Надежды полный путь туда и горемычный путь обратно

Зима 1985 года в Ленинграде выдалась тёплой, но очень снежной. Наступивший март наоборот, был необычен своей низкой температурой. И хотя днём солнце уже хорошо пригревало, ночью температура воздуха опускалась до - 4 градусов.

Я, со своим другом Вовкой, решили поехать на весенне зимнюю охоту на тетеревов или глухарей. Если Володька перенял от своего отца страсть к охоте, то для меня это была первая охота в жизни. Ружьё, одностволку, я приобрёл в ту пору, когда был ещё студентом. Для этого пришлось вступить в "Общество охотников и рыболовов". Да и приобрёл - то я его скорее не для охоты, а для "просто чтобы было".

Володькина жена отнеслась к нашей идее с грустным пониманием. Мне же, моей плачущей жене и ухмыляющейся тёще, (Знаем мы ваши, мужские,  охоты.) пришлось доказывать, что я мужчина и с доисторических времён предназначение мужчин ходить на охоту и добывать пищу. Да и едем мы всего-то на 2 дня.

В конечном итоге и моя семья дала добро.

Мы приобрели путёвки в обществе охотников. Там же нам дали адрес и совет, как добраться до этого, затерянного в Псковских лесах, полустанка.

Володька относился к предстоящей поездке серьёзно - сдержанно.(Не впервые.) Он вообще человек немногословный.  Меня же распирал охотничий азарт от предстоящих приключений.(Откуда он только взялся?) Я вычитал, что если  несколько глухарей будут сидеть на одном дереве, один над другим, то в тот момент, когда они заводят свою песню, эти птицы не слышат даже выстрелов и можно стрелять их по очереди. Важно только начинать с сидящего внизу, чтобы своим падением он не спугнул петухов, сидящих выше его. Я строил планы, как мы поступим с добытой нами на охоте дичью. Одного глухаря, так наверно положено, отдадим егерю. Одного, из подстреленных мной, я отдам моей тёще. Пусть знает, что её зять настоящий добытчик. Всех оставшихся птиц разделим с Вовкой между собой.

У Володьки было всё снаряжение для зимней охоты. Мне же пришлось купить широкие охотничьи лыжи. Понятно же, что без них не пойдёшь по лесным сугробам. Да и не в последний же раз еду на мужское дело. Сосед по квартире одолжил мне меховую тужурку. Проблема была у меня лишь с обувью. Поскольку, как я уже написал, морозов уже не было, то решил ехать в армейских кирзовых сапогах. Они были почти новые, я их получил перед самой демобилизацией со срочной службы в армии.

Ночь мы провели в поезде. Около 10 часов утра проводник предупредил нас, что скоро будет наша деревня. И вот мы видим на столбе надпись с названием пункта нашего назначения, но поезд проезжает мимо, лишь слегка притормаживая. Проводник успокаивает нас, что поезд сейчас остановится. Машинист начинает тормозить лишь увидя название населённого пункта. Ведь кругом стена леса и как иначе узнать, где останавливаться. В общем, поезд действительно остановился, но в 2 км от деревни. Ну такой уж тормозной путь у него.

Мы вывалились из вагона со всеми нашими охотничьими "прибамбасами". Поезд, простояв минуту, двинулся дальше, оставив нас стоящими по пояс в сугробе.
Ээээххх! Трудна ты охотничья доля. Тяжеленные рюкзаки одеты, ружья за плечом, лыжи в руках и в обратном направлении по шпалам. Солнышко светит. Тепло. Настроение чудесное.

Егерь, Николай Степанович, мужчина лет 65, с бородой и строгим лицом, встретил нас довольно сдержанно. Жена же его, Валентина Степановна, женщина полная и очень добрая, не могла скрыть свою радость от появления гостей из самого Ленинграда.
Мы выложили из рюкзаков на стол коробку шоколадных конфет, банку сгущёнки, мясные и рыбные консервы и бутылку водки, в подарок семье егеря. Николай Степанович поблагодарил за подарки, но указав на водку, попросил убрать её, поскольку он вообще не пьёт алкоголь. Валентина Степановна поставила перед нами миски с замечательно пахнущими кислыми щами, с большими кусками мяса в них. Егерь сказал, что это щи с самодельными консервами и мясо там рыси и кабана. И, что рысей и кабанов у них тут великое множество.

Поев, мы обратились за советом к егерю, где лучше в его лесном хозяйстве нам найти то место, где можно встретить дичь.
Николай Степанович рассказал, что если пойти по просеке ведущей от самого его дома, то через 7 километров будет большая поляна. Её нетрудно найти, поскольку в этом месте просеку перегораживает упавшая толстая ель. На той поляне токуют рано утром стая глухарей. Это он знает точно. Снег на просеке примят, я туда на санях часто езжу. Вот и третьего дня там был, пшено птицам рассыпал на полянке. Но нужно непременно туда поспеть, как он выразился, к утренней песне. В пять утра нужно бы нам быть уже на месте.

Мы с Володькой посоветовались, и появилась у нас идея пойти туда с вечера. Заночевать в лесу и утречком взять тех глухарей «тёпленькими». А почему бы и нет? На улице тепло. Да и ночёвка в лесу, это дополнительное приключение.

Валентина Степановна начала нас отговаривать, мол, холодно в лесу ночевать, но егерь прикрикнул на неё:"Не трогай мужиков! Они сами знают, как им охотиться. Да и не похоже, что мороз сильно заберёт нынче."

Около трёх часов дня мы вышли на тропу. Идти на тяжёлых лыжах по снегу было не просто. И хотя мы выложили из рюкзаков всё лишнее, решили взять с собой на двоих одну ложку, одну кружку, одну миску, буханку чёрного хлеба, пару луковиц, несколько варёных яиц, да бутылку водки. Остальной груз, это были патроны, ружья, маленький топорик, два спальных мешка на вате, да плащ-палатка. Двигались мы медленно, а темнело в это время года рано. К 18 часам мы достигли поваленного дерева. Решили, не выходя на поляну пройти чуть дальше. Просека спускалась в низину. Пройдя ещё некоторое время, мы остановились на ночлег. Смеркалось. Нарубили лапника для лежанки и заготовили дров для костра. Пытались разжечь костёр. Но дрова плохо горели. Поняли, что это низина и сырое место, деревья напитались влагой. Хоть лыжами топи. Стемнело. Менять место лагеря уже было поздно. Кое-как удалось развести чахлый огонь. Но больше было дыма, чем огня. Только теперь смогли присесть отдохнуть. Есть не хотелось. Стало холодно. Решили спать по очереди. Первым спать должен был Вовка. Он засунул один спальник в другой и лёг внутрь. Я сидел у костра, закутавшись в брезентовую плащ-палатку. Темно, холодно, от дыма жжёт глаза, гадский костёр почти не горит, а тлеет. Нужно постоянно дуть на угли. Ужасно холодно. Мои кирзовые сапоги одеревенели от мороза. Вспомнилось, что где-то читал, когда человек совершенно замерзает, то перед последними минутами жизни становится ему блаженно хорошо и тепло. Наверно это написал покойник (Пошутил я себе). Но мне очень холодно. Значит это ещё не конец. Вокруг тёмная стена леса. Деревья трещат от мороза. Страшно. На всякий случай зарядил ружьё и положил рядом, под правую руку. Холодно. Вовка тихо спит в двух спальниках. Тут послышался из темноты шорох. Страх дорисовал тень, мелькнувшую в сторону спящего друга. Рысь! Пронеслось у меня в голове. В такой момент действия опережают мысли. Я хватаю своё ружьё, и как герой из американского вестерна, стреляю в темноту над спящем Вовкой. Тот вскакивает, и наверно, пытается бежать. Но делая шаг внутри мешка, падает. И падает прямо в костёр. Я, плохо соображая, начинаю его выкатывать из костра. Вовка при этом шипел на меня матом, пытаясь спрятать лицо в мешок, чтобы, когда при качении он оказывался лицом вниз, меньше снега набивалось в рот.

Вот уже Вовка положен на место, на еловые лапы. От всей этой суеты мне даже стало жарко.
Я накрыл лежащего в мешках Володю сверху ещё и плащ-палаткой. Сам же занялся костром, собрал в кучу разметавшиеся широко угли. Дую, тлеет, не горит. Сижу, успокаиваю себя. Если бы костёр ярко горел, сгорел бы мой Вовка заживо когда в костёр упал. Сижу, вокруг тишина. И вот, среди этого ледяного ночного безмолвия раздаётся громкое, счастливое посапывание спящего Вовки. Так чудесно спят хорошо пригревшись дома, в кровати. И такая меня взяла обида. Я тут сижу, как сиротинушка, у тлеющего костра, мёрзну, а этот...
Решил забрать у него плащ-палатку.
Осторожно, снимаю со спящего на спине Вовки плащ-палатку и тут вижу таааакое...

Вся поверхность ватного спального мешка была красная от тлеющей ваты. Наверно, падая в костёр, к спальнику прицепился горячий уголёк.
Вовке было тепло в тлеющем спальнике.
Я начинаю засыпать Вовкино тело снегом. От попавшего на лицо снега Вовка открыл глаза и спросил:" Что уже пора вставать?" Увидев тлеющий спальник, Вовик за секунду выскочил из него и мы уже вместе стали затаптывать спальник в снег.

Сон полностью пропал, и подступило невыносимое чувство голода. И вот мы уже вдвоём устроились у мерцающего костра. Стали доставать из рюкзака взятую с собой еду.
Хлеб, яйца оказались совершенно каменными от мороза. Ну, раз уж не поесть, то хоть выпить и тем согреть тело. Единственное, что можно было отгрызть, это была замёрзшая луковица. Ею и решили закусывать взятую с собой водку. Я сунул руку в рюкзак и ухватив мёрзлыми пальцами за горлышко бутылку поллитровки, потянул её на волю. И каково было наше удивление, когда мы в свете луча фонарика увидели только горлышко, но без бутылки. "Разбил!" - Укоризненно процедил зло друг Вовка. Он, осторожно при свете фонаря, сунул руку в рюкзак, чтобы вытащить оттуда осколки от бутылки. И я вижу, что в руках у него ледышка в виде бутылки водки с осколками бутылочного стекла примёрзших к ней. Тут нам стало не по себе. Водка могла замёрзнуть лишь при температуре ниже минус 30 градусов. От этой мысли стало ещё холодней. Сунулись за кружкой, чтобы растопить в ней на углях водку. Оказалось, что мы перестарались и выложили дома из обоих рюкзаков кружки и миски. Теперь хоть языком лижи. Вот сидим мы, смотрим на ледышку водки и закусываем наш взгляд промёрзшей луковицей. Торопим ночь.

Небо уже стало сереть, на часах 4. Решили собираться, хотя, если уж быть совсем откровенным, уже не хотелось ни тетеревов этих, да вообще ничего. Хотелось просто тепла, тепла, тепла.

Забросали снегом костёр, прикрутили обгоревшие спальники к рюкзакам. Прикрепили задервеневшие сапоги (и в сапогах ноги) к лыжам и двинулись в еле заметном рассвете, в обратный путь.

Двигались очень медленно. Каждый шаг отдавался сильной болью в голове.
Быстро рассветало. Вот уже видно впереди поваленное дерево и там наша поляна. Скидываем на снег рюкзаки, снимаем лыжи, ложимся на снег и ползём с ружьями наизготовку.  Снег набивается за пазуху, лицо горит от снега. Ползём. Появился азарт. Ползём. Вот уже совсем близко. Сердце охотника забилось учащённо. Никаких песен тетеревов неслышно. Да какая же нормальная птица затокует в такой мороз. И вдругггггггггг.....Фрррр!Фрррр!Фыррр! Слышим, как впереди взлетают большие птицы. Вскакиваем на ноги, теперь нет смысла скрываться. Бежим, проваливаясь в снег. Поляна. Вытоптанная площадка, где мы накидали пшено.

В общем если бы мы, как идиоты, не ползли, теряя время, то могли бы наверно и успеть.

Первый момент был мат, потом мат, потом мы хохотали, хохотали.

Делать нечего, прикрутили лыжи и поковыляли в обратный путь.

Мы уже около часа бредём по просеке. Силы на исходе. Останавливаемся каждые 10 минут. И вот мы видим впереди идущую нам навстречу лошадь, запряжённую в сани. А в санях наш егерь.

- Степаныч, а ты-то как тут?

- Да вот за покойничками жОнка послала.

- Куда? За какими? Кто помер то у вас?

- Да это не у нас, а у вас.  Степановна сказала чтобы за вами, охотнички, за вашими телами я ехал. На дворе то сегодня ночью - 30 градусов вмазало. Не чаял уж вас в живых увидеть.

Мы покидали рюкзаки и ружья в телегу, рухнули туда и сами. Скоро нас выгрузил Степаныч у своего дома. Уж и не уверен, дошли бы мы сами туда.

Поезд на этом полустанке, в направлении Ленинграда, останавливался три раза в неделю. Если не уехать сегодня днём на 11 часовом, то ждать бы пришлось ещё 2 дня. А этого уже совсем не хотелось, да и горло у меня что-то разболелось.

Похлебав вчерашних щей и поблагодарив радушную Степановну, мы собрались в обратную дорогу. Степаныч подвёз нас к месту остановки поезда.

Поезд остановился. Все двери на высоте около 2 метров от земли и все закрыты. Поезд стоит минуту. Карабкаемся по скользким железным ступеням. Стучим. Двери не открываются. Бежим со всем скарбом к другому вагону. Карабкаемся по лестнице. Стучим. Двери не открываются. Паровоз, (а тогда ещё туда паровозы ходили) дал прощальный свисток, сигнал к отправлению. Видим, что в том вагоне, в дверь которого мы уже стучали, распахнулась дверь. Бежим туда. Поезд медленно трогается. Как мы влезли на ходу по скользким высоким ступеням вместе с рюкзаками, ружьями, лыжами и теперь загадка.

Общий вагон. Единственные свободные места, при входе, у туалета. Сели с Вовкой друг напротив друга. Тепло. Сразу же уснули облокотившись на столик подложив под голову руки. Я сидел ближе к туалету. А один мужик, вошедший в вагон со здоровым чемоданом, так шарахнул меня им по колену, что сон сразу пропал. Сижу, смотрю на сладко спящего, прижавшегося к вагонному окну, улыбающегося во сне Вовку. Наверно радуется, что приключения наши закончились.

Счасссс!

Только я это подумал, замечаю, что низ оконного стекла у Вовкиной головы покрыт льдом и волосы его примёрзли к стеклу. Первый момент был порыв растолкать Володьку. Но представив, что будет с ним, если он сейчас резко поднимет голову. Нет. Нужно придумать что - то другое. Наполняю стакан кипятком из водогрея. И обжигая пальцы, глядя на Вовкину голову и напевая при этом:" Баю, баюшки, баю". Начинаю остужать кипяток, переливая его из стакана в стакан. Когда почувствовал пальцем, что вода не крутой кипяток, а просто горячая, приготовился к операции по освобождению Вовкиной головы из ледяного плена. На выдохе, со всей силой прижимаю Вовкину голову к крышке стола, не обращая внимание на то, что его нос наверняка расплющился по столу, лью воду из стакана, стараясь попасть на то место, где голова примёрзла к стеклу. Ну а уж куда попала. Видно всё-таки не вся вода попала в нужную точку, потому, что когда я отпустил Вовкину голову и он резко её поднял, то я услышал, а может и просто почувствовал, как рвутся те волосы, которые не успели ещё оттаять. Представил Вовкино состояние. Спал человек, радовался во сне жизни и вдруг тебе за шиворот льют горячую воду.

Домой я привёз сильный бронхит, кашель на целый месяц и воспоминания на всю жизнь.

РS.

Прошло после этого около пяти лет. Я уже с другим приятелем поехал на охоту к тому же егерю. Была тогда ранняя, красивая осень.

Вечером сидели за столом, по очереди делись охотничьими рассказами.
Степаныч, смеясь, рассказал нам в картинках ужасную историю, как приезжали сюда два придурка, которые при 30 градусном морозе ночевали в лесу...