До царя вам далеко

ДО ЦАРЯ ВАМ ДАЛЕКО

 Услышала как то я, что в нашу орловскую баньку привозят погреться одну очень уважаемую бабушку. Живет она одна и сама ничего не может истопить в древней своей избушке без курьих ножек.
Удивляются все на старушку, что прожила она полных сто лет. Целый век. Помнит прежние времена ясно, как будто вчера все было. Больше того, как обещано доброму человеку во святой Псалтыри, творении царя Давида, обновилась яко орля юность ея. Надо сказать и вид лица доброй бабушки, и вся внешность самые приятные со всеми приметами былой красоты. словно нарочно сохранил ее Господь для живого свидетельства. Чтобы заградить уста львиные, уста клеветников на господа и царя Его.
        Помнит прежнюю жизнь наша бабушка со всеми прятными мелочами. А ведь сколько было за этот век вылито на старые порядки грязи. да что только не делали и что только не рушили безродные ваньки, чтобы забыл народ старую жизнь и всякую правду.
Ведь сколько было добрых обычаев на деревне! И всего лишили. Можно только пить да воровать. Отвечает бабушка на вопросы с большим удовольствием. Была Мария при царе и молода и счастлива, как никогда после.
Родилась долгожительница наша задолго до смутного переворота. Сословие ее было крестьянское. Из добровольных переселенцев. Простиралась вокруг их деревни немерянная сибирская земля. Лежал под ногами жирный сибирский чернозем. Родилось на том черноземе море хлеба.  Любит старушка вспоминать веселую и великую ярмарку на Рождество. Наступали счастливые и изобильные Святки в Сибири. Открывалась долгожданная Рождественская распродажа в Канске.
Все люди ждали Рождества, откладывали до него разные покупки.
Ехать купить по дешевле всякие вещи для большого хозяйства.
Устроена была жизнь сибирского хлебопашца удобно и выгодно. Брали особые скупщики на ярмарке наше крупное пшеничное зерно по хорошей цене.
Представь как хорошо. собирался хозяин -крестьянин на ярмарку. запрягали всех коней в грузовые сани. Вывозил в те годы отец наш со двора да из большого амбара шесть полных возов хлеба. Грузили шесть возов доверху двадцатью тяжелыми мешками зерна. По двадцать на каждый санный воз. Продавали свободно. Потому что зерна этого на все хозяйство, и людям, и животным, всем хватало. Поросей вообще одной пшеницей кормили. А если надоест пшеница, тогда только варили им картошку побаловать...
Отвезем санным путем в город Канск пшеничку да горя не знаем. деньги получались от скупщиков хорошие. На все хватало. Любили мы,  девчушки, эту ярмарку очень. купить можно было на распродаже за один рубль целую штуку ткани. Целый моток-сверток. Шить из него потом можно было сколько хочешь. Такого теперь и богатые себе не могут позволить.
Запасались в тот день всяким добром на целый год. А всего брали по многу. Сейчас об такой жизни и не мечтают. Стоила новая красивая кастрюля с эмалью одну единственную копейку.
Конечно покупали все для хозяйства с удовольствием.
И чего только не привозили на Канскую ярмарку. Все что Природа Матушка щедрою рукою подавала. Свозили сюда рыбы всякой из чистых таежных рек видимо-невидимо. На любой вкус.
Продавались там редкая нынче рыбная мука. Пекли из такой муки вкусные-превкусные лепешки на сливочном масле.
Торговали с больших повозок здоровенными осетрами морожеными. Осетрина-то получше мяса будет. особенно в жирной душистой ухе из печного чугунка ведерного.
Радовала здесь народный взор великая царь-рыбища таймень. Вечная ей память. И всего имелось по многу и все по-русски за дешевую цену. Славились там на великом базаре пестрые минусинские взвары. По нынешнему компоты. Растили большие сады вокруг Минусинска множество всяких фруктов, прям как на югах. Весь край эти фрукты кипятил и возить сюда из дальних краев не надо было.
Привозили из солнечного Минусинска возами сушеный взвар. Содержал знаменитый компот местные тамошние яблоки, минусинскю вишню, а также приятную сливу и прочая.
Покупалось все это утешение крестьянским сословием с возов прямо на свои сани в больших количествах на круглый год. Весами-обвесами не мучились. Не вешали ничего, как в нынешнюю нищету. Брали хозяйки сразу мешками вкусный компот и радовались дома. Детям много радости было. Поставляло туда село ремесленное Абан прекрасные пряники на манер тульского со сладкими начинками.
Чай листовой продавался целыми толстыми плитами. Аромат от цельного листа в заварнике самый свежий. Природный. Сжимался свежий чайный лист прессом. Запасали его сразу надолго.
Сахар к чаю в те времена был редкостью и большим лакомством. Продавали его к колотом виде и головами. Славился еще особый разноцветный фруктовый сахар. Да про него и особенно не вспоминали. ели все люди мед. А уж он то насколько полезнее для здоровьюшка. не то что нынешняя наша смерть белая из свеклы. Меду пчелиного в Сибири было море.
Устраивали в каждом хозяйстве свои большие пасеки. На бескрайних пестрых лугах и полянах собирали усердные божьи пчелки ароматный нектар. Все хозяйки готовили и варили на своем природном лакомстве. Мед был очень дешевый.
Занесет в зимнюю стужу торговые пути-дорожки. Раскиснут по весне ли по осени грунтовые тракты. начнется осенняя слякоть. А сибиряк и не волнуется. не бегает по лавкам за едою. Запас хозяин все потребное еще на той рождественской Канской ярмарке. И отдыхает.
Так подумай, в чем состояло главное богатсво сибирского поселянина? А вот в чем. не были люди врагами себе и двору своему. Сеяли на земле особую сибирскую рожь. Которая на один мешок семян давала в самый непогожий худенький годок. Земля то у нас первородная, не то что на Руси, где тыщу лет сеют и пашут.
Рождает она, наша землица сибирская в хороший год и по двадцати мешков урожая на один куль посеянный. Не верится? То-то. Пшеница у нас, правда, чуть слабее. Но ежели она наших сортов, то хорошая. И мало уступает славному ржаному колосу. За тридевять земель наши колоски возили заморским ученым людям показывать. Сравнили те ученые люди свои колоски из теплых стран с нашими, северными, и удивились.
Не уступает наш сорт. Что в теплых местах, что в Сибири морозной, одинаково. Много стоит такое сравнение. Говорит оно о силе нашей красноярской земли.
Дали нашим колоскам золотую медаль от всемирной ярмарки во городе Париже. Когда началось в наших местах разорение жизни, первым делом посеяли новые власти картошку вместо нашей ржи, чтобы достатка всех лишить. Знали окаянные, что на нее раз в три года неурожай.
Да ладно, лучше про ярмарку поговорим. набирали здесь хозяева угощение к жаркому самовару. Славились в народе баранки. Выпекали их великое разнообразие. Да особенно любили все горчичные баранки. Не уступала ей в славе сырная баранка. теперь таких нет. Увозили бараночки с ярмарки целыми кулями. Ешь-не хочу.
Долгими морозными вечерами в просторных избах у печи заваривали добрые люди ведерные самовары листовым плиточным чаем. доставали из мешков в сенцах баранки да пряники и забывали про невзгоды. Весело читали дружные и большие семьи благодарственную молитву.
Накупив на канской распродаже разных вещей для хозяйства. Возвращались веселые казаки и переселенцы до дому.
  Устроена жизнь то была удобно. Стояла в каждой деревне полезная мельница. Всегда там можно было для себя муки намолоть. При мельнице имелись особые еще машинки. Крупорушки. Делали те приятные машинки из зерна дробленочку, манную крупу, перловочку, крупу ячневую.
Получалась из тех круп роскошная каша с коровьим маслицем. Сейчас такое масло сливочным называют. И все свое, все рядом в каждой мало-мальской деревушке. Праздновали на каждое время года начало крестьянских работ всей деревней, всей округой. Селились разные народности по отдельным деревням. Но полями пестрые деревушки сходились. Встречались народы в праздники на своих полях. Радовались друг другу и красовались в нарядах своей страны. Вставало рано красное солнышко в праздник начала покоса. Готовились соседние хутора-деревеньки заранее. Одевали семьи лучшие свои народные платья и украшения. Собирались труженники с песнями на краю поля.
Благословлял наш старый батюшка и людей, и бескрайние поля и начало работ. Пел громкий праздничный молебен церковный хор. 
Играло в лазурных небесах яркое солнышко. начинали первый покос со своего краешка поля светловолосые эстонцы в расшитых синими узорами платьях. Шли с другого конца  в белых рубахах с ярко красным шитьем русские поселенцы. Красовались женщины в пестрых головных уборах. И у каждой красавицы свои выдумки, свои узоры да плетенки.
Выделывали еще эстонские поселенцы хитрые такие цветные пояски на платья большой красоты. Ложились под косами изумрудные травки полевые. Весело шла счастливая работа и незаметно наступал жаркий полдень. Садились радостные крестьяне вместе обедать. Превращалось бескрайнее душистое поле в зеленый праздничный стол. Стелили женщины белоснежные скатерти на луговину. Раскладывали из особых торбочек самые вкусные угощения. Украшал каждый народ общую трапезу своими разносолами, какие научился готовить от дедов-прадедов. Обменивались веселые красавицы блюдами и хвалили сноровку и хитрость бывалых поварих. Пробовали семьи друг у друга вкуснейшие закуски и пироги да радовались соседскому умению. Веселились здесь и украинцы со знаменитым салом и галушками в сметане. Чего только не было на великом столе Матушки-Земли!
Шумел беззаботный праздник и пели над ним птицы небесные. Благодарили люди Господа Бога, поднимаясь от трапезы и с улыбками брались за вечное дело. веселила сердца мужичков украинская горилочка, утешало эстонское славное пиво, да чистая русская водочка.
Выпивали на празднике немножко, для веселья. Не увлекались богатые хозяева хмельными брагами да медовухами. Не знали они таких бед, чтобы их зеленым змием заливать. Чувствовал себя мужик грозным хозяином на земле. Не скребла его чуткое сердце детская да женская нужда лихая. На веки вечные укрепляла хлебопашца на его земле гербовая царская грамота. Не было в привольной Сибири ни помещиков, ни соседей завистников. Жить бы да жить. Осталась видно в свидетельнице нашей от той жизни медовой такая сила, сто прожила она целый век. Сто один годок!
А после всех тех переворотов чуть не погибла. И вот как все завернулось.
Началось повсеместное разорение богатых поселян. А самовидица наша была дочерью священнослужителя. Происходил же он своим родом из старинного русского города Ряжска. Переселились в Сибирь еще его родители. Так вот. Пришли в справный дом отцовский новые власти-разорители. И не смотря на шестерых детей его, объявили батюшку кулаком-мироедом. Приказали быстро собрать вещи. Единственно что разрешили, так уехать со двора на своей лошадке и в санях. И как только еще Бог вразумил отца нашего Василия прихватить в дорогу незаметно маленький такой топоришко.
Заплакали мы дети. Уселись в сани и скорбно так навсегда уже  распростились с уютным своим родным домом. Надеялись конечно еще вернутся, да где там. Никогда больше я отчего дома не видала.
Да такое время страшное на дворе лютовало...
Приставили к нам словно к татям-ворам каким страшномордую охрану из китайцев-нерусей. Да вместе с прочими разоренными заставили ехать на санях далеко-далеко в темный лес.
Закончилось уже лето красное. Пришла осень холодная и дождливая. Наконец завезли нас в зловещую глухомань на какую то широкую поляну среди тайги. Окружили всадниками с ружьями. Привезли бочку воды. И начали прямо морить голодом. Повеяло на нас близкой смертью. Первые то деньки еще доедали мы домашние лепешки. А потом поняли родители, что конец подходит. Мучители наши, видно, чтобы не взбунтовались отцы да матери, ставили нам новую бочку воды. но с каждым хмурым деньком слабели все мы и простужались. Спасал нас маленьких еще большой отцовский тулуп. Опускались на страшный лес с дикими зверями сумерки. Забирались дружные дети под овчину на холодную ветренную ночь и засыпали голодные.
Но Сибирь то страна суровая и сколько не грейся, а на таком сквозняке простудишься. Захлюпали мы дети понемногу носами. Еще неделя и лежали бы мы в горячке. А там и смерть недалеко, раньше чем от голода. Видя такое изуверство, приготовился отец наш Василий к побегу, постоянно молился и ждал удобного случая от Господа.
Начались тем временем на других санях от дорожной жизни кровожадные вши. Принесли злые кровососы на своих тонких лапках смертельную заразу. Заболели люди сыпным тифом. Метались на санях в бреду и умирали невинные дети. Разносились по страшному лесу  рыдания и молитвы несчастных мучеников. Но грозили винтовками пленникам желтолицые всадники-китайцы.
Одно оставалось нам спасение - бежать скоре, куда глаза глядят. Услышал наши молитвы Господь.
Налетели на небо черные тучи грозовые. Хлынули на землю дождевые воды. Такая заплясала непогода, что  в трех шагах ничего не видать. Забрались мы под родной тулупчик, дрожим. Отец тихонько молитву читает. Охранники жестокие все намокли донельзя, обругались по-басурмански и отъехали сушиться куда-то. Дождь прямо стеною пошел. Приказал нам отец строгим голосом тихо сидеть. И неслышно так поехали мы с той проклятой мертвой поляны в темные дебри.
Лошадка хоть и слабая была, но видно и сама понимала, где избавление. Хлестал ее отец из последних сил.  Долго неслась с нами старая кобылка по страшной ночной тайге. Боялся наш родитель погони. Торопил лошадь и молился. Долго тряслись скрипучие сани на поворотах и кочках. Потом свернула кобылка куда-то к ручью. Выхватил здесь батюшка Василий быстрый малый топорик. Да в один день построил из молодых сосенок баню. Она важнее любой избы. Вся жизнь сибирская в бане заключается. Намерзлись и простыли мы страшно. Еще больше завшивели. быстренько сложил из прибрежного камня хозяин наш печь- каменку и огонь яркий да жаркий развел. Вымылась вся большая семья понемногу. Согрелись, ожили. Пропел батюшка наш Василий благодарственный молебен. Почувствовали с радостью, что смерть мимо пробежала. Поначалу жили и спали все в сосновой бане.
А потом умелец наш пристроил небольшую избенку на зиму. Лютовали за стеною морозы, сыпался с неба снег, а все мы живые и здоровые тихонько спали под треск в каменке сырых дровишек. Слава Богу. И согрел нас и приютил тот маленький удалой топорик.
Спаслись мы конечно молитвами отца нашего Василия. Уж  какой он был работящий. Времени не терял. Построил дом и к ручью пригляделся. Увидел и в ключевой воде полезное.  Намыл настоящего золотого песка на пропитание. Вокруг тоже уже все успокоилось. Никто нас не искал. Потому удалось батюшке тайком где-то обменять на золото все самое необходимое для долгого зимовья.
Появились у нас семена и соль, и спички. Посеял отец тут же в лесу и пшеницу. Так на следующую осень уже пекли мы свой родной хлебушек.  Вокруг конечно очень много народу погибло. А наша избушка святая одними молитвами стояла себе потихоньку и все мы были живы-здоровы. Слава Богу!
Перед самой войной уже потихоньку тайно вернулась наша семья к людям. Но уже подальше от родных мест, чтобы не узнали нас и не предали. Назвались другой фамилией, получили документы и бумаги все новые. Так никто нас и не нашел.
А я, Мария Васильевна, милостью Божией всех пережила. Так рассказал бабушка вековая свою историю.
Задавали ей потом разные вопросы. Как мол она видит нашу жизнь в сравнении с царским временем. Думали видно благодарить будет старушка за лампочки да самодвижные мясорубки и прочее.
Да не тут то было.
Встрепенулась наша красивая очевидица. Словно на миг помолодела. Улыбнулась так мудро и твердо сказала:»До царя вам далеко!»
Был тогда у нас на земле порядок. А в доме достаток. И рано Россию хоронить. Возьмет еще ее старушку казачок в крепкую руку и поднимет с колен. Держатся все беды властью злых людей-нехристей.
Хотели мы с такой дивной очевидицей еще повидаться. Да видно пришел срок. Одна родимая в Орловке проживала. Высыпали ей на зиму для печки во дворик цельный кузов черного угля. А родня то молодая все в суете редко приезжала. Чувствовала бабушка еще здоровье и решила позаботиться. Взялась сама тазиком уголек перетаскивать. Вот искушение! Правильно говорят. Бог дает отдых, а черт работу. Так вот и она бедная после вражьей работы заболела. И на сто втором году отошла в Небесное Село.
Но остались от Марии Васильевны золотые слова, бельмом на черном глазу нынешних пустобрехов. Сколько  ни ругайте царскую жизнь и сколь не хвалите свою волю.
До царя вам далеко.