Странники жестокого солнца, роман. книга 1-я in su

 Вячеслав
 Перекальский



СТРАННИКИ   ЖЕСТОКОГО   СОЛНЦА

Книга первая

IN SUNRISE



© 2015 –   Вячеслав Перекальский

      e-mail: vperekalsky@gmail.com

В тексте сохранены авторские орфография и пунктуация.


Об авторе.

Отслужив в Монголии снайпером и отучившись в Ленинграде на ист.факе, вернулся за Урал. Работал, в крупном бизнесе, в среднем, в мелком. Торговал на базаре мылом, поставлял эшелонами - уголь, зерно, метал, мясо; машинами – тушенку, водку, компьютеры, телевизоры. Повидал много городов и закоулков Урала, Сибири и Средней Азии, особенно. Консультировал представителей иностранных компаний, областные и городские администрации, организованные преступные группировки, одного банкира и двух воров в законе. Работал в охранных структурах – ловил крадунов и сдавал вороватых ментов.  Переехав в деревню с неслучайным названием: «Нечаевка», пишу тексты, развожу гусей и больших собак…

 

Как-то, в одной редакции, мне задали вопрос: «Какие Ваши стратегические цели во внешнем мире?». А я от такой «простоты» вопроса, вдруг, впал в изумление, а потом и в долгую, дня на три, задумчивость.
Цели… Планы…
Я их, «стратегические», составил  в 16-ть лет, в  1984-м году. Написав с одного маху стихотворение в ночь на 24 декабря:
«Выжгли костры в пыли скрижалей – прозренье,                Кантату слезы. И будет играть до рассвета.                Слово трудное Ночи… На клавишах ветра.
Где День вцепится в кости. Где свет – это тень                Солнцем закрытой вселенной,                А мы, просто – гости, хождений нетленных…»
И, так далее …
Мое поколение, рожденных во второй половине 60-х, имеет большой долг перед Будущим.
В мае 1985-го года, это я, тогда еще школьник, представитель того поколения, написал письмо в ЦК КПСС. Письмо о том…, «что бы очиститься, возродится - нашему народу нужен капитализм, а нашей стране развал, и тогда мы в ужасе ломанемся обратно - к коммунизму, единству, и - в «светлое будущее»».
Это я стоял  и суетился азартно в августе 1991-го перед Белым Домом, Но уже, когда был на Лубянской площади, когда два автокрана снимали памятник Дзержинскому, я не улыбался, не аплодировал. Что-то проняло меня тогда. И там,  с москвичами пылающими праведностью  вершимого, я грубо даже поговорил, и едва не получил от них по башке…
Это я, со-товарищи, в 1992 году, пытался вывести с Урала на Кипр 120 тонн циркония, стратегического, для ядерных реакторов метала. За что половину наших перестреляли высокие конкуренты  из Атомпрома. И позже, я, всячески, активно и пассивно, участвовал в развале своей страны…
«… Ночь гонит, гонит в страну многоточий:                Скрип по дорогам телег и подмёток.                Ночь – не сезон для мечты и полёта.
Там жуют узды крылатые кони,                И бьются толпы зазнавшейся голи                Об странствий корни.
Там – в седину звёзды волосы плавили.                Там, ответов не создали, лишь вопросов назадали…                Там, люди - осколки ночи, забывчивость бога,
Себя забывали, сердце на плаху кидая,                свой комочек комкали.Засыпая, засыпали…                Потихоньку выть стали…»
Цели… Планы… Жизнь, как решение некой Задачи, где масса неизвестных, но известен результат. Могила. Задача человека и человечества в целом – раскрывая свои потенциалы, насытить Время, до полноты Вечности.  После: ставшая Вечность опрокидывается на Временные потоки и покрывает все-вариантность времени единым Смыслом. И рождается Бог. Который - есть, который - был, который – будет.
 В принципе, всё просто: Квантовый мир с квантовой механикой в квантовом пространстве. В принципе, в каждом отдельном мгновении времени - Бога нет. Это мы – люди - рождаем, созидаем его. Каждой мыслью своей, каждым чувством. Будем мы злы - и Бог будет злой. Сжигать Содом и Гоморру, превращая невинных в соляные столбы. Будем мы хитры, подлы и пронырливы - и Бог сядет играть в карты с Дьяволом, ставя на одного из праведников своих, как на беговую лошадь. Будем мы полниться любовью,  вопреки всему, и терпением к ближнему своему – и въедет, вдруг, в Иерусалим на ослице «бродяга» Исус…
Сегодня мы, люди, проигрываем, везде – в Европе, Америке, России, мы в распаде, мы – атомизированы, и наш бог – нейтрино.
И пока Будущее не «склеится» в Настоящем, Будущего не будет. Как нет, и не  будет, Бога в разваливающемся на элементарные частицы мире. Тексты, некоторые, это «клей», которым сегодня клеится мозаика возможного бытия. Я тоже пишу тексты. И надеюсь. Надеюсь, что Свет продолжит «случаться» - всей наползающей ныне тьме, вопреки.
Всё, как в окончании того «детского» стихотворения моего 1984-го года:
«…А время вертелось, пространства сжигались.                Кажется – шли, а остались на месте.                Пространство разверзлось.
И в этой пасти                Младенец зачатый, лежит                Улыбаясь…»
Вячеслав Перекальский, e-mail: vperekalsky@gmail.com

               


                О книге.   

Странники жестокого солнца, роман. Книга первая: «In Sunrise». Шпионский роман, Политико- социальный триллер и Криминальная сага одномоментно,
«Евгению Максимовичу Примакову и другим долгожителям Идеи посвящается…»
Начало 21 века. Северная Америка, Центральная Европа, Москва и Сибирь. Борьба за первые места в театре Будущего  входит в эндшпиль, акции прикрытия перерастают в основные операции, а основные операции  растворяются в мейнстриме реальности, становясь темами ежедневных новостей. Подлог, провокации, измены, убийства конкурентов, зачистка свидетелей…
В эту смертельную игру включаются не только профессиональные сотрудники спецслужб - агент ЦРУ  Кейн Элдридж, майор ФСБ Сергей Мальцев,  агенты ФБР, полицейские, мафиози. …. Но и простые люди, главные герои этой книги – московский журналист Колобов и русский немец, репатриант Ваня Бергер.
«Герои» пытаются жить своей частной жизнью, и не понимают – впрочем, как и мы - что они уже фигуры в чужой игре. Но и Игроки, двигающие пешками, и сами Masters of a Game, устанавливающие правила, вдруг, осознают, что не всё в их власти, и сами они  тоже: лишь, фигуры в чьей-то Игре… И все они  - обыватели, профессионалы, властелины - всего лишь странники, потерявшие ясный путь, ослепленные жестоким солнцем неизвестной им истины…
По планете проходит широкомасштабная операция изъятия документации, несущей хоть какую-то информацию о любых - новых и стародавних - энергетических технологиях, не основанных на сжигании углеводородов.
Одновременно, уходит из-под контроля опытный сотрудник ЦРУ,  Кейн Элдридж, задействованный в операции по изъятию документов. Агенты ФБР и германские полицейские по просьбе ЦРУ не гласно проводят его розыск.
В тоже время в России отставленный от больших дел ветеран спецслужб, в прошлом высокопоставленный чиновник, якобы, по собственной инициативе и на свои средства затеивает «западным коллегам» встречную игру: Явить миру некое Изделие, разработанное еще до войны единомышленником Николы Теслы, русским учёным Масловым. Изделие – компактный генератор энергии и её аккумулятор, неисчерпаемой емкости и варьируемой мощности - от нескольких ватт до тысяч киловатт.  Но в руках у российских «заговорщиков» лишь макет, имитация. Действующий образец и основная часть техдокументации  утеряны, как казалось игрокам, навсегда. Но далеко не всегда, всё бывает так, как кажется…
Российская сторона включает в игру  журналиста Колобова. Его задача снять документальный фильм об учёных узниках ГУЛаГа, «случайно» во время съемок найти «Изделие» и предъявить его миру на пресс-конференции в Берлине…
Параллельно хронике шпионских игр идет повествование о судьбе юного репатрианта из Сибири - Вани Бергера - как бы совсем не связанное с фабульными событиями…
«Конспирология, как Теория Заговора доказывает только одно - что все заговоры провальны. И если какой до сих пор удавался, то: лишь, один. И он –  господа Бога…»
Сплав «Акции Прикрытия» Даниила Карецкого, «Страги Севера» Сергея Алексеева, «Противостояния» и «ТАСС уполномочен заявить» Юлиана Семенова.
Воспримите эту книгу, как учебник анти-конспирологии  для неотформатированных людей.



 СТРАННИКИ  ЖЕСТОКОГО  СОЛНЦА
 Роман.
Книга первая.
IN SUNRISE.

                Евгению Максимовичу Примакову                .                и другим долгожителям
                Идеи посвящается.

Глава Первая.
Нью Йоркские агенты ФБР….…………………………….11
Глава Вторая.
Ученый экстремист и его поклонники ...…………………20
Глава Третья.
Работник ЦРУ в бегах ……………………………………..45
Глава Четвертая.
Московский журналист…………...……………………….53
Глава Пятая.
Гражданин в штатском ..………..…………………………69
Глава Шестая.
Столичный  Патриот …………...………………………….78
Глава Седьмая.
Германские жулики и их правозащитники …..……………105
Глава Восьмая.
Албанские танцы в Берлине ……………………………….133
Глава Девятая.
В Сибирь. Вагон купейный ………………………………..143
Глава Десятая.
Материалы из старой папки №__.…………………………150
Глава Одиннадцатая.
Сибирь. Аборигены ……………...…………………………170
Глава Двенадцатая.
Фальшивый старовер и сибирская красавица  ..………….187
Глава Тринадцатая.
Таёжный диссидент..…………………………..…………. .208
Глава Четырнадцатая.
 Берлинские Полицейские …………………..…………….218
Глава Пятнадцатая.
 Европейская Мгла ………………………….……………..243
Глава Шестнадцатая.
Репатриант…………………………………..……………. .271
Глава Семнадцатая.
Русская Мафия в Европе…………………..……………. ..297


                Глава Первая.
                Нью Йоркские агенты ФБР.

…Нападение на звезду последнего Ти-Ви шоу «Раздевайся и выживи» Мелани Кокк! На выходе из отеля «Нувориш» в лицо девушки плеснули серной кислотой. Ответственность за этот бесчеловечный акт взяли на себя  женщины из экстремистской группы «Новый феминизм»….
… На телеканал «Фокс» поступила анонимная видеозапись. Трое нью-йоркских полицейских в форме жестоко избивают четвертого полицейского в форме. Тот, катаясь по бетонному полу и закрывая лицо руками, кричит коллегам: «…Нет, нет! …Как в России! О, боже, как в России!...»
… На Бродвее актуальна американская классика: Пьеса «Весь  Мир в  Кармане». Про грабителей банков. Каждые десять минут зрители рыдают. А в последнем действии, когда героев все-таки вяжут копы, публика бросается в артистов, играющих  полицейских, различными предметами….
…Астрономы сообщают – на солнце повышенная активность. На Земле ожидаются всплески  магнетизма. Будьте внимательны! Следите за своим самочувствием!...

Зазвучал легкий релаксирующий джаз и, рука, тыкавшая кнопки, оставила в покое радиоприемник. Дэну Сипли повезло. Он, обыкновенный библиотекарь, сподобился с недавних пор получать недурные заработки. Ему достался контракт от «Американ Электрикс» на перевод в электронную форму её архива. Ему даже «пришлось» (лукаво сказано: «пришлось», - это он сделал с удовольствием) нанять двух помощников. Это были его жена, и дочь - на время летних каникул.
Вот и сегодня его бригада, закончив трудовую сокращенную смену, отправилась на уик-энд к теще. А он остался торчать здесь,  между стеллажей и ящиков пыльных. Он будет работать всю субботу и воскресенье. Охрана здания и ведать не ведала, что опечатала под свою ответственность, чуть ли не на трое суток,  живого человека.
Это было его ноу-хау - использовать уик-энды. В строгих условиях охраняемого строения он воспользовался тем, что они с женой удивительно похожи, особенно когда надевают очки. В таком виде она просто подходила и расписывалась за него. Хотя стражники –пенсионеры - не особенно и проверяли. Благо вход в архив был изолирован,  и вела в него одна лестница и шла от него лишь на закрытый чердак.
Сипли порой приходилось тренировать фантазию стыкуя листки из черновиков гениев, Великих и Непризнанных. А еще сортировать по темам невнятные проблески запредельного  разума.
Куда отнести, например, обрывок опуса начинающегося фразой: «Усиление напряжения образов виртуальных частиц возможно по формуле…», и заканчивающееся корявой припиской «Шива в огне», и: «…мантра № 5 раскалывается»?...
Это «Энергетика» - если есть слово: «напряжение»? Может даже это Атомная Энергетика, если это: «напряжение…частиц»! Но почему «…виртуальных»? И каких это еще: «…Образов»!?
Сипли посмотрел на маркировку ящика из которой вынул «сея скрижали». На ящике было написано: «Проект «Индру». Уругвай, 1898 год».
Архивариус тяжко вздохнул и подумал:
«Бред обкуренного оксфордского полудурка. Эти ученые головастики, чем только не морочили мозги в сопливую пору поиска Темы и Пути! Себе и другим. Это потом они становились признанными и благонравными изобретателями спусковых механизмов атомных бомб и нобелевскими лауреатами за спасение экономик мира.
 А ты теперь копайся в огрызках их яблок познания. И всё на благо прогресса! Вот новая поросль почитает недомусолки гениев и, с высот сегодняшних, раз - и выдаст продукт высоких технологий.»
Сипли присел на стул и налил едва теплого кофе.
«Какие, к чёрту, научные прорывы! Эпоха «Нулевого Развития» налицо. Постмодернистские потемки». - Устало размышлял Сипли, попивая кофе. - «Культурный тупик. Ничто принципиально новое невозможно. Культура Конкистадоров и Пионеров сворачивается в культуру Хранителей Ценностей, а по сути: в культуру музейных крыс. Вот удел образованного человека!
А может вместе с недрами земли истощился и человеческий разум? И вот мы роемся в отвалах породы, близ оскудевших рудников, выискивая крупицы драгоценных  металлов и обрывки бесценных мыслей. Ведь, новых нет и не будет…»
За спиной прошуршало. «И тут крысы», подумал Сипли, и обернулся. Меж стеллажами стояла темная фигура в маске.  И тут архиватора пронзила острая судорожная боль.
«Электрошокер!», мелькнула мысль, но что-то гукнуло в голове и Сипли вывалился из этого мира.

*

-Ну, и что это!?
Забралась в мозг посторонняя фраза.
-Одного ящика не хватало. Вот он, на столе у него.
-Я спрашиваю, зачем было бить по  голове?
-Для эффекта.
Слова и топот потонули в монотонном гуле вертолета. Сипли снова соскользнул во мглу.

*

- Мистер Харроу, вы сегодня проснетесь, наконец?
Харроу пребывал в полудреме: все никак не мог привыкнуть добираться до отдела на подземке, да и последние бурные ночи семейной жизни никак не прибавляли утренней бодрости.
-Я весь внимание, майор.
- Это старый прикол, - со сна представлять, что ты снова в армии. Изощрись, в следующий раз  спросонья, а пока я - старший инспектор.
Экспресс-совещание было в разгаре, распределение ролей и обязанностей  на текущие сутки.
- Тебе выпало разобраться с курьезным делом – кто-то ограбил архив «Американ Электрикс», использовав дорогостоящую технику – вертолет.
-Сколько трупов?
-Успокойся. Какой-то архивариус получил по черепу. Отлеживается в больнице Мэннфилда. Проверь, что за хрень.
-Зачем это нам, есть полиция…
-Резонный вопрос. Архивы «Американ Электрикс» не числятся сов. секретными. Но пока имеют ограниченный доступ как нац. Достояние. Ограничение собирались снять и организовать электронный ресурс для умников в интернете. Но пока ограничение не снято, и это значит, кто-то покусился на национальное достояние, со всеми вытекающими. Занимайся.
Через стол полетел тоненький файл.

*

Вечером после работы, оттягивая появление дома, Харроу сидел в баре и потягивал пивко «Холлфилд», пытаясь разобраться в ворохе информации скопившейся за день по делу ограбления архива. Вот что набралось:
1. Целью ограбления были ящики с документацией, вернее мусором, остатками от документации – черновики, неудачные разработки, закрытые проекты, проводившиеся в лабораториях «Американ Электрикс» и частным порядком по ее заказу. А так же бумаги многих других фирм и фирмочек прекративших свое существование в результате поглощения «Американ Электрикс». Корпорация целенаправленно скупала все венчурные разработки близкие ей по теме, вместе со всеми хвостами. Вот в том архиве и хранились все «хвосты». Судя по описи, похищены ящики под номерами от №0139 по №0145, датировка 1896 -1913 годы примечания «Бостон», «Калифорния», «Аляска», «Индру. Уругвай», «Сибирь. Россия».  Один вскрытый ящик с надписью  «Аляска. 1897 год» валялся в коридоре перед выходом.
2. На лестнице он столкнулся с фотокорреспондентом, пререкавшимся с полицейским и успевавшим  щелкать фотоаппаратом. Его напарник, Эндрю, еле оттащил того с прохода и потребовал документы. Все было в порядке, но на резонный вопрос, почему он здесь и что он узнал, засранец ответил: «Дружим с Полицией». Как потом объяснил Эндрю, ответ  усиленный гримасой репортера показался ему провокационным. Типа, мол: «С полицией мы дружим, а вот с козлами эфбээршниками – нет». Эндрю, парень простой, тут же с удовольствием поддался на провокацию и врезал репортеру под дых.
3. Пострадавший архивариус по фамилии Сипли, изображал чудом выжившую жертву, ну, как минимум, авиакатастрофы одного из Боингов 11-го сентября. Хватал за руку жену похожую на него как клон. Коротенькие волосики, коротенький носик, приплюснутый, будто сдавленный лобик, маленькие кругленькие глазки за узенькими очюльками без оправы – специально выведенная порода для ползаний по архивным полкам или рысканья меж офисных загончиков.
Для начала он поведал историю своей семьи, с перечислением всех родственников своих и своей жены. Ими можно было заселить небольшой городок бухгалтеров и офисных менеджеров. Поминутно вставлял признания в безбрежной любви к своей супруге и раз пять выдавливал слезу о своей дочке, как видимо без пяти минут сироте.
Так и подмывало заорать и встряхнуть это бледное создание с легким сотрясением и хорошими анализами. Но, увы - супруга пострадавшего рядом, истекающая  слезами  и потоками нежности. И глядя на сию пропасть любви Питер успокаивался, обреченно выслушивая бесконечную нью-айлендскую семейную сагу.
 Он представлял, как в результате этого злоключения поднимается рейтинг архивариуса. Представлял его дома,  за столом. Женушка суетится у плиты, вспоминая его увечного в больнице, и как он геройски переносил нестерпимую боль. Минули годы, - и вот опять архивариус, постаревший, за столом во главе, а по обоим краям стола его копии разного возраста и пола, открыв рты, слушают рассказ его поседевшей супруги.
 Задремавший Харроу встряхнулся и все-таки узнал, как в представлении мистера Сипли выглядели грабители. В черной облегающей одежде, в черных масках с прорезями для глаз огромного роста. Ну, прямо Ниньзю-цу. И только когда агент собрался уходить, пациент вспомнил, что слышал, как они пререкались, насчет того, что не надо было его бить по голове. На этих его словах супруга разрыдалась навзрыд.
 4.  В изъятом ящике были бумаги разного формата и разного качества, с текстами, напечатанными на машинке, написанными чернилами, исчёрканными карандашами. Харроу не стал лезть в научные бредни, а отдал на экспертизу  - сначала на присутствие знакомых криминальной картотеке отпечатков пальцев и молекул ДНК, а затем и смысла содержимого этого бумажного мусора.
Подводя итоги, Питер сделал один вывод  - пора идти домой и ублажить свою, любимую, пока она не начала шипеть и посылать его по матери. Что поделаешь – разница в возрасте и занятиях. Пока он насиживает остеохондроз, катаясь по городу, и набирается депрессией, общаясь с дебилами. Она ходит по магазинам, разминается шейпингом или отмокает в ванной. Но если в душе ты молод, как и большинство ньюйоркцев, то будь им реально,  – таблетки тебе в помощь.
Вот только утром вся усталость, накопленная вчера не изыдела сном, не рассосалась таблетками, а наваливалась спрессованной кипой на плечи и потряхивала похмельно. Харроу не мог понять – от чего это? Уж точно не две вечерние кружки пива тому виной. Может быть таблетки?

*

Автоматически взяв с прилавка утренний выпуск какой-то газеты, и кинув на него мелочь, Питер отправился к станции метро, -  теперь было чем прикрыть заспанную свою рожу.
Но просто прикрыть не получилось. Прямо на первой полосе «New Yorker» заголовок: «Ограбление в стиле Эпохи» и фотография Питера Харроу. У него в руках архивный ящик с логотипом  «Американ Электрикс» - «AE».
А ниже - дикий текст, и не менее дикий, вернее, шизоидный пространный комментарий специалиста, почему-то доктора философии.
Прилив адреналина толкнул Питера впиться глазами в газетные строки.
«Террористы расхищают Национальные Сокровища - интеллектуальное достояние Америки. Вот жертва новых ударов террористов. Их задача - лишить нас возможности развиваться в будущем.»
 На снимках: Пострадавший сотрудник «AE». Агенты ФБР спасают то, что осталось от гениальных разработок американских ученых прошлых десятилетий хранившихся в секретных архивах «AE».
 Дерзкий вертолетный десант на крышу небоскреба. Взлом и проникновение вооруженных до зубов громил в черном. Профессионально подавив сопротивление ошеломленных сотрудников корпорации, преступники вынесли неисчислимое количество документации содержащей перспективные разработки таких величин как Эйнштейн, Эдисон, Планк, Тесла и т.п., чьи догадки  ждали своего часа.
 И что теперь ждать в будущем рядовым американцам? «Дешевые» атомные бомбы в каждый городок, вместо дешевой атомной электроэнергии в каждый дом? Эпидемию заразы, пострашней сибирской язвы, вместо синтеза дармовых кормов для животноводства развивающихся стран?»
Дэйв Кацман, «New Yorker».
Комментарий специалиста, целая статья : «Рантье В Светлом Будущем».


                Глава Вторая.
                Ученый экстремист и его поклонники.

В честь отмены запрета на национал-социалистское приветствие «Зиг Хайль!» по улицам маленьких швейцарских городков прошлись молчаливые мужчины периодические вскидывающие руки в нацистском  приветствии. Пока, без громогласного скандирования: «Зиг Хайль!»…
В Новом Орлеане был жестоко избит ученый, разработчик элементов альтернативной энергетики Джим Милклав. Избит не первый раз. Изобретатель по дороге в больницу скончался…
Наверно, скоро еще один очередной артист войдет в большую политику. Алек Болдуин баллотируется на пост мэра Нью Йорка. Его коллега  Джордж Клуни посматривает на Белый Дом. А сенатор Самуэль Кучер, говорят, виртуозно жонглирует шариками. По праздникам, в кругу семьи. А в сенате, слабо? Ждем-с, мистер Сэм…!
Смерч небывалых размеров подступает к берегам Флориды, смерч  по имени - Салли...

«Рантье В Светлом Будущем» (статья).
«В Мире не происходит ничего страшного. Нефти, при грамотной добыче и планово опережающем её техническом обеспечении, хватит надолго:  несколько сотен лет, с сохранением динамики роста её потребления.
Уголь, синтезируемый в жидкое топливо. Этанол и расширение его сырьевой базы, - выведение новых, «Этаноловых» сортов растений. Газ, сам по себе, и модернизация газосжигающей энергетики. Развитие Ядерной Энергетики. Межгосударственный термоядерный проект. Энергосберегающие технологии. Солнце, приливы, прочие способы получения энергии из окружающей среды. Всё выше перечисленное уже сегодня, без учёта будущих изобретений, гарантия тысячелетнего уверенного развития. Но, если что-то можно рассчитать, то значит, оно имеет конец.
В Мире произошло нечто ужасное: Мир, какой он есть, увидел свой конец.
Самодовольный рантье взглянул на последнюю страницу либретто и прочитал: «Финита Ля Комедиа» и ему это очень не понравилось. Он оглянулся по сторонам, - все спокойны: китаёзы и всякие индейцы пашут за мизерную плату, заваливая рынки дешевыми товарами. Латиносы круглосуточно моют его посуду, трут полы, нянчат его детей. Арабы и русские дисциплинированно качают ему нефть. Разные нигеры, усердно обливаясь потом, кривляются в телевизионном ящике, его развлекая. И все спокойны с - все зарабатывают свой грошик, и никто не бузит.
«Но ведь это же конец! Вы, что, - не видите? Конец!» - возопил рантье. «Мы все сдохнем!» Он мог сказать: «уйдём в леса, станем скромнее, дружелюбнее, ответственней и трудолюбивей. Придётся отказаться от веками умножаемой и расширяемой ренты и начинать каждому с чистого листа. То есть своим личным умом и руками доказывать соплеменникам, - кто ты есть. Где-нибудь в тайге, джунглях, строя новую цивилизацию» - он, конечно, имел ввиду именно это.
Но именно это и есть смерть для него. Катастрофа на бирже, - и, много взявший на себя, брокер сигает из окна небоскрёба, а не уезжает фермером в Айову.
И в политике всемирных рантье произошло скорбное осознание, что пора поступиться принципами гуманности и политкорректности. И, как ни крути, совершить Наглую Кровавую Агрессию. Против кого-нибудь. Против России, например. Это вместо развития нефте и газо добычи в нашей Аляске, Северной Канаде и Арктическом шельфе.
Корпорации – рантье и Государства – рантье начали прикрывать секретностью все энергетические проекты, а прикрыв, замораживать, до лучших времен. Ну, чисто биржевое, хапужническое рантье-мышление: ждут когда «цены» на еще только возможные разработки достигнут максимума! А еще: принялись банально тырить научные изыскания, вплоть до клочков бумаги из мусорных баков, на одном из которых, может быть, затерялась дорогостоящая истина. Китайские студенты, уж который год по ночам гонят на Родину сотни вагонов макулатуры по факсам и интернету, - многотысячные организации потом разгребают этот хлам в поисках алмазов нового знания. А еще, - уничтожают базы данных у конкурентов.
Рантье не знают, что Идеи  просто носятся в воздухе.
Но в час «Х», кто опередит соперника хоть на секунду развития, кто раньше застолбит авторским правом и товарным знаком, выпустит акции, - тот и выиграет. По крайней мере, так думается.
 Бедные, несчастные узники «Рантье–мировосприятия»! Они, вполне допустимо, могут, собравшись тайком, поделить всю Ойкумену материального и идеального, и ждать часа «Х», когда они всем остальным  объявят: «А всё наше! Эти Алмазные копи мистера «У», этот чернозем месье «Ё», этот способ выработки топлива герра «Ы», а это пилюли бессмертия мадам «О».
Вот только в час «Х» их никто не услышит. В такие моменты только Жизнь имеет значение. И все права, -  это те права, что она отберет у Смерти.»
Эван Вандерброкк, доктор философии.
Профессор Глобального Института Актуализации.

*

Что-то буркнув на совещании по предварительным итогам расследования, Харроу рванул к телефону в поисках лиц обозначенных под статьей, скорее заметкой, и комментарием к ней, именно на статью и тянувшей.
Первый был обнаружен сразу – находился на своем месте в «New Yorker» офисе. А местонахождение второго, Профессора Глобального Института Актуализации обозначилось расплывчато. «Глобальный Институт Актуализации», как и ожидал Харроу, был маленькой фирмочкой, зарегистрированной в Денвере, производящей экспертные исследования под заказ. Список возможных областей исследований напоминал оглавление энциклопедии «Британика».
Дома профессор не проживает, ищите по друзьям-единомышленникам в юбках, - ответил женский голос по зарегистрированному на его имя городскому телефону. Где-то на какой-то лекции в каком-то университетском городке, - ответили в департаменте образования, но добавили «в Оксфорде спросите», да таким тоном, что можно предположить: профессор в научно-чиновных кругах известен хорошо, и что надоел он им изрядно. В деканате университета ответили, что аудитории названному лицу они не предоставляли. Но  на вопрос известен ли он им вообще, ответили: «О, да, несомненно! … Возможно он где-то на территории, любит беседовать со студентами, так сказать «on air»…» и повесили трубку. Разумеется, первым адресом для посещения Питер избрал редакцию «New Yorker».

*

Дейв Кацман. Типчик был еще тот – гладенький. Его окружал интерьерчик ухоженный. Ну, ничего от стереотипа лихого рыцаря пера и информации. Клерк. Да, ему позвонил информатор из муниципальной полиции. Кто именно – служебная информация. Фотограф из внештатных, - послал он. Заметку написал тоже он, в духе «New Yorker» и последних тревожных ветров сквозивших по редакции. Специалиста для комментария выбрал из картотеки издательства. Долго не выбирал – первый, кто приглянулся. Нет, лично не знаком – общались по телефону, готовый текст комментария получил по факсу. Все. И широкий оскал на прощанье – типа улыбка, на всю ширину наглой рожи.

*

В университет добирались достаточно долго – Харроу успел сладостно вздремнуть, и, проснувшись уже на территории университетского городка – двинулся дальше своим ходом. Исключительные - относительно   мегаполиса - тишина и свежий воздух за несколько шагов сделали его новым человеком. А работник секретариата – милая женщина без лишней краски на лице, после его представления агентом ФБР на вопрос, о местонахождении доктора, молча, взяла его за локоток и, с загадочной улыбкой, вывела его на лужайку,  за пару кварталов  от старинного здания деканата, где попросила не прерывать лекции, а подождать окончания.
 – Послушайте, может быть интересно, - уходя, посоветовала она, интригующе улыбнувшись.
Никого и ничего примечательно видно вокруг не было. Харроу, мысленно пожав плечами, двинулся по травке на невнятный голос впереди.  Пройдя ряд сосен, лужайка скатывалась вниз, образуя некий друидский амфитеатр. По кругу сидели тишайшие слушатели  всех возрастов и стилей одежд, от бело воротничкового стандарта, до рэпперско – растаманского прикида. А внизу шаманил человек средних лет, с пышной шатеновой прической до плеч. Одетый в черную футболку и черные джинсы. Шаманил не громко, но четко произнося фразы с хорошо продуманными паузами и ударениями. Его речь звучала на фоне проекционного экрана, по которому  бежала, билась сюжетно – цветовая нарезка,  склеенная  под отрепетированную речь:
- Поймите главное:
Денег нет. Не существует. Они существовали раньше, как средство обмена.
Сегодня тот исторический период, когда Денег не стало. Это искусственно созданные условия,  которые неминуемо должны закончатся окончательным распределением собственности. Глобальной собственности.
А потом настанут по-настоящему Тяжелые Времена. И Деньги вернуться.
Сегодня деньги это, как Вы зорко заметили, бумажки. То есть документы в бумажном и электронном виде. Пока не будем трогать монеты, которые уже сейчас, не имея нумизматической ценности, стоят дороже номинала, некоторые.
Деньги сегодня – это обязательства на оплату, возмещение. Которое могут не исполнить. После отмены золотого стандарта сильные эмиссионные центры наладили выпуск необеспеченной, а порой и неучтенной эмиссии.  Сегодня этих обязательств на пару сотен триллионов долларов. А деривативов различных видов, еще в 2010 году было на  516 триллионов (!) долларов. Сегодня – за четыре квадриллиона. Точно никто не знает. Устали считать. «Дериванты» - это по сути просто копиры денег, но не только выпущенных, а еще только стоимостно обозначенных.
Что это значит, при годовом Валовом Продукте Всего Мира в 50 триллионов и Стоимости Всей (!) мировой недвижимости в 75 триллионов? Это попросту  - фальшивомонетничество. Причем многократное. Что во многих странах до сих пор карается казнью через повешение.
Это знают, те, кто это сделал. Сильные государства никогда не ответят по своим финансовым обязательствам в полный рост, по гамбургскому счету. Но сильный и миролюбивый, не будет брать бездумно в долг.
 Дядя Сэм, что ты молчишь? Проще показать, что ты всегда в деятельности, в поиске! Тебя не остановить, не зафиксировать. В том числе твой вес, рост и стоимость. Все видят мельтешение и чуют запах гари твоих виражей. Настоящие деньги всегда имели вес, цвет и запах. Вес золота, цвет крови и запах нефти. И ты усиленно красишь свои фальшивые деньги в правдивый цвет крови.
«Война за Ресурсы»… Но зачем нужны ресурсы, если добывать их таким затратным способом как война? Конечно, это дезинформация. «Война» - это фейерверк и камуфляжный дым,  возникает лишь тогда, когда прячут истину – передел глобальной собственности в пользу голого короля.  Ведь главное оружие в этой войне не пули и ракеты, ни атомная бомба, а деньги – обязательства на оплату.
Самые несостоятельные страны и вооружаются больше всех, что бы никто не потребовал: «Э-э, дайте-ка на ваши бумажки ни это новомодное крикливое фуфло, ни этот, защищенный авторскими правами и с большим довеском рекламы, пучок информационных продуктов, а истинных ценностей отсыпьте! Да по цене на момент выпуска этой бумажки! Какой год там проставлен? 1990?». А может лучше на год отмены  золотого стандарта?
 Наибольшие военные бюджеты у США, Англии, Франции и Японии.  И, у них же, наименьшее соотношение между стоимостью военных приготовлений и суммой стоимостей всех стратегических ресурсов. (На экран выплыла формула из языков пожарища). По этой формуле ситуация близка к критическому значению… (На экране замелькали, а потом остановились цифры, налились бардовым цветом и запульсировали).
 Именно тогда Япония напала на Соединенные Штаты. Ей просто ничего другого не оставалось делать! Все в этой формуле. Сегодня подобная тенденция нарастает по стат. данным относительно США, Англии и, уже современной Японии, у которой, официально, вооруженных сил нет.
Замедлить это скатывание в неизбежную войну, поможет, как это ни парадоксально звучит, ухудшение экологии. Даже не ухудшение как таковое, а само акцентирование на неизбежную опасность. И, как следствие, учет стоимости экологического ресурса как стратегического. Одно только твердое желание и громогласное утверждение истеблишмента это сделать автоматически отсрочило бы войну.
 То есть, когда в реальную цену войдут просто чистый воздух и вода, не говоря уж о здоровой пище, тогда увеличится сумма стоимостей, а оружие в массе начнет дешеветь. Извините - это шутка, кто понял.
Но в таком случае ваши бумажки с надписью «In God We Trust»* уж наверняка превратятся в то, что они есть - стоимость бумаги и краски – двусторонние гравюрки.
По тому, что сегодня: «Мы Не Верим».
По зеленой аудитории прошел ропот. Харроу инстинктивно потянулся к карману с бумажником, проверить на месте ли его «гравюрки».
Лектор показал в объектив видеокамеры пачку банкнот и отдал ее ассистенту. Который распаковал её и принялся раздавать аудитории – по сотенной купюре каждому.
- Подобные «гравюрки» выпускаются для решения «особо секретных» задач на базах ЦРУ. Задачи эти настолько секретные, что каждый из вас припомнит парочку, не напрягаясь. Такие базы есть в Германии, Мексике, Испании.  По последним данным: одна спрятана в Северной Корее, под защитой последних коммунистов.
Турция - является крупным центром по производству фальшивых долларов. Якобы выдана какая-то лицензия от ЦРУ.
 Наверное, есть какая-то правовая основа для  такой деятельности? Среди слушателей есть законники?
Ну-ка, господа, вспоминайте!
Арабская и Среднеазиатская пресса едва ли не регулярно сообщала, что предлагаются к продаже наборы высокоточных специальных печатных линий (один комплект 1,5 млн $) для выпуска прекрасного качества «гравюрок» номиналом «Сто Долларов». Если номиналом в «Пятьдесят Долларов», то в двадцать раз дороже.
У этих банкнот от настоящих одно отличие – на водяном знаке Джордж Вашингтон подмигивает и ухмыляется.
На этих словах лектор взял из рук ассистента купюру и показал на ней место, куда направить взгляд, что бы рассмотреть физиономию хитреца Джорджа.
- На территории штатов вы их не встретите: любые попытки их завести гасятся в зародыше. Те, кто их выпускает или обладает в большом количестве, знают это правило – в США только товаром!
Обо всем этом рассказали одни «нехорошие» господа, которые пролетели с выпуском таких долларов. То ли им инвестиций не хватило, то ли для ЦРУ мелковаты показались. Вот и выплеснули ребятки правду в злобе. И все как на подбор – чеченцы, узбеки, курды, - с автоматом и Кораном не расстаются, любят что-нибудь повзрывать.
Они говорят еще, опять же в злобе, что какие-то их коллеги – конкуренты, станочки те всё же прикупили, даже фамилии называют – наговаривают, наверно. И всё это -  для обеспечения спецопераций ЦРУ.
 Преступление - не только в фальшивых долларах. Это создание независимых эмиссионных центров непризнанных и подпольных правительств экстремистских государств, часто противоамериканской риторики и направленности.
Подобные центры действовали в Баварии и Юго-Восточной Азии. Спецслужбы считают, что на эти «деньги» ведутся игры только в порочном, четко очерченном кругу - по закупу оружия и наркотиков, с сопутствующими криминальными составляющими. Вот только значительная  часть этих «составляющих», почему-то, поступает в США.
 Хотя действует железное правило – фальшивые деньги остаются в том «кругу порока».
 Но, кто хочет, тот увидит, как массы этих «неправедных» денег с успехом и при активнейшем участии агентов ЦРУ переводятся в реальные ценности. Алмазы из Якутии, Африки. Изумруды Латинской Америки, Афганистана. В «левую нефть» из Нигерии. И нефть, перелицованную в продукт какого-нибудь «невинного производителя», но коррупционно добытую в Иране, Ираке, Венесуэле.
Это игры вокруг нефтяных источников и путей транспортировки – «взять под контроль», «влиять» на тот или иной нефтяной регион. Это не столько, и далеко не всегда, ради понижения цен на ГСМ в США. Для удовольствия разжиревшего американского потребителя.
Это действует оружие последней войны, перевод сфабрикованных, спекулятивных и просто дутых активов в истинные ценности.
 «Бумажные» деньги последнего времени фальшивы по своей сути. Их суть – навязывание фальшивых юридических обязательств для богатеющих и эскалация задолженностей для беднеющих.
 К моменту «Х» у «не наших» богатых окажутся на руках тонны макулатуры вместо денег.
А «не наших» бедных уже принудят к моменту «Х» перевести большую часть своей дутой задолженности в реально задокументированную передачу прав собственности на свои национальные богатства заокеанским дядям.
 А кто будет пыркаться, тех будет мочить самая огромная и дорогостоящая военная машина.
Но это – в крайнем случае. Надеется наивная часть истэблишмента. Зря. Все эти махинации и есть акты войны, с минимальной милитаризацией.
 Происходит интуитивная попытка расширить базу суммы стоимостей, и избежать, оттянуть крах  - полномасштабное военное столкновение.
Но и в  случае войны они надеются выиграть, нейтрализовав ядерную составляющую. Лично я не хочу смотреть: получится или нет  - нейтрализовать.
Сегодня на дворе – Актуальный Кризис. Сегодня часть истеблишмента, из тех, «Непосвящённых», заглянула в «лузу». Туда же заглянули и те, кто просто заигрался. И вот, им срочно нужна Война.
И друзьям Ротшильдов. И компаньонам Рокфеллеров.
Война, это когда в первую очередь списываются тяжкие пассивы и фальшивые активы (их корректно называют «токсичными»). А потом – людские жизни и судьбы.
 Актуальный Кризис сегодня – это хождение по канату между пропастью всесистемного краха и адом всемирной бойни.
По этому канату нас ведут проигравшиеся аферисты и заигравшиеся «Будущие Властители Мира». Это они искусно создали кризис, это они вытолкнули нас на канат смертельно трюка.
 И это их бессовестные псы втюхивают нам, мол, - каждый кризис во благо. Мол, отделятся зерна от плевел. Расслабившиеся и ожиревшие подтянутся и сядут на полезную голодную диету. А потом все, - с новой силой, будут строить то же, Старое Будущее.
Напрасно - слишком большой они сдуру надули пузырь пустых обязательств. На сегодняшних банкнотах уже написан новый лозунг: «Мы Не Верим».
Мне говорили знающие люди: «ты что не понимаешь – ведь главные цели кризиса: во-первых: приспустить, затормозить в развитии и, в конечном счете развалить Китай. А во-вторых: конечно, подзаработать – разорить кой-кого, прикупить кой-чего…» А я им в ответ: «Боюсь, ребята, что вы переоценили свои силы».
 Всё, в итоге, скатится к неизбежности Войны, если не как к Последней битве за Ресурсы, за окончательное решение - кто главнее на планете. А, кто - за ради заметания следов крупнейших в истории человечества финансовых преступлений - обязательно. То есть уворовав доллар готовы спалить миллион. Есть и такие, но это – приказчики..
 Есть некая часть Хозяев Игры готовых, сидеть в своих подземных казематах и двадцать, и тридцать лет. Лишь бы там, на верху, это Человечество издохло. Вы представьте только их уровень любви к Дикой Природе? «Радиофицированной»…
Но это – больные, которых, увы, юрист принудить к лечению ни один юрист не осмелится.
 Повержен Русский Коммунизм, но есть Китайский, есть и … Американский.
 Да, вы не заметили? Подождите вызывать психиатров, выслушайте априори Обвиняемого в антиамериканской деятельности. Нет, я может быть внебрачный сын сенатора Маккарти и готов выгрызть проклюнувшуюся коммунистическую погань в самом неприличном месте. И вы, господа, тоже - будьте бдительны.
Специально для Патриотов, тема следующей беседы - «Актуальный Коммунизм», как логическое развитие темы сегодняшней – «Актуальный Кризис». Будут ли вопросы?
Очумелая аудитория молчала и лишь заторможено переглядывалась.
- Есть ли возможность выйти из этого кризиса? Вы так безнадежно всё обрисовали…
- Конечно, есть, и наверно так и произойдет. Только не гордо выйти, а проскочить, прошмыгнуть крысами под кризисом. Протащив под карающим маятником деривативов, весом в квадриллионы, жалкий чемодан всемирного валового продукта в 50 триллионов. И это удастся, благодаря самообману, самогипнозу, - мы предпочтём отодвинуть настоящее разрешение существующего кризиса в Будущее, трусливо блажа себя,- «а, может, рассосётся». Не рассосётся. Мы этот «кризис» откладывали, перекладывали со времён окончания второй мировой войны.
Так вот, вопрос: «как проскочить прошмыгнуть под катастрофой», на самом деле есть вопрос: «как решить проблему «Веры»-«Доверия». И сегодня, интеллектуалы, работающие на прогорающих аферистов, переиначивают этот вопрос так: «Как обмануть Недоверие всех ко всему? Как вывернутся, чтобы породить «новое доверие» к волку? Какую шкурку для него сшить, чтобы прокатило в массах?»
Господа, в былые времена экономика была на вторых ролях. Экономика, по высшему счёту, это лишь игра для великовозрастных детей, не знающих о проблематике «Добра и Зла». Экономика без Веры и других Высших Категорий – Ничто.
Как  банкир даст кредит, если не верит, что отдадут? Как охранники пойдут отбирать имущество у должника банкира, если не верят бумажкам, которыми рассчитается с ними банкир? Да и зачем охранники будут работать сегодня, если не верят, что банкир заплатит завтра? Как вы купите дом, если никто не верит тем бумажкам, что вы платите за дом? Кто будет покупать акции корпораций, если никто не верит дутым рейтингам агентств? И вообще, почему информация с этого компакт диска стоит столько, а не столько? И почему это она дороже десяти килограммов мяса, а я даже не знаю, что она из себя представляет!? Да и есть ли она там, на диске?!
Вы бежите от невозможности: «ничего не сделать на продажу», от всего  этого безверия - в церковь. А там церковник педофил сношает вашего ребёнка.
Вы берёте  в руки винчестер и топор.
 И цивилизация кончилась.
Аудитория молча переглядывалась. Наверное, вычисляла, кто из неё первым схватится за топор.
- Вы говорили о Войне, а Революция будет? – выпалил какой-то юнец.
Лектор улыбнулся.
-Мистер, я завидую вашему здоровому долгому сну – она уже идет.
- Но формулы у вас не было …
- Была, но не сегодня. Революция началась, когда 10% населения земли стала богаче других 10% земли в 40 раз, тогда произошла обвальная капитализация первых 10% и скатывание остального населения земли к нищете последних 10% . Мы сейчас в самом разгаре этого процесса. Это происходит прямо сейчас. Геометрическое богатение богатых, вопреки всяким кризисам и обеднение  всех остальных. Процесс революционный, а значит самоубийственный,  для революционеров - в первую очередь.
 Уже готовы кардинальные проекты по фиксации промежуточных итогов, дабы процесс не порвал всех и вся. А война, о которой я говорил, все равно неизбежна, когда значения по моей формуле станут критическими. Какие бы проекты истеблишмент не осуществлял,- это все параллельно. Но повторяю: сегодня еще можно проскочить под кризисом, но сам собой он не разрешится, он останется и когда-нибудь нас обязательно догонит и накроет.
 «Возвращение» к Реальным Ценностям, но на новом витке понимания и развития   - начать ценить то, что ранее никогда не ценили: леса не для вырубки, поля не для пашни. Чистый воздух и чистую воду – объемами, в потенции, но по реальным котировкам – и пусть вам всё равно всё не выпить и не выдышать. Начать ценить и ввести  в оборот обязательства гарантированные тем, что не  должно и не будет использовано, истрачено Н-И-К-О-Г-Д-А! Честным и творческим людям надо платить только за то, что они есть.
 А там, может быть, потихоньку, вернутся истинная Вера, не обманутые Надежды и искренняя Любовь.

*

Питер ждал. Публика рассасывалась долго. Возле докладчика организовалась очередь. Наконец тот остался один, не считая двух парней собиравших аппаратуру. Харроу обратил внимание на три цифровые камеры и спутниковую тарелку – «наверно шла запись, а может и в интернет «on line».
- Здравствуйте, господин профессор, я к вам, - тот потянулся с ручкой в поисках места, где расписаться.
 – И не за автографом, - остановил его Харроу, показывая удостоверение ФБР.
- Оу! Моя любимая организация! Давненько не было от вас вестей. А вот ваши коллеги чаще дают о себе знать.
- Кто именно?
- И Секретная служба, и АНБ, и ЦРУ …
- Я имею ввиду – кто и когда? И не только, в последний раз.
- Позвольте узнать: какова причина вашего интереса к моей персоне, и к дружественным вашей  организациям?
- В утреннем номере «New Yоrker» опубликована фотография, на которой я, собственной персоной, под ней статья Дейва Кацмана и комментарии за вашим именем. Сравнивая стиль и тематику написанного с только что прослушанной лекцией, я убеждаюсь, что автор один – вы.
- А! Вы об этом. Да, это так. Ну, и какая очередная крамола кольнула глаз вашему начальству?
- Прошу вас отнестись серьезней. Я не охотник за ведьмами. Я обыкновенный оперативный работник и расследую конкретные преступления. А если попросту, то разгребаю  банальную криминальную грязь, а, порой, и кровь, но там, где замешаны не одни простые граждане, а граждане особые, рукою государства осененные.
 Совершено преступление – похищение, а вернее, грабеж с применением насилия, есть жертвы. И что странно – тут же выходит статья …
- Ну! Вы же знаете наших ушлых репортеров!
- Вы меня перебили – я не договорил. Выходит статья, и вот что странно, в статье, а вернее в комментарии к ней содержатся данные, о том, что содержалось в похищенных материалах. Это при том, что я лично, имея в уликах ящик с подобными материалами, сам до сих пор не знаю, что там содержится! Это Вы похититель, профессор?!
- Подождите, подождите! Спокойнее! Я сейчас вспомню все и скажу точно …  Это произошло более года назад, я так же, как сегодня читал лекции, и так же как вы, мистер, ко мне подошел человек старше пятидесяти, но спортивной фигурой, так что возраст его я точно не определил, и при более тесном знакомстве не интересовался, уж извините. Он предложил оплачиваемое сотрудничество, - периодические консультации, которые выражались бы в письменном изложении моей позиции по тому или иному явлению в современной науке и обществе. Я помню, засмеялся и спросил, что это секретные службы так обленились, что вменяют подозрительным лицам стучать на себя самим?
Элдридж с юмором ответил, что если это и «Самодоносительство» то хорошо оплачиваемое. А, впрочем, я, мол, прав, - всему виной нехватка кадров, вследствие сокращения штатов по окончанию холодной войны, вынуждает изыскивать более прогрессивные способы решения задач по обороне страны. Итак, мы регулярно стали созваниваться. Обсуждали мировые проблемы. Иногда он просил написать статью по какой-либо теме. Оплачивалось всё щедро, авансом на счёт. Вот и недавно он попросил написать статью на следующую тему: похищение документов великих ученых, в том числе Теслы, работавшего над проблемой беспроволочной передачи энергии.
 Мне надо было выразить свое мнение о значимости этих разработок для современной Америки, предположить аргументировано – кому это выгодно, каким террористам и т.п.. Начав писать я разошелся и получилось несколько не то, что заказывали. Но со мной всегда так, - свободный дух не терпит теснин, -  он  просто их не замечает! Дальше мы разговорились о Тесле, о его работах, - он много, оказывается, о нём знает  …
Питер решительно остановил уползающего мыслью от темы профессора вопросом:
 - Профессор, я хочу  спросить, а как относился агент Элдридж к вашей, ну, просто обличительной критике ЦРУ? Вы, кстати, не по этому поводу познакомились?
- Отнюдь. С юмором относился, даже больше - сам мне подкидывал забавные эпизоды из своей биографии. Очень приятный в общении господин.
- Н-да … профессор, вы знакомы с Дэйвом Кацманом?
- ?
- С тем репортером «New Yorker», на чей факс вы переслали статью?
- Лично, нет. Ко мне всегда обращался Элдридж. Да и номер факса … это я фигурально, по привычке. Эти коммуникационные технологии так быстро развиваются. Текст я переслал прямо с ноутбука по «Blue Tooth». А номер был не городской, номер был сотовый.
- Визитка этого мистера Элдриджа или что там у вас для обратной связи? Надеюсь не три красные ракеты?
- Нет. «Над Всей  Испанией Безоблачное небо», -  это навсегда, это классика, но в нашем случае – нет. А визитка – вот она.
- Спасибо, до свидания, … кстати, профессор, а вам не кажется что ваши выступления, статьи слишком …
- Антиамериканские?
- Нет, хотя и это в какой-то мере. Как может показаться многим, но не мне. У меня была хорошая школа.
Нет. Но слишком Экстремально, эксцентрично. Мне кажется, вы перегибаете – граждане и так запуганы до предела, а тут еще с вашей теорией заговора и предчувствием войны.
Средний американец мягкотел, и это не Европа, где доводы разума действуют на общество. У нас чуть сильнее придавит жизнь и жди истерики, бунтов дурацких, стрельбы.
У меня есть доступ ко многим данным. Так вот – с 95-го года кривая уличной преступности неуклонно падает, а количество  показов актов насилия по ТиВи и в Кино неуклонно растет. Я выводов не делаю, я при исполнении, а вот вы, профессор добавляете маслица в огонек.
- А вы мне нравитесь агент Харроу! Не ошибся? – Запомнил с первого раза. Видите ли, я всегда был консерватором. … Да, да! – Консерватором, из приличной, даже аристократической семьи. Менонитского вероисповедания, приплывшей еще из Фризии в ХVII веке.
 Но подвело широкое Европейское образование  - в Англии, Италии, Франции. Мне нравилось учиться.
 И как я радовался успехам Америки. Мы победили Коммунизм! Но с определенного момента я увидел – никто не хочет останавливаться. Нужен весь мир – ни меньше. Я прозрел и увидел как многие действия, даже риторика, копируют коммунистические образцы. До смешного, да еще с американской наивностью первопроходцев! Но главное – цели, те же! И это лезет со всех щелей.
 Ну ладно: поставить под контроль планету, - я согласен. Но не такими же революционными методами и темпами! Но даже это не главное. Они хотят перестроить само американское общество, подменить его институты коммунистическими структурами. Я вернулся в Америку. И веду свою образовательную деятельность. Бью по мозгам своих же братьев консерваторов. Они должны понять, что в наше время, чтобы быть по настоящему Правым, нужно стать немного Левым.
Кстати, можете посмотреть нас по интернету, если интересно. Вот адрес  в сети, и мои данные…

Харроу оставив странного профессора  экстремиста – меннонита, спешил в город. Очень хотелось пообщаться с офисным репортером из «New Yоrker» еще раз. Теперь у агента был повод и право потрепать его холеную наглость. Проверил через бортовой компьютер, что в ФБР есть на агента ЦРУ Кэйна Элдриджа, результат ожидаемый – пусто. Запросил о помощи родную контору  -  по телефону  начальника отдела, лично. В ответ услышал:
- Питер, после женитьбы ты молодеешь с каждым днем. Скоро ты запросишь титьку пососать.  Тебе напомнить – ты письменно должен подать запрос по всей форме, с указанием весомых причин. Ты забыл, что с 11го сентября 2001-го года наши с ЦРУ отношения заметно не улучшались, скорее наоборот. Ладно, не порть казенное имущество: не грызи трубку, я попробую по-своему, но ничего не обещаю.
В стремлении к встречи с репортером Кацманом напарник Питера за рулем излучал большее нетерпение чем сам Питер. Он, страсть как, любил потиранить зарвавшихся журналюг.
Пока Харроу общался с профессором, Генри О’Брайан накопал по известным только ему кладбищам кучку мерзко пахнущих фактиков из жизни и впрямь «выдающегося» труженика пера Кацмана по кличке «Иприт»*. Кучка дерьма началась с торговли наркотой в студенческой среде на втором курсе университета – парнишка тогда открутился. Открутился и во второй раз – когда был пойман на торговле в армейской части. Якобы выполнял задание редакции, добывал материал. Был задержан на одной из вилл в Майами в толпе обдолбанных вусмерть адвокатов, собравшихся на симпозиум - делиться опытом по страховым делам. Опять же? не доказано: кто снабдил законников таким количеством наркоты. О более важном: был замечен одним стукачом в обществе  весомого нью-йоркского мафиози по кличке «Уайт Мао».
«Так что жопа у него вся в говне – берем за жабры». - Подытожил свой краткий доклад О’Брайан.
Кацмана взяли нагло – недолго подождав его выхода из офиса, зарулили на остановку такси и запихнули в салон. О'Брайан продемонстрировал толпе свидетелей свое удостоверение, громогласно возвестив о борьбе с терроризмом.
- Так, мистер Государственный преступник, будем колоться? – принялся раскручивать маховик допросных процедур О’Брайан, увесисто обхлопывая тельце Кацмана, имитируя обыск. И тут же больно ткнул в нос кулаком с зажатым в нем пакетиком кокса, якобы извлеченным из кармана репортера. – Чё, «mother fucker», сбываем наркоту по редакции?
- Господа! Господа! Что вы себе позволяете! Только в присутствии …-  Кацман пытался выплыть из ситуации привычно, через адвоката, но самим словом «адвокат» поперхнулся вместе с коксом из порвавшегося пакетика, запихнутого эфбээршником ему в рот.
- Нет! Он просто жаждет сесть лет на десять! Без суда!
- Мы в демократической стране …
- Дурашка! По тому огромному делу, по которому ты уже проходишь, суд может, вообще, не состоятся, а тебя как ценнейшего свидетеля, мы обязаны спрятать.
- Вот, вот – в тюрьме спрячем, как наркодиллера! Ты будешь сотрудничать, сука?
- Что вы от меня хотите?
- В твоей статье о похищенных документах из архива «Дженерал Электрик» содержались сведения доступные лишь самим похитителям. Кто тебе их передал?
- Господа полицейские …
- Очнись, мы из ФБР.
- Господа агенты ФБР, богом клянусь, хоть это ставит пятно на мою репутацию …
- Забудь о пятнах на коленках,- ты в дерьме по уши!
- Богом клянусь, я не писал этой статьи. Статья пришла по факсу.
- Ты имеешь в виду комментарии профессора Вандерброкка?
- Нет, сама статья и комментарии пришли вместе. Я их даже не правил, только прочитал и подписал у редактора в печать. Я думаю, это не будет афишировано? Моя репутация…
- Успокойся, научишься писать заново в тюремном пресс-центре – поправишь репутацию: воспоешь сладкий запах свободы исходящий от дешевых сигарет. «Кэмэл» без фильтра, кажется. Этой маркой отоваривают зеков? Опишешь горькую поэтику группового изнасилования в душе. А также зарождение светлого чувства жизни в старом теле с новыми женскими функциями – тюремной ****и. Кто тебе их передал?
- Кэйн Элдридж.
- Откуда ты его знаешь? Как давно?
- Нас познакомил очень серьезный и влиятельный человек, года два назад.
- Как фамилия этого «влиятельного» человека?
- Не могу сказать. Убивайте прямо здесь – не могу сказать.
- Часом не «Уайт Мао»?
Кацман молчал.
- Как его рекомендовали? Род деятельности?
- Рекомендовали как очень серьезного и щедрого клиента. Научный сотрудник «Турбо энд Дайнемик», закрытые разработки.
«Значит, здесь он как агент ЦРУ не представлялся», подумал Питер.
- Как часто ты публиковал его материалы под своим именем?
- Точно не помню … несколько раз.
-  Точнее,- рявкнул О’Брайан и отвесил подзатыльник.
- Один, два раза в месяц
- И это на протяжении двух лет?
- Да. … В редакции они очень понравились – теперь из-за них считают меня в теме по последним работам в науке и технике. А он еще и платил, … хотя мне самому бы надо было ему приплачивать/
- Ничего – рассчитаетесь в общей камере. Его координаты, быстро!
Кацман достал сотовый и показал забитые в нем данные.
- И это все?
-?
- Богом клянусь!

                Глава Третья.
                Работник ЦРУ в бегах.

…В Детройте, когда-то автомобильной столице Америки, впервые за несколько лет собран первый по-настоящему новый внедорожник. Собран безработными инженерами «Дженерал Моторс», собран – в гараже…Внедорожник назвали: «Депозит»…
…В Калифорнии, на границе штата задержан контрабандист. Он из Канады нелегально ввозил козье молоко, собственного изготовления, по цене марочных вин…
…Рон Вудс рассказывал, что недавно, очень спешил, сорвался со съемок нового фантастического фильма. Но куда спешил, не успел всё равно. Застрял в пробке. Рон проголодался и завернул в одно кафе где, наскоро заказал и принялся быстро, быстро кушать. Под конец трапезы, он заметил, что рядом с ним на столике образовалась горка мелких купюр, а один из посетителей выходя, положил еще один мятый доллар, и посмотрел на Рона очень сочувственно. Рон пожал плечами и допил кофе. Потом зашел в туалет. И только там, посмотрев в зеркало он понял, что не смыл грим.  Его лицо было в  бордовых прыщах и ядовито зеленого цвета… Рассказав это, Рон  очень смеялся. А мне было не смешно…
…В Нью Йорке не привычно душно, не по сезону…

Едва они успели вышвырнуть журналюгу, как отзвонился по сотовому начальник и таинственно рекомендовал Харроу: напарника отпустить и завершить трудовой день ужином в ресторанчике «Де Корр».
В ресторане смешанной голландско–французской кухни его поджидало начальство в компании двух блеклых типов.
Начальник представил господ как коллег из разведки.
- Мистер Харроу, вы интересовались мистером Элдриджем. - констатировал один из господ разведчиков. - Так вот, вышеназванный господин у нас больше не работает. Два дня назад он передал заказным письмом рукописное заявление об отставке, по личным мотивам.
- А что, теперь от вас можно уволиться?
Блеклый господин задумчиво посмотрел куда-то в сторону и молвил, кажется с легким удивлением от обретенной истины:
- Наверное, «Да». По крайней мере, он был в запасе несколько последних лет. Никаких дел не вел, заданий не выполнял. Занимался статистической отчетностью. Находился в отпуске с третьего числа сего месяца. Где, точно неизвестно, хотя письмо от него пришло из Бостона.
- А чем он до этого занимался? Я не прошу конкретно. На чем он специализировался?
- Круг тем в его рассмотрении был достаточно широк.
- Он был связан с новейшими научными разработками? – Еле заметный утвердительный кивок в ответ. -  Занимался ли он с документами в офисе   или работал непосредственно, «в поле»? – Мало значащий взгляд  верх. -  В области промышленного шпионажа, например? – опять легкий кивок.
- В каких странах? Ближний Восток, «Аль-Каида»?
Второй блеклый господин закашлялся, а первый сделал хмурое лицо.
- Европа?
Рябь мелких покачиваний в ответ.
- Восточный Блок?
Покачивания сделались увесистее.
- А в России он был?
Покачивающийся подбородок опустился в нижнюю точку амплитуды, где так и застыл у груди. Последовал тяжелый вздох со стороны другого господина.
- Ну, хотя б: его официальные адреса, внешние данные на фото …
- Всё передано, - прервал Харроу его начальник, и взмахнул файлом серого цвета. – А господам, наверно, уже пора. Не будем их задерживать, Питер.
Господа из ЦРУ встали и, уходя, самый болтливый из них, сказал:
- Если вы намерены его разыскивать, прошу: информируйте нас. Пожалуйста. Лично нас, по-простому. Без официоза.
Когда неразговорчивые коллеги покинули ресторан. Начальник сказал Харроу:
- Ты заметил: они сами не в себе. Я им разукрасил картину разврата по полной. Дескать, человек, по имени Кэйн Элдридж, представляющийся сотрудником ЦРУ, замешан в хищении секретных документов на территории штатов. Вот они и прискакали.
- То, что здесь произошло, больше походило на допрос военнопленных, чем на искреннее сотрудничество спецслужб.
- Вот, предчувствуя это, я и просил тебя не тащить сюда О’Брайана. Он бы не выдержал – треснул бы по башке рукояткой пистолета цэрэушного коллегу, забывшись, и – прощай карьера и пенсия.

*

Дома Харроу пытался расслабиться, сидя на диване с банкой пива, пялясь в телевизор. Расслабится и суммировать итоги дня – не получалось. Элизабет Тейлор Броунер, его молодая жена, напевала на кухне какой-то страстный госпелс во всю мощь своих метисизированных легких.  Питер ловил боковым зрением вдохновенный танец её рук из молочного шоколада над оранжевой плитой.
Человек, если в  невообразимый коктейль его крови попала, хоть капля французской, всегда тянется к плите. Хотя, большая часть чистокровных французов и любит пожрать, к готовке безразлична. За них это давно делают вьетнамцы, алжирцы и прочие индусы.
Элизабет находила применение всем составляющим своей натуры. У плиты она была утонченной француженкой. На работе деловитой англичанкой. А в постели страстной африканкой.
 Мысли Питера не хотели укладываться по правильным полочкам, и он решил покинуть убежище американского вечернего триединства «диван – телевизор – пиво» и потолкаться на кухне мешая творению еды. В надежде быть замеченным и утащенным на расправу в спальню.
Войдя на кухню, он покрутился за спиной очаровательного повара, пытаясь, приноровится к ритму волн изгибающих   тело  в змеином танце. Ничего не получалось. Тогда он поднял руки, что бы осторожно опустить их на плечи Элизабет, рискуя напугать её и получить ложкой соуса в лоб.
 Со стороны гостиной раздался стрекочущий звук. Он быстро приближался. И вот, ламинарная обшивка стен стала с громким треском лопаться, образуя дырки.  «Как при стрельбе очередями»,- мелькнуло в голове Харроу.
Следующая мысль пришла Харроу уже на полу, поверх тела повизгивающей Элизабет. В кухне стоял грохот столярного цеха. На них сыпались обломки, осколки стекла, фарфора, труха теплоизоляции стен, похожая на опилки, и гипсовая пыль. «Из чего сделаны наши дома?»- мелькнула мысль. И, когда стрельба, кажется, закончилась, он сидел там же, на полу кухни, прижимая к груди всхлипывающую жену.
Среди погромных обломков и пыли, мелькнула еще одна мысль, похожая на молитву:
- Боже, благослови минуту мужской похоти в час вечерней тупости.
И потому как прекратила всхлипывать жена и, распрямив кулачек, провела ладошкой по груди, он понял, что произнес эту мудрую мысль вслух.

*

Конечно, с утра в конторе все были в курсе его  приключений.
Вчера, вечером, в тот же час, нечто подобное  случилось и с О’Брайаном. Тому просто взрывом вышибло дверь, когда он подошел к ней на звонок. Лоб этого ирландского быка украшал внушительный синяк. По его дому не стреляли бешено, как по дому Харроу. После развода он жил в многоквартирном доме, на шестом этаже.
Взглянув на напарника, и припомнив, что трассы выстрелов оставшиеся на его стенах были плотными, но все проходили выше голов предполагаемых целей, в его мозг холодными щупальцами вцепилась догадка.
Это были не просто покушения с целью убийств, это были доходчивые фразы, предложения, высказанные не вербальным способом: «Поймайте нас! Разозлитесь и гонитесь за нами! Вы взбешены? Идите по нашим следам, и вы найдете такое! Ваши крыши снесет окончательно!».
  Когда он поделился с О’Брайаном предположением, тот вскинулся: «Да запугать хотели!», но чуть погодя сник – сел и призадумался. Ну не играют в бандитские игры с ФБР при расследовании пропажи документации. В наше время, только дай такой прекрасный повод, и тебя вывернут наизнанку писькой внутрь, каким бы ты не был крутым мафиози или законником.
Подтверждение его догадки пришло вместе с начальником. Тот озабочено сообщил, что в ночь на сегодня  зарегистрирован, и вылетел рейсом «Нью - Йорк – Берлин», пассажир Кэйн Элдридж. К сообщению были добавлены фотографии: Кэйн Элдридж собственной персоной, мило улыбается, глядя прямо в скрытую камеру  на контроле в Аэропорте. «Издевается, сволочь»  - резюмировал О’Брайан.
Дежурный сообщил, что Кацман  не пришел на работу в редакцию, и дома его нет.
Начальник убежал куда-то, нехорошо ругаясь. Потом вызвал Питера к себе в кабинет.
- Питер, дела складываются так, что тебе следует … отдохнуть.
Харроу удивленно воззрился на физиономию начальника - потуги к соучастию отображавшиеся на ней напоминали морду бульдога пытающегося сюсюкать.
- Да. Ты перенес стресс. К тому же, как я заметил, семейная жизнь тебя утомила. И еще….Тебе и твоему напарнику придется отдыхать вместе. В Европе.
 Мне подсказали, что в Германии есть одно славное местечко,  окруженное дубовой рощей на берегу тишайшего озера. Там поблизости, кстати, в прошлую эпоху, долгое время провел наш заочный друг, гражданин Кейн. Это военная база в бессрочной аренде правительства Соединенных Штатов.
Так что вечером вы вылетаете, в Потсдамском Аэропорту вас встретят. Наши сведут, а немцы помогут. Приступайте к подготовке.
- Но Элизабет! Она перенесла поболее моего, она же девушка. Ей будет тяжело без меня.
- Нет ничего надежней и успокоительней родительского крова. Поживет пока у нас. – Непререкаемо хлопнув по столу, завершил дебаты начальник – отец Элизабет,  жены Харроу.
- Пойми сынок, - интимно приобняв за плечи, подвел Питера к выходу начальник. – Я здесь как тот римский святой, как его? Ну, как марка виски! Сент Дэниэл, кажется. Я самоотверженно захожу в клетку и вырываю тебя из лап дикой пантеры. Не даю свершиться мученическому твоему истощению. Опускаю тебя на европейские, так сказать, вольные хлеба.
 А  ребенок пока посидит дома. Да и бабушка соскучилась …


                Глава Четвертая.
                Московский журналист.

….Задержана банда милиционеров, извините, полицейских, но, по-любому – банда. В обеденное время, эти «Блюстители порядка», на жратву время зря не тратя, - в форме и на служебных машинах похищали состоятельных граждан. Похищенных содержали тоже у себя, в служебных помещениях одного из городских райотделов…
…Челябинского мэра посетила представительная делегация китайских гасарбайтеров, с просьбою: выделить им территорию под  Южно-Уральский «Чайна Таун»… «Много людей, однако! Сколько – уже сами   не знаем…». Мэр обещал подумать. А интересно, а к московскому мэру обращались? Или он уже разрешил, да граждане не  курсе?...
…В столичном театре «Батарейка» – «Воскресение». Ребятки перевернули родного Льва Николаевича Толстого вверх ногами, и спустили с него штаны.  Лесбиянки и гомосеки, как новое прочтение классики…
… Метео- обстановка в Москве. С утра и  до вечера солнечно. На обед - магнитная буря…
Егора вызвали к редактору.  Для начала похвалили за последнюю статью. Статья была  об успехах популярных персон из артистов, политиков и прочих медиа-персон на стезе  фундаментальных наук. В статье отделялось золото от золотарей, которые  при власти, стали сплошь докторами и кандидатами, да плюс к тому по несколько книжек в соавторстве, у каждого. Написал и об их антиподах, с реальными достижениями. Например: о гитаристе группы «Куин» Брайане Мэйе и мэре российской столицы.
Потом началось главное, для чего и позвали. Редактор предложил посидеть с ним, «покумекать» над темой новой статьи. И чтобы обязательно на тему энергоресурсов – «пора чаще закидывать спасительные красные буйки фарватера Российского общества в Будущее. …  Надёжить надо читателя. Широки, мол, перспективы. Неисчерпаема фантазия Кулибиных, как наши недра», и прочий пафос.
 Егор принялся лениво подкидывать сюжеты.
-  Переработка горючих сланцев в нефть. Выход под 80%.
- Не то.
 - Энергопотенциал Джунгарских ворот  сравним с мировым производством гидроэнергетики!
- Не для нас.
 - Наши угли, и не только бурые, элементарно превращаются в бензин. Дешево и сердито, на три столетия точно хватит!
- Нет, это еще немцы делали, в Великую Отечественную.
- Кстати, о немцах. Опыты с обыкновенной водой как топливом оказались не напрасны, их военные наработки, доводят до ума в закрытых НИИ.
 - Вот, уже кое-что. Интрига есть. Есть взгляд с необычного ракурса на привычное. Но – немцы. Нужны наши.
Наступила пауза: и Егор, и редактор погрузились в интернет, каждый в своем ноутбуке.
- Гоша, ты не знаешь что такое Синергетика? Это не из области атомных электростанций?
- Нет. Это из краев вселенской энтропии и первородного хаоса.
- Слушай, а если поступить как в сталинские времена. Просто представь: Иосиф Виссарионыч ходит мягким шагом по огромному кабинету. Совнарком навытяжку. Внемлет. А он, посасывая трубку, дает установку: создать к  ноябрьским праздникам такого-то года Изделие. Эксклюзивный Продукт, отвечающий таким-то характеристикам: А, Бэ, Цэ…. И так далее. …  Вообще ты автор, ты талант. Ты – распишешь. А расписав – найдешь.

*

Сказано – сделано. «Сталинский» подход к делу оправдал себя. Егор для начала стал строг к окружающим, но прежде всего к себе. Взглянул на себя как на Туполева с Королевым. В одном лице и за одной решеткой. Зашторил до сумрака окна. И поставил себе Задачу.  Исходя из государственной, то бишь военной и экономической необходимости.
 А поставив задачу, написал некое подобие Госзаказа, с описанием характеристик Изделия. А сформулировав характеристики, попробовал найти воплощение, хотя бы приблизительное, но возможное в современном научно-техническом мире.
Получился некий цилиндр, килограмма два весом (вариант: полкило), с металлическими (из золота!) разъемами и оптическими (из искусственных бриллиантов!) выводами. Напряжение и сопротивление на выходе регулируемое. Мощность немереная. Ну, и много всяких предположений о внутреннем устройстве нафантазированного Изделия. Но всё согласно с наукой, или около неё.
Статью Егор назвал: «КАРМАННОЕ  СОЛНЦЕ. ПО  ШТУКЕ  В  ОДНИ  РУКИ».
Статья получилась на зависть, растянулась в продолжения и ответы на письма читателей. И пошло: «вода как топливо» - русские «левши» из читателей тут же подкинули оригинальных разработок. Водородные двигатели, запас хода легковушки – 350 км. Другие читатели написали о каком-то Газо – Био - Литаноле. Третьи предложили вместо рапса, кукурузы и пшеницы использовать  исконные опилки и буреломы. … И всё наше родное. Пусть, есть аналоги за рубежом - нашим умельцам давно не надо ворованных чертежей. Только намёк на возможность применения того-то и того-то. Сами до всего допрут и опытный образец создадут за свои кровные.
 Более полугода Егор ощущал под собой поток, стремнину - и снимал сливки. Забыл, что такое творческое бессилие и потуги родить хотя бы одно более, менее связное предложение с заданным смыслом. Особенно с похмелья.
Читатели все делали за него. Егор только составлял их  заметки в свои статьи. Создавая то  изящные, то  хмурые, то  крикливые пазлы. Слегка подкрашивал своим ироничным авторским стилем. Плагиатом не маялся – честно указывал фамилии в тексте, а те, что не вставлялись, указывал в окончании. Скопом и с благодарностью.
Егор уже подумывал о новой серии статей в развитие первой. Энергетическое выживание в случае цивилизационного краха. И назвать – «Если Завтра Война …». Где создать некую энциклопедию по доставанию энергии из ветра, воды, недобродившего коровьего дерьма и тэ дэ..
Но стопорилось. Ничего более разумного и действенного чем вопль: «Запасайтесь Генераторами!» не выходило. Все казалось лживым. Будто бродишь, отчаянный, в темном туннеле. А в  краешке глаза отсвет широкого светлого коридора, пропущенного в панической торопливости. А впереди все гуще и гуще тьма.

*

Однажды вечером, сбежав из кабака, Егор вернулся в  редакцию поработать. То есть выпить кофейку, бездумно полистать сайты, постучать по клавиатуре. Вообще: расслабится, оторваться от ежедневной выматывающей деловой суеты. То есть – попоек, девок, займов и долгов. И сплетен, сплетен, сплетен.
 Редакция, имела четкий распорядок дня и рабочей недели. И строго его придерживалась. Так считали граждане, не имеющие редакционных пропусков. Внутри же кто-то постоянно ошивался. Но вызвать какого – либо Пашу или Валю  в неурочное время было невозможно. Охрана, молча, указывала на вывеску «Вход Строго По Пропускам» и разводила руками.
 Редакция была убежищем от ревнивых жен и скучающих любовников. Человек, от чего только ни было, сбегал сюда  перевести дух или просто вздремнуть. И, о, чудо! К утру заканчивалась два месяца терзаемая статья или рождалась новая. Пусть и не столь глубокая, зато за несколько часов - в чистую, без помарок, в свеженьком файлике. Здешняя аура журналистских прозрений по чудотворности своей была не слабее веками намоленных мест.
Нынче, который уж вечер, торчал здесь Хотенко, находившийся в долговременной ссоре с женой.  Да кто-то клацал на старинной машинке, оставшейся в наследство от одного мэтра журналистских расследований. Верно, кто-то пытался приманить его Музу – старушку, на клавиш знакомый звук. Все привычно.

А вот толкнув дверь своего, на пару с Ульчинским кабинета, от чего-то оказавшемся не запертым, Егор обнаружил нечто новое в редакторском вечернем быте.
В ящиках кабинетной мебели увлеченно рылись два низкорослых типа  в синих технических халатах. Оба компьютера были включены и на их экранах двигались ползунки закачек файлов. Они были столь заняты, что не обратили на Егора никакого внимания.
 Егору пришлось громко прокашляться и спросить:
- Господа Уборщики, чё мы тут ищем?
Фигуры замерли. Повернулись головы, и на него уставились две одинаковые монголоидные рожи.  На каждой роже по три щелки - для глаз и рта. И больше ничего лишнего.
- Уборка, Начальника.
- Уборока, господина.
Пролепетали близняшки.  Но чуть поддатого Егора это не убедило. Он решительно применил власть. То есть воздел руки в боки, сохмурил брови и рыкнул:
- Чё лепите!? А ну стоять! Руки за голову!
«Уборщики» отвернулись от него, и синхронно, как по команде  каждый взял под мышку по ноутбуку, а в руку по мешку с бумагами. И оба, с высокого старта рванули к двери.
- Куда! – успел вскрикнуть Егор и развести в стороны руки. Но тщетно. Два азиата, вынесли Егора в дверь и катком прокатились по нему, сбитому с ног. Мелькнули по коридору и пропали.
На шум выглянул Хотенко, а из-за двери с антикварной машинкой Шульман. Егор так и лежал на полу в дорогом пиджаке, затоптанный, раскинув руки, и не пытался встать. Коллеги по перу бросились к нему. Заботливо подняли, завели в кабинет и, усадив на стул, влили ему в рот пол стакана коньяку.
- Что это было? – вопросил Шульман.
- Шо? – лаконично повторил вопрос Хотенко.
- А я…. Это я спрашиваю: кто это был?! Я вас спрашиваю! – ответно взорвался Егор, пришедший в себя.
- А мы никого не видели. – Затряс головой с очками Шульман.
- Е-э, – подтвердил его слова Хотенко.
Недолго попререкавшись, решили спросить охрану. Охрана на вызовы не откликалась. Решили посетить её лично, но лифт не работал – обе кнопки «вверх» и «вниз» были вбиты в металлическую пластину, а сама пластина, хоть и была толщиной в пол сантиметра, выглядела заметно вогнутой.
 Спустившись вниз по лестнице, перетрухнувшие коллеги обнаружили  вповалку лежащих охранников. И только тогда вызвали милицию.

*

Милиция явилась в лице  усталого майора, чье звание и уверенный возраст подселял надежду к ночным обитателям редакции. Успевших за время ожидания, проведенного в высказываниях предположений полных многозначительных недомолвок, так самозапугать себя, что сами вздрагивали уже от тараканьего шороха и тени комара у лампы.
Опросив Егора со свидетелями, офицер приказал оставаться на месте, в кабинет Егора не заходить. Ждать дактилоскопию. Она, мол, задерживается по веским причинам. Исследовав кабинет Егора, молча, удалился на опрос охраны.
Вернувшись, удовлетворенный, уселся, перед троицей ночных писателей. Спросив закурить, незамедлительно был снабжен сигаретой в одну руку, стаканом  коньяка в другую. На его лице отразилась вялая борьба чувств и долга, но пригубленный напиток очистил чело. И вкусно затянувшись сигаретой, человек в погонах начал собеседование:
- Господа, журналисты, вы, наверно, в курсе, что здесь произошло?
- Ну … - емко определил Хотенко
-  Хрен его знает. Кругом враги, бля! – интеллигентно резюмировал Шульман, нервно потирая правое стеклышко, не снимая очков.
- Вот вы, господин Колобов Георгий Юрьевич,- обратился опер к Егору – утверждаете, что так называемые «посетители» вас не ударили?
- Да. Они просто сбили меня с ног и рванули к выходу.
- А вы обратили внимание, что щиток с кнопками вызова лифта погнут?
- Наверно погнут и что?
- Он погнут двойным ударом рук -  не ног! Там характерные вмятины остались. А крышка щитка из шести миллиметровой стали! Да вы её молотком не с первого раза погнете!
- И что?
- Охранники, те только шорох по лестнице услышали. Вырублены ударами по шее … Вы знаете, чем занимался ваш сосед, господин Ульчинский Михаил Николаевич?
- Он ведет автомобильную тематику в журнале. И все, что с ней связано.
- А новые разработки? За границу ездил?
- И новые разработки отслеживал и за границу ездил регулярно.
- А вы? Кажется что-то связанное с энергетикой?
- В принципе на сегодня – да. Но ближе к научно-фантастическому плану.
- Фантастика. Публицистика. Ну, ну. … Ночные «посетители», это профессионалы высочайшего класса. Работники спецслужб. Не бандиты, а  конкретные ликвидаторы. Готов биться об заклад сам с собою – не из Китая и Японии, а из Северной Кореи или Вьетнама.
Тревожная тишина зазвенела меж собравшихся.
- Я кое-что понимаю в ударах восточных единоборств. – Скромно добавил майор. – То, что редакцию посетили они нагло, это еще раз говорит, что это либо северокорейцы, либо вьетнамцы. И посетили они господина Ульчинкого с целью его устранения и изъятия рабочих  материалов.
- Они что, вообще ничего не боятся!? А если вы их задержите, и Егор их опознает? – возмутился Дима Шульман.
- Георгий Юрьевич, помните, вы обмолвились, что они показались вам братьями близнецами? Так вот, этих азиатов, по одному паспорту, с одной фотографией, до сорока человек в год в страну въезжает и выезжает. А задержим  - тысячи сгонят теневые лидеры подтверждать их алиби. Еще и бунт с поджогами устроят. Как в Италии - за полицейский беспредел. Так что мы будем работать без шума и пыли: направление нам ясно, агентура есть. Китайцы насчет вьетнамцев да корейцев нам с большим энтузиазмом поспособствуют. Сами повяжут и приволокут, лишь бы по пути не прибили.
Так что оптимистичней, товарищи! Но всё же осторожней пока. Они эти, как вы заметили – наглые. Средь бела дня явятся, да понавалят трупов. Это я для острастки – будьте бдительней. А появится Ульчинский – пусть сразу ко мне, вот визитка.
И стоило ему привстать, раздавая визитки, как на обозрение явилось Нечто.  Женского рода, в распахнутом милицейском плаще, под которым бардовое шелковое платье  в блесках, с глубоким декольте. Стройные ноги в паркетных туфельках на высоком каблуке. Её грудь перехлестывали пулеметными лентами ремни сумок. Одна - элегантная, видать с походной парфюмерией. Другая - громоздкая, с рабочей снастью. «Мисс Дактилоскопия»  пребывала изрядно «под шафэ».
- Привет, Фёдок. Так, клиенты все в сборе?
- Так, господа, прошу пройти дактилоскопию с целью отделения ваших отпечатков от преступных – воздев руки, оповестил майор «Фёдок».
Щедро намазывая валиком пальцы клиентов неопределимой черной  дрянью, «мисс» делилась впечатлениями от своего вечера:
- Да, Фёдор Петрович, тебе в таких обществах не бывать.
- Маша, меня в такие общества зазывают, где бывшие замминистры на раздаче шустрят.
- Тебе в таких обществах не бывать. Я сказала. – Строго возразила Маша. – Не бывать потому, что собрание откровенно женское. Полное гламура и скрытой эротики.  Вам самцам – «ходокам» недоступной. Пшел! Следующий! – Забывшись, Маша стала покрикивать на журналистов  как на приопущенных зеков.
- Машенька, так ты оказывается лесбиянка законспирированная? – Пустил ядовитую струю уязвленный майор. –  А начальство в курсе?
- Представь себе: в курсе. Дурак ты, Федя. Лезба и голубизна давно уже пропуск во власть. Я поначалу думала этим девочкам Рублевским, все попробовавшим, я лишь как экзотическое блюдо. Ну, угощаю я их всякими сказками из милицейской жизни. Раз, другой. Стали ближе. Спелись, спились. А тут, я - то с одной, то с другой остаюсь, будто бы случайно, в уединении …
- Хы …- попытался засмеяться «Фёдок», но осекся под яростным взглядом.
- И начинают мне что-то шептать, что-то выспрашивать, что-то говорить. Будто просят чего-то.
Но ничего конкретного. То ли индульгенции от всех грехов. То ли однополой любви.
А в глазах – страх. Как у пропасти.- Маша прервала свою дактилоскопию, оттерев рукавом плаща бумаги и коробочки. – Сегодня я поняла. Боятся они.
У них будущего нет.
Раньше как было:  ВИПы запасаются знакомствами как на зиму вареньем. Не сегодня употребят, так завтра слопают. Денюжкой приманивали как собак голодных косточкой. А сегодня они не знают, у кого спасения искать.
 Ведь посмотришь: все у них ровно, дорога на века бабками утрамбована. А присмотришься: дерганные они какие-то.  Это я про мужиков. Будто знают они  - приговор подписан, а дата исполнения не проставлена.
Скоро у каждого в усадьбе по юродивому да прокаженному, или старцу полоумному  будет сидеть - о будущем вещать. – Маша собрав в пучок глаза, выпятив губу и вертя кистями рук, попыталась изобразить  придворного юродивого. Видать по памяти. Но осеклась, не услышав смеха. – Всё, закончили. Где помещение с криминальными  следами? Веди, Федя.

*

После ухода милиции далеко за полночь, Егор не покинул редакцию – улегся спать на диванчике в своем кабинете. Проснулся он ближе к обеду – сердобольные коллеги не будили. Выдвинувшись к туалетной комнате приводить себя, мятого, в порядок и набрать воды для кофе, уловил лишь быстрые кивки и сочувственные взгляды коллег. Через двадцать минут к нему пришел сам редактор с ноутбуком в протянутых руках:
- Возьми Егорушка, пока свой не купил. Поработай, отвлекись.
Пришел Дима Шульман с пустой кружкой, навалил себе кофе и уселся в кресло  Ульбицкого напротив, весь нервный, впрочем, как всегда.
- Не дергайся, Дима. За истекшую ночь, никаких происшествий не произошло – спал я.
- Нет, я типа доложить: охрана усилена, автоматы выданы. У меня сотовый на «тревожной кнопке» - Дима извлек из кармана жестом фокусника мобильник и указал на какую-то кнопку – нажал один раз и без лишних дозвонов ко мне спешат все – охрана, милиция …
- Пожарные и врачи. Дима, это спутниковое позиционирование, с сумасшедшей развязкой по адресам – это бешеные деньги. Ты Дима, чокнулся?
- Так, бля, реальная опасность. Да и не дорого. Я материал еще в позапрошлом году делал, про технические средства защиты жизни и собственности. Познакомился с ребятами из одной нашей, чисто российской бригады. Они только наше, уникальное, продвигают, без всяких лицензий.
- Вот, вот: ворюги они, пираты – взламывают фирменную технику, взламывают коды и используют - продают задешево.
- Не без этого – жить то как-то надо. Но и своих разработок хватает. Хорошие ребята – я с ними столько узнал, столько водки выпил – уникумы. И щедрые. Они мне этот сотик задаром дали, по дружбе. Это у тебя, жида, только бабки на уме, – запылал оскорбленный за друзей Дмитрий Иосифович Шульман. – Так вот они мне что-то про эту тревожную кнопку объясняли.
Я точно не помню, но что-то связанное именно с не дороговизной процесса. В общем: это сигнал идет не на спутник типа ДжиПиЭс а на какую-то операторскую точку. Направление и расстояние до цели определяется серией каких-то встречных сигналов, но очень быстро. А потом подаётся сигнал тревоги по всей правоохранительной сети города и даже частным охранным структурам. Но сигнал не от имени меня, журналиста Шульмана, а от имени какой-то очень важной Персоны. Жаль – использовать можно только один раз. Ребята очень просили после подачи сигнала и объявления тревоги, когда весь телефон замигает красным и завизжит тут же ударить об асфальт и придавить каблуком – чтоб типа его и не было. А если все-таки меня с ним возьмут: ребят не выдавать, а базарить типа, мол, купил в переходе у какого-то типа. …
- Ох, Дима, нарвешься ты  - посадят тебя. – Зная страсть Димы до всяких чудаков, Егор пытался представить,  чьё имя высветится на табло по всем охранным организациям всего города в случае шульмановской тревоги, но побоялся даже додумывать.
- Зато живой останусь. – Отмахнулся Дима.
Тут открылась дверь, и нарисовался Коля Ульчинкий собственной персоной.
- Привет, журналюги! А чего это сегодня все чем-то пришибленные и охрана как в Белом Доме девяносто третьего, хмурые и с автоматами? Недружественный Захват? Рейдеры? Э-э, Дима, кыш с моего места. Подожди, а где мой комп?
- Волки съели. – съехидничал Дима, даже не пытаясь встать и покинуть чужое кресло.
- Вчера вечером на наш с тобой, Коля, кабинет было совершенно нападение неустановленными лицами азиатской национальности. Уволокли компьютеры, в том числе и твой, Коля, и всю документацию. Сбили на пол меня – я их застал. Уходя, положили охрану. Да,- мастера Тэквондо, черный пояс – не меньше. Погнули стальной лист в сантиметр толщиной голыми руками. Милицейский опер сказал: какая-то жуткая мафия, круче «Триады». Обещали прийти еще.- Решил пошутить Егор, но увидев побледневшее лицо Ульчинского, добавил – шутка. А тебе, Коля, опер – майор, передал вот это – Егор протянул визитку – и настоятельно рекомендовал зайти.
Николай Ульчинский хлопнул веками пару раз так, что были слышны щелчки, и повернулся к двери.
- Я пошел.
- Подожди! Ты сам как? Постой, возьми визитку  хотя бы.
Ульчинкий не оборачиваясь, сгреб листок картона из руки Егора и исчез, оставив порыв ветра.
Захлопнувшаяся дверь приоткрылась и в образовавшуюся щель засунулась сначала голова, а потом и вся немаленькая фигура Алексея Хотенко.
-Ну, как вы тут?
- Бдим. – строго ответствовал Шульман.
Алексей положил кофе в кружку  и залил долгой струйкой горячей воды. Присел на диванчик, чуть подавшись вперед, держа перед собой кружку обеими руками. Тишина заполнила комнату. И Егору почудилось, будто за его спиной потрескивает костерок, а потолок приспустился, потемнел и они не в московском кабинете, а в зимнем блиндаже на фронте под Ржевом: вокруг боевые товарищи греются жидким чайком с морозца, а завтра с утра атака и, может быть, смерть.
Тревожно в окопах.
- Здрасьте!
Виденье и атмосфера сурового уюта улетучилась – на пороге стоял молодец излучавший оптимизм широкой улыбкой.
- Следователь прокуратуры Мальцев, Сергей. Без отчеств, с ровесниками – лады?


                Глава Пятая.
                Гражданин в штатском.

…Питерские власти провели очередной шмон по рынкам северной столицы, помимо нескольких тысяч незаконных эмигрантов выявлено семь подпольных цехов, два публичных дома и новая вахабитская мечеть, совмещенная со складом боеприпасов. Расположена мечеть под землей, метро – рядом. Для «гостей» столицы очень удобно. Но, помимо рутины, есть и изюминка – найдена подпольная тюрьма! И не абы какой зиндан для малахольных таджиков и местных заложников. А, судя по уликам - наручники, видеокамеры и другим причиндалам –тюрьма в Санкт – Петербурге найдена американская! Или натовская, по крайней мере…
… Лазорев, инженер из Мариуполя, запатентовал летательный аппарат с анти-гравитационным двигателем, работающим без топлива на системе магнитов. Сейчас собирает деньги на действующую модель. Первыми дали деньги овощеводы бахчевых культур …
…. Екатеринбург, Центр Пластической Хирургии «Душка» на неделю празднования «Дня России» снизил цены на силиконовые груди всех размеров…
А в Санкт- Петербурге опять дождь почему-то…
…Ребята порывались уйти, но следователь прокуратуры остановил их, да так, будто они для него старые проверенные товарищи от которых никаких тайн, вот только вынул, походя, Шульмана из кресла и водрузился сам.
- Что такие все хмурые? Эпидемия геморроя поразила коллектив? Я  к вам с вестью – дело передано прокуратуре, веду его я. И сегодня мы поставим много точек.
  Мы поработали и установили следующее.  … Да, вот так: оперативно и качественно.  Чему вы удивляетесь? Господин Шульман, кажется?  Вы давно знаете своего коллегу Ульчинкого Николая Борисовича?
- Да уже несколько лет. И что?
- Вы знаете его несколько лет, так. А чем он занимался, знаете?
- Он наш Асс  моторов. А так же колес и крыльев, автомобильных.
- … Икрой не корми – дай провести тест-драйв какой ни будь крутой тачки! Так? – Добавил следователь, – и в гонках на старых авто он участвовал. В гонках, где не столько гоняются, сколько бьются? Он  и с парашютом прыгал. Господин Хотенко, это вы были с ним на фото в журнале?
- Ну …
-То есть, вы все видели – азартный человек, Коля Ульчинкий.  А по оперативным данным ваш друг Коля проиграл в карты. Много. То ли подпольному казино на автомате, то ли в игре. Проиграл  лично Володе Паку.
- А Володя Пак не какой-нибудь гастарбайтер – отморозок. Володя человек приличный. Не будет беспредельничать.  – Взорвался Дима Шульман, давно запутавшийся в своих связях и ориентации. Не в смысле «голубого» и «розового», а «красного» и «синего». Дима порой  не мог точно сказать, за кого он мазу тянет: за ментов или блатных.
- А где здесь, господин Шульман, вы увидели беспредел? Монголоидные ребята пришли по месту работы – поговорить за деньги. В кабинете никого не было, а в дверях торчал ключ …
- Какой ключ? Не было никакого ключа – встрепенулся Егор.
- А вот! В протоколе вашего опроса: «с моих слов записано верно …» И ваша подпись. Возьмите – почитайте. Повнимательней будьте, под творческим-то вдохновением.
А то бывает: шел днем человек, задумался, а очнулся –  вечер. Он один, на краю дороги с ружьем в руке, а рядом труп.
 В замочной скважине был ключ. «Ребята – пострелята» вошли, Ульбицкого не дождались, ну и прихватили с собой пару ноутбуков в счет долга …
- Ну, как-то уж совсем … - подал голос Хотенко.
- Это утрированно изложенная, но основная версия следствия. И прошу, не надо конспирологии – все как всегда: значительно проще.
- А вам лишь бы дело закрыть! Они еще два мешка документации уволокли! А это зачем? Это не карты Флирта и Моргана, где сокровища лежат. Это сюжетные наработки, данные экспертиз, письма читателей, наконец. Это, вышибалам, зачем? - разошелся Егор. Какая-то неопознанная полумысль свербела в его сознании.
- Азиаты, дорогой, азиаты. Мы и не знаем, что у них в головах крутится! Вон, на соленых степных озерах рачков каких-то, красных, микроскопических вагонами собирают, и – в Китай! А в Сибири, на границе – сто шестьдесят баксов за живую сороку дают! А это им зачем?
 Из Америки им  мусор со свалок  сухогрузами прут!
 Вдумываться – нельзя.
Если б к нам со всего мира мусор попёрли, когда у нас своего по гланды, мы б третью мировую начали!
 Не напрягайте мозг более необходимого: Запад есть Запад, Восток есть Восток и вместе им не сойтись. Редьярд Киплинг, цитата.
И тут  встал за народ Дима Шульман и резанул правду – матку:
 - Да, все понятно: вы дело на тормозах, а людям работать не на чем. Вот Гоша на чужом компьютере мыкается, а Ульчинкий,- у него, бедолаги, скоро, совсем, последний «Паркер» отберут, будет углем на стенах писать!
Следователь Мальцев озаботился лицом, раскрыв записную книжку, принялся быстро листать, достал сотовый, понажимал кнопки, и, раздраженно бросив его на стол, сказал:
- Да, вы правы, вы злободневно правы, товарищ Шульман.
 А вы знаете что? Идейка у меня появилась!
У нас в конторе столько конфиската скапливается – не успеваем в магазины оформлять. Там этих ноутбуков, ну просто завались. Давайте проедимся со мной, это я, господин Колобов, к вам, - давайте  со мной в контору, там выберете получше, покрасивее, и оформим всё в лучшем виде!
Ребята переглянулись. Такого от правоохранительных органов Родины они не ожидали. Ожидали, скорее, коллективной подписки о не выезде и запугиваний цугундером.
- Ну, как-то это … - усомнился Хотенко.
- Правильное решение! Абсолютно правильное решение, товарищ следователь! – Горячо взвился Шульман, радея за  коллег.
 А на Егора опустилось ощущение «дежа вю». Он нестерпимо юн и недавно сменил галстук на комсомольский значок. И вот он на первом серьёзном, почти взрослом собрании. И, те же, слово в слово, горячие речи, и те же чувства. И те же, кажется лица. По крайней мере  - выражения лиц.
Егор мотнул головой:
-  Господин Мальцев, подождите. И ты, Дима, успокойся. Мне все-таки не ясны некоторые моменты, и …
- Господин Колобов, вот, зачем вы так – прервал его следователь -  вы будто в Лондоне родились! Если прояснять все моменты, если подходить иначе …
- Хер, ты, Егорушка, получишь. Без сдачи. - Все-таки ввернул  своё красное словцо Шульман.
Молчание застыло в кабинете. И вдруг раздался забытый голос:
- Альтернатива, братцы, такова – едим на выдачу новых ноутбуков или будем до вечера опрашиваться на новые протоколы, – явил свою  речь Хотенко. Как всегда – последним гвоздем в гроб.
И Хотенко первым поднялся с дивана.
- Ладно, поехали – согласился Егор.
Следователь улыбнулся и быстро собравшись, уже открывая дверь кабинета, опомнился и удивленно оглянулся на Шульмана и Хотенко, дышавших ему в спину.
- Постойте, господа. А вы куда?
Хотенко наклонился к нему с высоты своего роста и произнес  прямо в ухо:
- Господин майор, не знаю с какой вы прокуратуры, но получать ноутбуки мы едем вместе.
Мальцев оглядев решительного Шульмана и внушительного Хотенко, процедил:
- Черт с вами,  – и вышел первым.
Шульман уважительно поглядел на друга и решил, что именно два метра Хотенко были самым веским  доводом.

*

До прокуратуры добирались какими-то кружными путями, на сером «Вольво». За рулем сам господин следователь. Собственно не до прокуратуры, а до какого-то  объекта прокуратуре подведомственного. На входе здания без вывески сидел дежурный в штатском, но не стар, -  в хорошей физической форме.
 Мило улыбаясь и обозвав журналистов «вымогателями», Мальцев оставил их  в помещении,  где,  кроме шести стульев и двух столов, был стародавний телефон с дисковым набором и более ничего. Следователь сходил куда-то и скоро сам принес четыре «Макинтоша».
- А почему четыре? – снаивничал Дима.
- Могу два унести – предложил следователь.
- Нэ надо! – удивительно быстро среагировал Хотенко.
Их конкретно покупали – «Макинтоши» даже на вид были значительно дороже стандартных редакционных «LG». Мальцев к ним присовокупил еще два сотовых «Nokia»  с комментарием:
- А это лично вам с Ульчинким, - выразительно глядя прямо в глаза Егору, - за счет заведения. Не серчайте на органы, ребята. Распишитесь. Все трое, пожалуйста. – И подсунул какие-то бумаги. Ребята подписались. Даже Шульман не посмотрел -  под чем он подписывается. Не под уведомлением ли о собственном расстреле?
Их добросил до метро молчаливый водитель на «Волге». Егор, поднявшись в родительскую, а нынче его единоличную квартиру, хлобыстнул пол фужера коньяка, и провалился в сон,  не раздевшись.
Так закончился самый длинный  день в жизни Егора.
На тот момент – самый длинный.

*

Начало новой жизни Егор ощутил на следующий день – к нему никто не заходил, не звонил, письма не приносил. Ящики E-male были полны только спамом, причем на иностранных языках. И ни одного родного слова.
 Шульман и Хотенко отбыли по срочным командировкам, правда, Дима успел заглянуть к Егору и выпросить предназначенные Ульчинкому ноутбук и сотовый – «Под свою строжайшую ответственность. Мамой клянусь!». После такой словесной расписки, не доверить Диме технику был сущий грех.
А через пару дней его пригласил к себе редактор и, глядя прямо в глаза, невыносимо честным взором, предложил пока подзавязать с серией статей по альтернативной энергетике и энергоносителям.
Кроме пропажи исходных материалов, аргументом прозвучало: «да и читатель уже сыт». Впереди - лето, а вот в конце осени, зимой поднакопится материал. Освежат интерес холода,  простимулируют слякотью, тогда – пожалуйста.
Егор покинул кабинет с ощущением облапанности грязненькими пальчиками. И в обед хорошенько принял коньячку.  Но надо крепиться. И Егор принялся подготавливать план и макеты первых статей новой серии «Если Завтра Война …» задуманной загодя. Егор, стимулируя себя кофе с коньяком, работал неделю, его никто не беспокоил.
 А потом вызов к редактору и тот рубит серию «Если завтра Война…». Аргументы погрубее. Мелочь, чушь – не актуально. И тот же невыносимо честный взгляд.
Егор сказался больным и пил три дня водку, не закусывая. А на четвертый день к нему домой, с утра приезжает редактор. Сам, лично. С бутылкой сухого вина. И по-простецки, не обращая на бардак в квартире, сел в кресло. Прямо на какие-то Егоркины шмотки. Вытряхнул из фужера взятого со стола невидимый мусор. И, налив принесенного вина, подал полуголому Егору. И  сказал:
- Поздравляю! Позвонил спонсор и затребовал серию статей про автопром и гибриды. А Ульчинский так зарылся, что с собаками не сыщешь. Ты знаешь, что такое «гибриды»?
- Это ап-грэйпт-фрукт, - заплетаясь языком попытался юморнуть Егор. Но редактор был весь в своей теме и даже не обратил внимания на высказывание Егора.
- Это двигатель, совмещающий два двигателя – бензиновый и электрический, так, кажется. Ничего, Егорушка, подучишь -  просечешь! Ты же талант. Это же твое!
 Новый уровень: смешанная энерго–автомобильная тематика. Шикарные фотосессии, шикарный длительный тур по всем крупнейшим производителям автомобилей. Освящение новых моделей, с двигателями – гибридами. Просмотры  концепт-каров. Так, кажется, называется их бутафория?
 А ты не просто журналист! Ты будешь во главе целой группы: фотограф, оператор, переводчик, режиссер. Это еще фильм будет про твои путешествия! Задник журнала для тебя – навсегда. С твоей  рекламой и «физией».
Предпохмельному Егору весь этот поток вдохновенных фраз слышался эхом бреда. Будто он погрузился с головой в полную воды ванну, а кто-то, по ту стороны воды и смысла выговаривает ему, без минуты утопшему, всякую чушь. Вместо того, что бы выдернуть его из воды. Они в разных мирах. Они дышат в сферах разной плотности и  мыслят в разных плоскостях.
И никому его не спасти.
Когда редактор покинул его жилище, Егор увалился спать. А проснувшись, натянув спортивный костюм, надев плащ и кроссовки, вышел на улицу за пивом.
Был вечер.  На переходе через улицу, в пяти метрах от вожделенного магазинчика его взяли.
 Два мордоворота скрутили его, выпрыгнув из подскочившего огромного джипа, и закинули  кульком внутрь.
Словом, Егора похитили.

                Глава Шестая.
                Столичный  Патриот.

…В Москве прошел Марш Патриотов. Одна колона из рабочего района, спеша на соединение с основными силами патриотов свернула не туда и оказалась в тупиковом переулке, где обитали в основном азербайджанцы и другие выходцы с Кавказа. Патриоты понеся массированный ущерб в виде синяков и ссадин, взяли реванш - предложив кавказцам выпить за мировую. На следующий день значительная часть торговых мест на плодо-овощных рынках Москвы пустовало…
.. Говорят, что знаменитый подмосковный казнокрад, опустошивший бюджет области на миллиард зеленых и ныне находящийся в бегах ищет одного подмосковного батюшку, которому он пожертвовал на строительство храма. Батюшка храм не построил, а ударился  в бега. Но позже уже из подполья батюшка заявил, что за казнокрадом остался должок и он имеет на него компромат. Так, они, по сию пору, и бегают – то ли друг за другом, то ли друг от друга…
… «Эстрадная певица Бамбука заразилась сифилисом прямо во время представления своей новой песни» - «Как это? Во время представления?! Не представляю…» - «А Вы на её концертах были?» - «Нет…» - « Были бы, тогда б представили»…
… А с погодой у нас, всё как в песне: «Москва. Июнь. Жара…»

Зажатый двумя каменными телами, Егор даже не вякал, а молча, страдал. Более от сухости во всем теле, чем от неудобного его положения. К самому факту похищения он отнесся отстранено безразлично. Наверно сказывалось усердное пропитывание организма алкоголем. Похитители тоже не марали тишину. Ни объяснениями, ни угрозами.
Выехали на Воробьевы горы. Подъехав к элитной высотке, вошли в фойе и поднялись на лифте в «пентхаус». Так и было указано на панели. Цифровой ряд этажей заканчивался надписью: «Пентхаус». Скромно, по-русски. Проведя Егора по коридору с несколькими боковыми дверями, его ввели в округлую залу. Сопровождающие его лица жестами настояли на снятии плаща. И, подхватив эту крашенную телячью шкурку, удалились без пояснений,  оставив Егора одного.
Егор огляделся. А пока он, релаксируя, рассматривал обстановку - староватую и странноватую мебель - в «зал приёмов» негромко вошел хозяин. Приветливо улыбнулся и, проследив траекторию егорова  взгляда, ворчливо  прокомментировал:
 - Да, мода!
 Егор повернулся на голос. Его, прибитое спиртом сознание, временно утратило способность к удивлению. Он попал прямо на пронизывающий взгляд  пожилого, но бодренького господина. Чьё лицо было ему знакомо по газетам и телевизору, едва ли не с  самого рождения. А господин продолжил:
 - У нас наверху своя мода. Особый климат, другие ветра. Вот было модно – золото и классика под Александра Третьего. Потом, вот – Серебряный Век. Декаданс. Пытались продвинуть «Хай-Тек», в русле задач поставленных президентом - не прижилось.  … Появилось вот это …
 Пухловатый, даже грузный, если бы не лёгкая грация движений, старик с какой-то ненавистью зыркнул по безобидным деревяшкам.
- А «Хай-Тек» растащили куда-то, постепенно. Не уследил за «Трезорами» своими. А они рады стараться. Теперь живу вот в этом. Самому не нравится. А если перестраивать опять – то всё самому. Некогда.
А ведь все должно быть гармонично. Особенно в созвучии с задачами важности исключительной. Если  строишь электронное общество, - что б всё в мониторах. Строишь мосты и дороги - все, что б металлом вокруг отдавало, заклепками. А возрождаешь русскую духовность,- так чтоб вокруг деревянные стены и лучина одинокая на столе…
- Мне кажется, русская духовность в деревянных стенах не уместится  – вставил Егор.
- Верно. Не умещается. – Легко согласился  дородный старец. - Это я тех, кто про нее напрочь забыл -  в такие б стены запаковал. Без света и газа. С одной лучиной. … Извините старика, не представился – Михаил Федорович. -  Сказал хозяин и протянул руку.
- А я вас по телевизору помню, – сообщил Егор, совершая рукопожатие.  Рука Михаила Федоровича, плюшевая на вид, была крепкой.
- Как доехали? Не укачало? Я смотрю, вы болезный немного, - и старик знающе подмигнул. - Мои-то, парни, что -  не подлечили?
- Михаил Федорович. Вообще-то я до сих пор, считаю, что меня похитили. – На мягком лице  хозяина возникло искреннее удивление. – Да! Подрулили на машине. Запихнули в салон. И повезли. И всё молча. Ни слова, ни мычания.
- И не сказали, что это я вас приглашаю на встречу?
- Михаил Федорович, вы никак шутите – посмотрите, в чем я. К вам я бы фрак одел.
Михаил Федорович быстрыми шажками направился к столу, обогнул его огромность и, сев в резное кресло, схватился за карандаш и принялся им постукивать, приговаривая:
– Ах, засранцы! Ну, шутники гэбешные! Развлекаются! Им человека пугнуть - слаще  тортика. Получат они у меня по наморднику, «Трезоры» шелудивые.
Ритм карандаша стал замедляться,  да и смолк совсем. Егор навёл фокус -  грозный хозяин уже увлеченно вчитывался во что-то на мониторе компьютера. И до  Егора дошло, что это именно он хотел совершить «Хай-Тэк» Революцию в стиле жизни правящего класса. И его, старого, но молодящегося бойца всех видимых и невидимых фронтов, отодвинули. Почетно. Вместе со стилем. Высоко отодвинули. Подальше от Ракет и Ядерных боеприпасов.
- Вот засранцы! Егор, вы слышали: Хилари Клинтон, опять поставили на счетчик и требуют, что б она вернула  еще кому-то 20 миллионов долларов. Любыми путями. Вплоть до выхода на контакт с политическим оппонентом. Пусть ведет свою политику, лишь бы бабки отбила.… Вот, - «Гардиан» пишет, - не вру…
Помнишь у нас, в средине 90-х, цена госдумского мандата была от миллиона и выше. И без гарантий. А цена президентского кресла, нет – попытка просто, просто регистрация на претенденты: от 20 миллиона зеленых тугриков. И это когда шаром покати у всех…. А здесь попытка взять власть в величайшей стране мира на кону и каких-то 20 миллионов!!! Что там за тараканы лезут во власть?! И что б они делали, влезши во власть? Весь мир за копейки раком ставили? За рубль бы бомбили, а за сотню  моджахедам  своих  товарищей продавали?
 А у нас ведь как, - в народе, в жизни, - сам Бог выстраивает. За 1000 рублей могут убить. Но это там, в клоаке бомжатской. За 100 000 баксов рабочий приличный убить только задумается. И не каждый интеллектуал, и не лишь того,- советского воспитания, за миллион пошевелится. Все сообразно обстоятельствам, конечно.
 У нас мораль по пластам общественной среды градируется четко. А беспредельщики, рвущиеся из своей среды, - гибнут тут же. Либо преображаются, - чуть ли ни до монашеского самоотречения. … Да почему - «Чуть ли».… А как раз  то самое – отрекаются, бороды отпускают, в рубища рядятся, в скиты уходят. …
 У нас  сбрендившего копеечника, если наверху окажется, ни с того ни сего, глядь, либо собственная жена пристрелит, либо секретаришка, какой-нибудь, ночью придушит. … Бог Россию высоко ценит.
Хозяин, разгоряченный своим пылким экспромтом, откинулся в кресле, помахивая подвернувшимися под руку бланками.
-  Что-то душновато стало здесь. Пройдемте-ка, Егор, Москвой вечерней подышим.
-  Москвой угореть можно.
Старик взглянул с прищуром:
- Моей не поперхнешься. - И повел его боковым  коридором – переулком.
Они вышли на широкий лоджион. Подойдя к перилам Егор увидел Москву. И чуть не опрокинулся в Москву с птичьего полета - город клубился огнями, дыбился тенями и грешил приглушенным гулом. А воздух был свеж наверху. И каждый вздох, растворяя  хворь бодуна, заводил в чистый звенящий хмель. И тут Егор не удержавшись, верный себе, брякнул с ехидным пафосом:
- Да. Весь Мир у ног!
- И Солнце в кармане.
 Многозначительно добавил представитель олимпа власти, разглядывая профиль журналиста. Взгляд воспринимался на физическом уровне, так что мурашки забегали по спине.
- Не узнаю вас в гриме – заметив  напряжение Егора, улыбнулся  Михаил Федорович, – ищу черты знакомые.
- Что, похож на Алена Делона? Или вы знали моего батюшку? – ответно пошутил Егор.
- Нет, батюшку не знал, … дедушку знал. Колобова Егория Ферапонтовича. 
Егор опять вздрогнул. Такие мастодонты ничего не говорят впустую.
  - А я его, если посчитать, не знал совсем.
Дед, в отличие от отца, бойкого шестидесятника, архитектора закрытых городов, служил власти без ерничанья. Отец же, подпив, похвалялся перед столичными коллегами воплощением своих  «уникальных» проектов. Со скрытым антисоветским подтекстом  в элементах конструкции и отделки. Ему верили на слово. В те места, где он творил, левую публику и на выстрел не подпускали.
 А дед доживал по-тихому на даче. С Егором вел разговоры лишь о природе: зверье всяком, его повадках, соснах, березах и прочем. Да, приезжали иногда к нему строгие товарищи в штатском. Тогда он выдворял Егора, и, запершись, подолгу с ними беседовал. Иногда куда-то уезжал. Выходил в привычном наряде, будто к ближнему леску за грибами, и пропадал на неделю. Тихий скромный ветеран НКВД.
- Да … былые дни, старые дела … но сейчас не об этом, - дошла до Егора реплика хозяина мыслям в тему,- будто подслушал тот его  мысли, - я позвал вас на встречу, извините уж, что кособоко так. Простите моих «Трезоров». Я ведь  не для диктовки воспоминаний. Я хочу поговорить с вами о современности. Хочу проверить на совместимость наши восприятия Мира. Именно вашего -  с моим. Я хочу предложить вам серьёзную работу.
-  Извините, но у меня уже есть работа. С утра приехал мой редактор и предложил …
Старик нетерпеливо прервал:
- Я знаю, что он предложил: автомобили, двигатели. Тэ дэ и тэ пэ. В общем – длительная командировка за рубеж. Заказчик - это я. Но в действительности вас ждет несколько другая работа. Успокойтесь – по вашей компетенции. Об этом позже. Присядьте.
Сказал хозяин и махнул в сторону столика и пары диванчиков, удобнейших на вид. На столике  бутылка вина, пара фужеров и большой кофейник, с парком над носиком. Кто-то незаметный подсуетился – поднес, без: «будьте любезны». А это значит, что и «Трезоры» брали его грубо не по собственной блажи.
 Это хозяин с ним игрался. Егор был с детства догадлив. Не зря прошли уроки деда о повадках зверей. А хозяин уже устроился на диванчике и приподнял фужер с вином, подавая тем знак: присоединяйся, мол, запросто.
-  То, что я предложу вам, если мы сойдемся в ракурсе взглядов, конечно, будет покруче всяких там зарубежных аккредитаций у всякой мишуры обозревателем. Это новый уровень – наивысший для журналиста, со всеми допусками во все архивы и объекты, какие нужда будет. Юлиан Семенов облизнулся б.
 Итак, согласны вы или нет, но Глобализация неизбежна. Не надо брыкаться, расслабляться тоже не надо. То, что движется сейчас – это Американизация. Этого не хочет никто. Но есть данные что, это туман, камуфляж. Пользуясь американизацией как отвлекающей акцией прикрытия, кто-то, не индифицированный пока, делит мир под себя.   
Но не будем о сложном. Пока ...
В американском варианте глобализации нам не нравится многое. Не нравиться низкий уровень культуры. За ней не видно мормонского трудолюбия и менонитской кротости, в изобилии водящейся где-то в глубинах Америки. На витрине другое.
 И какими бы радостными и чистыми не представлялись вершины американской культуры, куда она не придет - везде преступления и кровь. Немотивированные убийства. Коррупция – зашкаливает. Именно потому её у них не сильно и видно.
Наркотики...,- да в них все тонет!  Замечено, что каждая сотня миллионов  долларов на борьбу с посевами наркосодержащих дает 12% прироста посевов  в год. …
 Демократические процедуры даже фарсом не назовешь, а каким-то издевательством, новым родом пытки. Да, … « цените их по плодам их».
  Ладно, - с ними ихний бог и авианосцы.
… Кажется, пришло время, и мы поменялись с американцами не местами – ликом поменялись, языками, идеями, лозунгами ...
А как брешут! Агитпропу не снилось!
Нам, русским, достало лгать по мелкому, и по крупному достало. Мы свое отолгали лет на пятьсот вперед. А то ведь, ложь действует часто как самогипноз: говоришь, порой, убедительно, зная, что врешь. А потом глядь, по итогам, - прокол за проколом. Разбираешься, - а получается  все делал по вранью, будь то и впрямь сам правды не знал ... Самогипноз, шаманство ...
Глобализация неизбежна. Но нас не устраивают  те соотношения стоимостей и ценностей, которые предполагается установить. Это сейчас: всё в движении, взлеты и падения курсов акций и валют, новые изобретения, новые мощности, новые рынки и новые ниши потребностей на рынках старых. Всегда есть шанс для спекуляции и мошенничества. ...
И было раньше на что опереться: на золото одной рукой, на религию, идею другой. … А ныне, после краха коммунизма? … С  американской идеологией мы все быстро загнемся.
 Их рынок, Их экономические успехи, Их торжество, и Их суть вся построена на Стимулировании Потребления. То бишь по-простому – на Алчности.
 И многие понимают: надо остановиться. А как? Как, не меняя первичный, связанный на прямую с подкоркой мозга, лозунг: «Обогащайтесь! Потребляйте! Алчите!»? Ведь рухнет же всё! Если не остановится. Рухнет в пропасть нехватки ресурсов. А остановится - рухнет сразу. Коллапс экономики. Накроет и развалит. Как мчащийся на бешеной скорости грузовик можно резко остановить, но только толстым бетонным столбом. И полетели в разные стороны с разной скоростью: колеса, подкрылки, грузы и пассажиры.
Поэтому надо тихо съехать на тормозах. Прибрать все ценное под контроль и лучше опечатать священным правом частной собственности.
И людишек – под контроль. Почему? Это когда они, людишки, поймут: «Почему!», - что б их сразу, от мысли только, током парализовало. Это в идеале. Учёные головастики всё сделают, - не шучу. Уже есть образцы чипов для всеобщего внедрения: с функцией  выброса электрического заряда. Человечек будет контролироваться со спутника и посредством глобальной сети сотовой связи, и не только. Не только его траты и пристрастия через банковскую карту. Не только его стиль и манеры поведения через всеобщую городскую сеть видео камер. Но и мозговые секреции: сильно обозлился: попёр в крови адреналин,– на тебе заряд. Падай в параличе …
Ладно. Это шучу я.
Глобализация неизбежна. Но главное, для нас: на каких условиях в золотую часть человечества войдем мы – элита России.
Я честно, -  не говорю о народе. Этот русско-чухонско-татарский народец вечно был супротив власти. Налоги сколько не снижай все равно платить не будут, всё будут исхитрятся, изворачиваться… Государство чуждым было всегда для него. Для него важней: «что подумают, что «обчество» решит». А если и община решит не так, не по его, он «сам с усам»: все равно сотворит, что в башку втемяшилось.
Извечно было так. От того и безудержное воровство и растаскивание государственного. А кое-где, в глубинке, дома до сих пор не закрыты оставляют. Потому как свои кругом. Свои у своих не своруют, а только возьмут. Пусть и вернуть забудут.
Поэтому я говорю этим злобным дуракам, возомнившим себя законниками: налоги надо отменить вообще, с большей части населения. С тех, кто как трава растут и не понятно чем кормятся. Заводы закрыты, поля не паханы, а они живут. Чуть подале от Столиц, а от торных дорог и пяти километров в сторону не проедешь, как тут она – Разруха. Так и, кажется,- еще с семнадцатого стоит. … А приглядишься – дырка в заборе на пустой якобы завод, а там, в лабиринте цехов, кто-то чего-то пилит, ладит, мастерит. А в полях, … чуть дальше придорожной лебеды, да стеной конопли – деляночки, огородики, полосы сеянные…
Это всё, есть «общество» по ту сторону. Не закона - по ту сторону восприятия. Восприятия  наших цуциков образованных.
- По ту сторону добра и зла.  Ну, прямо как по Ницше, – открыл рот для реплики, Егор, завороженный неслыханной откровенностью «Человека от Власти».
- Да. Если на изнанку Ницше того вывернуть,- членом внутрь.
Ты замечал: пареньку укравшему мешок картошки – пять реальных лет, а укравшему миллиард рублей бюджетных – три года условно?
А это, потому, что чиновник свой. И судят его свои, – просто не повезло человеку. Карта не так легла - вышло ему показательно за всех ответить.
А паренек из другого мира - из общества « По Ту Сторону». И если его свои  сдали, если выпнули по эту сторону - значит достал он там всех. И за ним больше чем мешок. … Вот и отфутболили его сюда. На свет, суд и расправу!
- Метко вы подметили. «По Ту Стороннее Общество» - социальное дно …
-Стоп! Ты не понял. Я говорю не о каком-то «городском дне»,- семьдесят процентов населения, это «дно»? А «официальные бомжи», что,- «дно дна»?
Это именно «По Ту Стороннее Общество»,  со своей законодательной и исполнительной властью, со своей экономикой, наконец. Милиционеры, если из местных, участковые, проверяющие счетчиков всяких разных, - есть, чуть ли не единственные  посредники между ихним миром и нашим. И своих они не выдают.
И мы, по большому счету, об этом обществе ничего не знаем, а ведь Советская власть, почитай, оттуда и вышла ...
- Да … «ты вышла из хаоса, из пены морской», - Власть любимая, Власть народная. Первородная Тьма. И всё, что «оттуда» представляется темным и страшным: оттуда ползут все маньяки, педофилы и людоеды. …
- Нет, маньяки только здесь, в «Норррмальном» обществе. Там, так это просто любвеобильные мужчины. И  жертвы чисто случайны - от избытка чувств. И они изредка попадаются на глаза… людям из «норррмального» мира. Они, вообще, для официальных властей просто исчезают, навсегда.
- А людоеды, это всего лишь люди, которым однажды просто очень захотелось кушать, – подхватил Егор, развивая стиль.- Они попробовали раз, второй: понравилось, привыкли. Главное, удобно: полуфабрикаты сами на дом приходят.
Посмеялись на пару с хозяином, наполнили опустевшие «кубки» вином. Старик, откашлявшись, продолжил:
- Я говорю об элите.
Не о народе, и не о людях мнящих себя хорошо образованными, разносторонне развитыми. Активными, деловыми и обеспеченными. Мнящих себя средним классом.
Все это люди в очереди на повышении своего Статуса. Это наши люди - работники корпораций, бюджетники, чиновники. Все люди государства - наши люди!
 Они голосуют, они покупают, они слушают и оценивают. Они и есть общество. Оно, общество, так называемое – гражданское,  у нас значительно меньше, чем на Западе. Потому что не совпадает с количеством населения. Как я сказал - его у нас намного больше. У нас Общество при Государстве!
Так называемое «Гражданское общество» только и возможно, что -  «ПРИ ГОСУДАРСТВЕ».
И самое страшное преступление в таком обществе, для такого государства, это - Коррупция.
- Хм, …Номенклатурный Чиновник, наверно, всегда имеет больше ресурсов, ну, и благ, следовательно, чем на сумму номинального оклада. А с другой стороны,- Настоящий Мужик всегда пытается раствориться в своем любимом деле, без остатка. И где, и как определить тут: что для работы потрачено, а что на личные нужды? Если производство работы и есть личная нужда? – Провел свою линию размышлений Егор, прихлёбывая винцо.
- Но, когда сумма взяток или просто «подношений» зашкаливает! Когда подчиненный берет больше чем начальник и с начальником не делится!
 А Начальник ничего с Подчиненным поделать не может! Это крах государства.
Оно неизбежно развалится на уделы: или территориально, или по слоям, по кучкам, по кланам. Но развалится. И если будет существовать как целое, то лишь для видимости.
Если начальник не может уволить, или, больше,– посадить,  подчиненного, это значит, что они принадлежат разным кланам и внутриклановые и межклановые отношения важнее и сильнее чем вертикаль власти! Как, в случае общегосударственной опасности, будут взаимодействовать люди из разных кланов, чьи интересы порой диаметрально противоположны?  Это Вопрос!
Потом, как я говорил, у нас не гражданское общество, а  общая (читай: «общественная») система организованных очередей.
Людям только кажется, что они куда-то: то идут, то едут, то бегут, а то и просто лежат. Нет – они все стоят в очереди!
На машину, квартиру, интересную работу, красивую жену или здоровых детей. Пусть некоторым, кажется: что они зарабатывают на квартиру или машину. Некоторым, кажется, что они копят на это. Третьим: что они добиваются, исхитряются, очаровывают! Даже вырывают,  отнимают - воруют и прячут.
Нет! Они все стоят в очереди. Потому что им это, либо дают, либо позволяют брать. А настанет необходимость – не будут давать! Не позволят брать.
- Отодвинут в очереди, или перед всей очередью захлопнут дверь с вывеской: «На Учет». Регулировать можно по- разному, - подпевал Егор  хозяину. Распустил фантазию:
- Можно – подойдут в форме: руку к козырьку. «Заворовались, гражданин!». А может и в тренниках, братишка. Лапу на плечо: «Слышь, паря, делится надо!». И всё - тебя уже в очереди подвинули. Отсрочили твоё  получение благ. Это я утрирую, конечно, образно …
- Нет, Егор, давай уж я тебя на «ты», не возражаешь? Ты не утрируешь: часто, именно так, нюанс в нюанс, оно и бывает…
Так вот, я говорю об элите.
Тех, кто могут подвинуть вас в очереди или вообще отобрать талончик. Либо любым, не явным способом повлиять на организованную толпу. То бишь: на очередь. Что б она в едином порыве, с верой в свою правоту вам прямо, пялясь в зенки, заявило: «Куда?! Вас тут не стояло!»  Пихнуло вас чуть в сторонку и организованно сомкнулось. Нет для вас теперь здесь места, и не было никогда.
 Так вот: такие представители рода людского у нас, на наших пространствах и называются - Элитой.
-… Вот:  лысенький представитель приматов, профессор! – Никогда никого не бил,- убивал,- боже упаси! Кошку со стула не сгонит – сядет рядышком на краешке. А сколько карьер сгубило, сколько обломанных талантов спилось под его тихо шуршащее мнение. … - Разошелся Егор по своей памяти, распрыгался, обобщениями и приговорами гвоздя.
- Или вот: девонька, сама, порой, неправильная и резкая, быть может, скажет мимоходом папе, ни с того, ни с сего: «а мальчик-то, тот, правильный». Встрепенется папаня, открывая дверцу представительного автомобиля: «Кто? Какой?»,- она небрежно мотнет головой в сторону  стучащего баскетбольным мячом во дворе паренька, и уже стрекочет о чем-то другом, сугубо девичьем. А только что она, ни много - ни мало, решила судьбу человека. До широких погон дорастет давешний, «мальчик правильный», в ГБ. Эти люди – Элита?
- Да, такие люди – Элита. И я говорю об Элите. Но той, чьё «мнение» меняет жизни сотен тысяч, миллионов людей.
У них, на Западе, то же самое. Только они теперь этого не признают. Почтут такое, как твое, определение элиты за оскорбление народа и страны. Зря. Мне твое определение, образное, импонирует. Раньше на Западе были честнее и откровеннее. И, я считаю, как следствие – умнее. А сейчас они Политкорректны. Все более и более. И это, хотят они того или нет, приведет к незаметному, но неизбежному оглуплению их самих. Прям как у нас, – «Самогипноз», понимаешь ли.
У них и риторика: прям как у нас, в былые годы. Новояз. С вывернутыми наизнанку понятиями. Говорят за мир – будет война. Говорят об атомной бомбе, - сами ее и сбросят. На тех, у кого ее и не было никогда.
- Говорят о безработице – все больше и больше растет производство где-нибудь на Тайване. А где-нибудь, в Айове: мертвые города и молодые парни спиваются, наркоманятся. Точно как у нас. Или идут в армию по контракту, от безысходности. Сраную демократию верблюдам втюхивать.
 Михаил Федорович покачал одобрительно головой на реплику Егора и продолжил:
- Так вот: в идеале они весь свой народ назначили в мировые управленцы. Но  не получается у них определить границы - где кончается «их народ». Раньше были границы. Белый состоятельный мужчина, старше двадцати пяти, протестантского вероисповедания – это я к примеру границ. Теперь же они путаются в политкорректности. И этот либеральный проект пойдет окончательно прахом. А они всё пыжатся в самообмане.
Если бы Древнегреческий Афинянин увидел, кто голосует сегодня на выборах - на ихних и наших - то палкой бы разогнал по домам, половину бы точно. Не может Иждивенец Голосовать и Требовать – только просить! И жрать, что дают!
По мне - Демократия, это власть и консолидированное самоограничение сильных и самообеспеченных людей! Демократия это  не право, а долг Сильного!
- Да, это их предки подравняли Классическую Демократию Афин с «Нео-Демократиями» Современного Запада. Вы  принципы Эллинской демократии  сейчас  хорошо описали …
- Неужто? Как дорожка совпадениями стелется – просто Ренессанс какой-то, …-  изобразил из себя крестьянского неуча  Михаил Федорович.
- Их «Демократия» возникла из симбиоза городского самоуправления цеховиков и банкиров. Так называемое «Магдебургское Право». Но сколько их, горожан, было в то время?  Вот и придавила их  сверху «Военная Демократия» племенных вождей и завоевателей – выродившихся позже в помещиков. Сюзеренитет – вассалитет. Потому как всё решало село! Где основная масса проживала. Она и наделяла правом власти своих сильных. И сама становилась бесправным. И всё это шло от римской традиции одарять ветеранов землями в свеже покоренных или просто неспокойных провинциях. Вот им, ветеранам, доверяли! Попробуй не доверить! Быстро в рог получишь. Вот и родилась такая вот: «загогулина», «Централизованная Демократия» называется. Та самая, которой советская власть любила хвастаться:. Такая хитрая вещь, при которой получают в обратку из центра совсем не то, за что голосовали в «первичках» на местах.
- Я же говорю,- раньше они были честнее: в девятнадцатом веке. Американская Демократия Выборщиков, когда малосостоятельные, но здоровые и способные к деятельности люди выдвигают из своей среды наиболее адекватного их среде, но состоятельного представителя, либо просят о такой чести обеспеченного и уважаемого человека вне их круга.
- И это, - развитие клиентских отношений древнего Рима, – поддакнул Егор, и продолжил, развивая, - а у нас: «Суверенная Демократия»! «Демократия» небогатой страны. «Демократия» назначенцев от выдвиженцев. Где полно проныр: и Молчалиных, и Хлестаковых. Выдвигаются во власть индивиды, удовлетворяющие своей «гладкостью» всех - все противоборствующие кланы. Но, ох! Не знают они, какие страсти кипят в душе выдвинутого ими тихони… «Обратный отбор», «сублимация подлости».
- Но, но! Молодой человек, заехал ты, с аллегориями.
- Я к тому, что честней надо быть. Откровенней … - с пылу оробел Егор.
- Извини, но не тебе, Егорушка,  судить о чести в наших горных местах. Между чем выбирать, здесь принято так ставить, что выбирать приходится между предательством и предательством. А иначе и предложения  не сделают какой-либо пост занять, чем-либо поруководить.
 Решайся и замарайся. Вот так. А иначе – сталинизм.
- Да, да! Наверху один, и на него все грехи. Ему, Отцу Народов, пофиг. И от него же все «блага», которыми как дубиной – на! Получи! Иисус  Христос прямо! Только не с крестом, а с двумя мечами – настоящий самурай! – Егор явно опять запьянел, но еще того не понял.
-  Вот вы, журналисты, зря усмехаетесь: «Суверенная Демократия»! Думаете о нас, мол: Сочинители криворукие,  ораторы косноязыкие. А подумай, что слово «Демократия», как ни переводи, у каждого народа оно будет значить свое! Не веришь? Думаешь трибализм в Африке, клановость  в Азии, военные перевороты в Латинской Америке – это рудименты? Нет! Это цветы семян демократии на суверенных почвах!
Кажется все просто. «Демо-крат-ия»: «народу» - «кратный». А почему считается синонимом слова «народа-власть-ие»? Что, шутка такая? И что такое: «народ»? А что такое: «власть»?
- Хм, … ну, вы об этом, кажется, уже говорили. «Народ», «Элита». «Общество», «Потустороннее Общество». … Кстати, «Выборность» проще понять и перевести. …
 А разгадка, наверно, где-то в связке языка, психики и ландшафта. Где-то там, посередине. А не просто в тонкостях языка – взял да выучил! Внедрись туда, вклинь инородное – и пойдет всё в разнос, сам не заметишь.
Да! Вот, например: Пол Пот – ученик Жан-Поль Сартра! Кроме кхмерского, знал французский, английский, вьетнамский, китайский языки. А что он сделал со своей Родиной?  Вырезал пол населения. И это что, путь к «образцу» такой?  Полпотовский  путь, к Франции? К блистательной и сытой? Франции из Камбоджи не получается. Получается самоубийство.
- Вот! Ты, Егор, сам подошел к тому, что я хотел сказать. Что основным отличием меж людей, между народами?
-  Кругозор! Обзор с башни горожанина и взор из окоема степняка!
-  А точнее, я называю:  «Мировосприятие».
Мировосприятие – вот ключевое слово к понятию разности людей. То, что не изменишь, а только усложнишь. Разовьешь, но не переменишь,– образованием, достатком ли, … новыми райскими видами из окна, современными прибамбасами всякими,  невиданной технологией. … То, что как-то переплетено, связанно: и с генетикой, и с природой родной. С самим составом воздуха, с первыми звуками от рождения. С запахами, с движениями, с красками. Всё  это неизбывное и не вытравляемое  - уникальное! Невыразимое в словах, а значит и не переводимое со слов! Вот где настоящая Ценность! Как в картинах Рубенса и Микеланджело. Уникальное мировосприятие народа надо сделать активным. И тогда оное станет самым «крутым» «товаром».
А Мир сможет стать по-настоящему - по-западному - «демократическим»  только тогда, когда все дети Земли будут рождаться, с первым вздохом хлебая бензиновую гарь, первым глотком потребляя  кока-колу, а первым взглядом постеры из «Пентхауса». Я утрирую, но это так.
 Пока мусорная эрзац-культура не покроет мировые задворки, с многомиллиардным бомжатством, забывшим родство - не видать победы «демократии».
Егор был пьян. Егор был под гипнозом разошедшегося в витийствах деда.
- Не получится приравнять нас, Элиту России, к среднему американцу с ноутбуком в рюкзачке бегающему по Манхэттену. А это, ни много – ни мало, ихние условия вступления в  глобализованный новый мир для нас. Мы на это согласиться, конечно, не можем. Хотя «Союз Правых» и иже сними, даже в Кремле есть такие, на это и работают: на них уже противно смотреть!
Ведь все понимают:  умненькие, образовенькие, с родословными – а готовы продать всё и всех, и быть шестерками у западных  на побегушках, между столиками у них летать с подносиками, при Новом Мировом Порядке. За сами  столики пригласят пару–тройку, не более, не буду называть фамилии.
 Так вот: основная масса просекла, что в «европейцев» их не принимают и занята тем, что качает права, но  это мало приносит пользы реальной. Так теперь, придурки, принялись доказывать свою полезность, с «Союзом Правых» в обгонку, - качать нефть и газ, - за мало чем обеспеченные доллары. На них закупать ихнее дерьмовое мясо и птицу, губя свой агропром, или вкладывать в их же экономику. Но ведь ничего стоящего, контрольно-пакетного, купить не дадут: по мелочам раскидают, а  и на счетах заморозят, когда надо будет. Происходит, по сути, выплата контрибуции оккупационным  войскам. … Придурки.
- Как говорили у нас во дворе: «Кольке – «Французу» - папиросы не давай, а то у него за обязаловку станет: чтоб ты его папиросами снабжал. Да еще и в рыло получишь, если когда не будет».
 Так и с сытыми европейцами: ради них мы грабим свои будущие поколения. А им думается, что всё, как положено. Они считают, что мы платим авансы, за право подносить  и поджигать им папироски. В светлом совместном будущем.
-Да, да! Ведь в час «Х» у нас нефть, газ, металлы исчезнут как в сказке, - по мановению руки. Конечно: всё останется, где и было, - только  тут всё станет вдруг чужой частной собственностью. Чужой собственностью! Ведь, по закрытым от публики документам Сибирь, и что иже с ней, по окраинам, у нас отобрали и уже поделили, нарезали на частные уделы, а на производственные мощности зарегистрировали акции и распределили меж собой, номинально, пока.
Вот к чему ведет такая политика – бездумно наращивать товарно-сырьевую мощь,  лишь бы было, что продавать. Когда прейдет пора  очередного для нас предательства нашего населения, продать побольше, чтоб нам самим присвоили статус повыше. А если так, то мы уже не будем Элитой, а станем людьми Статуса, только теперь уже мирового государства… А я предлагаю другое! Не надо шакалиться, таская их огрызки, от своей же коровы.
А спокойно наработать ценностную базу. Вывести свои соотношения стоимости не восполняемых ресурсов против продуктов высоких технологий.  И найти – обосновать Новый Эквивалент – Стандарт  для всеобщих расчетов. Мы – Будем Диктовать Условия и цену. Цену всей ихней цивилизации, когда вдруг ты понимаешь, что как ни выеживайся, как ни экономь, какие «гибриды» не придумывай – Взрывную мощь на солнечных батарейках не накопишь. Ту, что пробивает туннели в скалах, перевозит миллионы тонн грузов по морям и землям, чудовищными температурами и давлением создает невиданные сплавы, ту, что толкает к звездам, наконец! Они должны не просто уяснить, а впитать  на века, до изменений генетического кода, что без Энергии - сдохнешь! А Россия её хранитель! Неприкасаемая страна!
Перед взором Егора реяли кумачовые знамена, а в ушах ревели ракетные двигатели. Стройные неисчислимые ряды шли в гору, коловшую густо-синее небо. И его душа уже почти оторвалась от тела, спеша занять свое место в том строю.
- Вот за этим я и позвал тебя. Ты, я смотрю, проникся. И мыслишь живо, в унисон: образно, ёмко. Я в тебе не ошибся. Недаром дед твой, что теперь скрывать, говорил за тебя…
- Да? Дедушка мне сделал протекцию?
- Говорил, чтоб ни трогали. «Не трогайте, суки, пацаненка, - рычал, таки. Мол, - догадлив слишком. Загремит ещё, по лагерям котелками, с вашими тайнами».  Но, видишь, как обернулось: ты сам полез в энергетические закрытые пределы.
 А у меня нынче ресурсы хоть и есть, но в приказном порядке многого –  уже нет.
Я людей имею в виду, не деньги.
 Сейчас, в приближении пикового момента противостояния, каждый талант на счету, как вовремя не уничтоженная ракета  СС-20.
И с этими словами достал из-под столика папку старого, еще довоенного, кажется, образца, и пододвинул к Егору:
- Возьмите, почитайте. Товарищ Колобов, Георгий Юрьевич. Не терять, не распространять – вернуть в целости и сохранности, мне лично. … Тут и про вашего дедушку есть.
Задача, вкратце, такова: найти, разобраться и описать следы одного уникального изобретения. Изобретения способного стать всеобщим эквивалентом стоимости. Стандартом для определения Ценности, как эталонные Метр и Килограмм, те, что в Париже. Это, предположительно, нечто типа компактной батареи неимоверной ёмкости и регулируемого выхода мощности и напряжения.
Да, вот так. Это точно, – ваша тема, конкретней некуда.
 Просто: «Солнце в Кармане».
Егор весь подался вперед – он уже был на ногах, не помня, когда встал с дивана.
- Всё,  приём окончен – сказал Михаил Фёдорович, официальным тоном, построжев лицом. - И поезжайте-ка в Сибирь. Проветритесь, отдохните.
Егор еще пытался пошутить напоследок:
- Почему в Сибирь, а не в Сочи? В это время года я предпочитаю…
- Нет, - жестко прервал его «кремлевский старец». -  Все дороги ведут в Рим. А у нас – в Москву. А из Москвы – в Сибирь.
 
*

Егор ехал домой. Он вышел из машины, приданной Михаилом Фёдоровичем его доставить, посередине пути. Сел в пустой дребезжащий на подгулявших рельсах трамвай, и бездумно пялился в окно.
Егора взяла и скрутила тоска. Тягучая  фантомная боль по всему телу, будто выдернули его из несказанно родного мира, оторвали от могучего и трепетного  продолжения себя. И вот он один. Жалкий обрубок себя - Великого. Всевременного и Всесильного. Он трясется в старом вагоне. А где-то рядом, в двух атомах водорода от него - Другой Мир.
Мир, с иным числом измерений и иными константами. Мир более справедливый и свободный. Где Ушедшие, далеко и невозвратно – на расстоянии мысли. А Близкие, так необъятны и отчетливы, что каждая милая складочка видна и осязаемо бесконечна.
«Там все живы, кто любил меня …» - пробралась восходящей мелодией  в мозг строка из песни. И появился металлический привкус на пересохших губах.
Тщетно вглядываться в заоконную рябь попритихшей окраины самовлюбленного  города, мнящего себя вечным.
Усталость брала свое. Егор прикрыл глаза. А в полудрёму лезли, рожденные сплетением уличных отголосков дурацкие лозунги.  Выкрики, типа: « Я – Свободный Человек!». Или: «Я – Журналист Независимой Прессы!». Или, длинное: «Нет приказным  статьям! Руки прочь от Свободы Творчества!». И всё это вперемешку с бурными овациями и хоровыми выкриками «Ура!».
 А в ответ этому бедламу выползали из глумливой, бурлящей с голодухи утробы, ехидные – утробные смешки.
Придя домой, Егор, который уж раз, не раздеваясь, рухнул спать. Папку, врученную Михаил Федоровичем, он так и не открыл.

*

Наутро его разбудил звонок. Открыв дверь, он увидел на пороге улыбающегося, полного оптимистической энергии… Мальцева:
- Я от Михаила Федоровича.
Сказал он, как ничто не бывало, протягивая руку. Егор попытался изобразить на лице неприступную пасмурность. Но после недавней круговерти событий вместе со способностью наивно удивляться, от него шелухой отвалилась сама способность - становится в какую-либо позу. Он стал проще. И вот, результат: к нему потянулись люди.
- Вы быстро меняете место работы, господин следователь. - Уколол Егор, скорее по привычке, колоть, чем со злобы.
Но Мальцев был непробиваемо радушен:
- Да уж. Такова наша «Сё Ля Ви». Вы собрались?
- Куда?
- Мы отправляемся  на восток нашей Родины. Михаил Федорович видно запамятовал вас предупредить – я буду  вас сопровождать.
- В качестве конвоя? Или караула?
- А вам какая разница? Считайте, что в качестве собутыльника – собеседника. И, кстати: не дай вам Бог  выбирать между вологодским конвоем и почетным караулом.         
Всё предрешено – впереди ждала торная дорога кандальников и первопроходцев. На Сибирь.

               
                Глава Седьмая.
           Германские жулики и их правозащитники.

          ….В Мюнхене задержан американский военнослужащий, торговец героином. Примечательно, что из спортивной сумки с которой он  расхаживал по городу, свободно и регулярно, было изъято шесть килограмм наркотиков….
…. Гасарбайтеры, которые не работают. Арабы в пригородах, живя на пособиях по безработице, отлаживают свою теневую экономику, и конечно, не платят налоги…
… Русская мафия сегодня, это не наркотики, грабежи и киднеппинг, это прежде всего контроль за рынком подержанных автомобилей всей Европы. Так: это благо или вред? Я, лично,  в сложившейся ситуации вижу одни плюсы для Германии…
….О погоде – Ну, что ж, герре и фрау, Весна! Весна в Берлине...

Весеннее солнце Берлина по-летнему жарило еще голые аллеи и голуби, остужаясь, барахтались в остатках луж.
Здесь, чуть в стороне от штрасс Берлина,  - журчание фонтана и аромат турецкого кофе. Но люди, несносные люди - туристы, выследили этот уголок покоя  по благости лиц посетивших это кафе берлинцев, и теперь, до позднего вечера, топили здешнюю тишину гулом иноземной речи.
Здесь привык встречаться с неудобными клиентами Фридрих. Вот, один из них. По-кошачьи лавирует меж столиков  по направлению к нему.  Цыган, по имени Ромул, по национальности албанец. Стройный, одетый в черный, с золотом, костюмный ансамбль. С черными кудрями и золотыми серьгами, он просто излучал опасность женским душам. Поймав себя на этой мысли, Фридрих додумал: «...и расслабившемуся мужчине всадит под лопатку нож, да будет в том нужда».
- Салам аллейкум, Фриззи. Как здоровье семьи, не оставил ли достаток?
Ромул  изъяснялся на превосходном немецком, в отличие от собратьев и щеголял  тем.
- Спасибо, не женился. И  в казино не хожу.
Албанец присел за столик в элегантной позе – локоток на столешницу, одну ножку чуть назад.
- Лелеешь Удачу, заперев ее в детской? Не опасайся, моя просьба невинна и хорошо оплачиваема.
- Я не девственница, не уговаривай. Излагай конкретно, у меня сегодня строгий лимит времени.
Деланно вздохнув,  ловелас выложил:
- Моим родственникам приспичило заняться самообразованием и, для практики в освоении научной терминологии, им подай копии с реальных научных работ.
 Такой вот каприз. И желательно, чтобы это была документация, хранящаяся на американской базе бывшего американского контингента в Западном Берлине. Там, кажется, сейчас склады консервации. Эта документация хранится в папках под названием «Блиц Индру». Запиши, пожалуйста. Требуются копии всех документов, во всех папках под этим титулом.
- И все?
- Сроки сжатые – три дня.
- По этому делу, я отвечу тебе до утра, по сотовому цифру. Я назову цену, и это будет цена услуги на условиях «всё включено». С доставкой на место передачи: в это же кафе. Ты отвечаешь «Да», - и нет проблем.
- Я не сомкну глаз до утра, мой драгоценный, думаю, твоя цена будет уважаема моими родственниками. А нам, я так понимаю, снова встречаться через три дня, в пятницу: на этом же месте, в это же время?
- Да.
 Цыган, привстав, изобразил поклон  и уже молча,  растворился среди посетителей, будто и не было его. Фридрих не спеша допил кофе и, бросив на столик несколько монет, отправился к своей машине, припаркованной далековато от этой закрытой для транспорта зоны. Сев в машину и уже остановившись у светофора, услышал в открытое окно знакомую до дрожи мелодию, насвистываемую из машины, вставшей в соседнем ряду: «…Расцветали яблони и груши. Поднялись туманы над рекой. Выходила на берег Катюша…».
 Это был Ваня. Молодой Русский немец по имени Йоханн Бергер. Привезенный в Германию ребенком в шестилетнем возрасте, он много натерпелся от своего отца, не сумевшего встроиться в германское общество. Обозлившийся и сильно пьющий папаша издевался над матерью, тоже немкой, и сыном. Называл их русскими свиньями и уродами, сопровождая руганью побои.
 Наверно поэтому, назло отцу и всем вокруг, Йоханн считал себя русским. И утвердил себя русским в бесконечных драках по любому поводу. Он получил кличку «Ваня», и принял ее с достоинством. Повзрослев, сам нашел и подмял под себя «русскую мафию». Банду, воровавшую автомобили и продававшую их на российский рынок. В ней были украинцы, поляки, пара румын, и ни одного русского. Единственным «русским», а по совместительству и немцем в ней стал Ваня. Знавший по-русски десяток общеизвестных слов типа «водка», «бортч», «икра», и имевший два любимых звукосочетания -  «Су-Ка-Блиа» и «Ни-Ху-Тебе», употребляя их при разборках.
 Ваня где-то пропадал два года, и теперь, аккуратно подстриженный, одетый в классический светло серый, с металлическим отливом костюм, блондин «Ваня» смотрел из окна светло серого «БМВ» на его профиль, недвижным взглядом ярко васильковых  глаз.
 И улыбался.
- Пятнадцать минут назад ты встречался с Цыганом.
Не здороваясь, четко произнес он.
- Да. И что?
- В пятницу вы встречаетесь снова.
Какая-то тяжесть опустилась на грудь и Фридриху сделалось дурно. Свою кличку «Фриззи» он получил за умение обладать собой в самых невероятных обстоятельствах. Но сейчас, перед его внутренним взором пронеслось видение – что раньше с ним никогда не случалось. Он стоит на коленях в темном подвале, по пояс голый, и в крови. И он понял: все плохо. И будет еще хуже.
- Ты выполни его просьбу: передай документы. Но и мою выполни...
-?
- Просто выслушай, - передав документы, в пятницу, не позже, ты убьешь его.

*
«… Забыт сумрачный германский гений. «Даст ихт Фантастиш» и многотысячные дискотеки, как и праздники геев на площадях городов, проклеймили Дойчланд как страну  похотливых бюргеров с пивными животами и безбашенной обкуренной молодежи. Страну глупеньких девчонок, забывающих одеть трусики под коротенькие платьица, и бодрых старушек пенсионерок, круто играющих на бирже. Страну, где иноверец может помочиться в полдень на ворота любого храма. Лишь подадут салфетку, чтоб он подтер член. А на том месте, завтра же, будет стоять био-туалет.
 Пусть так.
 Но эта страна единственная в Европе, которая не забыла, на генетическом уроне помнит, кто победил в последней Великой Войне. И это оставляет за ней шанс возродиться по настоящему - духом. И это для них - не Американцы и Англичане. А Французов с Итальянцами они порой забывают упомянуть даже в официальных документах, касающихся той войны.
 Для немцев победители – Русские, без всяких отдельных украинцев и татар. А война такая вещь, которая часто роднит более врагов, чем союзников. Парадоксально, но она роднит тех, кто более крови пролил, пролил в общий котел земли. Русские и немцы пролили реки, Ниагары совместной крови.
 У немцев есть качество выкованное столетиями. Это качество помогало собраться с духом и сопротивляться всем силам Света и Тьмы. Немцы умеют быть честными перед самими собою. Просто они давно не смотрелись в зеркало, одновременно, всей нацией. Но этот момент обязательно наступит.  Они смогли это в 45-ом, и возродились из праха. Смогут и сегодня.
 Они единственные в Европе, кто знает о себе все гадости со времен латинских. Их не любят все соседи со времен Карла Великого. От их говора до сих пор вздрагивают в белорусских и испанских селениях. Но в немцах есть стержень против Лжи. Самообмана, как опаснейшей форме  Лживости. То, что в немцах выглядит трусостью и ложью сейчас - это не лживость, это -  вековая усталость.
К немцам опять пришли русские – это скрытые бастарды бывшего ГДР, это немецкие переселенцы из стран бывшего союза, у которых 70% смешанных семей. И ни русские немцы и немки, ни их супруги, ни тем более их совместные дети - не были побежденными. Они несут гены победителей, они возвращают дух победителей в Германию и это обязательно проявится.
 У немцев несколько столетий был союзник, народ с которым ему чуть ли не единственному в Европе нечего делить. Русские. И их умело, заочно и загодя, ссорили. В итоге, к ХХ-му веку, в обоих народных представлениях  нарисовались такие образы друг друга, что проще удавится, чем сесть рядом справить естественную нужду.
 В России издревле, а не с ХVIII-го века, существовала мощная прогерманская партия. Вернее пронемецкая, Германии тогда еще не существовало. И это не та партия, которая стремилась к союзу со Священной Римской Империей Германской Нации и Папской Курией, взыскуя политических выгод. Благосклонные к немцам простые русские тянулись именно к немецкому характеру, ценили германский дух.
 Константин Леонтьев – русский философ, германофил, четко выделял немцев из прочих европейцев. И говорил о несомненном благе влияния германского духа - в сложении с росским жизнеустроением «на рывок», способным творить невиданные чудеса.
 Григорий Распутин до последнего момента, до своего изуверского убийства, сокрушался, что был устранен врагами и не смог помешать вступлению России в войну 14-го года. Говорят, что та война в восточном ее аспекте вызвана – со стороны России жесткой конкуренцией с Германией в товарном секторе, а с Германской, - привычный «дранг нахт остен» и патологическая ненависть к славянам.
 Но четыре миллиона русских дезертиров на той войне, а братания, с совместными  обедами, питием и песнями хором – это что, ярая ненависть русских к немцам? А результат ссылки Сталиным немцев Повольжья в Сибирь и Казахстан – более 70% смешанных  семейных пар? Французы и фламандцы в Бельгии уж сколько сотен лет живут бок о бок – 17% смешанных браков! Так кто кого ненавидит?
Всё было. Как в отношениях любых людей, народов, государств - никогда не присутствует лишь белый цвет. Но враги акцентировали, усилили все темные моменты, доводя массы до состояния  взаимной животной ненависти.
 Например: очень не любили русские дворяне немцев. Но кого? Немцы разные, особенно в XVIII веке. А ненавидели в основном остзейских, лифляндских и курляндских потомков тевтонских рыцарей, ставших российскими подданными. И, благодаря своей образованности, а, главное, дисциплине и верности, - занимавших посты. Ну, не входили они в привычные московские склоки боярских кланов, ну не было у них деревенек, где можно сладко созерцать природу и с девками дворовыми баловаться.
Лентяи увидели конкурентов. Сколько было тех ненавистников, немцами обиженных? Всего дворянства (считано с теми же курляндскими) не набиралось и 1,5% от населения. А ненавистников сколько? 0,5% или все-таки целый 1%? И вот мнение этого процента забивается в головы всем остальным. А ведь были в Русском народе и купцы, предпочитавшие иметь дела именно с немцами – честны, скрупулезны, да к тому же уступчивы, и за связи в чужой стране держатся, людьми не бросаются. Потому как не голландцы с англичанами – сильного флота не имеют, и не могут себе позволить наплевательски относиться к выгодным партнерствам. Были городские мастеровые и рабочие, трудившиеся бок о бок с немцами, и учившиеся у них. Были и крепкие крестьяне, кооперировавшиеся с переселенцами в Поволжье, Западной Сибири и Новороссии. Были и казаки, вместе с немецкой милицией гонявшие степные банды от средней Волги до Иртыша и Иссык-Куля. А вот крепостных рядом с немецкими поселениями в Поволжье не было, так что «пламенно» завидовать было некому.
Был, наконец, Ломоносов, громивший немецкое засилье в российской науке, тогда еще младенческой. На него-то и надо посмотреть повнимательней, а то сделали из него антигерманского ратоборца. Он громил засилье немецких неучей и самодуров, порой с купленными званиями и поддельными аттестатами. Гнал брадобреев и конюхов, сбежавших из немецких земель, а в России ставшими, в моменты, профессорами да академиками. Гнал мошенников, а сам был женат на немке. Имел кучу полу-немецких детей и немецких родственников (которые в профессора не лезли и жизни русских не учили). И лучшие да верные друзья его были немцами.
Но путают немцев с иезуитскими шпионами, вменяют людям, уже с протестантским сознанием, грехи католические римского папства, тысячелетие подминавшего под себя славян и прочих с ними. Тевтонский орден в разные времена наполнялся выходцами с немецких земель на 40 – 60%. Это много, но не все 100. И язык общения в Ордене, вплоть до XIV-го века был латинский, а не немецкий. Орден, созданный коронованными обитателями замка Трифельс. Благословленный самим папой. Профинансированный ростовщиками прирейнских городов, из «той, самой» народности. Орден наполнила людьми вся Европа, а отвечать за зверства – немцам. Орден то, - «Тевтонский». Здоровая агрессия молодого волка – Пруссии подается как нечто исключительное, а Франция и Англия, порвавшие старуху Испанию и поделившие мир, - все в белом.
Немецкие солдаты составляли костяки всех армий постоянно воюющей Европы, то есть в районе 10% (это именно «костяк» - супер-профессионалы, а не «пушечное мясо»). А в военных зверствах виноваты именно они, а не итальянские князья и французские принцы крови, да английские торгаши – лорды. А то, что немецкие воины порой гибли до последнего, но не предавали тех, кому они единожды присягали,  то мелочи  - для натур, в чьей голубой крови вековое предательство.
 Просто против немцев ранее всех в Европе начали вести информационную войну. И надо признать, что вплоть до самого ХХI-го века, - до самого «сейчас»! - немцы в ней постоянно проигрывают. Англичане, видя обилие русских служак с немецкими фамилиями, - да и Романовы, по сути, династия немецких принцев и принцесс, - более всего боялись крепкого союза между этими странами и совместных их усилий континентальной направленности. В итоге англо-французских интриг: две мировые войны, волна революций. А немцы - всеевропейские козлы отпущения.
И сегодня немецкие мозги травят ядом брезгливости и ненависти – не дай боже сойдутся с современной Россией. Марш на место, в будку!
 Российское пространство, собственность и ресурсы уже поделены, хоть пока и на бумаге. И туда немцев, если и пустят, так только в роли сторожевых лагерных овчарок. А в случае чего они же и будут в привычной для себя и удобной для всех роли.
 В роли козлов отпущения.»
Фридрих дочитал статью из малотиражной русско-эмигрантской газетёнки. Бросил ее на стол и подошел к зеркалу. Потрепал свое бледное лицо, вглядываясь в серость глаз – где там сумрачный германский гений? Газетка сказала его рациональному уму одно – русские обжились и теперь лезут во власть, чего ранее не было.
Это первые эмигранты из России, часто немощные – пенсионеры, боялись всего и  чувствовали себя нищими родственниками, умственно дефективными к тому же. Теперь то прошло. Обустроились взрослые дети, окрепли внуки, родились уже чисто германские правнуки. И не растворились волны переселенцев в Германском море, каналы связи с их русскими дружками не только устроились, а забетонировались как долговременные оборонительные сооружения – не прошибешь. Они спелись с восточными немцами. И главное : они оптимистичны, не в пример им – их депрессивные сверстники из местных.
И они ничего не боятся. Когда взрослые коренные жители замолкают и не связываются в гаштетах с подгулявшими сосунками-вояками из Британии или Штатов, те смело им дерзят и безоглядно лезут в драку, но не терпят оскорбительных фраз и унизительных выходок. Понятно – теперь им нужна власть.
Но все это мало объясняло, почему он так испугался. Фридрих такого не помнил. И  то было ему удивительно до нервного смеха. Его имя уважаемо в определенных кругах. Его репутация наводчика на стоящие дела и посредника между миром закона и миром криминала – не запятнана. Он благодарил Господа, что успел рано сесть: тюрьма его образумила и помогла получить юридическое образование.
Ваня должен, обязан знать о его связях и покровителях. Фридрих мог обратиться к друзьям-полицейским, друзьям-уголовникам. К друзьям-офицерам Бундесвера, наконец. Хотя, зачем? Что, - попросить у них танк?
 Но была еще одна загвоздка. Фридрих никогда никого не сдавал. И было б можно себя оправдать и обелиться в чужих глазах, если б Ваня ему угрожал. Так – нет! Он ему сказал: «Ты убьешь его», и уехал. А он не успел что-либо возразить. Сидел и заморожено пялился в след новенькой «БМВ».
 Он ему приказал, или констатировал факт из его, Фридриха, будущего? А-а? Провидец хренов! Ох, как хотелось с кем-нибудь встретиться и обсудить это. Но его полицейский друг Гюнтер будет только поздно вечером, а криминальный босс Йенс вызовет сам, когда ему вздумается. Вот только когда? Фридрих уже донес свою просьбу о консультации до его референта. 
И все равно, туманными фразами не отделаться – ему придется назвать имя. А это измена собственным правилам. И неизбежно об этом узнают или мистически догадаются все. И его рейтинг неизбежно упадет. Весь его бизнес держится на стержне самоутверждения, которое можно выбить на фельдфебельской бляхе и носить на шее: «Я, Фридрих Корбер, никогда никого не сдаю».
Или поехать к Ване и уточнить – что он имел ввиду? Нет – маразм какой-то, стыдобище. И Фридрих ловил себя на мысли, что все его моральные терзания – ерунда. И ранее он, проводя отработанную процедуру самооправдания, восстановил бы психический тонус в пять минут. Но сейчас, все это, лишь отсрочка решения главного вопроса – понять необъяснимость своего страха и избавится от него.
Раздался звонок. Это звонил человек герра Йенса и приглашал отужинать в ресторане «Эссенгер».

*

Зайдя в зал ресторана и увидев, что Йенс не один за столиком, Фридрих заметно смутился. Видя столь редкое явление, босс соизволил встать из-за стола и, приобняв Фридриха за талию, отвел в сторону бара.
- В чём дело, Фридрих? Ты уже шарахаешься людей? Это старый друг, даже вернее - «камрад», и не старый, - древний, еще из той эпохи, когда ребятки, здесь на востоке, ходили строем и разговаривали по ночам один на один с портретом Хоннекера.
- У меня вопросы, Алекс.
- Мне сообщили. Что-то насчет «Немецкого Вани»?
- Не только.
И Фридрих рассказал Йенсу свои утренние перипетии. Но, по-мальчишески боясь, что босс заметит его страх,  акцентировал внимание Йенса на своей просьбе, - содействовать в добывании копий документов с американской базы, зная о связях Йенса, и, если возможно, - указать сумму за услугу. Йенс, кому-то позвонив по сотовому, обещал определиться к концу ужина и, улыбаясь, увлек его за стол.
- Знакомься, Фриззи, это мой американский друг…
- Джордж, просто Джордж, – успел лично представится американец, опережая Йенса, из чьих  уст, верно, должно было прозвучать иное имя.
-Да… столько лет он не украшал своим присутствием Германскую землю. А были времена…
-Были, Александер, были. Выпьем, господа за встречу. – Прервал тостом ностальгирующую речь американец. Выпив, все трое принялись за еду.
- А на счет Вани ты не бойся, - как бы, между прочим, произнес Йенс. По простецки, реагируя на маску укоризны на лице Фриззи. То ли ломая его интригу, то ли начиная свою. - Отставим таинственность. Джорджу надо вдохнуть ароматов злободневности, он несколько лет не был в Германии…
- Да, и мне как пенсионеру на новом поприще – журналистике, очень интересен взгляд на мир, из-за вот этого, данного столика, за которым собрались люди довольно нетривиального опыта.
-  Еще раз, Фридрих, перестань хмурить лицо. Мы с … Джорджем так трудились в сфере моей основной деятельности, что с нас обоих должны памятники ваять, за неоценимый вклад в победу над коммунизмом. Правда, узнай ваятели, за что конкретно, так посадят пожизненно, вместо установки  памятников.
 Моему другу надо войти во вкус новой жизни. Тем более что вопрос, затронувший тебя из той проблематики, что только формировалась во времена Джорджа. Здесь, никто и не думал, что она встанет на уровень вызовов глобального масштаба. «Русская Мафия».
Еще раз повторяю: не бойся насчет Вани. Он знает о нашей дружбе, и вообще, он информированный молодой человек.
- Он, как русские говорят, – «Замороженный».
-«Отморозок», они говорят. Во-первых: у Вани была психическая травма, но он выздоровел. Мне, как занимающемуся психиатрией… да, Джордж, я уже не просто увлекающийся дилетант, я получил степень. Я автор научных работ. Не смейся. Так вот, мне была бы очень интересна методика, приведшая к столь кардинальному оздоровлению личности Вани. Но мы не столь близко знакомы. Для настолько интимных вопросов, я имею ввиду. Во-вторых: ты его  сколько не видел?
- Около двух лет.
- Я так же. Так вот, - теперь Ваня едва ли не Посол с верительными грамотами от Российского криминалитета. И делать что-либо во вред нашим отношениям, да так демонстративно, он не будет.
- Какая-то новая категория – «Отморозок». В мое время такого термина у русских не было. Это что, новая криминальная специализация? Типа уличного карманника холодной зимой? – спросил «Джордж».
- Нет, это не типа карманника. Это термин, объединяющий и субъектов с поведением истериков, и имбецилов с огромной мышечной массой. И, конечно, они все – вне всякой морали. Я встречал таких,  в наших тюрьмах. – Грустно высказался Фридрих.
- Фридрих несколько не точен в своих определениях. Вернее – абсолютно не верен. - Йенс, раскурив сигару, взял любимый в последние годы профессорский тон - «Отморозок», по-русски, может быть и физически развит, и тщедушен. Может быть умственным дегенератом и личностью высокоинтеллектуальной. А истерика… скорее – нет. Если она и есть, то ближе к игре, к самостимуляции в условиях тюрьмы.
 На счет «моральных установок»… Большинство «отморозков» их прекрасно знают и видят границы допустимого. Но перманентно эти границы нарушают.
Моё мнение: «отморозок», это человек переживший смерть и не в экзистенциальном смысле, а реально. Да так, что душа его уже ушла, а тело осталось.
А живое, полное энергии тело пусто не бывает. В тело вселяется новая душа, младенческая, и входит с чуждым, полным уникального экспириенса телом и подсознанием, в конфликт. Помимо того младенческая, неопытная душа принимается весь мир, для нее неизведанный, изучать. Но чисто по младенчески - то есть пробовать на укус и на слом. И чтобы «отморозок» не совершал, как бы быстро чужеродная душа ни набиралась опыта, его тело связано с ушедшей душой миллиардами нитей и, вопреки сознанию, «по-партизански» стремится к естественному ряду вещей. Душа на том свете, а тело на этом. Но в гробу и под землей.
«DeutscheV;nja» хоть и выглядел, как отморозок, и поступал, как отморозок, но это скорее была отчаянная оборона. Битва на последних рубежах – за себя, за свою личность. Как последний боец в окруженном Сталинграде.
- Ну, «профессор», вас занесло! А в окруженном Сталинграде в декабре месяце, при минус сорок, кто до последнего патрона отстреливался?! Не «отморозки» ли? Ваня ваш и есть «отморозок». - Протестно, на правах гостя и друга, возвысил голос американский «Джордж», пораженный хитросплетениями псевдонаучного бреда старого своего «товарища по борьбе».
- Он им был, но сейчас вылечился. Ты не знаешь, Фридрих, он был в России. Наверно, какой-то русский шаман, вернул обратно его душу. Вот только как? Мне очень любопытно.
- В бубен постучал. Или позвенел бутылками водки, вот она и примчалась. Чтоб он бутылки, не дай Бог, не разбил. Душа-то, у «Немецкого Вани», уж верно – русская. - Не успокаивался «Джордж», в то время как Фридрих продолжал ковыряться в тарелке, опустив голову. - Я вижу в современной Германии большие проблемы с русскими?
- Наоборот. Это может показаться тебе, американцу, удивительным, но с ними рабочие, даже креативные отношения. А Ване мы столько уделили внимания, именно потому, что он уникален.
- Вот, вот! Александер, походатайствуй у властей. Пусть поместят Ваню в клинику. Желательно закрытую. И изучай его там лет десять. - Выплеснул сарказмом своё скверное настроение Фридрих.
Некоторое время застольное собрание, молча, попивало пиво и угощалось креветочным салатом.
- Все-таки, господа, поясните пришельцу картину. Но, учтите: газеты я читаю и газетчиков я знаю. Из газет я привык брать лишь намеки на факты, то есть данные о месте события. Цифры, мотивации, результаты и персоналии – всё требует уточнения. А анализ газетчиков, - порой, мне кажется, что всех - проспонсирован биржевыми «быками» лет на сто вперед. – Нарушил покой американец.
- Мой дорогой друг, жизнь научила меня говорить по-английски, но говоря о своей стране и народе на иностранном языке, ты бессознательно теряешь в красках и глубине изображения, и не только по причине скудного знания языка. Само формулирование мысли на языке чужом о своем родном и наболевшем упрощает мысль. Непроизвольно, подстраивает под матрицу менталитета, которую несет в себе всякий язык. Поэтому я буду говорить на немецком. А ты, что поймаешь, то твоё. О кей? – задымив сигарой, длинно предложил Александер Йенс.
- О кей. Слушаю – согласился Американец.
- Дорогой мой друг, спрашивая нас, может быть, ты обратился не к тем специалистам? Иди к банкирам, промышленникам и культуртрегерам – пусть они тебе пудрят мозги. Мы с Фридрихом специалисты другого профиля, и более приближены к немецкому народу, чем многим политикам и высококультурным недоумкам хочется думать. Мы, как и вы, живем в демократических странах, а в них все прогнозы делаются на основании мнений наших завшивевших элит!
Элиты живут в мире, который им хочется видеть. Они могут себе это позволить. И, может, поэтому ныне, всеми прогнозами, основанными на их мнениях, прогоревшие массы подтирают себе  жопу. Туда же они ранее отправили свои деньги.
У нас все слушают болтовню истеблишмента, а решает народ. Решают простые Йоханы и Джоны. Это в Азии – как вообразит себе элита, так и будет. По крайней мере, до ближайшей революционной резни. А у нас в Европе понт долго не канает.
И у вас, в Америке, лет через десять, семейки Бушов, Клинтонов, Рокфеллеров, Дюпонов да Опенгеймеров, целиком, со всеми ихними шоблами, будут судить на вашем аналоге Нюрнбергского процесса. - Йенс, в пылу «анализа», стал смешивать околонаучные термины с более привычной блатной феней. - А манипулирование сознанием, вся эта пудра для мозгов, катит до поры до времени… Например, да ты не в курсе! - Я прикупил тут пару-тройку домишек многоэтажных.
Йенс скромничал: ему принадлежал целый жилой квартал в Восточном Берлине, с магазинами, парикмахерскими и кинотеатром, - и сдаю их внаём.
- Мои управляющие регулярно приносят списки жильцов, пробиваю их на счет причастности, - то да сё… Поначалу мои ребята русских от других выходцев из соцлагеря не различали. Как водится, начались всякие эксцессы, около криминальные. Прибегает ко мне один управляющий. Весь в мыле, в саже и с синяком под глазом. Вопит: бунт, погромы, поджоги! А я ему строго указал – прежде чем вызывать полицию, обращаться ко мне или моему заму – Клюгемаусу.
Иду с ребятами посмотреть на погром и пожар. И правда: с восьмого этажа дым. Поднимаемся: нас встречают какие-то усатые азиаты. Прилично одетые граждане – в деловых костюмах, но с халатами по верху, вместо плащей. Я позже узнал, что это для них праздничная одежда. С подносом в руках – на нем серебряный кованый сосуд с вином и блюдо с жареным мясом на металлических стержнях.
Угощают, кланяются. Какой погром, какой пожар?! Тянут внутрь. Хотят усадить за стол. А в углу, у стены стоит скромный европеец в очках и с бородой. Он, видя моё замешательство, подходит к нам и объясняет: «у Азербайджанских евреев праздник, заходить не стоит, а то до утра не отпустят, но пригубите вина, откусите  кусочек мяса, если есть не хочется, и они успокоятся».
 Я так и сделал. Потом познакомились, разговорились. Он оказался русским. Вернее русским немцем, но мы их здесь просто «русскими» называем. Он сосед этих азиатов. О предстоящем празднике у них знал. К нему заранее приходили, приглашали на «шашлык». И вовсе не пожар был на восьмом этаже. Это они в специальных для открытого огня приборах мясо жарили. На балконе, так привыкли.
Русский услышал шум и крики на немецком. Зашел к соседям. И увидел, как мой управляющий, бедолага, мечется около прибора для жарки, называемого «мангал», в кругу усатых мужчин, хватающих его за бока и пытающихся ему что-то объяснить. Но это у них получалось так громко, что управляющий совсем ошалел. Залез рукой в прибор для жарки. Обжегся, испачкался углем. Рванувшись к выходу, споткнулся об балконную ступеньку. Упал, ударился о край стула, и, завопив, умчался, ко мне
А русский, Виктор Теслофф, как он представился, переговорил с азиатами, объяснил им наши некоторые законы и правила. Они перетрухнули немного. Не знали, верно, что у нас евреев трогать табу. Приготовились к встрече «дорогих гостей» из полиции. И, по привычке, к даче взяток.
Понравился мне Виктор. Он оказался программистом. Хотя мне всё казалось, не знаю почему, по его жестам ли, по глазам, - не знаю, что он связан с криминалом. Но нет, - я проверил по своим каналам: чист. Позже, чаще сталкиваясь с русскими, я обратил внимание, что почти все они производят подобное впечатление, будучи самых разных профессий. У всех криминальный отпечаток во всём, но не уровня уличной шпаны, а какого-то более высокого, интеллектуального, даже религиозного, как это ни странно звучит, - криминала.
Позже мой управляющий предложил герру Теслофф, ввиду большого наплыва переселенцев из бывшего СССР, подработку переводчиком, консультантом и переговорщиком в одном лице за хорошую плату. Я одобрил предложение. Но он отказался от денег. Ему, мол, хватает и с основной работы, а помогать он готов и бесплатно. Я всё-таки надоумил управляющего поставить на крыше дома личный шезлонг и столик для герра Теслофф.
 Я к чему говорю: простые немцы мало знали русских. И питали свой мозг разными химерами, пока они не стали жить с ними рядом. А пожив, начали их отличать от других эмигрантов. Начали относиться с уважением и ставить порой выше себя в общественной иерархии, хотя и не отдавая себе отчета в том.
 А как же иначе считать? Если всё чаще и чаще бежишь к русскому за консультацией. Поначалу на счет новых эмигрантов в районе. А потом и по всяким другим поводам. В итоге, ловишь себя на мысли, что приходишь поговорить просто – «за жизнь», как говорят русские. А в общении с согражданами уже всё чаще замечаешь их отклонения в мотивациях. Вдруг яснее ложь и отчетливей поступки. Замечаешь, то, что было ранее покрыто каким-то флёром. …
Одному моему водителю жаловались родственники из маленького баварского городка. У них в городке было несколько семей торговцев. Из поколения в поколение, каждая семья занималась  своим узким торговым делом. И вот приехала семья из русского Оренбурга. Семья оказалась большая. И через пять лет, вся розничная и мелкооптовая торговля города оказалась в их руках. У них были низкие цены. У них были товарные кредиты. У них был какой-то невообразимый для местных бартер. Попутно они очистили город и округу от всякого хлама и вывезли его в Россию. А родовитые торговые семьи разорились. Старики ноют на верандах в креслах-качалках, а молодые работают у русских приказчиками.
Конечно, мусора среди переселенцев хватает, но они, не прижившись, возвращаются обратно в Россию, не в пример албанцам и туркам. Эти, потеряв работу, не вернутся на родину, - лучше здесь будут побираться, да воровать по-мелкому, увеличивать криминогенный фон. Но, в любом случае, большинство из них не желает знать, ни язык, ни культуру нашу, ни законы. Организуют свои государства в государстве, куда наша полиция и не сунется.
Не скажу ничего плохого по этому счету о Турках, но я ни разу не видел работающего Албанца. Нет, статистику я видел. Я говорю, - я не видел своими глазами Албанца ковыряющего землю лопатой или машущего по асфальту метлой.
 А наша полиция, - это феноменально! - в кои веки, со времен Веймарской Республики начала брать взятки! Я говорю о мелочах, но это фон, это то, что влияет на обыкновенного немецкого обывателя посильнее газетных статей. Обыватель живет в этом.
 Но помимо уличной преступности, есть серьезные люди, которые умеют и хотят крупно работать.
Помню первые волны с Востока. Несло в Германию всякую пену. Вал велосипедных угонов с парковок и мелких краж в магазинах. Да что краж! Просто заходили эти  «туристы» в магазин самообслуживания всей галдящей семейкой. Сгребали с полок всё, до чего дотягивались. Запихивали в огромные мешки на глазах онемевших продавцов. И всей оравой отбывали в неизвестном направлении.
Когда я начал вести некоторые дела с русскими криминальными боссами, я одному из них, очень мною уважаемому, - извини, Джордж, я без имён - посетовал на такое безобразие на наших улицах. Мол, и вам ущерб - с вашим-то акцентом.
С вашей, мол, фамилией скоро и на порог пускать не будут. Тот аж позеленел, но ничего не сказал. И, как-то, телефонный звонок.
 Приглашает он меня проехаться в Польшу, по делам. Едем. Его девушка меня развлекает. Доезжаем до польско-белорусской границы, сворачиваем в лес.
Там большегрузный «Мерседес», из него выгоняют толпу - мужчины, женщины подростки. Его люди строят их в ряд - пинками, затрещинами. Выходит парень с автоматом, что-то на русском кричит и, стволом, так, поводит. Весь строй с белыми лицами опускается на колени. Я сам обомлел, у меня сердце приостановилось.
Вот, думаю, сейчас увижу кино из жизни белорусских партизан: с пытками и массовым расстрелом.
Тут выходит мой друг, русский криминальный босс, и держит речь перед коленопреклоненными соплеменниками, на русском. Во время речи  пару раз доходчиво рукой указывает в сторону Германии и в сторону Белорусской границы. После чего  к этим страдальцам подходят два парня. Происходит следующая процедура: первый парень пинает человека на коленях в область живота. Очень сильно - те пополам сгибались. А следующий парень совал одной рукой паспорт, а другой давал затрещину. И так без различий: мужчина, женщина, подросток. Далее, по одной короткой команде, вся толпа загрузилась в машину, - уже без тычков и прочего понукания. Машина отбыла в сторону пропускного пункта.
 Подошел русский босс и объяснил, что это была показательная акция для «расейских бродяг». Теперь они предупреждены: еще раз их фамилия мелькнет в списках пересекших германскую границу, или их рожа засветится на любой немецкой улице – они останутся в Германии навеки. Так же, заверил босс, его люди, и он просил в этом содействовать, будут теперь отслеживать всех русских, попавшихся в полицейские участки. Эту «шантрапу» он обещал брать под залог на поруки и учить по-своему. Снабжать билетом на ближайший поезд и отправлять на родину. Где их уже будет ждать, с его слов: «местная братва с отчётом о проделанной работе в заграничной командировке».
Вот так. Реально: они контролировали свою мелочь несколько лет строго. Сегодня в этом просто нет нужды, - всё самоорганизовалось. Дела идут, идут хорошо, даже более чем. Дела разные: средние, крупные, очень крупные. Дела на постоянной основе, с гарантированным сбытом и потоком, сравнимым с конвейерным производством. Но главное – всё тихо и без лишнего внимания прессы. Каждый давит своих клопов.
Вы думаете, я разговаривал только с русскими? Напрасно, - я ответственный гражданин своей страны и интересы общества мне не чужды. Я обращался к туркам, по поводу неприятностей со стороны представителей их диаспоры.
Мне сочувствовали и уверяли, что всё ради меня сделают. Достанут с неба свой полумесяц и порубят им своих нечестивцев. В итоге – ничего. Обращаюсь опять. Такие же горячие уверения. Третий раз, четвертый… я устал. А тут, кстати, заварушка какая-то, с межнациональным привкусом. Ну, я и подул на угольки… В турецком квартале сгорело несколько домов. Об этом газетчики писали, возмущались. Политкорректность им в сраку! А забыли упомянуть, что в одном доме было подпольное казино, в другом бордель с несовершеннолетними, а в третьем убежище для нелегалов.
- А с Албанцами?
- Я разговаривал. Один раз. Вернее, - пытался разговаривать. Меня не дослушали. Плюнули в лицо. Натурально. Большим грязным харчком жеваного табака, под названием «Нас Вай». И заржали. Очень тяжело с ними работать.
- А с русскими, значит, легко.
- Как тебе объяснить… Я с русскими не работаю, - увидев недоуменную, столь противоречивыми словами, физиономию «Джорджа», Йенс, довольный, усмехнулся. - Я с ними только общаюсь. Я имею в виду боссов из самой России. Разговариваю с ними на какие-то общие, часто очень простые темы: рыбалка, охота, вообще, - природа. Или на очень возвышенные темы – зло и добро, истина и ложь, смерть и жизнь… А потом в контору прибегает мальчик из местных и приносит проект какого-нибудь контракта или устава совместного предприятия.
А работаю я с немцами. «Русские», саксонские. Они все немцы - граждане моей страны. А если это дела чужие и у меня с кем-нибудь конфликт интересов, и пусть я знаю, что работают они на Россию или с Россией, и там почти сплошь русские немцы. На встречу со мной обязательно придет какой-нибудь старый, местный, чисто германский ворюга. А может даже и мой приятель, бывший сокамерник.
Мы с русскими все более и более переплетаемся. И вот, что я тебе скажу, они, и, может быть, поляки с чехами, единственные наши преданные союзники в будущем. Наплывает волна восточного криминала. Албанцы - их передовой отряд. А для них многое, что мы считаем за преступления, - и, совершая их, сознательно идем на нарушение закона - просто ерунда. Для них это, может, и вовсе не преступления.
Они относятся к Германии как к завоеванной стране. Конечно, они не могут, вообще, обходиться без местных. Люди же слабы и алчны вне зависимости от национальности. Находятся и среди немцев уроды. Но «Муслимы», купив их однажды, держат за яйца, имея компромат, специально замарав своих немецких подельников в чем-либо чрезвычайно гадком и жутком.
В каждом уважающем себя национальном государстве должна быть своя национальная криминальная среда. Если возобладает среда иной национальности, то будет страна на положении взятого штурмом города.
В итоге, корректируется общественная мораль. Строжают законы. А там, глядишь, из небытия вернулись «наци». И снова, - тоталитаризм. А нас - кого в лагеря, а кого и к стенке. Мне это надо? Вам, американцам, это надо? Хотя здесь вы нам ничем не поможете. Это вам не от красных ракетами отмахиваться. Что, пришлете к нам дивизию нью-йоркских «мафиози» в роли миротворцев? Так их косовары, если на колья не посадят, то нагрузят мулами. И будут ваши мафиози радостно таскать в Америку наркоту, а в Германию оружие. Ловить свой профит. И да усралась она им, эта Германия.
- А почему вы не эвакуируете ваши военные базы? – Вошел в беседу Фридрих, - границы НАТО давно отодвинулись далеко на восток, так и отводите туда войска, ближе к границе.
- Если официально, то сами немцы против. Психическая зависимость. Синдром беззащитного ребенка без союзнического присутствия. А также безработица в районах дислоцирования воинских подразделений. В случае их вывода пострадает экономика, пострадают рядовые граждане …
- Но тогда, почему бы, для укрепления дружбы между народами Объединенной Европы, не поступить сообразно: Английские, Голландские и Французские контингенты в Германии, а Германские в Англии, Голландии, Франции? …
- Возможен обратный эффект, памятуя итоги второй мировой войны, … не контролируемая реакция малообразованного населения …
- Чушь! Что - вы до сих пор нас боитесь?! – Выпалил Фридрих и, припомнив давеча прочитанную статью, добавил, – Германия всегда, со времен раннего средневековья была Всеевропейским полем боя. Немцы устали быть всегдашними заложниками ожидания очередного столкновения сил Запада и Востока на своей земле. Мы не хотим быть полем боя. Вот, Польша сама просилась в НАТО, землю лапами рыла. Отодвиньте туда войска, и переместится точка столкновения, переместится «поле боя» …
- Считалось же - за кем поле боя, за тем победа. Ваши войска в Германии – значит, поле боя ваше? Напрасно. Вполне возможно, из под вас скоро выдернут само поле.- Неожиданно поддержал всплеск Фридриха Йенс. - Вам, что, хочется как в Ираке? Сидеть в бронированных банках бункеров и контролировать территорию в пределах видимости через пулеметный прицел? Я не о немцах - другие ковриком из под вас землю выдернут, и… - Йенса отвлек трезвон сотового телефона, коротко выслушав сообщение Йенс отключился. – Хватит геополитики, господа. Фридрих, услуга тебе будет стоить … -  и Йенс назвал довольно крупную сумму, добавив относительно кражи архивов, - с этих уродцев надо брать по полной. Если научились «читать» - пусть учатся ценить саму возможность «читать».
Нам пора, Фридрих, мой друг хотел посетить несколько ночных заведений …
Фридрих несколько замешкался, но пересиливая стыд, пробурчал:
- Так, что хотел сказать мне Ваня?
- Да!.. Наверное, он видел будущее и рассказал тебе о нём, - сказал задумчиво Йенс, уже в плаще и с зонтом в руке. - Но, чтобы избежать вариативности, я посоветовал бы тебе перестать быть мальчиком и кончить этого Албанца, сознательно и быстрей… Извини, - точно в срок. Я предупрежу Майера, чтобы он тебе посодействовал.
И два старых соратника по торговле краденным с американских баз оружием, а также по снабжению янки гашишем и опием, удалились из ресторана чуть ли не в обнимку. А Фридрих поспешил домой. Предстояло четкое немецкое планирование ближайшего будущего и важные звонки.

 


                Глава Восьмая.
                Албанские танцы в Берлине.

… депутат Европарламента, избранный в Нижней Саксонии, Махи Дац еще десять лет назад трудился сутенером. Эту сенсацию озвучил на пресс-конференции по вопросам планирования семьи  журналист из одного право-радикального издания. Но Махи Дац, присутствовавший в президиуме, так естественно и дружественно воспринял эту «новость», что не вызвал из зала никаких вопросов. И, просуществовав полторы минуты, сенсация протухла…
… Казалось бы респектабельным гражданам нашего города пришли неожиданные посылки, а в них - отрезанные головы.  Посыльный, эмигрант из одной азиатской страны, находясь под наркотическим опьянением, просто неправильно прочел адреса. Теперь настоящие адресаты  посылок пристально изучаются на причастие к криминалу…
…Культура. На германском телевидении два журналиста в прямом эфире съели по куску человечины отрезанных, при анестезии, от ляжек друг друга…
… Погода. На площади Гётесберга, человека, прогуливавшего  мопса  с именем «Сюззик», убило молнией. Собака не пострадала…
Майер и Компания – была частным охранным предприятием, но своим людям оказывало услуги и более широкого профиля. Нет, не убийства, что вы! Но ведь и помимо непосредственного нажатия на курок, есть уйма рутинной деятельности по обеспечению конечного результата. Об убийствах правильные люди не говорят, а лишь вздыхают, находясь в нужном месте. Жалуются на жизнь в разговорах с самим собой, по забывчивости, вслух. А вечером – звонок, - незнакомый дяденька предлагает устранить жизненные проблемы за достойную плату. Поэтому Фридрих совершил необходимый ритуал, заехав по пути домой, в неприметный маленький бар.

*

Подъехав к своему уютному домику в пригороде, Фридрих увидел «Фольксваген» друга Гюнтера.
Их дружба, начавшись в дошкольном детстве, перетекла в школьную, где перемешалась с девочками,  «неудами», и «проказами». Всегда совместными, по мере взросления, всё ближе и ближе подходившими к границам закона. И вот однажды, незаметно его пересекшими. Фридрих взял всё на себя и вкусил тюремного хлеба.
А друг Гюнтер, враз обретя примерное поведение, двинулся дальше по жизни стезей «отличника». После школы сыграл роль «образцового солдата». А после армии ему удались роли «примерного семьянина» и «бескомпромиссного блюстителя закона». Фридрих же с тех пор, так и не покинул уголовного сокрытого мира. Он, хотя и приобрёл юридическое образование и получил лицензию адвоката, практиковал исключительно со своими криминальными партнерами, либо по их доверенности.
Кто-то подумает, что дороги друзей разошлись и ныне для них понятие «друг» лишь в скобках, а в реальности они непримиримые враги? Нет, нисколько! Их дружба только крепла, и давно превзошла братское родство, по уровню взаимодоверия и понимания. А уж тайн меж ними никогда не было.
Парадоксально и противоестественно – столь тесная связь уголовника и полицейского?
Конечно да, что возмутительно для людей мелких и больных самой мерзкой – «праведной» ложью.
 Их неизбежно должны были развести конфликты интересов?
Должны были, но лишь обогатили духовно и материально.
Пользовались ли они знаниями и связями друг друга в профессиональной деятельности?
Всегда.
Но, не афишируя, и скрупулезно не подставляя друг друга.
С первых опытов самоанализа Фридрих установил за собой какой–то рок ущербности, неполности бытия. И оттого многое неуютное и просто страшное, что случалось с ним в жизни, воспринимал со вздохом, как должное. Он никогда не видел отца, даже нередкие любовники матери были лишь мелькавшими спинами по лестнице наверх, к маминой спальне.
 Одинокость был его удел, если бы в соседний дом не поселилась большая семья.
Семья  Гюнтера была не просто полной. А сверхполной: кроме папы и мамы, старших брата и сестры, с ними жили две бабушки. Еще один дедушка и один дядюшка, старше дедушки. А также сестра отца в инвалидной коляске. Плюс к тому: кошки бабушек и собаки дядюшки. Наконец, канарейка и старый попугай, транслировавший радиопередачи времен рейха.
Вы думаете, Гюнтер был счастлив? Так считал Фридрих. Но Гюнтер тоже был одинок. Его одинокость была округлой, - он был лишним в семье. В семье, бурлящей насыщенной жизнью, из которой он просто выталкивался стихией самовозпроизводящейся толчеи.
Одиночество же Фридриха зияло глубокой впадиной, где в темноте, у самого дна, гуляло неизбывное эхо недостатка себя.
 Его одиночество вакуумом втягивало в себя всё. Все мельчайшие впечатления жизни за окном, которая за стеклом казалась жизнью инопланетного мира. Мать допоздна работала, а дома у них не было ни телевизора, ни сиделки. Её роль исполняла соседка, по нескольку раз на дню заходившая в дом, - присмотреть и покормить.
 И вот однажды, Фридрих привычно сидел у окна. За окном лишь край тихой улочки да угол дома. Да старый, но хилый дуб, и более ничего. Фридрих безумно пялился в эту щель мира и впитывал серость дня. Опустив глаза на подоконник, Фридрих приметил заблудившегося муравья и встретил его как гостя. И уже готов был вручить муравьишке свою безграничную тоску и наречь Другом, как от беседы с туповатым муравьем его отвлекло Явление.
 К крыльцу дома подкатился хмурый мальчик. Беспрестанно трущий шмыгающий нос и злобно оглядывающийся назад. Это был Гюнтер. И он тоже был одинок.
И тут случилось неизбежное. Простая магия душ. Одиночество Гюнтера просто притянулось, всосалось бездной одиночества Фридриха. Вкатилось в него. Уютно там обустроилось. И исчезло навеки.
С тех пор так и повелось: Гюнтер проводил у Фридриха времени больше чем дома, а в школьные годы дневал и ночевал неделями, забегая в родительскую обитель исключительно с одной целью, - утащить, что-нибудь, пожрать, и чтоб как можно больше. Чем, кажется, и родители Гюнтера, и мать Фридриха были только удовлетворены.
Вот и сейчас, взрослый, и уважаемый Гюнтер, давно приучивший своих жену и детей воспринимать его появление в семейном кругу как событие высшего порядка, уровня сошествия святого духа, отдыхал, развалившись на диване в гостиной дома Фридриха, одним полуоткрытым глазом отслеживая картинки, мелькавшие в телевизоре, на автомате листая пультом каналы.
 Фридрих молча забрал пульт, выключил телевизор и принялся, расхаживая вперед-назад перед диваном с возлежащим Гюнтером, повествовать о событиях своего насыщенного дня. Он закончил тем, что Йенс ненавязчиво порекомендовал  убить албанского Цыгана.
И только после этой информации Гюнтер изменил позу. Он сел. Потом жестоко натерев уши, встал и молча, прошел на кухню, где загремел кофейником. Вернувшись, минут через двадцать,  с первого же, произнесенного за вечер слова, сразу выдал план действий на ближайшие три дня.
 План, не требующий ни дополнений, ни пояснений.
В этот план были вписаны как полицейские Гюнтера, так и частные детективы Майера. В плане учитывался «Немецкий Ваня», Йенс, документация с американской базы и даже авторитеты Албанских и Турецких общин, со своим мнением и бойцами. Правда, он сам добавил, что может статься, своих людей Гюнтер будет контролировать лишь по телефону, пока не случится чего-либо чрезвычайного, выпадающего из плана. Дело в том, что прилетают из Штатов агенты ФБР и Гюнтер, как ответственный работник Интерпола назначен у них «поводырем». Как они разгребут свои дела, связанные с каким-то сбрендившим и сбежавшим Цэрэушником, он не знает.
Но главное, - ликвидировать албанца, Фридрих должен будет сам. Это его фатум.

*

Гюнтер носился по Берлину и окрестностям с американскими «гостями» - Питером и Эндрю. Но ребята, которым он перепоручил проблемы Фридриха, работали четко и без лишних неудобных вопросов. Они и знать не знали – работники полиции! – что содействуют в запланированном убийстве. Они следили за албанцами Цыгана, и  все шло по плану.
 Но вдруг опера сообщают, что вместе с ящиками албанцы загружают тело мужчины. Гюнтер тут же набрал Фридриха. Тот не ответил. Перезвонил своим бойцам: «следите, не отпускайте, там мой человек! Проследите куда доставят тело!» Тут же отзвонился спецназу. Приказал приготовиться к выезду по тревоге, и ждать. Будет штурм албанского логова и освобождение заложника. Хватит играться с этими ублюдками!
Но через десять минут один из ребят сообщил, что у них ЧП. В них въехал груженный фруктами минивэн. Что он сам ранен, а напарник без сознания. Водитель - нарушитель выскочил из разбитой машины и драпанул в ближайший переулок.
 Всё.
Где друг детства Фридрих, жив он или уже мертв – теперь Гюнтеру не узнать.

*

До этого, действуя согласно плану, Фридрих, приехал передавать документы и чертыхался вслух. Документов было 160 килограмм!  На счет чего он выразил Албанцу свое крайнее не удовольствие. Мол, знай он заранее, сколько будет веса в тех документах, прибавил бы цену за рабский труд или, по крайней мере, перенес место передачи на известную точку за городом. Пусть далеко, но надежно, не на глазах всего Берлина.
Если по плану, - передав документы, он отъезжал в сторону, а за Цыганом двинулся бы хвост из коллег Гюнтера.  Потом он, матерясь, позвонил бы Цыгану и сказал, что забыл прихватить еще один ящик, и назначил бы встречу опять в кафе. Албанец поехал бы назад, а тут, теперь уже ребята Майера, отсекли бы  его возможных сопровождающих, а Фриззи, встретив Цыгана на полдороги по тропинке через сквер, вколол бы ему цианида. И щелкнул бы сотовым фотоснимок  для Вани.
После возвращения  Фридриха в кафе, Гюнтер дал бы команду «фас!» И специальный отряд полиции взял бы засветившуюся базу албанцев. И всё – конец.

*

Но вышло несколько иначе. То есть совсем иначе. При передаче ящиков с документами, Фриззи треснули по черепу, и он очнулся уже в каком-то полуподвале с элементами заводского оборудования. Лежащий на полу. По пояс голый, и с руками в наручниках за спиной... Видение сбывалось.
Ему привязали  за наручники веревку. Перекинули её через балку и потянули. Фридрих застонал, успел перейти из положения «на боку, лёжа» в положение «на коленях, стоя», но окончательно подняться не успел. Один из палачей так рванул веревку, что руки вывернулись в суставах. Фридрих взвыл, подпрыгивая на коленках. Тут завели какого-то молодого парня в разодранной желтой куртке и подбитым лицом.
- Ты узнаешь его, Немец? – вопросил с чудовищным выговором второй палач.
Фридрих замотал отрицательно головой, продолжая выть.
- Он стоял на углу. Он делал фото нас! – Кричал экзекутор, потрясая перед лицом Фридриха сотовым. Фридрих продолжал выть и мотать головой.- Он для тебя? Он твой? Кто он? Он не твой? – каждый из этих вопросов сопровождался подергиванием. И так, до упора натянутой веревки. Фридриху казалось, что в следующий миг он упадет, разбивая лицо о бетонный пол. А руки так и останутся висеть - на веревке.
«И пусть весят, пусть оторванные. Только б не эта невыносимая боль!» - мелькало в голове.
- Тратр, Агайынды! Он не знает его.- Фридрих не видел, но это был голос Цыгана,- Дорогой Фридрих, неужели ты стал подданным Опийного Царства? Или в этом шприце что-то другое?
И албанец покрутил шприцем перед его лицом. Тем, что похитители изъяли из коробочки в его кармане. В нём был цианид, а не доза морфия.
- Ай, ай, но оставим суетное. Ты мне лучше поведай, кто тебе достал эти бумаги? Моим родственникам очень хочется познакомиться с этим человеком. Протрите ему глаза, он меня не видит,- глаза Фридриха были залиты потом.
- Посмотри на меня, Фридрих, я не желаю тебе зла. Познакомь меня с этим человеком, и ты не представляешь, какая денежная пойдет у нас работа, Фридрих, какие комиссионные ты будешь получать! – Ослабили веревки и, Фридрих уже только подвывал, но теперь от счастья исчезновения боли, елозя лицом по холодному полу. Его оторвали от пола, но оставили стоять на коленях с руками в наручниках за спиной. Видно благодушные порывы Цыгана  были строго лимитированы. По взмаху руки перед ним поставили потрёпанного парнишку в желтой куртке.
- Так ты не знаешь его?
- Нет?
- И, значит, тебе он не нужен?
Фридрих, не ожидая ничего плохого, успокоено пожал плечами.
- И нам тоже - не нужен.
С этими словами Цыган повернулся к пареньку и неизвестно откуда взявшимся большим, хищно изогнутым ножом взрезал парня от паха до самой грудной клетки. Одним движением.
 Глаза паренька вылезли из орбит. Изо рта вырвался неопределенный звук: «Хе-е». Цыган, схватив его за шиворот. Силой пихнул в сторону стоящего на коленях Фридриха. На того обрушился фонтан крови и кишок. Мозг Фридриха обдало безумием. Красная пелена застлала глаза.  В нос шибанул отвратительный запах бойни, ужасный и дикий.
Когда пелена рассеялась, перед ним медленно опустилось тело паренька. Опустилось и встало на колени. На Фридриха смотрело бледное лицо, с расширенными мертвыми глазами, и почему-то, беззвучно шевелящимся ртом.
«Мертвец? Или еще нет? Молодой Мертвец. Или еще нет?» – кто-то упорно размышлял в голове у Фридриха.
И Фридрих заорал.
Фридрих больше ничего не видел. Фридрих больше ничего не замечал.
Он не заметил, как в подвал ворвались люди. Не слышал, как началась стрельба. Не заметил он, как ему расстегнули наручники. Как подняли с колен, заботливо укрыли чужой курткой. Отвели и усадили в какой-то фургон. Оттерли лицо и грудь от чужой крови и содержания кишок. Дали что-то выпить.
 Он не чувствовал ничего. Ему продолжало казаться, что он всё еще орет во все легкие. Освобождая их до остатка, до дна.


                Глава  Девятая.
                В  Сибирь. Вагон купейный.

….Товарищи, автомобилисты и просто, граждане, слушатели нашего радио! На дороге между Белоярово и Магнейкой пропал «Москвич», пирожковоз желтого цвета. Номер: абэ1370. Пропал вместе с тремя пассажирами! Что-либо знающим об этом автомобиле, просим сообщить по телефону, номер…
… счет от ЖКХ у бабушки Евдокимовны жительницы города Железорудного, пенсионерки, заслуженной учительницы, превысил сумму месячной пенсии. И это случилось не только у нее одной…
… вчера в областном бывшем дворце бывшей культуры профсоюзов  открылась выставка знаменитого столичного культуртрегера Довлата Хельмана - «Слава Московским Проституткам!». На открытии был аншлаг областного значения. Среди посетителей выставки представительницы женского пола и юного возраста преобладали…
… О погоде. Кажется, к нам на некоторое время возвращается зима…

Они поехали поездом до далекой томской тайги. И как только качнулся вагон, начиная не свой, а навязанный электровозом путь, в Егоре принялся елозить нестерпимый, на грани срыва в смех, вопрос: почему не самолетом? Об экономии не прилично и думать, особенно после того как Мальцев походя засунул ему в рюкзак блок пятитысячных,- «на дорожку». То ли от головокружительных переворотов последних дней, то ли от длинной череды выпитых «по-маленькой» порций алкоголя. Токмо самозащиты ранимой души ради. Но кровь уже заметно била в голову. Лицо делалось пунцовым и жарким. И Егор, прикусывая губу, все же выдавил шутливый вопрос:
- Всё-таки, почему поездом? Что, если самолётом, - могут сбить?
 Мальцев, юморист в штатском, ответил без смеха:
- Могут, - и так посмотрел на Егора, что тот совсем запутался, что это, - шутка под маской серьёзности, или, - серьёзная шутка? И стало как-то не по себе. Но кровь от головы схлынула.

*

Поезд ехал Россией. Побирались колеса нищими стуками: «Кто там? Кто там, в России живет?». Скребли ветлы студеное небо. Разлиновано проводами небо России: «Это моё и это моё. И то – тоже наше».
Вот, и поворачивает жизнь - кого в нищету, а кого в выси. В выси страшные. А лекарство на Руси одно – и у того, и у другого  - запой.
Егора поймали во всегдашнюю ловушку бытия, простодырую в своей сути. «Жить нельзя отказаться» - мало кому хочется в таком предложении проставлять знаки препинания. Власть и Тайна. Тайна Власти и Властная тайна – эти два слова в любом сочетании и по отдельности манили его, завораживали и тянули. И он не отдавал себе отчета: боится ли он, и что больше – Власть или Тайну? Это и есть - привычно Русский экстаз в мелькании образов Зои Космодемьянской на допросе у гестаповцев, и большевика Камо у паровозной топки.

*

Мальцев, забравшись на верхнюю полку, изучал газетенку. А Егор решил изучить целлофановый пакет, одновременно, с деньгами в рюкзак, сунутый ему в руки напарником. Там были какие-то бумаги, официальные предписания, командировочные с грифом Министерства обороны, водительские права, загранпаспорт и удостоверение. Удостоверение, при близком рассмотрении, оказалось Военным Билетом на имя Кустова Георгия Юлиановича, капитана войск связи. На фото Егор, но в форме и с тоненькими усиками, - конспирасьон налицо. И не надо спрашивать в какой общественной бане его пьяного маскарадили – это не вопрос в век компьютеров.
С верхней полки хмыкнул Мальцев и протянул ему свой Военный Билет, по которому он всего лишь старший прапорщик тех же войск связи, а к тому, такую же кипу командировочных и прочих сопроводительных документов.
- Я, естественно, желал бы значится полковником. Но дело тут серьёзное. За каждым документом реальные прототипы и реальная командировка, отмеченная по инстанциям.- Прокомментировал сверху Мальцев, пока Егор копошился в бумагах.- Ты, я смотрю, в это дело как в пропасть с обрыва попал. Надо прояснить тебе диспозицию.
- Михаил Федорович мне уже всё сказал.
- Михаил Федорович – генерал и что твой Кутузов: мыслит губерниями и зрит на парсеки одним глазом. А нам надо в мелочевке разобраться. Да и в более существенном – надо нам находить контакты. Я не хочу быть у тебя во всем виноватым. Это и работе может помешать.
- В чём ты можешь быть передо мною виноватым? Менять личины – это у вас работа такая.
- И все-таки я вижу: не прощаешь мне «прокурорского работника». Почему?
- Сам не знаю… сейчас прокручиваю назад, и вижу – все белыми нитками шито: и это отстранение от тайны, и мелкий подкуп…
- Но, согласись, - сработало? А может ты на меня дуешься с того, что повелся на этот «мелкий подкуп»? Согласись, а?
- Скажем, это была игра с самим собой, чтоб обмануть свои же предчувствия и желания. Типа: «ну, ладно, пусть на этом всё и закончится». К тому ж компьютер не хилый поимел на халяву… так, наверное. Малодушие за железными доводами.
- Вот – самокритика… а ты молодец, четко изъясняешь. Но тут про своё малодушие ты зря. Просто твой разум почувствовал, что он находится на границе неизведанной территории, и повел субъект по привычному маршруту, выложенному шаблонами поведения.
- Да, - умно завёрнуто… но? если обратить внимание на боковое зрение, то там мельтешение. Опасное мельтешение опасных сущностей.
- Вот я и говорю: граница Неизведанного. Эту границу лучше всего и видно боковым зрением. Искоса.
Тут и Егор, и Мальцев отвалились на подушки и замолчали. Егор почувствовал как раздражение и неприятие личности Мальцева, многоликого работника спецслужб быстро сменяется на симпатию. Все-таки ум не спрячешь и за фуражкой с высокой тульей. И он уже без выкрутасов спросил:
- Кто ж это был? Те азиаты в моем кабинете?
Мальцев, поняв, что контакт налажен, ответил взаимной откровенностью, без тумана по службе положенного:
- Честно – не знаю. И никто из наших не знает. Всплеск к твоей персоне был зарегистрирован в Европе и Штатах.… Да, да, - но не возомни о себе высоко.
 Там сейчас на рубеже первого реагирования не люди, а программы компьютерные. Сказал в телефонную трубку: «гексоген», сказал: «тринитротолуол» и все - ты террорист. Сказал; «холодный синтез водорода», сказал: «низкооктановый аналог» и будет к тебе внимание как к ученому мужу в актуальной сфере.
А у тебя и, правда, скопилось много чего интересного. Чего, ты и сам, видно, не понял… Но мое мнение: никаких подставок европейцев под азиатов не было. С тобой сработали китайцы. Грубо и напрямую.
Видел бы ты, какой мои коллеги им, всем, скопом, душняк устроили! Гестапо обзавидуется! Еврейские погромщики слезы утрут! Сотнями вдоль контейнеров на рынках выстраивали. Руки выше, ноги врозь и по почкам слегка, да с приговором: «чтой-то, вы, дорогие, офисы журналистские грабить повадились, ой, не хорошо». Это типа послания – типа: «мы, Русские с Китайцами братья навек, но за наглёж будем бить». До кого надо быстро дошло, - чуть ли не на Лубянку в главную приемную принесли ваши ноутбуки с озабоченной бдительностью на рожах. Отбрехались, будто кто-то кому-то из китайских торговцев принес и продал задешево. А там внутри - информация. Ай, – не краденные ли?
Мы вам их, естественно, не отдали. Самим интересно, с чего это Китайцы пошли на нарушение строгих договоренностей, и с криминальной братвой, и с нами. Китайский криминал касается только китайцев и китайских дел.
- Ну, что, - интересное чтение?
- Очень. Но главное было не в серии твоих статей, и не в накопленном на винчестере материале, а в самой первой статье. Где ты поразительно точно, слово в слово повторил текст государственного задания на закрытую разработку одной группе ученых. Ну, очень засекреченных. Откуда, спрашивается, утечка? А тут еще твоя фамилия …
- Что: «моя фамилия»? Да, мой дед служил в органах. Это кому надо хорошо известно. Но он то, давно умер! Да и причем тут…
Мальцев сверху положил руку на плечо Егора и потряс его, прерывая словесные выплески.
- Как раз твой дед и охранял ту группу учёных.
Замолчавший Егор повел пораженно взглядом вокруг себя. Взгляд уткнулся в край старой папки переданной ему Михаилом Федоровичем со словами: «Тут и про вашего дедушку есть»… и перевел глаза на работника органов внимательно наблюдающего за реакцией Колобова на свои слова. Что-то, в увиденном, его очень удовлетворило. Он хлопнул себя по коленке и соскочил с полки вниз:
- Я же говорил что это совпадение! Да и не мог твой дед тот документ с заданием на разработку читать. Не тот допуск у него тогда был. Совпадение, случайность! … Но,  вот только ты еще и описал само Изделие! Словно фотографию описывал! А это уже мистика. Для Мистиков у нас – «детектор лжи». А для Ясновидящих в секретных сферах – электрошоковая терапия в закрытых учреждениях. Но то было в СэСэСэРе. Да, и, как сказал Михаил Федорович: «Случайностями Боженька Историю правит. А такие Совпадения, как дырка в холсте в коморке у папы Карло». В общем: грех пропускать.
Еще раз, взглянув на застывшего в обескураженной позе Егора, Сергей живо полез в свою сумку и выставил на пристенный столик бутылку с невнятной медицинской этикеткой. Со вздохом плеснул в чайную кружку и протянул Егору. Егор хлебнул – и ожил. По крайней мере, глаза его сильно расширились. Мальцев тут же подсунул заблаговременно открытую бутыль с лимонадом и пояснил.
- Это только новички в Сибирь едут со всякими «Марселями» и «Наполеонами». А в Сибирь ездить нужно с настоящим медицинским спиртом!


                Глава Десятая.
                Материалы из старой  папки № ___.

«…О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух…»
 (Пушкин, А.С.)
«… Мы живем, под собою не чуя страны…»
(Осип Мандельштам.)
« … О, если б знали вы, из какого сора растут…, не ведая стыда…»
 (Анна Ахматова.)
«… это, товарищи, не факт, а на самом деле было…»
(Исаак Бабель.)

1. Письмо.
Как светла стала наша жизнь! Матушка, тут в глухой тайге мы строим Будущее! Приказы партии строги и справедливы. Контингент строительных рабочих подбадривается музыкой нашей жизнеутверждающей и огненными речами товарищей комиссаров и командиров. А они, все из бывших – с ленцой. Так и вижу, в их, присогутых ногах, с подворотом коленок внутрь, издевательство и саботаж. Это ж надо так приспособится – глянешь: кажется, быстро ногами перебирают, плечи ходят вверх вниз, словно во всамделишной натуге – а приглядишься -  а тачка-то движется еле-еле, на месте почитай стоит! Готов порой лопнуть от ярого гнева,- даже крик и тот не спасает. Уже приспособился – ношу с собой палку, ту, что осталась после ранения басмаческой пулей – бью ей об землю, об предметы строительства – вывожу внутреннее жжение. Очень вредное оно внутренним частям организма, если не выводить, сдерживать в себе. Так мне наш военврач Биркин доложил.
 Вчера не заметил, как сломал мою старую верную подругу – палку. Даже не заметил обо что – вот какой напор на нашем строительстве: ничего не замечаешь, ничего не жаль, будто в атаку идешь!
Мама, ты пишешь, что живется тебе хорошо, что Комбед тебе как матери красного командира помогает. Но пишешь, что на людей тебе жалко смотреть деревенских – не доедают. Ты мама не беспокойся – у советской власти до всех руки дойдут, дотянутся, дай только время. А меня матушка, ждет, говорят повышение и тебе быть перевезенною в Москву на квартиру мою как работнику особого назначения выделенную, так что видеть ты своих деревенских больше скоро не будешь – не беспокойся.
С боевым приветом, замкомвзвода Колобов Егорий!

2. Письмо.
За стеною вьюга, да темень, а на душе светлее и светлее, что по груди порой хлопаешь, сгоняешь искорки! Свершилось - Комвзвода Колобов прошу жаловать и учесть! И переводят меня с котлованных работ на работу строгую, но тихую, вдумчивую, можно сказать, интеллигентскую - присматривать за спецконтингентом,  и присматривать за этими мазуриками столь плотно, что чуть ли не жить с ними.
Позавчера приступил к новым обязанностям. Спим мы с ними раздельно – кроватей нам хватает, не беспокойся мама – две нары в два яруса. Мне положено было нижнюю, но я сам залез на верхнюю, чтоб сподручнее за этими профессорами бдить. Мне сказали, так как я из младших командиров наиграмотный  не токмо следить, чтоб против порядка  профессора что не уделали, а учится у них - приглядываться, что и куда пишут, о чем умном говорят, и не запоминать ихние воздыхания о порядках старорежимных, а что о главном придумывают они - о новой небывалой энергии, что взмахнет наш коммунизм прямо в космос! Вот так – такое высокое доверие мне.
Как переедешь в Москву – напиши мне. Обстоятельно опиши квартиру государством нашим советским нам выделенную, посмотри, что за соседи, приглядись, нет ли недобитков врангелевских, да казачья перекинувшегося, а если интеллигенты, в очках – плюнь, да разотри, они, если вражины случаются, все равно как дети, от недомыслия нужного направления – по своим подопечным знаю теперь их.
Давай! С боевой порукой тебе, маманя, - на Москву! Твой комвзвода Колобов Егорий.

3. Письмо.
Возрадуйся со мной мать моя солнцу и весне! Я молодой красный командир удостоен благодарственных слов товарищей из Москвы, ну не слов, а одобрительного «хм», на увиденные ими макеты спецоборудования которые я смастерил сам. Профессора лишь подсказывали да инструменты подавали! Готов на словах своих перекреститься хоть то и не приличествует красному командиру.
Удивительные люди оказались эти «старички», как мне ранее казалось. Но вот прошла зима и, то ли усиленное питание,  то ли весеннее солнышко, а зацвели «деды» и стали не деды вовсе, особенно два из них, а в здоровом возрасте мужики. Один сказал, что это любимое дело их распрямило, так по мне, то блажь  - забавы, игрушки, а не дело. Дело настоящее сгибает скорей, чем распрямляет. Настоящее дело это когда миллионы людей в едином порыве берут и делают. По команде берутся в руки кирки и заступы и миллионно пало – раз! И Земля сдвигается в укор движению светил. Раз! И содрогается Земли нутро, выплёвывая нефть и газ! Дело, это когда единым строем сминая преграды, а кто упал, так извини, пусть жизнь твоя будет опорой нашим стопам в общем движении вперед!
Ты вот описала квартиру нашу – хорошо! Соседи – что один алкаш рабочий. Приструни от моего имени его, чтоб ни буянил, для серьезной убедительности мою личность на фотокарточке покажи. А остальные, говоришь, - чернявенькие, тихие, да юркие – все на жизнь плачутся? Скажи, чтоб не хныкали, а уверено смотрели в будущее и пели веселые песни, а не сумеют, скажи, что на Соловках их быстро научат «Интернационалу»!
Поминаю тебя чекистским добрым словом, комвзвода Колобов.

4. Письмо.
Здравствуйте, мама.
Лето в самом разгаре и наверно тоскуете вы по полевым и огородным работам. Так чувствую. И пусть живут с миром Аркашка с Хайкой и Тимошка-пьянь – ты мама не написала фамилий и отчеств наших соседей – не надо, мама, превращать душевную нашу переписку в доносные листы.
Ох, и курьезные у меня подопечные, право слово! Седые головы, мудрейшие словеса произносят, а простых вещей не знают – показал им пару раз, что с водой деется, что такое омут глубокий, темный, чистым ручьем вырытый, как, если не испугаться, да самому донизу донырнуть - во тьме омутной  тот ручеек вихрами вьется и светится. В большое изумление они пришли! Еще показал, как волна сильная под водой идет, а по верху не зыбнет, тому они не удивились, а весело и дружественно по плечам похлопали. С тех пор они меня в свои разговоры приглашать стали, чтоб сидел рядом слушал, а что интересным или казусным покажется, так чтоб не стеснялся, говорил вслух.
Забыл сообщить – нам построили новые помещения для лабораторий, и местечко для ночевок выделилось в новых строениях. А строения все каменно-бетонные с паровым отоплением. Спецконтингент мой расширили - более двадцати единиц в строй добавили. Тут мне всяко разно, а повышение будет. Буду самое малое замкомроты Колобов.
Не скучай. Мама, в городских стенах. Твой сын Егорий.

5. Письмо.
Здравствуйте, Анна Гавриловна. Пишет вам ваш сын – Комроты Колобов Егорий Евстафьевич. Общее число под моим руководством – вещь секретная, но скажу не только спецконтнгент, но и значительное число всяких разнорабочих помощников, и отряд спец. надзирателей подо мной, коим только и разрешено присутствовать в помещениях объекта. Вообще, комроты – звание мало соответствующее величине поставленных передо мною задач партией и руководителями комитета. Но просят подождать, мол, особо выдающимся работникам комитета будут присвоены специальные звания, как при царском режиме звучащие, но с новым, революционным содержанием.
Работа кипит, должность моя не маленькая, но хлопотливая. А всё ж собираемся мы с профессорами чаёк попить вечерками, да с крендельками, - благо и повар у нас нынче свой. Знатный повар, на выпечку знатный и на прочие супы с тефтелями, - в великом ресторане московском ранее хозяйничал. Теперь у нас.
Приезжал к нам человек иностранный, обнимался с профессорами, мне руку пожал, высокий такой с носом орлиным, а глазами такими, что мутно в голове делается, коли глянет. Говорили много, на языках непонятных, я прокашлялся, они и сконфузились, перешли на русский. Помянули мою, так они сказали, находку – светящийся ручей в глубоком омуте, стали отчего-то сравнивать с золотой жилой в твердой породе ветвящейся  и в ней теряющейся, и, как бы рождающейся искорками во тьме, кажется, пустого камня. Говорили, спорили об общей природе явлений и тут же смеялись как над удачной шуткой, что-то добавляя, наподобие: « и камень родил мышь». А я возьми да брякни, что во тьме золото не светится, потому как связано своей массой, а там, на кончиках жилы, где его мало, оно и светится, потому как не отягощено и движется мало, мало, не заметно глазу, а движется. А что движется, то трется - от того и свечение. Ученые головы враз замолкли. А иностранный гость подошел ко мне, взял мои руки в свои и внимательно посмотрел мне в глаза, так, что я на миг выпал из сознания. Когда он вернулся к профессорам, услышал, как Маслов сказал: «Я говорил тебе, Никола, что человечество не безнадёжно». Гость в сопровождении штатских лиц, но по всему - из нашего ведомства,  уехал через два дня. И все эти два дня меня преследовала жуткая головная боль, а ночью снились светящиеся и движущиеся шары и колышущиеся паутины и давящая, тяжело ворочающаяся тьма. «Игры мироздания», туманно ответил мне старейший из профессоров на мою жалобу.
Голова побаливает до сих пор, и сейчас, когда вам, маменька, пишу письмо, но уже значительно тише, чем поначалу. Так что выздоровею, с божьей помощью.
Не волнуйся, скоро обещали отпуск, увидимся. Твой сын, Егорий.

*

На этом заканчивались листы за подписью Колобова Егория, прямого и непосредственного деда Егора. Конечно, это были не сами письма, а старательные копии. Но живое дыхание проходило и через эти бесстрастные ровные строчки.
Дальше, тем же почерком переписанные, пошли письма от другого отправителя.
Пока Егор вчитывался в округлый почерк и представлял себе деда молодым и ретивым комсомольцем, - румяным, худеньким и в форме не по размеру, Мальцев читал ему лекцию из курса – путеводителя по закулисью  злободневной политики:
- Все человеческие занятия, не продиктованные напрямую основными инстинктами – выживания и размножения, суть – Игра. И мы с тобой тоже играем, двигаясь в поезде по направлению, куда Макар телят не гонял. Мы играем свою игру, вписывая её в игру чужую. Но, чтобы сыграть правильно игру, сыграть выигрышно, полезно все-таки знать хотя бы правила игры, а также расклад сил - и своих, и противостоящих.
В элите России – несколько групп, не тех узкоспециальных кланов типа «менты», «газовики», «элктрочубайсята», «питерские», «старосемейные», а группы настоящих государственников, чье влияние проходит срезом по всем группам влияния всех сфер государственной финансовой и экономической власти.
Михаил Федорович не «коммуняка», но сторонник разумной изоляции. Но не только для того что бы накопить силы и спастись от растаскивания. А, как он выражается: «сжаться, сконцентрироваться и совершить прыжок». И это реально, потому что в России масса разваленных производств, а в мире и у нас масса разработок абсолютно новых видов продукции, уникальных изделий.
«Чуток к потребителю и быстр на реакцию». Таким нам преподают капиталистический рынок, но любое массовое производство очень инерционно и скорость изменений здесь не по социалистически проста: перекрыл финансовый краник и всё – Гуляй, Вася, без работы - никто не вписывал в новую Конституцию права на труд.
 Мы никогда не потребляем самое новое и передовое. Многие готовые разработки и улучшения стоят в плановом пакете, и ждут своей очереди на внедрение, пока предыдущий товар не исчерпает спрос. Например, процессоры уже сегодня могли бы быть, пусть по заоблачной цене, но в тысячу раз производительней. Только монополистам этого не нужно: “Intel” и “AMD” вводят новые продукты по очереди. Но никто их не ловит на явном сговоре – в ходу «дозированный прогресс».
И это Мировая практика. Существуют на то или нет негласные соглашения, но осведомленным в научно-технической сфере людям ясно - происходит искусственное сдерживание развития человечества. Я не буду говорить о критических перекосах в этом пресловутом «развитии человечества». С этим разбираться нам не поручено.
Нам достаточно понять, что сама логика прибыли не дает производству, помимо его сущностной инерции, шанса резко перестроить всю огромную капиталистическую машину до выхода на новый уровень.
 А нам, России - по большому счету, терять не чего! До сих пор есть шанс прыжка. Но последнее время Россию начали все сильнее «вязать». Вводить не старые, но и не супер новые технологии. Не из тех, что только стоят в «плановом пакете» на внедрение транснациональных корпораций. Производства - автомобилей, сельхозтехники, медицинских приборов и препаратов, авионики, бытовой техники  и т.д. Вводят производства «на уровне», но «дублирующие» производства. Того, что на Западе вот-вот истечет срок.
Это политика части нашей элиты – говорящей о благе России и тянущей её в ВТО. А рамки ВТО, вкупе с производством «на уровне», – это кандалы для России, тверже  процентов по займам МВФ.
И России не прорваться в лидеры, если играть по Западным правилам. Нужно отвергнуть, сломать правила!
На этих словах Сергей Мальцев осторожно спустился с верхней полки, уселся напротив Егора и, наклонившись к нему, уже пребывающего во всём внимании, заговорщески понизив голос, продолжил:
- Михаил Федорович пошел в атаку. Он хочет забросить «мяч» далеко вперед. Чтобы все игроки, – и «совсем чужие» и «не совсем наши», и медленно соображающие, и инакомыслящие, и Американские, и Европейские, и Евразийские – все! – хочешь, не хочешь, а покинули свои «номера на поле» и рванули бы за «мячом».
 «Мяч» – это небывалая Сверхэффективная и Сверхкомпактная Технология в сфере энергетики, обещающая автономность и сверхмалым и просто огромным системам. «Мяч» привлекателен, когда он не просто угрожает сломать рынок, а сулит явное военное и коммуникационное превосходство! Вот только тогда они плюнут на рынок, и раскроются. И станут доступными их сверхсекретные наработки!
Егор резко задумался, явилось ощущение близко работающей огромной машины, чьи опасно крутящиеся гигантские шестерни с острыми гранями, без защитных кожухов, скрежетали у самого лица. Егор непроизвольно отпрянул и молвил:
- Вот, бля!
- Да, точнее не скажешь. А мы сейчас в России, где лишь по телевизору тишь да гладь, да повышение удоев в отдельно взятых хозяйствах.
Страна поделена, и вкривь, и вкось, и поперек – кругом враги. - Егору эти фразы, и этот тон враз напомнили Диму Шульмана. - Президентская вертикаль упирается в Петербург. Но парадоксально не пересекает и Бульварного Кольца.
Президент издает логичные и строгие указы, написанные предельно доходчивым языком, чиновники преданно машут ряшками и кладут гербовые листки в нижний ящик стола. И это в лучшем случае!
 Хуже, когда они начинают указы исполнять. Выворачивают наизнанку суть указов и творят своё. Страна – крупнейший добытчик и переработчик нефти, а бензин дороже, чем в США. Авиационный керосин дороже, чем в Германии. Производственные мощности по цементу используются на треть, а цена цемента, как в Неметчине! Мебель, ладно, раньше была из Финляндии, а сейчас из Китая и Южной Кореи. Из стран, где за рубку деревьев скоро расстреливать начнут! Президент указал открыть биржевую площадку по торговле нефтепродуктами за рубли. Прошло несколько лет. Где? Тут даже не надо проводить расследования, тут все на виду и можно сразу ставить к стенке. Так правозащитники всего мира взвоют, а строго по документам, так хрен что докажешь.
 И вот итог. Мы, преданные патриоты, пробираемся по родной стране с фальшивыми документами делать Родине добро! Думаешь, я в погонах и мне по херу? Нет, я так же, как ты. Я, с моими-то знаниями, так через слово, должен повторять: «Вот, бля!».
Сергей налил спирту в чашку и выпил сам, а запив газировкой, продолжил устало:
- Михаил Федорович уверен, что проводники «дублей» западных технологий и производств, хоть сейчас они и на коне – купленные твари. Есть, конечно, просто полудурки из коммерсантов, и наших, и пришлых. Но есть много и тех, кого банально запугали, или намёком на «высокое мнение» задавили. Этого, мол, не разрабатывай, не внедряй, не производи, - а то худо будет, голова заболит так, что лопнуть может! Но и «Запуганные», и «Полудурки» - все они наши потенциальные союзники. Но врагов у Михаила Федоровича много …
День стал Вечером. Разносили чай. Егор взял четыре стакана, а Мальцев сомнительно скривившись, добавил еще два. После спирта горячий чаёк был воодушевляющ. Егор, приободрившись, деловито затребовал:
- Так, наши планы?
- Ты, Егор, идешь «паровозом». Нежданным «Открывальщиком». Выпрыгнешь как черт из табакерки, наподобие прокуроров Гдляна с Ивановым, только не с хлопковым делом, а с энергетическим прорывом, сознательно затерянном в руинах сталинского ГУЛага.
Прибываем на место. На самом объекте останавливаться неудобно, сам увидишь. Остановимся недалеко. У одного «Хозяина тайги», старика – старовера, там большущая усадьба неподалеку. Со всеми возможными для тех мест удобствами - даже телефон есть! Сотовые там не берут. Осматриваемся. Тренировка и простенький сценарий действа. Начинай сочинять уже сейчас, продолжишь по ходу дела.
- Подожди, подожди! Насколько я понял это некое Изделие, а к нему должно быть описание, с принципами действия, с теоретическим обоснованием, с руководством по пользованию… Да,  и съемочная группа, наконец. Что, мне - на сотовый снимать?
- Тьфу ты, черт! Профессионалом считаюсь! Я же совсем забыл тебя представить съемочной группе!
- Какой? А где она? Здесь?
- Да, в нашем поезде. В двух соседних купе. Я же в туалет выходил, видел как они всей гурьбой до вагона-ресторана отбыли. И не одной мысли, чтоб вас представить друг другу! Представляешь, как заработался? Это со мной впервые! Что, пройдем в вагон-ресторан?
- Что-то не хочется.
- И мне тоже. Тем более у меня всё с собой. Ладно, оставим знакомство до завтрашнего утра. Насколько я их знаю, они будут жить более в вагоне-ресторане, чем в купе. Да, это только часть группы, хотя основная. По легенде едут снимать зверушек в диких таёжных местах. Другая часть группы – два водителя с двумя помощниками из нашей конторы на джипе «Мицубиси» и микроавтобусе-внедорожнике «Форде Эксплоудере» вместе с частью аппаратуры движется своим ходом. Словом – простые перегонщики подержанных авто из Литвы. Надеюсь, что будут вперед поезда, нас на вокзале в Томске встречать.
- Ну,  с этим хоть что-то понятно. Но ты не ответил на основной вопрос. Для произведения творческого процесса – написания сценария, статьи, авторского текста – от чего отталкиваться? Где Изделие и документы?
Мальцев опять присел рядом и заглянул Егору в глаза. Его взгляд полнился жалостью и виноватостью:
- Изделие на месте, в уже приготовленной закладке для повторного, на кинокамеры, изъятия… Понимаешь, Егорушка, тут загвоздка есть.… Изделие будто бы есть. Есть его производительная деятельность – передача энергии в виде волно-лучевого потока различной частоты: от видимого света до… до черт знает какого. Один умник этот спектр обозвал «черным лучом». Варьируется мощность от тысячных Ватта до… в общем, луч прожигает метровую броню. Дальше не испытывали – на прожигание. В общем, исследовали Изделие специалисты хорошие. Но, как говорят у вас: «не совсем в теме». Но ребята из тех, что не проболтаются, ни вражеским разведкам, ни врагам народа, то бишь врагам Михаила Федоровича. А документация – вон у тебя в руке. В той папке, что ты читаешь. Увы, это всё.
- Какие это документы: тут письма частных лиц, докладные чекистов, деда моего в том числе, доносы стукачей всяких. - Егор лихорадочно перерывал содержимое не слишком толстой папки. - А! Вот фотографии… Вот, блин, я и в правду, словно эту штуку где-то видел!.. Вот какие-то измерения, химический состав, спектральные карты, пара, тройка графиков… и это всё?!
- Я же и сказал: «есть загвоздка».
-А я-то думал, я-то расстраивался. Попользуют моё имя, состряпают под него фальсификацию, чтоб всей планете голову заморочить, буду попкой рот разевать под чужую радиолу, а тут… тут работы для двух Курчатовых и трех Гербертов Уэллсов!
- Ну, так ты ж талант!
- Да, бля,  мне эти слова главный редактор постоянно говорит. Говорит, когда на моей шее хочет в рай въехать!
- Ты постарайся! Пойми – фильм с физиономией журналиста Колобова на «переднике» будет иметь широчайшее распространение. Мы уж позаботились, – не малые средства вбуханы, между прочим. Да нам бы только фильм снять, правильный. И больше никаких тайн, никаких маскарадов и шпионских игр. Вся секретность, все тайны, за какие головы дырявят, будут выложены в Мировом Информационном поле. И боятся тебе  нечего.
Только радуйся – мировой успех обеспечен. Бери и пользуйся славой. Хочешь, чувствуешь, что потянешь – быть тебе главным редактором и совладельцем какого-нибудь журнала. А если есть у тебя что в голове, типа нового формата, так Михаил Федорович новый лично под тебя  журнал  создаст – нет проблем!
- Покупаешь?
- Да, покупаю. Но сегодня говорят – «стимулирую».
- Покупаешь! А что это, именно меня? Я хоть о себе и неплохого мнения, но я реалистичен. Есть настоящие танки, мастодонты журналистики – им бы только намекнули. Они б не в поезде на моем месте были. Они б впереди нас уже по тайге шлёпали!
- Во-первых, ты, самое, что ни на есть, «в теме». Во-вторых, ты внук друга, или, не знаю, сослуживца Михаила Федоровича. А в третьих, ты просто хороший парень.
- Знаешь, у моего друга, осетина, есть присказка про таких. «Хороший он парень, только дать ему нечего».
- Как раз, то – характеристика! «Просто хороший парень», – порой очень важная характеристика!
 Как Гагарин стал Первым Космонавтом? «Первый Космонавт» – это же на века, до скончания человечества! А просто – хороший парень! Там были мудрые, сильные, опытнейшие, воевавшие, прошедшие «крым и рым», дядьки. А нужен был – «просто хороший парень»! Увидел его Королев, ткнул пальцем и сказал: «этот будет».
Вот так всё решается. Да! И не забудь про мистические совпадения. Это ж ты скопировал с небесной канцелярии сталинский приказ! Ты тот, кто проткнул дырку в холсте Будущего.
- А-а, понял! Значит, вам нужен «Буратино», с зарекомендовавшим себя длинным носом. Достаточно симпатичный и в меру деревянный. Понятно.
- Хорошо, - считай так. Но ты будешь работать или где?
- Ладно, подсоблю, вам, неумехам, тянуть нить сомнения через пропасть лжи. Где тот контракт, что надо подписать кровью?

*

                Из старой Папки №__

1. Отрывок из письма.

…. Он отстаивает принципы разрушительные для нашей молодой советской науки. Принципы Шарлатанские с Элементами Чёрной Магии. Если Советская Власть прельстится перспективами развития, нарисованными господином Масловым и, пойдя у него на поводу, переориентирует научные мощности на воплощения его идей, страна безнадежно отстанет от потенциальных врагов в развитии традиционных и перспективных направлениях науки и производства. Советское государство, направленное Масловым, получит пшик, максимум – это красивые иллюзии, нарисованные узкими разноцветными лучами его приборов в ночном небе.
Также разделяют принципы Маслова господа Любинский и Гартман – бездумные фантазеры, и просто малопригодные специалисты.
С уважением и верою в святое дело Советской Власти и Советской науки, профессора Незнанский, Федосов, Веклизин и Баум.

Резолюция красным карандашом:
«Пшика нам не надо. Сталин И.В.»

2. Докладная Записка.

Господин Тесла Никола Мелутинович обратился к представителям партии и правительства за рубежом, и высказал пожелание передать в пользование Советской Власти свои свежие разработки и согласие поделится своими прочими достижениями. В то же время господин Тесла Н.М. обратился с просьбою сообщить о судьбе его старых российских друзей и, если они живы, господин Тесла Н.М. уверен, что они живы и в добром здравии, содействовать их скорейшей встрече.
Готовя ответ на запрос г. Теслы Н.М., работники секретариата Наркомата Иностранных дел выяснили, что граждане РСФСР Маслов, Любинский и Гартман находятся в заключении в ТомьЛаге и имеют неважное состояние здоровья, с низкими возможностями к трудовой деятельности. Для подготовки их к встрече с г. Теслой Н.М. прошу передать их в распоряжение руководства ОсЛага при секретариате ЦК ВКП(б). Где будет улучшено состояние здоровья заключенных и организованна база для их трудовой и научной деятельности на благо Советского Государства. Просим разрешить сформулировать ответ на запрос, исходя из степени желательности сотрудничества с господином Тесла Н.М.

Резолюция красным карандашом:
«Важно чрезвычайно! Тесла нам нужен! Сталин И.В.»

Резолюция синим карандашом:
 « Тесле ответить: господа ученые подорвали здоровье, исполняя Сверхважное поручение Партии и Правительства. В данный момент находятся на излечении в закрытой курортной зоне и встреча с ними невозможна по предписанию лечащего врача. Поскребышев А.И.»

3. Письмо.
Здравствуй Дорогая Любимая!
Пишу тебе сквозь собственное неверие в свою писанину, – дойдет ли, допустят ли? То есть, привычно сомневаюсь в коммуникации, а не в её смысле. Не сомневаясь в значении  корпускулярности при наличии имманентного содержания, беспокоюсь качеством связи и транспарентности  – чем всю жизнь и занимался.
Большинство занимается тем, что знают, и лишь некоторые «больные» единицы занимаются тем, что не знают. Я среди таких. Я долго думал, и понял – то, что нас изолировали от общества – правильно. Нельзя нам средь нормальных людей – смущаем мы их, провоцируем на подлости.
Вот, недавно местный начальник показал мне письмо, «благодаря» которому нас практически и посадили, – письмо сие направлено руководству страны и подписано моими «коллегами». Хотя, в чем-то они правы: у нас не настолько широка и крепка научная прослойка, чтобы по ней наносить удар столь мощными идеями, противоречащими многому из того, что они учили с детства и  теперь учат других.
Но мне тоскливо – большинство современных работ направляют, ведут в болото. В трясину ложных понятий о Мироздании, через искаженное восприятие Волн и Лучей.
Чья сущность лишь кажется скованной в частице. «Свобода», как неотъемлемая сущностная характеристика лучей и волн, замкнутых в «материальном», в частице, – находится просто в других измерениях, связанных с нашими привычными тремя измерениями через четвертое – время.
Время, которое, не линейная шкала, а точка напряжения материального пространства. Точка времени – как  центр стечения сущностей. И таких точек бесконечное множество.
 Мы живем  тонкою иллюзорностью бытия в плетении Небытия Эфира. Вся наша Вселенная – это процесс взрыва. Не его последствие, а сам Взрыв. И это не взрыв какой-то одной точки, а дальше лишь последствия: «летят осколки – Солнца и Планеты», и мы средь них. Наш Вселенский взрыв, это бесконечный процесс детонации бесконечного множества точек. Мы сами – и есть та «взрывная волна» - многомерный волновой процесс. Мы сами суть – колебания индифферентного к движению Эфира.
Мы, мирские, ежедневные – видимые, «корпускулярные» – лишь верхушки айсбергов. И, кажущееся имманентными, принадлежащими только нам, мысли и чувства, свободно растекаются по не воплощенной плоти  – «айсберга – нас самих» – в других измерениях. По плоти нас, Вселенских. Эти импульсы, мысли и чувства, там пересекаются, свободно диссонируют, унисонируют с другими. Не просто «передают» и «получают» информацию, а влияют на волновую суть других – изменяют её или вызывают дикий всплеск отторжения. Но Божий Мир полнится: уплотняется и гармонизируется, вопреки наплывам безумия Хаоса.
И пусть всё, что я пишу, никто не увидит. Кроме тех, кто в моём письме ничего не поймет, – им «по службе не положено» такое понимать. Я радуюсь чистым листкам бумаги, и выраженные на них мысли и чувства уйдут в многомерные пространства, где царит свобода, и – нет границ, заборов с колючей проволокой, и оков.
Я не фантазирую, я исследовал это всю жизнь и я – знаю. Я знаю: все наши мысли и чувства, даже самые мимолётные, все – вкупе, это тело Бога. Бога Вечного. И поэтому Любовь, Дорогая, не умирает. Любовь, поглощая Время, переводит его в Вечность.
 Твой Сергей.

                Глава Одиннадцатая.
                Сибирь. Аборигены.

…. «Москвич» -  пирожковоз  за номером «абэ 1370» нашелся!  Провалился в яму у обочины дороги между Белоярово и Магнейкой, подмыло грунт. Спустя три дня заточения пассажиры пирожковоза живы и относительно невредимы, но - невменяемы. В момент катастрофы с ними был ящик водки. Тем спаслись…
…Томские ученые, основываясь на советских разработках, довели до ума и уже запустили в производство малой серией реакторы, генерирующие бензин из … мусора. Себестоимость одного литра бензина – четыре копейки…
Среди заключенных ИТУ – 128 прошел конкурс «Песня о Родине» победил заключенный Галкин. В.П. с песней: «Зайка моя!»…
… стоит жара, но обещают снег…

На вокзале Томска их встретили, выгрузили, перезнакомили заново и загрузили по автомобилям. После получасового драйва на юг по приличной трассе киношный передвижной маскарад свернул на сельскую дорогу. Нудно и тряско двигался несколько часов на юго-запад сквозь тайгу.
Шумливая в поезде ватага попритихла. не знаю, как ведут себя жители субтропиков, углубляясь в родную природу. Может быть, пляшут и поют. Тайга же внушала уважение и погружала в тишину – и приезжего, и местного. Как бы ни были загажены места человеческого присутствия, какая бы пьянь не ползала меж сосен, не принизилось величие Севера – колыбели настоящего Человечества.
Древняя, даже в чем-то насильственная тишина, первой воспитывала, строжала человеческую душу. И тяжко б было похмельным киношникам, если б не набрали на остановке водицы из лесного родника. Таежная вода и воздух излечили от болезней. Даже изжога пропала без всяких таблеток. Этим своим наблюдением поделился водитель микроавтобуса, а Мальцев развил тему:
- А если пробудешь здесь с месячишко, а может и меньше, и будешь пить только местное: воду, самогон и просто дышать эти воздухом, – забудешь о своих гастритах года на три. Пока опять не скопятся остатки той гадости, что мы в городе жрём. Честное слово – на себе испытал.
В районном центре к группе присоединился молодой, но бородатый охотинспектор. Его Мальцев представил как таежного экскурсовода – знатока всех местных языков и диалектов, звериных и птичьих. С главами всех местных влиятельных семейств знакомого  лично – то есть с медвежьими старостами и волчьими атаманами. По совместительству  молодой человек приходится правнуком хозяина той таёжной усадьбы, где им предстояло остановиться.
- Что, в натуре: «правнуком»? – Решил кинооператор, что не расслышал правильно. Тут Мальцев и развернул свои таланты рассказчика.
 В повесть о своей семье «правнук» не вмешивался, лишь иногда красился скромной улыбкой.
Живет в тайге дед ста шести годов с бабушкой девяносто восьми. Бабушка, она бабушка и есть. А деда дедом и не назовешь, если б не борода и палка всегдашняя. В движениях дед быстр, взглядом остр. Палка у него не палка, а посох – и порой прыгает в его руках соломинкой. Гостей незнакомых встречает – так прихрамывает, со стариками говорит – так прикряхтывает.
 А нет гостей, нет стариков  – так и хромота куда девается, и голос сочный да зычный. А на коня как сядет. Да – сам садится! Так спина прямая, а конь под ним играет, что у того казака из фильма «Тихий Дон». Хотя дед говорит, что к казачеству никакого отношения не имеет.
Появился он в тех краях еще до войны. Кроме женки с ним было три сына и две дочери – сейчас остался один, в городе живет – фронтовик. Так же в округе четверо внуков. Все – руководителями, всем под шестьдесят. А правнуков и правнучёк, никто точно сосчитать не смог, кого не спрашивал.
Двуреченый Серафим Савельевич – по паспорту. А зовут его, за глаза, конечно, то «фальшивый дед», то «фальшивый старовер».
Ну а историй про него! Послушаешь и нипочем не разберешь – сколько вымысла там и в чем правда. Говорят, что не сто шесть лет ему, а много больше. А в лесу живет, потому как родник с живой водой стережет.
Сказывают, что добром он всех встречает только по первому разу. Кто из не понравившихся к нему во второй раз, да без спросу заявится, – так быть тому мёртвым в скорости, или пропащим в таёжных дебрях. Одна беда, кто ему по нраву – может и сказать. А кто не по нраву, – ни одному не признался. Вот и гадай – какого он к тебе отношения.
Одни говорят, что он в Бога не верует. А некоторые примечали, что и крестится он по-разному – то двумя перстами, то тремя. То справа налево, то слева на право. Другие говорят, что верит он в своего Бога, сокрытого. Примечали его в тайге, у камня какого-то на коленях стоящего. А третьи говорили, что он в бане устроил потайное капище языческое. Что каждый второй, пропавший в тайге, это его рук дело. Что приносит их он в жертву и кровь их теплую пьет... Егор отчего-то устал слушать треп Мальцева и пихнул локтем в бок «правнука» по имени Павел.
- Тебе не надоело это слушать? Тем более про своего деда?
- Пусть рассказывают… Путь то длинный, скучный. А дед сам, мне кажется, эти слухи  распускает. - Машина слегка подпрыгивала на колдобинах, - Ну, если не распускает, то поддерживает. Может отпугивает, может приманивает кого – не поймешь. - Охотинспектор перестал разглядывать прыгающий за окном пейзаж и оборотился, наконец, к Егору. - А так: человек как человек. Но, конечно, своеобразный. Некоторые его боятся, аж лицом белеют, только вспомни про него. А мне так ничего.
И, вдруг,  «внучёк» как треснет Егора по коленке, и - улыбнулся:
 - Да просто люблю я его! Да не жесток он. Все наказания его – трудотерапия: огород вскопать, дров наколоть… При сельском быте, сколько наказывай – не перенаказывай – все равно всех дел на чужую спину не переложишь. Дед наш и вилы сам в руки берет, и лопату… и по огороду, по саду всё лазает, всё что-то поправляет.
Егор в отместку треснул таежника по плечу, дружески:
- А ты, значит, охотинспектор? Дед ваш, я так понял, везде своих людей рассадил. Вы, так сказать, тоже заняли нужную ему нишу?
- Пенсионер он, беспартийный! Кого он, куда, зачем – моих дядьёв рассаживал – не знаю. Они сами сели… За себя скажу – охотится не люблю. То есть, как промысловик. А лес люблю – я в нем как в колыбели мамкиной. И считаю – в лесу со всеми договорится можно… кроме людей, конечно. Так, что занятие моё – чистосердечно! - моё. Я еще, когда служил пограничником в Уссурийском крае, от того леса ошалел: тайга и джунгли! Там и понял свое дело. Там же после армии и остался… На все пять лет, пока высшее образование заочно получал.
Егор не заметил, как вновь стал журналистом:
- Что, с китайцами были проблемы?
- С китайцами всегда проблемы… Только он из своей толпы вышел, отделился – сразу проблемы. Свободный китаец – зверюга, почище бешеного волка, особенно в тайге. Хотя наговариваю я на них, наверно. В других-то местах я «свободных китайцев» и не встречал. Всегда – кучкой: работящие, почтительные…
- А это правда, что китайцы скупают сорок по сто пятьдесят долларов штука?
- Бывает и дороже, на кого нарвешься. Сразу скажу – я не знаю для чего им сороки. Но предполагаю, что они там такого со своей экологией намутили – не вообразить, не рассчитать – это надо только видеть. Но Китай – Страна Запретная. Секретнее Северной Кореи.
У них всё по «зонам»: «выставочные зоны», «торговые зоны», «зоны для отдыха», и, конечно, «зоны для «отсидки»… «Зоны древней культуры», там всё такое – «отреставрированное», в итоге, сплошь «новоделы», фуфел, в общем… Есть «зоны для умных», «для дураков», и хрен ты просто так из одной в другую попадешь. Наверно, сами китайцы не знают, что в соседней «зоне» происходит, как живут там, что думают… Для нас они все: «Китайцы». Но есть «Великокитайцы» – «Хань», и еще четыреста национальностей, а было сто лет назад шестьсот. И как «Ханьцы» с этими национальностями обращаются, никто толком не знает. Только предполагают. Но с китайцами, говорю, предположения бесполезны. Что и как делают Китайцы, это всегда надо видеть своими глазами, чтоб хотя бы оценить. Знаю лишь, что некоторые семейства числом с наше немалое село до сих пор живут в норах, ну чисто зверье, и месяцами не видят ни хлеба, ни риса, питаясь одной рыбой, что набьют примитивными острогами. В общем: каменный век.
А сороки… сороки одни из моих любимых птиц. - Охотинспектор поплыл словом за мыслью, а Егор не останавливал, ни перебивал: привычное дело в долгой дороге, вместо радио  слушать байки попутчика. - Сороки – хозяйки, держатся семьями. А кто без семьи, значит, на гульбище – подругу ищет. У сорок все процедуры четко отлажены: охрана, охота. Прием, пищи, сон… А ворон гоняют! Этих, разбойной натуры птиц – считают своим врагами и бьются, чуть ли не насмерть. Но вороны, только увидят, что не имеют подавляющего численного преимущества, тут же снимаются и удирают. Вообще, это антиподы – наши вороны и сороки. Вороны – ворюги. Живут и питаются бандой. Шайкой, со свободным входом и выходом особей, без четкой иерархии. Пищу принимают всем скопом, свалкой, никто никого не охраняет. Пихаются, давят друг друга – лишь бы побыстрей и побольше нажраться.
Не как сороки – из них кто поел немного, так даёт другим. Одна сорока слетит с ветки – чтобы поесть, а другая на ветку взлетает тут же – чтобы караулить. А чаще: три-четыре  внизу. Молодым дают подольше с пищей копошиться. А один-пара, кто постарше, те чаще на верху – подольше на ветке сидят, и головой на 360 градусов крутят, сторожат, значит. Поедят молодые – потом на пост, – потом опять вниз: на приём пищи, а не успел – опасность была или еще что, так все правильно – в следующий раз недоевший первым будет.
А вот вороны жрут, когда уж всем, кажется, хватит. Всё равно: толкают друг друга… Мешают: лезут и набиваются, просто фаршируются зерном. Обжираются так, что взлететь не могут. Крылами мах-мах, а без толку. Потом пытаются с разбега, что твой «Боинг», в  раскоряку – со смеху уписаться.
Помню одну так зерном раздуло, она не то что взлететь, на «взетную полосу» вырулить не могла. Всё её заносило в сторону. А тут – сороки! Да так её, кумушку, отчихвостили, что совсем без хвоста осталась. Она так потом и «летала» – без хвоста. Преимущественно: «вверх – вниз», и жить осталась на том дереве возле амбара. В листве пряталась, а пожрать спускалась, не планируя – плюхаясь, эдаким мешочком с дерьмом…
 А как дерутся сороки! Что твои каратисты, профессионально: крылом под ребро, лапой с разворота в грудину, другим крылом ложный замах и клювом по черепу. Они и листву опавшую не разгребают клювом в поисках еды, а расшвыривают лапами, словно тренируя удар.
Натуралист аж светился лицом, рассказывая о своих наблюдениях.
- Интересно… очень интересные наблюдения. Вы говорите о животных, а слышится: о людях. И видно – межвидовая борьба у вас как борьба… ну, чуть ли – не борьба Добра со Злом. А своих, мелких, сороки, случаем, не лупасят подзатыльниками, жизни обучая? – не удержался и сыронизировал Егор.
Тут «правнук» вспыхнул. Видать, старый, наболевший с кем-то спор, до ран, до дыр затеревший душу вылез:
-Да что вы все только о внутривидовой борьбе! А о взаимопомощи внутривидовой – ни слова! Как душит и пожирает своих лишних детенышей – ну не прокормится в ареале! – тигрица или львица. Это каждый ребёнок знает. А как самка спасает, даже не своих, порой, детей, жертвуя собой, или раненая приносит их к людям? Проще же – брось, пройди мимо! Или сожри – еще и польза, для внутреннего потребления!
 А как самцы ухаживают за детенышами: обучают, тренируют, охраняют глаз не сомкнув, кормят, сами голодные оставаясь, помогают запрыгнуть повыше. Коты, вон, и под локоть тянут малыша, и под зад запихивают, а сами запрыгнув, сверху лапу протягивают, что тот альпинист руку помощи! Это дарвинисты не замечают, так, может, упомянут вскользь. А ведь на этом стоит современная цивилизация: «человек человеку волк», «львы жрут своих ненужных детей!», а мы цивилизованные, мы кусаться не будем, мы – в суд, по любому делу, мы детей кушать не будем, мы в детдомах их оставляем – мы цивилизованные. А как тигрица сама разодрала свою лапу и, оставляя кровавый след, уводила хунхузов – китайских бандитов – от своих тигрят? Как старый волк бросался на колючую проволоку, чтоб молодые по его спине ушли на свободу? Скажут, сработал механизм спасения вида?
А что ж ты, сука, вид свой не спасаешь когда у тебя миллиарды долларов, а твой народ вымирает? Что не делает правительство, а все равно вымирает. За пятнадцать лет со ста пятидесяти до ста сорока миллионов население уменьшилось – что ж у вас-то механизмы спасения рода не срабатывают!? Потому, что не отстреливает Великий Лесник слабосильных да хитролживых в Лесах Божьих…
Не мог Бог сделать зверя человечней человека. Это «прагматичность» и «рациональность» – превращают человека в бездушное чудовище. Не с того конца считаем. Как мы воспринимаем мир, таким он и будет. А «прагматичность» лишь описательная характеристика, и  лежит вне человеческого смысла. Всё, как в классическом примере со стаканом – «Стакан наполовину Полный или Стакан наполовину Пустой». Разное восприятие – разная судьба.
Охотовед стал возбужден своею же речью, двигал руками, и едва не заехал в лоб Егору. Журналисту было не  увернуться, но он успел перехватить руку запальчивого собеседника:
- Да, верю. Не кипятитесь, молодой человек! Верю я – вам человека шлёпнуть, что два пальца обоссать.
Охотинспектор посмотрел на катающийся по коленкам свой «ремингтон», точно не узнавая. И сказал, без затей:
- Да. Только руки после вымою.
И они отвернулись друг от друга, будто разругались. Егору стал отчего-то неприятен этот «сильно» добрый и правильный «человек с ружьём». А может потому, что сам не задумываясь, жил по законам тем, что, оказывается, и у зверей далеко не закон, а лишь правила обстоятельств. А тут ему на то указали, и назвали, ненароком, его «тайное» имя: «Хитролживый». Ведь, так и есть: сколько раз он связывал по наитью факты, сколько раз надуманно приписывал характеристики и оглашал сомнительные выводы, а потом, затая в душе волнительную пляску, ждал – пролезет, или нет… И решил – глупо всё: и это, и то. Пихнул в бок «правнука».
- Выпьем, что ли, за знакомство, Таёжный Человек!
«Правнук» поворочал боком и все-таки повернулся:
- Ну, ладно, давай, «Городской Дальше Некуда». – Согласился на «мировую» таёжник и пододвинул ногой сумку с егоровыми припасами.
- Всё то  ты замечаешь! – ерничал журналист, доставая стаканы, - где злое спряталось, где доброе валяется. А потом анализируешь, наверно, взвешиваешь …
- Нет... Хотя ты прав – я примечаю всё. А вот запоминаю лишь Примечательно  Доброе.
- «Да не убоюсь я зла!»… Так, что ли? Натворю и не вспомню?
- И так тоже.
- Ну, тогда: поехали, - Егор булькнул собеседнику в пустой стакан жидкости из пластиковой бутылки, - только осторожно: спирт!
- А «не убоюсь я»…

*

После примирительных сто грамм пикировщики задремали. Егор проснулся, когда  микроавтобус уже остановился и выключили мотор. Выбравшись наружу, он узрел настоящую барскую усадьбу, правда, в «тёмном» таёжном стиле массивных кругло-бревенчатых построек. На холме «терем». Справа конюшня с открытыми воротами и мужичонка рядом, обтирающий лошадь. Слева, как потом объяснили, «гостиница».
 Дед ведал чем-то вроде охотничье-спортивного клуба. Приваживал охотников и просто любителей прогуляться на природе. Не бесплатно, конечно. Были у него и «черновые» работники – конюхи, егеря и кочегар. Еще «бухгалтером» и «директором» кто-то из правнуков. Но нынче в усадьбе никого посторонних – дожидались «киношников».
Не успели разобрать вещи, как всех пригласили отобедать, а потом в баньку с дороги. «Киношникам» накрыли на дворе, а Мальцева с Егором пригласили в дом, за хозяйский стол. Войдя и обозрев сервировку, Егор понял, что дискриминации тут нет – на хозяйском столе все было то же, что и на гостевом. Только у хозяина не стояло бутылок со спиртным и «колой», а были кувшины с особой брагой, на вкус казавшейся сладким шампанским, но с изюминкой. После двух кружек приходилось вставать, опираясь на руки и идти, цепляясь за стеночку – ноги не чувствовались совсем. Но сей секрет Егору стал известен по завершению трапезы.
Собравшихся за столом представил «правнук»-охотинспектор:
 -Двуреченый Степан Алексеевич - директор ТОО «Лесное» на базе бывшего леспромхоза. Двуреченый Семён Алексеевич - директор ТОО «Молочное» на базе бывшего совхоза. Двуреченый Петр Андреевич  - директор  ТОО ЧОП «Сапсан»…
Тут его прервал вставший со стула человек в деловом и недешевом элегантном костюме, так диссонирующем с окружающими бревенчатыми стенами:
- … Созданного на базе личного имущества сотрудников. Руководил районной милицией. Так что, если что противозаконное случится  здесь, - при этом он почему-то задержал взгляд на директорах ТОО «Лесное» и ТОО «Молочное», своих двоюродных братьях, - или еще, где-нибудь: обращайтесь через меня в органы. Всё значительно живее будет. Или позвоните. Или, вот, - через моего сына, Игоря, он у меня шофером. Я его до вас прикомандирую – помочь что, привести, разузнать…
Братья Степан и Семён были, видно, погодки – оба округлые, коренастые, с сединой в волосах, только и особого отличия – Семён «Молочник» по-спортивному коротко стрижен и с усами – моложавый такой. А Степан «Лесной» с волосами до плеч и с давней небритостью, переходящей в мелкую бородёнку. Андрей Петрович был повыше их, и лицом подлинней, с аккуратной деловой прической на голове.
Тут открылась внутренняя дверь, и вошел Хозяин. С палкой-посохом. Поставил его рядом со своим экзотическим, то ли стулом, то ли жестким креслом с высокой деревянной спинкой, обвитой узловатой, немолодой, в руку толщиной ивой. Хозяин сел. Прическа полугоршком, под старину, волос с сединой, но и с чернинкой, борода того же колера. Длинная ухоженная, подстрижена под лист, сужаясь кончиком. Рубаха - бежевая косоворотка, но, заметно, что из плотной хлопковой ткани, хорошего качества. У нас называвшейся «бумазеей», а заграницей ставшей «джинсой». Рубаха,  если не домашними искусницами, то непременно на заказ шитая.
  На румяном, чистом, без заметных морщин, лице степенная борода казалась приклеенной – «фальшивой». Сколько ему, - сто с лишком лет?
- Ну, что? Все за столом? – молвил хозяин, обводя взглядом «застольников», всех вставших как по неслышной команде. И задержался острым взглядом черных глаз на Егоре. Как до затылка просверлил, повел взглядом дальше, и, закончив осмотр, кивнув головой, сел. Зычным голосом позвал:
- Надежда! Неси, накладай!
Пришла работница, держа в полотенце объемистый чугунок, из-под крышки которого разнеслись ароматы летнего, без консервантов щавельника на бараньем бульоне. Хозяин брал из стопки керамическую глубокую чашку, подставлял поварихе. Та, крутанув разок половник, вынимала и накладывала. Хозяин смотрел в гущу, то ли что-то оценивая, то ли, ворожа. Потом осматривал едоков, смотрел еще раз в содержимое миски и кивком головы указывал, кому сия порция предназначена. Тому по рукам передавали чашку. Хозяин брал вторую чашку, и всё повторялось: повариха,  крутанув жижу в чугунке, накладывала очередную порцию, дед глядел в чашку, потом на людей за столом, потом опять в чашку и передавал её кивком головы, указав кому.
Указанные получатели порций никак не соответствовали ни по порядку сидения, ни по рангу, ни по возрасту. Каждая порция через эту таинственную для Егора процедуру становилась «именной», индивидуальной порцией каждого. Потом помощница разлила в подставляемые хозяином кружки  домашнюю брагу. С кружками произошла та же процедура передачи. Оценка содержимого, осмотр стола в определении кандидата, опускание взглядом какого-то послания в содержимое и передача носителя адресату.
- Ну что родные, да приезжие. Молитву кто прочтет сегодня?
Тут Степан «Молочник» попытался что-то пробубнить:
- Да какая е…
Но был прерван очевидным стуком под столом. Верно, кто-то пнул.
- А как же, Степан. Может у приезжих, какая своя вера есть, мы то свою знаем и с первой ложкой сглатываем. А, поди, у чужих то и обряды свои застольные да пристольные есть. Не грех послушать: с чем люди живут да кушают. - Взгляд хозяина прошелся по кругу и опять уперся в Егора.
- Мы приехали немного поработать тут у вас в лесу. Вот… а обрядов, каких особых… ну, разве что чарку пропустить перед употреблением пищи – за здоровье всех и за знакомство. А молитв не употребляем мы нынче.
- Как это – не употребляем? Ты ж только что уже помолился! Пожелал всем за столом здравия. И про знакомство сказал. Верно, грех это – с незнакомым человеком за стол садится! Верно, подметил! Да, товарищ майор?
И Фальшивый Дед перевел черно-огненный взор на отрешенного Мальцева. Тот будто поперхнулся чем, и, слегка испуганно, но медленно растягивая слова, поправил:
- Ошиблись вы, Серафим Савельевич, старший прапорщик я.
- Ты уж прости, старика. У нас стариков память кака: то, что пол века назад как вчера было помнишь, а то, что здесь да надысь – со вчера мешаешь.
Вот помню, знал я одного лейтенанта, вылитый ты. К нонешнему уж майором должен быть. И другого лейтенанта помню. Тогда «замкомроты»,  их звали … Всё за дочкой моей увивался, был один. А сейчас будто за столом моим он мне привиделся. Тьфу, ты - чудна память стариковская. Сам удивляюсь! А, товарищ Колобов?
На этих словах у Егора зазвенело в голове  и он, с трудом разлепляя в раз пересохшую гортань, спешил сказать, возразить, что другая у него фамилия, но с ужасом понял, что забыл её, фальшивую, по легенде  обретенную:
- Опять вы путаете – Кустов его фамилия, – выручил онемевшего Егора Мальцев, недовольно на него глянув.
 Егор спохватился:
- Так я сижу и не пойму о ком это вы, с кем разговариваете!
- Ох, извиняйте, старика. Ну, что, - поднимем бокалы, выпьем за знакомство?!

*

Выпили, преступили к трапезе. Хозяин хлебнул ложки две, задумался, встал:
- А приглашу-ка я хозяюшку нашу. Гости же в доме, а не по-нашему выходит. – И на этих словах дед встал, взял палку и вышел.
За столом тут же оживилось: молодежь о чем-то своем защебетала. Да и Степан с Семеном то же о своем зарядили - будто со средины разговора начали. А Мальцев, насупившись, наворачивал сытную похлебку, поочередно протягивая руку то к одной заедке на столе, то к другой. То черемшой хрустнет, то от домашней колбаски куснет. А за столом все громче и громче подымались голоса Степана и Семена:
- Да… вот, и не брала его никакая пуля, никакой взрывпакет. Такой вот был олигарх. Глубоко заговоренный. И надо ж выходит он как-то из своего банка, - весь в охране. И тут на него сверху мраморная статуя, им же купленная, вниз, - ба-бах! В лепешку олигарх и вся охрана при нём… Или вот, был случай…
- Врут всё ваши случаи! Сколько душегубов сталинских за восемьдесят лет прожили и умерли в тиши и довольствии!  Пока сам этим падлам об их паскудстве не напомнишь и Бог не напомнит! Око за око. За зуб – два зуба!
- Это называется «эскалация насилия». На кулак – палкой, на палку – ножом, на нож – пистолетом, - вставил слово знатока Петр Андреевич, начальник ЧОПа.
- Вот! Вот! Так и надо. А лучше сразу, последней стадией «эскалации»: только вякнул что не по делу – сразу кувалдой промеж рогов! Чтоб зря не блукал.
- Тише ты! - посоветовал Петр Андреевич.
- А ты, чё всё лезешь? Не твое дело!
- Я к тому: отец у две …
- А …,- Сельхозпроизводитель начал, было приподыматься над столом, весь гневный, но тут скрипнула, открываясь, дверь и в щель просунулась отцовская палка. Тут же Семён споро вдавился обратно в лавку, и принялся усердно хлебать из миски, попутно что-то в ней сортируя ложкой. Его брательник, супротивник - «лесной» директор, тоже от него не отстал. Засноровил кидать ложкой щи в рот.
Дед зыркнул вострым беглым взглядом. Кажется, всё понял, но молча уселся во главе стола. На свое место – на кряжистый стул с повитой спинкой, будто стянутой гнутым стволом молодого дерева. Ничего не сказал, два раза размеренно вкусил подстывших щей и лишь потом негромко молвил:
- Не выйдет матушка к столу. Недужится ей.
Принесли кашу, дед её также раздал с приглядкой, и налил по второй кружке браги.
После, как доели кашу, повариха принесла и поставила на стол блюдо с бараньим остовом, где на костях  еще было в достатке мяса, и дед махнул рукой Петру Андреевичу и сказал,  как старшему.
- Ну, наливайте, ребятки. Потом в баню. А я полежу пока.
И ушел из-за стола. Сгорбленный, на палку тяжело опиравшийся. Будто сдули его, выпустили завременные силы и молодечество.
Тут изрядно выпив и закусив жареной на открытом огне бараниной, все «застоловщики», цепляясь за стены и от того дурашливо над собой гогоча, перебрались в просторную русскую баню. Откуда выбегали нырять в холодную речку и опять же гоготали.
Из бани вышли никакие. Сев на завалинке перед «теремом» приняли еще по кружке браги. После чего их, никаких, растаскивали по комнатам и кроватям местные егеря да конюх.
 Егор среди ночи проснулся, выбрался на двор и спустил лишнюю жидкость с пригорка. А в дверях  столкнулся с хозяином.

                Глава Двенадцатая.
           Фальшивый старовер и сибирская красавица.

… Граждане – товарищи! Помогите! Сторож ТОО «Безозерное» напившись пьян, выпустил на волю свиное поголовье. Свиньи разбежались по лесу. Господа! Выйдите гуртом на ловлю скотины. За каждую голову приз – бутылка водки…
…Скоро на наших полянках и пеньках пойдут  грибочки, ягодки и прочие дикоросы. Вот, за прошлый год бабушка Авдотья насобирала на шубу норковую для дочки. Жить можно и при капитализме…
…Новость сенсационная. Специалистам известно, что на территории России – Сибири не было найдено ни одного (!) скелета динозавра. И вот, наконец, на землях Беломорья останки представителей «Драконьего племени» найдены! Только «представители» те были очень маленькими. Их, верно, держали в клеточках, как диковинку, за место птичек…
О погоде…шшш… «…а у на во дворе есть девчонка одна, среди…»

- Присядем, Георгий.
Егор тупо сел. Дед протянул ему кружку и молвил:
- Выпей-ка. Мне надо, что бы ты меня услышал.
Егор выпил, и хмель не исчезла совсем, но ушла из головы, придавилась где-то внутри тела. Фальшивый Старовер сел рядом.
- Зря вы это дело затеяли. Зря.
- Про какое вы такое дело? - Все еще ничего не понимал Егор.
А Дед и сказал:
- Да с Фонариком Солнечным.
Егора обдало жаром, мир завертелся и начало теряться ощущение реальности:
- Откуда… Да вообще…
- Молчи. - Дед прикрыл ладонью его рот, - Я в этих лесах хозяин. Без меня тут, если что и деется, так то - вон у тех, что в погонах. - И он кивнул на дом, верно намекая на майора Мальцева. – Ну, так мне все равно - всё известно.
 Сороки мне вести на хвостах носят. Медведь-бирюк записки под корягой оставляет. Белки в орешках малявы подкидывают... Зря, говорю, вы затеяли шебуршню вашу. Не доросли. Всё вам баловство.
Так Мишке и передай. А то подумаю еще, что зря его тогда из болота вынул.
Так мне, что? Времечко вспять воротить? Тьфу! Да чтоб захлебнулся он той тиной болотной, паршивец! Спроси у него.
Дед хлопнул его по плечу и ушел. И Егор с пустой головой, лунатиком, отправился следом – спать.
Егор проснулся от тягучей боли в шее. Открыв глаза, понял, что спал не естественным образом. Быком, упершись в стенку, так и застывшим в стремлении прободать бревно. Выползши из дома, Егор уселся на привычную уже завалинку, и, тяжко вздохнув, посмотрел на здешний пейзаж.
С пригорка видно было, как в утреннем тумане два человека  вышли на заливной лужок. На стык двух речушек ли, ручьёв. Как посмотрели куда-то ввысь, прикрывая ладонями – козырьками глаза. Перекинулись парой фраз, отдававшимися веселящим эхом в утренней тиши, и взялись за косы.  Соприкасания двух острых полосок металла с сочной плотью жизни сопряжено вплетали в девственно чистый воздух звуки человеческой сути - рушить жизнь,  ради жизни. «Вжиг, вжиг!». И мир окружающий не противился этому насилию – принимал его как должное, обязательное и неотъемлемое от себя.
В этом кружащимся мире должны быть точки опоры бытия.
Из дня в день, вставая с первыми лучами солнца, вознося руки в хвале Его свету, человек выходит на одно и тоже поле, клочок его и Его земли, и совершает над ним действа, диктуемые цикличностью сезонов, урожайностью, оборотом сельхозкультур. И эти действа в своей вековой осмысленности, в кажущейся бездумности – обряд Божественной силы и значения – момент постоянства, точка вневременности, проявление сил вселенских.
И, как результат их противоборства, - устойчивость этого, кажущегося хрупким, бытия.
Человек выходит в поле. Человек смотрит в небо. Человек берет косу …
Два человека накосившись, но, не подобравши в стог сено, возвращались с поля. Это был Степан Алексеевич и молодой человек. Они заметили его, млеющего в целебной смеси полевых, лесных,  да и речных флюидов. Похмелье даже не успело и вякнуть о себе - вот уж и улетучилось вместе с поганым привкусом во рту. Косари подошли, и лишь вблизи Егор понял, что молодой человек - это девушка, стриженная под «каре».
- Познакомьтесь Георгий – моя дочка: Ольга.
- А что она тоже в тайге скрывается, как ваш дед – колчаковец?
Тут, засмеявшись, вставила свое слово девушка:
- Нет, я из города сюда Дипломную писать приехала. В городе невозможно же – друзья, попойки - сплошная личная жизнь!
-А-а! Вот и продались за глоток тишины прадедушке в рабство. Что он, мироед, пашет на вас, бедной? Спозаранку в поле гонит горбатиться!
Девушка Ольга опять залилась смехом:
- Это физкультура. По крайней мере, прекрасная замена шейпингу. Очень полезно для тазобедренного сустава и для всего позвоночника. Сейчас с утра в баню, потом в речку и пробежка до дому – и будет полный фитнесс!
- Красавица, наверно медик по образованию?
- Красавица: и медик, и будущий археолог. Если вы не заметили – очень совместимые, близкие занятия. И всё от стремления: в чем-нибудь покопаться.
- У Вас неугомонные ручки. Девушка, - я вас боюсь!
А если честно: как может быть связаны поиски причин болезни и их устранение, то есть хирургия, с археологией? Археология сродни вивисекции, или бабочку на иголочку и в коллекцию. Всё это мертвечина, всё и так уже давно ясно. Разве что поиски пиратских сокровищ. А так, историческая правда давно установлена, несмотря на пырканья всяких щизонутых индивидов. И археология, добавляет лишь утерянные камешки в керамику известного изображения.
Девушка прищурилась, что тот следователь на врага народа. И «выдала» заезжему умнику:
- Вы сказали «Правда». Не «истина», не «научный факт». А как известно Правда у каждого своя. И это так верно в свете теории Времени одного ученого.
Время не линия, как мы её привычно чертим в графиках, а скорее полотно. И  точка «Личного Времени», для каждого объекта-субъекта – своя. Но это точка больше похожа на лунку. Чем весомей, плотней объект - тем глубже лунка. Событийный ряд стекается к этой точке, лунке  – и из будущего, и из прошлого. Тут только одна беда для нашего восприятия – этих точек бесконечное множество. Но отсюда есть очень важный вывод. И Будущее и Прошлое стекается к конгломерату точек нашего континуума. То есть, сама ткань не только Будущего, но и Прошлого формируется сейчас, - девушка обвела рукой вокруг, -  Здесь и сейчас.
Егор захлопал в ладоши:
- Каждое новое поколение  видит свое Будущее исключительным, совершенно небывалым и по-своему смотрит на Прошлое.
- Нет, вы не поняли. Не только чьё-то «мнение» формируется, и меняются взгляды. Изменяется сама физическая ткань Прошлого!
 Вот мы сейчас все чаще и чаще находим артефакты. Такие куски, как вы сказали: «керамики», что они просто ломают известное, привычное всем изображение Прошлого, а значит и нашего Будущего!
Ведь, что такое «Правда»? Вот, можно считать, что наши предки жили в дикости. В бородах и шерсти. И лишь урывками обретали через европейских пришельцев-завоевателей Культуру. Наши предки смогли выползти из леса и построить великую империю лишь под руководством Европейцев. Но ослабла Руководящая Рука. И вот результат: опять деградируем. Воруем и пьем, шерстью обрастаем.
 А можно верить, что у нас была великая Цивилизация Севера и лишь усталость и пришельцы-прелестники - сбили с пути. И каждый наш шаг в будущее был путем деградации. Надо вспомнить старую веру и вернуться на путь.
 Первая Правда ангажирована, и, следовательно, научно обоснована. Теория норманнской государственности, германские и византийские влияния,  монгольское благословенное иго, польские и венгерские моды 17-го века, Российская Империя под руководством германской династии и т.д. и т.п…
 А вторая Правда - она от души. И, почти сплошь, - из фальсификаций. Дилетантский бред и вредные фантазии. Ну, плюс несколько странных, вне-концептуальных археологических находок. Но, если Первая Правда тебя вводит в коридор исторического детерминизма и фактически принуждает к полурабской трудовой деятельности, традиционной обрядовой церкви, покорности пред власть имущими, то Вторая Правда, пусть надуманная и фантазийно-бредовая, должна плюнуть на любые факты опровержения себя. Она идет от сердца, и опорой ей - только ты. И тебе по своей воле вершить её, опираясь только на себя. На стержень, вбитый  меж небом и землей. Сквозь собственную душу.
И опоры крепче нет. Будущее опрокинется в Прошлое. И то, что не было -  станет.
Егор опять зааплодировал, совершенно искренне: у девушки так прелестно горели глаза.
- Браво! Спич, достойный Валькирии! Девушка, что вы делаете сегодня вечером?
- Косим вторую порцию шейпинга, Мужчинка довольно средних лет. До скорых встреч, Ковалейро!

В открытую дверь было слышно, как в доме затрезвонил телефон. Девушка заскочила в дом и тут же выбежала с полотенцем в руке, направляясь на задний двор в баню. Телефон трезвонил долго – никто не подходил. Егор решил сам взять трубку:
- База Двуреченого слушает.
- Кх, кхым, - Мальцев? – спросил из трубки непривычно настороженный голос Михаила Фёдоровича, - Колобов? Егор? Егор! - Ну, как там у вас: обустроились? Эксцессов не было?
- Да, - не было. Проехали до места спокойно, встретили хорошо. Хорошо покушали, хорошо в баньке попарились…
- Молодцы, так держать. Только не расслабляйтесь. Когда планируете приступать к Съемкам?
- Сегодня ребята будут осматривать местность, натуру, так сказать, подготавливать технику. А я допишу сценарий. Всё же впопыхах.
- Молодцы. А то мне сегодня как-то тревожно стало, задумался я о вас, о тех таёжных краях. Задумался и подавился глотком вина, представляете, господин журналист? Не в то горло пошло, - поперхнулся так, что на пол свалился. Ребята, помощники мои, еле откачали. Еле выдавили над ванной тот глоток... А вылилось с литр – не меньше. И не вина, а какой-то жижи вонючей... Не пойму: что-то запах какой-то, знакомый…
- Извините, запамятовал спросонья. Важно это или нет… в общем, ночью, когда я по маленькой нужде пошел, дед местный перехватил меня. Как его? А, Серафим Савельевич! Говорил, что-то бурно, а под конец просил передать какому-то Мишке: «мол, зря вы затеяли шебуршню вашу». Говорит: «А то подумаю ещё, что зря тогда из болота его вынул»… Вот, а к чему он, - не знаю.
На том конце провода тревожно затихло. После раздался взволнованно-испуганный голос:
- Егор, найди его, позови к телефону. Объясни ему, что мы все делаем во благо, …нет, все не то. Скажи – все не так, как ему кажется!… Нет, спроси – что ему надо, наконец! Пусть объяснит позицию. И позови Мальцева! И деда поищи! Быстро!
Егор недоумевающий, метнулся в комнату, где на соседней с его  койке тихо-мирно спал Мальцев. Нещадно пихнув его в бок, Егор скомандовал в голос:
- Подъем! Начальство на проводе! Быстро.
Сразу видно служивого. Скатился с койки и безропотно засеменил, с закрытыми еще глазами, из комнаты. Егор только успел подправить за плечи его движение - в направлении телефонного аппарата. И сунуть в руку трубку. Напарник тут же и сказал:
- Мальцев слушает.
Дальше только кивал, всё более просыпаясь, и всё шире открывая глаза. Потом сунув трубку в руку Егору, направился на хозяйский верхний этаж, как был - в трусах и майке. А из трубки звучал уже весь в себе уверенный начальственный голос:
- Егор, не бери в голову, что происходит. Это тебя не касается. Твоя задача снять фильм. Приступай.
- Ну, вот: сценарий допишу…
- Отставить! Приступить к съемкам сегодня же! Сценарий делай по ходу дела – от сцены к сцене. Потом монтажом уложишь, доработаешь. Работай конкретно по отдельным ярким сценам. Я в тебя верю. Советуйся с киношниками – ребята не с улицы. Действуй.
Егор чуть не рявкнул по инерции: «слушаюсь!».
Почесал затылок. Лишь теперь до него дошло, что «какой-то Мишка», упомянутый Фальшивым Старовером, - и есть их Михаил Фёдорович!

*

Егор попросил оператора подобрать ракурс, когда определил первую сцену для съемок на натуре. Егор собственной персоной, одетый по болотно-походному, положа ружьё и ногу в сапоге на валежник, сам сидя на пне, одухотворенно оглядывает местность с листом бумаги в руке.
- Здравствуйте, дорогие читатели. Сегодня мы разговариваем с вами не со страниц нашего журнала, а из дремучей тайги, где местная живность видела из людей лишь староверов, да «держиморд» из НКВД со своими «подопечными» зеками.
Товарищи из этой  серьёзной организации умели прятать тайны. Зарывать в землю, хоронить в архивах или закидывать подальше. В тайгу, например.
И вот мы здесь и ищем тайну. Или хотя бы следы тайны Величайшего открытия сделанного российскими, советскими учеными. Изготовивших уникальный прибор, делавший неизбежным прорыв в Энергетике и открывавший доступ к фантастическим технологиям.
И, как водится в наших просторах, в награду ученых одели в серые бушлаты. Сунули в руки лопаты да кирки и запрятали подальше в лес, на голодную пайку.
Мы начали поиск, неколебимо веря в правильность своих мотивов. Но первые же документы, найденные нами, заставляют задуматься.
Егор, приглушив тон, принялся читать с листа:
«…Мы столкнулись в итоге с такими возможностями с такой вариативностью применения, что захватило дух и закружило воображение. Но после долгих бесед с коллегами и раздумий, я решил, что наше открытие в сегодняшнем мире лишнее.
Некоторые мои коллеги на западе твердят, что у жителей земли две проблемы – Еда и Энергия – решим их и наступит мировая гармония.
 Большевики же твердят, что всего было б вдоволь, распредели человечество правильно ресурсы, чему мешают сложившиеся отношения, продиктованные «высшим», «паразитическим» классом – смени его, «срежь» и всем будет счастье.
Энергия, дармовая энергия, не сделает мир чище и справедливее, наоборот – закабаление народов усилится стократно, попади оно к капиталистам. А останься здесь, так некоторые горячие кавалеристы, пересев на «летучих коней», выжгут полмира, срезая зажравшуюся  буржуазную верхушку.
Нет – изобретения не будет. Мы советовались с Николой. Он, со своей стороны сделает то же самое. Хотя он, по крайней мере, может выжить. А мы - сомнительно».

Фамилия человека написавшего эти строки: Маслов. Великий Русский ученый, друг Николы Теслы и Сергея Капицы. Эти строки этот человек писал в никуда. Адресата он называет только «Любимая». И ни фамилии, ни имени, ни другого ласкового прозвища. Писал он на вымышленный адрес. Такого дома и такой улицы не существовало в природе.
По-настоящему, писал он своим цензорам, писал он своим надсмотрщикам и палачам. Мы не знаем их реакцию. Но этот человек заставил нас через десятилетия - задуматься и усомниться. Так ли порой не права безжалостная власть, бьющая по рукам, любопытно, бездумно и безответственно  тянущимся к крышке «ящика Пандоры»?
Но сегодня нас стращают «Последними Временами» и мы готовы бросить на стол  мировой политики Джокер Великой Энергетической Игры. Россия делает ход.
Закончив речь, Егор махнул рукой, что, мол, хватит, - снято и, не дожидаясь команды, слез с пня, краем глаза заметив, как помощник оператора повернулся к помощнику режиссера и покрутил пальцем у виска, а тот в ответ неопределенно пожал плечами.

*

Егор разлегся на хладном камне и принимал ванну из солнечного света, просеянного сквозь сито листвы. Рядом миротворно журчал ручей, унося пустые хлопоты и надуманные заботы. Это несравненное по отдохновению местечко Егор нашел, бродя вокруг базы в перерывах между съемками, обдумывая следующую сцену фильма. Полукруглый заливчик ручья с подобием набережной из пары-тройки камней с плоскими спинами. Всё это в обрамлении светлых березок. Далее по кругу темной таинственной стеной мрака – тайга. И ты как бы паришь на светлом островке меж тьмой земной и небесной далью.
Закончилась съемка сцен, основанных на подлинных материалах. Вернее на их обрывках. Егор почему-то был уверен, что предоставленные документы были лишь частью большого архива. Выемка, выборка НКВДешная. Казалось, что кто-то уже составил свой сценарий. А, может, и отснял.
Вся работа делалась быстро, но пока основой были копии подлинных мыслей и чувств тех людей, сквозь строки которых кровилось то сложное время, то и отснятый материал, не смотря ни на что, дышал искренностью.
Теперь же они приступили к съемкам полной галиматьи. Прогулки по помещениям пусть охраняемого, но давно практически разрушенного объекта. Кругом торчали лишь остатки, остовы того, что когда-то работало, дышало механической жизнью.
Лазанье по узким коридорам и имитация раскопок закрытых или взорванных когда-то катакомб. Изображение волнительных моментов: «Вот мы подымаем очередную обрушенную плиту  - о, чудесный миг находки! -  какие-то надписи и раздавленные останки в зековских лохмотьях. А линии плана начертаны, верно, кровью этого несчастного доходяги». Сверяемся с текстом из письма, в нужную сторону сфальсифицированным, восклицаем, - «кажется, это карта к сокровенному!» Начинаем двигаться по плану. Сметаем всё на своем пути. Но – неудача: тупик.
Оказался не тот ход – неправильно сориентирована карта. И, наконец, - вот тайник. Металлический короб под слоем пыли. Открываем – и у нас в руках искомое Сокровище!
На плёнке кажется, что мы прорыли многодневные, километровые туннели. А всё крутилось на пяти-десяти квадратных метрах. Оператор просто Супер!
 Но и эти пять метров в затхлом помещении не прибавляли чистоты и свежести. И вот Егор лежал на камне, набираясь беззаботной наглости. Завтра перед объективами будет вертеть Изделие. Будет «изучать». Будет зачитывать по бумажке давно известные характеристики, глядя в пустой экран осциллографа. Будет шевелить провода, и дотрагиваться до каких-то еще инструментов и приборов, сотворяя образ Исследования.
Потом будут полевые испытания. С резьбой предметов разной толщины. Наверно еще с поджиганием и взрыванием. И умными, умными рассуждениями о способах и сферах применения данной находки Нового Века.
Дрёма закончилась чесоткой в носу. Открыв глаза, Егор увидел фею в окружении света, с тонкой веточкой в руке и в джинсовом костюме.
-  Это ваша работа - метить заповедные места? – строго спросила фея. – Не боитесь что камень, на котором вы изволили возлежать, вытянет всю вашу силу, а наградит воспалением почек и предстательной железы?
- Нет, светозарная, я собачьей шкурки подстелил.
Похлопал под собой по жилетке из местного «Шарика», выменянной у пьяного аборигена за радиоплейер.
- Знаток!
- Нет, просто – хороший парень, а у таких водится много умных и бывалых друзей.
- Не знаю, спасет ли вас собачья шерстка. Этот камень над самым омутом,  и докуда он в землю врос никто не знает. Может, и до самого ручья. А значит сила холода в нем неиссякаемая.
- Вот, слышу из милых уст речи старца.
- Это всё мне Дед рассказывал. Он о  любой кочке здесь такое может рассказать - и вечера не хватит.
- Кстати, не возвернулся ли Серафим Савельевич? Не давал ли знать о себе? Не присылал ли гонцом знакомого волка? Али знакомую рысь?  Нет? Ну, да ладно – одно беспокоит: не загнулся бы Старый где в лесу…
- Оставьте. Если где ему и снедужится, так в городской квартире, на мягкой постели. Для него тайга роднее собственного дома.
С того утра, когда позвонил Михаил Федорович и Мальцев пошел позвать на переговоры Фальшивого Деда, Серафима Савельевича не могут найти. Видел лишь конюх сквозь дремоту, как по первому солнечному лучу запрягал любимого Коника дед, с винтовкой через плечо.
Куда и зачем поскакал, не сказал. Но такое поведение деда для домочадцев было привычным. Дед, периодически, независимо от времени года, раз в два, в три месяца садился на коня и исчезал дней на пять, а, то и на десять. Все из домочадцев, кто когда-либо спросил его: где это он, и по какому поводу, пропадал? – за любопытство перелопачивали весь не малый дедов огород. Пусть и был тот уже вскопан. Это для вразумления – кто  хозяин в доме и окрестностях.
Нынче таких не находилось – все ученые. Однако Мальцев суетился. Звонил в милицию, ФСБ и морги. А также поставил на усиленный режим бдения ведомственную охрану объекта, где проходили съемки. Сам товарищ майор, пардон, - старший прапорщик - ходил хмурый и не выспавшийся. И резко вздрагивал от любого неожиданного треска в лесу. Егор уже боялся, что последствия Сережиного напряжения будут необратимы. Вдруг да не станет у него более остроумного и сноровистого партнера, а останется озабоченный бдительностью угрюмый солдафон.
- А хотите, Георгий, увидеть настоящее таёжное чудо? – прервала его посторонние думы фея. Фея по имени Ольга.
- Что это еще? Место, где местный медведь соорудил трехэтажную берлогу в стиле барокко?
- Нет. Появись здесь подобный «медведь» дедушка быстро бы ему предписание на выселение выправил. Чудо настоящее, природное. Пойдём?
- Ну, за такой спортсменкой, комсомолкой и просто красавицей и мертвый увяжется. Пошли.
Они двинулись вниз по ручью, перескакивая по камням. Через некоторое время путь вдоль ручья преградил мощный завал более похожий на засеку. «Ступайте за мной след в след», - предупредила Ольга и принялась подниматься по завалу, как по лесенке. Не оступаясь, не касаясь бревен руками.
Егор попытался соответствовать её легкости. Но, получалось криво - где ствол под ногой вздрогнет, где нога не так встанет. Словом,  пришлось карабкаться на четырех конечностях. Еще более косонтылым он стал на спуске с завала.
 За завалом послышался шум. Пройдя немного, увидели лесной водопад. Не широкий - высотой с четырехэтажный дом, но шумливый. Ольга в той же бойкой манере стала спускаться по,  кажется, отвесной стене вниз. Егор сначала перетрухнул, но увидел, что Ольга спускается, цепляясь за удобные, будто специально вбитые на равных расстояниях выступы, и, помолясь альпинистскому богу, приступил к спуску.
Спустившись и тронувшись в путь следом за милой проводницей, Егор почувствовал какую-то кардинальную перемену в воздухе заводопадной низинки. Пройдя по камням вдоль бурного размыва, они очутились перед дивным озером, будто нарочно спрятанным в тайге. Оглянувшись вокруг, Егор не увидел привычного пейзажа. Тайга здесь переставала быть собой. Она превратилась в джунгли. И Егор понял суть перемены – здесь было ощутимо теплее.
 Лианы свисали с сосен и лиственниц. На неизвестных ярко-зеленых кустарниках набухали крупные бутоны будущих цветов. Егор удивленно молвил:
- Что это? Заповедный сад Аленького Цветочка? А Чудище тут есть?
Ольга поманила его спустится за собой дальше, в ложбинку меж двух валунов, клыками вылезших из земли и похлопала по зеленому плотному ковру, смутно знакомой по телевизору травы, предлагая присесть.
- Чудище и хозяин здесь один: мой брат двоюродный – Павел. Это он посадил здесь растения из джунглей. Сначала Уссурийских.  Потом увидев, как они лихо здесь прижились, через знакомых выписал семена и других джунглей. С Окинавы, Южного Китая, Вьетнама. И еще откуда-то – не помню точно. Ну и вот - растет. Что буйно, а что изменилось до карликового состояния. Кое-что и вовсе сгинуло. Но главное не растения. Главное - эксперимент! Другие считают, что это блажь. Но у брата и хобби все с природой связаны. Мне нравится.
Главное - как это место появилось. Во время войны, зимой с сорок второго на сорок третий, Дед среди лютой зимы и сугробов нашел на этом озерце промоину. Вот здесь, прямо перед нами. Нырнул…
-Нырнул? Зимой?! Он что, в каждую прорубь ныряет у вас?
- Он здесь хозяин - как он посчитает, так то и есть. А всё непонятное есть непорядок. Нырнул, а здесь омут. Такой, что с первого раза не достал. Но дед упрямый.  А тут еще военные недалече, люто ненавистные дедом. Это дед те хитрые завалы понаделал, что мы только что прошли - еще до того, как он нашел промоину. Так дед искусно «поправил» движение военных не в чистый лес, а в болото. Они ведь всё расширятся хотели. И, конечно, везде совались. Но, как придавило, пришибло пару-тройку служивых в чаще, так и лазить перестали без приказу.
 А тут промоина. Под минус сорок морозец, а вода теплая. Может пакость какую учудили вояки? Деду надо проверить. И проверил. С самого дна этого глубокого омута бьёт теплый ключ. Якобы как-то «сияющий»,  там - в глубинной тьме. Это он сам, вернувшись, не удержался – рассказал домочадцам. Хотя про свои дела, про лес он никому не рассказывает без жесткой необходимости.
И сказал – это добрый знак – войне, мол, конец обозначен. Вонзили, мол, рогатину фашистскому зверю и дошла, достала она до самого  звериного сердца. Зверь еще полон сил, еще ревет, корячится, лезет вперед, лапами огромными когтистыми своими машет - а все уже. Смерть его уже произошла и не поправить ничего. Судьбу не изменить никак …
Егор заворожено слушал её рассказ полушепотный с глубокой женской хрипотцой в девичьем голосе:
- Да рассказчица ты знатная. Так бы и слушал, часы забывая.
- Это у нас бабушки рассказчицы. А и что им было делать темными зимними вечерами без электричества и телевизора? Только вязать да упражняться в краснобайстве.
- Я говорю: интересно подмечено насчет раны в сердце. Маленькая на вид рана, а знающему  ясно – вся эта громадина страшенная уже мертва... В оценке переломного момента той Великой Войны есть две позиции.
И Англосаксы и наши, Русские, спецы, считают, это случилось на Курской Дуге. Мол, немцы надорвались и больше никогда не могли собрать стратегических резервов, чтоб начать новые стратегические операции.
Сами же немцы считают, что это произошло на Волге. Именно тогда их поразили в самое сердце. И они сникли. Они увидели свой конец.
Вот парадокс – самый дисциплинированный, методичный и крепкий народ, а, получается, самый мистически ранимый…
- Да, вам с моим братцем бы поговорить. Через неделю бы, может, опомнились.
- Ох, извините сударыня, с вашей стрижкой порой забываешь, что передо мной прекрасная девушка.
- И поумнее вас, кстати. Об этом  вы забыли.
- И умнее и спортивнее. Один вопрос, - а когда мы целоваться будем?
Сказал так, баловства ради. И совсем не ожидал такой реакции. Она, положив на его шею ладонь, притянула к себе и встретила его губы губами с волшебным поцелуем. Поцелуем отупляющим, выталкивающим зажатое мороком забот существо в детство и дальше, дальше. Где нет тебя и  нет границ тел. Где сплетаются вихри человеческие в космический танец безвременья…
Он очнулся лишь, когда уже изошел нежданной страстью. Но, тихо, без вульгарных криков. Очнулся после того, как провалился в краткий сон. И вот они – голые, на пружинистом мягком ковре травы. И ноги их, сползли, сплетенные, в теплою воду.
 Очнувшись, они вяло одели лишь рубашки, а когда встали надеть штаны, Ольга посмотрела на воду и мимикой предложила занырнуть. Егор, молча, согласился. Вылез из наполовину натянутых штанов, снял через голову рубашку и, не разбегаясь, бултыхнулся в воду. Обреченно ожидая хваток мокрого холода. Но вода была тепла и воздушна, словно пронизана кислородом. От малейшего движения рождался фейерверк щекочущих пузырьков. Ольга без плеска спокойно вошла следом. Они, взявшись за руки, закружились в воде. И во второй раз забылись, сплелись страстью, подвешенные меж двух бездн. В одну бездну уводил теплый воздух,  в другую заманивала темная вода. Они, верно, могли воспарить. Они, кажется, могли утонуть. Но чудесным образом удерживались на грани бытия.
Когда всё закончилось, и они выбрались на берег, она всё-таки поддела Егора:
- И всё-таки я не вижу безумств и подвигов. А не слабо ли московскому рыцарю донырнуть до  родника на дне омута?
- Не слабо. - И он, издав боевой клич, с разбегу бросился обратно в воду. Он вдавливался, ввинчивался в глубину, и скоро она дала о себе знать давлением на уши и глаза. По его легковерным расчетам дно уже должно быть, а он будто застыл посреди бесконечности спеленатый смирительной рубашкою вод. Егора пронзил первобытный страх и он, перевернувшись, рванулся из водяных пут. По мере гребков страх лишь возрастал – а не перепутал ли он направление и  не греб ли наискось к поверхности, а то и параллельно ей? Кода он вынырнул, радость истерическая второго рождения выплеснулась хрипом. Вместе с остатком воздуха в легких, вместо крика. Доплыв до берега, он выполз на травку, отлежался. Ольга смотрела на него странно отстраненным взглядом  - то ли ученого, то ли колдуньи.
- Не буду врать, - сказал он, - не донырнул я. Подумалось в той тиши, - а на хрена? Там, наверху, в нескольких метрах надо мной – воздух, красивая девушка, природа. Жизнь – наконец! А что там внизу  - горсть камней и встречный поток воды?
- Внизу было, - так, малость. Преодоление себя.
- Преодоления себя? А зачем мне себя преодолевать? Я и так себе нравлюсь. Нравиться моя жизнь, моя работа… А донырни я и, вдруг, тьфу, тьфу, тьфу, - преодолей себя, - кем бы я вынырнул: суперменом? Идущим против всех и вся?
-  А может: «Идущим против рока Судьбы», - разве это мало? На это во всей истории человеческой единицы способны были!
- Да, помню, – древнегреческие герои. Но, практически все плохо кончили. Если не успевали вовремя сойти с ума, то убивали своих отцов и трахались со своими мамами… Рок обухом не перешибешь.
- Вставай уж, ученик киников. Я очень хочу есть, а недалеко фазенда Павла.
- Или его лаборатория?
- Это как посмотреть. Вставай скорее. А то там у меня такая какофония в желудке гремит, - медведи посбегаются.

                Глава Тринадцатая.
                Таёжный диссидент.

Граждане – товарищи! Просьба от администрации ТОО «Безозерное» - не жрите свиней из леса. Свиньи в лесу – частная собственность! За поимку свиной головы живьем, приз удваивается – бутылка спирта!...
… Наш земляк Антей Пустомаров предложил новый для наших краев выгодный бизнес. В наших многочисленных реках и водоёмах разводить крокодилов. Но не простых, а геномодифицированных! Летом бурно питаются, а зимой впадают в спячку. Очень ценная кожа, и мясо - как индюшатина, по вкусу и питательности. Говорят, что они могут кого-нибудь съесть… Это мы еще посмотрим: кто кого съест…
… Культура. На территории  одного из местных островков ГУЛаГа открылась выставка - «ЗэКа: вчера, сегодня, завтра. Содержание и быт»…
… климат резко континентальный. И по фигу нам ваш Гольфстрим. Чи – есть он, чи - нет его…

Егор не заметил, как они вступили на «двор» ольгиного кузена. Тропинка расширилась и стала укатанной дорожкой. Начались какие-то загончики, клумбы. Потом кадки с растениями, клети с животными. И вот, обойдя роскошную пихту, увидели основательный просторный одноэтажный дом и сходящиеся к нему две длинные оранжереи.
Перед домом стоял большой стол, на котором лежала чья-то туша, и Павел разделывал её. У его ног суетились два хорька на привязи,- так показалось Егору, а приглядевшись, он подумал: «неужели соболи?!». Рядом на шесте с перекладиной  восседал белый лунь. Первыми их заметили соболя. Бросились к ним, насколько позволяли веревки и грозно затявкали. Что гостей, конечно, не испугало. А вот поворот головы луня и взгляд его огромных вопрошающих глаз заставил подобраться мыслишками, построжеть. Тут их заметил и сам хозяин, махнул, приветствуя рукой.
- Здравствуйте, Природоначальник. - сказал Егор и, не удержавшись, продолжил ехидно, - вы позиционировали себя как ценителя животных, и уважающий их более современного горожанина? А они у вас по клеткам сидят, да вон - на привязи мучаются!
-  А вы не заметили, что большинство вольеров открытые? Это их дома и животные их любят. А закрыты только больные и наказанные. Да они все сюда попали не ловлено. С каждым, что-то приключилось. Кто покалечился, а кто без мамы младенцем остался.
- А издевательство над вот этими милыми меховыми воротниками-недоделками?
- А-а! Ну, это Тузик и Лёвка. Сидели на веревке, и будут сидеть! Пока я не решу, что с этими сволочами делать.
 Во-первых, их все равно нельзя свободными держать при разделе пищи. Иначе всё растаскают и попрячут прямо на ваших глазах. А наказаны они за то, что прогрызли к птицам ход и своровали яйца, в том числе у сокола. Это ж надо иметь такую барсучью наглость, как он их еще не поубивал – не знаю!
В это время Ольга присев на корточки взяла на руки Леву и Тузика.
- Может и правда, на воротники их пустить, и тебе, Ольга, подарить?
- Не надо их на воротники, подари лучше так – живыми. Но с условием: проживать они будут здесь!
- Хорошее условие!
Ольга тем временем выпутала соболят из веревок и, прижимая их к себе, направилась в сторону дома и оранжерей.
- Не слушайте этого плохого дядьку, сейчас тетя вам яишенку приготовит.
А соболята, выворачивая головы, со слезами на глазах провожали  всё более и более удаляющиеся стол с теплым, свежепахнущим мясом.
- Как продвигаются съемки? - Спросил охотинспектор, и что-то не то было в его интонации. А вдруг…
- Съемки продвигаются к концу… А вы, Павел, не видели за последнее время Серафима Савельевича?
- Было. Заезжал на Конике.
- Что ж он к себе домой не показывается?
- Он не докладывает.
- Странная у вас семейка. И не сказать что антигосударственная. Вон, сколько начальников - весь район под контролем, считай. А все ж какая-то самостийная.... Не любите вы власть, ох, не любите! Или вся власть говно, пока она не ваша, коренная, так сказать? Уселись здесь сракой на богатства, и не подойди. Кыш - сами не съедим, но другим не дадим.
Кто вы такие против всей России, против Европы, против насущностей, неизбежностей развития мировых систем? За вас просто никто не брался по настоящему, а возьмутся – пыль останется! Тьфу – и нет вас! Заморочились фантазиями тысячелетних корней и праведностью перворожденной. Надумали своё – и по-надуманному жить пытаетесь – не выйдет!
Егор раззадоривался в ораторстве, сам краем разума удивляясь: с чего это его понесло облаивать приличных людей?
«А всё от привычки к лицедейным играм. – Впрыгнул из подсознания ответ самому себе. – К исполнению столичных постановок для провинции, типа: «Я Начальник, а ты тля». Это от удачного двойного траха, наверное, – мелькало в голове Егора, – расперло харизму».
- А пусть и надуманное! – взвился в ответ Павел, – Более полу тысячи лет по надуманному живем, а может и много больше.
 Пусть надуманное, пусть сказки, но если предки верили и с тем выжили и пережили, переломали многих «реальных», – так тому и быть. Вон, городской ты, а давно ли твои предки навоз с онучей отряхнули? Ветер – твоя жизнь, и слетит цивилизованность с первой тряской, и будете жрать друг друга, как лютые звери. Да вы и сейчас жрете, только салфеткой кровавые зубы промокаете.
 Ведь, что ты снимал? Ложью все перевертел, состряпал приманку для грызунов, прельстил светлым будущим на основе новой энергии… зачем тебе это? Ведь, правда и так здесь, разгляди только – сделай усилие.
Егора обдало жаром:
- Та-ак! Откуда тебе известно, о чём мы здесь и как снимали? Колись на раз, два!
- Ты с угрозами-то потише, а то перепугаешь местных пернатых неуместными выкриками, – сказал с усмешкой Павел, как бы невзначай крутанув в руке здоровенный тесак, - Это наш лес, и все здесь нам известно! И зря ты так распетушился. Тебя будто подменили… А это все бесята в тебе, с чего-то голос подали.
- Ты что поп, что ли? Какие «бесята»?!
- Обыкновенные, для городских. Бесы тщеславия, высокомерия и неприятия. Говоришь – съёмку заканчиваете? Наверно почуяли они кучу бабла, услышали, как медные трубы начищают. И что теперь с этими отсталыми, местными, церемониться и политессничать? Дело сделано, - отвались, что к ногам прилипло.
- Что поделать: слаб человек. - Развел руками Егор и уселся на табурет рядом с разделочным столом. - Ты, видно, праведник. Вот - в пустыни живешь, и ничего к тебе не липнет. Наверно, и птицы, завидев тебя, мимо серут. А мы слабы и оттого во лжи купаемся.
- Из века в век люди оправдывают свою слабость, свое непротивление тем, что Зло, всё равно, сильнее. Попробую в этом усомниться. Зло, это, как ты ненароком заметил, прежде всего, – ложь. Навет, пустые обещания, обманутые надежды, а апофеозом Лжи – Предательство и Провокация на созвучие – содействие, пусть, на невольное, порой, Лжи.
И вот катится как волна, как заболевание – катится Ложь. От одного человека к другому. Сколько ртов задействовано, сколько душ запачкано! А стоит нескольким, а, порой, одному, - не возмутиться даже, а просто промолчать, не повторить ложь -  и волна затихла. Ложь погибла.
Или как в армии – из поколения в поколение, из призыва в призыв: в части № «Эн» старослужащие унижали молодняк. Но создался, возник вдруг коллектив, который тоже прошел через эти испытания и унижения, но решили ребята между собой, без приказу (и в этом тоже соль!) - « а не будем мы бить, не будем унижать!» И так поступили! И всё! Они остановили быдловскую волну: « я унижен был, - униженный, унижу вас!»
- Красиво излагаешь, Старовер.
- Не знаю ничего насчет старой веры, - и выпиваем мы, и оружье в руку взять не за грех. А кого, если необходимо, если рвется сам на вилы, - так и пристукнуть, - отмолимся. А молитв у нас вон сколько припасено: дров наколоть, травы накосить, ростки посадить, зверюшек вылечить…
Павел, взволновано, принялся перекладывать на разделочном столе предметы.
-  Я наблюдаю за природой – за птицами, за зверьем, и ищу, нахожу аналоги, сравнивая. В китайском Дао и Дзене, в Японском Дзене и Синто. В Индии, в Европе, в Арабах. В элементах боевых искусств, гимнастики и медицине оздоровительной и омолаживающей. В правилах общежития, в добычи питания, в свойствах трав и прочего, живого… И сколько есть Творческого наслаждения в моей работе! И поначалу я так жалел, что это никто не знает, - я тоже любитель «медных труб», - но понял. Всё тянуло на дурную наукообразность, а подобные моим работы в читанных мной публикациях так мелки и заумны – вывернуты антропоцентризмом! Потом понял - после того как сам не смог внятно и интересно описать свои опыты.
Однажды я увидел, как синица свернула себе шею, ударившись о боковое стекло моего «УАЗика». Машина стояла, не двигалась, а птица решилась  пролететь насквозь! Её желание было вдохновенно творческим, но она не знала о стекле и тем более о его составе и способах изготовления.
Так и мы, относительно природы, бьемся и сворачиваем себе шеи. Мы видим свет, мы чувствуем проём, туннель, ведущий нас к новому знанию, новому бытию и новому смыслу. А преградой, вдруг, «стекло», которое мы не увидели и не почувствовали, а уже погибли.
 Где-то в нас самих есть грань чувственности, или вернее бесчувственности, которую мы вроде бы должны давно преодолеть. Научившись смотреть на вещи не прямо, а чуть сбоку, ловя возможные отблески невидимых преград. А не получается! 
Вот, вот, кажется, мелькнула! Вот, вот - поймешь, озаришься. И на тебе - новый смысл! Проход в параллельную вселенную, которая всегда здесь, всегда рядом с тобой, и движется в нем твое параллельное, твоё «Я»… Но все видения настолько кратки и рушатся разом, что не успеваешь ничего ухватить. Но остается удовлетворение – ты умеешь летать.
Я понял. Творческий акт самоценен сам по себе. Пусть, ни кем даже не увиденный, и не воспроизведенный. Он поднимается и наполняет собой некую ауру над Землей. Ауру, где мы все, живые и не живые, может, сотворствуем Богу.
И не просим у Него прощенья.
 Сотворствуем Богу, творим Бога, пусть часто и ломаем себе шею. Ведь не творящий сознательно Лжи человек только о чем и может просить прощения у Бога? Только за недостаточную разумность своих поступков. И не надо никакой славы. Она и так у меня есть – божья благодать!
Егор встал, деланно поклонился в пояс и рёк:
- Оставайтесь с вашей благодатью, господа «Праведники Фальшивые». Передавайте Ольге мою благодарность за приятно проведенное с ней время. Прощайте!
И повернувшись, пошел со двора, а возле Пихты не удержался – резко обернулся: и мелькнуло бородатое лицо Фальшивого деда в окне…

*

Завершились съемки. Состоялись сборы. Егор беспрерывно крутил на ноутбуке куски видеоматериала. Беспрерывно складывал и раскладывал пазл фильма. Мальцев мотался среди группы. Контролировал процесс сборов, следил, чтоб местные работнички не уволокли кой чего. Сокровенное Изделие, упакованное в несколько «одёжек» лежало в наплечном кейсе. Оно было закрыто на комбинированный замок и не спускалось с плеча майора.
Егор поначалу был в недоумении насчет поведения Мальцева. Измотанного бдительностью до посерения кожи и воспаления слизистой. А на вопрос – чего ж он так боится? Тот ответил, что от Серафима Савельевича всего можно ожидать:
- Очень тёмная, даже для специальных органов, личность. Есть сведения, которые считают  то ли опечаткой, то ли совпадением. Но они, не проверенные, говорят, что дед изменил свой официальный возраст. Что на самом деле ему сто сорок шесть, а может и больше. Что он с любой властью находил взаимопонимание. И не за красивые глаза. Он откупался: от кого просто деньгами, а кому и подыгрывал, например клад, старинный будто бы, показывал. А кому и сгинуть помогал, из неуместных.
От советской власти, говорят, он откупился, указав пару залежей, то ли золота, то ли каких-то еще, редких, металлов. Что он водил дружбу с колчаковцами, а, при случае, стрелял им в спину. Да и красных, как зарвутся да зазеваются, не миловал. Что он на своей лошадке доходил до китайской границы и повсюду у него соучастники. И с бородами, как у него, и без.
Может, он и на врагов Михаила Фёдоровича вышел? Слил информацию, да уже тридцать серебряников получил, за нашу погибель. Кто его знает!
Словом, был издерган Мальцев до края, если верил в подобный бред.
На усадьбе Фальшивого деда всё крутилось, будто ничего не произошло, и никто из домашних не знает, как  отсутствие хозяина может быть  связано  с присутствующими гостями. Группе даже накрыли обильный стол перед дорогой. На этот раз, правда, один общий, на дворе. За столом присутствовали и Семен Алексеевич и Степан Алексеевич и Петр Андреевич. Не было только Павла. И не было Ольги.
Откушав и выпив: «на посошок», уселись по машинам и тронулись. На душе у Егора скребло и плевалось. Зачем он так, по-хамски повел себя с хорошими людьми. Привычно рассчитывал на немое обожание и скрытую провинциальную зависть? Ведь он столичный и удачливый, а кто они? А вот, поди ж ты! Егор сам почувствовал себя мелким суетливым тараканом у ног Неизвестности. И в страхе оболгал, облаял неприемлемое, не объятое, и утащился вспять. По своим пафосным и башлёвым делам.
 А еще была там девушка Оля.
 Егор с невнятной тоской обернулся и посмотрел назад.
На пригорке застыла фигура конника с палкой винтовки за плечом.


               
                Глава  Четырнадцатая.
                Берлинские полицейские.    

…Сегодня  утром автомобилисты Штутгарта были весьма удивлены. Привычно выстроившись у бензоколонок перед трудовым днем, они заметили, что за какой-то час ожидания цены на горючее подскакивали, опускались и поднимались вновь четыре раза…
… О книгах. Бестселлер месяца –  Джо Дьюбинг,.«Архив Американской Великой Депрессии. Опыт выживания – 1929 – 1934 г.г.» Весьма занимательно и практично. Самогоноварение и взломка сейфов. Иллюстрации и статистика. Схемы и чертежи. Алгоритмика и рецептуры.
… 40% немецких мужчин мечтают работать домохозяйками. 30% процентов немецких мужчин не желают заводить детей…
…В Берлине сегодня пасмурно, временами легкий дождь….      

Третьи сутки Питер и Эндрю торчали в этой «факинг Джёмени».
Они  исколесили весь Берлин и окрестности, гоняясь за Кейном Элдриджем. Не раз, рискуя жизнью и репутацией, они рвались вперед, но всякий раз цэрэушник ускользал. А их немногословный немецкий помощник Гюнтер, без суеты излучал оптимизм. Но вчера после обеда он потух на глазах и посерел лицом. А к вечеру и позеленел, хватаясь, то за печень, то за поясницу, то пригибался к поджелудочной.
И вот они, впервые за столько дней скачки  начатой еще в Америке, никуда не спешат и потягивают сок в раю. Точнее Питер, - апельсиновый сок через трубочку, а вот  Эндрю – пиво, и уже с утра.
Эндрю еще с посадки в авиалайнер выпрыгнул из политкорректной колеи. Он был в беспрерывно подогретом состоянии: виски, ром, сидр, пиво, вино. Постоянно шутил, и всё с расистским душком. Его ирландская суть взмахнула крылами над Атлантикой и раскаркалась во всё воронье горло, коснувшись земли в Старом Свете.
Только с этого утра он поутих. Верно, пополняет запасы желчи, с пролетарской ненавистью озирая пейзажи «Рая». Курортное местечко под Берлином было, точь в точь как его описал  начальник отдела ФБР и, по совместительству: Отец его жены - дубовый лес, озеро и берлинский соловей, режущий оглушающую тишину. И весь этот рай под боком у мирового мегаполиса! Питер в телефонном звонке выразил тестю благодарность за сию обитель отдохновения.
 Тот заржал и признался, что ни о каком курорте для них он не договаривался, а местечко, где они оказались, нафантазировал. Он вспомнил придурковатые рожи немецких туристов и сюжеты из рекламы немецкого пива и представил себе тот «Эдем», где  они мечтали б оттянутся. И вот нарисованная им в уме картина, один в один, оказалась похожей на идеальное место для Правильного Немецкого отдыха.
Апельсиновый сок слегка горчил сожалением. Они так и не  смогли задержать Элдриджа. Они четко, с самого аэропорта, след в след шли за ним, наступая тому на пятки. Хотя  тот, кажется, и не скрывался. Развлекался в плотном графике. По ресторанам и аристократическим клубам. Не брезговал и злачными местами различного пошиба  - от сверхдорогого борделя до гашишного притона. Эндрю на правах старого охотника выговаривал Гюнтеру, их куратору из Интерпола, что, изучив повадки этого «зверя», пора бы сыграть на опережение и устроить засаду. Вот только где?
Да, и, конечно, здесь тоже, как  и в Америке, исчезли документы.
Дело было так. Утром, в то время, когда Питер и Эндрю проходили паспортный контроль в аэропорту, Кейн Элдридж явился собственной персоной на КПП военной базы под Берлином. Предъявил доверенность на изъятие документов за подписью генерала из Пентагона. И вывез 160 килограмм бумаги. Грузили солдаты базы.
На вопрос: «Был ли сигнал на задержание мистера Элдриджа агентами ФБР, «до выяснения?», - вопрос риторический, поскольку Питер держал в руках факс с данными на цэрэушника за подписью дежурного офицера о его приеме, - дежурный офицер отвечал «Да». На вопрос: «Почему не задержали?», -  звонко чеканил: «Не могу знать!», а на крик: «Мы затребуем вашего ареста!», - преданно таращил глаза и молчал.
- Вот где настоящая мафия, - бурчал Эндрю, зло, посверкивая на окруживших их военных законников, охранников, и, еще черт знает кого, в форме. В итоге, их выпроводили, со всеми возможными извинениями и заверениями в предоставлении списка исчезнувшей документации и всей информации о ходе внутреннего расследования.
- Надо раскидать это змеиное гнездо!- не унимался ирландец уже в машине по дороге в город, - ты видел, Питер, какие у них там наглые рожи! Даже улыбаться и вести себя мягко и корректно, как принято, когда рыльце в пушку, - не утруждаются! Вот такие - если воруют, то воруют! Так, наверное, Гюнтер?
Гюнтер, разместившись на переднем сидении рядом с водителем, хмыкнул:
- Вы, господа, где работаете?.. Или из Штатов никогда по делам не выезжали? – и, посчитав молчание за согласие, продолжил, - любая военная база даёт особый криминогенный фон, причём, повышенный.
Не знаю как дома, в Штатах, ведут ваши военные, но у нас - отрываются в увольнительных и самоволках по полной. Девочки, выпивка, -  чёрт с ними. Но им надо наркотики, азартные игры, а деньги уходят быстро. Тогда они продают все: от патронов и подштанников с сигаретами, до пулеметов и гранат. А когда приходит борт из Ирака или Афганистана, хоть прячься и не высовывайся. Тем воякам и наркоты не надо, - они завозят мешками свою. Им главное: в нашей европейской тиши покуражиться. Почему там, на месте не выкурят всю марихуану и исколют весь героин, а надо здесь? Или там страшно?
- Послушайте меня, «херр Дойче», не глумитесь над парнями, вас там не было, где были они. А ваших сограждан давно в боевых действиях не участвовало…
- И, слава Богу! Но наш спецназ в Афганистане работает, и без эксцессов.
- И, слава Богу, - поддержал  Питер немца, - так что прошу без насмешек, а по делу.
- С насмешками или без, а преступность в ареалах военных баз растет, и разгребать это мне.
- Я, по итогам поездки, подам руководству рапорт  насчет этого объекта и его контингента.
Но меня в данный момент интересуют ваши предложения по розыску и задержанию Кейна Элдриджа. Можно попробовать выйти на него через военных. Я спрошу центр о возможных крючках на каких-нибудь старых вояк на пенсии – знакомцев Элдриджа.
А вот насчет действующих… так просто к ним не подступиться, - чуть проявишь к кому интерес, его тут же вызывают в другую комнату для срочного телефонного разговора. Вы ждете час, два – все молчат, а на третьем часу вам сообщают, что лейтенант такой-то срочно командирован для выполнения секретного задания в джунгли Амазонии…
- Или отгоняет от радаров медведей на Аляске, - вставил Эндрю.
-Поэтому мы свои каналы задействуем, но результат не мгновенен, - ждем ваши предложения как знатока местных реалий.
- Фройнтшафт, О Кей?- примирительно добавил Эндрю, стукнув сзади по плечу Гюнтера, - Блицкриг давай. Движемся, движемся!
Гюнтер позвонил по сотовому, что-то быстро наговорил по-немецки, а ребятам в салоне сказал:
- Нам надо найти одного человека.
Питер полистал бумаги досье.
- Курта Заннемунда?
- Он умер.
- Людвига Кюрве?
- Эмигрировал в Канаду.
- Александера Йенса?
Уважительная тишина была утвердительным ответом.
Машина шла по широкой автостраде, и весь пейзаж, что был, это автомобили, и автомобили побольше. Заехав в полицейский участок района, где высилось немало новостроек, Гюнтер, представив американцев немецким коллегам, попросил помочь им в определении местоположения Йенса и удалился: «на пять минут, к руководству».
Господа из Нью-Йорка не долго скучали, -  подошел дородный полицейский и, приобняв их за плечи, с милой улыбкой повел куда-то. Питер уже приготовился к тому, что их начнут обхаживать как туристов и водить с экскурсиями по помещениям, но их путь закончился у окна допросной комнаты, у которого полицейский, сложив мышцы лица в маску серьезности, возвестил:
- Вот, господа. Эксклюзивно для вас. Минуту назад задержали в соседнем участке и срочно доставили сюда, - и ткнул пальцем, как указкой в экспонат на выставке, в субъекта за стеклом. Субъект был с честным лицом и в дорогом костюме.
- А кто он? Внебрачный отпрыск Олдриджа или племянник вашего Йенса?
Памятникоподобный немец юмора не уловил и доложил:
- Крупный аферист. Работал в районе контролируемом Йенсом. Много знает! Находится в розыске. По оперативным данным не бедствовал и особо не скрывался. Берлин большой город и разыскиваемому, главное, не попасться случайно на мелочи - нарушить Правила дорожного Движения, например, или попасть под облаву в наркопритоне. Но  в участок он пришел сам.
- Сам пришел и сдался? Я правильно понял? – переспросил Питер.
- Да, да! Очень странно: пришел сам и принес заявление на возбуждение уголовного дела! Вот …- полицейский вынул из кармана брюк мятый листок и зачитал его с выражением, на немецком. Окончив, с торжеством уставился на посмурневших американцев.
- Еще раз. Только уже на английском, пожалуйста, - проскрипел недовольный Эндрю.
- Ох, извините, коллеги. - И принялся театрально звучно, со скрипящим немецким акцентом, декламировать, переводя с листа:
«Прошу правительство Федеративной республики принять строгие меры против бандитской группировки возглавляемой «Немецким Ваней» (настоящее его имя и фамилию не знаю).
Во столько-то времени, такого-то числа, сего года. Меня, отдыхающего и свободно дышавшего весенним воздухом, на подземной стоянке дома номер такой-то по улице такой-то, взяли за локти двое молодых парней, устрашающего вида и против моего желания внедрили в салон своего автомобиля марки «Тойота – Лэндкруизёр».
Где принялись насильно кормить бананами, не снимая кожуры. Запихивая бананы в рот до самых гланд, со словами: «пока, мол, бананами разомнись, а тренер по минету скоро подъедет». А так же прочими словами на незнакомом мне языке. Потом мне сказали, что Ваня лично меня предупреждал, чтоб я бросил обманывать людей. То есть, то, чем я никогда не занимался.
Так же они передали, что Ваня сказал: «благие пожелания не подействовали». Так же  Ваня сказал, они передали, что я мешаю его бизнесу и, чтобы меня «успокоить», Ваня  через ребят сообщает мне, что продал меня одному турку - любителю мальчиковых попок.
 Вопреки  словам, это сообщение меня не успокоило, а сильно взволновало. Меня выкинули из автомобиля и приказали ждать какого-то Карачуна.
Спасите меня.
Прошу – примите меры. Расстреляйте работорговцев и их пособников».
Немец закончил чтение и довольный посмотрел на американцев. Конечно, ситуация выглядела забавной, но к чему она им? Подумал Питер и все-таки задал вопрос:
- А кто такой этот Ваня и для чего он нам?
- Йоханн Бергер, - официальный торговый представитель Российской фирмы «Тайга Плюс» специализирующейся на поставках пищевых добавок с содержанием пантокрина, экстракта женьшеня и другой сибирской флоры и фауны. Это вы прочтете во многих местных газетах в разделе реклама. А по оперативным, неофициальным данным, Йоханн Бергер – Вор.
- Что это значит: «неофициально»?
- Значит, он ни разу не был осужден по статье с формулировкой содержащей данное понятие.
 Йоханн привлекался у нас. А  в России отбыл реальный срок. Но все по статьям - за хулиганство и причинение вреда здоровью, без отягчающих, то есть - трезвым и без корыстного умысла.
Старый бизнес Вани, до его поездки в Россию, был конвейерного типа. Он упрашивал стариков способствовать угону их собственных автомобилей. За небольшую плату, к тому же старики получали страховку. Тем же, у кого страховка истекла, а таких было много, он советовал заключить её срочно. Результат: обыватели не платили за утилизацию их автотранспорта, а получали деньги дважды: от Вани и от страховщиков. Ваня не рисковал людьми, не курочил машины, а имел мирный, почти легальный бизнес. Автокомпании продавали больше новых авто. Старые машины не захламляли маленькую Германию, а помогали множеству бедных россиян задешево осуществиться мечтам о своем личном транспорте. Единственно, кто страдал - это страховщики. Но, верно, не сильно, по крайней мере, Ваня ни одного не видел с протянутой рукой у входа в метро.
А вот амплуа этого дрожащего Мошенника с заявлением на Ваню было прикидываться представителем банка, страховой компании, или судебным исполнителем. И обирать бедных бабушек.
Но странность была в том, и этого заявления, в частности, что Ваня сам лично этим бизнесом давно не занимается. Он его продал, и нынче лишь контролирует. Даже имени Вани не должно было возникнуть в этом деле.… И о чём «Заявитель» долго так раздумывал от момента происшествия до сего дня?
- Ну, что - разомнемся коллеги? – сверкнул Харроу глазом по лицам полисмена и напарника.
- Разомнемся, - согласился Эндрю и сладострастно хрустнул суставами пальцев, - как зовут клиента?
- Нактшлезеллох.  Йосик.
- Кличка?
- Нет. «Йосик», это имя. Так по паспорту, - полисмен сам  удивился, заглянув в документы, но другой рукой он уже повернул ключ. И открылась дверь «Чистилища».
Питер вошел первым, и, обходя скалящимся волком по кругу, начал работать с клиентом:
- Что соплями гремишь! Подотрись в общественном месте, - Питер кинул заявителю Йосику носовой платок: тот утер нос, хотя не осопливел, - значит, понимает английский.
- Успокойтесь больной, - это вошел огромный Эндрю и сходу пододвинулся к самой физиономии «пострадавшего», - мы вас вылечим тем, что есть. Конкретно, - это видел? – и Эндрю придвинул огромный  свой кулак к переносице Йосика.
- Господа! Я же пострадавший!
- Ты что, парень, о себе думаешь? Ты что – столь знатный фокусник, что мы ради твоих чудес из Штатов прилетели? – и тут Эндрю схватив Йосика за ворот обеими руками дернул того на себя, - колись, сука! Что ты знаешь о мистере Йенсе и делах дружков его! Колись «мазафакер»!
 Эффект усиливали и вытаращенные круглые глаза Эндрю и громкий немецкий перевод полисмена рядом. И Питер, с другого бока сующий в лицо удостоверение со значком ФБР.
В общем, парень сразу поплыл и описался. И выдал такое, от чего немецкий полисмен только что и делал, что уважительно озирался на Питера и Эндрю. Йосик закладывал герра Йенса по полной. Лишь бы не присочинил чего со страху. А сомнения назревали, если вслушаться в текст:
-…. У него есть оболочка - ноу-хау! - для упаковки наркотиков из самого ЦРУ! Герр Александер объяснял: что-то связанное с обонянием собак. Якобы у собак самый широкий спектр восприятия запахов. Вот ученые, работая с псами, и вычислили, что у «Ничего» - тоже есть запах! То есть ниша в структуре восприятия запахов, типа пробела – некий спектр, говорящий собаке: «ничего нет – проходи мимо», представляете?! У «Ничего», у «Пустого места» - есть запах! Я до сих пор обалдеваю: у  того чего нет, есть  то, чего нет!
- Просто метафизика обмана какая-то, - пробормотал Эндрю.
- Да! Да, да! Еще, Господин Йенс, говорил, что есть разница в запахе «Пустого Места» и  запахе места «Незанятого»! Ну, по крайней мере, для собак. Ну, не для всякой собаки, а для очень старой и умной! Иногда собака подавала знак не только у того места где лежали наркотики, а в некоторых случаях присаживалась там, куда их только собирались положить!
Эндрю устал вдумываться в плетение слов и смыслов и, отпустив ворот Йосика, тяжело вздохнул:
- Ну, всё – полный аут. «Пустое место» останется пустым, а «Святое пустое место» всегда окажется занятым! Пошли отсюда.
- Нет, Эндрю, подожди! Ученые нашли ключ к мировосприятию собаки! Может и с человеком то же - спрятал человек в чехол свои делишки и сигналит легавым: «здесь ничего нет!». Но это пустое место отчего-то занято, - ни обойти, ни своего поставить!
О'Брайен уважительно скривил губы на такую мудрость из уст напарника и снова вернулся к столу.
- Колись, сука, скольких человек ты убил и зарыл в таких спец пакетах по приказу Йенса? Ну!? Умника из себя корчишь?
И Йосик, завывая, раскололся сам про себя.
Его предупреждали тогда, те ребята, что «с Бананами», на счет обмана стариков и прочих малоимущих. И Йосик было, с чистой совестью, согласился. Но вот не удержался. Услышал в супермаркете разговор двух ветхих старушек. Сочувственно поучаствовал в беседе и совершенно без задней мысли предложил им свои услуги по страхованию. А там, уж получив адреса фройляйн, как-то совершенно случайно, проходя мимо, заглянул к ним на чашку чая.
А через два дня останавливается рядом с ним «БМВ». Из водительского окна высовывается голова «Немецкого Вани». И, улыбаясь, передает привет от имени одной из тех старушек. И делает приветственный знак рукой.
Йосик позвонил господину Йенсу. Тот посоветовал успокоится,  набраться храбрости и ответственности, и решить дело правовым образом. И пригласил того на свидание.
 Но Йосик  уже «дошел», - он уже боялся выходить вечером на улицу. За бессонную ночь нервы Йосика окончательно сдали. И, лишь за окном обозначилось утро, ноги сами понесли в ближайшее полицейское отделение.

*

- Ну, что, господа, отдохнули? – появившийся из неоткуда Гюнтер. Потирающий руки, он был заметно возбужден.
- Мы заняты делом. Разбираем на запчасти ценного клиента. – Строгим тоном ответил за всех присутствующих Эндрю. Держа за загривок гражданина в дорогом костюме. Гюнтер перевел взгляд на Питера, застывшего над столом в позе пса, готового вцепится в рожу испуганного гражданина. Потом посмотрел напротив, - на хмурого немецкого коллегу, скалой нависшего сбоку и повел головой, смахивая наваждение.
- Это к чему? Это кто?
- Этот парень много знает про делишки Йенса. Но плохо колется, сученок. - В глазах Эндрю горел профессиональный азарт. - Еще пару минут, Гюнтер, подожди, - он у меня уже плывет. Расскажет и про мамину сиську и про папину письку.
Гюнтер потер лицо ладонью и выкинул руку в останавливающем жесте:
- Стоп! Прекратите, это сверх Необходимого! Нам срочно выезжать! Поступили оперативные данные, где находится Йенс и Элдридж. Уже подтягивается спецгруппа блокировать здание. Все ждут нас. Поехали!

*

Уже в машине Питер, отойдя от допросного куража, с сомнением осведомился:
- А взвод спецназа? ГСГ-9? Это не слишком круто? В принципе, Элдридж американский гражданин, и по совокупности фактов может быть допрошен пока лишь, как свидетель. Конечно, мы его тут же переведем в подозреваемые. Но Йенс - гражданин Германии, здесь вообще не причем. Судя по тому, что мы узнали, так он просто примерный член общества. …
- Что ж вы такого узнали, за пять минут моего отсутствия?
- Мошенник, которого мы допрашивали, обратился за консультацией, он так сказал, к господину Йенсу. И тот настоятельно советовал ему добровольно сдаться на милость властей, а на своих обидчиков заявить властям, официально, без всяких криминальных разборок. В общем, чисто пастор лютеранской церкви!
- Да, герр Йенс скользок как змея, и как змея мудр. Его в пору не уголовно преследовать, а разыскивать с целью присвоения звания почетного гражданина города Берлина.
*

Офис господина Йенса занимал двухэтажную пристройку к жилому многоэтажному дому. И если многоэтажка была стандартной архитектуры для малоимущих, то пристройка пугала улицу квадратными колонами неоклассицизма. Тут же за углом ждали три микроавтобуса с полицейским спецназом. Всерьез полагавшим себя невидимым засадным полком. Питер заметно оробел при виде обилия огнестрельного оружия и прочего, явно не мирного  снаряжения суровых немецких парней, а Гюнтер, напротив, явно взбодрился:
- Ну что, господин обер-лейтенант, вы согласовали план действий с руководством?
- Да.
- Проинформируйте теперь меня.
- Все входы в здание под контролем. Под наблюдением снайперской группы. По сигналу  броневик подъезжает на большой скорости к парадной лестнице Центрального входа и десантирует бойцов группы «А». Бойцы занимают позиции слева и справа у дверей за колонами – там гарантировано мертвая зона обстрела. Из броневика по громкоговорителю сообщаю правонарушителям, что здание окружено, предлагаю выйти и сдать оружие, те дэ и тэ пэ. После, дублирую сообщение по всем телефонам, зарегистрированным в здании, и еще раз повторяю требование по громкоговорителю. Жду три минуты. Потом группы  «Б» и «С» начинают имитировать штурм с запасного входа со двора и в переходе к многоэтажному зданию – будут долбить ручными таранами.
-И что? Почему бы там и не войти?
- Там обе двери в три пальца толщиной как в сейфах банка. А взрывать инструкцией не рекомендуется – жилой район. Подолбим, отвлечем внимание.  Через две минуты с центрального входа производим выстрел локально направленным зарядом в район запоров двустворчатой двери, бойцы  заходят, занимают первый этаж. Через двадцать секунд производим газовые выстрелы по окнам второго этажа и занимаем второй этаж. Сообщаем вам, вы принимаете задержанных по описи, мы удаляемся. Можем прихватить не нужных вам клиентов.
- Спасибо заранее, Генрих. Умеешь ты плодить должников.
- Тем живем.
- Все отлично. Только у меня маленькие коррективы твоего плана. Вместе с группой «А» на штурм пойдем я и наши американские коллеги… Не возражай, Генри,- там находится американский гражданин, тем более не малый чин в ЦРУ. По крайней мере, был. Ты хочешь смазать задницу вазелином сейчас, или после штурма? Когда гражданина США вынесут вот по этой лестнице вперед ногами?
- Гюнтер! Мне  никто ничего не сообщал! Да это как?! Вот, черти! Спасибо, Гюнтер, право слово …, а американцы,- они, того,- смогут?
- Генри, ты сомневаешься в наших коллегах? Напрасно ты так – лучшие специалисты ФБР! Прошли огонь и воду! Да за ними, одних только освобожденных посольств, - со счета сбились. Всё будет нормально, в высшей степени. Правильно я говорю, господа агенты?
Агенты заворожено молчали, наконец, Эндрю прорезался:
- Всё О'кей, ребята, только мы не в форме, - без снаряжения, то есть.
- Ну, это поправимо.
И вот, обряженные поверх деловых костюмов в бронежилеты, с противогазными сумками через плечо и «Береттами» в руках, в составе группы «А», пригибаясь в стремительной, а Эндрю показалось – сверхзвуковой, перебежке агенты достигли запланированных позиций под защитой колонн. Многоваттным громом ударили из громкоговорителя жесткие немецкие фразы. Питер уткнулся носом в каску присевшего впереди него бойца, и в нос пахнуло железом, оружейной смазкой и крепким мужским потом.
По затихшему в страхе миру колотила беспощадная сталь немецких слов. Звенящее тоской одиночество, тоненько заныло в груди. Рассудок Питера требовал рассмеяться над ситуацией, а чувства этого не хотели, чувства хотели поглубже втянуть голову в плечи и бронежилет.
Звякнули, разбиваясь, стекла окон на втором этаже и улицу огласил нечленораздельный то ли ор, то ли вой. Вой перешел в стрекот. Послышались глухие тычки ударов, ругань на непонятном языке и вот другой, более внятный оратор заорал на языке отдаленно напоминающем английский:
- Солдата, солдата! Офисера, офисера! Полис, полис! Все стрелять, все стрелять! Мы идти! Аэроплана давай нам!
И подтверждая  непреклонность своих требований, оратор выпустил длинную очередь из автомата.
- Мелиона долларов давай нам! – прибавил какой-то визгляк.
В наушниках  раздался голос спецназовского офицера: «Приготовится». Это было понятно и по-немецки. Питер попытался добиться обратной связи, теребя гарнитуру и взывая в микрофон. Он пытался получить внятный ответ: кого они штурмуют. И почему это делает именно он, офицер ФБР? Вместо того, чтобы мирно беседовать с бывшим агентом Кейном. Но обратной связи не возникало.

Питер оторвал голову от спины спецназовца и поискав у другой колоны герра Гюнтера, вопросительно на него уставился: тот с не меньшей обескураженностью развел руками.
Истеричный голос со второго этажа заходился в крике:
- Милиона! Стрелять, стрелять, стрелять всем! Милиона!
 По сигналу в наушнике перед дверьми выбежал и присел боец с гранатометом на плече. И тогда в мозгу включился режим экстремальной подачи информации. Всё казалось кадрами замедленной съемки со стороны. Ты лишь наблюдатель. И, все, что происходит - не с тобой.
 Деловитый боец неторопливым гусаком выбежал перед дверями, поправил наводку пристроенного к плечу гранатомета и нажал на спуск. Вылетела, поворачиваясь в воздухе ракета, ударилась о толстый покров дверей. Бесшумно прошла сквозь них, и уж потом раздался взрыв - с огнем,  дымом и осколками.
Бойцы двинулись в открывшийся проем, повинуясь более взмаху руки, чем сигналу в наушниках. Пробегая по гранитным плитам, Питер, скосив глаз вбок, увидел в просвете меж колонной и стеной, как из окна второго этажа, иссиня-черный негр, в белой с зелеными полосками безрукавке, стрелял из АК-74. Стрелял так, словно брызгал из садового шланга, отбиваясь от пчел.
У всех, под адреналиновым напором падал уровень защитной реакции. У профессионалов он падал от умозрительно усвоенного до того, что вбито тренировками. Под адреналином, перед лицом реальной опасности  вылезают все недоработки. Тогда, недотренированные спецы начинают убивать, а не задерживать.
 У других же, предпочитавших тренировкам хорошую выпивку или добрый косячок, адреналиновая атака на мозги опускает уровень интеллекта до базового - врожденного, инстинктивного, то есть пещерного. Тогда люди  используют автомат как дубину, забывая, что он может еще и стрелять.
Войдя на первый этаж, группа «А» частично сразу устремилась по лестнице вверх. Выбежавшая навстречу, парочка негроидов повалилась, будто поскальзываясь, под парой глухих выстрелов.
Оказавшийся рядом Гюнтер, схватил Питера за локоть и  потащил куда-то в сторону. Они остановились у двери со скромной надписью: «Шеф». Гюнтер толкнул её и, выставив пистолет, ворвался  внутрь, но тут же припустил руки. Войдя вслед за ним, Питер увидел на полу перед огромным Т-образным столом два чернокожих трупа  вповалку и без видимого оружия, лежащих в луже крови.
 Обойдя по периметру не малый кабинет, Питер увидел за шкафом неприметную дверь, придёрнутую занавесью в виде гобелена с изображением оленьей охоты. Без задней мысли, отдернув ткань, Питер неосторожно толкнул дверь. Из-за двери с воплем вылетел негр и швырнул в него двумя руками автомат, как откидывают от себя омерзительную гадину. Автомат попал Питеру по руке и, выбив «Глог 18», лег ему промеж разведенных локтей чужеродным младенцем. Негр, невменяемо выпучивая глаза, завизжал и, растопырив пальцы, бросился на Питера.
И тут у Питера из головы выскочила вся его многолетняя подготовка, слабо тренированная в последнее время. Вместо того, что бы правильно перехватить автомат и использовать его по назначению, Питер вцепился обеими ладонями в ствол и принялся им колошматить врага на манер дубины, - крест на крест. Первая пара ударов пришлась по туловищу нападавшего, но третий все-таки достал того по черепу. Питер подпрыгнув, уже встал над поверженным врагом и замахнулся своим орудием в явном намерении его добить. Но тут его схватили - за автомат,  за руки - и оттащили от врага.
- Все, все, Питер, наша взяла. Надо искать Элдриджа. Или хотя бы одного белого, для начала. Надо понять, что здесь произошло. Мы же ехали к респектабельному германскому гражданину. Пусть и криминального толка. А приехали в бунгало каннибалов черножопых. Тут, кажется, уже костры  жгли, готовились к приему пищи.
- Да, да, герр Гюнтер, вы правы. – Питер вышел из кабинета в коридор и не оглянулся на поверженного дикаря.
 Идя по коридору, он услышал голос Эндрю отчего-то осипший. Рывком заглянув за угол, он увидел: у разбитого окна силач Эндрю руками практически распял на стене черного задохлика. Эндрю сжимал в каждой своей руке руку негритенка, и, разведя во всю ширь своего размаха, вдавливал их в стену. Негритенок болтал головкой и сучил ногами, не доставая пола.
- Эндрю, что такое? Что случилось?
- Вон, у него во рту смотри,  и в каждой руке смотри… Помогите, ребята.
И тут объяснилось непривычное для этих черненьких субъектов молчание. У «Вздернутого на стену», из уголков его мотыляющегося рта торчало два гранатных кольца, а приглядевшись, полицейские, уже в немалом количестве собравшиеся,  различили и две гранаты в руках.
- Ленту! Скотч! – Раздались выкрики.
 Два бойца бесстрашно кинулись к Эндрю, - по одному на руку. Началась спасательная операция по освобождению ирландца от могучего притяжения готовых разорваться гранат. Когда в ушки запалов вдели разогнутые канцелярские скрепки, когда замотали скотчем и бережно отнесли в броневик  смертоносные предметы, только тогда Эндрю выдохнул воздух и уж замахнулся пнуть ногой валяющегося и хнычущего на полу негритенка, но передумал. Опустил ногу и, наклонившись, потрепал рукой курчавую головку.
- Живем, камикадзе. – И грузно ступая, двинулся на выход.
«Стареет, друг, стареет», - мелькнуло в голове Питера, но увидев Гюнтера, собрался, и спросил строго:
- Где же ваши сограждане, Гюнтер? Вы часом не ошиблись адресом при штурме? Может это общежитие для студентов из Африки, а не офис герра Йенса и компании?
- Нет, мистер Харроу, я не ошибся. Это помещение мне знакомо, хотя оно и очень изменилось в результате наших действий. Я не знаю, что здесь произошло. Среди трупов нет ни одного белого, мне знакомого лица. А сотрудников герра Йенса я знаю. А этих – нет. Германия сегодня просто проходной двор.
По ходу завязавшегося разговора они вернулись в кабинет за дверями с вывеской «Шеф».
- Скромное обаяние Европейского криминалитета, - прокомментировал Питер.
- Да уж! В Европе давно дискутируется отношение общества к преступникам, преступникам профессиональным – в первую очередь. Считается что их, большинство, по крайней мере, из начинающих, можно исправить. Но остальных, как считают французы, в первую очередь, надо уважать.
 Да, да! Как уважать проституток и гомосексуалистов – это их сознательный выбор, это их жизнь. А, может быть, и рок генетической предрасположенности. С преступниками у нас всё по правилам, мы будто играем: попался, доказано, - отбывай срок, а нет - так нет. Встречаемся, разговариваем. Они для нас обычные граждане, и уже за это «уважаемые» … пока не попались в очередной раз.
- Образ жизни, цеховые традиции средневековья… Что еще можно сказать… Это кровавое месиво, эти требования: «Милиона!» – пример образа жизни,  достойного уважения?
- Я говорю о европейцах, а не об этой орде.
Нет, надо включить кондиционер или открыть окно. Я не могу, здесь всё  ими провоняло.
- И еще кровью и смертью. Какой-то тиной, болотом…
- Вы обратили внимание: Черные, кажется, генетически приспособлены к жаре, а как потеют, - течет с них прямо водопадом.
- Это у них реакция не на жару, а на стресс, страх, в том числе. Я интересовался у специалистов.
- Вот они, сбросив свой страх вместе со своим потом, все здесь и пропитали. Может, и насрали где. Надо посмотреть…
- Да вы расист Гюнтер. Старая немецкая традиция?
- Я не расист. И я не оправдываюсь. Я просто - чистоплюй.
Тут разъехалась в разные стороны стена. Из образовавшейся ниши, освещенной неяркой лампой вывалились три человека: секретарша Йенса, помощник Йенса и сам герр Йенс, собственной персоной. Герр Йенс сделал несколько шагов и плюхнулся на колени перед Гюнтером и Питером, и со слезами на глазах тряся по-старчески подбородком, принялся  хватать их за руки в избытке благодарности.
- Спасители! Боже правый, мы уже отчаялись. Вы спасли нас от нашествия алчных варваров. Иисус все видит!
- Встаньте, герр Йенс, у нас к вам вопросы, – строго прервал его излияния Гюнтер. Но, замолкнув, Йенс принялся нещадно хлюпать носом и сглатывать слезы. Гюнтер потребовал, обращаясь к сотрудникам Йенса:
- Поднимите его. Посадите на диван. Дайте воды, черт побери.
Когда все было исполнено и герр Йенс отдышался, Гюнтер принялся за допрос:
-  Кто эти люди? – и ткнул пальцем в трупы негров на полу.
- Сомалийцы.
- Как они здесь оказались?
- Они давно бродили шакалами вокруг моего бизнеса. И всё с тех пор, как я имел неосторожность предоставить им кров в одном из моих домов, за мизерную плату. Им показалось, что у меня много денег. И вот сегодня они пришли требовать деньги. Какую-то долю от чего-то. Право слово – они меня изрядно напугали и я, нажатием тревожной кнопки, вызвал полицию, - у меня с ними договор, - а как еще в наши сумбурные времена?
- А-а, значит, вы их долю прибрали. Скажите проще: вы их кинули, они пришли на разборки!
- Зачем ты так Гюнтер, я помню тебя молодым вихрастым пареньком, а не эдакого лысеющего бультерьера. Будь снисходительней к старости, - она тебя тоже не минует.
- Удивительные совпадения, - вошел в допрос Питер, - мы едем на встречу с вами и вашим американским другом, а застаем здесь банду головорезов?
- Вооруженную до зубов и очень неадекватного поведения, – вставил Гюнтер.
- Где Кейн Элдридж?
- Кто?
- Не прикидывайтесь маразматиком, Йенс! Может,  он вам известен под другой фамилией? Американец, чуть моложе вас, выглядит не старше пятидесяти, в хорошей физической форме, ранее долгое время работал в Германии под псевдонимами. Вас уже два дня видят с ним под ручку в разных концах города!
- А, Джордж Макинрой! Мой старый друг! Мы с ним сто лет не виделись. И вот такая удача, - он приехал пройтись по старым  местам нашей боевой молодости!
- Хорошо, будем считать так. У нас мало времени прояснять ваши истинные связи. Вот этот господин прилетел по пятам за ним из Штатов и жаждет задать ему несколько вопросов. Говорите, - где находится господин Макинрой в данный момент?
- Господа полицейские! Вот не надо так! Я вам безмерно благодарен за мое спасение, но мой друг преследуем и гоним,  - я не могу его предать!
- Тогда будем говорить по-другому и не здесь. – И с этими словами Гюнтер уже было направился к двери, вызвать спецназ и организовать конвой для Йенса, как на столе замурлыкал телефон и включился автоответчик. После вступительной фразы автомата и предложения оставить сообщение, раздался чистый голос с безукоризненным  английским:  «Мой друг Йенс, я окончил свои дела на сегодня и намерен, расслабиться в приятном обществе в заведении «Мадам Чикко». Буду расслабляться долго и со вкусом. Жду тебя непременно, твой друг Джордж». На эти слова Йенс театрально воздел руки и, опустив, закрыл ими лицо. Гюнтер хмыкнул удовлетворенно и, махнув призывно Питеру, ускоренно двинулся на выход.
- Присмотрите за дедушкой Йенсом, чтоб сидел смирно и никуда не звонил, и передайте его лейтенанту  фон Рейнрингу, это район его юрисдикции, пусть разбирается. – Крикнул он в  сторону группы спецназовцев над которой возвышался их обер- лейтенант.

Внизу в машине их ждал твердый как кремень Эндрю, подтвердивший сквозь зубы, что с ним все в порядке и потребовал действий, а не пустых слов.
 Когда тронулись, Питер запоздало озаботился:
- Гюнтер, ты в курсе о том объекте, куда мы отправляемся? Может, ребят спецназовцев прихватить с собой?
- Нет, это излишне.
- А я уже ни в чем не уверен. Старушка Европа полна сюрпризов.

                Глава Пятнадцатая.
                Европейская мгла.

…. Оборот Наркотиков насущно необходимо обложить налогом, ввести НДС. Только так мы выправим европейский бюджет...
…Еврейские сионистские организации финансируют избрание в мэры маленьких германских городков, в большинстве своем городов депрессивных, крайне правых кандидатов. Вопрос: зачем им это нужно? Не крайне правым, им плевать - от куда деньги, я имею в виду евреев....
…Парадокс: публичных домов все больше, а количество изнасилований не снижается. Прямо таки какая то - Эскалация Любви…
Погода…. Погода ночью второстепенна… Если у Вас «Мерседес-Бенц». И Вы – в нём…
Зайдя в полумрак вестибюля, господа полицейские и пикнуть не успели, как  были окружены и подхвачены под руки выпорхнувшими из глубин заведения чудными созданиями азиатской наружности.
Шелковые, темно-зеленные и бардовые платья свободного покроя колыхались над самым полом. Широкие рукава ниспадали оторочкой белых кружев с белых рук волнами касаний, поглаживаний и едва уловимых подталкиваний.   Райским щебетом голосков, сладким туманом.  Запахом «воспарившего камня», сама ткань пространства, порвавшись, захлестнула, спеленала их коконом и увлекла в глубины завораживающего мрака, подсвеченного розовым.
Очнулись ребятишки, лишь после окунания в бассейн с холодной водой, завёрнутые в простыни. Обессиленные, они прихлебывали пивко и озирали тупо фрески на стенах с похабно гламурными сюжетами. У каждого свербела надоедливая полумысль, так и неспособная сформироваться в конкретный вопрос.
Но до этого момента их проволокли по всем девяти кругам ада.  Обдающих полыханием насладительных страстей и больных томительной болью порока.
Их обезоружили бесстыдством предложений, где действия опережали слова, а тактильные ощущения предвосхищались намеками. Где последствия опережали предпосылки, отодвигая их в эпилог. А предварительность танцев, подмигиваний и прочих ритуальных игр запаздывала за соитием. И цель превращалась в средство достижения себя.
Итоги были предъявлены как счет на авансовый платеж. А обязательность утомительного процесса ухаживаний за самкой при туманной вероятности соития, как положительного результата, безоговорочно отменялась. И все томления протестантской души улетучивались. Засунутые, вперемежку с купюрами, за резинки трусиков стриптизерш.
Фраза: «Всё оплачено!» развязывала последние узелки силка души, сплетенного  учителями, родителями, священниками и тысячелетними табу канувших в забвение племен предков.
 «Но кто заплатил? И каков будет расчет?» - вопрос, обдав единожды тревогой, мельчал до размеров пупырышек гусиной кожи и разбегался от пальцев, ползущих по животу ласкать член.
«Зачем мы сюда пришли?» - читалось лишь первые минуты в глазах коллег, сменилось на что-то маловразумительное с безумными блёсками.
Разврат разъединил их, растащив по комнатам. Где и утопил окончательно, в забытьи всего и вся.
Потом -  вопли и смехи - сауна, массаж. Сауна и опять массаж. Бассейн с холодной водой. И вот они, втроем на берегу, несколько раз разорванные и склеенные вновь - в битве  первородных грехов и смертной плоти. Погибшие, но живые. И тут Питера пронзает беспокоивший все это время, «время падения», и, наконец-то, сформировавшийся вопрос:
- А где Элдридж Кейн?
На этих словах приоткрылась дверь, и женская рука подбросила узел из покрывала. Из него со стуком и лязгом вывалились пистолеты. Оружие, бессильное, в только что  проигранной ими  борьбе.

*

- Нет, Гюнтер, мы теперь сыграем по-другому, – хорохорился Питер. Уже в автомобиле, но как-то тягуче – устало и никчемно. - Вот, получил по сети из офиса на Ай-фон. Пожалуйста, - возможные контакты Элдриджа в Германии: старик, егерь по кличке «Жемчуг», и Онис Берхентер, бывший водитель по контракту на военной базе,  при которой числился Элдридж, в общении с кем неоднократно замечен агентурой, так по оперативным данным. Вот тут и адрес, и навигационная карта с привязкой нашего положения в сию минуту - по «Джи Пи Эс» выпрыгнула! Гюнтер, тебе фамилия «Берхентер» ничего не говорит?
- Ему, судя по датам, что я вижу на экране, уже только по докторам ходить со специальным ящичком для анализов. Я не инспектор по правам человека в домах престарелых.
- Хорошо. Ну, так едем? Сейчас и поворот будет в нужную сторону…
- Едем, - согласился Гюнтер и зевнул.
Они свернули на нужную улицу и, проехали по ней несколько километров. Улица сузилась, и пошла на подъем.
 Здесь их и подстрелили.
Сначала пробили переднее левое колесо, перед водителем. Штатный шофер полиции оказался хорош. Без паники, четко среагировал – вывернул руль в правую сторону, но задницу автомобиля все равно вынесло на тротуар и ударило об ограждение перед пологим спуском – кюветом. Но ничего фатального.
 А потом прострелили заднее левое.
А потом, изловчились,  расстреляли и оба правых колеса. Все это время, время обстрела  господа работники правоохранительных органов сидели истуканами и даже не пригибались. Кроме водителя, нырнувшего под руль. Они, только что вышедшие из вертепа, отдали свои судьбы на Божье рассмотрение. 
Спустя некоторое время, когда явно все нужные выстрелы были произведены, они покрутили головами, проверяя подвижность позвонков, повращали плечами и, без всякой команды, открыв каждый свою дверь, вышли из машины. Питер и Эндрю принялись осматривать местность на предмет места откуда проводилась стрельба. Гюнтер же обошел машину и постучал по плечу водителя свернувшегося под приборной доской.
- Всё, Патрик. Все кончилось. Выходи.
На улице, странно, не было автомобилей, - они скособочились одни. И – тишина, под стать раннему утру, а не вечеру. Но она продлилась не долго. Нарастал шум сверху, из-за поворота показались разрозненные группы разношерстно одетой  молодежи. Они шли вниз по улице, неся какие-то свернутые флаги, транспаранты и пили пиво. Молодежи все прибавлялось и прибавлялось. Никому не было дела до четырех мужчин в правильных костюмах. Лишь какой-то совсем юнец скинул руку в нацистском приветствии и нагло улыбнулся, то ли, подбадривая, то ли издеваясь.
- Ну, господин «Дойче Полицай». Что это было? – тихо прошелестел Эндрю.
- В нас стреляли.
- Это, фак ё мазэр, я заметил. Что это за недобитые гитлеровские выродки прошли мимо нас?
- А … но почему сразу наци …, ах, да! Жест того мальчика скорее всего шутка над нами.
- И с чего это какая-то немецкая тля позволяет себе так шутить надо мной?!
- Да успокойтесь. Вы посмотрите во что - мы одеты, во что -  они.
- Я нормально одет. Все мы  - нормально одеты.
- Конечно, конечно, мы одеты «Нормально», а они одеты «По-разному». И наша одежда на их фоне как униформа. Вот молодой человек и пошутил.
- Ладно, шутнички. Слишком дерзкий, верно какой-нибудь очередной «немецкий  - русский» …
- Нет, скорее всего. Русские вообще редко ходят на демонстрации, любого политического толка. Они если делают, то предпочитают более конкретные действия.
- Вот, вот, - учили их там в Советском Союзе терроризму всякому. Да и фашистов там развелось - каждый второй. Уже Германию времён Гитлера перегнали, - смотри «Си Эн Эн»!
- Извините мистер О'Брайан, я в России не был, а телевизор смотреть мне некогда. Все необходимые мне новости я узнаю по полицейским сводкам и на совещаниях. – Уже предельно жестко, выкладывая слова, отвечал Гюнтер, - Да, в каждой среде найдутся свои уроды… но таких «русских» можно смело ставить на учет в психо диспансер, только по факту участия зафиксированного полицией, и уверен, - психиатры обязательно найдут какие-либо отклонения.
«Русские», активно участвуя в националистических разборках с турками и албанцами, арабами и неграми, «нео-наци» себя не считают и за «фашиста» бьют в морду.
 При этом сотрудничают с отдельными турками и сербами, называя их хорошими людьми. А, если бьют их сородичей, уже говорят: «они в гостях, пусть и ведут себя прилично». А бывает, увидят, что кто-то еще и гадит на улицах, так побьют и ткнут рожами  в мусор - заставят убрать. А вот в галдящих демонстрациях «левых» с «зелеными» участвуют редко, и уж, если  задержаны в драках, то чаще не на стороне «нео-наци», а против.
- Да, какие-то странные извивы мышления, психики и поведенческих реакций. Нет четкого позиционирования. Индивидуальность цивилизованного человека от такого обилия противоречивых характеристик так просто разорвало б, – решил Питер загладить наукообразной репликой острые кромки несовместимостей в мировосприятии своих коллег.
- Черт побери! Мы что-нибудь будем делать?  Или остаемся торчать здесь как три члена в бычьей жопе?!
Гюнтер огорчился за водителя, молодого полицейского, - его Эндрю даже за «члена» не посчитал, но, взглянув на того, согласился с американцем, - весь его вид и не приближался к, пусть грубому и жесткому, но правильному понятию. Какой там «член», - так, - былинка на ветру.
- Гюнтер позвоните коллегам! Пусть перекроют район. Пусть возьмут тепленького этого «Махера – Захера», тьфу, как его, «Медвежьего Ёбаря», – Берхентера! – исходил злобою Эндрю.
Гюнтер отошел в сторону и что-то забубнил в рацию.
Очень, очень плохой день. И длинный.
Вернулся, разводя руки Гюнтер:
- Ониса Берхентера дома нет. Никого дома нет. Соседи видели его неделю назад в темно-зеленом комуфляже. Он сказал, что уезжает на …
-… Охоту, - куда же еще! – прервал в нетерпении Эндрю.
Гюнтер углубился в записную книжку и невозмутимо продолжил:
-… на длительное время, в Белоруссию …, да, - на охоту.
Эндрю энергично всплеснул руками, что-то неслышное выговаривая себе под нос.
- А перекрывать район бессмысленно. О случившемся с нами я сообщил. Меры будут приняты. К нам отправляют машину.
И тут же коллеги увидели, как снизу улицы вывернула кавалькада автомобилей, некоторые с включёнными мигалками.
Уже разместившись в новом, неповрежденном пока еще автомобиле, с новым, не пришибленным стрельбой водителем, Гюнтер поинтересовался:
- Господа, двигаемся дальше. По адресам?
На что Питер ответил, хмуро буркнув:
- Двигаемся в гостиницу.
А Эндрю добавил:
- Мы сегодня и так стресса нахватались, на пару медалей конгресса хватит. Будь я генеральским сынком. «Факин» их папаш – старых пердунов.
*

В маленькой гостинице быстро нахватавшись по-домашнему приготовленной снеди и запив холодным пивом, - Питер  лишь постфактум констатировал, что всё было очень вкусное. Уже на автопилоте, сполоснувшись в душе, завалился спать.
Питер проснулся в темноте. Тревога постучалась к нему, явившись во сне карликом с неестественно длинным хрящеватым носом и в серой широкополой шляпе. Питер включил ночник, - средневековый антураж гостиничного номера соответствовал тревожному сну. На часах было: без десяти минут час ночи. А сна будто и не было. Но не было и усталости накопившейся за длинный суматошно-неудачливый день. Питер встал и пошел в ванную, но проходя мимо старинного зеркала, вздрогнул. В зеркале кто-то незнакомый мелькнул ему на встречу. Затылок и спину обдало холодом. Питер осторожно вернулся назад и оглядываясь по сторонам заглянул в зеркало. В нём был незнакомый мужчина из европейских романов: в плаще с кружевными оборками по срезу рукавов и во фригийском полосатом колпаке с кисточкой. Приглушенный свет ночника изрезал щеку  морщинами, полными жестокой непреклонности, глаза горели холодным белым светом, а костлявая рука сжимала кинжал. Питер почувствовал нарастающий вал ужаса и молвил одними губами:
- Иисус, Господин мой …
И человек в зеркале повторил губами его слова. И тут мир словно передернули картой в колоде, - в зеркале был он, Питер Харроу, гражданин США, 1964 года рождения, недавно женат во второй раз, но без детей, сотрудник ФБР, командирован в Германию. Его рука сжимала ножницы для резки сигар, на его голове был ночной колпак, а на нем была пижама. Питер облегченно вздохнул и проследовал в туалетную комнату, принять контрастный душ. И только опять перед зеркалом, только уже при полном свете,  разглядывая и массируя лицо, поймал себя на мысли, - он не помнил, как и зачем он облачился в эти музейные экспонаты, - ему просто не могло прийти такое в голову! Привыкшему спать голым, ну, абсолютно! Значит, его кто-то одел, бесчувственного, и, наверно, обшарил все вещи. И, в том числе, кейс, где папка с документами «для служебного пользования»?! Питер, на всякий случай, проверил вещи. Всё было на месте и, кажется, было нетронутым.
Всё было на месте. Кругом тихо и всё в порядке. Но беспокойство не исчезало. Питер решился выслушать порцию грубой ругани  и позвонил в номер Эндрю. Телефон не отвечал. Беспокойство усилилось. Питер надел джинсы и рубашку с коротким рукавом, прошел к двери номера Эндрю. Постучал - никакой ответной реакции. Прислушался - ни шороха, ни шепотка, ни скрипа.
Вернувшись в свой номер, надел кожаную куртку и  спустился со второго этажа к портье. Спросил у пожилого служащего: не видел ли он его коллегу, остановившегося в номере двадцать один? Господин портье охотно сообщил, что видел: тот спустился к нему два часа назад, и он по его просьбе вызвал такси. Питера это не смутило, он тут же поинтересовался, не запомнил ли господин портье номер такси. На что тот ответил, что ему это ни к чему. Питер уж было огорчился, как портье пояснил, - ему, бывшему работнику полиции запоминать номера такси не к чему. У него на подхвате работают свои проверенные таксисты, за процент от вызова. Он знает этих таксистов досконально - вплоть до содержания их кишок в разное время суток. Коллегу Питера отвозил «малыш Браун». Выслушав портье, Питер заказал такси, и именно «малыша Брауна».
Тот прибыл к подъезду в течение пяти минут. Но на простой вопрос, куда он отвез из этой гостиницы ворчливого крупного господина – ирландца, замялся и вякнул, что-то о конфиденциальности информации касающееся личной жизни граждан. На что, Питер, одной рукой взял таксиста за ворот куртки и хорошо тряхнул, а другой сунул под нос удостоверение ФБР. И только потом вспомнил, что находится за тысячи километров от границ своей юрисдикции и, ругаясь негромко, про себя, быстро заменил удостоверение ФБР, на, как удостоверение развернутую, стодолларовую бумажку. Такая уж первая попалась в кармане. На что водитель тут же предложил:
- Вам сообщить адрес или отвести лично?
Машина недолго колесила по ночному городу, и остановилась в тихом переулке, на первый взгляд, не знакомом. Но вывеска заведения, у которого остановилась такси светилась знакомым названием: «Мадам Чикко». У входа на ступеньках бдел своеобразный швейцар, здоровенный «афроамериканец», - как про себя определил Питер. В черной фрачной паре, в  черной чалме на голове, и с золотым ключом на массивной, золотой же цепи по шее.
 Этот, мать его, «привратник», раскинув руки, загородил вход Питеру, что-то выговаривая по-французски. Питер начал злится. Ткнул «Глоком», оставленным добрым Гюнтером, в пузо негроиду. А в рожу, привычно, удостоверением ФБР. Но «страж прохода» заметно не испугался, лишь зрачки немного расширились. Он аккуратно медленно отвел ладонью ствол пистолета от своего живота. И, сказав какую-то короткую французскую фразу, скрылся за дверьми заведения.
Питер, так и не успел, достаточно разозлится, чтоб выламывать двери, как в сопровождении этого «Зуаба в отставке» явилась некая женская фигура. Фигура оказалась привлекательной китаянкой, довольно среднего возраста, которая очень вежливо, с поклоном, осведомилась: « что господину агенту ФБР нужно в стенах её заведения?».
Это женщина  заворожила Питера спокойствием и кротостью. И он, с ответным поклоном, доложил ей, как был внезапно разбужен тревожным чувством. Как не нашел в номере своего напарника Эндрю. И как водитель такси привез его по следам Эндрю к её заведению. Эта милая женщина, с выражением участия на лице  развела руки, показывая свое бессилие превозмочь обстоятельства. Вдруг тихо молвила, потупясь:
- Да, рыжеволосый господин у нас. Но, по нашим правилам, я не могу беспокоить его до окончания оплаченного им времени. Что бы ни случилось. Но я вижу, вы не враг ему, а друг, и беспокоитесь за него. Вы, наверно, не сможете спокойно ожидать, не увидев его. А он оплатил до утра.
Я думаю, смогу вам помочь, не нарушая правил. Пройдите за мной, господин. Только прошу вас – ни слова  вслух.

*

На большом плазменном экране с высоким разрешением, в сопровождении «сэрраунд» звука  выплясывала кордебалетная группа:  два тоненьких изящных тайца – транссексуала, здоровенная сисястая бабища и Эндрю О’Брайан посередине. Полукруг эстрады заметно сотрясался. Ди Джей размахивал наушниками в такт канкану, а саксофонист загибал вверх саксофон исходя утробным воем.
 Зрители, полуголые девочки и мальчики, разлеглись в зале на  огромном, то ли воздушном, то ли водяном матрасе от стенки до стенки. На нем стояли подносы на ножках, уставленные разнокалиберными фужерами, бокалами, рюмками, наполненными разноцветными жидкостями. Публика аплодировала в такт. Кордебалет вскидывал ноги, взбивая балетные многослойные юбки. У бабищи на сцене из декольте выпрыгивали груди. Эндрю в замусоленной, мокрой от пота майке  натянутой поверх юбки из «Лебединого Озера», был без трусов. И вскидывая вместе с партнерами свои ножищи, сверкал мужскими причиндалами. Он был счастлив.
 Боров веселится! Мелькнула приговором фраза исполненная  местью: «он у меня узнает! Он у меня получит! И по службе, и вне - на орехи и по орехам!», - клокотало в Питере.
Тут «боров», отойдя на два шага от кордебалета разогнавшись, прыгнул в зал. Возлежащая публика раскатилась в стороны от предположительного места падения тела, грозящего смертью . Его плюх на матрас вызвал череду широких волн. 
  Зрителей заколыхало между подносов с выпивкой. Саксофонист с ди джеем переглянувшись, стащили с себя футболки и заорав, разбежались и тоже рухнули на матрас. Но не так удачно. Кого-то подмяли. Но будучи не столько крупными как Эндрю  - без летальных последствий. Но добавили визгу, криков и хохота.
Девчонки отринувшие было от поправшего собой матрас ирландца, опомнились и затопили его собой. Весь этот шквал перешел в безудержный трах. Трах постепенно рассосался на группки, меж которых метались некоторые непристроенные тела.
Весь этот стон, шарканье и возню сопровождал джаз с безумным фортепиано, мешаясь с редкими выкриками укушенных и перевозбужденных.
 Вдруг посредине матраса вздыбился и встал на коленях Эндрю. Воздев ладонями вверх расставленные руки, откинув голову, уходя в ритм совокупления с кем-то, копошащимся внизу.
Его лицо сияло умиротворенной улыбкой. Он был чист.  Казалось его лицо излучало свет. В окружении женских  и мальчиковых бесполых телес, в колыхании разврата, его покачивающаяся фигура блестела радостным металлом  свежего медного литья. И вот он с криком оргазма опрокинулся на спину. По нему тут же зазмеились тела,  будто пожирая его труп. Жадно слизывая, схватывая с него остатки страсти и экстаза.
Питера сковало чувство близкое к религиозному. Казалось, темный свод в голове пошел трещинами и сейчас лопнет. И рухнет на него Свет, неся озарение всех постылых вопросов.
 Но не случилось. Всеобщий трах утих. Амплитуды тел уменьшились, постепенно сойдя на нет. Расползлись тела. Кто, по ходу дела, что-то натягивал на плечи,  что-то на ноги. А кто-то просто откатывался в сторону и замирал. Эндрю поднялся со спины и уселся на икры своих поджатых ног. Опрокинул в себя поочередно несколько фужеров с питьем.  И громко, в голос, выдохнул:
- Братья и сестры мои меньшие, сползайтесь до отца своего. Кто сегодня вас **** и кормит. Кто вы здесь? Проститутки и просто алчащие греха. Не стесняйтесь в этом признаться. Не прячьтесь за силу бумажек с водяными знаками и разноязыкими надписями. За нищету вашу и беспросветность,  к греху принуждающей. Слушайте меня сегодня!
Не врите себе. Мы все твари алчные. Мы все истекаем слюной похоти и клацаем зубами в след не отодранной нами сексопильной красотке. Мы врем своим женам, мы врем своим детям, что ничего нет. И все естественно, и нет желаний. Мы врем себе, что ****ы все одинаковы и не хрен их примеривать. Что женские тела одинаковы, в принципе, если прикрыть лицо газеткой. Все это трусливая ложь!
Член обтяните резиной, а на руки оденьте перчатки, на нос прищепку. Всех баб прогоните через одного пластического хирурга. Все равно все будут разными. Пусть это не почувствуешь ни чем. Но разные. А вы, дуры, все лезете к хирургам и подтачиваете себя под какие-то стандарты. Сучки вы безголовые! *** вам тогда деревянный – пластмассовый, а не мой ***. Я лучше педиков буду трахать, - и с этими словами Бордельный Мессия махнул рукой транссексуалу в сторонке, - иди сюда! Иди, давай возбуждай моего усталого дружка, губками давай!
Бабы! Как я вас ненавижу! Как я вас сук проклятых продажных ненавижу! Чё испугалась? Не вас, проституток честных!
 Милая ты моя, дай поцелую. Хочешь, в губки. Хочешь, в грудку. Я говорю о тех, что есть на улицах, есть по офисам. Которые по компаниям, по банкротствам, по «трупам» коллег все выше и выше - лезут и лезут. Улыбаются в лицо и тут же строчат доносы.
Все продажно, а говорят любовь. Я лучше за любовь заплачу, и мне не будут врать. Правда, кисонька? Иди суда к папочке на плечико. Приляг, - вот!
Но среди вас тоже есть твари. Гоните их, гнобите, а лучше обдирайте, до последнего цента. Я о тех, что стонут, жалобятся. Мать – ****ь, отец – алкоголик, братья наркоманы. Все её с детства ебли и дружкам продавали!
Спору нет, есть всякое в мире подлунном. Я, потомственный полицейский и работал в таких районах, куда из приличных людей только я и мой предок с дядьями могли зайти.  Там было всё - от инцеста до каннибализма. Торговля шла всем и вся! Но я пристрелю сразу без раздумий любого, который скажет, что делал всё это с голодухи!
Питер, подглядывая за другом через скрытую камеру, не мог понять, что он видит и, главное, что слышит. Его охватывали чувства, то стыда, то грусти, то жалости. А то и не понятной зависти.
 - Нет в нашем сегодняшнем мире необходимости Гадить! Нет!
 Я не был в Африке, я не был В Азии, я не был в России. Не знаю, что такое тирания и тоталитаризм. Может там заставляют делать гадости. Поджаривать и пожирать детей, приговаривая особые молитвы между проглоченными кусками. Или срать на стол и коллективно поедать ложками говно. Трахать своих дочерей и сыновей. Сношаться с матерями. Воровать всё и у всех. И продавать всё и всем.
 Может быть, там так и есть. Один Бесконечный Голод внизу и Безжалостные Изверги наверху. Нелюди, принуждающие к самоистязанию грехами, лишь ради насыщения чувства собственной Власти. Но такое и таких я видел не там, а здесь. У нас, в Америке. И такое точно есть здесь в Европе. В том, что мы называем  цивилизованным обществом!
Так вот, всякую тварь, утверждающую - в Амстердаме ли, Париже ли, Нью-Йорке -  что у нее не было выхода, вот и стала она такой «неправильной», надо закатывать в тюрягу до скончания дней. В свободном мире им не *** делать!
 Так прав я или нет? А-а?!, не слышу, - прав? Не прав?! Кто сказал?! Ты? Не тушуйся, не прячь глаза! Конечно, я не прав! Потому, что пока есть на верху в офисах те сучки и сучьи сыны, которые много говорят и объясняют. Но ничего, кроме бабла, не видят и ничего, кроме власти, не ценят. Будут внизу люди, которых и, правда, не видят, не слышат. И хочется даже не с голодухи, а от полной ненужности просто взвыть и что-нибудь сотворить. Мерзкое-примерзкое  - чтоб все увидели и ужаснулись!
Вот так! Но все равно:  чем-то они неумолимо похожи - проститутки, хнычущие о своей несчастной жизни и те, наверху, резонно оправдывающие свои подлости через безвыходность положения, кроме как через гадость и подлость! Все они суть одно – черви бездуховные. У них внутри все сожрато. Это они придумали вжувательные ароматы, это от их нутра могилой воняет!
Питер слушая речь, вспомнил проблемы Эндрю с женой. Их войну взаимных измен. Как она выиграла в суде и обобрала Эндрю. Благоверная и «широкая душой» для посторонних, оставила муженька, чуть ли не в одних трусах. Теперь её можно видеть в телевизоре. Она ведет какой-то дискуссионный клуб, по проблемам религии и современной морали.
Тут Эндрю опустил подбородок на подставленный кулак, скрывшись за чьим-то локотком. Питер опустил взгляд на приборную доску этого современного  аналога замочной скважины.  Здесь можно было отрегулировать все: переключение с камеры на камеру, приближение и удаление, концентрацию и поиск звука. Он переключил  камеру и приблизил изображение. Грустный и задумчивый Эндрю, оперевшись щекою о кулак, водил пальцем левой руки по соблазнительно выгнутому женскому животику.
- Помню раньше, давным-давно, в детстве…. Когда я не был таким громогласным матершинником. Но, кажется, что и не был тем худым, нескладным, даже робким мальчиком. Я залазил на чердак, спасаясь от своей семьи, а более от оголтелого приставучего двоюродного братца, который пытался сделать из меня своего преданного, но забитого пса. Он таскал меня по улицам, злачным подростковым уголкам, где тогда уже было всё, что и сегодня. Только не ширялись и не нюхали кокс. Бедновато тогда людишки жили – не до кокса и героина. То слишком дорого было и для наших взрослых. Не то, что для пацанвы. Но была марихуана, выпивка, чаще самогон, карты, пристенок, армрестлинг и прочие забавы. С жуткими для детского сознания проигрышами. А может только в детском жестоком сознании они, и могли только родится?  Начиналось с шуток - проиграл, принеси трусы своей бабушки.  Привяжи незаметно полисмена уличного к столбу. Или принеси дохлых кошек десять штук. Игры продолжались. Денег не было. Долги росли, менялись и формы расплаты. Играли на собственные задницы, играли на чужие. Играли на грабеж, играли на убийство …
На чердаке я встретил свою первую любовь. Да, слушай, пацан азиатский, слушай  и перестань теребить мой член.
Да, любовь. Она тоже скрывалась от предков и сестры, тоже таскавшей её по улицам и уголкам. Девчонке тогда было неприлично одной показываться в обществе. Если уж не последняя оторва. С теми и разговоры были другие, пацанские. Да, не смейтесь девочки, тогда и наши компании оборванцев тоже считались «обществом», а не абы чем. Оно и правильно. Где люди задерживаются чаще чем раз в неделю и дольше чем на четверть часа, там и возникает общество. Общество, со своими правилами, законами, модами, темами бесед, авторитетами и отверженными.
Моей Любви было тягостно таскаться за своей кобылицей - сестрой. Прыщи «хотения» у которой появлялись, вырастали и лопались прямо на глазах. Моей Любви были постылы её разговоры и противны  понтовитые ухажеры.
Мы нашли друг друга на чердаке. Оказалось, есть темы другие. Не только, кто во что одет, кто на какой машине вчера прокатился, и кто сколько утянул из магазина. О чем были наши разговоры, я не помню, помню необычные повороты её мысли. Я помню её интонации.
Вскоре для нас постепенно не стало запретных тем. Даже самое извращенное понятие нашего затхлого мира рассматривалось и раскладывалось неумолимо, до конца, доступного нам, необразованным детям. И некоторые вещи становились чище, насколько возможно, конечно. А другие понятнее, но, главное, мы не измазались бы  об них.
Мы стали целоваться. Ложились рядом друг с другом, водили пальцами друг по другу.  И постепенно не стало мест друг у друга, где бы мы не коснулись. Губы наши надолго застывали.  Сплетённые друг с другом языки медленно скользили в наших ртах.
И терялось время. Похоть не разрывала трусы, а была лишь щемящим краем бытия. Влажным и теплым. С которого скатывались, смыкаясь в одну каплю, мы - девственники.  И не было желания пробиться звенящим членом сквозь все преграды тканей и рук, и порвать девственную плеву, нет! Я не ощущал напряжения внизу живота. Как всегда потом было с другими. Да я сам был другой.
Я там ощущал легкость. Она разливалась по всему телу, и моя Любовь говорила о тех же ощущениях. Мы проваливались в другой мир. Там не было секунд и часов. Там не было ни тьмы, ни яркого света. Но даже в темноте под веками подсвечивало бледно розовым светом. А ладони, казалось, впитывали тонкие лучи, когда плыли по изгибам любимого тела.
Ощущение ли, видение. Наши тела, как бы они ни сплелись друг с другом, были линии двух изогнувшихся  горизонтов двух миров. И в каждом мире наступал рассвет. Линии наших тел были гранями рассветов в тех мирах. И меж них сочится свет будущего дня.
Нас увидели. Подсмотрели нашу тихую любовь. Потом, оглядываясь назад, вспоминая перемигивания, подшептывания братца с дружками, стало ясно, - подглядывали давно. Подглядывали, насколько возможно, пока бесстыжие взоры не ломались о стену чердачной тьмы…
 Их глаза всегда что-нибудь излучали. Чаще шакалью жадность и шакалий же страх. Тут же взгляды их покривели ненавистью,  искосой завистью.
Как-то, сев играть в покер, я, в средине игры понял - я играю один против троих. Десятилетний против двух четырнадцати летних и одного шестнадцатилетнего громилы восьмидесяти килограмм веса. Они перекидывали друг другу карты, мало скрываясь. Я попытался возмутиться, но они придавили меня и заставили продолжать игру. И вот когда у меня был «Стрит»,  а противник остался один - ему подсунули ногой карту. Он поднял ее с кряхтением, будто почесал засвербевшую лодыжку. И я проиграл.
Я сказал, что кровь из носа отдам частями и в течение месяца. Что отдавать буду каждый день. Нет, сказали, отдашь сразу. Жопой своей, по кругу. Я вскочил и отбежал к стене. Они обступили меня и, посмеиваясь, сально предложили: можно сейчас это и сделать.  А можно так - пишешь расписку на свою задницу, и завтра о ней будет знать весь район. Если опять же не отдашься на трах.
Но можно выкупить свой долг, а как. … Тут они все выложили конкретно и предельно ясно. Вечером, целуясь в кромешной тьме со своей подругой, я отваливаю в сторону. Меня заменяет сначала близкий ко мне по комплекции братец. Потом, второй четырнадцатилетний , а потом уж и здоровяк.
Они уверяли меня, наивного и испуганного, что все будет тип-топ. Подружка заметит подмену уже на самом большом «партнере». Она ж будет под кайфом. Здоровяк её немножко, чуть-чуть прижмет, нацелуется вдоволь и отвалит. Всё - мой долг искуплен. Моя ориентация не нарушена, жопа не порвана, и никто ничего не знает.
Я согласился.
Так я продал свою любовь. За целую жопу и чистое резюме для тюремной шоблы.. Я готовился  - будто бы собирался ей шепнуть, оттолкнуть, когда надо. Я обманывал себя. Я надеялся и боялся. И опять верил в счастливый исход. 
Когда забрался на чердак, я увидел её - спокойную, ждущую. О чем-то мечтательно думающую и смотрящую в слуховое окно. Я почувствовал как во мне все опускается и пронзительно, до треска в мозгах, до белых стен перед газами, понял - этот миг, эта необыкновенная, такая как сейчас есть, Она – она в последний раз. Моя Любовь сидела и задумчиво улыбалась на краю гибели.
И я, жадный окаянный, - не мог не взять её последнюю чистую каплю. Я подошел к ней. Она успела сказать лишь, - «что? …» Не договорив, имея сказать: «что с тобой?». Что-то же должно было отражаться на моем подлом лице! Но она не договорила. Я за долю секунды провалился в Любовь. Прижался губами к её губам. А в следующую долю секунды провалилась в Любовь и она. Следом за мной.
 Я отчаянно растворялся в ней,  растворяя её в себе. Я отринул всю свою подлость, неизбежную потом. Я рвался скорей, в тот другой мир. Где, вне уловимости, грани наших тел. Меж ними  сочится весна и будущий день  Иного мира… И я увидел его!
Но меня уже, мягко так, отстранили. Будто отвязали, будто отслоили от нее. На мое место возлег братец и попытался изобразить ритм моих движений, подстроится под меня. И кажется, ему это удалось, на некоторое время.
 Магия, черт ее, - язык тела! Его имитация без понимания смысла, без осознания цели,- узреть, достичь света! Есть хамство, гадость.
 Твари, не зревшие ничего, сквозь бухло, шикарные тачки и роскошные зеркальные подъезды. Она почувствовала их, их вонь, вонь их мыслей. Она начала сопротивляться. Но ей зажали рот губами, зубами. Потом руками. Выбрались из тайных мест подельники.  Отпихнули меня в сторону. Откатили, и накинулись на нее. Я услышал её сдавленный крик и рванулся к ней. Здоровяк ударил меня и, кажется, не пустой рукой. Я упал. И потом помнил лишь возбужденные голоса и что меня куда-то тащат, бросают.
 … Я очнулся под утро  за мусорными баками, прошел, шатаясь домой, не встретил никого и лег спать. Спал двое суток. Меня тормошили, звали, но я даже не отмахивался, и предки оставляли меня в покое.
 Когда я наконец очнулся, то выбрался, абсолютно пустой, на улицу. Сел на лавочку у баскетбольной площадки и пялился на трубы ближайшей фабрики. Ко мне подходили местные и что-то рассказывали.
Уехала часть семьи той девочки, что была моей любовью, вернее уехала она и её мать, оставив сыновей и вторую дочку. Куда, зачем, насколько, и вернуться ли - никто ничего не знал. Подходили давешние насильники. Хлопали по плечу. Хмыкали, но ничего не говорили.
 Я больше не увидел мою Любовь.
Я терпел братца и его дружков еще долго, пока не поступил в колледж.
Я служил в армии. Я стал полицейским. Я вернулся в район и посадил своего братца на очень долгий срок, и ходатайствовал по своим каналам об очень «хорошей», в моем понимании, тюрьме.
 Вышел он два года назад, я уже в ФБР работал. И будто ничего не было. Ходит по барам местным - грудь колесом, взгляд презрительный, петух гребаный. Ну, я его калекой и сделал.
Вышел, как то раз в тяжелых своих армейских ботинках погулять и надо же, на встречу он, братец... Ну, я ему: «Хэлло!». И как припечатаю между ног! Он согнулся в три складки. Не вдохнуть ему страдальцу, не пёрнуть. Но нет, думаю, братец, легко тебе не отделаться. Приподымаю его, ставлю к стенке. Ножки раздвигаю на ширину плеч и уже с правильным прицелом по правильной траектории - как вдал! Если бы штаны на нём застегнуты не были - улетели бы его яйца на соседнюю улицу.
В общем итоге его физическое уродство догнало душевное. Я его еще предупредил, посетил в больнице. Мол, за что я тебя, не спрашивай, Иисусом Христом, молю! Но что-нибудь вякнешь, - не побоюсь служебных разборок, но будешь ты при всех своих дружках из бара отсасывать длинный член у Эрика. Прибабахнутого негра, местного дурачка, беззлобного ананиста.
Его одногодку, дружка – насильника,  я не успел застать живым. Он напоролся в пьяной драке на нож. Обычное для нашего района дело.
 А вот бычка, того тогда шестнадцатилетнего, я нашел. Вычислил, - он жил в другом городе, далеко на юге. Я узнал о нем всё. От былого мускулистого красавца не осталось и следа. Он работал сварщиком, на одном из частных причалов. Ходил вечно грязный, чумазый. С пятнами сажи на лице. Но у него была жена – красавица, четверо детишек, которых он кормил.
 А зарабатывал он не мало. Вот только детишки ни один не походил на папашку. Все были с латинскими физиономиями. Да и каким им быть в латинском квартале?
 Я узнал его тайну. Его жена, знойная фигуристая брюнетка трахалась со всем городком. Нигде не работала. Она просто не успевала бы, итак.
Если бы она за трах брала деньги, то уже каталась на частном реактивном самолете. Но она денег не брала и давала всем. А он сидел за перегородкой и - подглядывал.
Даже получилось потом так: он подглядывал за своей ебливой женой. А я подглядывал за ним. Подглядывающим за женой. Через телекамеру, конечно.
  И что меня удивило: он смотрел на половой акт и плакал. Плакал и что-то шептал. К ширинке своей он даже не притрагивался. Тогда я установил там еще и микрофон и я  услышал, - он молился!
«Прости меня, Господи!
И благослови женщину!
Прости  ей похоть и мелкие  пугливые обманы.
Она – свет Твой и Твои ворота в рай.
А я грязь на твоих ногах. Прости, Господи, меня.
 И спасибо, Господи, за наказание Твое.
 И благослови женщину!
Ныне и присно. И во веки веков.
Аминь!»
Вот так. Теперь я - злобный, пьющий, иезуитски подлый бывший полицейский – ныне уважаемый сотрудник ФБР. И никакой Любви. А хочется. И вам, верно, хочется?
И Эндрю оглядел давно притихших слушателей. И Питер, вместе с ним. У всех этих продажных служителей плотской любви были грустные глаза, а из некоторых, еще не разучившихся, текли слёзы. И, скорее всего, не от рассказа, вернее, не только от него. Каждый плакал о своей единственной Любви, той, загубленной, рождавшей свет иного мира, будущего дня …
Потом Эндрю Положил голову на матрас и кого-то обнявши заснул. Питер, не двигаясь, смотрел на это лежбище и ни одна - ни добрая, ни скверная мысль не проникала в череп. Он только подумал, что ни слова не скажет напарнику, о том, что видел. Он ни в чем его больше не упрекнет, что касается выпивки и женщин.
Тут Питер заметил, что  вповалку лежащие тела начали бессознательное единовременное движение. Они, кто ползком, кто перекатыванием бессознательно стремились, стягивались к одной точке.
 И все как-то разом успокоились, улегшись в правильную спиралевидную фигуру. Где основой для спящих безмятежно голов служило крепкое тело Эндрю. Лица всех участников оргии были чисты, рты приоткрыты.
Им всем снился один добрый сон. В котором любовь, трением тел, точила Свет нездешнего сказочного утра …

*

Потом с утра опять были гонки по адресам возможных знакомых Элдриджа со времен  его службы при базе, но на этот раз без обстрелов и подстав. Результаты были никакие. Кого- то не было на месте, а кто был, те упрямо не могли понять, что нужно этим наглым обезьянам с громкими удостоверениями.
Ближе к обеду Гюнтер, раскланявшись, оставил их. Они еще немного поколесили.  Проехали до последнего адреса - уборщика работавшего на базе. И, ровно в шесть по полудню, прямо посреди улицы, их перехватил полицейский высокий чин и сопроводил за город. В  этот  прекрасный уголок отдыха.
Позднее утро. Никаких звонков. Никаких планов.
Ну, вот, наконец-то появилась знакомая машина. Из нее вышел Гюнтер. Его было не узнать, - опухший, с серым цветом лица. От вопросов отмахнулся, сказал лишь, - его близкий друг пропал, поиски результатов не дали. И предложил, что дела нужно доделывать. Надо опять встретится с господином Йенсом. Тот вторую ночь проводит в отдельной камере под строгим присмотром. Но скоро, по закону, его придется отпустить. Так что, того нужно допросить и выжать все, что возможно. Коллеги согласились. Но тут зазвонил Ай-фон Гюнтера. Тот отошел в сторону, а вернувшись, сунул  сотовый Питеру:
- С вами хотят говорить.
- Кто?
- Йенс. - ответил Гюнтер, и от чего-то пожал плечами.
Питер приложил сотовый к уху.
- Здравствуйте, мистер Хэрроу. Прошу извинить меня за отказ от сотрудничества, но меня ситуация поставила перед жестким выбором, и я предпочел отсидку в камере -  предательству своего друга. Надеюсь, что вы меня поймете.
Несколько минут назад в полицию дозвонился мой секретарь и потребовал меня, срочно, по общей важности делу. Он получил на офисный и-мэйл послание от Кейна Элдриджа. Мне его передали, и теперь я передаю его вам. - Голос Йенса прервался и вместо него возник другой, но до боли знакомый.
 «Спасибо, господа агенты. Вы прилетели за мной в Германию. Побродили по памятным местам моей молодости и поры возмужания. Надеюсь, что это  поможет вам понять меня, но поймать ли? Как знать. Пути Господни неисповедимы.
 Не знаю, как вы, а я остался своею поездкой доволен. Прошу вас не утруждайте более ни себя, ни моих знакомых в поисках меня. На момент прослушивания вами данного сообщения меня уже не будет на территории Германии. Я отправляюсь в «бон Вояж» на самолете. Точку моего назначения я открывать вам пока не буду. Вернется самолет в Германию вместе с экипажем - у них и спросите. А на прощанье посмотрите, пожалуйста, видеоклип о моём  отлете. До свиданья.  Мистер Харроу, - мы обязательно встретимся».
Харроу посмотрел видеоклип. Где при сопровождении песни «Улетай!» - древнего хита древней группы «Тич-Ин» - Элдридж Кейн поднимается по трапу в самолет, машет из двери рукой. Дверь закрывается. Самолет разгоняется и взлетает. Внизу бежала строка даты.
 Питер был уверен, - съемка подлинная, экспертизы не надо. И размахнулся, в сердцах желая разбить этот гибрид компьютера и телефона, но его руку перехватил Гюнтер:
- Не надо! Собственность Федеративной Республики Германия. А летели бы вы к себе в Нью-Йорк и колотили там, что душе вашей угодно.
- Мы бы с превеликим удовольствием… Но этот стервец цэрэушный, привязал нас к себе! И чувствую -  не отпустит, пока  не сделает все свои дела. Мы ему нужны.

                Глава Шестнадцатая.
                Репатриант.

… Вчера на швейцарской границе задержан гражданин Германии, подозреваемый в тройном убийстве - сожительницы Анны Вайнер, её нерождённого ребенка и её подруги: Сюзанны Корф. Пострадал пограничник. Подозреваемый Магомет Ачхоев оказал сопротивление при задержании. Довольно странная фамилия для немца,…
… В Гамбурге уже более сотни человек попали в больницы с симптомами острого отравления. Продукт, разносчик инфекции, подозревают в бананах новой партии из Колумбии. Болезнетворная бактерия медиками пока не распознана…
   … вчера несколько десятков «туристов» из Судана коллективно помочились на стену Кельнского собора. Полиция не успела задержать хулиганов, так как они дружно разбежались по закоулкам города и превратились из «туристов» в нелегалов. Так, что не получилось  из суданцев немецких «Pussy Riot»…
… Облачно, над всей центральной Европой…

Фридрих очнулся в белых подштанниках и рубахе. Позже он узнал, что это было солдатское нижнее белье из запасов почившей советской западной группы войск. Но, по пробуждению, бельё показалось ему истинно больничным, американским. Густая тишина палаты, в которой стояла одна койка со стойкой капельницы рядом, заканчивалась за  занавесками окна. Где уплотнялась стена шума, насыщенного работой и здоровьем. Фридрих «рванулся» к  этим звукам. Встал, еле переставляя не идущие ноги. Хотя ощущал себя практически невесомым. Подошел к окну, раздвинул занавески и открыл пластиковые окна.
Фридрих задохнулся густым  воздухом поздней весны, а полифония звуков, заполнявших двор, показалась ему одним из утерянных опусов Баха. По своей жизнеутверждающей силе, при божественном  в нём присутствии. «Больной» растворился в целительном коктейле жизни. Он рождался заново, а всё плохое осталось в прошлой жизни -  и, в первую очередь, кошмарный албанский подвал,.
Во дворе, окруженном забором гофрированного метала и соснами, разгружали трейлер с коробками. Рядом стояла знакомая «БМВ». В цепочке разгружающих, соответственно занятию одетых, выделялся статной фигуры молодой человек в белой рубашке и ярком галстуке Он легко подкидывал коробки и подбадривал партнеров шутками и смехом. Скоро разгрузка закончилась и человек в белой рубашке, махнув рукой, созывая рабочих, принялся раздавать им наличные. Последним подошел длинный, сутулый работник, всё время разгрузки куривший у борта грузовика, и протянул руку.
- У нас кто не работает, тот не ест,- ответил ему «банкир», засунув оставшиеся купюры в нагрудный карман, и направился к «БМВ». Это был «Немецкий Ваня».

*

Вскоре в «палату» зашла девушка, одетая, если и не под настоящую госпитальную сестру, так во всем белом и чистом, и пригасила Фридриха пройти в столовую. Сама же и проводила его, предварительно поспособствовав облачению «пациента» в хороший махровый халат.
В столовой стоял длинный шведский стол, и пара столиков отдельно. За одним из них и сидел – «Немецкий Ваня». Он, что-то жуя, указал Фриззи на свободный стул напротив. Фридрих сел.
- Я думаю. Знакомится нам ни к чему, - начал беседу Ваня. - Я смотрю, вы и сейчас зажаты. Да и я наслышан о мнениях, бытующих в Берлинском обществе о своей персоне. Право: занимательно слушать эти сказки братьев Гримм об эдаком чудовище. А нам с вами нужно, очень нужно понять друг друга. Понять и, может быть, в чем-то простить.
 А как можно простить мифическое существо? Сочинить очередной миф? Если так, то уж позвольте заняться этим мне, индивидууму, так сказать, наиболее близкому к первоисточникам… Кушайте, заказывайте. Рассказ мой будет длинным. И расскажу вам я о неком мальчике, о его росте, процессе его становления, как человека, со всеми отсюда вытекающими – привычками, предпочтениями и антипатиями. Я вам расскажу о человеке, бывшим когда-то Йоханом Бергером, а ставшим «Немецким Ваней»…

*

Ване переезд в Германию казался праздником. Ни суета, затянувшаяся на месяцы, ни усиливающаяся нервозность не вымывали из души маленького человечка ощущения наступающего среди лета Нового Года
Он спускался из стандартной советской квартиры на пятом этаже в стандартный советский дворик меж стандартных серых многоэтажек, где ярко желтое пятно песка посредине серости, и сам квадрат песочницы оформлял лишь самую средину пятна.
Завидев Ваню выходящего из подъезда, местные бабки - тетки шептались:
- Варькин сын…
- В Германию уезжают…
- Ох, намыкаются…
- Все ж лучше чем здесь…
Ваня всё это слышал. А в душе маленького человечка всё равно играла музыка.


Даже плюгавые карапузы проникались уважением, когда он, гуляя по двору, сообщал: «Я уезжаю в Германию». Были смешки порой, плоские шутки, но не было зависти. Был скорее испуг. Нет, нет, да и мелькнет сострадание в глазах.
Он присел на борт песочницы когда к нему явилась целая делегация .  Серьезные дети сели напротив:
- Уезжаешь?
- Да…
- В Германию?
– Да.
- Значит, навсегда.
– Я вернусь! Вот вырасту…
- Навсегда уезжаешь…
- Держи! - Васька сунул в ладонь Вани пуговицу, выпуклую и желтоватую, со звездой. А Гришка, весело сверкая свежее набитым фингалом, настоящий перочинный нож
На рукоятке ножа была надпись. Ваня, шевеля губами, прочитал вслух, складывая слога:
- «Сибирь Страна Свободных».
А Гришка комментировал гордо:
- У брата украл. На зоне делали.

И приснился Ване в ночь перед отъездом сон. Его везут на автомобиле «Жигули», держат на коленках на заднем сиденье. Во сне он не рассмотрел, - кто держит. Он смотрит  в заднее окно, в надвигающуюся им во след тьму. Открывается боковое окно и холодный порыв ветра вдруг стягивает его с колен, вырывает из цепляющихся рук и уносит его из окна машины, и швыряет его в пропасть. И маленький Ваня падает, падает тягуче, безнадежно – бездну…
Так он и жил дальше в Германии первое время. С ощущением близкого обрыва, где сначала он летит вниз во тьму. Во время этого долгого полета–падения, в густеющую хладную синеву, до адской тьмы с проблесками костров – он тяжелел. Он рос вширь. Он уплотнялся до твердости листа фанеры. И вдруг нежданный порыв воздуха выворачивал его из падения – в полет.  Обратно, из черноты – в синь, из синевы  – в прозрачную светящуюся лазурь. Он сжимался от страха. Резало визгливыми струями ветра тело. Холодило руки и голову. Ужас сдавливал дух. Но, взлетая из тьмы к свету, теплело (?). Радостью и уверенностью полнилась душа. Всё будет хорошо! Так он и ходил – в неизведанном. На всякую сложность, обиду, боль – вспоминался сон, и он твердил себе: «Терпи! Всё Будет Хорошо!».

*

 Первое время Германия была очень интересна. Первое время мама и папа были возбуждены и воодушевлены. Они с энтузиазмом брались за всякое дело в лагере переселенцев. Учили язык, и все законы нового мира. Первое время папа не пил.
 Они получили предписание на место жительства. Переехали в  другой город и стали жить своими силами и умом. Неподалеку  от церкви пастора  Гельмута, Ваниного дядюшки по матери. Именно благодаря его вызову семья Бергеров смогла переселится по государственной программе.
Иван видел трудности родителей с языком и удивлялся. Он впитывал немецкий язык с каждой случайно услышанной фразой на улице, в магазине, из телевизора. И малец как-то не вытерпел и сказал матери: «да что ты мелешь!» И без запинки, пару раз повторил немецкую скороговорку для развития речи, которую на автомате повторяла мама, готовя еду на кухне. Еда получалась вкусной, а мамина немецкая скороговорка чудовищной – нестерпимой для Ваниного слуха. За это свое блестящее выступление он и получил первый подзатыльник на немецкой земле.

Дальше – больше. Хулиганье есть везде, и их двор, наверно, был в пределах средней статистики. Но Ване показалось, что всё хулиганье города переселили в этот двор. В новостройки для малоимущих и молодых семей. Много позже, повзрослев, он счёл свой двор, да и свой район тишайшим. Хотя тут же понимал, что к тому и он приложил свою руку.
 Но только в этом дворе он в первый раз услышал слово «унтерменш».  Он еще не знал его истинное значение, но тело среагировало быстрее. Его нога непроизвольно выпрямилась, высоко выпрямилась и захлопнула пасть, из которой вывалилось это слово. Оскорбитель-неудачник, потеряв высокомерное выражение лица, взвыл и побежал к своему подъезду. Правда он через каждые пять-шесть шагов оборачивался и вопил: «Унтерменш! Унтерменш!». Около подъезда его встретили вышедшие на крик взрослые. Он, было, обрадовался, увидев знакомые, а может быть, и родные лица. Но тут же взвыл еще громче. Взрослые схватили его. Кто за ухо, кто за воротник и принялись отвешивать затрещины, волоча его в дом.
Но всё это было мелочи. Беда подкралась незаметно. Как-то, подслушав ночные разговоры родителей в постели, Ваня понял – кажется, отец нашел работу. Мама его охала и смеялась одновременно: «Сколько денег – с ума сойти! Что купить, что взять?». И сонный ответ отца: «На квартиру свою копить будем». «А, может, сразу на дом?», - шептала мать. «Можно», - соглашался отец и погружался в храп.
Проходила неделя за неделей. Обстановка в квартире сменилась уж несколько раз. Не в пример той старой квартиры в Сибири, где за четыре с половиной года Ваниной жизни сменился разве что прогоревший чайник. А здесь, квартира, наполняясь всякой всячиной, менялась постоянно. Менялась вся, менялось всё. Например – телевизоры. Сначала в их двухкомнатной квартире начало расти их число.  Дошло до трех, а потом и до четырех. Ваня помнил, как ржал Отец, привинчивая ЖК-панель в совмещенном санузле. Потом начала расти диагональ телевизоров. Пока в родительской спальне-гостиной не утвердился на полу телевизионный проектор «Сони», один метр восемьдесят сантиметров по диагонали. И примерно в то  время отец начал пить.
Пропадая на работе допоздна в будние дни, в пятницу вечером он хорошо набирался пива в местном гаштете. Не гнушался пропускать и покрепче. В субботу и воскресенье он лениво и слегка лечился. Бывало, выезжали на «планёр». Всей семьёй за город, к по-немецки благоустроенному озерку.
Но однажды в пятницу он пришел какой-то затаенно сосредоточенный. Поставил на пол около огромного телевизора литровую бутылку водки, большое блюдо с нарезанным салом, черным хлебом и луком. Бережно достал из коробки DVD диск и вставил в проигрыватель. Начался фильм, фильм на русском языке. Фильм назывался «Белое Солнце Пустыни».
С этого момента их уикенды изменились коренным образом. Отец сидел на корточках по-турецки на полу. Пил водку, заедал черным хлебом, луком и салом. И глядя на экран, брызгая крошками закуски, смеялся. А по лицу его катились слезы.
 В следующую пятницу все повторилось. Водка, закуска, фильм. Как-то мать робко возмутилась, однообразной кинопрограммой. На что отец, молча, взял её  под локти, выставил из комнаты и закрыл дверь. После чего выкрутил звук до упора. По дому гремело, вырываясь во двор: «Нет, ребята, пулемета я вам не дам!», «А гранаты у него не той системы», и хохот отца.
 Периодически этот концерт прерывался тишиной. Отец выходил курить на балкон. Где жадно потрескивающий огонек сигареты высвечивал не утертые дорожки слез на отцовском лице. «Верещагин, уходи с баркаса!». … Уходи, малец, уходи! Ты еще не знаешь голос этой скрипки в груди. Скрипки, смычком тоски царапающей горло.
 … Позже он узнал, что это состояние называется «Ностальгия». Это – болезнь, и присуща она, якобы, только русским. Позже он посчитал такое утверждение ложью, – не только русские, все нормальные люди тоскуют о прошлом.
 Но еще позже он понял, что Ностальгия как болезнь присуща только русским. Только русские, обращая взгляд в прошлое, прозревают будущее. Видят то неизбежное русское будущее, когда успокоится светом душа. И всем всё воздастся, и ада нет.
Ваня помнил как пришел свет, как в послепереездную мглу заглянуло солнце.
Он был в школе на уроке сидел за партой и  рисовал в тетради фантастические цветки делая вид что конспектирует речь учителя.
Отрылась дверь классной комнаты  в проем ударил ослепляющий луч. Дверь закрылась, а на месте луча стояла девочка и протягивала учителю файл с документами.
Учитель принял папку и представил новую ученицу классу:
- Знакомьтесь Настас’и Готт….- интерпретируя  имя «Анастасия» на французский манер, выговорил имя девочки учитель. И, дальше, углубляясь в строки личного дела, как бы для себя, но вслух для, всего класса, зачитал, - … место рождения – Омск, Россия… по немецкому языку :  «Пять»… Победитель… О-о! «Победитель лингвистической олимпиады! Тогда, фройляйн Готт, будет сидеть с …
Учитель оглядел класс и, улыбнувшись, подвел к незанятому месту рядом с Ваней.
- Вот за этим столиком, рядом с Йоханом! Надеюсь на твои положительные флюиды знания немецкого языка. Так, класс! Объявляю тему сочинения, мини сочинение на пятнадцать минут…..Я включаю таймер. Время пошло!
И объявляет классу о мини сочинении на тему такую то.
Девочка, достав учебник и тетрадь, наклонилась к Ване, спросила шепотом:
- Ты тоже … Репатриант?
И Ваня вдруг поразился этому слову – Репатриант. Из уст этой девочки слово прозвучало как нечто потаенное, как то, лучше скрывать, - как название  болезни, болезни неизлечимой,  как диагноз, но не смерти, а жизни.
- Да… из Сибири, тоже…
- Я – Настя…
- Ваня…
- Я поняла, что не Вася.
Так началась Ванина школьная любовь.…


Но отец Вани не светлел душой. Он начал ссорится с женой, мамой Вани. Он начал их бить и при этом орать: «Русские свиньи! Твари, зачем вы здесь?! Здесь место только цивилизованным людям! Русские ублюдки, расплодились, наехали на готовое! Зачем я вас с собой приволок? Нет, я построю дом, я построю свой замок! Корми еще вас!».
Дальше он просто терял все слова, - и только шипел: «Руссиш-ш-швайн!», хлеща ремнем по рукам и другим частям тел. Хлеща по жене и сыну, ползающих перед ним, сбитых, поваленных на пол. А подустав, отец садился смотреть фильм «Белое Солнце Пустыни». Забывая о поверженных – о жене и сыне. И Йоганну, - теперь его звали только так, по-немецки, - должен был надоесть этот фильм, достать до печенок. Но нет – он любил этот фильм. Любил особой любовью. Когда отец смотрел на экран, его лицо очищалось от бугров злобы и складок презрения. Лицо отца становилось даже красивым и безнадежно чистым. Пусть и с синюшным отсветом бледности в свечении экрана. Пока он смотрел фильм, он никого не бил.
Таким, именно таким, он его и запомнил. Бледным, смотрящим счастливо в больное Никуда, с заплаканным лицом Пьеро. А не ту маску злобного зверя в мелькании змеиного тела ремня.
Но из сумерек квартиры, Ваня приходил в школу, - для многих место опостылое: нудное, скучное - садился за парту, и к нему наклонялась Настя, и что-то шептала… И с минуты той - и на весь день до вечера -  мир твердел невидимым коконом вокруг них, отгораживая от себя, и в том, другом – закукленном - мире Ване было просто и чудесно…

Он не называл  этот мир  «Любовью», Но то, верно была она.
Но Ваня не понимал того. В книгах любовь связана со страданием, а эта  была убежищем от страданий… Может поэтому он и не понимал, что имеет нечто особенное, что нельзя, никак нельзя терять…


Жизнь продолжалась, продолжались избиения. Но теперь только Вани. Супруга Альберта Бергера и мать Вани терпела не долго. Заявила, что при первом следующем агрессивном прикосновении к ее или сына телу она сдаст его властям с потрохами. Она это давно бы сделала, но очень любила его, другого – трезвого. Да и старая сибирская ментальность срабатывала – «власть» и «люди», это раздельно.  Ну, а  Вани теперь, когда матери не было рядом, доставалось за двоих.
Но в школе, все менялось. И как-то даже поймал на себе с Настей завистливый взгляд учительницы. Тяжелый серый взгляд. Они, склонившись, друг к другу, шепотом, а частью записками и рисунками оживленно общались. И, вдруг, судорога в затылке и тяжесть на спине. Он резко обернулся и встретил этот свинцово серый зрак зависти.

И у отца взгляд был таким же….  Ваня не жалобился на папашу, а всё чаще сам нарывался, глядя в бешеную физиономию отца, отказывался выполнять его указания и провокационно заявлял: «Я русский». Хотя в генетическом древе их семьи, ни то, что русской, любой славянской крови не было ни капли. Но, распластанный на полу, или на столе, он терпел боль, молча - на зависть всем  белорусским и сербским партизанам.
В его затуманенный болью мозг вплывали тогда чудные светлые видения страны, по имени Русь. Которой он, по сути, не знал. Он видел сказочные терема, бородатых людей, бьющих поклоны друг другу и красавиц с Настиными изогнутыми бровями, подвязанных скромными платочками. И еще постоянно вплывало во все видения одно и то же лицо. Лицо пожилой женщины  с печальными и добрыми глазами. Она видела все мучения Вани и молча подбадривала.
Её глаза давали ещё пока хрупкому человечку неимоверные силы. И по ночам ему, избитому и обессиленному, снилось - приходила эта женщина и давала ему в руку кусок хлеба с вареньем и кружку молока. Он впивался зубами в хрусткую теплую корку, подбирая разбитой губой сваливающиеся с куска ядрышки крыжовника. Запивал теплым, жирно сладким молоком и пялился в окно, где стучали в стекло холодные капли осеннего дождя. Теплая рука женщины ложилась на затылок и не оставляла его, пока не переставал дождь. Пока сквозь потеки дождливых струй не прояснялось в желтых сполохах берез синее  небо осени…
Он вставал утром полный сил. Весело побаливали мышцы как после упорной тренировки, а не зверского битья. А в груди рос, покалывая жжением, упругий клинок. Пока еще не остывший, пока еще в процессе каления. Но скоро, неизбежно - он станет холодным и острым, гибким и не ломаемым, беспощадным орудием Права. Права Себя.
А по вечерам, он не спешил домой, где на кухне усталая мать и, пьяный, у телевизора отец. На одиноких качелях во дворе он ждал, пока добропорядочная Настя выполнит все домашние задания и родительские поручения, и придет. И Она приходила…

Битье ремнем уже не удовлетворяло истязателя. Как-то он схватил швабру. К третьему удару пластик изогнулся и лопнул. Тогда он переломил её надвое и продолжил опрокидывать град ударов уже с двух рук и не только по спине ребёнка. Удары летели куда попало. И вскользь по руке, и прямиком по голове. Изверг, войдя в раж, не понял, что бьет уже бессознательного человечка, колотит по уже бесчувственному телу. Не замечая, что колотит и орет нечеловеческим воем…
Мать приходила поздно. На этот раз пришла раньше.
Войдя в комнату полную жара ярости и боли, увидела тело сына. А над ним  не своего мужа, а воющего демона, в мельтешении, казалось, множества бьющих лап. Она едва выдержала – не потеряла сознания и не закричала. Захлёбываясь слезами и давя тошнотворные порывы, она убежала и вызвала от соседей полицию.

В итоге Альберта Бергера лишили родительских прав и упекли в тюрьму. К тому  нашлись и другие его, немалые прегрешения пред Германским Порядком. Заодно, родительских прав лишили и Ванину маму. А Йоханн Бергер попал в больницу. 
В палату к Ване зачастили делегации. Врачи, учителя, социальные работники и представители полиции. И, тут же в палате, в присутствии больного Социальные службы взяли на себя бремя Ваниной реабилитации и дальнейшего его жизнеустройства. 
Мальчик с больничной койки попытался возразить, но не смог. Его дергания зафиксировали члены комиссии:
- Ребенок хочет что-то сообщить!
- Ты, что-то хочешь сказать? А-а, мальчик?
-  Говори….
- Говори же!»
А он только мычал, хрипел, сопел, но не мог выдавить из себя и слова. Глаза Вани заполнились удивлением, руки хватались за горло – ощупывали его, давили. Но слов не было.
Члены делегации, со значительными лицами, переглянулись.
Травма!
Немота!
Случай с высоким ювенальным приоритетом. Финансирование, статьи и диссертации…

Мало того что он не мог говорить он не мог спать и по ночам проваливался в бездну.
Спасла его Настя,  девочка пришла в больничную палату и принесла книги. Села рядом, пододвинув на койке, и принялась читать вслух…
А ночью, опасаясь бездны он принялся читать сам… И бездна отступила, скрылась за горою книг, книг с пометками на полях, с текстами переползшими в тетрадки, в которых скоро появились и Ванины собственные слова…

А однажды к нему пришел дядюшка пастор.

По гладил по головке, сказал стандартные фразы сочувствия, и уж собравшись было уходить, отдернул оконную занавеску и увидел на подоконнике этажи книг, оглядел их уважительно и, взяв лежавшую с боку тетрадку, раскрыл, начал читать и не смог оторваться…
А закрыв ее, посмотрел на Ваню другим взглядом и сказал грустно:
- По авраамической  традиции каждый человек несет печать первородного греха. И значит – Человек изначально зол. Но приходит Иисус и говорит людям: « все вы дети Божьи!», а это значит, что любой человек изначально благ… Но как человек, порой, приходит в жизнь … Маленькое съежившееся существо во враждебном мире, на ветру. Вокруг мрак, а впереди Бездна.
Ваня вздрогнул. Пастор сделал вид, что не заметил того и продолжал:
- …  Это один человек. А другой… А другой приходит в мир с раскрытыми глазами и руками и распахнутой душой. Он что-то пытается делать, играет и шалит, он учится каждым движением своим. И просыпаются в душе его отзвуки, и это зовы крови. Он что-то делает и ему приятно, волнительно или плохо, противно… Он рождает «свою» мораль, запрограммированную в крови его тысячами поколений. Какую из них – из тысячи настроек  - он выберет? А тут еще мир, к которому ребенок раскрыт всей душой, возьмет и плюнет прямо в душу…
Так вот, эти тысячи настроек мы не можем отрегулировать, а вот мир тёмный осветлить можем, и должны. И что бы никто не смел плевать в чистую душу! И путь демоны тьмы скроются во тьме!
… Но нас совращают. По мелочи, по капле, по крохе. И мы идем от компромисса к компромиссу. Шажок за шажком. И еще шажок, и еще, и еще… В сторону от света.
И вот, вдруг, мы в темноте и каждый по одиночке – маленькое, съежившееся существо, во враждебном мире, на ветру. Вокруг мрак, а впереди Бездна…
Ты испытал многое, дорогой мой племянник, сын мой. Но не ожесточайся. Может вон там, - пастор кивнул на гору книг на подоконнике, - среди строк, ты и найдешь путеводный лучик света. Он есть, поверь мне. Для каждого есть. Я ведь тоже его искал, долго искал. И нашел. И – иду…

Все это время Ваня пронзительно вглядывался  в лиц дядюшки, пытаясь поймать его взгляд, а когда тот замолчал, вырвал листок из тетради, и что-то написав на нем, протянул его пастору.  Дядюшка с трепетом взял  листок. Он ожидал наверное  какого-то ответа, юного откровения, порыва души… Вместо этого на листке был пронумерованный список книг.

Потом пастор пришел еще раз, принес книги по списку и подарил ноутбук…

А в голове читающего запоем юноши рождались галлюцинации, и смешивалось свое «кино» - сюжеты исторической хроники и новостей дня, посещения врачей и девочки Насти, и вместо потрескивающего «немого» гласа бездны в ушах зазвучала сложная разно-темпированная симфо-хард роковая  композиция.


Несколько раз появлялась в строгом, почти мужском костюме Женщина – гипнотизер. Обклеивала Ванин череп датчиками, делала пассы руками и, поставив пациента по стойке «смирно», командовала:
- Говори!... Приказываю – Говори!
А пациент Ваня лишь мычал, очень физиологично.
Женщине казалось, что мальчик издевается над ней, но Ваня искренне хотел заговорить - только его, будто стягивали  изнутри, пронизавшие всё тело, некие струны… 
Строгая женщина  хмурилась, вздыхала, что-то настукивала в ноутбук, покачивая головой, и уходила.
Ваня брал книгу и продолжал читать.


Постепенно вычитанное окончательно смешалось с реальностью бодрствования и реальностью сна. Медикаментозные галлюцинации, полуденные мечтания, фантазии и сновидения сплелись в единый пульсирующий кинематографический клубок, иллюстрирующий жизнь частную, и саму вселенную, как большую прочитанную книгу. Где всё  - и ты сам, в больничной койке, и дядюшка пастор у алтаря в храме, и отец, рыча, трясущий тюремную решетку, и за столом с пустой бутылкой заснула пьяная мать…
И люди в касках на стройках века, и нищие в мусорных бочках. Буржуа за обильным столом  и узники Освенцима с горькими сухарями, дамы в бриллиантах и дикари Папуа - Новой Гвинеи с ожерельями из отрезанных пальцев. Монахи со взором, где то там пребывающим, и Рокеры в коже и с пивом, Грозная толпа текущая с мусульманской пятничной молитвы и вакханалия респектабельных шлюх на дамских вечеринках со стриптизом и минетом. У живой обезьяны вскрывают череп и десертными ложечками поедают мозг. Толпы японцев забегают в море и рубят, и рубят дельфинов стаи запутавшихся в сетях. Море крови хлещет о берег... И взрывается Фукусима… Ваххабит отбрасывает автомат,   вырывает печень у пленника и впивается в нее зубами. По арабским детям пошла короста проказы… Благообразные господа и леди расчленяют еще живого младенца. Три огромных негра насилуют белую девочку… И уже просто мелькают - змеи,  инцесты, капрофилия,  дети-уродцы – уродства  прирожденные и уродства сознательные: типа длинных крючковатых ногтей и серег, иголок в разных местах тела. И рефреном - змеи меж кадрами с людьми, а еще -копошащиеся насекомые и толпы людей на улицах, пауки лезущие друг на друга и цейтнот в зале биржевых торгов…И кадром последним  - змеи или угри  живые, в мешанине дерьма, извивающиеся на подогреваемой сковородке,и человеческие руки с вилками и человеческие рты… Визжали скрипки, выл орган и гремели хард-барабаны в затылке…
Ваня, весь мокрый, вскакивал с кровати, глубоко дыша.
Итак, Ваня залез в такие глубины, где смыслы минимизируются Где «один» фотон, появляется  просто из невыносимого желания быть, быть в Ничто, без времени и пространства. И там «один» рождает «два»,  и это уже  «энергия», которая стремится стать «временем». И «два» рождает «три», но вместо «времени», которое равно «вечности», рождается «пространство». А дальше и «четыре», и «пять», и «шесть», и так далее… И этот дурной ряд, и есть пошлое «время»… А «ноль» - Ничто - было всем, но всем без света.
А «вечности» так и не было…
И вот,  уже с другой стороны горных кряжей книг, текстов, видео и картинок Ваня снова заглянул в ненавистную бездну…


Когда Ваня вернулся в школу, он продолжал молчать.
Он читал и слушал. А Настя всё говорили и говорила…

Как-то, некий медицинский светила, оставаясь рядом с Ваниной партой беседовал с социальным работником, предварительно заглянув пациенту в рот:
 - …Странный случай – никаких физиологических и невротических  показаний для его немоты.
- Но он молчит!
- Молчит…


И однажды случился в Ванином классе показательный «Открытый урок».
Присутствовали  проверяющие от мэрии, образовательного департамента и ювенальной юстиции. Молодой и пока еще неравнодушный преподаватель искренне произнес спич о современном европейском обществе, и остался доволен. Собой и учениками соизволившим вести себя пристойно тихо при посторонних.
Преподаватель вопросил у класса привычное, почти риторическое:
- Какие будут вопросы?
Но тут молодой и перспективный удивился. Он увидел вытянутую руку, и что более всего удивительно, эту свою руку тянул Йохан Бергер, известный последнее время как практически  глухонемой:
– Йохан?! Пожалуйста…

Ваня встал и произнес:
- Чушь! Обманчивая, самоубийственная чушь! Самоуважение - в культуре…Уничтожение же культуры начинается здесь. – он тыкает пальцем в пол школы, - Когда вместо расширенного изучения Гёте, Шиллера и обоих Маннов, мы пишем сочинения о Нобелевских Лауреатах премии мира. Когда вместо предикта воли Шопенгауэра, нам читают лекции об основах гомосексуализма. И когда нам дают уроки жоповильных латинских танцев, вместо уроков фехтования.

Юноша продолжал четко и звонко:

- …Сколько раз немцы дисциплинированно меняли душу как запачканную рубашку? При Бисмарке, при Веймаре, при Гитлере, и далее, по плану… По плану Маршалла, Рейгана, Горбачева...
…Мы поем по-английски, танцуем по-арабски, одеваемся в китайское и только жрём немецкие сосиски и хлебаем немецкое пиво – этого у нас не отнять, за это мы глотки порвем. А завтра, как чужой молитвенный коврик, из под нас выдернут Родину.
Вскакивая с заднего места, взвизгнул фальцетом контроллер из мэрии:
- Вы национал-социалист?!
- Я не могу быть национал-социалистом. В Вашем понимании и по определению: «Я – Русский.»
У преподавателя выпала из рук книга и громко шмякнулась об пол. Наконец-то Ваня заговорил. И заговорил бойко, с чисто берлинским акцентом.
Но с тех пор он забыл русский язык.
Но в любом сложном положении продолжал заявлять глядя прямо в лицо обидчикам: «Я Русский!».
Теперь, правда, уже только на немецком языке …
Несмотря на постоянные стычки со старшеклассниками, - их осталась пара-тройка особенно тупых и заторможенных, не признавших силу воли Вани и его права быть и называться, кем он хочет, - Ваня учился хорошо, можно сказать отлично, если бы не знание языков… Иностранные языки Ваня перестал понимать вообще, воспроизводил, не понимая смысла, и только входящие в германскую группу. Прочих же языков - названия городов, областей, имена давались  с трудом превеликим, и только через немецкую транскрипцию. Он признавался упорной Насте, что французская, итальянская, славянская речь воспринимаются им как мелодии, иногда очень приятные и очень красивые, но мелодии – без иного значения, кроме как радовать или печалить слух.
Так как Ване было уже совсем не далеко до совершеннолетия, его не отдали в приемную семью, а поселили в социальное общежитие.  И как-то Ваня застал дверь своей комнаты приоткрытой.
Он осторожно заглянул.
Преподаватель из школы и знакомый соцработник рылись в  его вещах. Перетряхивали книги и выкладывали на стол корешками вверх. Тогда был нагляден мировоззренческий круг «Преступника».

Соцработник смотрел на книги и явно ничего не понимал. Наверно он ожидал  инструкций от Бен Ладена или «Красных Бригад».
А  вот  преподаватель побелел лицом, водя пальцем по названиям книг:
 - Бедный мальчик! Бедный мир - если он понял что тут написано! Именно так, как написано…
Соцработник сморщился брезгливо:
 - … Сколько французов… Вот оно – «Самообразование»!  Я давно говорил, что некоторые книги надо изъять из школьного оборота и выдавать под роспись.
А молодой учитель не отрывался о названий книг:
- Сон разума рождает чудовищ! А что рождает бессонница разума? Охотников - на ведьм? Или на драконов?
Соцработник понял его по-своему:
- Так ! … Значит, заносим в базу данных как криминально опасного типа?
- За что?! За чтение? Не прокламаций нацистских, а - за Канта и Гегеля, за  Ницше, Маркса и Грамши? За Геннона и Леви-Стросса? За «Махабхарату»? За Сартра, Маркузе и Камю?»
- Вот, вот! На счет Гегеля не знаю, но за последних трех я бы рекомендовал…- Соцработник прервал мысль и основательно почесался в штанах. Это верно стимулировало его мыслительный процесс, и он  резюмировал:- Тогда, как анти-социального типа, склонного к насильственным акциям. Эта категория мальчику потяжелее встанет.
- А может…, да, просто - склонность к эпатажу, нонконформизму, даже – к легкому хулиганству? Это лишь синдром переходного возраста!
Соцработник же не унимался, он явно жаждал крови, особенно того, кто  за свои шестнадцать лет прочитал только вредных книг раз в десять больше чем он всех книг, в общем, за свои сорок. Если считать книгами журналы и толстые газеты:
- Нет! Мы определенно выращиваем русского мафиозо…
Тут преподаватель взорвался:
- Перестаньте нести бред, вслух!

А за приоткрытыми дверьми стыл Ваня. Этот обыск был противен. Но на последней фразе про «русского мафиозо», что-то блеснуло в его голове, и на душе повеселело.
«Русский Ваня – Русский Мафиозо».

Ваня изловчился сдать экзамен по английскому языку. Настя подобрала ему отрывок из аудио постановки Шекспира, наиболее приятный мелодически. И с помощью нового друга, музыкально образованного Гелли Занкера, вместе разложили его по нотам. И Ваня разучил текст, как музыкальную композицию, как партию духового инструмента, - трубы или саксофона.
Заучил и перевод, соответственно музыкальным фразам.
Уловив знакомые нотки в вопросе экзаменатора, выдавал созвучный отрывок, начиная ответ то: «Йес, ит из», то: «Ду нот ит из» или «Из ит нот», выбирая по наитью.
Глаза преподавателя поначалу подбадривающие, становились с каждым ответом все удивленнее. Под конец экзамена он уже забывал закрывать рот, и на нижней губе его поблескивала капелька слюны.
Ставя оценку «Хорошо» он сказал:
- Ученик Бергер, я знаком с мнениями о вашей персоне и о том, что вы, в языках, полный дуб, простите. Но, то, что вы сейчас выдали – феноменально! Я уже в глаза вам стал смотреть, но видел в этих чистых голубых озерах незамутненную веру в своей правоте! Ведь в ответах на вопросы вы пару раз допустили полную ахинею! Я не знаю, какой вам поставил бы диагноз врач, - шизофрению или манию величия, но вы меня поразили, и я остановил свое любопытство, на критической черте, дабы не поставить вам плохую оценку, робот вы наш, германский.
На что Ваня не удержался, и уже на выходе закрывая дверь, ответил:
- Я не Германский Робот, а Русский Мученик.
Экзаменатор, чуть задумавшись, парировал:
- Это одно и то же, Йохан.

                Глава  Семнадцатая.
                Русская  Мафия в Европе.

… Анатолий Браун, репатриант из Казахстана, пробыл на исторической родине две минуты. И был депортирован обратно в Азию. Это рекорд! Выйдя на трап самолета, приземлившегося в аэропорту под Мюнхеном, кандидат на германское гражданство  вскинул руку в нацистском приветствии и выкрикнул: «Дойче! Хайль Гитлер!»…
…Цыганка Люся, подозреваемая в перевозке наркотиков, при попытке задержания на пограничном пункте «Х», раскидала четверых (!) пограничников, подняла автомат и выпустила весь рожок веером по кругу. Это чудо, что выпущенные ею пули никого не задели… В брюшину преступницы было вшито пять килограмм(!) наркотиков. Причём, различных – от героина, гашиша до еще не распознанных синтетических. Упаковка с наркотиками внутри тела женщины лопнула, наркотики вошли в кровь… Доза наркотических средств должна была убить курьера несколько десятков раз(!). Но цыганка выжила. В больнице на первом допросе она сказала, что на пограничном пункте она, вдруг, ясно поняла, что она не просто  «цыганка Люся», а «Люся – Сверхчеловек»…
…Книга Сарацина, ставящая жирный крест на политике мультикультурализма бьет рекорды продаж,рекорды не только для подобной литературы…
Погода, как и вчера…

Назвали груздем, полезай в кузов.
Ваню назвали Русским мафиозо в потенциале. Пусть так и будет. Только потенцию надо претворить в реальность. Как сделать мафию? Пособий, инструкций просто завались в открытом доступе, только прочитай правильно. Сделать «мафию», также как делают любую организацию, любое частное дело. С одной поправкой – это дело должно быть «Нашим делом» для каждого. «Коза Ностра», принявшая кодекс чести, братства и соподчинения древнеримских легионов, конспирацию и кровавую круговую поруку древнейших банд древнеримских же беглых рабов.
Ваня в себе не сомневался. Но нужна команда.
Он смотрел на одноклассников, школьников, соседей. Лица всякие – разные…
Вот – «Автолюбитель», сын богача, и его круг метро-сексуалов – конечно, не то!
Вот «Футболист» и вообще – спортсмены их круг – не то!
Гламурная блондинка  и её подруги – совсем не то!
Двинутая на рейв-дэнспол и психоделиках парочка, с прическами кислотных цветов на заднем ряду –  не то, крайне!
Сытые лица… отверг. Серые лица… отверг… стоп! Назад!

Вот они.
 Не  краса и гордость школы, а «Школьные уродцы». Лица тех, от кого он ранее уклонялся, как мог. Но они, незащищенные, одинокие  липли и липли к нему, таскались следом. Сам, унижаемый, он знал, что такое быть униженным. И колотя обидчиков: болванов – спортсменов и садистов-хулиганов, он никогда не стремился занять их место, место Унизителя –палача.

Чудики, уродцы, несчастные и просто  - ботаны! Лица аутсайдеров школы: «Музыкант», «Историк», «Медсестра». Ваня уже оперировал псевдонимами, как и положено в тайной организации. Вот они и будут в его мире!


Один, непролазный компьютерный маньяк, худой как веревка и со зрением  минус десять.
Другой, в противоречии с волей родителей волей, видевшей в нем наследного юриста, хоть и самоучкой, вполне  неплохой музыкант.
Третий, вообще - толстяк и молчун-полудурок. Но мастер! Техник –на все руки! Рохля - сопля висит в задумчивости. Грязнуля– за что унижен бывал и бит. Но он – Повелитель машин! Папашин гараж – его Мекка и Метрополис одномоментно!
 Был еще худосочный любитель средневековой истории, видевший себя по ночам прекрасным рыцарем в латах на могучем коне.
Была и девочка. Уродиха, до сих пор играющая в куклы, но уже в игры с медицинским уклоном.
Так как у Вани начал вызревать Великий План, он не мог понять, какой от последних двоих субъектов может быть толк, но, поразмыслив, решил подкорректировать увлечения этих убожеств.
Ваня принимается «работать» с намеченными в команду кандидатами.
И вот «историк» стал с интересом изучать не только латы и гербы, а и политическую, экономическую историю и стал немалым знатоком многоходовых интриг. А по истории юриспруденции и судебных прецедентов собрал целый архив. А «медсестра» постепенно перестала бесконечно бинтовать кукол и ставить им уколы. Она утонула в изучение фармацевтических справочников, разыгрывая с куклами фармакологическое действие и совместимость каждого из препаратов.
«Музыканта» вытащил из карточных игр, где он  был уже изрядно должен. Вычислил шулерскую пару, изобличил, и наказав жестко, подвесил на крючок видео шантажа.
Расположение «Повелителя машин», грязнули и рохли, он завоевал, демонстративно покарав его карателей, насмешников – издевателей.
Настю же, он, не сказав главного,  увлек созиданием мира, как общества вокруг себя:
- Весь мир нам не изменить, но представь человека граненым кристаллом. И каждой гранью он может плотно соприкасаться лишь с одной гранью другого. Так сколько нужно граней в человеке?
- Ваня, не которые бесформенны как булыжники.
- О них потом! В сутках – Двадцать четыре часа! Так сколько надо плотных людских сопряжений, что б от них устать?
- И когда спать, есть, пялиться в окно на закат?
- Наверно и это необходимо, иногда..
- Думаю, что двенадцать достаточно!
- Я тоже так думаю – но начнем с четырех…
- Вань,ну, это же …. Линза! Преломляющая свет.
И  Ванина девчонка занялась «Медсестрой», которая не подозревала, что в картотеке Вани она проходит под псевдонимом «Медсестра». И она запланирована…
Настю Ваня тоже поначалу хотел запланировать. Но, глядя на страницу с именем «Анастасия», он нем мог придумать ей псевдонима. Мелькало что-то несуразное времени  и даже где-то постыдное: «Принцесса», «Герцогиня», «Княжна»… И он твердо вычеркнул её имя из списков. А позже, и не только имя…

У Вани складывалась Организация, члены которой еще не знали ни о самой Организации, ни о своём в ней членстве.  Не хватало только связей. Не хватало только самого Дела. Ваня решил искать «Русскую Мафию».
Для начала – изготовил кастеты с помощью «Повелителя машин».
«Музыкант» навел справки и Ваня направился в одну пригородную дискотеку.
И там он встречает русских. Но вот беда – он, оказывается, напрочь забыл Русский Язык! Пройдя, через Немоту, он стал-таки немцем! При этом окончательно уверовал, что он  - Русский,  хотя бы духом одним….
Дискотека закончилась дракой его новых знакомых с местными турками.
Строгие полицейские первыми забрали турок – упаковали в спецавтомобиль. Ваня ждал своей очереди. Но полиция, вдруг, куда-то рассосалась, а оставшийся «белых» старый полицай разогнал  по домам, как нашкодивших котят. Ваня даже не успел взять номера телефонов своих «новых друзей».

«Историк» указал ему еще один район. А также руководствуясь данными из репортажей телевизионных репортеров Ваня готовился в поход. То есть: взял с собой пару кастетов, и надел армейские башмаки с металлическими вставками.
 Ваня отправился в район, «захваченный», по словам журналистов, «беспредельно жестокой русской мафией».
Недолго побродив по улицам и закоулкам страшноватенького на вид района, Ваня наткнулся на группу ребят, судя по внешнему виду явно знакомых с криминалом. Поздоровавшись, вступил с ними в разговор. Естественно на немецком. Те отвечали ему грубо с диким акцентом, посылая его, во всех смыслах, далеко отсюда. Потом перешли на свой язык. И Ваня, не узнавая язык и не помня русскую речь, сразу, третьим чувством понял – это не русские.
Тут его бросились бить. Заблаговременно  окружив с разных сторон.
Ваня держал руки в карманах свободной на талии куртки и давно уже вдел пальцы в кастеты.
Столкновение получилось жестким, но коротким. Мелькнувшие было ножи, успели лишь изрезать куртку крутящегося Вани, как тут же, сунувшиеся поближе, попадали под молотильню Ваниных кастетов.
Бил Ваня споро. Один удар по протянутой конечности, а второй уже летел в череп противника. Ребятки, побросав перья, громко причитая и визжа, поддерживая товарищей с разбитыми головами, бросились неуклюже наутёк, вглубь грязненького переулка. Какие-то женщины заголосили из окон.
Ваня двинулся прочь из переулка. А услышав шорох шин за углом, успел зашвырнуть, как ни жалко, кастеты за ближайшую крышу. Подоспевшие полицейские выскочили из двух машин уже с пистолетами наготове. Увидели одинокого, хотя и крепкого паренька, сконфуженно попрятали оружие. А после, как Ваня подошел поближе, и они услышали его голос со словами благодарности, увидели его ясный васильковый взор и блондинистую стрижку, а также порезанную с висящими лоскутьями куртку, они так и вовсе запричитали. Обступили, ощупали, даже в уши заглянули - не разбиты ли. После осторожно усадили в одну из машин.
На вопрос как он, приличный с виду немецкий мальчик, оказался в здешней Гомморе, он почти честно ответил, что искал своих дальних русских родственников, но заблудился. Русского языка он не знает, вот и обратился за помощью к ребятам, стоящим на улице. А те бросились его бить. Ване сказали, что он наверно родился с золотым ключиком во рту – остался без единого серьезного пореза. На его наивный вопрос: «это за что русские его так встретили?» Полицейские заулыбались и ответили: «Нет, это албанцы».
 Ваня чуть было не ляпнул, что по телевизору ни слова об албанцах в этом районе не сказано, а сказано о русской мафии, но воздержался. Только спросил, а где русские тут живут? Не нарушают ли порядок? На что ему ответили, что именно здесь русских нет, а вот в ближайшем по пути к станции метро квартале, живут какие-то криминальные типы. Русские, не русские, но славяне точно.
Расставшись у метро, поблагодарив полицейских и  отказавшись от дальнейшей помощи, Йохан наметил на ближайшее время посещение упомянутого полицейскими района. Но теперь - до этого он еще сомневался - без кастетов он никуда не сунется. Надо было снова срочно вооружаться. А потом можно и в гости, к очередным «русским».
К этим очередным русским он вынырнул из-за угла. Издали заметив их интерес к одному «Мерседесу». Подобрался и выпрыгнул, когда они уже вскрыли дверь и завели мотор. Сходу, отщёлкнув защёлку замка задней двери, и запрыгнув в автомобиль, приказал: «Гони!».
Что они с испугу и исполнили.
 Через два квартала они опасливо обернулись и попытались задавать вопросы. Но получили по затрещине и услышали знакомое: «Гони!». И еще раз по оплеухе, и: «Гони к своим!». Угонщики больше назад не оборачивались.
Через некоторое время они сходу влетели в загодя открытый гараж, где ребята сноровисто выскочили из машины и, встав у стены, стали криками: «Ежи! Ежи!», вызывать кого-то. Из проема двери, ведущей вверх во второй этаж дома, показался не маленький, коротко стриженный, усатый  детина. Обращаясь к нему, два угонщика тыкали в сторону Вани, сидящего на заднем сидении, и торопливо что-то объясняли. Пан Ежи удивился и, сложив руки за спину, демонстративно медленно направился к машине, до узкощёлочности жмуря глаза в попытке увидеть, вспомнить и понять.
Ваня вышел навстречу и, подняв ладонь, громко и четко выдал курьезную тираду: «Успокойтесь, камрады! Я не полицейский. Я ищу русскую мафию. Она должна здесь быть. Мне необходимо встретиться с ней по личным причинам!». Пан Ежи вздел в удивлении кустистые брови, приспустил усы и, протянув из-за спины свою лапищу, сказал: «Добро пожаловать!».
Много позже, когда они подружились и, совершив не одно совместное дельце, часто и долго смеялись, вспоминая момент их знакомства.
Ребята, конечно, никакой русской мафией не были. Они не были русскими. Не были и мафией. Так, подворовывали, хоть и регулярно, но по нужде.
 Пан Ежи вспоминал – услышав нелепую речь, увидев светящиеся такой отчаянной надеждой глаза Вани, – что он просто не в силах был отказать. Поприветствовав паренька: «Добро пожаловать!», и пожав ему руку, он  увидел, как у паренька бессильно опустились плечи. Тогда, приобняв, пан Ежи отвел его наверх в дом на кухню, усадил к столу.
По дороге пан Ежи лихорадочно вспоминал виденные им в фильмах мафиозные ритуалы. Путая «Крестного Отца» с «Калиной Красной», виденной им в детстве в родной Польше.
 Решил, что всё ж - таки выпить по чарке водки будет к месту. Если он есть русский, – значит по полному стакану. А если еще и мафия, – то выпить стоя. И сопроводить это какой-нибудь многозначительно туманной фразой. Но, – разрази его гром, – не мог припомнить из фильмов ничего стоящего, кроме: «Мафия – бессмертна!». Но, то приговаривали, кажется, итальянцы. А русские? Что-то русское надо добавить…
И вот что получилось: он, налив самодельной водки в четыре высоких фужера «для коктейлей» по самые края, демонстративно встал. Отодвинул в сторону локоть под прямым углом. Подняв фужер на уровень груди, подождал, пока остальные делают так же. И выпил. Перед тем произнеся по-немецки: «Мафия Бессмертна!». А заглотнув водку, на выдохе, добавил по-русски : «Ёб её мать!». Так и повёлся с тех пор лозунг в команде Вани и пана Ежи: «Мафия Бессмертна! Ёб её мать!». Лозунг не изменился, даже когда Ване стал понятен её русский смысл.
После, утром, когда оставшийся ночевать у пана Ежи Ваня был в полудреме, пан Ежи, подсев, к нему на кровать, осторожно признался, что он с друзьями, вообще-то, никакая не мафия. По мере возникновения нужды в деньгах угоняют машины, переделывают, перекрашивают, перебивают номера и продают в Польше. И не совсем они русские, то есть совсем не русские. Пан Ежи - поляк и его сын Владек – поляк. Ян и Козимир - полу румыны, полу венгры – трансильванцы, одним словом. Они как раз и угоняли машину с Ваней. Еще есть словак Прутик – машинный и прочих дел мастер. Вот и вся их «мафия».
 Но, если надо, они не только машины угонять и переделывать могут, если Ваню кто обидел, они все за Ваню постоять готовы. Мол, у них половина спортсменов, а другая – просто лихие драчуны. Потом, правда, пояснил, что драчуны – трансильванцы, но дерутся чаще между собою. Что сын его Владек спортсмен-гонщик, но пока не у дел, - с тренером он поссорился, а своя гоночная машина и лицензия дорого стоят. А «спортсмен» Прутик – доминошник. А вот он, пан Ежи, - чемпион по греко-римской борьбе, одного из польских воеводств. К тому же он и Прутик служили в армии. Правда, Прутик в армейской радиомастерской. Зато сам пан Ежи был польский десантник и дослужился до капрала.
На все эти откровения сонный Ваня ни капли не огорчился, и, сказав: «Всё нормально», перевернулся на другой бок и засопел спокойным сном.
Уже на средине монолога старого вояки Ваня понял окончательно то, о чем догадывался и раньше – всё надо делать самому.
И воспринял эту мысль как Правило Жизни.
Никто не принесет готовую «мафию» и не отдаст ему. А ни в какую готовую мафию его не примут. Это его рок: всё делать самому. Начиная от своей собственной национальности, до своей «мафии». И он её сделает. Все эти неумехи, неудачники и просто уроды, которых судьба сплетает вокруг него, все они в единой организации на правильном, только ему предназначенном месте станут силой, неколебимой и всепобеждающей. Он заберет, снимет с их душ гниль неуверенности в себе, смоет синдромы неудач. Потому что он  – Победитель. Он  – Русский.
Скоро устроилось некое подобие «мафии».

Высокопродуктивное предприятие, разбитое на ячейки по всем правилам конспирации. Еще одна самоорганизовавшаяся паутинка «русской мафии» где поляк, словак, и два румына, а во главе немец – однажды посчитавший себя русским Но, по сравнению с «коллегами» - албанцами и прочими, - не громкое, и, на вид, безобидное новообразование. Простая серенькая фирмочка.
Ваня устраивал нечто типа «корпоративов», которые значительно повысили самооценку его «школьным уродцам» и некоторым взрослым нелегалам. На одной из них подвыпивший пан Ежи, прослезившись в умилении, обнял Гелли «Музыканта» и «Медсестру» Эльзу, и потёк словами:
 - … Немчики, вы мои, дорогие… Что ж вы как дети, которых до пяти лет били и постоянно ставили по темным углам! А потом, вынув из темного угла, сразу стали вам преподавать основы секса и теорию права, рекламировать пиво и футбол…
- Ну, не так это герр, Йозеф! У нас ювенальная юстиция, дети сами наглеют. Помню я сам….
- Да помолчи Гилли, дорогой! Я ж - образно ж, по-отечески. В темной комнате страх, холод влажный ,и все… Что, не было у тебя в детстве, до нынешнего, вспомни…
- Было… было….
- И я о том… А потом – Мир вокруг, словно букет. И весь, весь…  - с ядовитыми цветами.
Услышав про «ядовитые цветы», Ваня  вспомнил Настю. Как-то, все более и более, они стали удалятся  друг от друга. И Ваня, вдруг, понял, что он - не она – он, это делает сам. Он - удаляет ее, он - боится за нее…
Он перестал разговаривать за партой. Он не брал трубку, когда высвечивался её номер.
И вот однажды, проезжая с «коллегами» мимо его бывшего дома он увидел грустную девочку на одиноких качелях во дворе. Девочку по имени Настя. И ему на мгновение стало в груди больно …

Поставленные дела, связанные с автомобильным, радиоэлектронным, а также мусорно-металлическим «бизнесом», не вызывали резонанса. Они не лезли жадно за копейками непосредственно на мусорные свалки. Они скоро отказались от непосредственного участия в угонах, в обворовывании складов. Это все было правильно. Но нужно было противоречиво опасное, возбуждающее – люди забывали славу несгибаемого Немецкого Вани. А, если так, то завтра всякие разные удальцы могут просто прийти и приказать работать на них.
Получается парадокс. Правильно построенный бизнес – не всегда правильный. Они криминальны, значит, нужна червоточинка, сознательно допущенная, контролируемая.
 Его организация расширилась – уже и настоящие русские эмигранты работали у него, ничем особым его не поражая: европейцы европейцами. Его организация усиливалась. А как всякому быстро растущему организму, ей отчаянно не хватало известности, то есть  - статуса, который есть -  значимость для себя и авторитет для окружающих.
И вот однажды к Ваниным румынам тусовавшимся на улице подъехал один косоварский  вождь, ухмыльнулся недобро из своей  машины и сказал:
- Пробили мы вашу крышу. Мойте жопы…
Взволнованные румыны побежали к пану Ежи. И, перебривая друг друга, доложили о происшествии. Мол, на них наехали косовары, мол, «работаем» на чужой территории. Они вот взяли да ляпнули, что у них «Русская крыша». Но это было месяц назад… А сегодня,… ни с того, ни с сего им авторитетно рекомендовали «мыть жопы»…

Пан Ежи озаботился:
-  И первый наезд был, когда? Месяц назад? И вы молчали!?
- Мы ж сказали ж: «Русская крыша»! Они  отвалили. Мы думали – всё, обосрались албанесы, нет проблем!».
Пан Ежи, конечно, понимал –братья румыны не договаривают. Видно хлестались о русской крыше на лево и на право, самовольно брали «под крыло» всякую слизь, одалживались без счета и без разбора, многое другое… Давно надо было навести порядок, но теперь это потом!
Пан Ежи срочно позвонил Ване, который теперь жил в квартире родителей и до позднего вечера был один. Так хотел Ваня.
Пан Ежи сообщил только что проснувшемуся другу о наезде. Но тот явно не воспринял всей серьёзности ситуации. И тогда  пан Ежи на него заорал, впервые заорал:
- Одевайся быстро, песий сын! Не собирай ничего! Только документы, деньги! Выезжаю сам! Отвезу в Польшу, в деревню, не надолго…  Жди! Никому не открывай!
Ваня еще не проснувшийся толком после ночи за компьютером, впал в некое подобие ступора.
Тут звонок в дверь. Ваня и открыл, без всякой задней мысли, как на автомате.
И  получил удар в лицо.
И только шмякнувшись об пол проснулся окончательно.
В квартиру зашел не высокий, но мускулистый кривоногий кавказско средиземноморский тип.
– Чё, малчык, снимай штанишки. **** тэбе буду.
И где-то абрек ошибся. И не мудрено. В одних трусиках юноша поверженный на полу. Тонкие черты лица и выражение на лице - будто он сломался уже. И глаза синие  - грустные, грустные…
И  будто слезы сейчас - вот, вот и покатятся по зарумянившемся  щекам.
Абрек ошибался. У него, воспитанного с малых ногтей завистливым  зверенышем, алчным и похотливым, воспитанного по древней эзотерической методике, изощренной и темной - сочетающей почти монашеский пост, эротические подглядывания, скотоложество и гашиш; у этого не глупого, в общем, человека,  лишь только он видел жертву, чуял жертву -  тут же блокировался мозг и отключались все аналитические способности. Лишь текла слюна, вставал член и тянулись руки к сладкому жертвы горлу…

… И абрек плотоядно улыбнулся. Он видел в Ваниных глазах жалость к себе.
Но то был не страх за свою плоть. Ваню вдруг пробил некий момент провиденья обратный «Де жавю», «Де жавю» навыворот. Вот миг и возврата к прошлому не будет, станет ли он просто «голубым», геем, опущенным, изгоем или страстным убийцей, или бесчувственной «бестией» - всё равно. Его делают животным.  Жертвой ли,  хищником ли… в любом случае – Животным.
Ах, как сентиментальны немцы, как жалостливы русские… по детству. Уходящему детству. И вот так?! Сразу и в один миг…
 
А абрек, мразь,  принял эту тоску за слабость.
Некоторым особям не ведомо это чувство – чувство утраты невинности, как падения. Ощущение дуновения из зева Бездны. И наворачиваются слезы, и безбожное сознание готово вдруг разрыдаться по несуществующей, якобы, душе…


Мы, наши предки, тысячу лет усмиряли животное в себе. И вот труды самоуничижения, смирения, аскезы и молитвы – всё прахом. Зверь должен проснуться. Проснуться и вырваться  - или погибнешь. И ты губишь душу. И - выскакивают викинги, ушкуйники, берсерки, лютые, кровохлёбы, ландскнехты, казачьё. И стужа заснеженных пространств дышит в спину… Знающий за качество такой «слабости», должен бежать без оглядки…

Ваня, из положения «лежа» пинает врага в промежность, и пружиной вскакивая, бьет его замком двух рук под дых. И далее, по шее сверху.
Начинается драка. Драка на смерть.  Свалившись и скрючившись на полу, абрек вынимает, осклабясь, страшный нож - кривой кинжал. Видно, с верою, что тут-то мальчик и обделается. Но Ваня сразу же резко выбивает нож из его руки стулом. Оружие вылетело прямо в щелку едва приоткрытого окна на кухне
а тот вылетает прямо в едва приоткрытое окно,.
Налетчик,  рыча, бросился на Ваню снизу. Он был тяжел и сразу завалил Ваню на стол. Но вместо того, чтобы отбить дыхание, печень, покалечить руки, удушить, наконец, абрек попытался перевернуть  парня и, зафиксировав Ваню сзади, стянуть с него штаны для дальнейшего проведения мужеложеского акта. А Ваня выворачивался.
И вдруг в его голове негромко, но навязчиво зазвучала старая песенка, еще из советской, райской жизни.
«Куда Уходит Детство? В какие города? А может по соседству живет теперь она…»
в Ванином положении это было даже смешно. Ваню загибают, а он начинает ржать. У бедного насильника то и дело опускаются руки. Просто невозможно ж работать в таких неадекватных психопатических условиях!


Драка перемещается в ванну, где Ваня удачно делает подсечку – враг падает в ванну, цепляясь за пластиковую занавеску, сдирает её, срывая штангу, на которой занавеска висела, и всё равно падает в ёмкость. Ваня хватает не успевшую упасть штангу и плоским креплением втыкает её противнику в шею, голова которого  уже накрыта пластиком.  Абрек долго дергает  руками и ногами, но Ваня всем телом давит на шею и плотный пластик занавески помогает перекрыть доступ воздуха, затрудняя к тому же хаотичные движения в попытках сбить Ванино оружие. Наконец враг дергается последний раз и затихает. Ваня отрывает от него штангу - она уже в крови - и осторожно снимает пластик с лица.
Под пленкой – закатившиеся зрачки, перекошенный открытый рот и в нем синий язык…

«… Он так и не понял ничего, и это вопиющая разница культур: то, что для нас сила  - для них слабость, что у нас стыдно - у них гордо.  И только Монблану трупов расти и расти…»

И только теперь в глазах Вани на пару секунд потемнело.
 
В той темноте доигрывала  грустная советская песенка про уходящее детство. Из темноты выплыло желтое пятно. Оно оказалось песочницей из их, еще советского, дворика. А в песочнице одинокий мальчик играет «в ножички». Потом складывает ножик в карман и уходит из песочницы, растворившись в серости двора…

Затмение прошло и Ваня увидел себя со стороны. Он видел себя тем взглядом, который скрывается там, в дальнем углу затылка. Беспристрастный  всезнающий  скорбный и, почему-то, верящий Некто. Некто, который тоже  он, Ваня, но который и в голове Ваниной и еще где-то там, в незримом спектре вселенной и, чуть-чуть, краешком себя - в Вечности…
Бессмысленно безрассудно – всегда, верящий…
Этот Некто видит предзная, что вот он, Ваня - бледный молодой человек, аккуратно стриженный, но растрепанный блондин, тоже, как и он, Некто, взглядом из глубин так же  на что-то смотрит напряженно.
Ванна…
Труп человека.
Человека в растерзанной одежде,
Труп кавказско-средиземноморского типа с закатившимися зрачками и криво распахнутым ртом.
Ртом, в котором синеет язык. Окровавленные ноздри и синюшные пятна по заросшим щетиною щекам…
Молодой человек с грустью поднимает глаза.
 Лампочка светит белым равнодушным светом.
Молодой человек опускает глаза.
Стул.
На нем – ножи, кусачки, ножовка, топор. Собирался сделать ремонт…
Он убил человека. Первый раз .
Прежде он не убивал никого. Десяток мух, пару клопов… Однажды пнул кошку и досих пор помнил о том с  стыдом. Ваня подумал , что убил душу, и хмыкнул нервно. О душе тут  не может быть и писка. Он убил существо.
Некое существо…
Молодой человек смотрит в ванну.
Труп существа, его морда - грязно серого цвета, синий язык,  черные язвы зрачков в кровавых полушариях  - кажется трупом твари выползшей из тех подземных глубин, где  и лучика не было, света…
Стул с инструментом: рука перебирает ножи, откладывает ножовку, берет топор. Выносит его из поля зрения, поднимая над головой….
Хрясть…
Хрясть.. Тень на стене голубоватого кафеля..
Хрясть – и  кровавые ошметки  ударяются в стену,  медленно стекают, оставляя бурый след на небесном  фоне.
А в обоих сознаниях,  поселившихся в Ванином мозге, почему-то звучит вальс.
Хрясть… И волны вальса  «На Сопках Манчжурии»…
Хрясть… И летят на стену  брызги плоти…
*
На улице насильника ждал автомобиль. И в нём два подельника. Вместо коротконогого абрека из подъезда вышел стройный парень в светло сером пиджаке и белой рубашке, бледный, но  умытый и причесанный. В одной руке он нес белый пакет, в другой окровавленный топор.
Подойдя к машине молодой человек вежливо постучался в боковое стекло, А когда оно открылось и прозвучало грубо:
- Чё надо, э-э?!
Положил топор на землю и высыпал из пакета внутрь автомобиля отрубленные пальца, отрезанные яйца и половой член, выковырянные глаза и, конечно, саму голову  абрека. Высыпал на колени его подельникам и, наклонившись заглянул в черные глазки каждому своим чистым синим взглядом.
Стойкие горцы завизжали, машина дернулась назад, врезалась в металлический заборчик, потом рванулась веред и умчалась, виляя, мешая визг животных и шелест шин…
*
 Гилли «Музыкант», специально полетел на родину знакомого трубача аргентинца, где недорого нанял уругвайца Херхио Начо. Только что покинувшего стены тюрьмы хулигана и индейского погромщика, одного с Ваней роста и стати.
Покрасили его в блондина, загорелое лицо и руки покрыли белой крем–маской. Вставили сине-зрачковые линзы. Собрали ему сборную подручных из своих, только в масках.
 Добровольцев было! Пришлось устраивать конкурс на место в погромной команде. После устроили показной погром в одном районе, зачумленном косоварами. Там носился среди всполохов огня и дыма очумелый Хорхио Начо, сверкая двумя огромными разделочными ножами, с выкриками: « я русский Ваня! Я немецкий Ваня! Бойтесь!».
 В это время сам Ваня сидел в ресторане с двумя полицейскими чинами, которые хотели поговорить с ним в неформальной обстановке, пока. Вот он и пригласил их в ресторан, за свой счет. К его тогда удивлению они не отказались и не вспомнили о скрытой форме взятки. А на утро газетенки вопили о нацистском погроме. Вот тогда Ваня торжественно вошёл в криминальный бомонд и был прочно принят на заметку в криминальной полиции. Издержки известности, однако.
Ваня жаждал знакомства с самым влиятельным пауком криминального мира восточных земель Германии, господином Александером Йенсом. Потому начал тусоваться в людных местах. Ранее он старался их избегать. Теперь же фланировал открыто, давая возможность данной фигуре подойти к нему запросто. С выбором места теперь проблем не было.
 На адрес его официальной фирмочки прикрытия - по ремонту автомобилей - посыпались приглашения на презентации, юбилеи и конференции от различнейших организаций и частных лиц. Вот задал работы своим «аналитикам» Ваня! Выяснить, кто из них кто есть: кто серые личности, кто криминальные, а кто просто любопытствующие аристократы или толстосумы, коллекционирующие знакомства.
Тогда он находился на презентации нового строительного проекта одной молодой и энергично развивающейся фирмы, организованной под патронажем крупного риэлтора Ганса Маллера. Известного в криминальных кругах как верткого мошенника, не гнушающегося в достижении целей и крайних мер. Если надо, он мог резко испортить экологию облюбованного им района, чтобы потом взять на себя труды по её восстановлению и улучшению. Мог и старушку придушить одинокую. Теперь уже чужими руками, конечно. А вот в молодости, мог и своими  - но что и как - доказывать теперь не кому.
 Ваня стоял в стороне и попивал яблочный сок из высокого фужера, со стороны так похожий на всё пропитавшее своим духом вокруг шампанское.  Александера Йенса подвел к нему и представил  лично сам хозяин вечера, тут же элегантно их покинувший.
- А! Вы тот молодой человек, что портит и без того хрупкий мир меж представителями непризнанных законом профессий? Ох, как не хорошо! Но стоит признать – вы жестоки и изворотливы. Или просто по детскости своей обескураживающе наглы. Я еще не сделал выводы. Но при следующей встрече я их вам сообщу. Одно скажите – вы чего-то добивались своей эскападой или всё это от избытка  гормонов?
- Прошу прощения, герр Йенс, но у меня просто не было ни подходов, ни выходов на вас. А смысл моих действий, может быть, вот он: вы и я стоим рядом и разговариваем друг с другом.
От такого ответа Йенс недоумённо потирал нос минут пять.
- Оригинально. Так раньше чернь подпаливала барские конюшни, дабы Государь обратил внимание на их беды. Йохан, вы же не бедный?
- У меня было тяжелое детство.
После этой фразы Йенс улыбнулся. И не последние представители двух криминальных поколений, пожали друг другу руки.

*
…А в одном, пригородном Берлину, дворе, на одиноких качелях сидела девушка. Красавица, то и дело оглядывала задумчиво пустой двор, будто ожидая кого-то или чего-то, и снова склонялась над ноутбуком, ниспадающим золотом густых волос заслоняя экран от жестокого солнца …
*

Кустанай.                2008 – 2009, 20011, 2014 гг.
Продолжение во 2-й книге «Странники Жестокого Солнца» - «Under Zenit».