атомный удар, предназначенный для ликвидации моего само-достоинства, каким-то неведанным образом прибавил сил. Я просто сосредоточилась на внутренние ощущения, прошла полосу препятствий и, приметив место рядом с Флорой, дошла до него практически без казусов.