Роскошь одиночества
Клавдия Петровна превратилась в Клепу с легкой руки Паши, соседки по лестничной площадке.
Они жили на пятом, последнем этаже сталинки, других соседей здесь не было и они организовали на площадке дизайнерское вторжение: поставили ломберный столик на гнутых ножках, два вертящихся стула, бывших креслами, а винтажная пепельница и ваза дополнили интерьер. *Курилка* была готова.
На время редких пожарных проверок мебель убиралась в одну из квартир, что делало площадку непривычно пустой и даже уборщица отмечала, что с мебелью лучше. Курящих в квартирах не было, но частые гости к Паше радовались удобству.
И Паша, и Клепа ,встречаясь на площадке , садились в кресла, делали вид, что курят и делились новостями. Любимыми их обсуждениями были стихи Паши, которые она записывала в блокнот, деля на *уд* и *неуд*. *Уд* записывался с первой страницы блокнота, *неуд* - с последней.
Паша работала в театре. Ей было слегка за сорок, хотя ее бывший второй муж, упорно называвший ее Прасковьей, считал, что ей уже ближе к пятидесяти. ( Ха-ха!) Но не будем о годах. Милая, энергичная, с живым взглядом зеленовато-карих глаз (один более зеленый, а другой менее карий),
Паша обладала решительным, даже авантюрным характером, могла вертеть судьбой, как собака хвостом.
К этому времени она была уже дважды разведена, оба раза не по своей инициативе, воспитывала сына от первого брака, и, можно сказать, уже почти воспитала. Сейчас ему двадцать и он уже два года учится в Московской консерватории, куда он поступил после успешного окончания Питерской музыкальной спец. школы. Высокий, с длинными гибкими пальцами и кипой светлых веселых волос, Леша был гордостью Паши.
Родив сына в первом браке от любимого мужа и случайно узнав о его энергичной связи с ее хорошей знакомой, Паша поняла, что надеяться ей в жизни не на кого и принялась за воспитание-образование сына.
Еще в детском саду у Леши обнаружили хороший музыкальный слух ( весь в отца!), и Паша посадила его за вновь приобретенное, уже после развода, пианино и, сказав *надо!*, определила его дальнейшую музыкальную судьбу.
- У нас завтра развод,- вспоминала Паша слова первого мужа.
- Хорошо,- ответила тихо, и хотя уже знала о его устойчивой измене , но виду не подавала, ждала развития событий.
- Хорошо, как скажешь,- повторила она и погладила светлую головку сына.
На суде ей нужно было произнести всего одно слово *Да*, и Паша собрала все силы (только бы не расплакаться!) и сказала это слово. Голос не подвел, а слезы остановились на последнем пределе.
– Да, да согласна на развод, - думала она о произнесенном, - ну а как не согласиться, если это так нужно любимому!
Дома Паша прижимала к себе хрупкое тельце сына( за что ему это?) и ласково шептала:
Ты мое воплощение,
Синяя птица,
Ты мое продолжение,
Ты мое удивление,
Еще никем не разгаданная
Земная крупица.
(записала в *уд.*)
Потом купила пианино, устроилась на курсы экскурсоводов, подрабатывала в Исаакиевском соборе.
Если была вечерняя работа в театре, Паша отводила Лешу к соседке на сохранение.
Леша любил бывать у Клепы, разрешавшей все. Он дружил-воевал с большим белым и пушистым котом, которому тоже нравились игры. Комната становилась полем боя ,все валялось на полу, кот вертелся за привязанным к хвосту бантиком, а Лешик превращался в обычного веселого и смешливого мальчишку.
Вернувшись с театра, Паша переносила спящего домой, стараясь не наступить на игрушки на полу.
- Клепа, ну как у тебя все разбросано!
Три года после развода Паша приходила в себя. Все это время она не могла слышать имени бывшего мужа, даже если кто-то незнакомый произносил такое имя, она вздрагивала и сжималась.
Мне б только название твое
не оживить вслух,
И чтоб никто такое имя
не говорил вообще,
Исчезло чтоб из слов.
А у меня сомкнутые губы и
линялый взор.
Уходит взвешиваться солнце.
(записала в *неуд*)
Последняя строка ее очень успокаивала. Она повторяла ее много раз и горечь ушла, правда не сразу.
Тысячу раз взвешивалось солнце, пока у Паши перестал дрожать голос, а глаза вновь засветились живым блеском.
Когда на практику в театр прислали театроведа Александра, Паша сразу сказала Клепе:
- Чума. Наверное, пьет. Глаз напряжен и губы всегда раскрыты.
- Причем здесь губы?
- Ну… это мое чутье.
Девять лет совместной жизни с Александром были, не то чтобы удачны, но вполне достойны. Пашу подкупало его хорошее отношение к сыну, какая-то его хозяйственность и деловитость. Он вылечился от алкоголизма, а на даче мастерил всякие приспособы и удобства.
- Вот где его талант, а не в оценке спектаклей, в которых он, несмотря на образование, слабо разбирался,- думала Паша.
Когда на Псковщине, в отпуске, Александр сломал шейку бедра упав с перевернувшейся телеги, -
- Лучше бы шейку шейки,- сказал он тогда, бодрясь.
Паша приложила все связи и силы для лечения мужа. И только в Таллине, в клинике Сеппо, его поставили на ноги, хотя одна нога оказалась чуть короче другой…
Как-то в мае, на даче, Александр изрек трудным голосом:
- Всякая любовь проходит…
- Это ты о нашей? – Удивилась озадаченная Паша.
- Нет, это я о моей. .. Я хочу, чтоб прошла моя к Ольге Семечкиной.
- Так у тебя любовь … А кто это? Не та ли молодая театроведка с которой мы разговаривали на премьере у Семена Спивака в Молодежном театре?
-Да, она. Но если любовь пройдет, все у нас будет опять хорошо.
Паша отреагировала неожиданно. Она перестала есть. Не могла себя заставить проглотить хоть что-нибудь. Не то, что она уж очень любила Александра, но привычная жизнь с милыми семейными фишками, путешествия, общие знакомые, многие одинаковые взгляды на жизнь, события и людей создавали определенный устойчивый комфорт.
- Значит, к Александру пришла другая любовь и, наверное, сейчас острая, активная фаза. Пусть решает,- поняла вдруг Паша.
И если б обе мы стояли на
краю,
Чью руку взял бы он? –
Боюсь, что не мою…
(записала в *неуд*)
Есть она начала, потеряв несколько и так нелишних килограммов. Тогда Клепа насильно заставила ее съесть бульон и курицу.
-Паша, ты как тень. Так нельзя. Весишь 48 кг. И то брутто…
Разрыв с Александром не был так тяжел, как с первым Мужем, но Паша отходила долго.
Капели качали качелю печали.
Капели шептали: -*Начни все
сначала*.
Начать все сначала? – Уже
начинала…
Над хрупким цветком стрекоза
трепетала.
( записала в *неуд*)
-Это всего лишь Александр, Муха, - твердила ей Клепа в курилке,- встряхнись. Иди на новые курсы. Меняй что-нибудь.
Мухами они называли людей и события, которые не должны прикасаться к их жизни и вырабатывали к ним иммунитет под впечатлением стихов Омара Хайяма, записанных в *уде*.
Океан, состоящий из капель,
велик,
Из пылинок слагается материк.
Твой приход и уход не имеет
значения,
Просто муха в окно залетела на
миг.
Просто муха. Последнюю строчку она повторяла, пока не обрела равновесие.
Восстановилась Паша на курсах английского языка и на этот раз их успешно закончила, подрабатывала в *Интуристе*.
- Пора заканчивать эксперименты с мужьями,- сообщила она новость Клепе, прикуривая воображаемую сигарету, - я самостоятельная, из себя ничего, есть сын, и вообще, все главное я уже выполнила. Теперь можно спокойно наслаждаться жизнью в одиночестве.
- Эх, Паша! Какие бы решения мы не принимали, жизнь всегда подкидывает новые ситуации,- ответила мудрая Клепа, стряхивая накопившийся пепел.
Несколько лет назад Паша познакомилась с одной французской парой, Мадлен и Марселем, туристами. С Мадлен они говорили по-английски о достопримечательностях Питера, театре, балете и даже о моде. Милая жена и немного стеснительный муж.
Они провели вместе весь день: прогулка на катере по каналам, Некрополь 19 века, куда их затащила Паша, вечером театр – прекрасное время в щедром на красоты городе.
После отъезда во Францию они присылали открытки и поздравления с Новым годом и Рождеством. Постепенно переписка иссякла, но теплые воспоминания остались.
Как же было удивительно получить небольшую открытку от Марселя, с сообщением, что он приезжает в Питер на три дня и спрашивал, будет ли возможность увидеться.
- Клепа, Марсель приезжает, Ну помнишь, я тебе рассказывала несколько лет назад, - сообщила вечером Паша, дав Клепе прикурить и положив одну красивую ногу на другую.
Они встретились у метро. Была осень, поздняя осень, можно сказать. Первый снежок обновил белым газоны и цветники, а черные скелеты обнаженных деревьев показали все свою старость, уже не скрываясь за молодой листвой.
Они гуляли в парке. Марсель плохо говорил по-английски, вернее совсем мало, а Паша была скромна в французском, на уровне аналогий слов с английским. Но они понимали друг друга.
Мадлен не стало три года назад. Быстро сгорела. Марсель продал большой дом, отделил уже взрослых детей и теперь жил в небольшом городке близ Атлантического побережья.
-А Вы все еще свободны? - Произнес Марсель явно заготовленную фразу.
-Да, си, ес , фри, - живо ответила Паша и показала палец без кольца.
Они посетили Русский музей, где Марсель пленился волнами художника Айвазовского, Дом кино, где посмотрели какой-то фильм, сидели в чайном домике, пили вино и даже танцевали, хотя здесь это не принято.
Когда Марсель уехал, Паша ощутила легкую грусть и поняла , что ей было уютно с немногословным, галантным и таким *французским* кавалером. Она ходила по Летнему и Александровскому парку, рассматривала деревья, пытаясь вернуть то восприятие, которое было при Марселе.
Мы в парке гуляли при
странном пейзаже,
Скелеты деревьев на белом
снегу,
Листвой молодой откупились;
но даже
Измену за жизнь я принять не
могу.
Листва золотая лежит под
ногами,
Отдав всю себя за любовь
старика.
А ранней весной все начнется
сначала-
блеск юной листвы и игра
ветерка...
(записала в *неуд*)
- Дались тебе эти измены! – возмущалась Клепа. – Уже к деревьям цепляешься, - внимательно посмотрела на соседку, помолчала.
- Что, грустишь о Марселе?
- Просто осень, - тихо ответила Паша.
Прошло три недели. Письмо пришло, когда уже *не ждали*. Паша нетерпеливо стучала в дверь соседки.
- Клепа, ну что ты так долго не выходишь? Марсель письмо прислал и вызов на месяц во Францию! – пела Паша, блестя великолепными зубами.
В конце февраля Паша была уже в Париже. Марсель встречал ее в аэропорту Шарля де Голля и вскоре они въехали в город.
- Париж, как много в этом звуке для сердца женского… - внутренне ликовала она, жадно вглядываясь в окно.
Париж возвышался по обе стороны Сены, и Паша старалась запомнить все-все, даже повороты улиц, по которым они ехали; вот мелькнула Июльская колонна на площади Бастилии ( день взятия Бастилии они регулярно отмечали в своем кругу – хороший тост!), вот Нотр - Дам де Пари, Лувр, там кружево Эйфелевой башни – узнавала Паша знакомые силуэты. Они ехали не останавливаясь. Париж промелькнул быстро. Вот и Булонский лес. Паша вопросительно смотрела на Марселя.
- Пюи, апрэ, - говорил он, внимательно следя за дорогой, и Паша знала – потом, позже.
Они ехали в Ла - Рош -сюр -Йон , небольшой городок недалеко от Атлантики, где жил Марсель. Франция мелькала за окном, демонстрируя красоту и ухоженность окрестностей.
Паша уже бывала во Франции на Лазурном берегу, в Ницце, в Каннах и Провансе. И здесь тоже, хотя и много севернее, те же ровные ряды виноградников, садов, и даже сейчас, в конце февраля, некоторые деревья уже цвели пышным розовым
цветом.
- Декор, - улыбнулся Марсель, заметив ее удивленный взгляд.
Дом оказался небольшим, но уютным, в два этажа, с маленьким садом, где цвели ранние нарциссы. У Паши своя спальня на втором этаже. Все комнаты в доме веселые, много текстиля и обильно декорированы. Все изящно. И на втором, и на первом этаже *французские* в пол, раздвижные окна, выходящие в сад, так что можно было ощущать себя частью уличного пространства. Вдалеке силуэт пальмы. Красота!
Паше нравилось все – и небольшой уютный городок с памятником основателя Наполеона, и дом, и возможность ходить по траве и загорать в шезлонге, и отличная ванная с пушистым ковром на полу , и Марсель, внимательный и ненавязчивый, что Паша уже подумывала - *А хорошо бы так всегда*…
Как-то после обеда Марсель постучал в комнату Паши.
Нежна с тобой, нежна, нежна,
Грешна с тобой, грешна,
грешна,
Не устояла днем, под
солнечным дождем,
Смущенным февралем…
Вино ль тому виной,
Иль взгляд касаний твой,
Иль слов французских бред –
Где тут найдешь ответ?
(записала в *неуд*)
В один из дней Марсель предложил пойти в мэрию и взять документы для бракосочетания. Им дали анкеты. Мадам, выдавая их,не наградила Пашу приветственным кивком и даже не взглянула на Пашу.
- Это потому, что я русская, - ущербно подумала Паша, но держала дежурную улыбку.
Дни летели быстро. Они посетили Бордо и Нант, Ля Рашель и Ренн и множество небольших прелестных городков на побережье. Чувство восхищения ухоженностью и красотой французской местности иногда вызывало у Паши чувство обиды за русские мусорные просторы. Но она старалась здесь об этом не думать. Здесь только радоваться.
- Завтра день рождения Поля, внука.Ему 5 лет, - поняла Марселя Паша. Она уже прилично чувствовала французский язык и со словарем не расставалась.
- Мы приглашены?
- Си,- улыбался Марсель.
Это был повод для Паши познакомиться со всей семьей Марселя, детьми и внуками, и вручить им предусмотрительно захваченные с собой сувениры: Павлово-Посадские платки для дам, водку для мужчин, икру, конфеты, расписные ложки, матрешки и пр. (знай наших!). От такого изобилия подарков гости зашумели, мужчины стали тут же пить водку, дочери примеряли платки, изящно перекидывая их через плечо, а икра привела всех в полный восторг.
- Вот что значит широкая французская душа! Радуются, как дети, - улыбалась Паша. Она была довольна, что так угадала с сувенирами.
- Наверное, готовят мне ответный подарок, - заметила Паша тихие разговоры детей Марселя.
Спустя полчаса Марсель с видом заговорщика позвал ее к машине и, открыв багажник, протянул ей пакет.
-Что это? – игриво спросила Паша. Марсель развернул пакет. В нем была белая душистая буханка белого сдобного хлеба.
-Это… что? – спросила удивленно.
- Кадо, подарок, - улыбался Марсель.
- Не нужно, нон, нон,- растерялась Паша.
- О, это вкусно. Дома пьем чай,- и положил пакет в машину.
- Спокойно, не дрейфь, Паша. За нами Россия, не урони лица! – улыбчивая Паша грациозной походкой подошла к столу, но тут услышав из приемника прекрасный, четкий ритм (арабской?) музыки и ощутив легкое злостное возбуждение, она неожиданно для себя вскинула руки, выгнула спину и пошла в грузинском, сдержанно-энергичном танце с четким рисунком гибких кистей и мелкой, плывущей походкой на носочках – такое было вдохновение. Все ее тело отзывалось на дробный, четкий ритм и Паша сама чувствовала свою неотразимость.
- Вот вам кадо, подарок! Его не съешь! Вам и не снилось! Это вам за... пренебрежение к русским,- вспомнила она лицо дамы из мэрии и закончила свой прекрасный танец быстрым кружением. Марсель не скрывал своего восхищения и нежно поцеловал обе руки Паши.
Домой возвращались поздно, под проливным дождем. Марсель вручную включал дворники под могучими ливневыми потоками.
- Что, не работают? Поломка? – забеспокоилась Паша.
- Нон, все хорошо,- улыбнулся Марсель и включил автомат, демонстрируя возможности *Рено*, - Биен! – и тут же выключил. Экономил щетки.
Паша ехала молча. Разговаривать не хотелось. Дома Марсель вставил батарейки в часы, которые вынимал на время отъезда. Экономил.
- Может, я что-то не понимаю в этой французской душе? – с грустью думала она и долго не могла уснуть.
- Сколько там дней до отъезда? – без сожаления подумала Паша, - ох, как ветрено во Франции. Некоторые деревья растут наклонно от постоянного ветра с Атлантики, а пальма машет распущенными ветвями не * привет-привет*, а * пока-пока*.
Перед Парижем пошел сильный дождь, они ехали напряженно в большом потоке дождя и машин. Марсель вручную включал -выключал щетки. Это не оставляло Паше выбора. Если она еще и сомневалась, вернется ли она к Марселю, то теперь уже точно поняла - нет.
Настроение улучшилось. Она была весела, улыбчива и без сожаления прощалась с прекрасным Парижем.
Марсель не понял ее радости в момент отъезда и все спрашивал:
-Все хорошо? Же тем, же тем, ай лав, - взволновано шептал Марсель, ища ее взгляд.
- Все хорошо! Лучше не бывает! Спасибо Марсель, за дивную Францию, - еще увидимся!
Она всегда легко расставалась с городами, если там не было близкого родного человека. Так было и с Барселоной, и с Мехико, и с Гаваной, и с Прагой…
- Прощай, любимый город! – говорила она, - еще увидимся!
- И крестимся мы справа налево, - вспомнила Паша крестясь перед взлетом и окончательно успокоилась.
- Ну, что Франция? – спросила Клепа, - давай, закуривай поскорей! Дым отечества…
- Франция – лучшее место на земле.
- Да, видно по тебе, похорошела. Что же вернулась? А…
- Здесь горчица острее, и
женщины краше,
А если и грязь, то везде она
наша… - Смеялась Клепа.
- Дома лучше! – уверенно сообщила новость Паша и занесла эту фразу в *уд*.
- Да, понятно...* Не надо Рая дайте родину мою...* - и, прикурив, добавила:
- Опять сначала? Опять курсы?
- Эх, Клепа, ничего нет лучше одиночества. Никаких разочарований. И даже француз недотягивает,- и помолчав, добавила:
- Хочу пою, хочу... молчу. Такая вот абсолютная свобода в скромных желаниях; - потом потушила воображаемую сигарету, решительно встала и свободной, дразнящей, играющей походкой пошла покорять роскошь одиночества.
Свидетельство о публикации №215102201605
Валерий Могильницкий 22.11.2022 13:00 Заявить о нарушении
Нэлли Фоменко.
Нэлли Фоменко 22.11.2022 13:45 Заявить о нарушении