Странники жестокого солнца, роман. Книга 2-я Under

 Вячеслав
            Перекальский



СТРАННИКИ   ЖЕСТОКОГО   СОЛНЦА

Книга вторая

UNDER ZENITH






 

© 2015 –   Вячеслав Перекальский

e-mail: vperekalsky@gmail.com

В тексте сохранены авторские орфография и пунктуация.




Об авторе.

Отслужив в Монголии снайпером и отучившись в Ленинграде на ист.факе, вернулся за Урал. Работал, в крупном бизнесе, в среднем, в мелком. Торговал на базаре мылом, поставлял эшелонами - уголь, зерно, метал, мясо; машинами – тушенку, водку, компьютеры, телевизоры. Повидал много городов и закоулков Урала, Сибири и Средней Азии, особенно. Консультировал представителей иностранных компаний, областные и городские администрации, организованные преступные группировки, одного банкира и двух воров в законе. Работал в охранных структурах – ловил крадунов и сдавал вороватых ментов.  Переехав в деревню с неслучайным названием: «Нечаевка», пишу тексты, развожу гусей и больших собак…

 

Как-то, в одной редакции, мне задали вопрос: «Какие Ваши стратегические цели во внешнем мире?». А я от такой «простоты» вопроса, вдруг, впал в изумление, а потом и в долгую, дня на три, задумчивость.
Цели… Планы…
Я их, «стратегические», составил  в 16-ть лет, в  1984-м году. Написав с одного маху стихотворение в ночь на 24 декабря:
«Выжгли костры в пыли скрижалей – прозренье,                Кантату слезы. И будет играть до рассвета.                Слово трудное Ночи… На клавишах ветра.
Где День вцепится в кости. Где свет – это тень                Солнцем закрытой вселенной,                А мы, просто – гости, хождений нетленных…»
И, так далее …
Мое поколение, рожденных во второй половине 60-х, имеет большой долг перед Будущим.
В мае 1985-го года, это я, тогда еще школьник, представитель того поколения, написал письмо в ЦК КПСС. Письмо о том…, «что бы очиститься, возродится - нашему народу нужен капитализм, а нашей стране развал, и тогда мы в ужасе ломанемся обратно - к коммунизму, единству, и - в «светлое будущее»».
Это я стоял  и суетился азартно в августе 1991-го перед Белым Домом, Но уже, когда был на Лубянской площади, когда два автокрана снимали памятник Дзержинскому, я не улыбался, не аплодировал. Что-то проняло меня тогда. И там,  с москвичами пылающими праведностью  вершимого, я грубо даже поговорил, и едва не получил от них по башке…
Это я, со-товарищи, в 1992 году, пытался вывести с Урала на Кипр 120 тонн циркония, стратегического, для ядерных реакторов метала. За что половину наших перестреляли высокие конкуренты  из Атомпрома. И позже, я, всячески, активно и пассивно, участвовал в развале своей страны…
«… Ночь гонит, гонит в страну многоточий:                Скрип по дорогам телег и подмёток.                Ночь – не сезон для мечты и полёта.
Там жуют узды крылатые кони,                И бьются толпы зазнавшейся голи                Об странствий корни.
Там – в седину звёзды волосы плавили.                Там, ответов не создали, лишь вопросов назадали…                Там, люди - осколки ночи, забывчивость бога,
Себя забывали, сердце на плаху кидая,                свой комочек комкали.Засыпая, засыпали…                Потихоньку выть стали…»
Цели… Планы… Жизнь, как решение некой Задачи, где масса неизвестных, но известен результат. Могила. Задача человека и человечества в целом – раскрывая свои потенциалы, насытить Время, до полноты Вечности.  После: ставшая Вечность опрокидывается на Временные потоки и покрывает все-вариантность времени единым Смыслом. И рождается Бог. Который - есть, который - был, который – будет.
 В принципе, всё просто: Квантовый мир с квантовой механикой в квантовом пространстве. В принципе, в каждом отдельном мгновении времени - Бога нет. Это мы – люди - рождаем, созидаем его. Каждой мыслью своей, каждым чувством. Будем мы злы - и Бог будет злой. Сжигать Содом и Гоморру, превращая невинных в соляные столбы. Будем мы хитры, подлы и пронырливы - и Бог сядет играть в карты с Дьяволом, ставя на одного из праведников своих, как на беговую лошадь. Будем мы полниться любовью,  вопреки всему, и терпением к ближнему своему – и въедет, вдруг, в Иерусалим на ослице «бродяга» Исус…
Сегодня мы, люди, проигрываем, везде – в Европе, Америке, России, мы в распаде, мы – атомизированы, и наш бог – нейтрино.
И пока Будущее не «склеится» в Настоящем, Будущего не будет. Как нет, и не  будет, Бога в разваливающемся на элементарные частицы мире. Тексты, некоторые, это «клей», которым сегодня клеится мозаика возможного бытия. Я тоже пишу тексты. И надеюсь. Надеюсь, что Свет продолжит «случаться» - всей наползающей ныне тьме, вопреки.
Всё, как в окончании того «детского» стихотворения моего 1984-го года:
«…А время вертелось, пространства сжигались.                Кажется – шли, а остались на месте.                Пространство разверзлось.
И в этой пасти                Младенец зачатый, лежит                Улыбаясь…»
Вячеслав Перекальский, e-mail: vperekalsky@gmail.com

               


                О книге.   

Странники жестокого солнца, книга вторая: «Under Zenith», роман. Шпионский роман, Политико- социальный триллер и Криминальная сага одномоментно,
«Евгению Максимовичу Примакову и другим долгожителям Идеи посвящается…»
Книга вторая. «Под Зенитом»… «Дойче» Ваня взрослеет, посещает родину Сибирь, попадает в места заключения, становится русским криминальным авторитетом, и тоже будет включен в шпионские игры. Но и он не знает своей роли до самого конца, он тоже опален жестоким солнцем  и  до последней главы не знает своего назначения, и кто ненавязчиво вёл его по опалённым путям.
В завершение интриг не выигрывает ни кто из заявленных  игроков, сил. Неожиданные явления, эффект «человеческого фактора» и действенные заявления Российского правительства ставят, вдруг, всё «с ног на голову. И выигрывает, так до конца не названная,  лишь приоткрытая - «Третья сила»… 
«Конспирология, как Теория Заговора доказывает только одно - что все заговоры провальны. И если какой до сих пор удавался, то: лишь, один. И он –  господа Бога…»
Сплав «Акции Прикрытия» Даниила Карецкого, «Страги Севера» Сергея Алексеева, «Противостояния» и «ТАСС уполномочен заявить» Юлиана Семенова.
Воспримите эту книгу, как учебник анти-конспирологии  для неотформатированных людей.










 СТРАННИКИ  ЖЕСТОКОГО  СОЛНЦА
 Роман.
                Евгению Максимовичу Примакову                .                и другим долгожителям Идеи посвящается.

Глава Первая.
Странники в Краю Без Правил…………………………….. 10
Глава Вторая.
Родина………………………………………………………..  25
Глава Третья.
Русский бунт………………………………………………….45
Глава Четвертая.
Русский Вор…………………………………………………..58
Глава Пятая.
Зона Чужих…………………………………………………...76
Глава Шестая.
Авторитет в пути…………………………………………… .88
Глава Седьмая.
Рим № 03. Имперские Игры…………..……………………100
Глава Восьмая.
Берлин Одиночества………………………………………..141
Глава Девятая.
Схождение одиночеств…...…………………………………161
Глава Десятая.
Теплые истины………………………………………………179
Глава Одинадцатая.
Прошлое играет Будущим…………………………………..199
Глава Двенадцатая.
Сон Колобова Егора…...…………………………………….224
Глава Тринадцатая.
Казнь...………………………………………………………..233
Глава Четырнадцатая.
Аут…..………………………………………………………..242
Глава Пятнадцатая.
Где-то в Америке. Полигон……..………………………….246
Глава Шестьнадцатая.
Дар….………………………………………………………..255
Глава Семьнандцатая.
Шоу……..…………………………………………………....265
Глава Восемьнадцатая.
Пустое Место………………………………………………..273

Глава Девятьнадцатая.
Masters of a Game……..………….………………………….278
Глава Двадцатая.
Пешки бьют ферзя…………………………………………..286
Глава Двадцать Первая.
Казус…….…………………………………………………....290
Глава Двадцать Вторая.
Солнце в кармане…….………………… ...…………………301
Глава Двадцать Третья.
Игра продолжается.……………………………...…………..306
Глава Двадцать Четвертая.
Те, кто не играет……………………………..………………311
Глава Двадцать Пятая.
Странники на большой дороге………………..…………….343





 
                Глава Восемнадцатая.
                Странники в Краю Без Правил.

… В этом году в городе Кокчетавске, наконец-то поменяли трубы тепло-коммуникаций! Старые на новые - теплоизолянтом обшитые, нержавеющие. Дорогие. Начался отопительный сезон. А  склад с углем и мазутом, вдруг, арестовали. По решению  пыштынского суда, что за тысячи верст. Да ударили нежданные морозы, вдруг… И трубы новые – полопались…
… Грянули морозы, и в Старосибирском районе  встала вся дизельная техника. Замерзла солярка. Экспертиза показала – вся зимняя  солярка, поставленная в район, разбавлена особой солёной водой…
…Британские ученые задались вопросом: почему у русских в менталитете – зима, она всегда неожиданно? Кажется – северный народ... А зима – неожиданно! И поговорки у русских есть соответствующие: «как снег на голову», и тому подобное...
Холода…

Вагон купейный. Окно коридорное – за стеклом тьма. В стекле смутное отражение лица Вани.. Мерный стук колес. Поезд едет по России.
Вдруг, в окне огоньки. Огоньки разрастаются до пожарного зарева, во тьме заоконной, в отблесках пожара растут руины на бледном снегу. И ободранный горелый человек подбегает  к Ваниному окну, распахивает  рот в беззвучном крике.

Ваня отпрянул от окна, и лишь потом дрожь морозная пробежала по телу…

Он протер  глаза, помассировал виски. Глянул в окно опять, а там – непроглядная тьма, и никаких огненных всплесков.

- Ну, что германец стынешь? Битте нахт купе,  чайку пить!
Это его попутчик Сергей, сибирский ученый машет перед лицом его чайником и стаканами в подстаканниках…
 
Ваня ехал в Россию с деньгами, отобранными у очередных «придурков». С чудом уцелевшими адресами на, мятых бумажках. Адресами «кого-то там, на «Родине»». Ехал он со специальным словарём, где крупными буквами были транскрипции русских обиходных фраз. Сел в авиалайнер до Москвы. Дальше надо было либо поездом, либо самолётом до Омска. Из него автобусом до районного центра в новосибирской области, а там, говорят, местные подбросят на частном транспорте.
Он поехал поездом, хотя один германец настоятельно рекомендовал дождаться вечернего самолета в Омск и лететь им. Не искушать пространства России своим иностранным видом. Но он упрямо решил ехать по железной дороге и посмотреть на великую страну хотя бы из окна вагона. Но на просторах России царила зима. Как будто специально для немцев – ранняя, ноябрьская. И длинная ночь лишь накоротко оставляла землю в предвечерней мгле, называемой здесь: «днем, только пасмурным». А когда пересекли великую реку Волгу и начались степи, весь состав пронзил ветер и мороз, и окна покрылись белой узорчатой вязью. Так, что просторов страны он практически  не увидел.
Когда они с попутчиком заходили в купе, мимо по коридору прошли  два подозрительных типа - зыркающих, высматривающих. Сергей им приметил и кинул сквозь зубы вслед:
- Трутся тут всякие…
И глянув на задумчивого Ваню, предупредил, указывая на повешенную им куртку:
- Курточку то одень.
– Найн! Спортсмен!
- Одень, спортсмен… Не простынешь, так сопрут. И будет тебе Жарко.
Курточку не сперли, зато как положено здесь, - за вместо: «Здрасте!» - обчистили карманы. Пропали и деньги, и документы.
Хвала Господу, - выпотрошенную шкурку портмоне с его паспортом в кармашке великодушно подбросили в купе проводников.
 Потом он обнаружил, что в его, пусть и дорогой, из кожи тончайшей выделки, курточке холодно даже в купе. По его беспокойному мнению случился природный катаклизм. Катастрофическое падение температуры с  -3 до -32. Он ждал, когда, на какой станции всех пассажиров поселят в гостиницу, а поезд поставят на прикол до наступления приличных для передвижения температур. Не ниже -15 градусов по Цельсию.
- Такое бывает, вот только, бля, козлы казанские угля не дали. А ведь, верно, должны были знать о таком природном «как-так-клизме».- Правильно, и без переводчиков, поняли Ваню проводники поезда, почему-то радостные. И советовали ложиться спать, укрывшись двумя одеялами.
Его, обобранного, взял на попечение попутчик Сергей. Немного говоривший на немецком ученый - физик, вернее едва говоривший, а чаше писавший ответы на клочке газеты. Он мнил себя довольно приличным знатоком языка Гёте и Гейне, как и самих поэтов, которых он принялся цитировать, почти не умолкая, выпив полбутылки коньяку. Но цитировать только по-русски. А выпив еще полбутылки коньяку с чаем, принялся переводить поэтов обратно, на немецкий, восхитительно коверкая немецкие смыслы, не принимая в расчет страдания самого языка.
 
На вокзале они оказались рано утром и попутчик, которому ехать в туже сторону, что и Ване, предложил никуда не соваться, а обождать на вокзале, благо тепло: целый +1 в зале, а не -28, на пироне. Ваня согласился, но его дернуло побежать звонить в Германию пану Ежи о срочной пересылке финансовых средств. Дозвонившись, он наорал на пьяного румына. Наорал несправедливо, - каким еще быть румыну поздним вечером в пятницу? Он потребовал, чтоб тот нашел поляка и мчался на круглосуточный «Вестерн Юнион»  пересылать деньги на их же подразделение, но на вокзале в Русском Омске.
Вернувшись успокоенный, услышал строгий выговор  русского, что, не предупредив его, ушел. И не зря – пропала уже и сумка с вещами Вани. Ваня опять взгрустнул  – там не только вещи, там бумажки с адресами и прочее  – от прошлой жизни, сохраненное матерью. Потом он пошел в туалет. А, зайдя в туалет, услышал шорох в соседней кабинке и по наитию сделал то, что не сделал бы в Германии, – рванул дверцу и увидел втиснувшихся в кабинку двух парней, примеченных им еще в поезде, тормошащими его сумку.
Увидев его, остолбеневшего, ребятки, цыркнув сквозь расшатанные зубы, сказали ему просто:
- Пошел на ***, фашист.
И Ваня их понял.
 Когда он уходил, ребятки, отрубленные наглухо, валялись на очке, брызгами своей крови изукрасив туалетный кафель под вид павлиньих хвостов.
Вернувшись в спящий зал, он, теперь уже молчаливый и наглый, забрался в сумку попутчика. Тот лишь с интересом смотрел на своего подопечного, сразу заметив окровавленные руки. Ваня достал из чужой сумки бутылку водки и выхлебал с горла половину, а на вопрос–утверждение:
- Что, друг, еще и по ше’ям получил?
 Отрицательно мотнул головой и разразился длинной матерной тирадой на чистом русском, хоть и свистящим шепотом. Чем привел попутчика в восторг. А когда он бросил перед собой из-за спины украденную сумку, попутчик просто задохнулся от восторга и замотал головой.
- Ну, блин, парень! Считай, что ты уже вернулся. Ты теперь не в гостях. Ты на Родине. Может, ты и другие слова вспомнил, кроме матерных?
И только тут Ваня с нарастающим удивлением вслушался в себя. В нем что-то сдвинулось. Сдвинулось поверх огромного темного кома, который он часто, будучи в стрессовой ситуации, ощущал в себе. Летали хлесткие матерные фразы, но они ему уже были неприятны, а там, внутри кома слышались звуки других слов, и их было много, им было тесно. Но они, как ни силились, -  не могли вырваться из стягивающего их, и душу Вани, липкого плена. Пока не могли …
Уборщица со шваброй удивленно и даже возмущенно выпялилась на него, когда он начал передвигать с места на место свою сумку и чемодан прикорнувшего попутчика, давая ей подмыть пол везде. Уборщица уже открыла рот что–то сказать, верно, резкое, но Ваня, сам от себя такого не ожидая, успел ляпнуть вперёд:
 – Заебла.
 Сказал, и его обдало запоздалой краской. Он точно не знал смысла того, что сказал. Он только знал: что-то очень грубое. Но уборщица закрыла рот, так ничего и не произнеся, продолжила тереть пол. Уже подальше от него.
Захотелось есть. Очень. Страшно захотелось есть. Толкнул спящего попутчика и объяснил ему, жестами, - показывая, как он ложкой забрасывает себе, что-то в рот, - что пора кушать.
В буфете Ваня, давясь, жрал какую-то херню, купленную сострадательным попутчиком. Но «херня» была горячей, а бурда под названием «чай с молоком» обжигающей. И было хорошо. Было вкусно, и противоречиво: мозгами понимаешь, что херь полная, - от которой и отравиться можно, - и ничего вкусного. А - вкусно и хорошо, - тепло и сытно. А на тебя смотрит буфетчица, и в какой-то момент удовлетворенная чем-то, будто кивает. Кому? Ему? И отходит по своим делам.
Поев, Ваня почувствовал эйфорию. Тело было невесомым, телу и душе было тепло. И вся серость вокруг стала обретать цвета и принадлежность. Она становилось его, а он становился своим.
Потом осоловелый сунулся к окошку «Вестерн Юнион» и, не обращая внимания на вывески и объявления, принялся сначала просто просить открыть. Потом громче. Потом принялся тарабанить кулаком и орать матом. А в голове его, и по всему телу, млело, и струилась безотчетная радость.
Тут-то его и взяли под белы рученьки охранители правопорядка вокзала. Он только изумился: «Вас ис Дас?»  как локти его отпустили, но провели в привокзальное отделение милиции, придерживая нежно за бока.
- Там Ваня выдал какой-то словесный сумбур, мешая немецкие слова и русский мат. Прибежал попутчик, волоча все их вещи. Видно, Ванин мат был слышен далеко. И принялся что–то по-русски объяснять стражам порядка. Те, проявив было, заинтересованность,  верно услышав о краже в поезде, поскучнели и отложили протокольную бумагу и ручку. Спросили через попутчика–переводчика: будет ли он, гражданин Германии, писать заявление о краже в поезде. Ваня отрицательно замахал - и головой, и руками. Милиционеры облегчено вздохнули и вернули ему паспорт. Погрозили ему пальчиком, чтоб больше не орал и не колотился.  И, напоследок, почему-то обозвали «Декабристом». Обозвали, но с какой-то нежностью.
Наконец, открылось окно «Вестерн Юниона» и сонная кассирша начала уныло отсчитывать ему доллары. Опять прибежал возбужденный попутчик, умоляя поспешить. Автобус до его остановки – райцентра, в который он ехал,  – вот-вот должен отойти. Ваня поспешил было, но Сергей, попутчик, остановился, взял у Вани доллары и ринулся обратно к окошку «Вестерн Юнион». Там громко заматерился и ринулся уже к автобусной кассе. О чем-то долго упрашивал еще одного кассира. Под конец опять громко и грязно выругался и бросился на выход. Махнув рукой Ване: за мной, мол.
 Автобус, к которому устремился его ангел–хранитель, уже закрывал двери, собираясь уехать. Попутчик настиг его и заколотил по корпусу. Автобус остановился. Прозвучали краткие переговоры. Двери закрылись и автобус уехал. Попутчик Сергей остался на асфальте – весь расхристанный и в мыле.
 Как он потом объяснил, отдышавшись: в «Вестерн Юнион» выдали деньги в долларах, а нужны рубли. Рублей у кассира не было. Должны были быть, а не было. Кассир же автобусной кассы, вполне правомочно отказался продавать билеты за доллары. Водитель автобуса вообще скорчил брезгливую рожу. А на предложение пассажирам обменять или взять в залог - услышал в ответ лишь раздраженное шипение: «мошенники, какие-то…»
Вот так они опять оказались прибитыми к тому же берегу. Но, ненадолго.
Два простых парня согласились их подбросить и за «зелёные». Вернее за «зеленые» Ваню. Попутчик же бился рядом с ним из, странной для Европы, солидарности. Деньги у него были свои, и от Вани ему ничего не было надо. Как Ваня потом понял, –  ему было просто жалко его, европейца. Кем бы ни был он в своих  «европах», хоть прокурор, хоть бандит, хоть спецназовец. Здесь он – беззащитен, как младенец….
 Один «ГАЗ 53» был с полным грузом. В него сел попутчик Сергей.  Ваня сел в машину под названием «Ока». К крупному,  толстому, и, конечно, добродушному водителю. Сзади, вместо сидения, лежал молодой, но уже здоровый, связанный по ногам хряк. Водила что-то, с жаром, принялся рассказывать Ване, кивая назад, в свинную сторону, верно про своё удачное приобретение. Ну,  типичный немецкий фермер, только машинка уж слишком мелковата, тем более, для этого здоровяка.
Дорога пошла лесом. Иван спросил:
- Тай –га?
Толстяк, улыбаясь, отрицательно замотал головой:
- Подлесок.
Он сразу понравился Ване. Это потом Ваня понял особую породу Степана Лялюка.
 Лялюк неприятности и обузы принимал с улыбкой и радостным выражением лица. Он принимался «возюкать» ту неприятность ли, обузу. Пока оное не меняло свою сущность. Приобретало положительную полезность, а то и доходность. Либо не пропадала вчистую.
 А того, что добивался, над чем сознательно трудился, то Лялюк воспринимал с холодком. Со своего планомерного и размеренного труда полученные плоды и достижения встречал хмуро. И, будь то какая вещь, вертел порой, угрюмо, в руках и откладывал в сторону. Она ему была уже не интересна. Только Неожиданному он радовался. Проиграв сто рублей, радовался подобранной копейке. А случись, что с его «делов» взорвался б дом – радовался бы удаче, что остался жив.
«Подлесок» перешел в «подгорок». Машину заметно потряхивало и заносило на поворотах. И вот, на очередном ухабе хряк захрюкал, и запах аммиака ударил по носу Ване. Перегнувшись назад, он увидел, что свиная харя обоссалась. Бывший недавно розовенький, стал сереть и мокреть. Это показалось Ване почему-то вопиющим непорядком. И он пихнул водителя в бок, требуя его внимания на груз:
- Шо це там? - буркнул Степан и тоже перегнулся назад, повернувшись вправо. Ваня почувствовал - что-то твердое, и холодное, уперлось ему в бок. Он взглянул: это было рулевое колесо в руках Степана. Ваня уловил, как у него пустеет в голове, и расширяются зрачки. Он поймал взгляд водителя, - и у того тоже начали расширяться зрачки, еще не посмотревшие вниз на свои руки. На то, что они сжимают руль управления автомобиля, когда сам водитель повернут к направлению движения чуть ли не задницей. Водитель не заорал, только коротко молвил:
- Ась? – И посмотрел по ходу движения

Машина неслась, подпрыгивая на кочках с очередной горки, и дорога впереди плавно поворачивала в бок. А между ног водителя на месте руля  торчала труба, уставившись жутким зраком смерти.
Они слетели с обочины, будто пращей кинутый булыжник и, подмяв придорожную мелочь, врезались в сосну. Та треснула и медленно завалилась на них, покрывая хвоей Ивана и Степана. Уже распластавшимися тушками на капоте, с ногами в салоне.
 Они даже стекло не выбили. Лобовое стекло от удара выскочило само, и валялось рядом, целёхонькое.
Ваня отлепил от капота лицо и глянул на Стёпу. Тот тоже лежал щекой на капоте и внимательно пялился на Ваню. Молчали оба. Тишина леса, привратного тайге. Хвоя срубленного ими дерева, укрывшего их. И где-то выше, витая меж стволов соседних сосен, корчилась их личная Смерть. Давясь от хохота.
Ваня отжался руками от эмалированной жести, и, не прислушиваясь к ощущениям, - нет ли переломов, ушибов - поспешил выбраться из автомобиля.
 Ему было стыдно, он был раздражен, частично возмущен и где-то безмерно удивлен, как несостоявшийся ученый–исследователь, и банально счастлив - как человек. Столь разные и противоположные чувства, не умещаясь в нем, гнали Ваню все дальше в лес. Он спотыкался о валежник, цеплялся плечами за ветки, чертыхался беззвучно. Отмахивался от несуществующих мошек, и, остановившись на малюсенькой полянке – просвете меж сосен - просто сел на усыпанный палыми иголками бугорок снега. И  горячо и раздраженно заговорил вслух, сам с собою:
- Это невозможно. Это просто противоречит самым высоким и главным смыслам и целям  существования человека.
Это какой-то цирк – едешь в храм, приезжаешь в цирк. Ну вот, вот оно, - тебя приветствует твоя Сказка. Да. ... А клоунов нет, акробатов нет. Одни зрители. Зрители кругом. Сидят и смотрят. Читают программки и смотрят. Они смотрят на тебя, и ты оглядываешься – никто ни показывает, ни тычет в тебя пальцем. Но ты один. И ты понимаешь, - клоун-то Ты …
Я – клоун. Я ехал к детству. Я ехал в храм. Приехал, пусть в цирк, пусть в балаган. Но почему Клоун – Я? Что это значит? Что?
И тут Ваня вспомнил свою поездку с коллегами в одну из бывших югославских провинций. Как там местные пареньки подобострастно заглядывали ему в глаза и кричали друг другу: «Це, е-э, - мо! Мон Ами!» и готовы были ему за копейки сосать член в обоих смыслах. То же было в поездке на турецкие курорты. Только на отлёте взгляда замечаешь кинжальную ненависть гостиничного персонала.
Но и его коллеги немцы отвечали вежливой презрительностью. Есть такая манера – просто не замечать персонал в любых ситуациях: в кафе, в спальне, в туалете. А вокруг всё ровно. Только: «что пожелаете?». За ваши деньги что угодно: и станцуют, и споют. А  старым кошелкам и любовь изобразят.
И отправляясь в Россию, к своим детским миражам, Ваня, предупреждая боль разочарования, подготавливал себя к картинам, схожим с виденным в Бывшей Югославии и Турции. Он готовился.
- Я смирял, рвущееся в  Страну Сказки, свое сердце. Но…. Но! Оказался клоуном в цирке. … Да, что это зрители притихли? Насторожились – уж не момент ли выхода на арену зверей?  А здесь - я, на манеже, - клоуном! Но где, же решетки? Или это звери местные, и своих не едят?
Вдруг кровь резко отхлынула от головы. И Ваня зажал онемевший рот. Удивительное дело, - он говорил сам с собою вслух.
Говорил на русском языке!
*
Он вернулся. Проломившись сквозь придорожный кустарник к дороге, Ваня застал на асфальте подъехавший грузовик «ГАЗ»  и уже вытащенную им из леса «Оку». Рядом с машинами стояли водитель грузовика, бедолага Лялюк и периодически сгибающийся от хохота его попутчик Сергей.
Ваня, еще не подойдя к ним, загодя стал орать русским матом. Сергея, попутчика, согнуло до земли, он уперся пальцами в дорожное покрытие, а вместо смеха из него вылетали одни всхлипы и повизгивания. Оба водителя автотранспорта сконфуженные стояли рядом. Заметив Ваню, Лялюк принялся осматривать вершинки сосен, а «Газонщик» ковырять носком ботинка асфальт.
Ваня смолк. Что-то было не так. Ладно, Лялюк, полностью и с довеском виноватый, а второй-то с чего конфузится? Сделав еще два шага поперек дороги, Ваня начал догадываться. На другой стороне дороги, в кювете торчал еще один грузовик «ГАЗ». А рядом с машиной уныло вошкался еще один горе-водитель. И уныло отругивался от других двоих.
Ваня спросил у Сергея:
- Что случилось?
А Сергей всё не мог просмеяться.
- Почему дорога перегорожена?
- Да, эти вот… послетали…
И тут водители всех трех машин одновременно взорвались взаимной ненавистью:
- ...У меня ж тормоза не работают!
- А ты ? Ты куда пер?
- А у меня рулевое  не ворочит влево!
- Ты долбанутый?
- Ну, не ворочит! Так я всё через право и делаю!
- А ты что поперек встал? Почему дорогу не…
- У меня заднего ходу нету!
Оказывается, когда «Оку» вытягивали из лесу, и первый «ГАЗ» пятился задом, из-за поворота выехал второй грузовик. Выехал он не быстро. Водитель видел всю обстановку на трассе. Но у него, как на грех, с утра барахлили тормоза, да и рулевое влево тянуло. В итоге - пришлось ему, чуть ли не добровольно, соскользнуть в противоположный кювет. А водитель первого грузовика был сконфужен просто из чувства крайнего стыда. За жизнь и за Родину, - ведь, попутчик Сережа не преминул с ехидцей доложить о необычном пассажире. О Ване – как о германском госте.
- «А А-а! Бл… Хватит! Молчать!- Закричал и затопал ногами Ваня.
И Ваня вспомнил всё. То, что кажется, и не помнил вовсе. И про Германию , и про себя… Про людей вообще, и конечно, про Родину…
Спустился вниз и помог водиле, ковырявшемся в движке. Потом, смачно комментируя по ходу дела, поменял колесо. Потом протянул трос через бурьяны и прицепил его за «Оку». И всё что-то кому-то объясняя, периодически рубя воздух правой рукой.
А водилы, рассевшись на корточках, внимали немецкому гостю, морщась на зимнем солнышке, покуривая и позевывая…
Наконец, машины разъехались. Услужливый Лялюк открыл Ване дверь «Оки», а там сзади сытая морда развалившейся свиньи: «Хрю…».
.
 Ваня наотрез отказался садиться обратно к Лялюку и поменялся местами с Сергеем. Когда тронулись, немного погодя водитель сказал:
- Вы в сосну удачно въехали. Если бы в берёзу, то были б мертвые. Берёза не ломается, пружинит. Швырнуло бы вас обратно, как из рогатки. Да… а берёз  при дороге побольше сосен будет. Везучий ты парень, Иван.
Все это ничего не подозревающий водитель сказал, естественно, по-русски. А Ваня всё понял!

                Глава Вторая.
                Родина.

… ТОО «Энтерпрайз», бывший совхоз «Родина»  заключил контракт на поставку в Арабские Эмираты сосновых шишек и таежного дёрна…
…От сельчан нашего района стали поступать заявления к администрации ТОО «Безозерное» с требованием компенсаций. Сбежавшие от ТОО «Безозерное» свиньи одичали - нападают на сельские сеновалы, подкапываются  под сараи, принялись таскать цыплят…
…По улицам областного центра прошел не санкционированный оздоровительный пробег, под лозунгом: «Русский, значит трезвый», участники пробега задержаны полицией, с предъявлением обвинения в разжигании межнациональной розни…
Сегодня будет вьюга. Не сбейтесь с пути…

На развилке дорог, попрощавшись с Сергеем, обменявшись адресами и телефонами, и опять совершив рокировку автотранспортом, они разъехались. Весёлый попутчик ехал в один маленький закрытый сибирский городок. Сергей был специалистом по, как он сам выражался, - «некоторой физике в закрытой её части». А Ваня с Лялюком были, практически, земляки. Жил тот на хуторе близ Ваниного села. Переехал не так давно - лет семь назад, и о знакомых, и вообще, – о старожилах села мало знает. Но мал, мал кого все же знает. Отвезет на дом к бывшему директору совхоза. Оттуда Ване сподручней и определятся. Кого директор вспомнит, а может, кто самого Ваню и семью его вперед вспомнит? Бывает всякое.
Бодрый старик у ворот встретил Лялюка какой-то мало понятной, но отчего-то знакомой фразой:
- Здоровеньки булы, радяньский пан?
«Пан» не совсем чинно,- вперед задом,- выбрался из авто и поздоровавшись за руку, облапил медведем невысокого «председателя». Махнул рукой, вызывая Ваню, и тут же представил его как гостя из Германии. Начал уж было приплетать какие-то звания и высокие миссии, но Ваня бесцеремонно прервал его:
- Перестань! Я ни какой не «посол», я родился здесь. Малышом уехал с родителями в Бундес, вот вернулся в … на Родину посмотреть …
- Да хиба на нее глядеть! Тут строить надо! – взорвался хохол.
«Председатель» - Максим Иванович - пригласил в дом, выспрашивая о фамилии, именах и отчествах, усадил за стол. Сам сел напротив и словно на официальном приеме достал из стола тетрадь и ручку:
- Знаю я твоих родителей, но не так хорошо как  дедушку с бабушкой. Эмма её звали, - не помнишь?.. Да, верно, ты тогда только-только родился - вспомнил я. Они же погибли тогда.
 Эммина дочка, Варвара, помню, родила и тут они оба с Федей и погибли… Да… а я, признаться, ухлестывал за ней. Красавица. Да и дочка – не уродина. Но Эмма… Вижу – у тебя её стройность то. Родители то её – да, и сама она, придерживалась - баптисты они были. Строгие, работящие, не пьющие. Наши староверы недолго приглядывались - быстро зауважали. А вот Варвара вышла за городского Альберта. Отца твоего. Тоже был работящий. Всё на калымы летом мотался. С чеченцами связался - коровники они халтурили в Казахстане. Да - работящий был твой папашка. И деньги любил, и выпить любил, да и девок не пропускал… как он, сщас то?
- Врать не буду. Сидит.
- Ага, вона как. Здесь значит, увернулся. Подельников его, чеченцев, посадили тогда. Он увернулся - не сдали его горцы. А в Германии, вишь, не уберегся. Ну, Бог с ним.
- Бог с ним, - согласился Ваня.
Дед внимательно взглянул на него и кивнул головой, с чем-то соглашаясь. Встав из-за стола стоящего посреди комнаты, отошел в уголок к самовару на комоде.
- Я вспомнил тебя. Это ты у Маруси месяцами под присмотром был.
Да-да. Родители твои в городе в делах зашились. Квартиру себе отдельную зарабатывали. А бабку с дедкой прибрал Господь. Так они тебя к соседке и пристроили. К Эмминой подружке - Марусе. Да она сама напросилась. Говорит, - увидала она тебя, в кулечке ещё Да как покажется ей, что это муж её молодой в руках внука держит и ей протягивает. Сам весь, говорит, в темно-зеленой гимнастерке, сапогах кожаных чищенных, фуражке с черным околышем.
 В общем, не в себе она всегда была с тех пор, с самой войны. Она там, на той войне двух братьев, да мужа молодого оставила. Считай, прямо из под венца увели. Вот, ты у нее и прижился. Чуть ли не все первые два года. Потом на лето одно, помню, – это точно. А потом в детский сад тебя Варвара пристроила. Да, - в Германию уже документы собирали. Маруся просила, - привезите. Да мимо ушей её тогда слушали.
- Меня в пять, с лишним, лет увезли в Германию. Из города. Что помню, так нашу квартирку и наш двор. И все. И то кусками. В каком-то желтом цвете, цвете выгоревшей фотографии. А деревню помню. Помню дома, деревья, поле по ту сторону. И всё цветно, ярко, во сне можно приглядеться и каждую щепу отдельно увидеть. И помню женщину. Особенно снилась она мне, когда трудно было. Когда… в общем, это не важно. Может быть, это она, о ком вы говорите?
- Может–не может. Конечно, может!
- И как бы мне её…
- А вот «каком». - Ваня непонимающе взглянул, а дед засмеялся, - прости меня, старого, - всё забываю, что ты немец. Пешком надо. Думать и делать, - «каком». Просто встали и пошли. До ней пошли.

*

Дом Марии был недалеко, как и всё на селе. Прошли незапертые ворота. «Председатель» покликал хозяйку. Без ответа. Углубились в катакомбы двора, крытого по-русски, по-сибирски - от снега и дождей. Вышли на зады, где кололо дрова женщина с повязанным под подбородок платком. Когда они проходили калитку, скрипнула какая-то деревяшка. Женщина подняла голову, увидела пришельцев и просто сказала:
- Ваня мой приехал.
Ваня встал столбом. Вся кровь как исчезла. Тело стеклянное, хрупкое – не пошевелиться.
 Эта женщина приходила к нему во снах. Эта женщина снимала боли и обиды. Эта женщина поила его молоком не городской свежести. Эта женщина хранила его от опасности, являясь и днем над тем местом, куда он хотел идти. И он не шел. А на следующий день узнавал в телевизоре знакомое место и там, то автокатастрофа, а то криминальный труп в кустах.
Мария отставила вилы и, подойдя к Ване, обняла его, недвижимого. Она наклонила его высоко сидящую голову себе на плечо, а другой рукой гладила по спине. А он не двигал и пальцем, не издавал и звука. Только слезы двумя ручьями текли по застывшему лицу.
«Председатель» деликатно уже давно тихонько утёк со двора. А они все стояли посереди огорода, не говоря ни слова. Они давно умели говорить, не пустозвоня воздух. Много можно сказать без слов, и среди них важнейшее – о Любви и Вере. А потом, прикоснувшись, узнать и о здоровье. Телесном и душевном. А так же о детях, – есть ли? А если есть, то и о их здравии.
 Потом Мария отвела гостя в дом. Усадила в деревянное кресло во главе длинного стола, за которым когда-то еще до войны сиживала их немалая кержатская семья.
Мария что-то быстро сообразила ему на стол с непременной кружкой молока. Он начал есть, не чувствуя поначалу вкуса. Вдруг, в нем проснулся зверский аппетит. На него пахнуло непередаваемой естественностью  и сытностью. И не заметил он, как уже уминал съестное в две руки. Пока он ел, хозяйка молчала.
Тут начали захаживать гости деревенские. То за одним, то за другим. И все не преминули заглянуть в большую комнату. Поглазеть на «иностранца» и поздороваться. Им Ваня мычал лишь, кивая в ответ с набитым ртом. Уходили, уже что-то обыденное  говоря хозяйке. В изменившихся голосах сквозило облегчение. Будто ожидали великое начальство, а приехал практикант.
Всех гостей успел оповестить и всем доложить о приезжем и их смертоубийственной аварии по пути «никого в деревне не знавший» Лялюк. Наконец, когда Ваня допивал вторую кружку молока, явилась целая делегация и попросила прибыть гостем на свадьбу. Его принялись уверять, что он обязан знать и должен вспомнить пацаненка с соседней улицы на год его младше – нынешнего жениха. Ваня посмотрел на хозяйку. Та утвердительно кивнула, добавив:
- Сегодня сходим, чтоб не надоедали. А то ж неделю шлындать будут. А с завтраго – гнать всех.

*

Свадьба собрала, наверно, всё село, за исключением самых малых и совсем больных. Пиршеским залом сделали весь крытый двор, загодя очищенный от скота и кизяка. Покрыли настилом из свежих духовистых сосновых досок. Стены обновили, топорами обстругали. Наперед, обгоняя хозяев, выскочил невесомо дородный Лялюк. Облапил Ваню и расцеловал. Будто, сто лет не видевшийся, друг детства. По его красной ряхе было видно – уже принял на грудь.
Из-за стола подымались и кивали Ване, как старому знакомому разные лица. Усадили поближе к невесте. И тут же сунули штрафную – стакан, полный наполовину. Ваня крикнув: «За здоровье молодых», с ходу, без позерства, замахнул эти сто грамм. И только выдохнул, не меняясь в лице. Возбуждая кряканье и одобрительные кивки. Водка была заводской еще, сорокоградусной и, по правде, пошла как вода. Не то, что горько жгучая «домашняя» водочка градусов за семьдесят от пана Михала в Германии.
Добрые соседи по столу принялись подсовывать то огурчик, то грибок на вилке, а кто сала кусок. Свадьба поглотила его и вернулась в свое течение. К нему подсаживались мужики, что-то говорили. Все чаще вспоминали об их приключении на дороге. О котором сам Лялюк, подпив, и рассказал. Он устал ждать того от немца. Будто тот вовсе не немец, балованный и нежный, а полярник какой. Лихой вахтовик, который, может, в кювет слетает по паре раз на неделе. Хоть и незавидная была роль Лялюка в том происшествии, но не пропадать  же зря байке – такому добру.
 Но кто ни подсаживался, не мог разговорить, расшевелить Ваню. Он лишь отмахивался, пребывая в полном удовлетворении, растворенный в атмосфере застолья. Он отдыхал, впервые, может быть, за свои неполные двадцать пять лет ослабивший внутреннее напряжение – впервые со времени выезда семьи в Фатерлянд, уж точно.
Зимнее солнце быстро склонилось к вечеру. А из вечера собралось скатиться в ночь. А всё как-то непривычно было на свадьбе, – уже смеркается, а драки нет! Но тут, наконец, пошло какое-то движение за дальними столами. Не то, чтобы настоящий шум, а, так сказать, - волнение. Ваня как раз встал. Ноги размять и по малой нужде сходить. Как он вспомнил. Туалеты в деревнях, это дощатые будочки на задворках. Вот, на вытоптанном пятаке возле будочки и сбилась в разборках молодежь. Парни, на пяток-другой лет помоложе Вани, и как раз прямо перед ним один с размаху ударил другого. Замахнулся второй, но не успел. Ваня, походя, перехватил удар правой. Отвел на залом. И так же, не сбавляя хода, не меняя направления в туалет – врезал левой. Парень улетел в сугроб, а Ваня уж затворял дверцу будочки.
Сделав свое дело, он вышел. Его обступила толпа встречающих. Словно он какая кинозвезда и вышел не из деревенского клозета, а из длинно шикарного «Кадиллака». Наздоровкавшись  вдоволь, аж рука заныла, он прошел дальше.
 
И застал притихшую свадьбу. Какой-то человек в милицейской форме, в сопровождении двух гориллоподобных гражданских, держал, перед сидящими за столами, речь. То ли поздравительную, то ли ругательную. Оказалось – и то, и другое вместе. Просто стиль общения у господина Участкового выработался специфический и применялся во всех жизненных ситуациях. За исключением моментов общения с начальством.  В принципе, он произносил речь благожелательную, но сдобренную большим количеством отступлений матерного наполнения:
- … Значит, желаю тебе, сын гражданина Фёдорова, козла охуевшего, машину свою в райцентре, где попало бросающего, жизни долгой и без правонарушений.
А тебе, Евлампиев. … Чё потупился? Я когда сказал, ****ина, мне свиньи пол туши откатить? Ты чё? Тебе в город за так откормленную на ворованном зерне поросятину продавать возить позволят? В моем лице? Ты, сучий потрох, не «закрутился», а «за так» проскочить решил. Думал, я пьяный был, так ничего не помню? Мимо меня ты *** проедешь, ты понял?
Так, а … Валентина, тебе желаю, чтоб сын гражданина Федорова, твой жених, хорошо работал, денег домой приносил, и нас не забывал – на своем молоковозе масло взбивая. Не удивляйся, – знаю я его хитрости, – моток проволоки, там, – то, да сё. … В общем, так, господа сельчане, чтоб вся ваша ****ская криминальщина неистребимая, сама становилась под контроль и несла подати. А то вам будет. Мои други городские  озаботят каждого, в индивидуальном порядке. Любого загну раком и выебу, если …
Тут Ваня не выдержал и оборвал «речь» начальника:
- Господин офицер, следи за языком, – здесь люди сидят, и женщины среди них.
- А ты кто такой – не пуганный? А-а, говорили! – Немец! А Я – местный представитель власти. Усёк, путешественник?
- Какая разница, – ты за языком следи.
- А-а, – значит, борзеем. Ладно, проходи, садись. А поговорим после. Заеду, как-нибудь – за делом. Поговорим …
Тут Участковому вынесли большой мясной пирог, торт домашний, кулёк салата и сумку с бутылками. И он, не благодаря, не прощаясь, ушел со своим сопровождением.
Так-то на свадьбе всё Ванино будущее и определилось.
Хотя тогда он этого не понял.

*

Ваня не досидел до конца свадьбы, хотя ушел далеко за полночь.  Он еще не знал, что досидеть до конца русской свадьбы в деревне, да еще зимой, когда в поле и в лесу дел нет, физически не возможно.
Бабушка Маруся ушла раньше. «Бабушка…» – так её все здесь звали, и только Ваня упорно, супротив годам, называл её «тётя Маруся».
Уходя, Ваня сообразил, что на свадьбе надо что-то дарить. Он, не задумываясь о деньгах, скинул с плеч почти новую дорогую куртку и протянул молодожену в подарок.
Бабушка Маруся не спала, и как только Ваня переступил порог, тихонько его позвала. Тот, подойдя к ней, присел на краешек кровати.
- Зря ты, Ванюша, языком за эту грязь в образе человечьем зацепился. Зря ты Участкогого задорил. Ох, чувствую я, большие с того беды могут тебе быть. Да не только тебе, – всему селу.
- Успокойся, тётя Маруся, – но не могу я по-другому …
- Я знаю…
- Всё будет нормально, а не будет – я со всякими бился. Да, если что, ты же мне поможешь. В Германии за тысячи километров помогала же?
Бабушка Маруся замолчала, а потом взяла его за руку и начала рассказывать о жизни.
Говорила она о сыром и бесприютном бытии ссыльных староверов, кулаками обозванных и ссыльных из Сибири в Сибирь. Говорила о злой власти и блюстителях её, как о самых несчастных рабах божьих. Говорила о добрых людях – благообразных старцах и тех, что злодеями лицом и повадками сущие разбойники. О справедливости человеческой и Божьем суде, который порой удивляет самим образом, видом кары своей,  пугая и успокаивая одновременно всегдашней своей неотвратимостью.
 Как подавился рыбьей костью и издох сипящей собакой первый на них написавший донос сельчанин, тоже старовер. Как председатель комбеда, побоявшийся со своими вооруженными голодранцами даже подступится к их немалой, с крепкими мужиками и парнями, семье, и оттого вызвавший из района специальный отряд, вышел однажды пьяный, по малому делу до ветру, и обморозил себе там, ниже пояса, всё, так что потом еще долго постоянно ссался в штаны. Уже и людей не стесняясь. Ходил по деревне командовать в мокрых, вонючих галифе. Загнулся он потом окончательно, от жутких резей внизу живота.
Рассказала, как умирала, застуженная по недогляду, в новом, наскоро сооруженном на новом месте доме сестрёнка её. Как она мучилась и всё поминала, что стащила у соседей мешочек колотого сахару перед самым их отъездом, уже дочиста разорённых и обобранных. Она думала – для всей семьи брала, а после испугалась родительского гнева, мешочек спрятала. Пыталась как-то сама чуть лизнуть, но сахарный вкус вдруг отдал такой мерзко прельстивой иссушающей приторностью, что её стошнило.
 Она всё спрашивала, не наказал ли её Боженька? И совала Марусе этот заклятый сахарный мешочек. Маруся ничего не сказала отцу с маменькой, а как умерла сестренка, высыпала тот сахар в прорубь. А на следующий день пошёл брательник на реку рыбки с голодухи половить и скоро вернулся, изумленно протягивая вязанку нагулянных окуней. И кормила всю ту голодную, первую на новом месте, зиму их семью та прорубь, сахарная. И где тут наказание и где прощенье?
 Выжила их, разделенная уже на три, меж дядьями и отцом, стараниями власти, семья. Зажили помалу – не хуже прежнего. Даже при совхозном строе. Но пришла война, забрали братьев на фронт. А к ним подселили ссыльных – немцев из Поволжья.
Были они поначалу всем испуганные, осиротелые, хоть и всей семьей были. Нелюдимые. Старшие по-русски разговаривали очень плохо, почти никак. Не нужно им было этого в своей самостийной республике немцев Поволжья.
И вот однажды, как обустроились, отец Эммы увидел, а скорей услышал, как её батя, Тимофей Емельянович, зачал колоть дрова на задах. Вышел к нему со своим топором на подмогу и молча пристроился рядом. Так оно и повелось поначалу – что затеет отец Маруси, то тут же берется делать отец маленькой тогда еще матери Эммы. И всё – молча. Так же, поначалу, они столоваться норовили отдельно – в тесной, выделенной им спаленке. Но отец как-то перехватил жену немца с кастрюлькой горячей похлебки, идущей от плиты в комнатенку и мягко, но силком усадил её за стол. Кивнул Марусе чтоб и сама на стол собирала. Что есть – сало, черемшу солёную, бруснику, грибков. А немке словами и руками объяснил, чтоб всех своих вела за общий длинный стол.
 За столом, как все уселись, старшего немца Тимофей Емельянович усадил по правую руку. Хозяин дома сказал: «Помолимся». И вслух, внятно, но негромко произнес трапезную молитву. Встал, перекрестился на образа, а сев, кивнул немцу. Тот понял, и произнес свою молитву. А закончив немецкую молитву, встал и перекрестился на русские образа.
Так и повелось. Позже, молитвы, правда, вслух говорить перестали. Каждый нашептывал одновременно свое. Но поднимались уже все вместе и клали вместе крестные знамения в один угол. Одним иконам. Позже Мария узнала, что у баптистов кланяться божьим изображениям перед обедом, да и вообще, не принято. Но лихолетья меняют земные правила. Старший немец как-то сказал, сидя на лавочке уже около своего дома, Марусе. Это было спустя месяцы после смерти отца, далеко после войны:
- Образа, иконы – суть идолопоклонничество. Но когда твой отец первый раз усадил всех нас вместе за стол, и мы обратились совместно к Богу с молитвой, я не уподобился обезьяне, подражая твоему отцу, крестясь в красный угол. Это меня теплой волной от пола подняло и повернуло в сторону написанных краской лиц. Но крестился я уже сам. Я понял: Бог заглянул к нам, в этот бревенчатый дом на краю мира и не оставит нас больше.
И про твоего отца я могу сказать – он не раб Божий. Такие люди никогда, ни у кого не были и не будут рабами. Более лучшего друга я и не мог ждать от Бога. Теперь он потребовался Ему.
Да-а, наверно не простые времена наступают, если даже на небесах нужда настала в нашей помощи. А мне что здесь делать? Нет, если я не хуже твоего батюшки, то и мне скоро помирать.
Скоро старый немец догнал старовера. Умер правильно, никого не мучая, никому не досаждая. Как по приказу. Ушел, как мобилизованный.
 Пообедал. Почему-то после обеда поцеловал домашних. Лег, как бы передохнуть. Закрыл глаза и умер.

*

А до того была Война.
Бабушка Маруся говорила о войне как о каком-то месте,  живом месте, но не страшном. Как о полном движения крае, но печальном притом. И было то место, может, за тем леском, а может, по той дорожке грунтовой направо, огибая поле ржи, за лысой горкой. Рассказала, как пришли в конце войны три похоронки, как она плакала над братьями, а над Николаем, мужем своим, не убивалась. Просто онемела и больше месяца ходила безгласая. Она ведь задолго до пришествия официальной бумажки почувствовала, увидела, когда и как его убили.
Три похоронки. И ни капли ненависти на немцев. Верно, воевали они не с немцами, а со съедающим личины и души вселенским Злом.
Ваня слушал неторопливый рассказ бабушки Маруси и вспоминал её образ, то во сне, а то и видением, средь бела дня являвшийся ему. И такой же добрый взгляд  её глаз, только её правильное, красивое лицо было молодым, без нынешних морщин.
Он был на Родине. Он чувствовал это. Ну, а как же Германия? Он парадоксально чувствовал, что и она, тоже его Родина! Сегодня он уехал, сегодня он не там, а она – все равно – в нём.
…А можно ли никуда и не уезжать, но от земли своей отказаться? Проклясть её и жить на ней будто, на земле чужой по чужим законам? Жить чуждыми ей поступками и плодами  чуждыми захламлять? Жить, как Не Здесь, а на словах клясться в верности и любви к земле этой….
А можно только раз вдохнуть здешнего воздуха, и, родившись здесь, быть увезённым, но там, на чужбине, жить по законам родной земли во благо её и вопреки всему.
Сказала, проговорила бабушка Маруся, а Ване подумалось: «Вопреки всем! Даже не осознавая того… Но, всё же – где земля его, чей дух в нем? Германия? Россия?»
Земля, вместе с воздухом просторов и соком почвы, дает свой Закон. И если Дух Земли – микрочастицами пыли меж молекул кислорода. То Закон Земли – в сопряжении и соразмерности этих частиц со всем сущим в мире, малым и большим. И поймёшь ты его без зубрежки. Лишь только воздух родины пронзит утренний свет.
…А, может, и ничего такого не говорила бабушка, – о земле, о воздухе, о людях с виду здоровых и радостных, но приносящих гнилые плоды? Ваня уснул, держа руку бабушки Маруси. Он не помнил, как она отвела и уложила его на кровать.

*

Проснувшись, Ваня увидел рядом на лавке стеклянную двухлитровую банку молока, прикрытую полотенцем. Выхлебал ее всю, присев на кровати, и почувствовал, что нет в нем ожидаемых послесвадебных болезней.
Вышел во двор, накинув на голый торс заботливо положенную рядом на лавку волчью доху. Как потом сказала бабушка, волка того, из которого доха пошита, пристрелил еще отец в первую их ссыльную зиму.
 Морозец холодил колени и уши, но был сух и весел. Увидев на заднем дворе поленницу дров и подходящий инструмент, воткнутый в колоду, не раздумывая, взялся за работу. Погодя скинул доху, - так и махал колуном минуток двадцать. Больше для себя, - дров в поленнице хватало. Соседские видно не забывали бабушку Марусю.
Позже он узнал, что для прожитья варит бабушка самогон, но не на поток делает, а с любовью. Чистит древесным углем, цедит через хлеб, сдабривает ягодками, корешками лечебными. Делает с любовью, но и цену держит высокую. Не всякий позволит себе из сельчан. Вот и норовят подсобить чем-нибудь, угодить.
 В самом областном центре распробовали бабушкины настойки.
 По красивым запечатанным бутылкам никогда не догадаешься, что первоосновой был обычный как у всех самогон. Горожане денег не жалели и мотались за сотни верст до бабушкиного дому раз в две недели.
А как же?! Если один высокий гость из Москвы, попробовав бабушкиной настойки, сказал, что уже пил во Франции «этот коньяк». Назвал его наименование, срок выдержки; место, день и час его пробы. Областные начальники заключили с ним пари и отвезли его на село.
 Познакомили с бабушкой Марусей. Та давала пробовать того же, о чём спор, приговаривая, что это одна из «простеньких». Давала и других настоек отведать, что «позабористей» и «с изюминкой». Столичный гость со вздохом признал свое поражение. И тут же с горя напился. Ведь он проспорил местным начальникам значительную добавку к областному бюджету! А, уезжая, обливался, гость пьяненький, умиленно слезьми и целовал бабушкины руки.
В общем, бабушка не бедствовала. Но Ваня, облазив весь дом и двор, нашел себе работы. Домыслил, творчески развил и составил план. И почти целый месяц его воплощал собственными руками, помощников нанимал пару раз и то, только туда, где специалистом чувствовал себя никаким, и, хоть и предпочитал всему учиться самому, не счел нужным тратить время и рисковать поломкой не дешевого оборудования.
 Бабушка была сметлива в Ваниных улучшениях своего быта и «производства», не цепляясь за старое, как многие пожилые люди. Даже освоила спиртоводочную мини-линию, как положено – со сменными фильтрами и мощным охладителем, и много ещё чем полезным. Закупил тару стеклянную, также бочки и бочоночки дубовые, для выдержки некоторых типов продукции: на оленьих пантах, например, орехах, женьшене и других таёжных травах.
Ваня трудился не покладая рук, с раннего утра и не зная усталости. А вечером банька,  чуть ли не через день, и по два раза наливочки бабушкиной.
Здесь-то Ваня и понял, пусть побочную, но немаловажную мысль. Не жара благостная и обеды с завтраками, с деревьев свисающие, сделали человека из обезьяны, если такое, вообще, было. Не в Африке, а только в местах подобных этому могло появиться человечество как таковое. Где творцами, а значит и противниками, а порой и помощниками:  Хлад–Мороз, Снег и Лёд. Здесь, здесь Тварь Дрожащая стала ЧЕЛОВЕКОМ!

*

И вот пришел момент, когда надо бы и уезжать. Уже звонки до хрипоты мембраны замучили сотовый телефон. Партнеры, друзья, подчиненные и просто заинтересованные влиятельные особы, навязчиво интересовались сроками его прибытия в Германию. Да и у самого Вани появились здесь некоторые дельные мысли. Проекты, для воплощения которых необходимо побывать в Германии. И кажется, при современных средствах транспорта, с открытой визой, деньгами и возможностями - да мотайся ты в Сибирь хоть дважды в месяц, что некоторые и делают.
 Но Ваня как что-то чувствовал.
Сначала сказал деревенским, что уезжает, но что еще приедет, и не раз. Потом постоянно и как-то неуверенно отнекивался на неоднократно заданный вопрос: когда проводы. Не хотелось ему этого события. Но без проводов никак нельзя. Тем более, что часть селян вскорости, возможно, станут его сотрудниками. Хотя об этом еще, как говориться, они - ни сном, ни духом.  Нужно было оставить добрую память, «показать Лицо» или, как сказал Лялюк, «хорошие понты – половина дела».

*

Для прощального обеда, ужина, а, может случиться, и завтрака Ваня арендовал хорошо приспособленный и пока не загаженный двор недавнего молодожена. Чему тот с родственниками искренне обрадовался. Как приработку. А заодно есть реальный шанс - опохмелиться после «медового» месяца.
Рассыльные пацанята позвали всех семьями. Но женщины, зайдя попрощаться и пожелать, что принято, быстро и тактично уходили. Остался строго мужской «актив» села. Наливать принялись бабушкиной наливки. Из тех сортов, что по звонче, по забористей, на красном перце, хрене, да волчьем корне.
Ваня сказал, что в покое их не оставит, есть планы. Посмотрит, что покажет Германия. Разговор пошел о сельских проблемах, а потом привычно скатился в политику:
- …Так своего и выбрали. Так никто, ведь, не хочет, из Настоящих. Вон, Талалихина сынок, тоже поди свой, только крученный – в райцентре живет, все у него там знакомые. … А вишь как оно случилось. Сразу всё увязалось: папаня его, он сам, собутыльник его, депутат. Участковый новый, из пропойной деревни - да еще майор! Много ли участковых  - майоры, да на джипе «Крузёре»? Что он, где еще творил? А так, кто из нас знает: кто за кем прибег, кто с кем водку пил? Прокуроры, деляги торговые, шабашники дорстроевкие. … Да, что говорить, – попало село!
- Вот только говоришь: «попало». Пропало село! Давайте-ка, мужики, баб своих выдвигать. А то по огородам перекрикиваться это они горластые, бойкие. А как дело…
- Так, так, - пусть делают. А сделают первым делом ущемленье нам.
- Какое ущемленье? Хвоста, что ли?
- «Какое», «какое»! Сухой закон введут, вот чего.
- Тебе дед никакие законы завсегда не писаны были. Что - государственны, что от правления, что от бабки твоей.
- Я что, - за себя? Я за мужичьское общество. Собутыльники то разбегутся. Как тогда, когда из Омска цирк приехал. Сиди три дня дома, - тоска волчья.
«Общество» расселось и принялось подставлять стаканы прыткому, на разливе стоящему, деду Камаринову.
Распахнулась правая половина амбарных ворот. Не пожелал Некто входить бочком. В клубах вспарившего от столкновения с морозом теплого воздуха восшествовали три типа. Двое по бокам, играясь резиновыми палками. А посередине, руки в карманах, господин Участковый, лично.

               

                Глава Третья.
                Русский Бунт.

…ТОО «Отрадное», выплачивает зарплату труженикам советскими рублями. Правда, на каждой купюре - печать предприятия и личная роспись директора. «Предприятие сделало рывок: «Назад в СССР», исключительно из-за нехватки наличности», комментировал главный бухгалтер…
…Жители нашего города добровольно, в массовом порядке, отключают себя от газоснабжения. Платить нечем. Единственный завод, как известно, распродан  на металлолом. Энергетики неплатежи пока терпят, но по всем прогнозам грядет холодная зима, и поэтому перегрузка ветхой электросети неизбежна. Граждане,…
… Весь Старосибирский район на целые сутки лишился электричества. Проходящий под мостом кабель высокого напряжения разрыт и перегрызен. Подозревается  хряк-производитель из ТОО «Безозерное». Учитывая электрический заряд полученный свинкой, её приключениям настал конец…
… А погоды, у нас нет …

- Что, ****и, не ждали? Ты что, херр немецкий, на отвальную не зовёшь? Личность мою забыл или не пожелал?
- Вы завсегда сами, Не званные, приходите. - опередил ответом Ваню дед Камаринов.
«Гости» растолкав, подвинув мужиков на скамейках, уселись рядом с Ваней, оставив на месте лишь «председателя» и Лялюка. Первого не тронули, верно, из-за бывшего его начальственного положения, а хохла же из уважения к тяжести всей его фигуры.
- Я прослышал: вы здесь власть языками треплите. Депутата нашего уважаемого поминали небось? Ну-ну, ваши бабы мерзавки, телеги так и пишут. На него, на меня, на зам. Директора ТОО Талдыкина и председателя сельсовета Талдыкина- младшего? Нет? «Да я же их читал», как у Высоцкого. А, ты Максим Иванович, прокурору написал, - два раза. Один раз обстоятельно так, а второй раз уже требовательно, с угрозами, - «Масквой» пугаешь?
Где Москва, а где я, видишь? Пойдем-ка, до воздуху, - покажу. Подымайся – пойдем, пойдем.
Ваня, было, привстал: заступиться, остановить, еще не понимая, что может случиться, но предчувствия были самые дурные. Максим Иванович вышел из-за стола, жестами успокоил Ваню и гостей. Мол, все в порядке, сидите. И вышел вперед Участкового на двор. Подручные сержанты продолжали молча седеть за столом и зыркать на собравшихся.
Тяжелая тишина за столом, ожидание как перед операционной хирурга. Вот, наконец, вернулся Участковый. Один вернулся. Молча уселся за стол и сам разлил спиртное по стаканам. Но только себе и своим подельникам.
- А где Иваныч? – Тревожно спросил дед Комаринов.
- Да поплохело ему что-то. То ли со свежего воздуха, то ли с разговору. Повез его мой водитель домой. - Заслышав шевеление за столом, гаркнул. - Сидеть! Не в кутузку повез, - домой. – И добавил уже ровным голосом, - честное офицерское! Ну, давай, немецкий Ваня, выпьем на посошок. Приезжай к нам, подарки привози, не как в этот раз. Ну, ты, видать, не ученый - теперь в курсе будешь. А, если дело какое, - нам друг без друга никак. Связи какие, - все у меня! И, знаешь, власть то здесь – я! Захочешь дружить – всё у тебя на мази будет. А нет… На нет и суда не будет. Сам убежишь.
- Я, господин начальник, как здесь говорят: я с тобой у одного забора рядом срать не сяду. Я, если даю – то даю сам. А забирать будут – не отдам. Ни в Германии не отдавал и здесь: не отдам.
- Ух, ты какой! Ладно, не держи зла. – И налив уже, кажется, по третьей полной себе и соратникам, сказал, - На посошок, - и, не замечая остальных и самого хозяина, выпил. – Пойдем, проводи хоть, а то дороги и тебе не будет. Давай, что – боишься?
- Пойдемте, - провожу.
С Ваней подорвались пойти несколько парней и мужиков. Но подручные участкового стали их отпихивать. Дубинками поперек, возвращая за стол. Ваня теми же жестами, как давеча Максим Иванович, подал знак, чтобы сели, что все в порядке. Но Камаринов малый и Витька, бабушки Маруси сосед, все-таки протиснулись к самым плечам Вани. Участковый лишь недобро ухмыльнулся.
Когда вышли из утепленного до амбарного состояния крытого двора, в темноте заурчали два мотора, с  обеих сторон ударил свет мощных фар. Участковый махнул, зазывно, во тьму и обернулся к Ване с провожатыми, скалясь широкой улыбкой:
- Зацени мою доброту Ванёк! Ты ко мне ни ногой, а я к тебе – на джипах! Давай, Ваня, прощаться! – и шутливо семеня, перетёк к Ване и облапил его, суясь губами в лицо. Три раза совался, три раза отстранялся Ваня. Зажатый в объятиях, перешедших в захват из французской борьбы.
- Ну, неродимый, какой. Ладно, езжай, а у меня дела – надо проверить мужичков: не завелись ли среди них неучтенные личности.
И, как ни в чем не бывало, отправился обратно на крытый двор к опоганенному им застолью. Оставив Ваню с ребятами одних перед домом. Из-за неплотно прикрытой двери понеслись знакомые Участковые выраженьица:
- Ухуячте жопы в лавки! Я вас всех, браконьеров, по закону разъебу! И будет вам электро-газ, телефонизация и перловка с повидлом!
- Полегче загибай, начальник, – ты с людьми разговариваешь, не с электоратом. – Прорвался хрип деда Камаринова.
- А-а, слова выучили, Выползни ****одырые!
- А здесь не просто люди сидят. – Резанул пилой голос промысловика Скокова. - Здесь добрые люди сидят. А «добрые» люди – зверей не хуже. Усёк?
Но не дослушали ребята дискуссию. Недолго они одни оставались. Из света фар, с двух сторон вышли  плотные граждане. В коротких черных куртках казавшихся большими мячами, вот только с отростками - руками, и увесистыми битами в них. Восемь человек профессионально окружили троих и дружно, наискось, взмахнули битами. А Ваня был «пуст». Он расслабился здесь. Забылась всегдашняя готовность к схватке. Почитал в этих краях, что кулак – оружие достаточное. До сегодняшнего вечера.
Быстрая серия ударов. Они смяты, повалены, руки назад закручены. Их, стонущих, забрасывают в машины – везут. Все молча. За селом свернув направо, остановились за горкой, между лесом и полем снежным.
Выдернули из машины. Сорвали верхнюю одежду. Еще раз, уже очень обстоятельно, избили.  Норовя всё ж по мягким местам. А напоследок, завершающим аккордом – кодой, один бугай прошелся, и каждому нанес два приметных удара по лицу: в нос и губы. Плюща, давя, превращая их в рванные вишневоцветные вареники.
Их, корчащихся от боли, со сбитым дыханием в легких, спихнули с пригорка в снег. И уехали.
Тьма на небе. Синие бельма сугробов кругом. Поздний ветер и вымывающий по капле тепло нудный ветерок. У них открытые кровящие раны. И через сколько минут ветерок, выдув тепло, начнет выдувать жизнь? Они трое – в рваных футболках, рубашках, со скрученными за спиной руками. Без шапок. Хорошо – не босые, и в штанах.
Ваня, оглядывая заплывшими глазами соратников, встал и скомандовал:
- Встать, мужики. Все ко мне, в кучу, от ветра.
Когда стеная, они прибились запыхавшиеся к нему, он еще раз скомандовал:
- Лезем наверх. Первым ты, как самый легкий. Мы пихаем тебя головами, под зад бодаем тебя словно телята. А ты сучи ногами! И - наверх!
Сосед Витька выпихнулся наверх легко, чуть ли не с подлётом. Остальные же двое все ж зарылись мордами в снег ската.
- Беги в лес. Об сук, обо что хочешь – развяжись. Распутай руки!
Витька распутался быстро. Радостно щерясь разбитым ртом, спрыгнул к ним, волоча три палки посохов.
Скоро развязавшись и выбравшись на дорогу, страдальцы устремились к огонькам деревянных хаток. Обгоняя переохлаждение и смерть.

*

Постучавшись, ввалившись в первый же дом,  стали яростно отогреваться. Раздеваться прямо перед испуганными, заспанными хозяевами. И не успели они отойти от мороза, просохнуть, как в дом вбежал знакомый парнишка и закричал:
- Председателя убили!
И все, кто, в чем был, рванули за ним следом.
У дома председателя уже было пол села. Говорили, что нашли его бездыханным лежащим у крыльца собственного дома. Видимых следов побоев нет, но у мертвеца были плотно стиснутые челюсти и прищуренные, жгущие мертвым взором глаза. Все сразу решили, чьих рук дело. И пусть не били, пусть инфаркт, - но виновные они. Участковый со своей бандой.
Тут же у крыльца принялся составляться добровольческий отряд – идти карать нелюдей.
- Эй, молодцы, охолоньте! Не ездите туда. Всё решено, - недолго Участковому по земле топать. Наизголялся – будя. Всё само решится, будто сгинул он и всё. А вам – по домам, раны лечите. – резанул голосом Скоков.
- Нет, дядя! За председателя он, сука, кровью захлебнется. На моих глазах захлебнется, - заорал Камарин.
- Да, - мы живы. Хоть, может, завтра, ухи, пальцы какие и отвалятся, - да хер с ними! Но за председателя – каждая их сучья минутка жизни, - комом в горле. Хай сдохнут! - поддержал Витька.
Все, почему-то, посмотрели на Ваню.
- Едем, - сказал он, закончив спор. - Вон та машина, чья? Васькина? Двигатель у нее еще теплый… Горючее есть?
- Утром полный бак был, - охотно ответствовал Вася, выбираясь из толпы.
Тут стоящий посередине Скоков поднял руку:
- Едем только мы – я и вы втроём. Без меня не пущу. Ну, Васёк, конечно, - шофером. Там егеря, под боком у «Центра Досуга» ихнего. Вот блин горелый, названьице–то, для тайги. Егеря там - все мои кореша. – Твердо дорезал голосом Скоков.
- Едем втроем в кузове. Дядя Сергей и водитель Вася в кабине. Сейчас на машину и быстро вооружаться. Есть чем? - распоряжался уже дальше Ваня.
- Есть, - ответил Камарин.
- Найдём, - ответил Витька.
- А мне чем – не знаю, но поищу, - задумчиво молвил Ваня.
- Нечего искать. Спроси у бабушки Маруси своей. И всё.
- Да-а, - прокряхтел дед Камарин и, когда машина уж тронулась, отъезжая, добавил про себя, - узнает она, что за председателя Мстя – того б оружия всей деревней от Маруси унести …

*

Когда Ваня вошел в дом и рассказал сходу о случившемся, то бабушка Маруся только побледнела и села. Но сидела не долго - пошла бабушка молча,  куда-то на двор. А назад пришла и бросила с глухим стуком на диван два автомата «Калашникова» и поставила рядом ведро, полное на две трети патронов всяких калибров.
- Вот, оружие вам, - и, помолчав, пояснила, - Из лесу как-то, вначале 90-х, вышли военные ребятки молодые. Точка у них секретная там, - да Скоков лучше знает. Говорят мне: «Дай поесть, бабушка, что-нибудь мясного, а больше сладкого, да и картошки бы – наша сгнила вся. Одна капуста каждый день.»
Дала им колбаски домашней, сахарку, сушеных яблок, да ведро картохи – не жалко. А какие страшненькие, потертые, худющие! Еще бутылочку наливки добавила ту, что насекомых сгоняет и гнойники затягивает.
Так они столько всего принялись из лесу таскать! И офицеры уже с ними. И на мотоцикле, и на «УАЗиках». И не только ко мне. Но ко мне чаще, - за наливочкой. А эту «бронь» я взяла уж на всякий случай. Впихнули силком, почти за ящик наливки и большой настоечный бутыль нечищеного самогону.
 Я отнекивалась, говорила, что у нас зверей таких не водится, чтоб с энтим вооружением на них ходить. А офицер ихний и говорит: «Эх, бабушка, такие времена настают! Вишь: мы из лесу выползли. А ты нас раньше видела? Нюхала? А, ведь, сколько лет рядом были. Вот, жди, - скоро и другие полезут: кто из леса, кто из города. Да такие звери – не чета нам. Мы хоть и сволочи, зато честь ещё не всю пропили». Так вот говорил ихний старшой.
Ну, хватит рассусоливать. Иди, внучёк. С Богом.

*

Все произошло, как вихрем пронеслось.
Приехали. На дворе машины крутые и разные. У машин никого. Вызванный егерь, подрабатывающий  здесь еще дровосеком и банщиком, сообщил, что только что приехал микроавтобус из города, с ****ьми.
Парни похватали со двора не допиленные бревнышки, доски. Позапирали все двери и окна. Не успел Ваня обернуться, как кто-то плеснул бензинчику. И баня занялась…
 Кто-то начал палить по окнам, по стенам, просто в воздух. У Вани  возникло некое подобие просветления лишь, когда пламя резко взвыло и ушло в небо свечкой над одним из строений. «Бочка соляры, должно быть», - сказал кто-то рядом.
Он посмотрел себе на руки – оказывается его руки тоже сжимали автомат, и он тоже стрелял, входя в раж. Ствол автомата был горячим. Тут из пылающей бани раздался вой. Там были люди, и они молили о жизни.
Что-то тяжелое краеугольное рухнуло в душе у Вани, и он, не отдавая себе отчета, пошел к окну, отбросил запиравшее его бревно, пинком выбил ставни и полез вовнутрь. И так он лазил несколько раз. Кого-то находил, хватал, тащил и вываливал в окно. И он точно бы сгорел, если бы ребята не сбили бы его с ног и не прижали, дымящегося его, к снегу.
…Вторым, кого вытащил Ваня, оказался сам участковый.
Участковый упал на колени в снег и распахнул рот в беззвучном крике. И Ваня вспомнил видение свое в окне вагона, когда только ехал в Сибирь.
Круг балаганный «расейский», начатый во тьме,  и замкнулся во тьме - огненной печатью…

Баня озорно полыхала, огонь уже охватил гараж и сарай, горящие угли падали на крыши дорогих автомашин, припаркованных рядом.
Новые сибирские партизаны уезжали. В кузове грузовика на коленях Вани хрипел Участковый, а другой спасенный погорелец  сипел и дымился огарком, валяясь у снежного когда-то борта. Под его оплавленной одеждой снег сначала превратился в лёд, а лед растаял в лужицу. Как и злые обиды в душах сельчан.
Сквозило даже недоумение какое-то - а что было то? Из-за чего всё? Есть раны, есть засохшая кровь и горький осадок зла в горле. А войны нет. Ни отечественной, ни гражданской….
Один заявил, что он главнее всех, а все, которых он главнее, не согласились. Если все дискуссии в России подобные, откуда здесь-то добру скопится? Всё пожгут спорщики. Тут, видно, привыкли заканчивать споры, когда спорить, делить и рядить уже нечего. На пепелище.

*

И только в деревне,  утром, когда он уже лежал в схроне, под  полом бабушкиного дома, до Вани дошло.
 Спасая из подожженной бани скотов в человечьем обличье, еще в бане, в огне пожара Ваня скинул куртку, горящей кожей впивавшейся в тело. А в ней были все документы – германский паспорт, регистрация, билет. … Хоть деньги не все сгорели, в сумку отложил.
Днем Ваня слышал, как приходила и уходила милиция, что задержаны Камаринов малой и егерь Скоков . Но задержанные умудрились сбежать прямо из милицейского «УАЗика». Что задержали было и других селян, да скоро отпустили. Приходили соседи – садились, обсуждали события. И вот, сквозь дрему, услышал как-то Ваня слова и о себе:
- ….Ванька немец правильный – обстоятельный, не пьющий …
- Да ну уж, - не пьющий!
- Как он пьёт, так почитай трезвенник. С нашими-то, не сравнить.
- Да какой он немец!  Ну, какой немец полезет в пожарище лютое. Огонь-то как завывал! Будто все бесы ментовские Богу взмолились! – Послышались пугливые шепотки, поддакивания, - И будет тебе немец – не человека – вражину из огня тащить? Нет! Немец бы еще бензинчику плеснул бы – для порядку. Чтоб полней выгорело!
А Ванька полез и вытащил! Сам обгорел, а вытащил. Точно говорю – обманула Альбертика Варька, мать его! Спуталась с директором школы нашим, или зоотехником Ильиным. Тот тоже выхаживал, спасал всякую тварь.
-  Да помню. На директора школы похож. Да и характером схож. Директор то, в школе на какого проказника так зыркнет, что тот на месте писался. Ваське Шлявому, помню, так подзатыльник отвесил, что тот шеей воротить полгода не мог. А вот, помнишь, Петька Лебёдкин с крыши навернулся? Тоже, ведь, порой директора доставал! Так, того директор на руках до докторова дома, через все село тащил тогда, помнишь?
А под полом проснувшийся Ваня сжимал зубами наволочку, чтобы не прыснуть истерическим смехом.
 Он всю жизнь до этого момента добивался от людей признания в себе Русского. Часто стойкостью. Иногда жестокостью. А добился в Германии лишь клички.  Здесь, в Сибири он – русский немец – вдруг, в глазах людей, потерял и оставшуюся половину немецкой составляющей своей клички. Сразу и конкретно, стал просто «Русский» – стоило ему пожалеть врага…

*

Через три дня он вылез из схрона и сказал, что пойдет сдаваться. Бабушка Маруся ничего не хотела понимать. Говорила, что Лялюк уже как-то умудрился узнать телефоны его немецких друзей и договорился, что они сделают новый паспорт на другую фамилию и перешлют с надежным человеком. Что ему и делов-то: посидеть, переждать. Можно здесь, а можно на заимке таежной. А Егор говорил, что милиция, не найдя его, возьмется за нее и не станет у бабушки дела своего самогонного, на пропитание. Та была согласная на любые потери, но он себе не мог такого позволить.
-… Нет, бабушка, так надо. У меня в Германии бизнес криминальный.
- Я не знаю что это такое.
- По-русски, я, бабушка, Вор. И, рано или поздно, но должен сесть.
-Под Божьим солнцем никакая работа не лишняя. И воры тоже нужны – людям в разумение. Всё Богово, пока лица человечьего не теряешь.
- Не потеряю, бабушка.


                Глава Четвертая.
                Русский Вор.

…О экономике. Если в потолке сделать дыру и вставить в нее прозрачную бутылку заполненную водой с наклоном в сорок пять градусов, то эффект преломления солнечных лучей даст вам освещение равное по мощности лампочке свыше двухсот ватт. Причем, совершенно бесплатно!…
…О преступности. В двух километрах за поворотом автотрассы на деревню Неждановка обрушился подрытый столб электропередачи. В подкопе под столб подозревают беглого хряка из ТОО «Безозерное»…
… О культуре. Поступила новая зимняя форма для полиции. Брюки форменные - с двумя ширинками...
…О погоде. За прошедшую ночь выпала месячная норма осадков. А утром, на сугробе, покрывшем памятник местным воинам – героям, в Великую Отечественную погибшим, возникла надпись: «Хряк жив!»…

В милиции Ивана, ни в какую, не хотели признавать гражданином другой страны. Показали какие-то свидетельства, что он, хоть и немец, но Российский гражданин, и париться ему в настоящей, а не игрушечной зоне.
В деревне же он стал очень уважаем. И в районе о нем знали – ведь, слухами земля полнится. Посадили его сначала в одиночку. Но что-то заело в милицейском механизме, а скорее всего, нашелся среди подвальной охраны кум, сват или брат его деревенским друзьям и подселили к нему старого бродягу.
Оказался он, и совсем не случайно, родным братом Камаринова деда. Старик, прослышав от брата про милицейский беспредел, и о хорошем, но малообразованном в «расейских» тюремных делах человеке, сам подставился под статью, чтоб сесть и научить.
 Ваня поначалу мало его понимал. Но старичок был настойчив в беседах. Тот, ведь, сразу принялся тараторить про какую-то «маляву» от себя и от общества. Без конца, поначалу, ругался и сетовал – что продажно всё и суки уж в закон воровской входят. Скоро и «петухов» короновать начнут. Но божился: только после его смерти. Так он глотки еще и сам перегрызть может. До последних двух зубов обещал правды воровской держаться.
А  потом как-то, вечером, вместе с пайкой передали старику писульку. Прочитав которую, дед подозвал Ваню и сказал:
 - Тухляк пущен на зону, что ты помимо поджога еще изнасиловал там кого-то. Так что держись за жопу.
Ваня сходу возмутился.
- Кого я там мог изнасиловать, так это того мента. А за такую мразь в тюрьме любого государства каторжане наказывать не будут. Я так думаю.
- Это ты правильно сообразил. За такого козлика тебя на зоне орденом наградят. А так как ордена металлические на наших зонах не в ходу, распишут тебе на всю спину акт мужеложства, - Тебя с Гомиком, в Козырной Фуражке. Тебе это надо? А так хулиганка и есть хулиганка – со всех сторон круглая статья.
- Как он там?
- Кто? А-а, Участковый! Ожег на все легкие. Ему вскрыли трахею и вставили шланг от кислородного баллона. Он орал безобразным ором три дня и две ночи.
 Выдыхать то ему нечего, вот и выл дикие ноты на пределе громкости минут по пять, а то и десять. И так без перерыва на сон и прием пищи. На третью ночь, кто-то по запарке баллон его передвинул и об стенку случайно краник и перекрыл… Умер Участковый.
- Да... Спрашивала как-то меня бабушка - где Прощенье, а где Наказание? А в чем Преступление и в чем Спасение? Она не говорила… Только что-то о человечьем обличье, которого нельзя терять.
- Да красавица была, Маруська.
- Почему была? Она мне и сейчас – красавица.
- Да, да это ты прав. Не бери на сердце, - это я в голове кино своё кручу, архивное…. А ты все ж меня послушай.
Парень ты весь правильный и справный, - но честный. Дурак дураком. Не обижайся на старика, но куда ты собрался с гордой головой? В монастырь? В Высокое собрание? Там клоака, отбросы. И что ты там себе насочинял, что должен пройти? Тюрьма не показатель. Была ж задумка у Хохла вашего, эх… но Маруську ты тем уберег. Не от позора. Ей перед людями стыдится не чего. На нее любые помои вылей – святой водой сойдут. От разора, нищеты треклятой уберег ты её, внучек. Так я за это тебе, молодому, мозги и вправлю. Слушай меня старого ходока, прошедшего и «Сучий Передел» и «Красную Шапочку».
Как ни сопротивляйся, как ни бди, а будь ты хоть с хряка весом и с бицепсом в телячью ляжку – подловят: раком загнут, черенком лопаты целку в очке пропердолят, а в хавальнике челюсть, специальным приемом отстегнут. Что б за хер зубами не цапнул. Выебут, да в ****о нассут. Пробьют в зубах ножкой от табурета проем, под размер папиного ***, да губы по бокам набьют для упругости смачного чпока. И будет у тебя не рот, а ебальник. Загонят жить под лавку и хлебать тебе баланду дырявой ложкой.
 Твоя судьба, - учись с людьми общаться и людей от падлы отличать. А падл не мутузь без правильной обосновы – подставляйся, провоцируй, прикинься, коль надо, - слабым и трухлявым, чтобы хоть раз, для авторитета, перед всем честным народом прояснить проступок падлы и наказать при всём собрании. И быть тебе тогда – честным фраером. Конечно, опустить тебе падлу до петуха не позволят, и ты на это серьёзно не покушайся, - ведь почти всякая падла у кого-нибудь из блатных в шестерках, но попытку нарисуй, если обоснуешь такой край правилки, тут же к тебе пахан падлы подойдет до компромиссу, а это уже – уровень!
Так научал его жизни длинными тюремными вечерами старый зэчара – старший брат деда Камаринова. С шестнадцати лет брошенного в адово горнило лагерей, где делили власть Воры и Суки. Где кучковалось по углам уже чистое зверьё: бендеровцы и полицаи, басмачи и абреки. Как между Сциллой и Харибдой проходил юнец меж перьев и куканов. Весь осторожный, а доигрывался до «Красной Шапочки». Когда за повторный фуфел – проигрыш в карты, право его зарезать было и у последнего зачуханого вафлиста.
 Он выжил, - молодым человеком, принявшим воровскую черную масть, и, видно для смеха, заброшенного охраной в «сучий» вагон на пересылке. А может слишком чистенький бушлат вызвал у кого-то из вохры классовую ненависть. В том вагоне было, половина – воровских авторитетов еще с довоенных лет, а половина – их бывших подельников, пошедших защищать Родину, дослужившихся до старшинских и офицерских погон – «суки», в общем. Вагон вскрыли только по прибытию, на четвертый день. Ни одного стоячего и сидячего – на полу, на нарах – просто куча. Куча трупов. А он выжил. Выполз, стонущий, из под окоченевших тел, с пером в боку.

*

…Менты горели жаждой мести. Но ни судье, ни, тем более, районным властям раздувать  акт поджога до акта кровной мести и гражданской войны не хотелось.
Менты даже на суде пытались гнуть свою «Погромную» линию. Но судья прервала очередного «свидетеля» в форме и с погонами:
- Вы оказываете давление на суд. Не приводя фактов, разглагольствуете вообще. О низкой, якобы, морали сельчан. По-вашему получается, что это жители, именно этого небольшого села постоянно наезжают в город и затерроризировали весь районный центр. Это они снимают все бани в городе и не дают вам помыться. Это они собирают всех женщин легкого поведения и не дают вам попользоваться.
 Молчите! Это они, а не вы. Они приезжают в город и устраивают пьяное стрельбище в центральном парке культуры и отдыха. Это они, а не вы выпивают всю водку в городе, что к утру вам опохмелиться нечем. Молчите.
 И сядьте! Это ваша объяснительная у меня в руке. Объяснительная прокурорскому работнику по поводу вашей отлучки с поста дежурного: « так как вечером к нам приехали сельчане и пробыли долго, с утра ни в одном ларьке поблизости от ГОВД не было ни одной бутылки спиртного!». Это какие такие «сельчане», – не господин ли Участковый, со товарищи?
Так, прямо в суде, по месту работы жены, произошел очередной акт драмы под названием «семейная жизнь», где муж – майор, дежурный городского отдела внутренних дел, а супруга – председатель районного суда.
Судья терпеть не могла некоторых коллег мужа, как правило, его собутыльников. А местных проституток, которых местные менты крышевали, – как сказать, помягче... Сама б удавила.
 Референт суда рассказывала, что когда принесла документы по «горелому» делу судье, то в щелку неплотно прикрытой двери видела выражение лица этой женщины. Она читала список жертв пожара. Работники милиции, спортсмены-бандиты и местные красавицы – путаны. Лицо обрело выражение  плотоядное. Хищника созерцающего огрызки  обильной трапезы.
Вышло: гильзы, – так от прежних, ментовских же, забав. Есть свидетели. Ваня спал в кабине, когда поджигали гараж, а не баню. Есть свидетели.  Поджигали, состоявшие в бегах, Камарин с Витькой, в состоянии аффекта, ревнивые да пьяные: не поделили  с милиционерами и их городскими друзьями девку Ленку, бывшую сельчанку, перебравшуюся в райцентр (она парилась в бане с пострадавшими). Скоков, как взрослый и не пьющий, бегал между ними и протестовал. Огонь перекинулся с гаража на баню, из бани одумавшиеся поджигатели, руководимые проснувшимся Ваней, успели спасти двоих, остальные сгорели. Обвиняемые скорбят и сочувствуют вместе с общественностью.
Участковый показаний не дал и умер в больнице, но спустя три дня, что по закону переводит его из категории «непосредственно убитого» в «тяжко пострадавшего», хоть и мертвого. Второй пострадавший, спортсмен, призер области по классической борьбе при даче показаний сообщил, что был пьян, ничего и не помнит, с версией адвоката сельчан о разборках из-за девки согласен, а под конец заявил, что: «предъяв до колхозников не имеет и зла просит не держать, если что».
В общем «хулиганка», пусть и отягощенная непредумышленным убийством, переведенная стараниями адвоката и непротивлением судьи в «убийство по неосторожности».
В общем, нечаянные «паровозы» Камарин и Витька пока бегали по округе, да таились в тайге, их соучастникам - Скокову и Ване дали по два года. Только «везде положительному» Скокову – условно. А «мутному» Ване, заявившему поначалу, вообще, что он гражданин другой страны, дали «общего режима», для науки.
Кстати, Ваня некоторое время недоумевал, что нашлись свидетели по самым скользким моментам, а о том, что он приехал из Германии, знало всё село, а ни один о том и не помянул, даже любимая бабушка Маруся. Это всё ему было тяжко растройно в душе. Пока сокамерник не возмутился его обидам:
- Да ты что! Да это высшее всё! Вся деревня знала и никто, ты слышал: никто, ни одна падла не вякнула, ни один дурак не проговорился! Хотя во всякой другой деревне обязательно, хоть одна гнида да нашлась бы. Никто не выдал тебя, что ты Иностранец!
Ваня опять не понял и таращился бестолково.
- Ты пойми. Они люди темные, пусть и с образованием. Кто техникум, а кто и институт, директор школы даже университет, закончили, - а все ж темные. Природа у них такая. Так, грамотный-разграмотный, заливает словами умными, что тот пьяный по весне соловей.
 А коснется власть рукой, взор пристальный на него бросит, тут вся тьма стародавняя мозг и заполнит. Для них иностранец, это, если не шпион, то очень значительная особь, ради которой власть, всегда перед иностранцами фасон державшая, все перероет. Все переворошит, камня на камни не оставит, а пол деревни пересадит уж точно, на всякий случай.
 Кто ты такой был, если не шпион? Какую заразу разбросал, чем мозги запакостил? А-а? Всех через камерное очищение. Всех, кто с тобой ручкался, кто рядом стоял или пробегал мимо. А что с тобой со страху местные слуги государственные учудить могут! Фантазии не хватит. Самое простое: найдут тебя в камере одиночной на собственных штанах повешенным. Или в дурашку переведут - с напрочь отбитой головой, но без всяких следов побоев.
Спасали люди тебя. Тебя и твою деревню. Она ж твоя, деревня то? А ты ж ихний …
Тут у Вани закружилась голова и он, упав на нары, притих надолго. Лежал, не мигая, уставившись в тюремный прокопченный потолок, где среди волн копоти желтела белая, наверно когда-то, известь и была там расписана вся жизнь здешняя на век назад и на век вперед.

*

Как насоветовал деда Камаринова брат, Ваня и сделал.
Уже на зоне, в бараке услышал шепоток за спиной. Стерпел, пошел по следу и вычислил разносчика. При всех, после ужина, надавал оплеух, а возникшим двум авторитетам предъявил дедову маляву, где тот божится за поклеп сучий и ручается за Ваню как за правильного человека, блатной масти в Немецкой стране. К тому же, вкратце, описал его подвиги здесь.
Уважение к имени и погонялову, совпадающей с фамилией и  к собственноручно писаным словам, было удивительным для Вани. Старичок ведь, хоть и благоволил к Ване, внешне не произвел на него впечатления. Так, старый бойкий замухрышка – кости в коже складками.
На фофана, Ваней указанного, махнули рукой – отдаём мол, делай что хочешь! Хоть в зад парафинь, хоть пристукни до доски последней. Но Ваня ограничился тем, что поставил того на колени, громко назидая:
- Не давился словами, давись росой божьей! – Помочился тому прямо на лицо.

*

В зоне Ваня пристроился работать в библиотеку, и к тому ж записался в вечернюю школу, в которой преподавали городские учителя. Поставил Ваня задачей себе, конечно, не физику с химией, а сам русский язык, правописание и литературу. Читал всё время, как очумелый очкарик.
 …Если Ваня сдался властям сам, то Витьку соседа поймали через месяц. И всё с его наглости ездить до «гарной дивчины» в райцентр. Откуда еще и провожать пьяным до самого Омска. Где на вокзале и был задержан, за пьяный вид и вызывающее поведение. Потом уж разобрались, что за птица, чья личность красовалась на стенде «Их разыскивает милиция»
А вот Камарину сыну Камарин дед садиться запретил под любым предлогом, без всяких случайностей! Брат его, говорит, отсидел за всё семейство на 100 лет вперед. На Камарине сыне, как на подопытном кролике, и отработал Лялюк всю цепочку и технологию потайной переправки людей в «Бундес». Вместе с легальными посылками.
 Сам же Лялюк в Германию ездил официально. По приглашению от фирмы, зарегистрированной на гараж пана Михала, как частный предприниматель. Он же и привез туда бабушкины настойки в десяти ящиках экземпляров для показа. В общем, бизнес-задумки Вани вовсю претворялись в жизнь и без его участия.
Вот только настойки бабушкины не пошли под, в общем-то, дурацкой маркой, – «Сибирский Самогон». А, по мудрому предложению подопечной Вани, той, что, в своё время, любила играть в куклы, а ныне стала знатоком фармацевтики, жидкость разливалась в тару по сто и двести тридцать грамм и расходилась по Германии как сугубо лекарственное средство.
То, что Ваня с друзьями глушил в деревне литрами, гражданами ФРГ измерялось каплями и потреблялось чайными ложками. Пять евро в опте за сто грамм сибирского здоровья!
Посещая зону, на свиданьях, Лялюк слушал Ваню, планы его криминальных акций, и возмущался поначалу: зачем криминал, когда 1500 % прибыли без всякого криминала! Тогда, разгоряченный непониманием, Ваня показал на примере: одной рукой сгреб флакончики с образцами, а другой легонько треснул по хохлятской тыковке. И сказал:
- А теперь это всё моё! Понял?
Хохол полупал немного глазами, пока его не осенило:
-А-а! Значит, и у вас могут треснуть, как у нас трескают?! А-а! Герр Ваня, прошу извинить неразумного хряка. Какие ще будуть указы?
- Продолжай в том же духе. А про Криминал отныне ты знать не должен. Зря я перед тобой тут изливался. Нет, это не Недоверие, а так всем будет спокойнее. И тебе говорю, – это в натуре: не знать, не лезть, не спрашивать, не слышать и не видеть! А левый наш канал переброски через границу отдай Камарину Младшему. У него натура генетически каторжанская. Не с твоим же пузом и мозгами на зону же идти, если что. А Камарин и по соображению подходит. Дюже ушлый он, во всяческих обходах и виражах! И если судьба у них родовая – сидеть в тюрьме, так лучше в комфортной Германской!
Через пять месяцев Лялюк и пан Михал выправили ему паспорт и письмо из посольства.

*

Человека с Германским паспортом держать в обыкновенном Российском исправительном учреждении нельзя. Переведенный в международную зону, Ваня повел себя с тихим достоинством. Садился обедать один за отдельный стол. Ни с кем сам не заговаривал, ни кого, не по делу лепечущего – о погоде, там, и прочей лабуде – не слушал.
Белые братки подослали человека к нему. Он ответил:
- Я не за белых и не за красных – я, скорей, за зелёных, тех, что из тайги.
Сию шараду европейцы разгадали так: Ваня – Немецкий «Зеленый» и пострадал за зелёное экозащитное дело, уничтожив Базу злобных истребителей редких таёжных зверей. Уничтожил с помощью туземцев, сочувствующих среде обитания. Один доходяга даже подлез уточнить:
- А каких животных убивали, истребляли те люди, что вы сожгли вместе с казармой? Медведей?
- Нет. Их, пьяных, медведи сами б трахнули…. Наверное, на тушканчиков охотились. Редчайший зверь в тайге.
Швед Беннас задумался и стал выглядеть бесконечно одиноким и совершенно чуждым месту. Весь какой-то бесприютный, он тут же  был взят под опеку Ваней, хотя этого еще не понимал некоторое время. Пока, как-то вскорости, севшего за «белый» стол, с краешку, Беннаса походя не обобрал сосед. Придвинул к себе его яйца с маслом. Ваня встал со своего места, подошел к ним. Молча, двинул сверху обидчику локтем промеж лопаток. Тот выгнулся спиной, ловя беззвучно ртом воздух, и упал, слегка задетый ребром Ваниной руки по шее. Ваня взял Беннаса за локоть, приподнял, сунул ему в руки поднос и, нагрузив его едой, подтолкнул в сторону своего стола. А привставших было, грозных белых братьев успокоил, молча приложив указательный палец к губам и помахав им, как добрый учитель шаловливым деткам.
После приёма пищи он сказал ему:
- Теперь твоё место – это. И посылай всех в мамину дырку.
Они общались на немецком. Беннас был из богатой семьи, но принял на себя всю ту невезучесь, что доселе миновала его предков.
 Однажды он поехал с однокурсниками в Санкт-Петербург. После попойки в каком-то молодежном заведении Беннас благополучно дрых в микроавтобусе, когда пара выпивших приятелей вздумала поехать поснимать девочек. А поехав, ребята сбили старушку, лет за девяносто, которая как раз перебиралась своим ходом поближе к кладбищу. Его, спящего,  «друзья» за руль и переместили, прежде чем сделать ноги.
Как потом оказалось: ребяткам, сидевшим спереди и не забывшим одеть ремни безопасности, ничего не было, а вот Беннаса так мотнуло и ударило о борт микроавтобуса, что он получил сильнейшее сотрясение и вывих шеи. Он должен был её сломать, но к счастью был мертвецки пьян и расслаблен. К тому же, в результате аварии, его зрение упало до минус семи. Ко всему прочему, он начал терять в весе, неизвестно почему. Оказавшись сначала на больничной койке, затем на скамье подсудимых,  а потом в бараке коми-пермяцкой зоны Беннас не испугался. Его преследовало лишь постоянное сильное удивление.
 Лучшие адвокаты, нанятые предками, раскопали всю подоплеку дела, но ничего не смогли доказать. «Забыли дать наверно», - шутил Ваня. А сбитая старушка оказалась почетным пенсионером, родственницей каких-то бывших партийных вождей и пережила блокаду, правда, на продуктовом складе. Это тоже раскопали адвокаты.
 Отбывая срок, Беннас получал бесконечные посылки. Где к прекрасному питанию прилагалась куча таблеток с подробнейшей инструкцией, что, когда и поскольку принимать. Кстати, российская тюремная медицина больным и оттого каким-то особенным Беннаса не считала.
Излучающий спокойный оптимизм, Ваня непроизвольно привлекал симпатии русского персонала. Он даже стал преподавать в зоновской школе русский язык и литературу. Чуть ли не на правах спецпоселенца. Сошёлся с врачом – человеком интересным и, конечно, пьющим.

Так тот, за чаркой, как-то поведал, что вся болезнь шведа, как он выразился, «из закрытых исследований, по мнению специалистов ГУЛага». С которыми он, по своему опыту, согласен. Есть некая Болезнь Перерождения. Пациент непременно умрет или переродится в другого человека. Человека, практически с другим метаболизмом, а значит и телом. С другими жизненными установками, приоритетами, а значит и душой.
 Как правило, на зоне такие субъекты умирали. Продолжал врач. Умирали, даже откармливаемые для исследований, в больничках под присмотром. А, если уж набирали вес, то, возвращаясь в зону, становились из «политических» настоящей мразью. Готовых ради пайки предать любого. Готовых и себя подставить, и свое имя - когда-то честное, и свою жопу - когда-то не драную.
Но была и другая порода. Которые не умирали, высыхая и телом, и душой. Где-то там, в них, сам Его Величество Голод упирался в какую-то кость, жилу какую-то. И всё - кажется, нет человека, только тень его бредет, кончается, но смерть уже не властна над ним. Ударь его - отлетит, встанет и снова пойдет. Да, кто из таких, тех не трогали - ни вохра, ни блатные.
 И не согласен он - как медик и человек, - продолжал новый друг Вани, - с Солженицыным, утверждающим, что на зоне естественно молодым думать о женщинах, а старикам  о еде. Настоящий старик стоит у смертного порога, и, если человек настоящий, то не боится кончины, а лишь жалеет, что чего-то не попробовал. А что самое дорогое в человеке и для человека? Общение! Тем более, с тем, кто может продолжить его род. И поэтому для настоящего человека в старости естественно думать и вспоминать женщин, с которыми был и с которыми не был, а желал лишь. Но никак не жрачку какую - которую едали, или - ах, какое горе! - не успели попробовать!
Ваня, разгорячённый спиртным, ответствовал:
- Сука он, ваш Солженицын, если так, об людях думал. И правильно его на зону укатали. Может там настоящих людей и встретил. А в молодом, со здоровыми мозгами организмом, наверно, должно происходить торможение самопроизвольное функций размножения. Главное ему, развивающемуся, - выжить, насытиться, а насытившись, и о бабе подумать можно.
- Да, по идее так. - Соглашался медик. - Но очень часто у молодых срабатывает эффект похмельного стояка, близкий к предсмертному. Когда организму  кажется, что он умирает, он посылает в мозг панический сигнал, - «срочно присунуть!». Чтобы размножиться, оставить свое семя, свой генетический отпечаток в популяции. Но вот тут то и срабатывает, на генетическом уровне - воспитание, традиция.
 - Ты прав, но умозрительно, со своей колокольни. Может в твой системе, структуре отношений и приоритетов, связей и секреций организма, мозга  - так и происходит: если ****ь, так для функций продолжения рода. Если таковых поблизости никого нет, не пахнет женскими ферментами - организм эту функцию тушит, а добычу еды развивает. Но это у тебя. Здесь, в зоне, ты конкретней, наверно, поймешь: кто ты по нации.
Вот кавказец, - ему еды не надо, дай присунуть. Но не северные кавказцы такие. В тех горская генетика привыкла быстро приспосабливаться к лишениям. «Горячие», это чаще закавказцы, потом может, разницу меж ними поймешь.
 Или вот узбеки, азиаты. Не верю я, что они дома до отвала жрали, а здесь то ли климат, то ли именно сама неволя, а, может, невольная «воля» оставленных без присмотра рабов - и эти «мусульмане» начинают жрать всё! Слетает с них вся их Магометанская цивилизация, как с пещерных жителей, - аж брызги поросячего жира из ртов летят! А за свиной хрящик и зарезать могут!
 Или вот китайцы, вьетнамцы, - не все здесь носильщики с рынков. Я дела читал, тут многие большущими деньгами вертели на воле. И что? Страдают, изнеженные? Тут они все чувствуют себя как на курорте!  Байка одна у нас ходит, - приехала родня одного китайца, привезла ему мешок риса. Вместе с Проверяющими от какого-то посольства, проникли «помогайками» на территорию. Посмотрели на житиё земляков, вспомнили, как на девяти метрах подвальных в Москве по девятнадцать человек обитают, - там же и варят, и стирают, и едят, - в итоге, так не отдали земляку тот мешок, а затребовали, чтоб он еще сам своей родне помогал! Из Зоны им объедки слал, что ли, или запчасти от местных швейных машинок воровал, - не знаю, но байка такая есть.
По их понятиям, всего у зеков хватает. У них и «опущенных» нет, - свои добровольные педерасты, неизвестно откуда появились. Я думаю у них, у многочисленных народов, срабатывает механизм «стайности», как в косяке рыб. Если много самцов, а самок нет, необходимая часть самцов перерождается в самок! Да, не делай такие глаза. Да, да и люди как рыбки. Не ржать! Мы, ведь, не много, - литра еще не выпили! Не ржать, я сказал! Сообщали же, что у китайцев в больших городах развивается странная болезнь – и у мужских, и у женских особей. Асексуальность, - не «транс», а - «А»! То есть им секс просто противен – вообще. Анти-естественен любой, - хоть однополый, хоть двуполый…
- А русские от немцев, чем отличаются на Зоне? С медицинской точки зрения?
- Я не могу вывести закономерности. Мало объектов для изучения …
- Ну, все же, навскидку, или что запомнилось?
- По пиву страдают… по мясу, - немцы. По кофе, - вообще, все европейцы. Русские… помимо водки и папирос, - сладкое, наверно.
- Сладкое... Значит я – Русский…
- Значит, ты много думаешь. Наливай!  Так, что - молодой должен думать обо всем. И о еде, и о бабах, и о книжках не читаных, странах не виданных. Он молод, - а его в клетку посадили! – так рассуждал медик.
 А Ваня, продуктивно споря, возражал:
- Но молодой, если, конечно, не пожизненный срок себе накорячил, должен подчиняться своей воле, воле своей души, а не позывам взбесившегося в нехватке органоида. Он должен - готовиться к воле и набираться, даже в Зоне, нужных и правильных знаний, умений, правил и знакомств.
- Вот, может, по сахарку ты и Русский, а по понятиям – чистый Немец.
- Но и они же – ведь, нормальные, в основном, люди!
- Это - да. Да только ты - «Выдающийся», просто - «из ряда вон»! А психическая норма, для всех и везде  –  это лёгкая дебильность. Так что не бери в голову, бери в рот - налито - поехали!

                Глава Пятая.
                Зона Чужих.

…Политика городской администрации по круглосуточному освещению улиц дала положительные результаты в борьбе с преступностью…
… На нашей сигаретной фабрике «им. Первого Мая» возобновили выпуск папирос «Беломорканал». Теперь – в металлической коробке и надписью названия английскими буквами. Напомним, что в исправительных учреждениях всего мира табачные изделия, это резервная валюта, на подобие американского доллара. А таких учреждений в нашей области много…
…Хряк, регулярно повадившийся нападать на линии электропередачи, объявлен «Врагом народа». Его убийце энергетики гарантируют пожизненную льготу…
…Погода, в закрытых помещениях зависит от высоты стенок и толщины крыши…

В этой «Международной» зоне не все порядки меж уголовников Ваню устраивали. Мусульманские кланы–землячества давили всех. В первую очередь, свободно обирали посылки европейцев, японцев и американцев. Порой, подчистую. В общем, тиранили всех, более или менее, цивилизованных людей.
Мусульмане были разбиты на землячества, но верховодили всем палестинские арабы. Только два эмиратовца и один саудит были ими уважаемы, но держались тройкой богоизбранных, в стороне от жестко иерархированного «Палестинского Халифата».
Как-то чьи-то турецкие ручки привычно протянулись и к посылке для Вани из Германии. Ваня, молча, тут же сломал руку в запястье и, тычком ладони расквасив нос, отправил «даньщика» на пол, с глаз долой.
К нему подошли с разговором лишь на следующий день - это были два армянина.
- Уважаемый, выслушай нас, пожалуйста. Мы знаем: ты у русских в авторитете был, с правильной Зоны пришел. Да и местные Зоновские начальники тебя уважают. Ты с послаблениями, ты учишь зеков в школе, у тебя есть деньги. Ты и так можешь себе достать, что пожелаешь. Никто, упаси Бог, на твоё не посягает.
Но есть традиции, правила. Часть того, что пришло с посылкой, по законам шариата, должно быть отдано на распределение среди обездоленных. У Палестинцев есть мулла, он и распределяет Божью часть. Конечно, палестинцы - самые обездоленные. Это у них дьяволово отродье - евреи - и так отняли саму землю. Это они так говорят, не мы.  Им надо чем-то загасить пламя, сжигающей их сердца ненависти. Чем-то смягчить их несчастье мученическое.… Всего лишь десятая часть, - ради Бога. Согласись, что хоть каждый молится своему Богу -  Он один на всех.
Ваня отпил компоту из стакана, дело было на обеде, и наклонился к ним, заговорщицки:
- А можно:  я сам буду отдавать, - тайком, после, - чтоб авторитета не ронять?
- Конечно, дорогой! Только двадцать процентов, и в первую очередь…
Глухой шлепок под подбородок не возбудил постороннего внимания, но прервал вдохновенное развитие пунктов условий соглашения о почетной сдаче крепости под названием «Немецкий Ваня».
- Мудачьё, вы, мудачьё. Эта зона находится на Русской земле. А значит на моей земле. Моя родина, моя земля - и в Германии, и в России. Так вышло. И ни там, ни здесь у меня, никто, ничего не возьмет. И не принудит меня. Я сам могу дать, но лишь с добром, от души.
Один из армян сжимал рукой рот, из которого капала кровь, отстранился от стола. Второй же, как ни что не бывало, на той же ноте продолжил переговоры.
- Уважаемый, у тебя, мы слышали, в Германии предприятие, и не одно. А там строго! Ты же платишь там налоги.
- Да плачу. И плачу с чистым сердцем. Это моя страна.
- Ну, вот видишь. Отнесись к этому, как к налогу, что ты платишь в своей Германии.
- А в России у меня тоже предприятие. Правда, пока одно. И пока платить я не планирую. Никаких налогов. Потому, что земля хоть моя, а власть то чужая, и ей я на пропой и прожор ничего не дам. Пока не увижу, что и для моего села она что-то делает. Так что валите, ребята, к вашим «палестинским демократам».
- Они не наши. Мы лишь хотим мира, дорогой.
- Мне плевать, чьи они и чьи вы. Мой ответ: «нет». Ни копейки. Ни крошки. А будете воровать, - объявляю всем: что, по моей просьбе, при упаковке посылок в Германии, предварительно смазывают все вещи и продукты свиным жиром. От хряка-производителя. Пусть, падлы, давятся.
- Ай, зря, дорогой. Они злопамятные. Может кровь случится. Послушай нас - умерь гордыню. Мы тоже, может, сказали что-то не то: десять, десять процентов, дорогой! Вровень с самыми достойными. У иных, у кого и половину, а у кого и всё отбирают. Прислушайся к разумным словам, мы, ведь, с тобой, брат, христиане.
- Поздравляю вас. А я еще не определился, - достоин ли я называться Христианином.
 Или, черт с тем! Пока на Зоне, пока кругом гниды и жизнь говно: быть мне язычником. Буду безжалостным Русом, кровожадным Тевтоном... Обрею голову, оставлю чуб, а на груди орла наколю. Буду отрывать бошки и пить кровь. Не составите компанию?
- Ай, не шути так.
- А я не шучу. Их власти, где я – не будет. Я первый не начну, но я их сделаю. С Божьей помощью!
Ваня чувствовал, как закипает кровь, но контролировал себя. Он, преодолевая самоуспокоенность, легкую ленцу и свой же страх перемен и бойни, захотел поставить эксперимент по организации сопротивления, обрести опыт революционера. Все цивилизованные зеки признали его лидерство, даже японцы и корейцы.
 Он никого не обирал, своего хватало, но был третейским судьей. За суд ему, конечно, несли подарки. Но он намекнул, что ценит не еду, а вещи изящные. И у него появились прекрасные ножи и кинжалы с удивительными рукоятями. Учитывая самодельность и не богатый, как кажется, выбор материалов. Дальневосточные веера, шелковый халат, трубки курительные и другие интересные вещи.
Были свои приближенные, сидящие с ним за одним столом. Среди них два очень независимых типа, но, видно, не обладавшие Ваниной харизмой, оттого не ставших лидерами. Первый - пожилой, но ловкий японец.
И второй - такой же как японец худощавый, но высокий южноафриканец. Который при знакомстве, назвал свое имя и протянул визитку. Белую картонку, с надписью по верхнему краю «Южно Африканская Республика». Посередине, жирно, но не крупно, его имя, и под ним маленькая скромная приписка: «инструктор». Позже Ваня узнал, что он ветеран Южноафриканского спецназа. Инструктор боевой подготовки при организации наёмников, и сей же организации учредитель и совладелец.
Посажен как раз за вербовку россиян в свой коллектив. Так он считает. На самом же деле за банальную драку в ресторане. Он был под градусом и не рассчитал последствий своих профессиональных действий. Был очень мнителен. Считал, что посажен ветеранами «Альфы», с которыми он в том ресторане и пил.
Эти же ветераны его несколько раз навещали на зоне. Он с ними мило и корректно беседовал, получал от них подарки. А на недоумение Вани отвечал, что все это тонкая шпионская игра. Словом, был он малость неадекватен.
Пожилого японца - «Дедушку-Якудзу» - взяли в аэропорту при выходе из ВИП зала на посадку в аэродромный автобус. Он  практически уже покинул Россию. Он имел дипломатический паспорт. Но при задержании уверял всех: «что он не он», а воспользовавшийся  похожестью с ним, - высокопоставленным японцем, - злоумышленник «якудза». Хотя на его теле не обнаружилось ни одной наколки, чем так известны братки из якудзы.
Он был в хорошей форме и с чистой кожей. Пойман был случайно, но верно за наглость наказан господом Богом. Он проносил ручной кладью полный чемодан-«дипломат» чистейшего героина. Рядом по своим делам случайно проводили пограничники служебную собаку – овчарку. Так она, проходя мимо японского «волшебного» чемоданчика, просто упала на бетон и принялась перекатываться. Блаженно похрипывая, постанывая, будто поймала приход.
Японцу было плевать, что его могут передать на Родину,  где ему грозит пожизненное заключение, лишь бы не под своим именем, лишь бы не замарать имя семьи – у него же дети, внуки
По всему, потаённому для несведущих, Ваня видел, - бойцы из обоих «тихушников» знатные будут. Но он опасался за всех остальных европейцев. Он сомневался в их способности к самоорганизации военного типа. Поэтому решил подстраховаться и обрести союзников в крупном китайском клане, эдаком зоновского типа «чайна-тауне». Вот только чем их подцепить - всем удовлетворенных и дисциплинированных?
 Его провели к одному человеку. Тот был китайцем  в теле и в росте, на фоне мелковатого окружения. Ваня принялся ему доказывать, что европейцы единственная преграда между «Палестинским Халифатом» и «Поднебесной», и её здесь представителями. Порушив белых, они накинутся на китайцев. На что китаец надел маску презрительного сомнения. Тут Ваню осенило. Он вспомнил историю, и сказал что всё бешенство мусульман от их породы - ленивой и самовольной. Они не то, что трудолюбивый и законопослушный китайский народ. И вся их свирепость от того, что они лишились привычных для своего уклада рабов. У них завсегда процветал рабский труд.
 А китайцев они вообще презирают. Потому, как с ними практически в боях не сталкивались. Поддержите нас, если не как друзей, то, как щит, чтобы они разрывались своей ненавистью между европейским щитом и китайской булавой.
Китаец задумался. Сказал, что ему надо посоветоваться.
На следующий день Ваня пришел за ответом. Ему сказали подождать. Он удивился вслух: мол, что, ваш Главный с Пекином советуется? На что удивились уже сами китайцы: «А с кем же еще?». Ваня ушел очень озадаченным.

*

В лагере росло напряжение.
Особенно чувствовалось как оно, сквозило в столовой во время совместного приема пищи. Ваня был готов к вспышке насилия в любой момент.
Готов был и к превентивному нападению из-за угла и на себя лично. Поэтому, когда из-за угла - не услышал, почувствовал тихий шорох бега - весь приготовился. И, когда только возник намек прикосновения, контакта - с разворота ударил.
Обернувшись вслед за кулаком, увидел, как падает навзничь Беннас.
 Ваня обдало жаром. Он бросился к нему.
- Что случилось?! Почему не крикнул меня по имени! Почему не позвал?!
Беннас успел лишь виновато улыбнуться, и отключился. По телу пошли судороги. Изо рта выступила пена. Ваня подхватил его на руки и побежал в санитарный блок. 
Беднягу Беннаса быстро приняли из Ваниных рук на стол. Велели выйти, но не далеко. Предстояло объясняться с оперативным работником.
 Ваня порывался войти в операционную, но дюжий санитар его отстранял. Ваня принялся приставать ко всем входящим и выходящим, но даже врач, приятель и собутыльник, отмахивался и спешил мимо. Он прождал около двух часов.
И вот, когда Ваня был в медицинской зоне, и началась Большая Разборка.
 Случилась драка на выходе из рабочей зоны. На отряд европейцев,  шедших в колоне, набросилась толпа, спереди и сзади. Благо, Лагерные постройки позволяли именно такое нападение. Случился даже десант сверху, со второго этажа, на головы идущих.
Исход бойни был бы плачевным, если бы два «тихушника», японец и африканер, не  организовали растерявшихся, хоть и загодя вооруженных зеков.  Они пинками согнали их в плотный кулак, и повели  на прорыв из рабочей зоны, к бараку отряда. Где всё было готово к «правильной» обороне.
При прорыве, преследовавшие их «душманы», неизбежно столкнулись с безоружной, таковы правила, администрацией лагеря. И принялись отвязываться на «гражданинах начальниках».
 Более половины «белого» отряда прорвалось – не рассеялось и не свалилось прибитыми. Загодя отработанным манером «Войны  Беспредела» забаррикадировались. Их пытались поджечь, высадили стекла в окнах - но загороженные кроватями проемы не способствовали нападавшим. Но откуда-то появились подобия таранов и войско Палестинского Халифата пошло на штурм в чаде и дыме.
В это время Ване сообщили, что Беннас умер.
Ваня оглянулся: в дверь вносили, вводили первых пострадавших, унесших ноги от основного очага бунта. По санчасти забегали военные, готовясь к Акту Миротворчества. Зоновский ОМОН готовил, подгонял свою сбрую.
Ваня с санитарами присоединился к ним. Его пытался изолировать один из начальников. Но на выручку пришел его друг – врач. Услышав мнение о нем и других врачей, начальник, взглянув в Ванины глаза, увидел там что-то такое, что сказал:
 - Пусть идет. Каску ему только дайте. И бронник.
Ваня стал отнекивался. Но ему раздраженно пояснили:
- Не о твоей башке забочусь. Чтоб не выделялся. Наши же тебе и дадут просраться.
 Когда он с отрядом вошел в Зону, то понял – все уже кончилось или кончается. Но в бой, в самый решающий его момент, когда казалось - вот, вот и рухнут преграды барака - вступили китайцы.
 Вооруженные палками, они муравьями посыпались мусульманам на спины. Это в тот момент, когда они большей частью уже застряли в узких проемах при штурме европейского барака.
 ОМОН резким дружным рывком окружил основной очаг. Заорали в мегафон команды. Китайцы дружно побросали палки, а «душманы», в большинстве своём, уже ползали побитые. Омоновцы  тут же принялись «винтить» руки  зекам и партиями отпралять их в другой конец лагеря.
Вокруг, хромая и постанывая, пытались расползтись никак не агрессивные кучки покалеченных людей. Омоновцы облегченно вздохнули и чуть расслабились. Ваня, сняв каску и вручив её ближайшему омоновцу, вырвался из строя и побежал к  бараку.
 Но ни одной жертвы не попалось на его пути, никого, на ком отвести душу. Он завернул  в какую-то разгромленную нишу, сел на пол, и заплакал.
Он не плакал, когда его бил отец, он заплакал лишь, когда обнялся с бабушкой Марусей, но тогда он плакал непроизвольно. А сейчас он хотел плакать, и он плакал навзрыд. Он рвал на себе одежду и царапал до крови лицо и грудь, но жечь жара не проходила. Это огонь полыхнул в мозгу и обжег всё тело сразу, как только он увидел, кого ударил.
Он чувствовал, осязаемо чувствовал тот краткий, микронный миг, который надо было остановить, попридержать. Пусть и не смочь остановить  удар, но притормозить – снять те лишние килограммы силы, оказавшиеся убийственными. Смертельными для, впервые, может быть, именно в лагере, ставшего жизнерадостным Беннаса.
 Именно в лагере, у Беннаса оказался первый настоящий друг, который доверил ему дело по силам, и который заставил его поверить в нужность его малого участия. И, главное, поверить в Не бесполезность жизни, в её Не безнадежность.
 Ваня сжимал кулаки. И там, внутри них, он чувствовал тот микрон времени. Тот, который он сжимал, – он был лишним и убийственным. Ваня ощутил, осознал и поверил – Время равняется Силе.
Время и Сила (Энергия). Они взаимозависимы и взаимо обращаемы. И меж ними нет преграды понятий Пространства и Жизни. Пространство и Жизнь зависят от них, и не могут без них. А они – нет.
Время и Сила.

*

С Ваней грозились разобраться зоновские начальники, навесив на него и бунт, и убийство Беннаса. Но всё откладывали, будто винтики бездушного механизма исполнения наказания одушевились,  и вот, вдруг,  не трогают человека, страдающего из-за гибели друга.
 Но говорили, что Ваню пугают только для порядка. Виновными за всё будут заявлены другие, до кого раньше было трудно добраться. Несколько раз приятель медик садился рядом и втолковывал Ване, что он не виноват. Беннас и так был не жилец. Ему стоило чуть сильней поскользнутся. И не надо ударяться головой. Нет, - просто сильнее встряхнуть её, и ниточка его жизни окончательно бы лопнула.
 Что и случилось тогда, когда он по радостной своей дури бежал сообщить, успеть первым, радостную весть. Ванино дело передали на рассмотрение по досрочному освобождению.
Оказывается: Ваню не щадили, а ждали высоких гостей из специальных служб для участия в Ваниной экзекуции. А, может, и для отдельной беседы.
Экзекуция не получилась. Ване постановочным голосом сообщили, сколько ему корячится за убийство шведского подданного. И за многое другое, если потребуется, по списку. Но он так  посмотрел на заседавших господ начальников, в погонах и без, что старший, безпогонный, подал какой-то знак и представители местных лагерных властей быстренько покинули помещение. Старший еще раз, в тишине, внимательно посмотрел на Ваню и сказал просто и прямо:
- Вы будете работать на службу внешней разведки России?
Ваня в тон ему и ответил коротко:
- Да, буду.
- Тогда присаживайтесь. Начнем работать. Я – капитан ФСБ Мальцев. Зовите меня просто: «товарищ Мальцев»…



                Глава Шестая.
                Авторитет в пути.

…Кандидат от правящей партии Тимур Кадырбаев, молодой человек с круглым и счастливым лицом, на предвыборном плакате изобразился с женой, сестрой, сестрой жены, папой, мамой, дедушкой, бабушкой, двумя племянниками, и пятью маленькими детьми. И, с просительной подписью под семейной фотографией: «Выберите меня!» Избиратели в ужасе проголосовали за старого, худого и одинокого коммуниста  Каната Бекешева…
…За поворотом, на Неждановку, в зоне предположительного обитания преступного животного по кличке «Хряк», проезжающие граждане взяли привычку вываливать  продукты питания. Граждане, будьте благоразумны! Не устраивайте свалку! Контролирующие органы грозят штрафами…
…На областной выставке картин «Молодые таланты Сибири славят край родной» произошел скандал. Двадцати пятилетний художник Шкваркин. Л.Л. вывесил провокационную серию полотен под названием: «Свиньи». Натуралистически изображенные животные одеты в дорогие костюмы и форму, а их морды, так виртуозно искажены, что в каждой угадывается, кто-то из областных начальников. Выставка закрыта. Шкваркин Л.Л. вызван на собеседование в ФСБ…
… а у нас гололёд. Не поскользнись, гражданин товарищ…

После знаменательной вехи в Ваниной жизни – разговора с человеком в штатском, просто «товарищем Мальцевым», его скорейше освободили. Перед самым открытием прощальным зоновских ворот, сам господин «кум» лагеря, вышедший его проводить, посетовал:
-Ты, вот, уезжаешь, а гляди - порядок при тебе установился неплохой. Кого порекомендуешь в лидеры, под тип «Смотрящего», чтоб в зоне тишь была?
- А кого-нибудь из армян. Они хоть договариваться умеют.
- Но с тобой не договорились?
- Я, - сказал Ваня, - особый случай. А тебе главное, чтоб тишина была. А это чаще не гегемония какой-либо группы над всеми, - а баланс интересов и сил. Армяне это смогут. Чего-чего, а считать они умеют.
- А я думал того длинного Южноафриканца подтянуть.
- Упаси тебя Бог! Если не хочешь трупы тележками вывозить. Скоропостижно и по неустановленной причине скончавшихся.

*.

 После печальных событий в лагере, после своего освобождения, Ваня лишь на денек заскочил в истинно родное селение. Увидел, что всё здесь в порядке, узнал, что и с кем. Получил легальные бумаги и билет на Люфтганзу у Лялюка, а нелегальные малявы нескольких российских авторитетов от деда Камаринова. Еще раз обнял бабушку и отбыл в Москву на рейс Германию.
Он очень спешил увидеть Фатерлянд и свои дела в нем посвежевшим новым взглядом. А по пути надо было увидеться кое с кем из авторитетов в Москве. Развить связи, так сказать. Два дня положил на объезд объявленных ему адресов. Думал, обойдется без происшествий.
 Зря, как всегда.

*

- Каково ночевали, бродяги?
- Да живы пока. На воле клопы не заели. Чего надо, брателла?
- Я к вам с малявами от Сергунька и Ряхи.
-Так милости просим. - Тут же, враз подобревший до пригибания цырл, хозяин хазы перевёл в шепот и так не громкий голос. - Извини, уважаемый, у нас тут гости случились … не хорошие. Пройдём на кухню.
- Ну-ка, погоди, - Ваня отодвинул хозяина и заглянул в большую комнату. - Здрасьте, честной компании.
Хмурое громкое общество едва удостоило его быстрым оглядом и продолжило прения.
- Кто это? Арабы?
-Нет, - Нохчи, - Чеченцы, значит. - Успевший заглянуть в малявы хозяин, видно прочел там, что гость не совсем русак, и посчитал своим долгом, более доходчиво объяснятся. - Кавказцы мусульманские, в общем.
- А-а, турки значит. - Привел споро к общему, с ново увиденным, знаменателю свои зоновские познания Ваня.
- Турки… если бы! Турки спокойные и услужливые. Эти ж людей режут почем зря. Кто под руку подвернется. Никого не жалеют. Вот тёрки  сейчас - они, типа, грузинский бизнес крышуют. Бары, шмары, казино. А там грабят богатых клиентов. Или кто там, с большим выигрышем, так хрен уйдет. Догонят, а нет – вычислят. Оберут, мало того – зарежут!
 Ну, зачем, коль бабки уже на  кармане! Нелюди, в общем. Беспредельщики полные. Еще и «двигаются» к тому же. Употребляют тяжелые наркотики, то есть. Вот и сейчас, поди ширнутые или унюханные, всё им побоку.
-Да-а…, и что же они, такие страшные, и без охраны? Ну, у подъезда двое в тачке сидят. Ну, на лестничной площадке один тусуется. И всё? Не порядок. Здоровье совсем не берегут, ребята.
- Я ж говорю: прибабахнутые, - ничего не боятся!
- Ладно, посмотрим…
- Чаю, кофе, водочки?
- Кофе с коньяком – можно.
Хозяин налил кофе, прибавил, добро, из пузатой бутыли коньяку и поставил перед гостем. Достал из холодильника сыр и вынул из ящика стола нож. Тут у Вани полыхнуло в мозгу. В миг сымпровизировался дерзкий, до безумия, но чисто Ванин план.
- Хозяин, ну-ка дай нож.
- «Зелингер», Германия. Дерьма не держим. - Хозяин был на грани «петушкового» подобострастия.
- Не держим… потому, что руки кривые. Что он тупой такой?
- Так постоянно в деле же, - оправдывался поваренком нерадивый смотрящий хазы.
- Давай точило, правило …
Мужичек крутнулся на месте, почесывая лоб, и метнулся в угол к нижнему ящику.
- Вот. Пожалуйста.
И положил перед Ваней охапку точильных приспособлений. Ваня наточил, подправил нож. Довольно длинный, средней ширины, и, пристроив его в рукав куртки, заправив рукоять за браслет часов, сказал, как нечто заурядное:
- Скажи по сотовому своим молодцам на улице, чтоб вышли из машины и подошли к туркам.
- … «Чехам»!
-…К «чехам», и завязали с ними разговор. Если получится, или просто - встали рядом. По сигналу, какому сам кумекай, чтоб начинали валить их из всех стволов. Или они пустые?
- Нет. Как можно! А может, ну, их…
- Не-е…. Да, «Kamerad», так надо. Родина нам не простит. Так карты нынче легли. Решено.
Хозяин поник, было, головой. Но постояв, молча, собрался,  и уже твердо кивнул.
- Сам выйдешь в подъезд и заговоришь с тем «чехом»,  что на площадке мнётся. Услышав шум из хаты, - отпрыгивай  и вали его. Пистолет есть?
- Найдем.
- А я вежливо побеседую с залетными в хате.
Плюнув в ладонь, кособоко пригладил волосы и посмотрелся в зеркало. Приклеенное к холодильнику, наверно, чтоб страждущий еды узрел вдруг свою ряшку и подумал – «а, надо ли?» Скорчил туповато робко просительную рожицу дебила-альбиноса. Сохраняя маску лица, пошел к большой комнате и подозвал стоящего у прохода чеченца. Самого большого из здесь присутствующих, огромного просто, жестом приглашая его в соседнюю комнату.
Верзилу запустил первым. Тот едва успел оглянуть комнату с успокаивающим интерьером и детским плюшевым мишкой на кровати.
Ваня резко дернул его голову вверх и назад, зацепив пальцам за надбровные дуги. Другой рукой, с выпростанным из рукава ножом, провел по шее с легким заворотом, одновременно глубоко вдавливая. Рукой с ножом же отбил рванувшиеся к ране руки. Продолжал тянуть другой вверх голову чеченца. Для большего раскрытия раны. Не случилось ни звука. Кровь хлестала, но совсем не шумно. Ваня перехватил поудобнее в пальцах нож, чтобы двумя руками уложить по-тихому агонизирующее тело на пол. Не получалось. Живой труп стоял с не доведенными до распоротой шеи руками и всё еще трясся.
 Ваня надавил всем своим телом сверху. И только так смог опустить его на колени. Он зафиксировал его, сдавив руками сверху плечи. Рана на шее была не то что бы достаточно широка. Она была огромна. Для скорейшего испускания духа. И он, как кажется, уже покинул тело. Но тело - неимоверно здоровое, и в  самих клетках полное жизни - умирать не хотело.
Ваня решил не рассчитывать – сколько он сможет зарезать. Сколько сможет, столько и зарежет. По-русски, не загадывая наперед. Но по-немецки, тщательно подготовился. Закидал тряпками кровь, аккуратно уложил труп здоровяка и накрыл его покрывалом с головой.
Вся обстановка в комнате не вызывала резкой паники. Но своей непривычностью для воровской хазы – плюшевые мишки, ажурные занавески - она требовала оглядеться, осмотреться. На это и был расчет. Ваня глянул в зеркало – поправился, восстановил дыхание и глупое выражение лица, и отправился за второй жертвой.
Второй так же без  вопросов последовал за ним и вошел первым. Он не успел оглядеться. Будучи ниже предшественника и одного с Ваней роста не доставил тренированному ему хлопот. Голову удобно за подбородок набок и вверх. Другой - ножом по горлу.  Отбить руки, прижать к себе, пока трепыхается. Уложить на пол.  Пододвинуть к первому земляку. Забросать новую кровь свежими тряпками. Поправится перед зеркалом и вперед – за третьим.
 С третьим малым - так же просто. Голову в бок и вверх. Ножом по горлу. Привычно отбить руки. Правда, умаляя судороги, пришлось слегка выгнутся и приподнять того от земли. Уложить рядом с братьями, и привести себя в порядок.
Выйти, уже не пряча нож в рукав, но прижав его к тыльной стороне руки. В другой руке, вытянутой, нести мобильник - к  оставшимся двум переговорщикам. Его появление уже встретили встревожено, но телефонная трубка и умиротворяющее выражение лица на секунду сбило с толку, вскочивших было кавказцев.
 Ваня протянул  открытую книжку сотового. Но не отдал, и, словно играя, или еще что - поднес телефон к своим губами и нажал кнопку. Кнопку вызова телефона на забитый номер ребят на улице, и, дождавшись почти незамедлительного ответа, закричал в трубку: «Вали!».
 Кинул телефон в лицо абреку. С разворота второй рукой вбивая клинок ему под грудину. От мощного удара не тяжелый чеченец подлетел и рухнул на стойку с телевизором.
 Последний оставшийся, хоть и с брюшком, сноровисто перепрыгнул, чуть-ли не кувырком назад, кресло. Метнулся к двери на балкон. «Держи его! Вали!», - крикнул Ваня двум вскочившим с мест оторопевшим русакам. Один, опомнившись, успел хлобыстнуть дверью по ногам кавказца выпорхнувшего на балкон, а второй двинулся на помощь Ване. Наносившему мало прицельные удары ножом. Серией: по туловищу упавшего и катающегося по полу абрека.
 К тому времени уже грохнула пара выстрелов в коридоре и несколько неритмичных выстрелов на дворе. Ванин «помощник» упал на пол, хватая абрека за ноги. Когда это ему удалось, то удалось и Ване схватить противника за кадык, и взглянуть в обезумевшие черные глаза жертвы. Ваня крикнул: «За Беннаса!» и перехватывая нож, вонзил лезвие прямо в глаз врагу. По рукоять.
Тишина  звенела в комнате, на улице и в коридоре. Открылась дверь на балкон, и оттуда выглянула, очень чем-то удивленная, курносая ряшка, оправдательно доложившаяся:
- А этот-то, того … ну, последний - не дорезанный. С балкона сиганул, зараза!
- Ну, и? Посмотрел: чё с ним?
- Да! Упал. Четвертый этаж, все-таки. Там клумба старая, с лета. Четвертый этаж, а он полежал чуток - и как вчистит!
- Чего?!
- Я извиняюсь. «Вчистил», как змея – ползком! Ей Богу! На передних руках приподнялся и как вчистит: задние волочатся как хвост, заносит их, а он - ходу!
- Ладно. Всё, шустро  уходим. Покидаем фатеру. Все в разбег, меня не искать. Сам найдусь. – Откомандовал последнее Ваня устало, и пошел к выходу.

*

Освобожденный из лагеря, Ваня улетал в Берлин. Его не было в Германии два года. И, коротая время до посадки, тусовался в «дьюти фри шоп».
Тихонько, про себя напевая:
«…Давно мы дома не были,-
 Цветёт родная ель. 
 Как будто В сказке:
- «Где Были?»
- «За Три девять земель…»
Где ёлки осыпаются, где ёлочки стоят,
Который год красавицы гуляют без ребят.
Зачем им зорьки ранние,
 коль парни на войне,-
в Германии, в Германии –
в далёкой стороне…»
Там, в магазине, он и встретил  парочку. Русского немца предпенсионного возраста, сопровождавшего Нечто в шикарной спортивной упаковке, с капризными пухлыми губками и глазками пучком. Нечто – высокий худой парень с бриллиантиком на золотом кольце в ухе и маской высокомерной брезгливости на лице. Брызгая слюной, тот комментировал предложения своего дядьки, перебиравшего товар на полках. Всё более и более громко выражая своё возмущение и презрение к ассортименту этого «русского сарая». Требовал от своего, как понял Ваня, родственника предложений более дорогой и выпендрёжной  пищи.
Не столь высокий как племянничек, грузноватый дядька заметно подустал. Красное лицо покрылось потом, а глаза безнадежно бегали с полки на полку.
Ваня подошел, представился. Оказалось: российский дядя сопровождал в качестве прислуги сына своего богатого двоюродного брата, в его круизе в Таиланд и далее на Суматру, с пересадкой в Москве. Несчастный мужичек тихо пожаловался Ване, что вот уже кажется, он скоро из своих денег будет оплачивать капризы «золотого мальчика» и его «крутые» предпочтения. К тому же, из-за его громких «Фе!» переругается со всеми встречными и сопутствующими  на пути от Москвы до Патайи…
- А что же папа не дал сынку денег? Пусть сам рассчитывается.
- Нет, что вы! Мой брат очень строг и деньги перевел на отдельную карточку с обязательным протоколом покупок. И чтобы я ни в чем ему не отказывал, но контролировал,- то есть без алкоголя, наркотиков и казино. Но карточка заблокирована до прилета в Таиланд!
- Да? И у него нет своих денег?
- Я вас уверяю, его отец все проверил – он очень строг!
Ваня перестал задавать вопросы и тоже принялся перебирать товары на полках. И как то, совсем нечаянно, пихнул «Киндер Каприза» под дых. А его ногу подсек и, тут же, с испуганным ойканием, подхватил падающего паренька и принялся, причитая, его отряхивать.  Попутно ловко выбил из потайного подмышкою кармана плотную упаковку, и ловко закинул её себе в карман.

*

В пачке денег, скрученных и упакованных в два презерватива, оказалась кругленькая сумма. «Киндер Каприз» потерял больше, чем Ваня вез два года назад в холодном поезде, уносившим его, еще совсем другого Ваню, в Сибирь. 
Пусть теперь, мальчик, отдыхает в Таиланде, как папа велел. Некоторые подумают, что сердце Вани хоть немного, но пощипывала совесть? Он же обокрал юного соотечественника! Отнюдь!
Ване даже показалось, - когда он пересчитывал деньги, - что Кто-то, пристально наблюдающий за ним, удовлетворенно крякнул с Небес. И рассмеялся.
Вернувшись, Ваня заставил всех своих учить русский язык.  И когда позвонила Настя он заговорил с ней на русском языке…
И они встретились. В Старом дворе. Но встретились, казалось, совершенно разные, совершенно чужие люди…




                Глава  Седьмая.
                Рим № 03. Императорские Игры.

… Русский олигарх купил атомную подводную лодку… С экипажем, но без ядерных ракет – уверяет его пресс-секретарь. Еще он уверяет, что МАГАТЭ разрешило. Секретариат МАГАТЭ молчит…
…На трассе перед Неждановкой умело подрыта и присыпана была снегом настоящая автомобильная ловушка. Попавший в нее «МАЗ» контейнеровоз опрокинулся, двери будки раскрылись. Продукция из контейнера исчезла. Так это, что – опять Хряк?!...
.. Отныне, приезжающих в город Кузнецовск с юга, встречает изображение мужского полового члена, величиной во всю стену 20-ти этажного дома. С надписью поверху: «…й Вам!»…
… Солнце выстрелило в сторону Земли  гигантским протуберанцем…

Теперь поезд мчал Егора Колобова в обратном направлении. К свету неустанному цивилизации, пусть и насквозь искусственному, зато привычному. А то от «природной здоровой жизни» начало подташнивать, как и от деревенского жирного молока, не разбавленного привычно водопроводной водицей. Тяжелы дары природы.
Поезд мчался, пусть это и были  каких-то  шестьдесят-восемьдесят километров в час, но в сравнении с недвижимостью вековых сосен его железное движение казалось стремительным.
Лишь только тронулись, серый лицом Мальцев забрался на верхнюю полку и, обхватив двумя руками кейс с Изделием, тут же захрапел, что ранее за ним не замечалось. Напарник оставил Егора один на один с рядами враждебных деревьев, смыкавшихся вослед поезду, словно в погоне за ним.
Тоска опустошала душу, а за глотку брало омерзение. Омерзение собой. Лекарство известно. А после, как напиться, раскрутить на «куикли»  - трах,  «трах по-быстрому» - проводницу.
 Но водка, купленная в вагоне-ресторане, агрессивно двинула в нос запахом ацетона, так что Егор не отважился и на глоток. А из проводниц, даже самая молодая, отдавала такой скабрезной похабщиной, что Егора своротило не хуже, чем от вагон-ресторанной водки. Коллеги кинематографисты на его стук и голос никак не отреагировали. Наверно, по скорому, добавили снотворной дозы спиртного из своих запасов таёжного самогона и завалились спать. Он вернулся в купе один – трезвый и злой.
И с таким вот настроением принялся читать листки из старой папки.

 «Hикола Тесла родился 10 июля 1856 года, в селе Смиляны (Хорватия), y отца Милyтина Теслы, сербского православного священника, и y матеpи Геоpгины, по пpозвищy Дьюка, рожденной в семье Мандич. Hикола Тесла был четвертым ребенком.
Отец мечтал о духовной каpьеpе сына и запретил ему поступать в Политехнический институт в Гpаце
Hикола тяжело заболел. Когда наступил кризис и было ясно, что он может не выжить, отец согласился с желанием сына и Тесла выздоровел.

При этом Hикола Тесла стал после умственного напряжения страдать от странного нарушения — появления чётких видений, сопровождавшихся иногда сильными световыми вспышками.
Тесла замечал, что может отчётливо визyализиpовать свои открытия, даже не нуждаясь в экспериментах, моделях, чертежах. Так он развил свой новый метод материализации творческих концепций. Тесла очень ясно разграничивал идеи, которые встраиваются в мысль благодаря видениям, и те, что возникают путем гиперболизации (преувеличения).
Тесла получил классическое образование, говорил на нескольких языках, окончил Политехнический институт в Гpаце (1878) и Пражский университет (1880). Его первая должность — служащий телеграфного учреждения в Будапеште. В 1882 г. Тесла перебирается в Париж, затем в Стpасбypг. Работал инженером-электротехником, сделал свои первые шаги как изобретатель и инженер-электронщик, в Стpасбypге в 1883 г. изготовил свой первый электродвигатель. В Париже на его способности обратил внимание Томас Эдисон, и Тесла был приглашен на встречу с известным изобретателем. В 1884 г. Hикола Тесла переехал в Нью-Йорк.
В дальнейшем он работал в корпорации Эдисона. С которым скоро разошелся по причинам психологической и творческой несовместимости. К тому же Эдисон не выполнил финансовые обязательства перед Теслой на 50 000 долларов.
В 1888 году Тесла открыл явление вращающегося магнитного поля, на основе которого построил электрогенераторы высокой и сверхвысокой частот.
1888 году Джордж Вестингхаyс купил патенты на разработанные Теслой системы передачи и распределения многофазных токов (включая генераторы, электродвигатели и трансформаторы) и применил их в своей гидроэлектростанции на Ниагарском водопаде.
В 1891 сконструировал резонансный трансформатор (трансформатор Тесла), позволяющий получать высокочастотные колебания напряжения с амплитудой до миллиона вольт, и первым указал на физиологическое воздействие токов высокой частоты.
Участвовал в Работах сэра Крукса по спиритуалогии 1891- 1895 годах. Неоднократно Тесла сам проявлял дар предвидения, спасая тем своих друзей от крушения поездов, автокатастроф и землетрясений.
В 1899 Тесла публично продемонстрировал лампы и двигатели, работающие на высокочастотном токе без проводов. В конце концов — эксперименты Тесла pазpyшили генератор на местной электростанции,
Он занимался исследованиями электромагнитных колебаний очень низких частот в период с 1899 по 1900 год в специально построенной для этого лаборатории в Колорадо
Тесла обрёл огpомнyю известность после экспериментов в Колорадо Спpингс, когда, развлекая публику, он подсоединял вторые выводы от лампочек к сырой земле, и лампочки загорались.
1900-м годy Hикола Тесла вернулся в Нью-Йорк, где взялся, по поручению банкира Моргана за строительство башни для трансатлантической связи. Проект был основан на идее резонансной раскачки ионосферы, предусматривал участие 2000 человек и получил название «проект Воpденклиф».
Тесла в 1900 году обосновал возможность глобального информационного общества в своей знаменитой статье "Общемировая система"
В 1900 годy же Тесла стал богачом, продав часть патентов за 15 миллионов долларов, что по тем временам представляло огромное состояние. Все свои капиталы он вложил в строительство на Лонг-Айленде.
После закрытия «проекта Воpденклиф» в 1905 года, Тесла как ученый выступает анонимно, вплоть до своей смерти на 87 году жизни — 7 января 1943 года
Есть данные что, "Большое Нью-Йоркское землетрясение" – результат  его экспериментов, когда в его лаборатории мощные приборы вошли в резонанс.
Проверить это уже невозможно. Но, американское правительство приобрело чертежи и наложило на них гриф высшей секретности — как на потенциальное оружие, способное с помощью электромагнитных колебаний провоцировать резонанс в земной коре.
Тесла в 1911 году планирует систему передатчиков бесплатной электрической энергии по всему земному шару  посредством земли и создает приёмник для получения  этой энергии простым заземлением. Образец приёмника впоследствии уничтожен.
Техника преодоления возраста берет начало от работ Тесла. Генератор нулевого стандарта времени Тесла сконструировал в 20-е годы.
Hикола Тесла в 30-е годы создавал приёмники для RCA (Американская радиопромышленная корпорация). Корпорации достался заказ на изготовление оборудования для секретных проектов министерства обороны . В те времена работа Теслы скрывалась под кодовым названием "N.Terbo"
Создав передатчик, который мог производить до 100 миллионов вольт напряжения и ток до 1000 ампер, он экспериментировал с уровнями мощности в миллиарды или десятки миллиардов ватт], если это количество энергии было бы выпущено в неизмеримо малый промежуток времени, энергия была бы равна взрыву миллионов тонн тротила (TNT), то есть многомегатонного взрыва. Такой передатчик был бы способен спроецировать электроизлучение до силы ядерной боеголовки. Объект, расположенный в любом месте мира со скоростью света можно было бы испарить.
Создал оружие в виде генератора вырабатывающего стоячую волну энергии – защитное поле - радиуса 200 миль. Это оружие, если можно так выразиться, обеспечивает стену энергии, представляющую непреодолимое препятствие против любой наносимой агрессии. Все материальные объекты сгорали при попытке преодолеть этот барьер.
Задумал построить летательную машину под тип антигравитационной, которая могла бы летать не только в воздухе, но и в космосе. Работу, якобы, до конца не довёл из-за нехватки средств.
Незадолго до смерти Тесла объявил, что он изобрел "лучи смерти", в которых на расстояние 400 км передается такое количество энергии, что можно уничтожить 10000 самолетов или миллионную амию. Эту тайну он унес с собой в могилу.»

*

Остановился поезд. Гулкие эха голосов тревожили. Егор, отбросив сон, сел на купейной постели. Тоже сделал и Мальцев, согнувшись на верхней полке, лелея беззащитным младенцем у груди кейс  с Изделием. Кивком головы приказал пойти на разведку. Выйдя в коридор, нашел проводников, наскоро одетых, уже топчущихся у вагона на свежем предутреннем воздухе. Кругом темно-синяя степь, то ли зауральская, то ли уже заволжская  –  и ни полустанка, ни хибарки какой. Оказалось – какая-то особенная проверка по причине ловли, то ли казахских контрабандистов, то ли беглых каторжников.
Егор вернулся в купе, спеша с новостями. Мальцева сообщение заметно взволновало. Он перекинул Изделие за спину и плотнее придвинулся к стенке, попросив Егора пересесть под его полку и приготовить военный билет и прочие сопроводительные документы. Приказал срочно повторить наизусть номер военного билета и дату выдачи, все вопросы игнорировать, отвечать только – служебная командировка и: «приказано не разглашать».
В купе постучались. И тут же дернув ручку, вошел громоздкий служивый, в темной, плохо определяемой форме. За ним, в коридоре топталась еще парочка в защитной войсковой и серой милицейской.
 Исследовав документы, не уходили, толклись, что-то раздумывая предпринять. Спросили, пытаясь сбить с толку, о знаке зодиака по рождению, - Егор ответил, и тут же его обдало жаром. Он запоздало лихорадочно вспоминал. Вспомнил, - все даты в липовых документах совпадали с реальными, гражданина Колобова Георгия Юрьевича, датами. Значит, он ответил правильно.
 Но господа не уходили, продолжали сопеть и позвякивать вооружением и амуницией. Наконец Мальцеву надоели эти игры, и он приказным тоном заявил:
- Прекратите препятствовать исполнению наших служебных обязанностей в следовании до пункта назначения. Покиньте купе и не задерживайте поезд, - и с этими совами вынул из простыни руку сжимающую «Стечкин».
- Спецкомандировка со спецтранспортировкой МО РФ. С вопросами обращаться к Верховному Главнокомандующему. -  строго добавил Мальцев.
Проверяющий недовольно хмыкнул, и нехотя попятился в коридор. В коридоре возник эффект паровозика, - пятились все: оба сопровождающих проверяющего, проводник, начальник поезда и какой-то заблукавший пассажир.
Видно проверка достигла своей цели, - скоро тронулись. Мальцев срочно собрал на совещание всю группу, едущую с ними в поезде. Еще часть группы двигалась в прикомандированном автотранспорте. И сделал заявление, что возникла реальная опасность, что группа не доедет до Москвы. Могут и зарезать. И с поезда выкинуть, и состав под откос пустить.
Поэтому каждый из группы получает копию фильма и всех обрезков, плюс сканированные документы, и, на каждой следующей станции, по одному выходят и добираются до столицы своим ходом. Где, по прибытию, незамедлительно являются по сообщенному адресу. Каждого сдавшего свою копию ожидает премия в наличной валюте. После того как возбужденное общество рассосалось, Егор вопросил:
- А мы?
- Я, господин Колобов, перехожу в соседний общий вагон, с новыми документами и новой личностью на физии. А вы продолжаете движение дальше, без всяких изменений. Изделие я беру с собой.
- Это как же? Приманкой, что ли?
- Не приманкой, а живым свидетельством нашего стремления вперед. Пойми – из вагона бесследно рассосется более полудесятка пассажиров с билетами до Москвы. Логично предположить, что ты никому на фиг не нужен будешь. В общем, - не дрейфь. На крайний случай знай  - я всегда рядом.
После этих слов майор оделся и покинул купе.
А Егор, пытаясь вернуть улетевший сон, продолжил изучать бумаги из старой папки.

«…Тесла разработал технологию проекта "Радyга", директором которого с 1936 по 1942 год был он. Результаты проведённых экспериментов на специально переоборудованном эсминце "Элдридж" были немедленно уничтожены, что само по себе говорит об их чрезвычайной важности.
Во время проведения эксперимента эсминец исчез, предположительно, сместившись в другое измерение. 
Тесла предвидел возможность человеческих жертв и настаивал на переделке оборудования для условий наличия экипажа на борту эсминца. Однако, как всегда в условиях войны, на это не хватило ни времени, ни средств, а жертвы сами собой считались неизбежными.
 Эксперимент повлёк человеческие жертвы. Бесчисленные публикации и журналистские домыслы на эту тему наводят на мысль о специально проводимой до сих пор дезинформации.
Самые загадочные из его основных экспериментов проводились в Америке после 1904 года. Согласно официальным данным, он умер 7 января 1943 года. Секретная документация из его сейфа была изъята и более никогда не упоминалась.
 После смерти Николы Тесла в 1943 г. все его дневники и записи с 1904 г. таинственным образом исчезли.
С Теслой неоднократно проводилась работа представителями истеблишмента по обузданию его изобретательств, связанных со способами бесплатного получения, либо распространения энергии.
Есть данные, что Последнее предупреждение он получил в 1931 году.
 Научное сообщество и простая публика в июле 1931 года, услышали от ученого:
«В настоящее время я работаю над развитием нового источника энергии. Когда я говорю "нового источника", я имею в виду свою работу над таким источником энергии, к которому до сих пор не обращался еще ни один ученый. Я веду одинокую жизнь, полную беспрерывных мыслей и глубоких размышлений. Естественно, что у меня накопилось много идей. Вопрос состоит в том только, хватит ли у меня физических сил, чтобы завершить эти идеи и отдать их миру...»
1931 г. Тесла продемонстрировал публике удивительный электромобиль. Из обычной автомашины извлекли бензиновый двигатель и установили электромотор. Потом Тесла на глазах у публики поместил под капот невзрачную коробочку, из которой торчали два стерженька, которые ученый подключил к двигателю. Сказав: "Теперь мы имеем энергию", Тесла сел на место водителя, нажал на педаль, и автомобиль поехал.
Эта машина, приводимая в движение мотором переменного тока, развивала скорость до 150 км/ч, а главное, не требовала подзарядки. По крайней мере, в течение недели, что ее испытывали. Газеты того времени трубили об этом удивительном испытании. Все спрашивали Тесла: "Откуда берется энергия?" Он отвечал: "Из эфира вокруг всех нас".

Люди стали поговаривать, что Тесла вошел в союз с нечистой силой. Рассердившийся ученый без всяких разъяснений вынул таинственную коробку из автомобиля и унес ее в свою лабораторию. Тайна этого устройства так и канула в небытие.
Но это только показное действие «на публику». Данные об этой работе исчезли потому, что Теслу «предупредили», некие представители неких корпораций, что этот опыт может стать последним в его жизни.
Тесла горячо сочувствовал идеям коммунизма. Свидетельство тому не только уже отмеченное желание помочь молодой Советской России своими техническими знаниями, не только стремление, быть полезным в организации борьбы с фашизмом, но и прямые высказывания о коммунизме, который он считал прогрессивным общественным строем. В одном из дошедших до нас документов - странице из записной книжки Николы Теслы - запечатлены его мысли о коммунизме:
"Коммунизм вполне осуществим, и неизбежно явится системой будущего".
Он запатентовал более 300 изобретений в разных странах. За свою творческую деятельность Тесла был награждён Нобелевской премией и медалью Эдисона. Многие университеты присвоили ему степень доктора наук. Сохранившиеся письма к нему таких выдающихся деятелей физики и электротехники, как В. Крукс, лорд Кельвин, М. Планк, А. Эйнштейн, В. Рентген, Э. Резерфорд, Д. Д. Томсон, Б. Берснд, Ли де Форест и многих других, свидетельствуют о большом научном авторитете Николы Теслы.
Это он в тот момент предсказал возможность лечения больных током высокой частоты, появление электропечей, люминесцентных ламп, электронного микроскопа. Это его именем названа единица измерения магнитного поля. Это он придумал и создал генератор переменного тока. Вспомните об этом, включая в розетку чайник или компьютер. Сегодняшняя система электроснабжения неотделима от имени Тесла. Изобретателем беспроводной связи и передачи энергии считается Маpкони, но на самом деле это был Тесла...»

*

А в Москве, на перроне Казанского вокзала Егора взяли. Походу движения притиснулись с боков товарищи в неброской одежде и железной хваткой, взяв под руки, повели  к своему автомобилю, типа городского внедорожника. Но усадить его внутрь не успели. Налетели с разных сторон молодцы. Так же невнятно одетые, и без криков и объявлений, типа: «Стоять, Милиция!» или: «На пол, суки, ФСБ!», принялись мутузиться с Егоровыми захватчиками. Досталось и водителю джипа. Его выволокли на асфальт и, скрутив руки, зафиксировали мордой в грязь. Москвичей побаловал дождичек, так некстати для водилы.
Подхватив Егора, освободители двинулись прочь, предварительно проткнув все колеса вражеской машине. На другой парковке, куда они пришли, Егора встречал Мальцев с объятиями и улыбкой человека, вызволившего товарища-нелегала из десятилетнего плена.
Когда их авто и две машины сопровождения тронулись, Мальцев ответил на немой вопрос товарища:
-  К Михаилу Федоровичу, конечно. На Воробьевы горы.

*

В своих апартаментах Михаил Федорович встретил Егора как старого боевого друга. Он встал из за стола, пожал руку и, взяв за плечи, трижды расцеловал. Потом, не говоря ни слова, подошел к телевизору и включил с пульта.
Показывали автотрассу. Рядом с кюветом дымились обломки автомобиля. Комментатор вещал о сомнительной вылазке террористов, склонялся более к версии криминальных разборок. Камера приблизилась. Это был искореженный «Форд Эксплоудер» их съёмочной группы. Камера свернула в лесок,- там, в кустах приткнулся с открытыми настежь дверцами джип «Мицубиси Паджеро», второй автомобиль группы. Камера пошла дальше – в траве лежало два труппа. Судя по одежде: водитель джипа Костя и экспедитор Лёня. Одежда на них была задрана, расхлестана – наверно, их обыскивали.
- У них копия фильма. – глухо произнес Михаил Фёдорович.
- Нет! – возразил Егор, - у них ничего не было! Копии я раздал лишь ребятам в поезде. Тем, кто с нами был…
- У них копия фильма, - повторил хозяин кабинета, не уточняя, у кого это: «у них», - но нажал на перемотку проигрывателя. На экране появился другой сюжет. Просторная, со стенами покрытыми кафелем, комната, писсуары, кабинки, - не трудно догадаться, что это туалет. Женский голос сообщил, что это мужской туалет аэропорта Челябинска. Открылась дверь одной из кабинок. Там на полу, меж перегородкой и унитазом лежал труп человека с открытым ртом и выпяченными глазами. Это был трупп Андрея - помощника оператора, ехавшего с ними в поезде. Тут, уже запоздало, на лицо покойника наехала цензорская штриховка.
И вот, только теперь, Егора пробрал страх, взглянув на него с фотографии  остекленевшими глазами покойника. Страх смерти.  Пусть и припозднившийся, но от этого не менее густой и липкий. Ослабли ноги, и Егор присел в первое же кресло.
Михаил Фёдорович взглянув на поплохевшего журналиста, кивнул Мальцеву:
- Набери-ка мне дружка моего закадычного, Анатолия… Анатолия Ивановича, для тебя.
Мальцев набрал на трубке ряд цифр, дождался соединения, официально сообщил: «С Вами будет говорить Михаил Федорович» и передал трубку своему начальнику. Тот улыбнулся невидимому собеседнику и набросился на него с молодеческим, зычным гласом:
-…Бля! Толик, я твой *** на ленточки распущу и на жопе бантиком завяжу. Ты куда его суешь? Ты чё, нюх потерял? Не чуешь, что я там везде всё пометил? А?! Так вот слушай, педераст ты,  мной пока не ****ый, - убирай своих шавок. А то кровищей умоемся оба, мне не впервой, а вот тебе, публичному в телевизоре политику, будет очень и очень неудобно.
 Я ведь всё на тебя повешу, я сумею – ты меня знаешь! – Речь помолодевшего Михаила Фёдоровича была образна, все описываемые действия живо представимы. - Я твоих как гнид передавлю, только треск по всей Москве стоять будет, как по лагерному бараку! - тут тон диалога заметно сменился на успокоительный, переходя даже в доброжелательный. - Вот, хорошо! Ну, всё, милый, пока! Будем живы – увидимся!
Отзвонившись, хозяин провел ладонью по лицу, словно стирая удалую веселость с лицастановясь серьезным. Подошел ко встроенному в стенку бару и, налив два фужера вина, сам подал Мальцеву и Колобову.
 - Ну, что, ребятки – всё хорошо? – спросил он. И сам же ответил, - ничего хорошего! Они знают, чего боятся. Они перекроют нам телевидение. За время наших дёрганий подготовят и выпустят контринформацию… Но главное, для них – нейтрализовать меня. Любыми способами. Пока ваш фильм не выйдет, - я отсюда ни шага.
Они пойдут к Президенту, к Премьер-министру, а мне туда ход закрыт. Временно… Не могу я к ним просителем. Сначала фильм в массы, потом меня к Премьеру, а не наоборот! Они не станут обливать меня говном и требовать расправы. Они знают, что по мнению высшей власти, я и так получил негатива сверх заслуженного…
 - А чем Вы так уж перед властью высшей провинились? Или секрет, гостайна? – спросил Егор, наглостью выталкивая из себя страх. Но Михаил Фёдорович принял его тон.
- Из этого гостайну холуи сделали. А всё просто и простительно для старика. Продолжал давать советы, когда надо было уже покорнейше просить… Они просто выставят меня сбежавшим пациентом из Кащенко. Вот это самое опасное, при моём-то возрасте.
Хозяин опять прошел к бару и налил еще бокал вина, полный бокал, - на этот раз себе. Выключил яркий дневной свет, оставив лишь настольную лампу и устроился в кресле, поудобней, рядом с «ребятами». И, верно по старой выработанной привычке, прежде чем сообщить соратникам свое решение на дальнейшие действия, начал издалека, сев на любимого «конька»:
- Глобализация неизбежна, но вот только с чем нас берут в Счастливое Будущее? Что русского есть в  мировом обращении – «Большой Театр», Т-90 и АК-47? Водка, “borstch” и черный хлеб? Это и будет, та, «остаточная стоимость» всех наших достижений, всей русской культуры, которая только и останется в новой, глобальной?..
Конечно, – мы сами виноваты. Но пропагандировать культуру, носясь с дорогими представлениями по мировым столицам – самодостаточная забава богатеньких эстетоманов.
Все наши культурные программы за рубежом, это бродячие балаганы из глухой провинции. Кочующие со своей же публикой. Наши пирожковые патриоты до сих пор не поймут, что нас давно выпихнули на периферию событий. А значит - и влияний…
- Михаил Фёдорович, Вы сказали: «пирожковые патриоты». Это кто? Еще какая-то фракция? – спросил Егор.
- Ну, если «в принципе», то «фракция»… -  Хмыкнул старик, разглядывая задумчиво содержимое своего бокала. За него ответил Мальцев:
- Есть патриоты «квасные», это те, что наквасятся, и на футбол, орать: «Даёшь! Судью на мыло! «Черных» в Африку! Педерастов на фонарь!», а после футбола – чистить друг другу морды.
А есть патриоты «пирожковые», те собираются у больших экранов – клубах, барах. С флажочками, такими аккуратненькими, плакатиками.  И тоже – кричат, гордятся. Страной и собой. Менеджеры, в общем. Те, кого увольняют пучками, скопом, если что. Они даже не замечают, как их имеют, что их уже жрут, а они всё гордятся, что они «с яйцами». «Пирожковые Патриоты» называются.
Видно, сей термин – «пирожковый патриотизм», Мальцев и придумал.
- Надо сделать так, чтоб сами побежали, - прорезался Михаил Фёдорович, кажется, слушая только себя, - смотреть, читать, учить и запоминать - всей массой, лишь только прояви силу, и не только военную. Силу Идеи! Чары особенного мировосприятия!
Японцы проиграли Великую Войну, а весь мир учит японский и вникает в тонкости «экибан», «хокку», «танку», «бусидо» и чайной церемонии. Хотя средний японец – обыкновенная городская серая мышь, и на вольных ветрах загибается почище нашего москвича.
Глобализация неизбежна. Но задача стоит подвинуть конкурента не только экономически. Утянуть права на собственность не только материальную, но и культурную!
Это необходимо всем, потому что на чашах весов – кто сколько весит, тот столько стоить и будет.
Бросились все выпячивать свою самобытность! Нет, чтобы скромно: мол, ничего не придумывали, просто учились тихо, из поколения в поколение, зато прилежно. Нет! Каждый прыщ норовит провести свою родословную от самого Создателя, напрямую! Чингисхана на лоскуты растащили между семью странами. Смешно? Эта болтовня когда-нибудь кончится, начнутся судебные иски, территориальные претензии. Компенсации… В наше время Моральное право легко перетекает в Право собственности. И поэтому идет Великий Передел Истории!
Главная их задача сегодня – отнять у России Великую Победу! И навесить, вдобавок, пока молчит, ошарашенная, Великие преступления. Цель – доказать, что именно Россия виновна, а не идеология и отдельные лица разных национальностей, сбежавшиеся в одну банду, виновна в ограблении и уничтожении вокруг лежащих народов.  Доказать, и, по суду или без него, отобрать как можно больше в виде компенсаций.
А дальше и доказывать ничего не надо, только знай «освещай» из нужного угла! - Индустриализация через раскулачивание и коллективизацию. Недовольным – голодомор и  концлагеря на стройках социализма. Индустриализация – чтобы ковать оружие – чтобы захватить весь мир. И дальше так, на каждом витке чуть прибавляя маразма:
Великая битва на восточном фронте Второй Мировой – миф. Драчка партийных товарищей разного окраса. Попробуйте на Т-3, основном танке Германских войск в 1941 году, проехаться от Бреста до Сталинграда, но только, чур: по бездорожью! Это и есть настоящая битва! Русские вон, до сих пор воюют со своими дорогами, сколько столетий, а все не победят. Так кто там воевал, откуда дикие потери? Просто миллионы перебегали туда-сюда, а по пути их где-то расстреливали.
Русские и Китайцы – генетические коммунисты. Маркс – немецкая ширма. Все догматы, люди, деньги, оружие психотропное, шло из Китая и Тибета – религия Бон, и прочее.
Посмотрите фильмы России 30-х, 40-х годов. «Цирк», «Волга-Волга», например, - Москва и Поволжье веселится, пляшет и поёт, жируя на награбленное,  когда Украина и другие загибаются с голода.
Смешно? Нелепо?.. В Час «Х» только эти мнения и будут на Экранах и в прессе. И сколько ни дёргайся, сколько ни подключай своих учёных, - сквозь правильно организованный информационный вал не пробиться. Ни на телевидении, ни в интернете.
Егор, как когда-то, еще до поездки в Сибирь, с ходу подыграл, развивая мысли уважаемого человека:
- Уже вышло с десяток компьютерных игр, а среди них три-четыре массовых безусловных хита, где русские развязывают войну и свободный мир с ними воюет. Тут еще могут отвертеться издатели: игры частные, фантастические - действие происходит в будущем, пусть и недалеком. Ну, воображение такое, ну, что поделаешь со «свободными» художниками…
 А вспомните киношных русских террористов,  с физиономиями педерастов и говорящих на тарабарско-«русском» языке. Да русских мафиози – реальных, таких, бойцов. Мы смеялись и где-то даже были довольны – пусть боятся, легче по Европам гулять будет. Если незачто уважать, так хоть за это….
 Американские технологи все поняли и поправились. И, вот, выходит в 2008 году голливудский фильм «Рабство». Где русские нелюди, добрались до Мексики (?!), куда заманивают молоденьких - ну, почти несовершеннолетних! - Польских одиноких мам, где их похищают и нестерпимо издеваются: избивают, садят на наркоту, безобразно насилуют, содержат в грязи и унижении, а потом продают в рабство.
И это всё показано с документальной четкостью и с подробностями. И я поставил себя на место американца, с его узким кругозором, да еще польского происхождения, а их в Америке много, и много в силовых службах. И я озверел, я воспылал нестерпимой ненавистью к этим  русским мразям, русским недочеловекам…
Михаил Федорович разогрелся и поддержал:
- Это акт Войны. Этот фильм. Это не пробный выстрел, здесь точный прицел. Тошнотворной американской политкорректности здесь нет. Политкорректность для своих, которых остерегаться надо. А русских надо яростно ненавидеть.
И Польша в тему, поляков им надо запихивать в первую линию окопов. Поляков всегда использовали как кол в русское сердце.
 - Кто там еще? Бунтуют чехи против Натовских локаторов? Ждите скоро фильм про богатенького русского маньяка педофила, приехавшего порезвиться в «Злату Прагу».
Немцы слишком любят русский газ? И будут кинокартины, в которых пойдут морем в Венесуэлу целые контейнеры забитые немецкими мальчиками, где на кокаиновых плантациях будут они несчастные каторжно трудиться, а гариллоподобный венесуэлец (не путать с колумбийцем!) в кадре хлещет змееподобным кнутом по белой арийской плоти, а рядом ухмыляющийся москаль, мусолящий пачку бабла.
И главное,  теперь я уверен, -  плевать им будет на русские заявления,  на требование фактов и опровержений, плевать даже на международные иски. Потому что День «М»  уже был, и мы не знаем, сколько надо прибавить к нему лет, месяцев, дней. Но я знаю: где-то это точно записано и проставлена дата к часу «Х»:  к секунде пуска ядерных ракет, цели – в России.
 А пока будет усиливаться вал продукции,  с характерными особенностями – все более и более несуразными, просто бредовыми сюжетами, но с четко выверенным фактором нейро-лингвистического воздействия - кадра, звука, слова, физиономии и прочих, прочих мелочей. А им подоплекою, фоном,  чуть ли не во всех, даже самых безобидных фильмах, упоминания русского имени в сочетании с чем-либо не чистым, криминальным, как например, в  фильме «Заложница», продюсер Люк Бессон. Там опять похищения, работорговля - уже в Париже. Все беды из Восточной Европы. И звучит вскользь: «русские», хотя по ходу фильма на поверку оказывается, что виноваты албанцы, а следок-то в душе зрителя остался!
«Бывший» высокий чиновник:
- Задача внушить, вбить до подсознания: «Русский – это хуже животного, недочеловек. Убить его – благо. Ты каждый день мысленно убиваешь русского и получаешь облегчение, релаксацию. Звук русской речи у тебя вызывает тошнотный рефлекс. Ведь, всё, что с клеймом «сделано в России» - оружие. Либо с функцией оружия: их нефть, их газ, их древесина. Тем более: их автомобили и их еда, даже их доллары - это оружие.
Егор:
- И все болезни, вся зараза от них: самое популярное бактериологическое оружие – «Сибирская Язва», самый популярный отравляющий газ – «Зорин», сделанный на Урале и названный по имени русского ученого. Русские песни только в ассоциации - красный цвет, кровь, трупы. Русские песни - это веками копившаяся ярость: послушайте, послушайте их  гимн, сочиненный коммуняцкими палачами в лубянских подвалах, или их «Войну Священную», напетую казачьем в еврейских погромах. Да вы почитайте их стихи, - интеллигентики  Блок и Гумилев и те мечтали, как их народишко скифами кинется на европейское добро. Аттила, Чингисхан, Сталин – все их родственники.
 А Евтушенко, разлагающий в университетах Америки молодежь, прочтите в прямом, не адаптированном переводе его знаменитые, якобы антивоенные стихи, - мы же знаем этих русских лжецов: «спросите вы у тех солдат, что под березами лежат» (в английском лежать и лгать созвучны), - отдыхают перед боем, прикинулись, падлы. А еще: «спросите вы у тишины», - когда всё затихает? Ясно – перед атакой!
Михаил Фёдорович подытожил:
- Вот так примерно и будет. А мы покупаем их продукты. Который год говядиной и свининой бьем своего крестьянина, в этом году очередной раз должны сожрать огромное количество ихней курятины, сомнительного качества, и тем окончательно разорить, добить наши птицефабрики.
Егор:
- И уже не надо будет киношным злодеям похищать сельских девчонок и продавать их в рабство – они сами пойдут и продадутся.
И тут же Михаил Фёдорович резко перескочил от разглагольствований к важным решениям, но Егор уже начал привыкать к подобным ходам:
- Решение одно – надо уходить за границу. У нас есть зарезервированные связи с одним германским, очень рейтинговым, телеканалом.
Егор был уже готов к чему-то подобному:
- А как уходить, если за нас взялись по-настоящему, то и через аэропорт не пройдем!
-Уж здесь не волнуйтесь. Есть у нас надежное окно в Шереметьево через ВИП-зал, а наш гример так закамуфлирует вас, что мамы родные не узнают. Идете вдвоем, - Колобов и Мальцев. Еще даю группу прикрытия. Провожаю сейчас, - выпьем на посошок. И жду вечером вашего звонка из Германии!

*

Егора и Мальцева устроили ночевать в этом же здании, в этом же подъезде, - несколькими этажами ниже. Словоохотливый консьерж комментировал:
- Эту квартирку кто-то из ново-богатеньких прикупил, из тех, что пальцы веером. Видно, совсем некуда деньги было девать. Купил, а не жил, - заезжал тройку раз, с пьяными девками. Сильно шумел. Ему порекомендовали выселиться. По доброму, порекомендовали. Не вразумел. Пришлось ему потом квартиру эту дарить. Михаил Фёдоровичу на именины.
Засыпая, Егор услышал разговор Мальцева с кем-то из коллег:
- … Проверили данные, - по всему выходит, что на нашу территорию проник и скрывается от своих коллег работник ЦРУ, Кейн Элдридж. Личность известная. Немало пенсионеров и ныне действующих сотрудников с удовольствием увидели бы его, загнутого буквой «Зю», с наручниками на запястьях.
-… Это значит, - он завербован таки нашими …
- Это значит - бардак. Скоро они по России гоняться, начнут, как по пустыне. Шпионские ралли: «Москва – Биробиджан» устраивать.
- Что Михаил Фёдорович сказал?
- Просил держать его в курсе.
Егор слышал этот приглушенный разговор сквозь морок сна и не мог придать ему какого-то значения. Но тренированная память автоматом зафиксировала по-журналистки важное: «Кейн Элдридж. Работник ЦРУ. Проник в Россию».

*

Машина подъезжала к аэропорту. На душе было тревожно, так, что с утра кусок не лез в рот. Все было плохо, но Егор подозревал, что может быть еще хуже. Они, покинув на стоянке автомобили, в окружении группы накаченных ребят двинулись сквозь зал к арке ВИП. За которой, кажется, уже маячил изрядный кусок свободного мира без тревог, - с пивом и сосисками по-виттенбуржски. И вот она стойка приема паспортов.
Тут тревожное утро взорвалось яростным дыханием боя. Со всех сторон к ним устремились люди. Люди на ходу вынимали из курток и пиджаков удостоверения и оружие. Сопровождающие их с Мальцевым спортивные ребята бросились им наперерез. В зале разгорелись несколько очагов отчаянных противоборств. Мальцев, схватив Егора под руку, дернул в сторону арки таможенного контроля. Но тщетно. Там, за ней уже возвышалась шеренга людей в форме и без. У всех были недобрые лица. Мальцев, вертанув Егора в обратную сторону, толкнул его в спину, на ходу суя в карман ключи.
- Заводи и ходу! Не жди меня!
Докрикивая эти фразы, Егор уже бежал на толпу рядовых  граждан, заградивших проход у регистрации.
Егор не стал досматривать финальную сцену боевика «Гибель майора Мальцева» и рванулся к выходу, бодрым козлёнком перепрыгивая ноги отдыхающих пассажиров и их ручную кладь. Так, вприпрыжку добежав до машины, заведя её и уже вырулив на выезд, какой-то ступор души заставил плюнуть на всё, остановить автомобиль и дать истерический сигнал гудком. И, - о чудо! В его сторону бежал Володя [? был Сергеем в первой главе] Мальцев, со следами легких побоев на лице. Тот забрался на сиденье водителя, одним движением бедер переместив Егора на соседнее кресло, и вдавил газ на полную.
Они неслись к городу. Никто не задавал вопросов. Егор пытался дозвониться до Михаила Фёдоровича. Его телефон был занят, но вот, наконец, ответили. Егор сообщил о случившемся. В ответе Михаила Фёдоровича сквозила некоторая растерянность. Сначала он приказал возвращаться к нему, прорываться любыми способами. Потом передумал и приказал ехать на территорию одной военной базы и скрыться там. Потом сказал что, оставляет окончательное решение на рассмотрение Мальцева. Мальцев все это слушал по громкой связи и только крепче сжимал зубы.
Мальцев предусмотрительно свернул с основной трассы, менее оживленное шоссе сделало небольшой поворот, и они увидели, что путь перегорожен двумя автомобилями - одна патрульная автоинспекции, другая - джип, более похожий на боевую машину пехоты. В лобовом стекле их машины стали появляться аккуратные дырки. По ним стреляли. Мальцев сделал резкий разворот на сто восемьдесят градусов и рванул обратно. Двигаясь обратно, они увидели, как остановились  две следовавшие за ними машины, из них высыпали люди с оружием в руках. Мальцев опять развернулся на сто восемьдесят градусов, но проехал не далеко, - свернул на обочину и остановился.
- Вылазь.
Егор непонимающе испуганно уставился на Володю.
- Вылазь, живо! Рви прямиком через кусты, там станция - садись на первую же электричку и уезжай. Созвонись с Михаилом Фёдоровичем… А можешь и не созваниваться... Но любыми способами, хоть пешком – рви на Запад, там твоё спасение. Сразу же публикуйся, выходи на телевидение, радио. В общем, думай сам – ты журналист, ты умный, возьми мою сумку, там - Изделие, там деньги и паспорта. Всё, бывай!
- А ты?
- Давай! Давай! Выходи, а я буду устраивать прощальный салют!
Сказал Мальцев и захлопнул за Егором дверь. Машина тронулась, а Мальцев все кричал Егору в окно:
- Двигай живей! В первую же электричку! На первой остановке сойди, пересядь и так несколько раз в разных направлениях, сам считай, думай!...
Егор побежал в кусты. Через некоторое время в той стороне, куда уехал Мальцев рвануло. В воздух поднялось облако дыма. Егор ускорил свой шаг, лишь сглатывая подступившие к горлу слёзы. Пытаясь сорваться с уз привязанности, старался думать: «Что это с тобой, - уж не простыл ли? О ком слезы? Ведь, ты его почти не знал. Он просто проходящий момент жизни. Проходящий момент жизни, один из череды, тех, которыми уходит сама жизнь…

*

Егор несколько раз менял электрички и вышел где-то на окраине. Нашел телефон-аппарат и позвонил. Нет, сначала он позвонил друзьям журналистам Хотенко и Шульману по домашним номерам, надеясь застать кого-нибудь дома. Он, почему-то не хотел звонить по сотовым. Сам же убеждая себя, что, если прослушивают, то и домашние. Но  обострение вяло текущей шизофрении давало себе знать. Сознание разделилось. Одна часть настаивала позвонить на сотовые Шульману и Хотенко. А вторая вглухую повязала руки, ни за что не соглашаясь достать телефонную трубку.
И пока он боролся, выплыло компромиссное решение – позвонить Михаилу Федоровичу, выполнить долг, так сказать. Егор почитал сам себя почему-то очень задолжавшим этому человеку. И уже пытался разобраться – почему? Ведь он не подписывал никаких бумаг, не брал в займы. Те деньги, что у него оказывались, он не брал, - ему их клали, бросали, порой натурально, рядом, как кусок мяса зажравшемуся породистому псу. И все доводы рассыпались, но  долг оставался, - сиял еще наглее и неприложнее.

*

- Егор? Егор! Ты жив? Это невероятно, вот только что – смотрю, по новостям показывают: врыв по дороге на аэропорт, и - ваша машина. Протаранила две других, есть жертвы, вернее есть месиво. Кто, сколько, пока не ясно…
- Там Мальцев… это он…. Мужик. А я ушел.
- Сообщи где ты. Не бойся, - мой телефон не прослушать! Какой район, телефон-автомат, наверное…
И Егору вдруг стало грустно. Грусть навалилась на него усталостью и неверием. Неверием ни во что и никому. Но в трубку он ответил, пробормотал о том, что видит вокруг, какие там надписи, на какой станции вышел и, сказав: «жду», повесил трубку. А повесив трубку, тут же рванул за угол, где на соседней улице тормознул такси.

*

Через полчаса езды он вышел у очередного телефона автомата. Пока  ехал,  лихорадочно искал способ связи с людьми. Людьми, которым пока не за что его предавать, которых еще не успели запугать или купить. И опять перед лицом всплывали лица Шульмана и Хотенко. Может эти люди и испуганы, и куплены – но все это «кажимость» для непосвященных.
Такая уж у них профессия, оплетающая подходящую породу – бояться и делать вопреки страху, продаваться и писать – вопреки всему, правду в ложь порой вплетая. Такие люди часто мягкотело, при намеке только на угрозу, соглашаются на сотрудничество. И тут же начинают саботаж и подготовку к сбросу компромата силам враждебным нежданным «хозяевам».
Егор нашел, как позвонить Диме Шульману. Тот как-то ему признался, что работал с очень законспирированными наркоторговцами. И контактер передавал ему отснятые на замаскированную камеру материалы, организуя передачу флэш-памяти следующим образом: в редакцию или на дом по городскому телефону звонила девушка и просила передать Диме что она готова с ним поужинать и называла время, название и адрес кафе или какой другой забегаловки,  в которой могли быть кривые и загаженные столики, но хороший с несколькими кабинками туалет. Дима приходил в кафе, садился за столик и плюс восемь минут к назначенному времени заходил в туалет и занимал крайнюю кабинку. В туалет заходил контактер пользовался писсуаром, что-то наговаривал или передавал в щелку что надо. Если кабинка была занята, то Дима пользовался писсуаром и уходил, повторно посещая туалет еще через десять минут, но такое только предполагалось. Как сказал пьяненький Шульман, место и время подбиралось для встречи малолюдное. Вся это процедура была, скорее всего, отработана при передаче наркотиков, с некоторым упрощением для Димы.
Егор нашел кафе. Застенчиво улыбаясь, попросил прохожую девушку позвонить в редакцию и представиться Зиной. В кафе проголодавшийся Егор плотно перекусил, не различая вкусов. И близко к назначенному времени просто прошел в туалет и основался в соседней с назначенной для Шульмана кабинке. Колобов уже боялся всего: он боялся, что всех его знакомых обложили тройной линией красных флажков и прикрыли тремя колпаками. Зародившаяся паранойя расцветала во всей красе.
Ровно в пятнадцать часов, тридцать восемь минут кто-то вошел в соседнюю кабинку.  Егор не мог видеть – кто. Но он решился и четко произнес:
- Дмитрий Шульман.
Из соседней кабинки с некоторой задержкой раздалось осторожное:
- Да-а?
Егор облегченно вздохнул. Это был голос Димки, и выпалил сердито:
- Ты что не узнаешь?! Это я Колобов Георгий!
За перегородкой раздался восторженный вопль и скребущий звук – это Шульман, елозя ботинками, взлетел над  перегородкой:
- И, правда! Егор, ты же в командировке!
- Успокойся и слушай! Я влип в большие неприятности. Меня ищут…
- Кто?
- Спецслужбы, а может кто и круче. - Ляпнул он для острастки и тут же пожалел. Что себе Дима Шульман мог вообразить под фразой: «круче спецслужб», - описанию не подлежало, но оно явно было. По крайней мере, в Шульмановском воображении.
- А-а! Я так и думал! Я догадывался, что они есть!
- Кто еще есть?
- Спецназ Мирового правительства! Группы «Трехсот»!
- Перестань! Кто б это ни был – морды у них русские. Я боюсь, что они следят за всеми моими контактами…
- А как же!
- За всеми моими друзьями…
- Конечно!
- За тобой, Дима, тоже.
- А я это знаю!
- Ну, раз так, пойми – мне нужно где-то спрятаться и найти пути выхода, отхода, разруливания ситуации…
Дима прервал его:
- Подожди! - И, немного подумав, выдал план действий Егора на ближайший час. – Я выхожу, ты - через пять минут. Едешь к моему дому. В соседнем дворе есть, там, среди кустов, деревьев - закуток. Да ты его знаешь – мы там студентами портвейн пили. Сидишь там,- ждешь. Я дома беру ключи от квартиры девушки Лены, ты её не знаешь. Я, проходя мимо твоего логова, споткнусь, выматерюсь и подкину ключи от её квартиры под кустик. Ты выходишь через пять минут, берешь ключи и двигаешь по адресу…- Дима назвал адрес в спальном районе, где сплошь хрущевки. – Приехав, включи музыку погромче. Не тот диск что в плейере, а полки возьми «Итальянский саксофон» диск…. Я приеду позже, позвоню: два коротких, один длинный. Всё…. Усёк?

*

Операция «Эвакуация» прошла гладко, по Диминому плану. В бедно обставленной квартирке было всё необходимое, кроме еды в холодильнике. Но Дима не сглупил, привез всё, что надо. Хлеб, шпроты и водка. И пельмени.
Первым делом, конечно, налили по полной. Потом по второй, полной. После, приготовив наскоро пельмени, уже уселись за стол основательно, - с разговорами. Дима, правда, предварительно включил своеобразную музыку, эмитирующую диско-вечеринку с заигрываниями и эротическими придыханиями.
Вот под этот синтез пляски и траха Егор поведал Диме свою головокружительную историю.
Выслушав Егора, Шульман поманил его в зал и достал ноутбук Ульчинского, идентичный его личному. Полученному от Мальцева при известных обстоятельствах. Показав на него, Дима торжествующе сообщил, что эта техника при первом же включении автоматически ищет связь с ближайшей сотой любого сотового оператора и, втайне от хозяина, сливает весь накопившейся контент с компьютера неизвестному адресату.
Так что, все, что было снято группой Егора в Сибири, давно есть у его шефа, Михаила Федоровича, и незачем было разделяться и имитировать спасение бесценной информации. Если передающее устройство вражье, то тогда так упорно нападать на Егора тоже - излишне. Ну, имитировали раз, другой и ладно. Ну, зачем машины палить, а трупы…
Но тогда получается, что либо Мальцев предатель, либо он о специфических функциях ноутбуков не знал. И в их организации есть кто-то другой, конкретно законспирированный крот. Но, так или иначе, фирма Михаила Фёдоровича крайне ненадёжная. Даже с тремя пол литрами не разобраться: кто кого подставляет и на кого работает.
- В общем, тикай ты от них, брат!
Егор театрально упал на колени перед Шульманом и воздел руки:
-  Рад бы, отче! Вот только  «как» и «куда»? Подсоби, не оставь сироту!
Дима умиленно погладил Колобова по голове и сказал:
- Вот так-то, сынку, уразумел, кто тебе друг, а кто сволочь? Вставай, Неразумный, завтра же приступаю к разработке операции «Спасение Загнанного Гения»!

*

С утра Шульман убежал в поисках путей спасения, не забывая о трудовой деятельности.
И так, пошло и бездуховно – с выпивкой перед телевизором, прошло два дня.
Как-то, ближе к полудню проснувшись, Егор услышал работающий на большой громкости телик, а встав, узрел внимательно пялящегося в ящик Диму, одновременно поедающего пиццу.
- Обрати внимание на это собрание!
В телевизоре мельтешило от американских флагов и возбужденных лиц:
-  Какая партия: Республиканская, Демократическая?...
Дима отмахнулся:
- Какая разница, - продолжая внимательно вглядываться в экран. - Ты посмотри: какой энтузиазм! На грани истерики, - еще немного и, кажется, вся эта масса ринется в мир, размахивая флагами, немедленно вколачивать в отсталых землян американские ценности.
Сравнимо лишь с революционным запалом граждан революционного Петрограда. Но тогда война и голод, - не так возопишь! А что движет этими, американскими, индивидами? У них же всё есть. По любому счету - по большому и по малому, на личном и государственном. И не верю я, что на съездах этих партий самые обделенные граждане Америки подпрыгивают. Скорее наоборот.
И выступающие толпе под стать: полны решимости и святого огня. Но приглядись внимательней в лица, глаза, движения. Ни что не напоминает? Знающий, но завязавший наркоман, увидел одно из этих сборищ по СиэНэН. В прямой трансляции и без купюр. Когда часты включения камер, свободно летающих объективами по лицам толпы. Приглядевшись, разинув рот, он вскочил и возопил: «Да они все обдолбанные!».
Я удивился: «Все?». И, указав на в тот момент выступавшего: «И Обама?». - «Да! Да ты присмотрись!». Я присмотрелся, и хотя я не настолько был уверен, но возникло ощущение какого-то неестественного поведения. Нет, это было не банальное волнение на лице Барака, а некая несуразица. Да: в глазах волнение и решимость, как и должно быть, выступая при таком скоплении народа. А вот движения мышц лица - плывущие, диссонирующие с речью.
И я понял: он что-то принял. Да они все, все в зале что-то приняли. Ну, нельзя же на трезвую голову так подпрыгивать! - и Дима возбужденно ткнул пальцем в экран. – Я давно уже обратил внимание. Да и тема мне близкая: наркота, криминал… И вот, что я накопал. - Дима принялся рыться в ворохе бумаг на журнальном столике, - мне бы еще достать закрытую информацию фармакологических корпораций. В динамике - с тридцатых годов прошлого века, да еще бы с рецептурой популярнейших препаратов!
Не статью – книгу можно писать. И будет взрыв! Вот, - Дима принялся читать с мятого листа:
«…Мировой Рынок наркотиков 500 млрд $.
                Фармацевтики 550 млрд $.
Доля США, потребление - наркотики 60 %, от мирового.
Доля США, потребление - фармацевтика 48%  от мирового.
Это на 300 млн. жителей из 7 млрд. жителей Земли!
Менее 5% человеков  всасывают более половины всех наркотиков мира!
Доля Европейского Союза в фармацевтике: 28%... Это так, для сравнения ….
«….Среднестатистический американец вооружен государством в 20 раз дороже, чем среднестатистический землянин.
Но, при этом средний американец в 18 раз зависимей от медикаментов, и недешевых, типа аспирина с антибиотиками,  а дорогих, из которых основная масса, это - антидепрессанты и седатики. Ускорители и замедлители, вырываных из контекста всего организма,  процессов. Основанные, как правило, на различного типа наркотических составляющих. И все это - легально.
 Беда, болезнь среднего американца – стала нормой его поведения и потребления. Он посещает аптеку не реже продуктового магазина, а иногда и вместо него. К тому же средний американец потребляет только нелегальных наркотиков в 26 раз больше, чем средне статистический житель остального мира.
 Организм гражданина США, а следовательно и мозговые процессы, управляются более наркотиками, чем естественно выделенными гормонами. Ведь, что такое больше в 26 раз, даже от единицы потребления? Это 26-ти кратная зависимость - и это глупейший подсчет, в принципе.
Но в любом результате подсчетов, уже кажется ясным, что политика США направляется и поддерживается массой людей, чьи мнения, решения основаны на результатах анализа информации получаемых посредством органов чувств в которых протекают неестественно вызванные процессы химических реакций, и они превалируют над естественными.
Они подменяют их собой - и воспринимаются как естественные. Но вы заметили, как будучи в подпитии воспринимали происходящее с собой как бы со стороны? И порой не отождествляли свои действия с самим собой же? У наркоманов то же - но много крат усиленное восприятие мира и себя. Наркоман может засунуть голову в горящую духовку, проводя эксперимент над собой, себя с собой не отождествляя.
Для Американцев давно не действует правило: «Прежде, чем что-либо сделать кому-то,– поставь себя на его место». Это бессмысленно. А тем более: «Хочешь понять Врага – поставь себя на его место!»
Например, как можно, даже глядя не на глобус, на карту, утверждать, сравнивая: «Россияне уничтожали свободолюбивый чеченский народ,  а мы даем свободу иракскому народу, и крови пролили меньше!». И, без задней мысли, добавляют: «Этого требовали наши интересы».
Логично, если с кем и сравнивать действия Федералов в Чечне, так с возможными действиями Федералов же, только теперь уже Американских, если бы Техас объявил себя независимым. А потом начал бы депортацию жителей «не-техаского» происхождения. Завел свою армию, начал бы торговые операции с наркотиками и оружием по всем штатам и ближнему зарубежью. Техасцы наладили бы бизнес по захвату заложников и торговлей ими, завели бы при каждой техасской семье пару-тройку рабов калифорнийцев, а надсмотрщиком над ними парня из Юты с переломанными в назидание ногами. Объявили бы всеамериканскую резню на Нью-Йоркцев, как главных распространителей «северизма», - тлетворной заразы духа и нравов.
Угадайте мысли и предполагаемые действия Американцев? Ан, нет! Они бы сказали бы что, подобные измышления – человеконенавистническая чушь, провокационная к тому же. Но почему нельзя сравнивать Чечню и Техас? А Ирак, страну независимую, чьи границы находятся от побережья США на расстоянии в несколько тысяч километров, а от Российских границ в трех сотнях километрах, сравнивать можно?
Один националистический урод – потомок кочевников, как-то заявил, что самарская область принадлежит его народу, и её надо бы вернуть, либо бабками забашлять. А на каком основании вопросил я? «Да мои предки триста лет назад там баранов пасли!» - Я ему: «Ну, попасли и дальше поехали. Что, теперь, где твой конь насрал там твоя земля? Как предка-то звали, помнишь?». «Чингизхан!», - говорит. Всё – абзац! Основание его претензий: какой-то чингизид трахнул его сестру, правда, не женился. Это к тому, что он Чингизхана с Тимерланом перепутал. Но завязаться высокоумному спору едва, едва не случилось. Я просто заметил, что мой собеседник обкурен в хлам!
 Вот так и с Американцами, даже с ученейшими, то есть с дипломами Гарварда и им подобными. Все споры - не о чем, со сдвинутыми предпосылками, с ложными аксиомами, но с огромным фактологическим аппаратом. Просто апофеоз шизофрении какой-то.
 Но не может вся нация болеть шизофренией! Они просто все обдолбанные и не замечают того! Сколько у них фильмов, где главная отрицательная «героиня» - шизофреничка! Лень список приводить. А ведь женщина больная шизофренией, тем более, в острой форме – это редчайшие случаи во всей мировой практике! А у Американцев они на экранах – косяком. Да только ли на экранах?
 Шизофрения – мужская болезнь. В штатах победил феминизм. Вопрос – изменяется ли психика с изменением функций и стилем общественного поведения? А генетика?
Просто человек подвержен страстям. Более богатый человек способен больше страстей удовлетворить, чтоб те заглохли. Но он так же, с не меньшим успехом способен возбудить свои страстишки до вселенских масштабов! Принять допинг, пытаясь дотянуться до божьего величия. Ширнуться, что бы возрасти или, хотя бы, раздуться - насытить самомнение. Но расти-то, оказалось нечему - кроме страстей!
Мелкие человеческие страсти, подогретые общественной пропагандой, её ориентирами, затемняют собой все искренние, но тихие порывы души, спихивая их всё глубже в подсознание. А после, подкаченные наркотиками, рвут в уход «За Пределы», в Несбыточность, в потуги на Первопричинный Вселенский взрыв.
Да, сам образ жизни, идеалы. … У образцового Американца есть синоним: «Человек Успеха». То есть даже внешне: Улыбчив, Энергичен, Излучающий Веру, и в себя, и в свое Дело – в свой Проект,  как «проект самого себя».
Но не всё и не всегда получается на деле, как в «Проекте Самого Себя», но нужно соответствовать, и не только внешне, но и внутренне - заглушить негатив. И «Человек Успеха» подавляет медикаментами страхи, испуги, усталости, наводку чужих биопатогенных полей. Он стимулирует иногда просто чувство уверенности, энергичности. А иногда – выброс, изъятие энергии из неприкосновенных запасов организма, тех, что припасены природой на чрезвычайный случай. Как следствие, повседневная жизнь американца превращается сплошь, изо дня в день, из часа в час - в Сплошной Чрезвычайный Случай! И с этого момента химические вливания в организм становятся нормой потребления. Ежедневным рационом, меню. «Мы - то, что мы едим». С этой, индуистской точки зрения американец – «Человек Успеха» - инопланетянин, воплощенная химера, противоестественная зараза для планеты как смог его заводов- фабрик, и исчезнет как дым совместно с ними.
Так кто ты – «Американец»? Героиново–кокаиновая Химера? Вычерпывающий до дна свой энергетический потенциал, порой не ради Успеха, как свершения, а одной видимости лишь, кажимости: «Я улыбаюсь, я в галстуке, я изъясняюсь предельно доходчиво, умно, но не утомительно, я соблюдаю пропорцию серьезности и шутки. Я – Успешен!».
 И всё это на грани самоубийственных срывов. Ложь – убивает! Мало отказаться от наркосодержащих препаратов. Надо изменить кардинально и образ жизни, и общественные ориентиры, и символы, - всё это пронизано ложью! Но и с этим надо поосторожней. Вот, создали искусственный нефтяной бум - и американцу почудилось! Еще только цены слегка кольнули - и уже кажется: дозу не получил. Ломает американца. Американец – «Человек Успешный» - «Человек Химический» - становится злобным и жестоким. И нетерпимым, и подозрительным, и пугливым одновременно. Впрочем, как все наркоманы в ломке. А если его скрутить - зафиксировать, а то просто не дать - отказать в дозе, - то и неимоверно лживым и вероломным.
Американцы борются за торжество Свободы во всем Мире, будучи сами в рабстве у наркотиков, чистых ли, или медикаментозно разбавленных.
И, если ввести их образ жизни по всему Миру, при стократно низшем уровне благосостояния большинства остальных землян, то Мир просто взорвется в потугах соответствовать!»…- Дима запыхался, и, кажется, закончил чтения. - Ну как?
Егор вздохнул:
- Хорошо, Дима, хорошо. Немного сыровато, но главное – актуально!
- «Хорошо!» - передразнил Шульман, и взмахнул перед его лицом обеими руками сразу. - Нет, ты пойми! Американцы – химическая наркозависимая нация, находящаяся под перманентным и тотальным влиянием наркотических средств, совершающая неадекватные поступки, не контролирующая свое поведение и ей требуется коллективная  диспансеризация.
 К тому же – они строят Коммунизм!
От всех этих Шульмановских «эврик» у  Егора уже заболела голова:
- Ну, а это тут причем?... -И, демонстративно, возопил сам. – Дима! Мне спасаться надо! Когда будем спасаться, Дима?
Тут Дима воздел указующий перст, засунул себе в рот последний кусок пиццы и сообщил с набитым ртом:
- Начнём прямо сегодня. Есть план... И ехать тебе обратно – в Сибирь!


                Глава Восьмая.
                Берлин Одиночества.

… банда малолетних велосипедистов  в пригороде Ливерпуля поздними вечерами нападают на одиноких прохожих. Издеваются, избивают, грабят. Последняя их жертва – беременная девушка. Получила удар ногой в живот. Девушка в реанимации, младенец скончался. Преступники не задержаны до сих пор…
… более чем на 12%  увеличилось число аварий на дорогах Европы.  Причиной большинство экспертов считают резкое ухудшение качества сборки автомобилей китайского производства…
… Интеллигентный адвокат из Заира в строгом костюме от Хьюго Босса и очках «Армани» оказался потомственным шаманом и ритуальным убийцей – людоедом. В его квартире расположенном в элитном районе посреди зала стоял шалаш сшитый из сыромятных человеческих шкур. На стенах висели черепа  жертв людоеда числом двадцать, а три холодильника были полны соленой человечиной. Задержанный сообщил журналистам, что меньше чем на пожизненный срок заключения не рассчитывает, и поэтому решил заняться литературным творчеством. Права на издание  первого его ненаписанного произведения куплены за двести тысяч евро, сразу как представитель издательства услышал его название: «Охотник в каменных джунглях»…
… Похолодание продолжится и усилится …
Жаловаться было не на что. Звонки в Штаты доказывали – там все коллеги спешат. Там  все заняты - крутятся, вертятся - одним словом: работают. А ты, что бы ни заявлял, какой бы озабоченный тон голосу ни предавал – релаксируешь, созерцаешь, тянешь слабо натянутую струну безделья. Но, при этом, тоже – работаешь. Так считает начальство, а значит, так оно и есть.
А над ними всеми славно посмеялись. Самолет, нанятый мистером Элдриджом, вернулся к аэродрому приписки, а экипаж не знает, где гражданин Кейн. Не знает - в этом  сомнений нет. Эндрю О’Брайан с каждым отдельно провел беседу.
 Оказавшись за пределами штатов О’Браен озверел. Питеру самому становилось не по себе, когда он, смотря со стороны, видел как огромная туша ирландского ливера нависает над допрашиваемым. Как на лицо несчастного капают горячие людоедские слюни, сопровождая утробный рык агента ФБР. О’Брайен даже не делал ни одной затрещины, как допросная комната полнилась миазмами непроизвольного  мочеиспускания.
Но все допрашиваемые отвечали одно и то же. Вот какая получалась картина: По ходу исполнения заданного полета случился сбой в навигационных приборах. Через десять-двенадцать минут после начала неполадок в кабину к пилотам вошел Кейн Элдридж и, мило улыбаясь, затребовал совершить облетный круг вокруг визуально указанной мистером Элдриджем горы на высоте полторы тысячи метров. Во время совершения указанного маневра, мистер Элдридж приказал открыть входной люк в пассажирском салоне. Из которого и совершил прыжок с парашютом, вынутым им из своего личного багажа. Расчеты показали, что прыжок совершен где-то в районе треугольника приграничных территорий Восточной Словакии – Восточной Венгрии – Западной Украины.
Питер и Эндрю получили полный карт-бланш действий от своего руководства, подтвержденный правительствами четырех стран. Питер и Эндрю с удовольствием поставили на уши полицию и прочие спецслужбы трех стран. Только с немцами они обошлись относительно мягко, взяв у них для своих нужд всего лишь две пары вертолётов. 
Питер и Эндрю совершили более двух десятков взлетов-посадок. Они лично любовались лесистыми склонами приграничных гор в трех странах. И вышли-таки на след. Некоего «городского мужчины» из леса. По описанию очень похожего на Элдриджа. Его видели на территории Украины.
 Но, как быстро ни среагировал симбиоз правоохранительных структур, взять бывшего Цереушника на территории независимого государства Украина не удалось. Последний раз его видели нагло берущим в привокзальной кассе билет на поезд до города Воронежа. А это уже Россия. А с ней другие танцы. Если страны бывшего варшавского блока перед заезжими гостями лихо выплясывали вприсядку, то с Россией придется танцевать менуэт – со взаимными поклонами и легкими касаниями рук.
Ребята почувствовали себя конями, грубо за узды осаженными на всём скаку. Злоба переполняла их и, если Питер ограничивался тренировочными боями с  воображаемым противником после пробежек по парку вдоль озера их милого немецкого санатория, то на  О’ Брайена было страшно взглянуть. Харроу сделал несколько запросов, - исключительный случай, - раньше он понимал и с одного раза, - по поводу их возвращения домой, в Штаты. Но им приказано было оставаться на месте.
Но непоседливая американская душа требовала дела. И, если О’Брайен для отдохновения яростной души возобновил  ночные «тайные» поездки в бордель мадам Чикко, то Питер занялся добычей алмазов рудным способом. То есть пытался рассчитать место и время следующего возможного появления в пределах досягаемости, - то есть на Западе, - мистера Кейна Элдриджа.
Для начала Питер с помощью коллег в Штатах сделал сверку  местонахождения всех мало-мальски крупных фигур американского истеблишмента за последние двадцать пять лет. Потом совместил эти данные с доступными для анализа моментами и точками пребывания персоны Кейна Элдриджа.
Эндрю О’Брайен саркастически хмыкал рядом. В то же время по телефону, в ответ на его запрос, также саркастически на другом конце Земли хмыкал его непосредственный начальник.
Но в ходе сопоставления кое-какие личности обозначились. Появились имена, а за каждым именем хвостик мутных, невразумительных историек, фактиков и умолчаний – значит, не простые ребятки. Питер отправил в головной офис короткий список из этих имён с просьбою – узнать о ближайших планах этих субъектов. Большинство наименованных, большей частью людей преклонного возраста, не только не ушли в тень хосписов и ранчо, а довольно энергично жизнедействовали в рангах политиков и бизнесменов.
 Ответы об их предполагаемом местопребывании на ближайший месяц были получены. Предполагалось, что некоторые из Господ будут активно путешествовать по миру в составе всевозможных делегаций. Сопровождать первых лиц государства, либо вознамерились облюбовать достопримечательности Европы в частном порядке. В мозгу сыщика четкими буквами высветилось одно имя. Питер  дал этому возможному фигуранту  кличку, краткую и сущностно ёмкую: «Босс».
И вот, очередным германским утром - когда Питер еще не ложился, копаясь в интернете и делая всевозможные выписки, относящиеся к насущному делу поимки Элдриджа лишь гипотетически, с очередной гулянки возвернулся O’Брайен. Сел хмурый рядом, и разнося волнами аромат виски, спросил своего коллегу и друга напрямую:
- Пит, тебе не кажется, что мы просто два куска мяса выброшенные на солнышко?
- Да, в некотором смысле…
- Мне это не нравится, Пит. Мы валяемся здесь на солнышке и испускаем мало аппетитную вонь, подманивая шакалов разных мастей. Это что - достойное дело для агента моего уровня?
- Пойми, Эндрю, - пока мы здесь, определенное количество ресурсов выделено для обеспечения нашей деятельности. И эта локализация заметна. Заметна не только нам. К тому же некоторая часть нашей, гипертрофированно электронной, - по моему мнению, - системы коммуникационно переориентирована, опять же – на нас.
И в этом свете далеко неверно то, что тебе кажется - что ты бездельничаешь. По всей системе идут регулярные, автоматические запросы типа: «да – нет», «нет – да». Или: «ждём»,  в смысле: «нет, - всё тихо». И уже это заставляет многие спецслужбы многих стран усилить свое внимание на регион нашего пребывания - на Германию. И это очень важно для проведения какой-то другой, очень важной, значительной операции, о которой мы не в курсе.
 Да, нас используют втёмную. Но это наш удел – работать на своем уровне допуска, не задавая вопросов. Единственно бесит, что Цереушники даже не делают вида, что оказывают нам содействие.
Ну,  а ты расслабься, и постарайся сильней вонять на солнышке.
- Я не хочу быть куском безмозглого мяса, Питер. Я устал.
- Да, я тоже считаю, что это не наша задача, не наш уровень: вонять и подманивать мелких местных гиен. Но раз так – давай, по крайней мере, развлечемся и сломаем какой-нибудь местной мерзкой твари шею… А?
Питер пытался намекнуть на щекотливое, даже бездумно опасное времяпровождение Эндрю, загодя предлагая безупречную «отмазку» для возможных проверяющих. Но О’Брайен явно делал вид, что до него не доходит:
- Я иду спать. Появятся орды шакалов – труби в горн.

 *

А вечером раздался первый вой гиены.
 Вернее телефонный звонок. Звонил господин Йенс.
Разговор был полон извинений и уверений в искреннем  желании сотрудничества с доблестными сотрудниками ФБР, спасших его жизнь. И маленькая просьба. Некий человек, памятуя о связях Йенса с американцами, просил представить его «новым лицам в Германии». Так, дословно, выразился Йенс. Для проведения очень важного конфиденциального разговора. Важного,  для обеих сторон.
И Йенс предложил приехать – назвал кафе, его адрес и время.
Питер с Эндрю молча, посмотрели друг на друга и кивнули головами, соглашаясь – «вонь» достигла алчного маленького мозга и возбудила примитивные инстинкты: хватать и бежать.
Так и вышло.
За столиком их ждал господин Йенс, ждал один. Они поприветствовали друг друга, расселись за столиком. Но, как только к ним подошел некий малоприметный человек, Йенс раскланялся, извинился и ушел. Его место занял приятный молодой человек. Этот человек положил перед ребятами ворох фотографий, одновременно выказывая сочувствие за создавшееся положение. На снимках был агент Эндрю О’Брайен во всей красе пьяного разврата.
Молодому человеку надо всего ничего – списанное оружие, но с доставкой на базу Саксонии  и бланки на «груз 200» с «пустыми номерами» и гробами  для погибших военнослужащих из Ирака. Это была махинация по переправке наркоты с умершими в Германии ранеными, или сдохшими от передозы или с перепою. Якобы, солдат США, с именем и адресом, умирает в ФРГ. Его пустой гроб набивают наркотой, или еще чем, и отправляют в США. На адреса, где их ждут.
Так, на один адрес можно посылать несколько раз. Если, конечно, этим занимаются свои люди. Не можете устроить, господа из ФБР? Думайте, время пока есть.
 Или, вот такое предложение: у господина О’Брайена есть родственники на Бермудах, и если его уволят, то молодой человек  надеется, что Эндрю О’Брайен переедет жить в те прекрасные климатические условия.
Вы знаете, сколько ноутбуков списывается в корпорациях США? А как хорошо на Бермудах сходятся пути кокаина и ноутбуков! А в России так хорошо идут б/у  ноутбуки и мониторы! А сколько туда можно запрессовать кокаина! И отправлять контейнерами. Хорошо запаять, промыть в спиртовой ванне, с добавлением отпугивающих собак средств, и готово - и никакая  сука не возьмет. На это уже есть люди и ресурсы. Надо только поспособствовать. И опять же, оружие – очень надо на Бермудах! Нет, там никто воевать не собирается. По бермудским водам не любят плавать посторонние, а вот местные и лихие, доставят всё куда надо. К любому берегу двух Америк.
В общем, думайте, господа, думайте. Время есть, но оно не бесконечно.
Питер размышлял. Со смутной тревогой обманутого, мало того - в наглую и демонстративно, используемого неудачника.
При нежданном досуге, столь скверно подпорченном к тому же, навязчивые мысли не оставляли Питера. Где-то среди мутных образов крутились слова мошенника по страховкам, задохлика в дорогом костюме. Слова о «Пустом Месте» и его запахе.
А допрос того человечка, почти случайного, вели как раз Питер и Эндрю! И господин Йенс того не знает. Так не есть ли, всё то, о чем их столь нагло «просили» - совместный бизнес двух лиц? Бизнес Йенса – немецкого вора, и Элдриджа – американского агента? А ведь он, якобы, покинул ряды действующих агентов и в бегах. И не является ли сам факт этого наглого к ним подхода еще одним способом это «доказать»? Возбудить очередную коммуникационную струю? А может это просто наглая самодеятельность  стареющего жадины?
В любом случае, - без надежды на профессиональное прикрытие и помощь Элдриджа немец бы и не высунулся. Питер посмотрел на телефонный аппарат. Ему очень захотелось позвонить новому знакомому - понятливому, кажется, парню Гюнтеру Кугелю. И сдерживала только, никчемная здесь, гордыня.  Как это он, американский профессионал, будет просить помощи у немецкого поедателя сосисок?

Питер Харроу решил пока подождать. Правда, неизвестно чего. И, посмотрев на монитор компьютера, вспомнил про один сайт. Нашел визитку анархически консервативного профессора  и, подумав, - а почему бы нет? - подключился.
 Как раз крутилась очередная лекция. Называлась: «Актуальный Коммунизм».
«…На предыдущей встрече мы говорили об Актуальном Кризисе. Кризисе, задача которого была перевести США и весь цивилизованный мир через точку «Не Возврата», невозможности возвращения к устойчивости базовых стоимостей Мировой экономики в целом. Кризис носил искусственный характер, и, как все искусственные затеи - не достиг 100% результата. Оглянитесь, - мы еще не в руинах, а в достаточно приличном здании. Но задача минимум достигнута - мы в «Смертельной Зоне» раскачки Стоимостей. Стоит Стоимостям глубоко или широко скакнуть и зафиксироваться на достаточное для срабатывания механизмов не инициируемой  войны время, – война случится. Мир вползет в войну. Так незаметно вползет, что  публика заметит это только  тогда, когда потребуются «ответные» массированные бомбовые удары.
Борьба с этим ужасом «балансирования над бездной» – в попытке увеличения «Базиса Всех Стоимостей». Мы должны запустить механизмы реальной оценки и учёта Земли, Воздуха и Воды, и, конечно, Огня – Энергии. Всё на торг! И, конечно, возродить Веру и что, там, еще с ней.
Всё это было бы прекрасно! Особенно с учетом дополнительного эффекта от перераспределения средств в тотальную разведку «Будущих Стоимостей». И в освоение, с последующим внесением в кадастр «Будущих Стоимостей» богатств, пока еще русской Сибири .
 Если бы «Актуальный Кризис», как раз, и не пошатнул, основательно пошатнул, само понятие Веры – Доверия, тем более: в чью-то оценку, каких-то «Будущих Стоимостей»! К тому же этот процесс всепланетный и мы можем банально не успеть, это я новой – любой - администрации США, входящей в наш запачканный мир с чистыми намерениями, - Не- Ус-Петь!
Есть метод «Скорой помощи» – разоружение. Но вот беда – в мире больше нет партнера с кем, соревнуясь, консолидироваться в данном деле. Нужно разоружаться в одиночку. Либо настроить на себя весь свет, чтобы разоружаться на паритетных началах со всем остальным миром. Одни США против Всех.
Это шутка, но не смешная.
Наши союзники должны осознать, что военный потенциал США опасен для них уже не только в виде увеличения доли риска Случайности. Того риска, когда чем больше тысяч ракет в строю, тем больше шанс непроизвольного запуска одной из них, что чревато мировой катастрофой. Нет! США опасен, и себе, и своим союзникам, самой массой Вооружения. Объёмами «Стоимостной Потенции Войны».
Например: задействование по полной программе обеспечения действия одного взвода спецназа в трехдневной операции равен бюджету целой страны. А бюджет на  месяц это, квартал или год – не важно. Главное - уже есть что сравнивать. Пусть это пока  страны, типа: Бурунди, Гвиана или Эфиопия.
Подобное было немыслимо ни в каком веке. Торжество Прогресса?! Вот только смутные исторические аналоги напоминают о возможном чудовищном крахе. О крахе «Мирового» изнеженного Города в борьбе Золота против Воли.
 Вроде «битвы золотых шпор» во Фландрии. Когда горожане, не бедняки, конечно, а крепкие, но скромные ребята – не профессиональные воины, вооружившись алебардами и арбалетами собственного изготовления, разбили в пух и прах рыцарскую конницу, содрали с благородных господ шпоры и приколотили к воротам города. Так вот: только стоимость кованных доспехов и холеных лошадей, потерянных рыцарями в битве, в несколько раз превосходила стоимость этого города-победителя со всеми его потрохами. Скакун – это одна, а то и две деревни, вместе с жителями и пашнями, а рыцарь в комплекте, это не одна лошадь, а несколько, плюс доспехи узорчатые, чья стоимость в пять-шесть деревень, - не предел. В комплект входит еще:  меч, да  не один, копьё, булава и прочая дребедень. Еще у него есть слуги. Есть ермолка, заговоренная от коликов в темени, и плащ тканный из волос ста девственниц, дабы стрелы его облетали… А таких было разбито – убито и взято в плен около двух тысяч! Посчитайте.
На каком-то пределе стоимость войны свечкой уходит вверх, а эффективность не повышается и на дюйм.
 Но вся эта стоимость просто животным вопиет о войне, войну жаждет и войну притягивает, провоцирует разумным существом, рожденным в потоке цифр сумм, дат и счетов…
Мы плодим врагов, походя, не замечая того.
 Одна спец. операция, без задействования спецназа в Афганистане, так называемое «точечное бомбометание», повлекла за собой жертвами 20 мирных жизней и одну, предположительно, жизнь террориста… А стоимость списания средств, плюс амортизация равна 3 млн. долларов.
Цена мешка зерна в 25 кг. в тех краях, равна 50 долларов. Нам трудно посчитать скрупулезно точно, но поверьте: потраченных на ту спец. операцию средств, хватило бы, чтобы 500 человек из «Той земли» имели гарантию не умереть с голоду на всю жизнь. Лет по семьдесят, на каждого.
Считаем мы. Считают они. Вы думаете, счеты очень близки? Ошибаетесь, их счеты, это Счёты Понятий и Восприятий, вывернутых против наших понятий,  а не цифр. У них при подсчете выйдет: один мученик - враг США - равен 500 жизням и 20 смертям! Каждый враг США просто беспредельно богат на Небесах! По праведному счету!
Мы сами плодим своих врагов и не замечаем их. Пока они не начнут банально выравнивать стоимости. То есть убивать нас!
Но сегодня лекция несколько о другом.
 У Актуального Кризиса была и другая подзадача – упрощение, укрупнение мировой банковской системы для создания предпосылок мирового правительства. Если невозможно повернуть ход истории, если нельзя остановить вал нарастающих процессов, то надо возглавить движущие силы истории, оседлать вал процессов. Это «новый» проект мировых капиталистических Элит. Взять в собственные руки лопаты, чтобы другие не стали твоими могильщиками.
«Новый» проект стараются не называть: «Коммунизм», это слово вообще стараются избегать. Процесс вовсю идет, а его еще пока никак не называют. Прикрывают жиденькими дымами глобализации. Неизбежной, но только как давно назревшая технологическая перестройка бывших колониальных обществ, к которой умело пристегнули и идеологическую составляющую.
Новый проект не будет таким военизированным и тотально одно-государственным, типа: «Одна планета – одно государство». Но в нём  не нужны и крупные сильные страны – в идеале: все псевдо-государства будут равно мелкие.
Не нужен Великий Китай.
 Но не нужны и единые Североамериканские Соединенные Штаты…
США будут выжаты до дна, до грани развала. После чего Коммунистический Центр переместится. Скорее всего, в Латинскую Америку, - там огромнейший потенциал развития, в своей разносторонности шире, чем в Китае или Индии.
Хотя,- есть вариант. Озвученный, якобы невзначай, одним высокопоставленным французским масоном – предсказателем. Что новый глобальный управляющий центр будет основан в зачищенной от туземцев Западной Сибири. Логика ясна – богатсва есть, а людей нет. Ведь, для современного эффективного  управления совсем необязательно находится в непосредственной близости от гущи производительных сил. Но в Сибири – холодно, а наше управляющее сословие, в основном, средиземноморского происхождения, и не любит холода.
Готовы ли они стать теми «драконами», что добровольно будут обитать в недрах северных гор и чахнуть над златом?
Подъёмы и спады США после выхода коммунистического феномена из оболочки империализма уже не столь зависят от цикличности капитализма и, имея, кажется, другие причины, они  - из одного с былыми коммунистическими процессами корня.
Развал СССР в конце 80-х – и США поднимаются на трофеях «холодной войны».
Эти «трофеи» играют роковую роль, схожую с ролью «Золота Инков» для Испании. По легендам - проклятого. Жизнь на награбленное незаметно, но неизбежно корректирует взгляды на свободу собственной и чужих Экономик. И у вас уже не экономика, а –Паразитизм. Но, вдруг, неизбежно неожиданные изменения конъюнктур и сил. И последствия,  как при маразме сосудов у больного - паразит высыхает, отваливается.
«Факел лидера» перейдет в Латинскую Америку, или в Новую Сибирь - в экономической, но, прежде всего, в социально-идейной сфере. В которой, может, они, латиноамериканцы, и коррозируют сам Коммунизм «нео-христианством», своей «Теологией освобождения», и лишится тогда Коммунизм всегдашней своей Бесчеловечности. «Католики смягчат гугенотов».
А США превратятся в криминальный отстойник Большой Америки. К тому сегодня есть все предпосылки! Эмиграция еще будет продолжаться - из Америки в США, до выравнивания уровней благосостояния. И даже после смены причин с Экономическо- Социальных на Политическо-Криминальные.
А Корпорации изгонят из Большой Америки окончательно. Их место займут скромные Немцы. Может быть. Насколько пустят другие европейцы и азиаты, во главе с Японией.
Но лучше всего перспективы у России, - у неё в Латинской Америке самый чистый образ и незапятнанное по латиноамериканским понятиям реноме. То есть России в Большой Америке будет столько, на сколько её самой хватит. А хватит современной России не так уж и на много. Конечно, всяческая Энергетика и Оружие, может быть, чуть химии… Автомобильная ниша, безусловно, отойдет Германии и Японии. Кораблестроение – Италии и Японии. Легкая промышленность -  Италии, Франции и, может быть, дельцам с Ближнего Востока. И так далее.
 Но Россия - огромный рынок именно колониальных товаров. В то время, когда европейцы завязаны более на свои бывшие колонии, Россия открыта. У России с Латинской Америкой полная взаимность и гармония. Кроме сахара, наверно, и аргентинской говядины. Но всё это вполне может поглотить и возрастающий внутренний спрос в самом Новом Свете.
Всё это возможно, конечно, если сама Россия не успеет развалится и сработает план очищения территорий под «Новую Сибирь».
А сам образ США долго будет темным, демоническим, а бегство к ним латиноамериканского криминала его  только усилит и продлит.
Поймите, что Коммунизм не где-то – там, далеко за морями в Китае и России, угрожает миру танками и ракетами, размахивает ядерной бомбой.
Коммунизм здесь, в США. И угрожает миру, и размахивает ядерной бомбой и провоцирует дефолты, руша слабые экономики, и ввергает мир в банковский кризис, когда в какой-нибудь Киргизии старикам не платят пенсии, а в Казахстане рабочих строителей выгоняют на улицы.
Выгоняют на улицы там, а виновные здесь. Думаете: давайте закроем глаза, это они безобразничают за нашими рубежами. Но это же для нашего американского блага. Многие разумные граждане США начитались Саттона и иже с ним, считают от противного – чисто по гегелевски. И видят детей своих, единственно – финансистами и госслужащими, что уже явно Взаимно-перетекающие статусы.
Эти граждане США верят, что «Орден» (так называет эту международную организацию Саттон) всех добропорядочных американцев возьмет с собой в Рай Земного Будущего. Граждане довольны, словно им открылась некая инсайдерская информация, на которой можно построить высокое будущее своих детей. Они, конечно, не догадываются, что для этого надо стать изощренным лжецом и воспитать в себе инстинкты профессионального предателя, или быть веселеньким клоуном – педерастом, завлекательным со всех сторон. Других никого, скопом в «Рай», по данным в паспорте не пустят. Принятые же на правах родственников и наследников, в случае несоответствия неким установкам «Ордена», будут постоянно выбраковываться. В случае несоответствия, и самые, что ни на есть, «золотые» сынки будут исчезать мотыльками в ночи.
Так что - обманчиво всё. И, поймите, -  Америку, американский народ просто используют. Выжав Америку досуха, Америку выкинут на помойку, как прежде Россию. Развалят,  разорят Штаты, и, если на этом этапе не добьются Коммунизма, благополучно переберутся в более актуальные страны, демократически инициированные  - Бразилию и Индию.
Я говорю: Актуальный Кризис еще боле, еще на шаг пододвинул нас к Коммунизму. Впервые, со времен холодной войны, сделав эту тему актуальной.
И, к тому же, посмотрите – класс правителей уже создан. В банковской сфере, в финансовом кредите напрочь забыт принцип конкуренции. Там конкуренты спасают конкурента! И не из жалости, нет! Он же свой! Там предприниматель на определенном уровне уже не несет больше ответственности за свои дела - он не рискует ни состоянием, ни головой. Банки и банкиры работали бездумно, безграмотно. Их гарвардскими бумажками давно надо подтереться. Они разоряют массу народа. Они продувают денежки, ваши денежки – из ваших вкладов, из ваших налогов! И оттого не стреляются и не выбрасываются из окна. Они награждают друг друга званиями и большими премиями, как за выигранную битву.
 А может и правда – нет здесь никакого своеволия? Они выполнили задачу – задача стояла разорить и обанкротить!? Вопиющая социальная несправедливость, беспрецедентное попрание законов свободного капиталистического общества. И явление древних, феодальных, ветхозаветных черт – ты туп, глуп, но ты наш, нашей крови. А умники не из нашей касты пусть вышвыриваются из неоплаченных домов и пусть останутся поденщиками,  слугами нас - Финансистов - потомков менял и ростовщиков.
Вы отдали свои деньги в управление нам, а значит, вы уступили нам Право на Первородство, а значит, наш ум лучший и наши решения правильнейшие, - ведь вы же отдали нам право решать за вас, - значит, вы отказались от ума и решений, и какими бы вы умными ни были, вы -  второсортны. Да, это так, если считать главным деньги, когда-то бывшие всего-то бумажками, эквивалентами, за которыми стояли реальные стада коров и горы руды, корабли и пушки, мечи и щиты.
Средний класс, креативное сообщества – не мните себя иллюзиями, подавляющее большинство из вас не войдет в «небесное царство» приготовляемого Будущего.   Истребляемы, прежде всего – вы! Кажеться, еще десять лет назад звучала как аксиома – 20% населения планеты владеют 80% богатств накопленных человечеством. Исследования европейских молодых математиков под руководством Батиссона и группы Гэмбла показали, что основные держатели фондов мира – 150 корпораций, котрыми управляют 300 семейств. 80% мирового богатства принадлежит не двадцати, а 0,4% населения. Для США это соотношение 1 к 1 000 000!
«Владельцы Всего», в мировом масштабе: 7-12 000 особей,  но пред ними в долгах целые государства, остальные развращены, запуганы а главное - под давлением мутных грез. Морок. Поскольку средний класс  - культурно и целеполагательно, образовательно и «мечтательно» - привязан к правящему «классу», (который сегодня ни как не тянет на самоназвание «класс», это , пусть глобальная, но – «группа»,) то истребление среднего класса будет  только нарастать.
«Средний Класс», в первую очередь США и Европы, «Средний Класс», как среда плодящая самостоятельных, образованных индивидов способных на независимое мышление, а главное: действие – последняя преграда  перед беспредельным господством кучки человеконенавистников. «Средний Класс» и есть, то молчаливое большинство, о котором говорил и к  которому обращался Никсон, последний независимый президент США. Который и есть - Народ Америки.
Проект «Золотой миллиард» постоянно корректируется. В принципе, он отменен. Вместо него проект «Золотая Пирамида». Уже сегодня кандидатов в «Золотой миллиард» уже не миллиард, а 300 – 400 миллионов. А Управляющий класс не  30 – 40 миллионов а: 4 – 7 миллионов, и он не «Властвующий» – забудьте про «Революцию Менеджеров»!- а именно «Управляющий» . Сегодня это – приказчики. А те, кто  был  или считал себя «эффективным менеджером», «управленцем», «руководителем» с перспективой «совладения»,  ныне  - простые надсмотрщики с кнутом штрафов и увольнений. Им для положительной стимуляции уже и пряники премий, подарков, отпусков и повышений не доверяют – только кнут.
 Исаавы, - вас опять надула родня. Идите и мойте им ноги, чтоб реже пинали вас грязными ступнями…»
Питер не стал дослушивать лекцию. У Питера и так было поганое настроение. Он зашел на форум сайта и задал вопрос. Строчкой побежавшей под изображением говорящего профессора:
«Кейн Элдридж, ты смотришь эту лекцию, я знаю. Агент Питер Харроу  хочет знать: что тебе от нас надо? Зачем ты привязал меня с напарником - к себе? Свяжись с профессором - он знает мой номер телефона!»
Ответ поступил вечером, на служебный номер телефона Питера СМСкой .«Мне Одиноко – Я Вас Люблю».
Питер потёр виски обоими ладонями: «он издевается? Или… это намек и скоро он будет здесь, в Германии?... И всё разъяснится…
В компьютере зазвонила, застрекотала, привлекая внимание пользователя, программа электронной почты. Там был увесистый пакет зазипованных файлов. Отправитель: «Добрые Друзья», и  записка: «просмотрите, пожалуйста, прилагающиеся материалы. С надеждой на сотрудничество. Ваши добрые немецкие друзья».
«Наверно скоро я увижу на каждом перекрестке - афиши с моим телефонным номером и электронным адресом. И  припиской: «позвони плохому дяде и будет тебе счастье!»
На распакованных файлах были фотографии его улыбающейся жены. Жена в обнимку с ним, жена в беседе с отцом, - начальником Питера, жена, приветствующая своего братца, из банды черной братвы. И нарезка видео роликов: её непутёвый братец  обнимается с крутыми толстыми парнями; её братец размахивает оружием пред двумя азиатами, стоящими на коленях; её братец, явно впихивающий наркоту малолеткам… Вот такое, «доброе», послание – с толстым намёком.
Питер неторопливо скрутил в рулон стопку бумаги лежавшей перед ним, и так же неторопливо, вдумчиво, прочувствованно разодрал этот рулон пополам.
 - Спасибо. Я очень хорошо подумаю, и правильно решу. Герр Йенс…


                Глава Девятая.
                Схождение Одиночеств.

…В Марселе…: При попытке изъять из семьи в детский дом двух из шести детей, французский гражданин, выходец из Алжира ,Ахмед Насири застрелил служащих ювенальной  службы из пистолета, отобранного у сопровождавшего ювенальных служащих полицейского. А В Нанте после подобного действия ювенальной юстиции мать - одиночка  Изабелл Матье повесилась…
…В Швейцарии, произошел тюремный бунт заключенных. Впервые за последние полсотни лет, с последующим захватом одного из тюремных корпусов.. Наиболее активны были нелегалы албанцы, а руководили волнениями «руссские воры» - Гогриладзе и Чхарташвили…
…удивительное экономическое «открытие» сделал наш корреспондент, побывав в Кенигсберге, то бишь: в так называемом русскими «Калининграде». Контрабандные из Евросоюза товары у местных контрабандных монополистов цыган - стоят в разы дешевле, чем те же товары в оптовых супермаркетах Германии и Польши…
… Сегодня жители Центральной Европы увидят солнце! Впервые, за последнею неделю …

Фридрих привык к ежевечерним углублениям в себя, - некоторые называют это излишней рефлексией, другие самостоятельной психотерапией. Остались еще люди, которые назвали бы это Молитвой. Фридрих называл это - часом Большой Стирки. Временем омовения чувств, очищения мыслей.
Разговор с Немецким Ваней или, вернее, монолог Вани в третьем лице о некой фигуре под именем «Ваня», если не перевернул все воззрения Фридриха относительно... относительно всего. Так нет! Но, все-таки, картина мира «поплыла». Очертания сдвинулись, краски смешались, стройные строгие мелодии столкнулись, и диссонировали. В голове до сих пор отзвуки той какофонии. Но надо определяться.
Ваня железной поступью вошел в его мир и сам не уйдет, гони – не уйдет, а уничтожить его уже можно только с изрядным куском собственного мира, без которого он сам перестанет быть жизнеспособным. «Но оставим смятенный мир души, - подумал Фриззи,- Будем ставить вопросы и отвечать на вопросы. Первый: Кто же такой есть «Ваня»?
…Ваня - это «человек, сделавший себя сам». «Себя» - под окружающую среду, но с целью не банально: «Выжить!», а среду эту изменить, управляя ею,  манипулируя! - Как-то сразу возникло и отпечаталось в голове у Фридриха. Эта формула показалась ему долгожданным охранительным заговором от всего потаенного: мягкого и грозного, пахнущего травами и льдом, хлебом и сталью, - от всего того, чем веяло от Вани.
На этом «очистительные» размышления Фридриха были прерваны стуком в дверь его комнаты – палаты, и не успел Фридрих сказать: «Войдите!» как дверь распахнулась и в палату мячикоподобно запрыгнул сияющий Гюнтер.
Со вздетыми руками, хватающими, ощупывающими разом все части его тела, а потом обнявшие его целиком. После обжимочных барахтаний Гюнтер уселся на его кровать, достал фляжку с коньяком и провозгласил: «за выживающих в этом мире!». Хлебнул и передал фляжку Фриззи. Заглянула «медсестра», Гюнтер без скромностей высказал ей пожелание употребить пищу, какую есть и по-больше. Смеясь, принялся рассказывать о своём. Не раздумывая, не расспрашивая ни о чём Фридриха.
- Я, естественно, помучился эти дни. Думал – всё, не увидеть мне друга живым. И косточек его, обгорелых, не найти. Как утром останавливается рядом машина. Выходит человек, представляется «Гелли» и сообщает, что ты жив, здоров, но крайне истощен  нервно и физически. Это он преувеличил - смотрю ты не сильно похудел. Хотя не знаю, куда еще можно худеть. Господин Гелли сказал, что ты в гостях у хороших людей и окружен вниманием и заботой. Но все они, как добро расположенные к нам люди, опасаются некоторого непонимания со стороны представителей закона.
 Конечно, - непонимание! Сначала тебя похищают. Потом в одном подозрительном районе стрельба, взрывы... Приезд полиции - а там чуть ли не станки для разделывания людей, кучка трупов, частью разделанных, со вспоротыми животами и отрубленными головами. А среди оружия, найденного там, - пистолет, с твоими отпечатками на нем. Потом находят пару-тройку пуль выпущенных из этого пистолета в одном из обезглавленных трупов. Потом находится скрытая видеокамера, а в компьютере охраны того объекта закодированные видео файлы, на одном из которых запечатлены сценки из жизни людоедов, и одна из жертв - ты.
Там же момент твоего освобождения. Стрельба. Суета. Вбегают вооруженные люди в масках - ребята «Вани», наверно. Крутят руки живым. Снимают тебя с цепи и пытаются увести, вконец будто обессиленного.
А ты вдруг выпрямляешься, выхватываешь у одного из спасителей пистолет. Отталкиваешь его, прыгаешь к одному из скрученных ребятами твоих мучителей. И все, что были в пистолете заряды, выпускаешь в него. Швыряешь об пол пистолет и сам падаешь.
Тебя уносят. Потом заходит пара человек - один с саблей, и отрубают пару голов: один приподымает труп, другой рубит. Отрубили голову и тому, в которого ты стрелял.
Так что, естественно, у властей есть к тебе вопросы. Много вопросов. Хотя мне лично уже многое понятно. Я заверил Гелли, что не привлеку никого и только проинформирую о неотложной поездке по личным делам своё руководство. Только на этих условиях он меня сопроводил в Чехию, до этого «укреп района». Тут недалеко, ты, наверное, не видел, за поворотом даже старинная сторожевая башня есть. Башня реставрирована и, как я понял, используется по назначению.
Вообще-то я весело проводил время. До эксцесса с тобой, разумеется. Прилетели в Берлин парочка американцев – сотрудников ФБР. Ловят какого-то сошедшего с ума Цэреушника. Да ты немного в курсе. Это он присутствовал на твоей встрече с Йенсом. Так вот, эти господа повели себя отвратительно. Сразу попытались меня построить. Мол, забудь ты, кто такой есть, свои звания и достижения. Забудь, кто было твое начальство, - оно у тебя теперь – это они. При этом смотрят на тебя как на некое немецкое недоразумение с функциями Англо-немецкого словаря.
Потом они даже слегка удивились, что это «Немецкое Нечто» имеет также функции счетно-диагностической машинки и географической карты. Ведь, что такое «топография местности» они, верно, сами имеют смутное представление.
Ну, их требовалось «научить». Показать, что Европа сегодня может быть пострашнее ихнего Гарлема. Тем более они нагло пытались присвоить всё моё служебное и личное время себе в собственность. Я оставил их в одном участке и попросил друга Эриха, он там работает, немного развести американцев. Эрих, правда, перестарался и чуть ли не включил их в производственный процесс. Сознался он потом – что-что, а работать, тем более, в допросной американцы умеют. Раскололи-таки, запугали там одного афериста.
 Созвонился и встретился, благо тот был недалеко, - с господином Йенсом. Сообщил ему, что по душу его заморского друга, Кейна Элдриджа, приехала бригада душеспасителей – исповедальников, но их требуется научить жизни.
 В обмен на гарантию своей непричастности, Йенс согласился устроить им спектакль. Вообще, их надо было поморочить пару суток, а потом я лично сдал бы Элдриджа им из рук в руки, прямо в аэропорту, - чтоб наших знали. Но здесь, в этом пункте Йенс меня подвел, подыграл и противной стороне. Много на себя стал брать, скотина. Но к разводу американцев подошел творчески, надо сказать. Настоящий спецназ пришлось подключать.
 Ты мне поверишь, другие – вряд ли, американцы тоже. Им невдомек, что все наши дела, ну, добрая часть из них, кружилась на территории одного небольшого райончика. Когда надо - мы тащились полчаса, а когда надо, - нужный адрес оказывался за поворотом.
 Фридрих смотрел на Гюнтера, и в который раз понимал, что он, может быть, из тех редких европейцев, что счастливы дружбой. Не той дружбой, что в гаштете за кружкой пива по пятницам. Не той, что в походах на футбол по средам и субботам и не той, что в церквях по воскресениям.
 А той, редкой, рудиментарной дружбой, которая выше правил и законов, ибо сама она есть источник этих законов и правил. Она ближе к дружбе пещерных людей и античных героев, и в тот же момент в ней нет той принудительности обстоятельств места и времени. Она – взаимодостаточна и, выдавливая из круга себя всё лишнее, относится к этому прилипшему извне – работе,  семье и государственным интересам - без ревности, но и без пиетета.
Порой, жизнь так переворачивает причины и следствия, что внутренние позывы оборачиваются внешними обязательствами, наглыми паразитами, заглядывающими тебе в душу. Выискивая - что бы еще такое,  сокровенное, в тебе пожрать на потребу общества.
В свое время, на границе пятидесятых и шестидесятых - время невеликого достатка немцев, когда взрослым приходилось намного больше трудиться, забывая семьи и привязанности, забывая про вкусы в искусстве и прочие хобби, тогда и прилепила судьба друг к другу Фридриха и Гюнтера.
Они были семьей друг для друга. Был ли у них опыт гомосексуализма меж собой? Был. Но не стал определяющим во вкусах и предпочтениях – детский опыт познания мира при неразвитости функциональных желез. Наверное, только природа делает настоящих гомосексуалистов, а воспитание - лишь педерастов.
Фридрих как-то с удовольствием сдал Гюнтеру в полицейскую разработку группу педофилов. А потом очень неодобрительно удивился, когда увидел на улице одного из них - высокого городского чиновника. И – довольного жизнью! О чем и высказал другу-полицейскому, тогда еще не выросшему до работы в Интерполе. И между ними возник спор, спор конструктивный. Выводы из которого легли в основу их взаимного мировосприятия и жизнедеятельности. Были эти выводы следующими:
1.Зло этого мира кардинально неистребимо.
2.Добро, если и пребывает в обществе, хранится в людях.
3.Уничтожая под корень какую-либо группу какого-либо криминального общественно патогенного «гештальта», они, сохраняя - не срывая не сравнивая - гештальт, создают такое напряжение, такой вакуум в гештальте, что туда засосет и людей не совсем конченных, не полностью и окончательно погрязших во зле.
4.Следовательно, перегибая с Добрыми намерениями, правоохранители творят конкретное Зло.
5.Следовательно, «зачищать» надо отъявленных – «бешеных» и строго бить по рукам новичкам, только потянувшихся к тухлятинке. А рецидивистов, индивидов уже не раз уличенных, но своих склонностей не изменивших (если бы и «изменили», Гюнтер им не поверил бы всё равно), надо брать под контроль, поддерживая в них достаточный уровень страха.
6.Ну, а если ты берешь под контроль Рецидивистов, то почему бы этим контролем не воспользоваться? Не во вред обществу, но себе во благо? Общество, конечно, против самого такого факта, и привлекло бы к ответственности подобных деятелей. Но это только в случае, если «деятели» сами потеряют нюх и измазюкаются в каком-либо конкретном криминале. А так, - эта деятельность ближе к инсайдерской, кумовству и блату. А разве это настоящий криминал? Это близко к тому, как  чистые белые простыни, становятся серыми не от неряшливой стирки, а лишь от частоты употребления.
7.А Добро, если оно истинно, оно в душе каждого. И не изыдет, от того, что некий пакостник будет не посажен, но морально зажат, и, получая регулярно по рогам, выдаёт некоторые фотографии, документики и прочую устную информацию об алчущих замараться в том же дерьме, где сей индивид и пребывает. А посадишь такого, запуганного, но не исправившегося (еще раз: большинство преступников неисправимо, это – порода такая!) то его место займут уже двое-трое не пуганных, а от того более пакостливых и банально опасных.
Вот так. С тех пор Фридрих и Гюнтер занялись регуляцией численности криминальных стай, сортируя их по масти и повадкам. Не забывая о своей пользе. Во исполнение своих законов, своего общества «на двоих». Кстати, тот чиновник-педофил остался на свободе, но уже со знанием, что определенные люди о нем в курсе, а это не очень уютно. И вот – благодаря таким вот, «оставшимся на свободе» свободно пастись, набирая жирок до своей очереди заклания, карьера Гюнтера пошла в рост. Так же как и благосостояние Фридриха – какая еще «карьера» может быть у бывшего осужденного и заключённого?

*

В дверь постучались и, получив разрешение, в неё вошел Ваня, неся перед собой тяжелый поднос, уставленный всяческой снедью с альпийскими вершинами пары высоких бутылок.
Фридрих встал и представил их друг другу, хотя, друг о друге оба были изрядно наслышаны и знакомы по фотографиям и видеокадрам. Гюнтер почти официально, пожал руку Немецкому Ване и поблагодарил за спасение Фридриха. Добавил, что у других представителей власти будут вопросы, но он их, если не снимет сам, то сгладит до минимума.
Ответ Вани был исполнен еще большей дипломатичности, но с попыткой расставить все точки. Хотя без многоточий не обошлось – все-таки встречались представители двух разных миров и в непривычной для себя роли, по крайней мере, Гюнтер.
Немецкий Ваня взял руку полицейского и крепко со значением пожал ее, обхватив двумя ладонями:
- Герр Кугель, я очень рад нашему знакомству. И поверьте, - со своей стороны я сделаю всё, чтобы не навредить вам. Если надо, - даже в ущерб себе. Но между людьми я ценю искренность. Именно между разными людьми из разных кругов. Именно подобное общение представляется мне наиболее интересным и взаимообогащающим, в духовном смысле. Те, кто ищет наживы, как правило, барахтаются в собственном круге и всё, что случается с ними - приходящее извне их мирка - представляется им карой небесной.
- Я уважаю Бога. Русская тюрьма научила меня, что каждый твой поступок, нет – каждый твой скрип, взгляд, вздох будет замечен. И не просто услышан, а учтен. И повлияет на твою судьбу непременно. Поэтому я буду говорить честно. Я хочу вашей дружбы и вашего расположения.
 Но есть закон, и есть репутация. Поэтому с вами я рассчитываю просто дружить, а дела вести – с Фридрихом.
 Гюнтер и Фридрих  переглянулись, обезоруженные таким напором и откровенностью.
- Я рассчитываю на ваше понимание. Только оно и способно породить дружбу. Потому, что, понаблюдав за вами, за вашими отношениями, я решил, что даже то малое, что я увидел, говорит, о том, что наши миропонимания близки. Нет, - я не заглядывал на ваши кухни и в ваши спальни. Ваше прошлое красноречивее парадных портретов и сплетен.
 И вот я начал подумывать, как бы мне с вами сойтись. Тем более, что обо мне полно ужасных слухов, большей частью мною самим и нагнетаемых. Мне полезна подобная репутация. У меня много информаторов, даже там, где вы и не предполагаете. Я имею в виду не верха, где замаранных ручканьем с криминалом много больше, чем кажется. И  не  у  моих яростных и бескомпромиссных врагов - албанцев, косоваров, некоторых турок…
Как-то однажды ко мне, почти случайно, попала информация о планах Албанцев. Я заинтересовался и решил покопать глубже. И вот что выяснил.
 На эту албанскую банду вышли некие богатые мусульманские структуры. Какие точно - не понять. У них там все как в русской матрешке - второе с третьим, а пятое в первом. Им нужна была некая документация. Они дали предоплату и снабдили информацией, в которой прослеживалась линия, проходящая через господина Йенса и его таинственного американского друга, некоего Кейна Элдриджа.
 Албанцы не раз улаживали свои дела и решали конфликты через вас, Фридрих. Они знали о вашей связи с Йенсом. И они решили использовать вас как проходную фигуру. Они заранее предполагали запугать, а может, и покалечить вас, Фридрих. Цель: выйти на связку Йенс – Элдридж и взять какие-то известные и интересные им каналы под свой контроль. К тому же, подмять под себя Йенса – это подмять под себя криминал значительной части Германии.
 Конечно, они излишне самонадеянны, считая, что в старушке Европе всё так просто мнется и подгибается. К тому же теперь здесь – мы. Я их еще не раз разочарую. Но планы  их были такие.
 А мне не был нужен Йенс. По мне, так он уже отыгранная фигура. Фигура на заклании. Я и так с ним достаточно знаком. А вот меня заинтересовали вы, Фридрих, ну и, конечно, ваш друг детства, вы – Гюнтер. О вас Албанцы были не в курсе.
 Я говорю – уровень детской футбольной  команды. Всё нахрапом и наскоком. Но скоты жестокие, - все лишнее отрезать, во все дырки оттрахать, это у них разминочка только.
 Самое страшное – они готовы отбирать у нас наше Будущее. Да, - насильно сажать на иглу малолеток, трахать и развращать наших детей, запугивать и опускать наших мальчиков. Из них уже не вырастут воины и матери. В общем, мы для них стадо на, если не завоёванной, то ничейной, пока, территории. Она такая и есть, пока власти не поймут, что не только «святое место», - но и «гнилое место» пусто не бывает. Либо контролируемая «своя» преступность, либо дикая «чужая», без всяких пределов.
 Я и мне подобные, какие мы ни есть, а выросли в среде, где не все христианские ценности похерены. А эти индивиды знают одно: либо ты, либо тебя. И примитивную пользу – пожрать самому, а, что осталось, в дом приволочь, чтоб всему выводку хватило, а рожают они много.
 Здесь их приучили, что в жизни главное успех, а успех для них это успеть пожрать сегодня. Потому как неизвестно, когда будет следующее сытое «завтра». Да и будет ли вообще. А тут для них открытие – в жизни главное успех. А успех это деньги, то есть гарантия пожрать завтра. Всё.
 И вот выходит такой человек из джунглей, садится на берегу океана, а мимо проплывают мешки с деньгами. Танкеры, сухогрузы, круизные лайнеры. Почему бы их не взять? Там же только рыхлые неповоротливые людишки, которых в их деревне давно банально сожрали бы – ни на что другое не годных…
 Или вот: спускается человек с гор, а там, на равнине понастроены искусственные многоэтажные горы и бродят среди них отары денежных мешков и почти без охраны. Почему бы не пойти и не взять их? Как он берет себе барана из своей отары, чтобы покушать…
Их не переучишь. Если их и перевоспитывают, так это только мне подобные, кто проповедью, кто палкой, втихую за углом. А они слушают и смотрят телевизор, а там твердят: «В жизни главное – успех, успех – это деньги»… Они – мои враги. И те, кто внемлют, и те, кто твердят. Надеюсь, что и ваши.
Я решил влезть в их игру и не допустить усиления своих врагов. А сделал это таким не прямым способом, чтобы выглядеть справедливым и защитить пострадавшего – Фридриха. Честно и откровенно: ради встречи с вами, Гюнтер. И обоюдного вашего дружеского расположения.
- Да, и, правда, - не бежать же вам в полицию, с эдаким бредом. И откровенность за откровенность. Исключительно на словах, я бы вам не поверил, – признался Гюнтер.
- Моё столкновение с косоварами, с албанцами – неизбежно. Всё идёт к окончательному решению вопроса.
Они озверели, ища предателей у себя и погромщиков вне. Я вывез Фридриха, подальше от греха, из Германии, и не для какого-то торга. О Фриззи знают очень многие из оставшихся в живых….  А в живых осталась, как ни прискорбно, большая часть населения Албании и Косово.
 Я искренне сожалею, но это так. А здесь, в стороне от больших дорог, в укромном старинном Замке, в уютном светлом лесу, под юрисдикцией Чехии, в компании замечательных спортивных парней, да со складом оружия – всё же спокойнее. Как вы считаете?
- Да, здесь удобно. Хороший персонал у вас. Чисто, аккуратно. А блюда какие! Тут у вас откармливаются, наверно, на год вперед!
- Да – лучшая здоровая часть немецкой, русской и украинских кухонь. Моя давняя подружка здесь за повара. А одноклассница – за врача. Сестра сотрудника за медсестру. У нас чужих людей нет. Разбавляем мужской клуб понятливыми женщинами.
- Да… И все ж - таки. Что вам конкретно нужно от нас? Ну, поможем – предупредим когда, по памяти долга. Не в коррупционно наглую же связь с вами вступать! А своих коллег я предавать не буду.
- Предавать не надо, направлять надо. Знакомить надо... но не со мной. Есть приличные, не замаранные люди – не как я, увы…
- Так что же вы ждете от меня, меня как полицейского?
Ваня встал и, пройдясь до двери, обернулся и сказал:
- Я хочу, чтоб Вы мной управляли.

*

Болезнь Цивилизации – Одиночество. Плата за консолидированный успех. И будучи Цивилизованным человеком, невозможно избежать этой болезни. И очень трудно излечиться. Забыться можно,  излечиться – нельзя.
 Можно спрятаться, можно уйти. Можно уйти через обретение друга, то есть уйти из одиночества через одиночество другого, разрушая его. Можно: плодиться и раствориться в семье. Можно спастись от одиночества, отдаваясь любимому делу, через создание неких производных себя.
Но есть еще две редкие породы, породы сильных и отважных. Одни обретая волю, созидают мир под себя, другие, ощутив в полной мере свою одинокость, отваживаются остаться один на один с Богом, и, бесконечно вглядываясь в Него, полнить Им = себя… И Его – собой.
Фридриху казалось что феномен «Вани» родился из одиночества, воспринимавшего мир как враждебный, который надо побеждать.
Ване нужна была опора... Её не было вовне. Он выпестовал её в себе сам – стержнем. И назвал её РУССКОСТЬ.
Последние встречи развеяли излишек тьмы, от чего фигура Немецкого Вани, став менее загадочной, не стала менее завораживающей в своей умудренности и наивности одновременно. Но, проведя бессонную ночь, Фридрих решил, что с Ваней стоит сотрудничать. Даже на таких экстравагантных условиях Безумной Откровенности, настолько безумной, что даже крайний цинизм мерк на её фоне.
Проснувшись, Фридрих огляделся. Рядом вдыхал ароматы леса у открытого окна друг Гюнтер, и прихлёбывал утренний кофе. После разговора с Ваней Гюнтер, проснувшись,  всё еще пребывал в некоторой задумчивой растерянности, если не сказать – депрессии.
- Ваня, Ваня… Мне даже сон ночью нынешней привиделся. А я давно сплю без снов.
- Это действует лесной воздух. Поверь, Гюнтер.
- Мне приснился улыбающейся хитро гном. Который, подмигнув мне, убегает. А вернувшись, ведёт за узды прекрасного коричневого коня, огромной стати, с литыми мышцами, гордого в холке, и, протягивая поводья, говорит: «Дар тебе, - управляй!»
Сел я на коня и поехал. Вдруг, он сворачивает в лес, и рысью - без тропы, через кусты, меж деревьев. Я рву поводья, пытаюсь повернуть его обратно. Никакого толку. А ветки мелькают - только уворачивайся. Я коню кричу: «Тпру! Стой!». А он мне и отвечает человеческим голосом: «Так короче!». И тут здоровенная ветка хрясть мне по лицу.
И я проснулся. Проснулся на полу, рядом с кроватью.
- Образно. Этот сон тебе пророчит Прекрасное здоровое Будущее - девственный лес, могучий конь…
- Я не падал с кровати с детских лет! Я свалился как задёрганный, искрутившийся ребёнок…
- Да, это от неразрешимости бытия. Хочется, можется и, кажется,  что сделается – а не дают! Решайся Гюнтер, я вижу прекрасные перспективы. А ветками по лицу… я их буду брать на себя.

*

Во время прогулки по ухоженному лесу в кармане Гюнтера раздался звонок. Он достал сотовый, поздоровался и что-то выслушал, не перебивая, а повернувшись к Фридриху, сказал:
- Мне срочно нужен Ваня.
 Когда они нашли его в гараже, то Кугель без обиняков выложил:
- Мне только что позвонил  коллега и сказал, что некий Филипп Розенберг – финансовый советник, аферист, человек близкий Александеру Йенсу – сообщил властям, устно и письменно, о том, что стал случайным свидетелем  штурма – иначе не назовешь! – цехов законсервированного завода, выкупленного представителями албанской общины, – это там, где держали Фридриха. Одного из нападавших гражданин опознал как Йохана Бергера, известного в криминальной среде под кличкой «Немецкий Ваня». Так же, если делу будет дан ход, попросил охранить его по программе защиты свидетелей. Потому как Ваню он жутко опасается.
Ваня, что вы на это скажете?
- Я скажу, что Йенс все-таки увязал свои интересы с интересами Албанцев и Косоваров. Только теперь эти дикари не под ним, а над. Хотя сам герр Алексадер, верно, думает обратное. Йенс давно опасается моего расширения. Теперь, когда у него «иноземные боевые отряды» в помощь, он решил, что меня не боится и свалит меня. Аккуратно и культурно, как всегда.
В это время в кармане Гюнтера опять подал голос телефон. Отвернувшись и тихо поговорив, он повернулся, весь светясь помолодевшим лицом:
- Представляете, какое совпадение, – герр Йенс одновременно наехал и на моих новых американских друзей! Они настоятельно просят содействия в разрешении конфликта. Причем,  неординарным способом. Ну, что вы думаете, герр Бергер?
- Я предпочитаю просто «Ваня». Я думаю, у Йенса окончательно сорвало планку от ощущения своего всесилия. Я готов решить этот вопрос.
- Так, что? Едем в Германию вместе?
- Да, едем. Только сейчас Фридрих пройдёт в дом и позвонит с домашнего чешского номера герру Йенсу, расскажет ему, обливаясь слезами, историю чудесного своего спасения. И попросит о личной встрече – для решения неких спорных моментов своего покровителя  со своим спасителем, в любом людном месте, сегодня вечером.
- Хорошо. Я уже иду в дом.
И Фридрих уже было направился в дом, как услышал вопрос Гюнтера Ване:
- А что вы, собственно, собираетесь сделать? Плюнуть ему в морду или пожать руку?
- Я собираюсь его убить.

                Глава Десятая.
                Теплые истины.

….Внимание всем сибирякам и приезжим! Один невменяемый гражданин, предположительно Коржавин, В. С.,  ушел в лес и отстреливает все автомобили с мигалками по трассе Томск - Новосибирск…. Выключайте мигалки! Уже пострадал  трал тяжелого бульдозера и транспорт ГСМ…
… У бабушки Антонины удивительные растут огурцы. Растут длинные, мясистые. Отрежешь половинку, а они дальше растут. Семена племянница прислала. Из-под Чернобыля. Уже заезжали к бабушке китайцы и очень интересовалися. А  недавно приехал прокурор и тоже, очень интересовался….
… В деревне Пафнутьево Октябрьского сельского округа праздник. Наконец-то приехал участковый, который имея служебный пост в деревне, проживает в городе. Но вот в деревне ЧП! То ли убийство, то ли несчастный случай. Под поваленным деревом нашли труп деда Федора… Сельчане встретили дорогого гостя подношениями -  лукошками ягод таежных и грибов. И с канистрой бензина  - господину участковому на обратный путь. Таково было его условие приезда на место службы… К следующему своему приезду старший лейтенант наказал  заготовить ему копченой грудинки и лососины…
… А у нас в Сибири жара - всем на зависть. Вот Европу две недели дожди заливало. А у нас филиалы сочинских санаториев открывать можно, на новосибирском море…

Во исполнение Диминого плана, Егор в сопровождении Шульмана чуть ли не пешком добрался и пересек МКАД. Далее, на попутках, уехали в Ивановскую область, где Егор сел подсадкой на полустанке в поезд, идущий до Омска.
Егор ехал по какому-то криминальному каналу отправки людей и грузов в Германию. Он был снаряжен одной, но очень важной писулькой от имени криминального авторитета Сергунька и словесной информацией от Димы Шульмана. Также при нем был свой ноутбук и наследство покойного Мальцева: документы, деньги и, конечно, «Изделие».
Так что, он, довольно состоятельный пассажир, но с внешним видом заблудившегося рыбака, в одежде соответствующей занятой им третьей багажной полке купе. Остальное место в купе, то есть само купе занимали две сердобольные бабки, везущие на каникулы двух внуков и двух внучек.
К нему, сирому безместному, относились с активным сочувствием. После каждой трапезы подсовывая ему наверх какие-то куски, и хоть ели они с детьми не много, зато часто и подолгу. Но весна была затяжной и жара не донимала, а сухощавая комплекция позволяла даже с неким, пусть и извращенным, если смотреть со стороны, комфортом устроиться и  на выделенной проводниками территории, и даже включать ноутбук.
Егор вспоминал все фразы, все намеки, интонации и полутона. Все было опасно и красиво, но сомнительно – очень сомнительно. Ощущение, что, если его не предали, то  вдоволь с ним наигрались – не уходило, как ни уговаривал себя Егор унять паранойю. Решил оставить свои сомненья как есть, и засунуть их подальше. Всё равно – опасность его ждала на западе, он же ехал на восток.
Шульман давно использовал свои журналистские связи в личных целях. И, приговаривая: «ни от сумы, ни от тюрьмы…», скорешился наглухо с авторитетными уголовниками. Может, они и держали Диму за чудика, но потихоньку сами стали пользоваться его связями в среде электронно-технической интеллигенции.
 И вот Егор ехал в небольшое село на северо-западе новосибирской области, от которого ближе до Омска, чем до Новосибирска, чтобы уже оттуда двинутся на запад. Он пытался представить, в каком виде будет осуществляться его переброска, но додумывался лишь до вызывающего содрогание видения: ему делают укол, кладут в морозильник, а оттуда, замороженного до деревянного стука, покрытого изморозью, запихивают в «шаланду» между говяжьих полутуш.
 В который раз, рассматривая карту и представляя все предстоящие тяжкие пути, Егор обратил внимание но то, что та деревня, в которую он едет, вполне возможно, находится совсем рядом с усадьбой Фальшивого деда. Где кроме мутного старикана  и его оголтелого выводка проживала летом хорошая девушка Оля.
Логово деда в другой области, и нет на карте заметных меж селениями дорог. Но так кажется рядом, если через лес... Из леса Новосибирского в лес Томский. Верно, ведь, что местное зверье и не догадывается и, быть может, очень удивилось бы, узнав, что состоят они на учете при разных департаментах. И, что, порой, чтобы соблюсти «их интересы», инспекторам природохраны приходится общаться друг с другом, через тысячи километров - через Москву. И бесконечно далеки они друг от друга по всем бумажным понятиям. Хотя, если по лесу пройтись, так, может, и до обеда поспеешь.
И взяла Егора тоска. Тоска безадресная, а значит – вселенская. Всё – человеческие лица и природные явления, каждая деревяшка, каждый листочек – всё сочилось тленом, истончалось в небытиё. И он, весь такой одинокий на третьей полке, в поезде,  идущем в чужие края. Края, где он был. Где ничего не захотел понять, и всё, и всех оплевал. А всякая вселенская, безадресная тоска,  усиливаясь длительным  бездельем и глупым, от безделья же, самоуглублением,  выворачивалась и искала  конкретного адресата приложения себя. И если такое случалось, то  чаще всего это лицо было противоположного пола. А в случае с Егором, что даже вполне вероятно, – это была девушка. И, скорее всего, её звали – Ольга.
Так до самого Омска Егора давила тоска и грыз стыд. Добравшись на автобусе до села и вручив писульку в руку бородатого, но молодого человека по фамилии Камарин  и кличкой «Камарин Сын» он услышал в ответ, что надо бы погодить несколько дней. Идет  исполнение срочного заказа. В случае с Егором, а впрочем, как и с многими другими путешественниками, это значило - пить водку.
Тут же рядом, на завалинке соседнего дома, нашлись страждущие собутыльники. Которые, оценив его походный наряд, выглядевший на их фоне фрачной парой с кроссовками, направили его на путь приобретения «благородных напитков». Местных настоек «от бабушки Маруси», которыми в розницу банковал её сосед. Она нынче такой мелочью не маралась.
Напитки были приобретены и тут же, на завалинке распиты. По ходу распития возник разговор о женщинах, о строгости местных и разврате городских. В развитие темы начались описания как местные прошмандовки бегут в город от нестерпимости местных нравов. И там становятся шикарными давалками, за которыми городские ёбари в очередь выстраиваются.
 Ване стал противен этот пьяный базар. Его тема показалась нестерпимо оскорбительной, ведь за словами местной пьяни ему всё явственней и живей представлялась прекрасная девушка из тайги. Он не заметил, как насовал тренделей собутыльникам, и стоял один средь улицы, размахивая по сторонам руками. Пока один из поверженных собутыльников не очухался. Сбегал в огород и, вернувшись, огрел Егора дрыном по башке.
Очнулся «рыцарь» только утром, на крытом сеновале Камариных, с двойной болью в голове. Но проснувшись, твердо решил, пока не опохмеляться. А пошёл к хозяину и затребовал найти ему срочно проводника за хорошие деньги. Чтоб тот отвел его лесом в соседнюю область.
 «Камарин сын» немного удивился такому заказу, но послал пацанву в розыски подходящей кандидатуры, по нескольким адресам. Егор отчего-то молчал о точном месте своего путешествия. И пытали его хоть медленно и как бы ненароком, а время тянулось.
Провожатого всё не было. Егор уж собрался сдаться и, отказавшись от своей затеи, пойти опохмелиться. Но стоило ему встать и, уходя, ляпнуть: «да, не придется мне нынче увидеть Фальшивого Деда», как тут же получил кружку холодного кваса в руки, и пред ним, как «из ларца выпрыгнул», предстал проводник с услужливым взглядом.
Пока шли по лесу протоптанной тропинкой, проводник все норовил допытаться, как городской, издалека приезжий, прознал про Фальшивого Деда. Скупые ответы Егора только полнили завесу тайны над личностью приезжего. А где тайна, там и  уважение.
Дорога оказалась неожиданно легкою и, сделав лишь один привал, они прошли «почти как по прошпекту», - не влезая ни в завалы, ни в болота, ни в кусты, - до усадьбы Фальшивого Деда.

*

Егор ждал, что его погонят прямо с порога. Но конюх с егерем ему улыбнулись, поздоровавшись и забрав чуть ли не под руки его проводника, увели того куда-то в  хозяйственные постройки.
Егор ступил на крыльцо. Ему навстречу вышел  Андрей Петрович, бывший следователь, руководитель ЧОПа ныне, и, поздоровавшись, провел внутрь. В большой комнате за столом сидел еще правнук «патриарха» - Егор запамятовал его имя, - водитель-посыльный при Андрее Петровиче, и сам Дед во главе. Пили чай с пирожками.
 Егор, поздоровавшись, встал. За стол не садился. Дед молча кивнул головой, приглашая к столу. Тут Егор, мысленно плюнув, расхрабрился и сел рядом с дедом и, не притронувшись к кружке, тихо сказал деду:
- Серафим Савельевич, я в свой прошлый приезд, кажется, себя не так повел. Вы, уж, не держите зла.
Дед не глядя на него, допил чай из кружки, отодвинул её и наклонился к Егору, на Егора не глядя:
- Не пойму я – что ты там про себя бормочешь? Да и за столом мы не одни. Скажи, чтоб люди слышали. Скажи: «прости, дедушка, дурака городского неумытого». А мы уж подумаем, как дальше с тобой быть… Ну?
Егор прокашлялся, чувствуя себя нашкодившим третьеклассником перед коллективным лицом педсовета и, вибрируя голосом, громко произнес:
- Простите меня дурака, люди добрые…
Дед подначил, непонимающе:
-  Ну? Какого, такого «Дурака»?
- «Неумытого, пакостного – городского»…
Дед подлил себе в кружку еще чайку и, хлебнув, удовлетворенно сказал:
- Ну, вот - на ночлег тебя уж примем нынче, покаянного. А дальше – поглядим…
Егора будто крылами осенили:
- А не скажете, где Ольга? Можно ли её увидеть?
Дед промолчал. За него ответил Андрей Петрович:
- Ольга – уехала в город.
- А когда будет?
В ответ молчание. Да, значит, строго здесь с обещаниями. Обещали ночлег – пожалуйста. Но никто бесед задушевных и прочего участия пока не обещал…
Когда чаепитие закончилось, Егор со всеми вышел на двор. Андрей Петрович, закурив, направился к своему «УАЗу» и сын его, водитель, следом. Егор чувствовал себя в одиночку рядом с дедом очень неуютно и поэтому рванулся за отъезжающими, как за спасательным кругом.
- Вы в район? Подбросьте, пожалуйста, поближе к военной базе. Где мы снимали фильм.
Андрей Петрович, не раздумывая, махнул рукой, соглашаясь.
Как выехали со двора Андрей Петрович скала Егору:
- Да, дед наш строг. Но и вы, тоже. Знали бы, сколько вопросов мне бывшие коллеги задавали. Да ещё ФСБ, да ещё другие личности… Мальцев, конечно, рассчитался. Финансовых претензий нет.  Но деда забыли. А к нему не с деньгами надо, а с уважением.
 Советоваться с ним надо! Прежде, чем что-то делать здесь. И ведь не понравилось ему что-то очень, а что – даже нам не говорит. Так что ты к нему вечером подлезь с разговорами. Бутылочку возьми, он, может, и не будет, а ты возьми. Бутылка - это не повод для пьянки, а знак уважения и открытости. Попроси совета…
- В чём попросить?
- А хоть в чём, даже абсолютно постороннем. Подай ему знак. Это, как правило игры – ты показываешь своё подчиненное положение, и всё – с тебя не убудет. Зато вход тебе на усадьбу не будет закрыт. Если это тебе, в общем-то, надо…
Перед Егором сразу мелькнуло лицо Ольги и он, не задумываясь, ответил:
- Надо.

*

Егор попросил высадить его, не доезжая до КПП, и намекнул, чтоб не распространялись о его появлении. Потомки Фальшивого Деда были люди понятливые и лишь кивнули серьезно головами. Егор решил зайти и оглядеться со стороны лаза в заборе, проделанного солдатами-«самоходами». Как говорил местный начхоз: весь подобный бардак пошёл при Ельцине, а при Советской власти – ни, ни. Мало что штрафбат светил, так некоторые и пропадали бесследно…
С территории базы раздавался какой-то стук и рев агрегатов, похожий на строительный. Никто не вис на турнике, ни загорал в курилке. Егор решил дойти до источника шума. Шум доносился со стороны рабочей зоны. Егор выглянул из-за ближайшего к шуму пригорка и обомлел. Изрядной части базы уже не существовало. Работали бульдозер и автокран, сверкала сварка, режущая балки и трубы. Все металлическое складировалось и сортировалось, «КамАЗы» - «длинномеры» пока стояли пустыми.
В общем-то, Егор шел сюда, более уходя из под давящей ауры строгого деда. Но все же надеялся поискать, подсмотреть чего здесь. И, если не найти, то понять что-нибудь новое. Его интуиция не давала ему покоя. Или то было действие неявного, но похмельного синдрома? С русскими, наверно, всегда так - ни за что не поймешь, что тебя подвигло на приключения и открытия. Пока не приключится, пока что-нибудь не найдешь. Или пока на голову не упадёт.
Само собой, до Егора давно дошло, что Изделие, с которым он последнее, после Мальцева, время не расставался, было в некоем роде «самопалом», и уж точно – «новоделом». Но был ли Масловский оригинал? И если он был, то где-то в этой тайге и остался. Но поспешные работы на базе тревожили и как-то естественно связывались с Егоровым побегом от всех – и от неизвестных преследователей, и от дружеских объятий Михаила Федоровича.
Егор побрел  лесом к усадьбе Фальшивого Деда.
Придя на двор, Егор помылся в теплой бане. Отдышался от монотонности ходьбы. Да и выпил дорогого «вискаря», прикупленного у егеря, - гоняя остаток. Да и для храбрости. После, взяв бутылку, отправился на поклон к Деду.
Вечерело. Дед сидел на завалинке покрытой медвежьей шкурой и, оперев руки о посох, пялился куда-то в темнеющую даль. Егор аккуратно присел подле и глубоко, слышно вздохнул.
- Да, красота.
- Конечно красота, вот конюх Федька и загулял с кобылицами – не видать.
- Серафим Савельич, может, выпьем… конюх и придёт.
- Да, у Федьки нюх на это дело, - пошарив левой рукой под медвежьей шкурой, вынул два металлических расписных стаканчика. - Это Степан припрятал, или Семен… Попользуемся. Наливай.
Егор плеснул по половинке. Выпили. Дед крякнул.
- Ничего – берет. Но дюже самогонистая. Ты у Дарьи Тимофеевны в Уклюжниках брал?
Егор достал бутылку, вгляделся в этикетку, на пробку только что вскрытую. Поискал глазами  и другие признаки самопала – ничего не увидел, понюхал и прочитал:
- «Мэйд ин Скоттиш». Написано – Шотландское.
- Я ж и говорю: у Дарьи Тимофеевны куплено.
- Обманули, значит. Я платил как за Шотландское Виски.
- Никто тебя не обманул. Это у нее на полке всё перепуталось, что в голове. Где шотландское, а где её. Один черт, одна зараза, и вкус один.
- Вы меня простите, дедушка…
- Да уж прощен пока.
- А я еще Павлу наговорил всякого.
- Павлу что с гуся вода – почти блаженный. Это я обидчивый. По молодости так шибко обидчивый был. Обижусь, порой, на человека, а он, глядь, и из лесу не выйдет никак.
- Это когда – «по молодости»?
- Это, когда деньги были орлёные, да золотые. Ты зубы не заговаривай, это без тебя они не болят. Что – на Ольгу глаз положил?
- Положил... Да я женится готов.
- Оставь, парень, - ты пока еще хвостик куцый. На словах ты льстительный, а дел за тобой не видать пока. Ладно – еще по маленькой, и – спать.
Егор налил, но прежде чем выпили, Егор решил рассказать, - на всякий случай:
- И базу, вот, разбирают. Это вы, дедушка, вояк прогнали или их самих совесть заела?
Дед насторожился:
- Это ты о чём?
- Ну как же. Вы разве не в курсе о базе, вам соседской? Сняли охрану, разбирают цеха, вытаскивают трубы…
Дед поднялся, виски выплеснулось из стаканчика, лицо сделалось гневное.
- Что ж ты раньше, сразу не сказал?! Что еще увидел?
- Я думал вы в курсе. А машины уже стоят. Завтра, наверно, вывозить будут…
- Так, ложимся спать. С утра поедешь со мной инспекцию наводить. То полвека под боком гадили, а то враз и втихую от Серафима улизнуть захотели. Посмотрим…

*

Еще затемно Егор был разбужен егерем. Тот спросил как он на лошади, - не свалится? Егор заверил, что не свалится. И так втроем – Дед, егерь и Егор двинулись по тропинке в лес. Егору через некоторое время показалось, что свернули они немного не туда. Спросил. Оказывается, ехали они не на базу, а на Леспромхоз, к Степану Алексеевичу, чтобы придать дедовым действиям вид законности.
Степан Алексеевич, разбуженный, дед не предупредил его, не доверял он телефонам, без споров принялся собираться, но настоятельно просил поведать – что случилось? Сообщение о том, что разбирают воинскую часть не вызвало в нем никаких эмоций. Добавление, что разбирают базу в его лесу, тоже не взбудоражило его. Да, лес – его ответственность... он согласен, а база – не его. Тогда дед надавил на чувство справедливости, сказав, что, покидая Германию, наши все побросали, оставляя все немцам и американцам, а тем мало того - еще компенсации цыганили. Что, чем мы хуже Американцев? Степан Алексеевич, сказал, что не хуже и, посуровев лицом, двинулся первым на выход.

*

Колонну встретили на выезде из леса. Степан Алексеевич выбрался из своего «УАЗа» в долгополом плаще и фуражке защитного цвета. Подняв останавливающе руку, двинулся навстречу головной машине. Весь он был похожий на командира Великой Отечественной.
Вышедшему навстречу капитану в камуфляже он начал объяснять про арендные отношения и не удовлетворенные претензии от природоохраны. Потребовал разгружаться и не трогать имущества, пока он не увидит письменного приказа от «лесного» департамента области. Капитан выслушал его и, послав на три буквы, забрался обратно в «КамАЗ».
Мотор «КамаАЗа» взревел. Тогда все сидевшие в «УАЗе» вышли и встали рядом со Степаном Алексеевичем. Водитель головного «КамАЗа» престал форсировать движок. Из кабины снова выпрыгнул капитан, но уже с автоматом. Потрясая оружием, он матерно заявил, что гражданские приказы не для него. А он приказ армейский выполнит, хоть и придется положить пяток лесных кикимор. Дед лишь пошевелил заплечной винтовкой, поправляя ремень, а ему в руки уж вцепились встревожено.  И егерь, и Степан Алексеевич. Так, придерживая деда, делегация ни с чем вернулась в кабину «УАЗа».
Но дед сдаваться не собирался:
- Едем к Семёну, - сказал Фальшивый Дед.
*

Семёна, Степан Алексеевич и Егор нашли уж на машинном дворе. Рядом с трактором. Тот, увидев братца, воздел руки к небу и засеменил навстречу.
- Ой! Гляньте, кто прибыть соизволил! Ой, ты, – курва мохнорылая! В старообрядцы сноровился, перестроечник херов?
- Перестань, по делу я.
- А-га, делами занялся, гляди ты! Небось в дела ударился, как Нюрка до себя пускать перестала? Даже мордою, небось, до нижнего места на понюх не пущает. Верно, говорю? Верно! Бо образ ты имеешь Пиз-до-про-тив-ный !
Звон затрещины, кулаком в ухо, прозвенел на весь машдвор. А дядька Семён только спотыкнулся, да за мочкой уха почесал. Несколько десятилетий тренировочных оплеух даром не прошли. Он подошел к ангару, поднял черенок от лопаты и проговорил себе под нос:
- Как её, говоришь звали? «Э-ска-ла-ция»? - Повертывая черенок в ладонях. Но тут же, сзади получил добрый подзатыльник. Такой, что кепка улетела с башки метра на два. А, резко обернувшись, злой, сразу подобрел лицом.
 Передним стоял Фальшивый Дед. Невидимкой прошедший под их словесные прения. Семен Алексеевич поднял кепку и спросил у брата, уже без всякого ёрничества:
- Говори, что за дело?

*

Дело решилось без наскока, крестьянской хитростью и дефицитом проезжих дорог в их местности.
У мостика через ручей поставили трактор, якобы поломанный. А в воду, рядом с мостиком, понасыпали всякой острой окалины. Когда колонна подъехала. то на мат капитана пахарь с поломанного трактора лишь разводил руками.
Машина пошла вброд с крутого бережка. И, пшикая распоротыми шинами, там и осталась. Вторая машина попробовала с другого боку проехать – результат тот же.
 Военные бросились подсоблять ремонту трактора, прогнав пахаря пинками от его агрегата. Завели, отогнали в сторону.
Колона трогается. И под первой же машиной мостик просто рассыпается на составляющие. Машина ныряет вниз, меж бетонных остов моста. Вот теперь, без спец. техники  - никак. В колонне есть кран, но ему не подъехать. Нужно вызывать помощь с другой стороны речки.      
Капитан матерясь, схватил тракториста за шиворот и потребовал гнать до ближайшей мех. базы, плюя на экран мобильного – сотовые здесь не брали.
Только они уехали, как к военным подрулил мотоцикл Урал с коляской. В которой сидела милая старушка по имени Дарья Тимофеевна и какой-то заскорузлый старичок. Слово за слово, начальства нет  – появился из коляски самогон.
Да такой забористый, что сморило скоро бедных солдатиков.
 Уехала мотоциклетка.
Зато приехали  другие машины, а с ними два автокрана. Егор тоже был там и каждую трубу каждый кусок металла осматривал в процессе выгрузки – погрузки. Интересное, не понятное – снимал на сотовый. Позже мужики по его снимкам вырежут примеченные места.
Управились не так, чтобы быстро, но уложились до захода солнца. А, тем временем, тракторист так неосторожно быстро гнал на своем «Феррари», что слетел на «крутом» завороте с лесной дороги. Откуда выбрался быстрей капитана и скрылся в лесу.
Помятый капитан добирался хромыми своими двоими до маш. двора. Маш. Двора Семена Алексеевича, конечно. Он один здесь, еще работающий, на сотню километров вокруг.
 Там его встретили сердобольные женщины и напоили от стресса местной наливочкой, настолько вкусной, что капитан не преминул отведать её еще раз. И еще раз… Утром его вернули к родной колонне. Где он застал спящих бойцов и пустые кузова грузовиков.
Что было дальше - описывать долго и муторно.
 Только через полтора года представители военного ведомства получили две пары, изъятых как похищенные, ржавых скрученных труб. А что делать? В тех широких местах тонны колчаковского золота до сих пор не сыскали, а тут какие-то трубы…
Так смеялись меж собой Фальшивый Дед с родственничками. И Егор был с ними – и испытывал блаженство свершённого общего дела, а раскаяния – ни капли.
И наверно с легкости пьяной попросил слова и выложил, выложил всем собравшимся Деду, Семену и Степану – свою историю, историю этой базы, историю интриги Михаила Федоровича, про фильм и про Изделие.
После чего получил легкий подзатыльник, трепку по плечу и налитую кружку браги. Хотел уже пасть на колени перед Степаном Алексеевичем и просить руки его дочери Ольги, но не успел. Таёжная брага срубила его в сон раньше.

*

А ранним утром он проснулся не разбуженный требовательным солнечным лучом, он проснулся, почувствовав, чей-то пристальный взгляд разглядывавший лицо, а через него – душу, беспечно раскрытую спящим телом.
Напротив него сидела старая женщина и подтирала слезы из широко открытых глаз кончиком платка.
- Здравствуйте, – не найдя ничего более подходящего, сказал Егор. И только сев на кровати, окончательно понял в свете утреннего солнца, что это не приведение. Что-то неуловимо знакомое было в лице этой женщины.
- Здравствуй, внучек. - Ответила бабушка.
Егора бросило в жар:
- А мы, что – родственники?
Она улыбнулась.
- Нет. Верно – нет. А могли бы быть. Твой дед так за мною ухлестывал. Так ухлестывал… Очень ты на него похож.
И рассказала бабушка Надежда о молоденьком командире захаживавшем к ним на хутор, то молочка попить, то самогону прикупить. А потом начали они ходить гулять - то по берегу речки, то в лес по грибы. И, конечно, Фальшивый Дед однажды их встретил, отозвал Егория, сделал внушение. Но чекист не унимался, пришел еще раз. Тут братья и отходили его оглоблями, как будто вора какого. А он, чуть подлечившись, пришел опять. И сразу деду в ноги. Женюсь, мол, дедушка – благослови. А тот, на удивление, не стал кочевряжиться, согласился на свадьбу. Но только срок назначил на осень. Не получилось. Сначала случилось ЧП на объекте, а потом его срочно перевели в Москву. Обещал приехать, тоже не вышло. Только письма были. Вот и вся любовь.
Рассказывая это, бабушка постоянно промокала платочком сухие глаза. Потом ушла куда-то, а вернувшись, положила ему на колени большой коричневый, бандерольной бумаги, пакет.
- Вот, это он моей матушке оставлял, незадолго до отъезда в Москву. Просил мне не давать пока. Говорил, что расправится с делами и заберет меня в Москву. А это, говорит, родилось в тайге, пусть в тайге и останется. Не детям, а внукам нашим, говорит, передайте, когда они в разум войдут. Вы, говорит, дольше всех, верно, проживете. Не прожила мама дольше всех… Мне отдала перед смертью, а я и не заглядывала. Сказал Егорий внукам, значит внукам…
- Обманул, значит, вас дед мой… да, точно это генетически заложено: нашей семье – вашу обманывать…
- Да, не обманул. Думал он, в Москве в рост пойдёт. А его в кандалы – как «врага народа».
У Егора отхлынула кровь от головы, он ничего не понял.
- Какой «враг народа», вы что, считаете, что он сидел? Да это наврали вам. Или он сам…
И тут Егор вспомнил, что дед пару раз упоминал о каком-то «опыте Северной Командировки». Проскальзывало в разговорах: «по опыту Северной Командировки», или «Когда вернули меня из Северной Командировки, меня сразу в тыл к врагу отправили.                Так что Москвы военной я и не видел»…
Пока Егор барахтался в нахлынувших воспоминаниях, женщина грустно разглядывала его:
- Ты почитай, внучек. Я к тем бумагам, что он передал, его письма добавила. Почитай, может, поймешь что. Только на них, на многих, нет обратных адресов. Их его друг Миша, с оказией, пересылал.
«Ну вот – и Михаил Федорович тут как тут. Не оставляет он меня в покое, неугомонный».

*

«Надо возвращаться. Надо возвращаться», - ближе к обеду решил он, бродя бездельно по двору. И только подумалось, как позвали с крыльца дома. Звонил Камарин сын, звал назад – готовится к «дороге дальней».
На этот раз вышли провожать по- человечьи. И дед с бабушкой, с дочками, которые тоже – бабушки, и дворовой люд. И чарочку легкую, на дорожку не спотыкучую, поднесли. И Фальшивый Дед похлопал по плечу, провожая, просил передать «Мишаньке» что зла боле не держит, но впредь, чтоб предупреждал загодя. Дальше всех, до опушки, проводил Степан Алексеевич. Вручил карту с местной топографией: «чтоб больше не блукал». И вспомнил он тут  о человечке странном, заходившим недавно в леса. А кто такой? Не от дяди Миши ли, того, что Дед с Егором поминали?  А не врагов ли его?
Егор, уже ступив с порога, спросил про Ольгу. А ему в ответ, что не хочет она его пока видеть. Но ступай, мол, с добром, - все сладится, может. Заезжай к осени, если не забудешь.
Уже такие, не вполне ясные слова были Егору окрылительными, и более двух часов он шагал бордо, узнавал дорожку с первого пригляда и не сверялся с Шульмановским компасом. «Все будет теперь хорошо, - мысленно твердил он себе в такт шагам, - все будет хорошо и изменится мир к лучшему прямо с понедельника. Прямо с понедельника и начнем. Прораб Колобов».
Немного притомившись, решил присесть на природе, отдохнуть. Сверился с направлением по компасу, по карте местной топографической выданной Степаном Алексеевичем. До села оставалось совсем немного. Егор решил посмотреть бумаги врученные бабушкой Надеждой, - в доме у Камарина раскладываться не хотелось. Набрал валежника, соорудил костерок, засунул в угольки с краю фляжку с чаем, ветчинки вынул с хлебушком и малосольными огурчиками – красота! За нехитрой трапезой, достал пакет, разобрал листы, как видно написанные очень разными людьми в разных же обстоятельствах. Но не успел он прочитать и пары страниц, как его сморило в сон. Сон светлого дня, с чайной горчинкой на губах.
 Был то – то ли сон, то ли видение. Вставали картинки с листов пожелтевшей бумаги, выплывали маревом из документных листков, только, что им читанных. И сплетались в Историю…

                Глава Одинадцатая.
                Прошлое играет Будущим.

…Показательно, но, по опросам, у 60% нынешних «нео-сталинистов» были репрессированные родственники…
…Пермь. В кафе, на почве моды, поссорились две женщины, кавказской и славянской национальностей. Кавказская женщина  наняла крутых парней, наказать несогласную в вопросе фасона юбок. После акта наказания, крутые парни были задержаны. Оказались все – бывшие милиционеры. Те не просто наказали женщину. Те с неё сняли скальп…
…В московском издательстве вышла книга нашего земляка – писателя Поддёвкина С. А.- мистический боевик: «Хряк. Порождение Тьмы.»…
…Жара жарой, но всего лишь четыреста лет назад у нас был «малый ледниковый период». В зиму 1603-го года Лена и Енисей промерзли до дна, а в августе того же года по заснеженным улицам Москвы катались на санях…

« Комроты Колобов Егорий ходил по территории лагеря смурной и задумчивый. Зеки заканчивали настил крыши над очередным бараком. Весело и бодро. Под звуки марша из репродуктора: «…я другой такой страны не знаю…». Даже последние замухрышки и доходяги тянулись поспевать за «свеженькими», только что с воли прибывшими. Вот, что творит дополнительный кусок хлеба и Весна.
Весна, птички таёжные сверестят, cвежая трава ногой мнётся. Но не весело Егорию. Вчера состоялся серьёзный, и в чём-то сильно не правильный разговор. Разговор с Мишей – фельдъегерем.
Миша приехал как всегда ближе к вечеру, полный рассказов и занятных баек, привезённых из разных мест. И прежде всего из Москвы. Из Москвы самые интересные, порой дух захватывающие своей смелостью: о наркомах, их женах, подругах и друзьях.
На этот раз с собой Миша привёз коньяку из столицы. Пили его из стаканов и закусывали вяленой рыбкой. Хорошо!
 И перешел разговор из шутейного, в серого цвета - в слова с потаённым, недосказанным смыслом.
Сказал Миша, что разговаривал с одним важным и очень засекреченным работником наркомата. Разговаривал не в здании на Лубянке, а в скверике. И предложил тот человек, приказал-таки, но хитро, не впрямую, когда по стойке смирно и с отданием чести. Мол: «Есть! Будет исполнено!».  Но так, что и деваться некуда. Исполнять ли, с риском трибунала, или сразу в расстрельный подвал брести… И вот, что конкретно, отбросив недомолвки и хитрости, получается.
Надо устроить побег. Побег подопечным Егорию ученым, и главное – профессору Маслову.
И сделать это должен он, Колобов. Вернее, исполнить первую часть плана побега. Вывести учёную троицу из расположения на ближайшую ровную площадку. Где совершит посадку самолет и унесёт ученых к пункту назначения.
 Одна беда – ближайшая ровная площадка, это поле единоличника старика Двуреченого. Но с ним, Миша сказал, что договорится. А, не договорившись, вполне может статься и не взлетит самолёт. Старик дюже злобен, и выводок у его семейства большой, и все с оружием.
Не знал Миша, что есть в том местечке у Егория тайна. Жила в тереме у старого хозяина тайги его Любовь. И, ну, никак не хотелось ему впутывать семью её в их чекистские игры.
 Егорий не был лопухом. Он давно просёк нравы и неписаные порядки, в той организации, в которой он поначалу гордился служить.
Он чувствовал, видел – здесь Засада. Вся ситуация Мишиного разговора, с первых слов его, была Западнёй. И чего проще, кажется, – доложить по инстанции и умыть руки.
Это затеяно свыше. Или могло быть банальной проверкой. Так и сказал Егорий Мише напрямую, не мусоля робко слова. И добавил, что прежде доложит всё старшему своему командиру.
 Миша в ответ рассмеялся и, дружески приобняв Егория, заглянул ему в глаза. Взгляд фельдъегеря был грустен и по-старчески мудр.
 - Доложить, это долг Красного Командира, но не Чекиста. - Сказал Миша. - Чекист борется с врагом скрытым, и должен сто раз подумать и понять, где враг, прежде чем кому-то докладывать. И помнить, что по-большому счету мы работаем не на органы, а на дело нашей большевистской партии. К тому же скоро все командиры лагеря пойдут под очистку. В органах грядут большие перемены.
А он, Миша, просто спасает друга. К тому же будет Егорию с того повышение. Вызовут его, как бы для допроса и наказания, в Москву. А там он и останется, на новой должности.
- Или с дыркой в голове», - добавил Егорий.
- Возможно, - не стал разубеждать друг. – Для таких, как мы всегда так, особенно нынче. Пятьдесят на пятьдесят. Светлое Завтра горячо светит, можно и сгореть. Но к тому пойми – побег подконтрольный. И светит учёным лишь видимость свободы. Какая, впрочем, и у всех нас…
Транспортируют их в лагерь в дружественной Германии, поводят по городку приметному – смотрите, вы на Западе, на свободе. И тут же упрячут их в лагерь, якобы, подальше от всевидящего ока ОГПУ. От них надо, чтоб расслабились они. Расслабились и раскрылись. И будут с ними работать наши немецкие товарищи. А также надо, чтобы в добрую волю нашей большевистской партии поверил один важный человек, да он сюда приезжал…
- Никола, -  выдохнул тогда Егорий. И заболела по старой памяти голова.
- Ладно, не бери в голову. В общем, здесь всё не так как ты можешь подумать. Здесь всё не так, как кажется... Ну, а мне… Я журналистом хочу стать. Международным. По миру хочу поездить, поспособствовать, так сказать, борьбе рабочего класса. Товарищи обещали содействовать. Пойду учиться… Эх, мать моя!»
Миша заснул тогда, а Егорий всё думал, ворочался. С утра Миша уехал, но обещал вечером заскочить к нему и услышать план по исполнению задания. Говорил, не сомневаясь, что Егорий со всем согласный и готов к исполнению.
И пошел он к Маслову. Решил - выложу всё напрямую. Нравился он Егорию, комроты где-то даже ловился на том, что считал его своим учителем. Внедренный приказом лагерного начальства в жизнь Колобова, этот человек на многое ему открыл глаза. Самой манерой общения, рассуждениями своими, которые по обязанности слушал Егорий долгими вечерами, смыл он грязь и тину с души его, бедняцким бытием забитой.
Выслушал его профессор. И хоть и не сказал ему Колобов, какая их в действительности ждёт «свобода», понял, кажется, всё. Потер лишь виски и, чуть подумав, сказал Егорию.
- Молодой человек, что я вам посоветую… Скажитесь больным. Нет, заболейте. И так, чтобы по-настоящему. Искупайтесь в ручье холодном. Простыньте. И лечитесь. И немного переусердствуйте с лекарством. За запои Советская власть, может, и наказует, но не расстреливает. А я сам переговорю с вашим товарищем. Вы только вызовите меня и уйдите.
- Вы собираетесь отказаться сами?
- Нет, я соглашусь. Этого хотят мои товарищи. Я был так неосмотрителен, что подал им надежду. После той, ну, вы помните, встрече с Теслой…
- А как вы выйдете из лагеря?
- Молодой человек, вам этого лучше не знать. Признаюсь… Хоть это, может быть, глупо… У нас уже всё готово для побега. Но теперь, думаю, от нас не отстанут. Не отстанут никогда и ни за что. Так что, думаю, надо соглашаться с вашим, так сказать, «другом». Судьба, значит, такая. А вы, если выживете - дай Бог! Вы хороший и чуткий человек, только молодой. Вы мне нарвитесь, и Николе приглянулись, помню… Вы дальше не очень доверяйте своему «другу».
Егорий ушел от него, задумчивого зека в новеньком бушлате, чертящего что-то прутиком на песке. Егорий направился на хутор Фальшивого Деда, утверждаясь духом, уверяя себя, что иначе нельзя.
Деда он нашел у сарая точащего плуг. Поздоровавшись, без заминок, сказал ему, чтоб не доверял Мише фельдъегерю. Что втянет он деда, а с ним и его семейство, в очень неприятную историю с возможным побегом некоторых заключённых и посадкой на поле деда вражеского аэроплана. На что дед фыркнул и посоветовал ему не заморачиваться на сказках. Еще сказал дед, что во всём «в курсях», и промашек не будет. И еще посоветовал Егорию топать обратно, до своего загона и передать привет Маслову.
Тут Егорий почувствовал себя маленьким ребенком, мешающимся в делах взрослых. Потоптался на месте, пунцовея от стыда. И чтоб переломить свою неловкость ломанулся в кладовую. Где отпихнув дедовского кума – приживальщика, в наглую, без спроса ревизовал аж две четвертные бутыли самогона. И пошел со двора. Дед ничего не сказал, только хмыкнул в бороду.
Егорий не стал купаться. Егорий не стал простывать. Сведя друг с другом профессора и фельдъегеря, комроты просто запил. Пил, спал, просыпался и снова пил. Опять проваливался в сон, а только открыв один глаз, тут же вливал в себя самогонной мути. Его уже тошнило от одного только вида самогона, но он упорно впихивал, заглатывал рвущийся наружу алкоголь.
Заходили подчиненные, пытались что-то доложить. Вбегали вестовые и посыльные, тормошили, он отпихивался и ругался матом. Вбегали разъяренные начальники, орали и крушили нехитрую мебель. Егорий поворачивался на другой бок и принимался храпеть. Его уже принимались скидывать с кровати и поливать водой. Бесполезно. Он, мокрый, упорно взбирался обратно на кровать и сворачивался калачиком.
Позже он узнал, что произошел побег. Что группа заключённых пошла через болото и след их потерялся. Что на поле Фальшивого Деда был обнаружен самолёт без опознавательных знаков, а рядом с ним тело убитого летчика. Что деду объявили благодарность, наградили грамотой и красными сапогами, правда, после двухмесячных мытарств в подвале областного НКВД.
А много позже, после того как отмотал срок за своё – положенное за пьянство, и, якобы, никак не связанное с тем таёжным делом, уже после войны, на которую он попал сразу из лагеря, он встретил бывшего фельдъегеря. Из разговоров с Мишей, вернее, уже с Михаилом Фёдоровичем, он и узнал о последних мгновениях жизни хорошего человека – профессора Маслова.
Шли они через болото гуськом. Болотная жижа временами хлюпала повыше сапог. Шли по зарубкам, по вешкам, оставленным Фальшивым Дедом. 
Вдруг, Маслов сошел с тропы и сделал несколько быстрых шагов в сторону. Пока грязь не захлестнула его повыше ширинки на штанах. Тут он остановился и обернулся к товарищам. Лицо его было решительным и радостным, как бы немного блаженным. На недоуменные крики его ученых соратников и яростное шипение Миши, Маслов пожал плечами, виновато улыбнулся и сказал: «Прощайте, товарищи. Не могу по-другому…». И, повернувшись, пошел дальше, вглубь.
 Миша, не помня себя, рванулся вслед за ним, но тщетно. Профессор быстро стал погружаться, и слышали все, прежде чем хлипнула прощально жадная болотная пасть, удивлённое Масловское: «Господи…».
 Позже говорили меж собой ошеломленные его друзья учёные, что, в принципе, он был скорее агностиком, чем верующим на это, профессорское: «Господи!». Но это потом. А пока сам Миша, в попытке спасти Маслова, стал потихоньку тонуть, потихоньку затягивала его вязкая пропасть.
 Ученая братия суетилась, подпрыгивала, протягивала слеги, но не дотягивались они. И был бы тут конец молодой Мишанькиной жизни, если бы не появился на тропе, словно леший из неоткуда Серафим Савельевич. Так, по имени отчеству отныне только и называл Миша Фальшивого Деда. При этом почему-то дергалось его плечо и подбородок.
 Миша сказал, что они немного поговорили. Там, «на берегу». О чем именно, Михаил Федорович не уточнял, сказал только, что Серафим Савельевич сжалился над ним и кинул на него петлю аркана, но лишь когда он уже стал прихлебывать мутной болотной водицы. Вывел он их не к себе, и не к самолёту, а совсем в другое место. Дал кусок бумаги от пачки махорки с начертанной картой, сунул пачку денег. И скрылся не прощаясь.
 Ох, намаялся Миша – Михаил Фёдорович – тогда, но сейчас говорит спасибо лесному человеку за ту ситуацию. Многому он научился тогда, оставшийся без связи и плана, числящийся пропавшим без вести, с обузою величиной в два беглых зека, причем, заметно немолодых и не прытких.
Но разрулилось всё тогда для него хорошо. За потерю Маслова, его, конечно, по головке не погладили. Зато включили в игру со «спасёнными» им учёными. Причем, без всякой Германии, а на Урале. Даже семьи к старикам приехали на поселение. И долго им было невдомёк, что они под полным контролем.»
Во сне Егор почувствовал чужой взгляд. Проснулся - а рядом сидит человек, с милой, участливой улыбкой. Сидит и ковыряется, в притухшем было костерке, веточкой. Егор сказал:
- Здрасьте, - и застенчиво оглядев разбросанные бумаги, принялся их укладывать в пакет, а уложив, засунул пакет в сумку.
- Извините, я взглянул на ваши листы. Там промелькнуло имя Теслы, – довольно любопытно.
Егор чувствовал себя не совсем в порядке, какая-то лень, онемение начала растекаться по телу, – первыми захолодели ноги. А пришелец в неброской, но добротной одежде продолжил монолог, будто в давно идущем споре:
- Вы заметили, что стоит возникнуть в публичном обсуждении какой-нибудь интересной теме – промелькнуть просто – как некоторые самые интересные порой тут же исчезают. Тема замолкает, якобы, но что-то все равно бурлит. Видно как идут запросы, как востребована информация. Тогда, вдруг, возникает средь тиши серия погромных, насмехательских публикаций, опускающих возникшую когда-то тему до уровня шаманского камлания, вызывающие впредь при одном своём упоминании тошнотный привкус во рту. И потом окончательная тишина.
Просто тему уже засекретили и разрабатывают. И  никак не может быть, что и вправду похерили – настолько она была не состоятельна.
Таким вот образом, уловив затишье, а потом прочитав насмешливые фельетоны в западной прессе по поводу ядерных исследований, обыкновенный советский лейтенант обратил на эту тематику внимание самого Сталина, через банальное рукописное письмо. И Сталин понял. И была собрана группа Курчатова. Куда, кстати, вошел  и тот лейтенант.
Так вот – это все общепринятая практика. А вот по поводу Николы Теслы все значительно проще. Молчание. Ни обсуждений, ни осуждений. Пытались как-то выставить его неким фокусником – шарлатаном эпатажным – но заглохло. Сейчас в научных кругах хороший тон разговора о Тесле – молчание. Элита не хочет, чтоб все успешно тупиковое – наше фундаментальное – было перевернуто с головы на ноги.
Элита не виновата, что не самоубийственна и хочет жить, жить хорошо….
 Странник говорил, совсем не замечая потуги Егора двинуть конечностями, уже полностью онемевшими. А потом все-таки обратил на него внимание, ухмыльнулся и легонько подопнул  футляр с Изделием.
- Не тут ли лежит болванка знаний имени Теслы? Бомба под проект «нулевого развития»? Проект, всеми согласованный и принятый – вашей стороной, в том числе.
Егор заскрипел зубами, жег ненавистью незнакомца, и молчал.
- А вы задумывались вообще, чем чревата эта научно-техническая разработка для мира?
Егор выпалил:
- Я думаю, хороший аккумулятор людям не повредит.
Незнакомец сделал удивленные глаза.
- Полноте, какой аккумулятор?!
Тесла, Маслов и иже с ними разрабатывали - и есть данные, что разработали-таки - не какой-нибудь аккумулятор, а новый источник энергии. Бесконечной и Бесплатной. Вы представляете, что будет с миром, если у каждого папуаса будет компактный источник энергии? Бесконечной и Бесплатной?
 Егору становилось хуже, но он спросил:
- Вы на кого работаете? На наших? На американцев? На наших и американцев? Угадал?!
Странник как-то невесело улыбнулся и снова подопнул изделие, задумчиво.
-… Мы ни на кого не работаем. Есть силы, которые работают только на Будущее.
 Был опасен Советский союз – работали против Советского союза. И с нами работали русские. Будет опасен Китай – будем работать против Китая. И с нами – я уверен! – будут работать китайцы. Сегодня опасны США. И я, как и другие американцы, сегодня работаем на сглаживание, снятие «Сверх–однополюсности» нашей страны. Но это сегодня… А эта  вещь – он опять пнул Изделие – не нужна ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра.  Я уверен.
Егор почувствовал что немота, дошедшая до головы, сейчас она охватит мозг, и он умрет. И от этого понимания стало как-то сразу легче и потянуло на ёрничанье, вопреки всему:
-… Да! Ведь что получается: многие железные истины, которые нам вбивались с детства, правила, ставшие афоризмами, - сегодня надо выкинуть на помойку. И давать в рожу их постулирующим, и садить охолонуть в кутузке. И ввести это  в законный порядок.
Например, теперь те, кто заявит, что каждой народ достоин своего правительства, – или недоумок или человеконенавистник. Негодяй конкретный. Вот вы из США, как я понял, – а мы ваших президентов не избираем. А из-за политики ваших президентов страдаем поболее американского народа.
- Георгий Юрьевич, - обратился к нему незнакомец, как к старому доброму знакомому, - оставьте хотя бы на минуту в покое нашу несчастную страну, в которую, я уверен, - на её горе, переместился в свое время Центр Силы.
И наши президенты, за редким исключением, способны лишь идти в фарватере этой силы. Но она неизбежно – и скоро –  покинет территорию Штатов и оставит после себя такую громадную выемку, что всем сточным водам мира её не заполнить. А пойдут к нам – в первую очередь – стоки. А я люблю наших простых людей и они мне дороже ваших, - простите.
Он встал над его головой, и, бесцеремонно подняв его сумку, принялся в ней рыться. Бессильная злость охватила леденеющий мозг. Егор, четко выделяя слова, произнес непослушными губами:
- При Советах русский народ мог ненавидеть ваших ястребов, но никогда, ни за что не думал плохо о ваших простых людях – американском народе. Теперь – впервые за всю историю – наши люди начинают ненавидеть сам ваш народ. А ведь была любовь,              может и не взаимная, но была… Теперь русские забывают обиды от всех народов,  тех, с кем столетиями конкурировали, воевали… перекладывая их теперь – на вас. И скоро американцы станут единственным народом, который русские будут ненавидеть. И упаси  вас Бог…
Егор не успел закончить свою хладно-яростную речь, достойную всех речей всех двадцати семи бакинских комиссаров перед расстрелом. Гражданин США коротким ударом отключил Егора окончательно.

*

Егор очнулся в сумрачном, теплом помещении. Не было ни снов, ни боли, ни каких других ощущений. Он помнил удар кулака странного лесного гостя. И вот уже над головой дощатый потолок, а в маленькое оконце жидкий свет.
Позже он узнал, что это была баня, и что пролежал он в ней три дня, как считал дед Камаринов, вываживавший его – между жизнью и смертью. Мужики нашли его вечером, перед самым заходом. Камаринов-сын ближе к темноте забеспокоился  - куда это пропал человек по пути от усадьбы Фальшивого Деда в его село? Уж не заблудился ли? Снарядил мужиков и те его нашли довольно скоро. Он лежал у потухшего костра, совсем недалеко от деревни –  холодный, с пульсом еле слышным..
Едва пришедши в себя, Егор затребовал свои вещи. Бумаги, кажется, - насколько он помнил, - все были на месте.
Не было Изделия.

*

Сначала было чувство полного краха. Егор, чтобы ни в пасть в опасный ступор, ведущий к безволию и депрессии, ходил кругами по камаринскому двору, наматывая километры и беспрестанно, безадресно матерясь. Потом начал придумывать адресатов. Перебрал всех: от демократов до коммунистов, от военных до учёных, не пропустил и сионистов, масонов и ваххабитов. А намотав первую путную мысль – сел на ближайший чурбан.
Егор был, прежде всего, профессионалом. А потом - «просто хорошим парнем». Или «наисквернейшим мерзавцем» - это всё от угла зрения. Он профессионал, и обязан поражение превратить в победу. А, так или иначе, на его фильм-расследование накладывается целая история. Только для правильного эффекта её должен рассказать не он. Егор уже было рванулся к записной книжке, подбирать из собратьев-журналистов кандидата в рассказчики, как усилием воли остановил себя.
Стоп, неужели он полностью разуверился в профессоре Маслове с коллегами? Уверовал в их неспособность самим в свое время создать оригинал Изделия. Создать не где-то в Америке, а здесь. Создать и спрятать, именно в этой тайге!
Тесла ценил и уважал Маслова. Называл другом, а ведь известно, что он практически ни с кем не дружил! Неужели Егор, на пример интеллигентствующих полудурков, усомнился в умственных способностях энкаведешных личностей, таких как Михаил Федорович, Мальцев и родной дед? Они же верили всю жизнь, они же искали…
Егор еще раз взял в руки папку от Михаила Федоровича и пакет с бумагами от бабушки Надежды. Уж, не за этим ли пакетом оказался в дремучей тайге, в семье «недоделанных» староверов, «просто хороший парень» Егор Колобов?!
«Нет!» - остановил себя мысленно Егор, сминая нарождающуюся эйфорию открытия. - «Думай дальше. Дальше и глубже. Переходи на другой виток. Это значит, что надо сложить вместе бумаги из двух источников. И они вместе покажут истинную картину, и… Что увидит он на истинной картине? Страдания зеков, мучения невинных людей? Предательства и наговоры? Жестокость палачей? Нет – отбросим сантименты! Единственное, что он должен увидеть – место, где спрятано Изделие № 1».
 И думается оно, ой, как не совпадает с тем, что дала  ему в руки бригада Михаил Фёдоровича. Это место никак ни должно совпасть с тем, что сварганено из архивных материалов НКВД, основанных сплошь  на выуженных у Маслова или выбитых  из  его сотрудников данных!
Егор сел на пол и начал вытаскивать листки из папки и пакета, и раскладывать их перед собой на полу.

*

Тяжелое чтение бумаг опять сморило его. Опрокинуло в душный сон. Где он смотрит в зеркало, а видит портрет Сталина - и он отражается в нем, в прикрывающем портрет листе стекла.  Маленькое его отражение, внизу, у самой кромки рамы. И вдруг лицо вождя вспучивается и идет рябью лиц, сонмом ликов – яростных лиц рабочих с трибуны, тяжелых исподлобья крестьянских взглядов, ухмылки в бороденки добреньких профессоров. Лица красавиц и лица старух, лица юных пионеров и  важных дядек в строгих пиджаках… Третья часть страны вспучила изображение одного лица и схлынула – спряталась за один единственный лик – Виновного Во Всем!
 И Егору стало тоскливо: « А где же Покаяние оглашенное?». И ему стало страшно: он вспомнил эти лица, лица виденных по телевизору обличителей Сталинских палачей – и вот уже они безжалостно гонят на плаху, в рудники новые толпы таких же, с их же - только уже не оглашенными - спрятанными, испуганными лицами. И Ложь повязала их незримыми путами. И слышны их призывы Его имени, но громче из них голоса не тех, кто готов построится и пахать во благо Родины от зари до зари, а тех, кто пускает шакальи слюни по крови. Их малые слабые писки – доносные, кляузные – будут услышаны. И будет Кара и олигарху, и  будет Кара соседу, что громко включает музыку и мешает спать. Будет Кара менту зажравшемуся, и будет Кара очкарику – дармоеду, говорящему непонятные слова. Жаждет быдло кары всем, кто не в стаде. Сами готовы быть в стаде и за то отдать оба глаза… Тоскливо.
 Страшно Тоскливый сон.
А проснувшись, Егор почувствовал себя вконец разбитым, словно с дикого похмелья. Он нехотя принялся собирать разбросанные бумаги, мечтая о квасе и  хорошей баньке.  И было, уже направился Егор во двор, спросить на счёт бани, как повесив сумку с документами на гвоздь, он  приметил на полу пожелтевший листок, видно придавленный сумкой.
Это было письмо его деда.
«Здравствуй, Надежда моя, пишет тебе с верой в оказию твой неудачливый жених, ныне заключённый. Тяжело и трудно мне сейчас, а всё ж не как тем доходягам, что были у меня в подчинении там, в тайге, рядом с вами. Начинаю сравнивать, так просто райский сад у меня, получается.  А всё потому, что нет у меня провинностей перед партией, народом и органами. Вернее есть – но только одна. Сгубил меня самогон. И зарекаюсь не пить более спиртного. А всё ж с того, что не вынесла моя душа разлуки с тобой. Да и память с совестью заели.
Помнишь ли ты, как ходили мы на ручей за завалами, как лежали на зеленом ковре травяном? И как я на спор с тобой нырял в омут глубокой? Этот ручей, я своим подопечным учёным показывал. Очень они глубине  его удивлялись, будто сами его измерили. Так вот – вспоминай о том ручье почаще, перед сном. И я буду вспоминать перед сном. И может быть, да и встретимся мы снова там, у ручья во снах. Верю.
Люблю и Надеюсь. Твой Егорий»
Подождите, подождите! Ручей за завалом. Ручей с ковром травы перед ним. Глубокий омут. Уж не тот ли ручей, у которого они любились с Ольгой? Не тот ли омут, куда сдуру он уже нырял, да не донырнул?
Точно – он. И ранее, в письмах перлюстрированных НКВД,  его дед упоминал о том ручье. Но ни слова, о том, что водил Маслова со товарищи к тому ручью. И вообще, к чему тут упоминание об учёных, и о глубине омута, и о том, «…будто сами его измерили…»
Егора пронзило озарение и бросило в жар. Никакой бани не надо.
Изделие  №1, Оригинальное Изделие Маслова находится на дне омута, в Теплом Ручье.

*

Опять лес и опять скорый шаг по набитому маршруту. По кочкам, о которые спотыкались еще профессор Маслов с коллегами, и дядя Миша, и Егоров дед.
Его жизнь пошла кругами, и круги все уже и уже. И вот теперь, при жизни прерванная цепь перерождений «просто Хорошего Парня», будто насмехаясь, давала о себе знать всеми этими наездами в Сибирь. Где его постоянные возвращения становились малым кармическим кругом внутри самой жизни. Который, просто уже неизбежно, надо было порвать! Но так не хочется ступать во тьму незапланированного будущего.
 А круг все сужается. И клубок всех чувств, желаний человеческих начинает уже  кружиться почти на одном месте. А скоро круг еще сожмется. Замкнется напрочь,  не выпуская из пределов души ничего. Обрекая Егора на таяние самой человеческой сути в нём …. И рождаться ему впредь, бесконечно – трусливой мышью. Или, скорее, – мошкою – однодневкой, из тех, что ежечасно рождаются, ежечасно стремятся к свету, и ежечасно сгорают, обманутые светом электрических ламп.
А если, все-таки, мышью, белкой? То пребывать ему в вечном колесе, в бессмысленной беготне на месте, в стремлении за таким близким, за таким сладким орешком. Не далеко орешек - в блюдце, на столе… Но не встретится никогда белке и орешку, пока не даст щедрая божественная рука того орешка. Не подбросит, любопытственно, в круг беличьих вращений….
Егор почти уже бежал по лесу, и от этих мыслей ему становился смешон свой бег, и смешна жизнь. Но, захлебываясь внутренним смехом, ему казалось, что бег его все ж таки не безнадежен. И там, впереди, за стеной вековечных деревьев будет теплый пруд. А в нём Теплые Истины. Достигни, лишь, которых, разгадай - и будет тебе счастье. По крайне мере, счастье бегства из дурного круга мелкого бытия…
Он уже проскочил поворот к заимке Павла. И вот он - ручей.
 Егор опустился на камни пред водой, запыхавшийся и довольный. Но с каждым новым вздохом, восстанавливающим ритм дыхания, прохладный воздух тишайшей неопределенности закладывал внутрь частичку страха.
 « А оно тебе надо?»
«Там темно и мокро. Темно, так темно, что просто жуть!...»
 «И путаются там все направления, и не вынырнешь ты обратно к свету,  а поплывешь в подземные чертоги…»
 «Или кружится тебе по новому, но опять же: кругу – водяному кругу. Замкнутому кругу водяного мешка».
Егор сплюнул: «И вправду – бесы говорят. От ныряния заговаривают». И тут же треснул себя по коленке больно: «Так, ведь, мои же то, бесы. Мои!». И принялся яростно торопливо срывать с себя одежды, будто опасаясь, что заговорят опять бесы и найдут-таки, неопровержимый довод – не лезть в тёмную воду!
Он без разбега нырнул, шаркнул пузом о край узенькой отмели и пошел в глубину. Не далеко прошел – вынырнул. «Дурак! Мало воздуха набрал, - дыши!»  - приказал он себе и принялся часто дышать. А надышавшись до кругов перед глазами - нырнул.
Нырнул, но углубляясь в пучину, совершая яростно гребки, отстранено – привыкший к подобным профессиональным отстранениям от свершаемого – подумал: «А к чему такая горячность? Уж не другие ли демоны опять его заманивают? Только теперь, чтоб по необдуманности – уж точно, он не вынырнул назад?!»
 Егор вынырнул и, отряхивая воду, уже почти трезво подумал: «не надо суетится». Надо донырнуть, но надо и вынырнуть.
Нужна страховочная веревка. Он взялся за сумку. Там, он помнил, среди туристских причиндалов сунутых почти насильно ему Шульманом, помимо компаса, ножа и непромокаемых спичек, был если не трос, то шнур приличной длины.
Вынул и размотал его, но тот, с испугу, показался ему коротковатым. Тогда он достал запасные рубашку и майку и принялся их разделывать на лоскуты. По ходу дела ему подумалось и о возможных промежуточных запасах воздуха, которые он задул бы в целлофановые пакетики и укрепив на страховочном тросе забросил бы в омут. А к тросу прикрепил бы балласт.
И тут же подумал, что если там и есть искомое Изделие, то закладывали его или Маслов, или какой его соратник, а они, вспоминая письма деда, представляя по фотографии бородатенького сутулого Маслова, – ну, не были суперменами. Ну, никак не были! Так что вариант с кульками «запасного воздуха» оставил на потом, если не удастся без них, просто внутренними резервами организма.
Надо просто успокоится, утишить пульс. И, размеренно дыша, насытить клетки тела. Егор уселся на камни лицом к воде в нечто напоминавшее позу Будды и, прикрыв глаза, положив ладони на колени, принялся размеренно дышать.
Но просто размеренно дышать не получалось. Какой-то маленький, но жесткий, практически стальной комочек зародился в душе и просился высказаться.
Сначала, из этого комочка принялись изливаться, исходить всяческие образы, кажется не связанные меж собой. Среди картинок мира - городов, гор, лесов водоёмов, проскакивали незнакомые и малознакомые лица. Но были там и дед Егора, и Михаил Фёдорович, И Володя Мальцев. Были, и девушка Оля, и бабушка Надежда, и какие-то еще: молодые и старые женщины, чьи отдельные поначалу лица сплывались в единое семейное фото, – и он там, у них за спиной, в полный рост. И он услышал свой внутренний голос – спокойный и непреклонный:
«Его враги забыли о людях, о тех, что хотят жить и умеют жить. Но которые далеки от заразы власти – она им противна, они не хотят, борясь за «сладкую долю», убивать и унижать других.
 Но это не значит, что они не могут постоять за себя. Единственная их беда – они одиноки. Но сегодня уже почти смыты границы. Надо только увидеть. Увидеть этот процесс: мы на новом витке развития. Наследная от ХХ-го века шкала партийности ухе лишена всякого смысла. Уже не кажется  бредом, что на ризках  этой шкалы: альянс «Союза Правых Сил» и Коммунистической Партии вполне допустим и сносен!
Нам продолжают показывать клоунаду межпартийных дискуссий и раскрашивать картонных Бен Ладенов в подарок. Маскируя Высший счет – эзотерический и циничный счёт всепланетного турнира элит. Внутри которых тоже идет своя борьба. Борьба «пугливых и осмотрительных» против «жестких и стремительных». Борются и те, кто ставит своей личной целью занятие свободных мест в уже сформировавшемся и, частично, самую малость, заполненном Круге Высшего Класса Планеты. Борются и те, кто пытается  к тому же застолбить места за своими этносами, группами, не видя без этого возможности выжить. Борются и третьи – за то, что бы выгнать всех, уже усевшихся, и распорядится местами по-своему.
И нет никого, кто бы реально боролся с самим фактом Неизбежности Коммунизма. Для самых тупых – его просто нет: «Его же отменили!».
А на самом деле, поверх эзотерических верчений и политико-экономических штучек разгорается вселенская борьба между Быдловским Хапужничеством и Вечно Творческим Началом - Человеческой и Божественной Сущностью. Против показушности отца Лжи: «Как выглядит, так оно и есть!», «Место красит человека!», «Кто первый, тот и съел», и его слуг, уверенных, что первородство можно купить и продать. А ведь это же великий Лжец подшутил гласом божьим над иудеями, и они разнесли то по всему человечеству! Купцы творческих прозрений и Божьей благодати!
Ныне классовая ненависть переходит в ненависть быдла к творцам. Без разницы: богат творец или нищ. Каждый узнает своего.
 Но впереди быдла сверкают ненавистью Предатели – Изгои, предавшие самих себя, предавшие предназначение Божье. Предавшие Первородство Свое - За Похлёбку, за насущное когда-то! Но ввергнуты в обман сути своей эти несчастные. И часто это не люди, занимающиеся тяжелым физическим трудом, а из тех отраслей, в тех категориях, где, казалось бы, и развернуться творчески можно. Но нет! Эти предатели самого себя, способны любой труд с творческим потенциалом превратить в рабский. Просто они и есть, одномоментно: и жертвы первые, и орудия подлючие – в этой нашей войне.
Эта война уже началась. Вперед, Колобов!»
И с этими словами Егор нырнул в омут.
 Нырнул без надыханий, до судорог, без прочих бодрящих движений.
 Просто – из положения «сидя» перетек в положение «нырок».
 А нырнув, принялся размеренно грести и отталкиваться от воды поверхностной - вглубь. Он не отсчитывал время, не вслушивался в запасы воздуха в легких. Не зная, что: то - не важно. [?] Важно, насколько сами ткани тела насытились кислородом.
Он не знал глубины, но она давала о себе знать давлением на уши, на глаза, а потом и на всё тело. Но вот и дно. Разводя руки во всю ширину Егор не долго искал. Наткнулся на что-то торчащее из песка, не раздумывая, уцепился двумя руками, подтянул ноги, упёрся в дно и рванул. И это «нечто», в полной тьме на ощупь показалось ему прямоугольной крестовиной, каркасом, где вместо новогодней елки, при повороте нащупался теплый цилиндр, излучавший какой-то потусторонний зеленоватый свет.
 Егор, что было сил оттолкнулся от дна, и погреб вверх, вдоль страховочного фала. В какой-то момент тяжесть конструкции дала о себе знать. Но Егор упорно, не раздумывая о других вариантах, греб вверх,  держа в одной руке каркас с Изделием «номер раз».
И вот, кажется, засветлело над головой, но каждый гребок уже давался с неимоверным усилием и казалось, что он не только не продвигается,  а водная тяж веригами затягивает его назад, во тьму. Тогда он решился не просто придерживаться за страховочный фал, а рвануть его, вытягивая себя с грузом.
Удались только два рывка, на третьем надежда и опора резко ослабла под рукой – верно, порвался все-таки самовязанный под конец канат. Но еще два рывка и уже третий замах вынес руку Егора на воздух. Ею он схватился за прибрежный камень и, подтянувшись, выбросил груз на берег.
Уперевшись головой о камень пару раз резко вобрал в себя спасительного воздуха. В голове его помутнело. И он отключился.
Очнулся он лежа головой на теплых девичьих коленках. Ласковая рука гладила его мокрые волосы. Он не открывая глаз, не подымая головы, определил, верно, по запаху, свою спасительницу и сказал:
- Здравствуй, девушка Ольга.
- Здравствуй, - ответила тихо она.
Он еще полежал немного на уютнейшей в мире подушке, засмеялся, мешая смех с кашлем. Ольга спросила тревожно.
- Егор, ты травму не получал? Ни об что в омуте не стукнулся?
- Нет, не стукнулся… Я сам по себе дурак! По жизни!
- Ну, ты несколько преувеличиваешь…
- Нет, точно – дурак! Эту железяку можно же было привязать там, внизу, к страховке. Спокойно вынырнуть. Спокойно вытянуть… но ведь – дурак же!
- Тогда б тебя никто так не гладил, а была бы тебе сценка встречи блудного мужа.
- И  верно… останусь-ка дураком, на всякий случай, пока до Москвы не доеду.
- Уже собрался?
- Нет, - жить мы будем здесь. А работать – там… Что-то не получается. Ладно, потом решим. Железяку, эту, надо  вернуть! И – вот точно: одурел я что-то. Не в Москву вернуть, - пусть они слюной давятся. Надо в Европу быстрее, - предъявлять в массы. А иначе они от нас не отвяжутся, и эти места еще испоганят…
И он пошел обратно к своему Пути на запад. Но уже опираясь на любимое плечо.

                Глава Двенадцатая.
                Сон  Колобова Егора.

…Американские учёные, проведя серию экспериментов, в том числе и в аэродинамической трубе, доказали, что шмель летать не должен. Еще они доказали, что некоторая часть видов рыб не должна плавать. И, вообще, мир устроен не правильно – шмели летают, рыбы плавают…
…до сих пор никто внятно не объяснил природу электричества. И далеко не каждый специалист расскажет вам, зачем к электроприборам подводятся два провода…
….профессор Белевич, за употребление в своих работах термина: «эфир» лишен научного звания…
… во второй половине девятнадцатого века в Индии, над одной брахманской деревней взлетела … летающая тарелка. Британские офицеры нашли её во дворе местного кузнеца, который неторопливо разбирал тарелку на запчасти. Колониальные власти в лице тех же офицеров попросили изготовить для них парочку идентичных летательных аппаратов. Индус отказался, сказав что, аппараты самонастраиваемые на человека-летателя и изготавливайте их себе сами. Все инструкции по сборке найдете в индийских ведах. И замолчал. Дальнейшая судьба кузнеца неизвестна…

Сон сладкий, с привкусом малинового чая на губах:
Летают автомобили над тайгой.
Он стоит, задрав голову и, прикрываясь ладонью от солнца, смотрит в небо. Рядом коттедж на берегу ручья, стены - стеклянными панелями. Тайга вокруг. Он  перестаёт наблюдать за лихими выкрутасами автомобилей в небе и спускается с горки. Садится в нечто похожее на «Мазератти» с откидным верхом, прыжком через борт, не утруждаясь открытием двери. Пристегивает себя двумя ремнями безопасности – крест-накрест, получается.
Трогает ручку передач – машина слегка приподымается над землей. Егор чуть давит на газ и выворачивает руль, отпуская его затем в свободный обратный ход. Машина легко и плавно уходит ввысь по элегантному витку.
Он опять задирает голову. Автомобили, будто играющие в пятнашки, кружились заметно выше. «Детки. Сорванцы» - мелькнуло у него в голове, но это куролесенье в облаках вызвало не чувство озабоченности шалостями, а тихую радость констатации чужой беззаботности. Пролетев немного над  густой темной прохладой моря тайги, прерываемую бликами куполов и   прогалинами озёр, Егор снизил скорость и плавно скользнул вниз.
Он спустился на просторной бетонированной площадке  рядом с крупным зданием – ангаром. К нему поспешил маленький кар – погрузчик. Остановился возле его машины. С седла соскочил молодой человек в синей с красными и белыми полосами рабочей форме. Открыл прямоугольный люк над правым задним крылом, пристроил внутрь разъем на проводе уходящий ему в карман и, крякнув, радостно сообщил: «С вас доплата за перерасход десяти процентного остатка!».
Егор начал что-то лихорадочно подсчитывать, покрываясь реальным потом. Потом вспомнил и усилием воли остановил бешеную круговерть цифр в мозгу: «Это же сон. Не напрягайся так. Расслабься». Но когда парнишка стал что-то втирать ему малопонятной скороговоркой, Егор прервал его коротким вопросом: «Сколько?». Тот ему выпалил в ответ: «Пятнадцать Соболей без квитанции. Если с бумажкой, то двадцать. Но это все равно в два раза дешевле, чем с «печаткой»».
Егор, молча, кивнул в знак согласия и вздохнул: «Даже во Сне, таком хорошем, и тут  - воруют!». Паренек, получив наличными, погрузил обе руки в проем и выдернул с виду небольшой, но явно тяжелый цилиндрический блок, по окружности которого Егор успел прочитать надпись черным шрифтом на желтой полосе «MASLOV PRODUCT». И, блеском никеля, надпись шрифтом поменьше: «made in Russia». Когда работник заправочной станции опустил блок на погрузчик и собрался взобраться в седло кара, Егор спросил: «И сколько я проехал на последней заправке?». «А у вас счетчик сломался что ли, в такой-то тачке?», - ухмыльнулся работяга. «Нет. Просто давно подмывало узнать, что вы видите, втыкая свой разъем в блок аккумулятора?».
Парнишка, напустив на лицо тени превосходства, значительно ответил: «Мы многое видим», - но не удержался в скупости ответа. Сразу видно, что работа его ему нравится. Добавил: «я не смотрю, я слушаю, вот - он ткнул в ухо, на котором была одета гарнитура похожая на телефонную - полную распечатку он дает лишь на базе. Там о ваших передвижениях всё. Где останавливались. На какую и где высоту заходили. Как и где газовали. Расход, допустимый износ, и километраж, конечно. Но всё это конфиденциально. Нам, работникам, нужно лишь знать в какую секцию на загрузку его поставить. А, может, и отбраковать». «Были случаи?». «Были, пару раз. А что, почему - нам не известно. Как загундосит баба в ухо «Выбраковка. Выбраковка!» Мы и откладываем блочёк в сторонку. А прокатались вы на ней десять тысяч двести двадцать километров. И сразу, без распечатки, скажу – движок вы не форсировали, стратосферу не таранили. В общем, вы аккуратный ездок и добропорядочный гражданин – не нарушитель какой». «А что: то, что я Не нарушитель, тоже нашептали в ухо женские голоски?». «Нет, - парень засмеялся, - по вам видно! Но если какие проблемы: с превышением скорости, там, превышением высот, – можем помочь. За деньги, конечно. Но дороже в суде потом будет».
 Егор почесал висок: «Ладно. Понял. Если что – к тебе…». «Васю спросите – меня и позовут. Да у нас, если что, не дороже чем в Новосибирске делают. Не то, что в Красноярске зажравшемся!». «А в Хатанге?», - «Не-е! Там, вообще, не делают. Там все «красные» - «Гагаринцы»!».
Ему, пока говорили, загрузили новый блок, машина довольно мурлыкнула, сообщая о полной заправке, и Егор попрощался с многообещающим мастером на все руки. Поднявшись повыше, к пределу дозволенной высоты для его класса транспорта, он привычно, будто десяток лет только и летал, поставил «Мазератти» на автопилот до Якутска и достал лист электронной газеты свернутый в трубочку.
Развернул газету – по верхнему краю замигали прямоугольнички изданий на выбор, но Егор не стал тратить лишние деньги – дождался пока на листке проявится текст главной страницы его подписного издания: «Сибирский Вестник».
Передовица ёжилась восклицательными знаками: «Раздражены, но руки заняты!». В тексте издевательски муссировались недовольные высказывания английских и французских политиков, и деловых людей. Все раздражены: Российские концерны  «БелКам» и «ЯрАл» заключили контракты на эксклюзивную поставку уникальных двигателей по технологии Маслова с «Фольксвагеном» и «Мерседесом». Русские при этом демонстративно отказали Великобритании и Франции, ссылаясь на договор с Китаем. Санкции будут действовать, пока Великобритания с Доминионами и Франция, лично, не отработают поставки в счет товарного покрытия  по возмещению долга Китаю за урон, нанесенный Опиумными Войнами 19-го века и насильственную наркотизацию населения. До этого момента русские обязались не поставлять английским и французским предприятиям продукты своих новых технологий.
Ниже передовицы бодренькая статья с калейдоскопом фотографий о спуске нового корабля с Екатеринбургской Верфи в Верхне-Исетский пруд. Подчеркивалось – специально для этого события дно пруда был почищено и углублено, берега обнесены гранитной набережной. Фотография под статьёй поплыла и превратилась в видеоролик, на котором со стапелей плюхается в воду новый суборбитальный сухогруз «Ефремов».
На второй странице в разворот фонтан фотографий и коротких видеороликов о новой совместной экстра-класса продукции автопромов России и Италии. Фантастические – то ли автомобили, то ли яхты. По всей странице то и дело выскакивали и прыгали надписи: «Русские моторы Итальянскому Дизайну!», «Итальянские Корабелы Русской Космонавтике!», «Первые Все-Сферные минус «Ноль» для частного пользования!»
А еще ниже Прямой Репортаж с события. «Берлинцы и гости столицы впервые увидят ранее строго секретный Российский Истребитель-Штурмовик «Сварог». Все-Сферный минус 10 000! В течение ближайших минут ожидается посадка звена этих неподражаемых боевых машин на площади перед Бундестагом!». Егор с интересом всмотрелся в живую картинку, пытаясь лучше рассмотреть три приближающиеся точки над крышами Берлинских зданий, но тут нестерпимо засвербело в носу, и Егор проснулся.

*

Вот такой сон приснился Егору в обнимку с Ольгой на заимке Павла.
Павел, когда встретил их вдвоём, на пороге своего дома, – ни слова не сказал, лишь крепко пожал руку. Словно расстались вчера и не было за Егором мерзких слов когда-то. Даже с утра поставил перед дверью кофейник с хлебом, маслом и мёдом, но не постучал, лишь кашлянул разок, заместо будильника.
Шел Егор не один до новосибирского села – провожал охотоинспектор. Потому как ноги подрагивали, да еще слегка кружилась голова, и это заметив, Павел вызвался его сопроводить.
Конечно, именно Изделие Маслова, годами неистощимо подогревая воду в озерце, создало в замкнутой нише тайги вокруг него свой уникальный климат, куда Павел и пересадил, прививая, чуждые Западной Сибири растения. Теперь он будет наблюдать, что из них выживет, и как что мутирует. Докладывал свои планы на ближайшую зиму охотоинспектор  Егору. Но напускная уверенность не скрывала сожаления об исчезновении Теплого ручья. Как неизбежное следствие выемки Изделия…
Бодрость и невиданная свежесть наполняли Егора, вопреки подрагиванию не совсем послушных ног и нытья мышц по всему телу. Весёлая злость полнила думы, - как он их всех сделает! Он уже отыскал в записной книжке подходящего, а в сложившихся условиях, – наилучшего кандидата на презентацию своей истории вместе с заказным фильмом, истинным изделием и прочими злоключениями. Профессионального и бескомпромиссного, достаточно известного немецкого журналиста, приезжавшего в Россию и бывавшего у них в редакции. Единственно, что он не хотел доверять никому, а тем более, на растрёп всему миру, – это свою любовь по имени Ольга.
Вдруг, пересекая небольшую лужайку, он обо что-то споткнулся и со всего маху растянулся на траве. Охотоинспектор, смеясь, помог ему встать:
- О чем таком, заоблачном задумался, молодец? Смотри, что тебя на землю вернуло – надгробный камень.
Егор огляделся, и точно – стояли они около небольшого курганца, на вершинке которого виднелся из земли камень. С одной стороны плоско вытесанный, сделанный под надгробный памятник. Егор подошел к нему, наклонившись, раздвинул траву и, с удивлением, вслух, прочёл:
- «Злой был человеце  и черви его заживо съели».
- Я давно эту могилку приметил, - сказал Павел. - У деда как-то спрашивал, кто там лежит. А тот, как всегда, по-хитрому, ответил:
- «Кто, кто... А знать бы должен, что доброго человека на упокой в тайгу не поволокут, а из тайги, вернее, к погосту принесут, к людям поближе».
 Другие сказали, что жил в лесу человек, старовер. Только безумный и злобный. А староверские бабки шептали, что и не старовер был он, а последний волхв. И что в дырьях на его теле черви белые клубились, а он их выковыривал и подъедал. А взгляд имел такой безумный, что у баб от него выкидыши случались, а у крепких мужиков были сильные головные боли и ночные лихорадки.
Егор присел перед камнем, еще раз прочёл надпись, даже ковырнул землю, - может, есть там продолжение, но передумал рыть. И тут ему в голову пришло решение – не поедет он с Изделием единовременно. Надо с ним разойтись, а то – слишком аппетитное ассорти: он, фильм и Изделие – на одном блюде! Отдаст он его Камаринову на отдельную транспортировку, а подстраховавшись, напишет адресатом того известного Германского журналиста, герра Кугеля из «Штерна», с указанием: передать по прибытию груза в Германию.
И только он так подумал, как в чаще раздался вой. Этому вою ответил воем и присвистом Павел, потрясая ружьём, Из-за деревьев рванули через травяную прогалину несколько волков, больших, средних и малых, – словно меховые дрожащие, подпрыгивающие кулечки. И визжащие, как-то не по-волчьи визжащие, а мерзко, и в чем-то по-человечьи: словно выкрикивая обрывки матерных слов.
 Или это не волки? Уж не бесы ли? - Пронзила Егора догадка, и побежали мурашки по спине. Он беспомощно посмотрел на Павла. А тот, словно прочитав его мысли, ответил:
- И такое бывает, в лесу всякого водится. Постой, а уж не твои ли бе…сы, - Павел чуть поперхнулся на слове, но проглотил, - сдристнули?
Егор пожал плечами на полном серьезе. И еще подумалось: «Сдристнули… Если бы так!.. А не к своим ли настоящим хозяевам они с весточкой понеслись?»




                Глава  Тринадцатая.
                Казнь.
               
  …Странное  состояние двух девочек подвигло главного врача одной частной клиники провести целое расследование с привлечением специальных дорогостоящих лабораторий и частных сыщиков. В результате выяснилось, что всему виной новый сорт чупа-чупса  содержащий целый коктейль синтетических наркотиков, вызывающих психо-сексуальное напряжение нервной системы и наркозависимость…            
…Из России. Челябинская область. Сергей Петров отец одиночка четверых детей инвалид безработный  выловил из местного озера, находящегося в аренде у частного лица, четыре рыбы весом два килограмма, сто грамм. Рыбак был задержан вместе с преступным  уловом. За четыре рыбы Петров получил четыре года  тюрьмы…
… Греческих  земледельцев не пускают на свои виноградники. Оказалось, что их участки, заложенные в греческом банке, недавно обанкротившемся, были перезаложены в банке американском, а тот  без лишнего шума продал землю карибской туристической фирме, которой не нужны виноградники, а нужен горнолыжный курорт. И скоро склоны греческих гор покроет искусственный снег… 
….Сегодня нас ждут резкие скачки атмосферного давления, кратковременный дождь, возможно – град. Берегите свои автомобили, паркуйтесь на крытых автостоянках..,

Гюнтер ехал с Ваней на заднем сиденье одного из Ваниных автомобилей. За рулём Ванин водитель, с борцовской плотной фигурой. Пересекали границу через один маленький городок, о котором Ваня рассказал презанятную историю.
Был этот городок ухоженным и тихим. И жил в нем полицмейстер, под стать городку – основательный, неторопливый дядька. Преступность не слишком докучала господину полицмейстеру. Мелкое воровство из магазинов, несколько угонов и несколько пьяных драк – вот и все, что набегало за год. И, в подавляющих случаях, благодаря приезжим.
И все было бы хорошо и дальше, если бы не поселилась в городе семья балканских цыган. И сначала их было не много: семейная пара с тремя детьми. Но потом приехал брат и сестра, прихватив дедушку и бабушку. Потом сразу трое двоюродных братьев. А потом…  потом их никто ни различить, ни сосчитать не мог.
 Участились кражи, люди начали запирать двери, дети начали приходить из школы с синяками на теле. Появились наркотики. Парочку человек из цыганской братии полицмейстеру все же удалось пристроить на тюремное довольствие. Но это ничуть не умерило криминальный пыл оставшихся.
Один из выводка как-то сказал, что немецкую тюрьму они все рады посетить. В цыганской жизни так мало сытого покоя… И никто не мог помочь полицмейстеру. Ибо какими-то путями некоторая часть цыган стала-таки полноправными гражданами Германии. Причем, не замеченными – ни в воровстве, ни в мошенничестве. А остальные – просто загостившиеся родственники. Стоило же полицейскому только спросить, что ж они их не выпроводят, старик со старухой (германские граждане) упали на коленки и стали просить полицмейстера выгнать их самому. Но заявлений писать не будут, - уж слишком родню боятся.
 Так и мучился бы в сомнениях господин полицмейстер. Если бы к нему не подъехала пара молодых людей. Бодрых телом и чистых лицом, но по повадкам много в жизни повидавших. Те, предложив ему за их счет отобедать, без обиняков, сделали предложение. Полицмейстер содействует переселению в его город нескольких семей русских немцев. На городской территории, помимо мелких частных, за которые они не отвечают, обязательно откроется хорошая крепкая фирма оптовой торговли. Чем та фирма будет заниматься – не важно. Главное: дело будет  экологически чистым.
 В общем, полицмейстер дружит с ребятами, ничего не замечает, никуда не лезет и другим не советует. А ребята, со своей стороны, гарантируют, что городок снова станет тихим, даже тишайшим. Таким тишайшим, что даже местные юнцы забудут, как засиживаться за полночь с пивом в парке.
 «Хм», - сказал полицмейстер. «Интересное предложение. Но у меня есть цыгане. С ними вам ничего не сделать – они неуправляемы». На что ребята сказали: «Главное – это согласие на дружбу. А свою часть добрых отношений – Тишину – мы гарантируем.
 Все зависит от людей – от их природы, норова. Вы вот, господин Полицмейстер, человек неторопливый, суеты не терпящий. И жить бы вам, так не заворачиваясь, в соответствии собственной природе. А то, ведь, как бывает... Вот, соседний городок. Там тоже был добрый дядька-полицмейстер – и город был тихий, добрый. Но ушел полицмейстер на пенсию. Пришел молодой да непоседливый, стал лезть везде, присматриваться, справки наводить, запросы слать по разным странам через Интерпол. Кончилась тишина в городе.
 И начались  непорядки. То кражи наглые со взломом – главное, больше раскурочат, чем украдут. Пожары, поджоги, разбои ночные. А наркота – чуть ли не на улицах валялась. Потому, как вполовину дешевле, чем во всей остальной Германии была. Вот такая пошла жизнь.
 А всё почему? А потому, что порода у полицмейстера такая – непоседливая и любопытно злая. Вот и накликал беду. И, если на себя ему наплевать, – так, ведь, весь город страдает. А какие в том городе вырастут дети?! Думать надо о будущем. И о тихом сегодняшнем. Через Тихое Сегодня к Великому Завтра!».
 Вот до какого лозунга договорились ребятки. И полисмен, всё терзаемый сомнениями, именно на этот лозунг и повёлся. Почему-то. И пожал-таки руки ребятам.
- Да, так оно и бывает, - задумчиво резюмировал Гюнтер.
- Бывает так, что даже я не знаю, что они в этом городе делают. А ведь, кажется, одной крови с ними, одной судьбы… Русские же мы… Ничего – разберёмся с господином  Йенсом, я нанесу визит братьям по крови в этом городке.
 Гюнтер внимательно, будто что-то не разглядел ранее, посмотрел на сидящего рядом Ваню. А Ваня, почувствовав взгляд, повернулся – и, глядя Гюнтеру прямо в глаза, сказал.
- Приду. Посмотрю. Всё узнаю. И Вам доложу.
 Гюнтер почувствовал силу открытого взгляда и не стал играть в «Гляделки». Ваня заговорил опять, но сменил тон рассказчика, на тон делового человека.
- Я разберусь с Йенсом для себя. Он стар, ему пора на покой. А он распушил хвост как дон всех донов, «Каппо Де Тутти Каппи», твою мать. Мы всё-таки в Германии.
 Но правильней мне изобразить из себя наёмника. И сделать это по заказу твоих американцев… денег я у них не попрошу. А то засуетятся и подсунут фуфла какого-нибудь, по старой привычке. Я попрошу у них грин-карт. Два замаравшихся агента – две грин-карты. И не сразу, а тогда, когда надо будет, и на то лицо, на какое я захочу. Они, конечно, согласятся.
 Тогда для гарантий их чувства долга, я затребую, чтоб они не стесняясь, не становясь в позу, передали компромат, что на них нарыли люди Йенса, третьему лицу.
 Лицу всеми уважаемому. Вам, герр Кугель. После чего вы едете к друзьям-полицейским, продолжать нести службу. А я еду к Йенсу и убиваю его. Думаю, этот выстрел не останется не услышанным.
- Что же вы будете делать, обезглавив организацию Йенса?
- Отдам её вам. Да, – честно. Отдам, но кусками, пока не выстрою параллельные структуры, но уже чисто на своей базе, со своими людьми. А вы будете подниматься все выше и выше, с каждой сданной мною криминальной цепочкой. И, надеюсь, не только в глазах коллег, но и в реальных званиях и должностях. Согласны?
- Я не против. Но как-то всё лихо…
- Просто, когда всё правильно, срабатывает эффект правильной организации. Зачем людям объединяться, если вместе они зарабатывают столько же, сколько в сумме по отдельности? Так вот, эффект правильной организации - это повышение производительности. И не в полтора, не в два раза, а сразу на порядок, минимум в десять раз. Так?
- Только так! - согласился Гюнтер и засмеялся, чисто и радостно.

*

Беседа с американцами прошла бурно. Главным образом, благодаря здоровенному рыжему детине, не стеснявшемуся в выражениях. Но всё решилось, как и планировал Ваня. Покинув ФБРовцев в их «санатории», сев в автомобиль, Ваня совершил некие манипуляции со своей одеждой и, показав Гюнтеру, как пользоваться специальной аппаратурой, попросил сопроводить его до кафе и, оставаясь в машине, подстраховать. Гюнтер, хоть и не желал того, – согласился. И они поехали на встречу с герром Йенсом. На последнюю их встречу.
В тихом кафе было немного посетителей. Но они были. В углу, подальше от барной стойки и танц-пола, за отгороженным деревянными панелями столиком восседал господин Йенс в обществе трех господ – политика, шоумена и  бизнесмена от антиквариата. Также  Ваня приметил две группы посетителей специального назначения – телохранителей. Когда появился Ваня, то никто из присутствующих не встал, не протянул заискивающе руку, как ранее. А только один улыбающийся герр Йенс кивнул ему на место за столом.
- Присаживайтесь, молодой человек. Сели? Крепко сели? Вот и хорошо. Сегодня я предпочту не украшать свою речь дипломатическим этикетом. Вы заигрались, господин Бергер. Настало время отвечать.
 Йенс сделал паузу, верно ожидая какой-то фразы от Вани, но не дождавшись, продолжил:
- Вы создаёте ненужный в наших сферах ажиотаж. Вы влезаете в чужие дела, вы беспардонно перебегаете дорогу уважаемым господам и лишаете их хлеба насущного. И, главное, - вы нарушаете хрупкое равновесие между национальными общинами. Вы провоцируете войну. А это опасно для всех, для самой Германии – не побоюсь высокопарности.
 Вы не представляете, сколько на вас накопилось компромата! Его хватит на несколько пожизненных сроков. И, если вы не примете наши условия, я обещаю, - и с этой фразой кинул на стол перед Ваней пухлый пакет, - мы им воспользуемся. А при сборе компромата мы были скрупулезнее полиции.
 Йенс опять сделал паузу. На этот раз Ваня ответил:
- С обвинениями я согласен. В компромат верю. Каковы будут ваши условия?
 За столом возникло оживление, герр Йенс воскликнул:
- Вот! Я же говорил вам, что он человек разумный!
 И уже с серьезным лицом вынул из внутреннего кармана листок, согнутый пополам.
- Здесь список всех ваших и подконтрольных вам предприятий. Что сюда не попало, пусть так и будет, – герр Йенс был сегодня явно щедр. - Половину из указанных в списке вы передаете под контроль моих людей, вкупе с незаконным бизнесом, разумеется.
 В каком виде это произойдёт - вас проконсультирует мой юрист. И предупредите своих бывших сотрудников, чтобы не вздумали продолжать какие-либо операции втёмную, не ставя в известность моих людей! Карать будем беспощадно.
Ваня кивнул согласительно головой  и сказал:
- Я согласен.
Эти его слова окончательно расслабили общество за столом. Но Ваня продолжал:
- Я вот только на счёт Германии не совсем согласен…
 Ваня, одетый в любимый костюм цвета платины, сидел, сложив руки замком на столе. Гости и сам герр Йенс не уловили движения руки Вани, как внушительный кинжал вонзился в шею Александера Йенса. Чуть  выше Адамова Яблока, и слегка наискось вверх. Пробив гортань, сломав шейные позвонки и приколов дона Берлинской мафии, уже мертвого, к деревянной спинке высокого стула.
 Ваня продолжал тем же не изменившимся ровным тоном:
- Вы все, господа, отныне живете по доверенности. Выписал её Вам - я. Только что. И пули в ваши головы уже выпущены. И рано или поздно, - через неделю, месяц, год, - но пули долетят и просквозят ваши черепа. Как только вы прекратите милые со мной отношения.
«Дойче» Ваня встал:
- Покидая вас, напоминаю, что сегодня, здесь вы видели человека, похожего на Немецкого Ваню, но Вы в сильном сомнении из-за стресса.
Ваня задвинул стул:
- Вы должны сомневаться. Всегда сомневаться.
 И на этом Ваня покинул кафе.
Спокойно и ровно.
 Тут только герр «Политик» просвистел пропавшим ,вдруг, голосом:
- Почему его не досмотрели?  - это он, верно, обращался к охране за соседними столиками, остолбенело проводившей глазами Ваню.
- Почему он прошел к нам, и вы его не досмотрели? – уже во весь голос востребовал господин политик, прокашлявшись.
 Охранники бестолково переглянулись.
- А мы его не видели, - ответил один из них, наверно старший. - Как он прошел – мы не видели. Увидели лишь, когда он уже сидел за столом – мирно сидел. А раз он там… нам уже и в голову не пришло его проверять… Конфуз какой-то…
 Гюнтер не видел сего препирательства в кафе,. Зато он видел в автомобиле. И на дисплее телекамеры, чей «зрачок» в виде значка висел на лацкане Ваниного пиджака, видел и слышал всё -  весь разговор и само убийство.
И тронув , аккуратно машину сместа, как только в нее сел Ваня. Ни подумал ни о чем, кроме как уехать.
 И теперь герр «Полицейский» сидел рядом с убийцей, ехал вместе с убийцей.
И не думал его арестовать. Спокойная откровенность Вани, там за столом, в кафе, заморозила Гюнтера первобытным ужасом. Ужасом дикого животного перед внезапно вспыхнувшим рукотворным огнем.
 Гюнтер и Ваня расстались уже на окраине города. Сотрудник Интерпола остался ждать, вызванных по телефону, друзей-полицейских, а Ваня поехал обратно, в Чехию. Изображать алиби..
Но звонил и звонил сотовый. На его дисплее светилось имя: «Настя».
И Ваня сжимал губы. И сбрасывал вызов…


                Глава Четырнадцатая.
                Аут.

…Вчера полиция Потсдама вступила в боестолкновение с нелегальными мигрантами из Афганистана. Вооруженные, оставленные ненадолго сопровождающим их албанцем, они выглянули из наглухо закрытой будки автомобиля. Увидели цветущие ухоженные улицы, каменные здания и, знать не зная ни про какую Германию и Потсдам  решили, что они на Голанских высотах, а вокруг - израильское поселение. И кинулись срочно грабить дома…
…В Калифорнии распространился остроумный и весьма симптоматичный способ преступного бизнеса. В офисы состоятельных и респектабельных компаний вламываются шайки цветных жителей штата, и , с  криками: «Расовая дискриминация! Фашизм! Меня здесь назвали ниггером!» выносят всю компьютерную и орг.технику…
. .. мужчинам и подросткам! О пагубном последствии пристрастия к пивным сухарикам. Независимое расследование доказывает: в пивных сухариках – под маской вкусовых добавок чипсов, ветчины, грибов и прочих , вводятся химические препараты,  практически отрубающие у  сперматозоидов  хвостики. Сперматозоиды теряют подвижность и уже  никогда не способны проникнуть в яйцеклетку самостоятельно. Потенция есть, а детей больше нет…
… Град сменяется дикими порывами ветра на беспощадный солнечный жар. Битые автомобили и сломанные деревья на улицах,  пожилые люди  и дети с  солнечными ударами в больницах…. 

 На следующий день, после договора с немецким бандитом при посредничестве немецкого полицейского, Питеру позвонили и просили больше не беспокоиться. Забыть о своих болячках, попить пивка и посмотреть телевизор. В телевизоре «говорящие головы» сообщали печальную новость о дерзком убийстве доброго гражданина города Берлина Александера Йенса. Убийство произошло в городском кафе, при свидетелях, личность убийцы устанавливается.
 Также, на месте преступления обнаружен пакет с отпечатанной на компьютере и подписанной господином Йенсом запиской, с предположительно сенсационным содержанием. В документах - имена известных и высокопоставленных людей Германии, обвиняемых Йенсом во взяточничестве, инсайдерстве и порочных наклонностях - от гомосексуализма до педофилии. Фото прилагаются.  Данные проверяются.
 Харроу с чувством удовлетворения покинул диван перед телевизионным экраном и переместился за экран компьютерный.
 Но тут вновь зазвонил телефон. Ребятам позвонили из Штатов. Немотивированно наорали на них – ничего не предъявляя, но говоря, что у ЦРУ что-то на них есть. Сообщили, что в ЦРУ крайне недовольны и требуют отстранения их от дела.
Потом заклюкало в компьютере. Это звонил по видео-интернету  уже господин начальник их непосредственного начальника. А потом позвонил сам непосредственный начальник, отец жены по совместительству, и, всем предшествовавшим посланиям в контру, успокаивал их. Чему-то даже восторгался, рассказывая, как выспрашивал у работников из Лэнгли, чего такого его подчиненные подсыпали на хвост ЦРУ?
 Цереушники рычали. А на основательную просьбу конкретизировать, ответствовали: «закрытая информация, но крайне негативная». Так что «папаша» рекомендовал не брать в голову, не спешить домой, а, как положено аккуратным работникам, если не доделать начатое, то хотя бы расставить все точки над «и» и получить моральное удовлетворение.
Начальник очень хорошо знал Питера и не прочь был поиметь пару уколов для ЦРУ у себя в потайном кармане.
 В итоге, Питер остался почти спокоен. Но все-таки налил себе немного виски для эмоционального баланса. Но голова не освобождалась. Её продолжала свербить – назойливо, паразитически – мысль «о пустом месте и месте не занятом»…
 Появился Эндрю О'Брайен – заспанный и угрюмый. Выслушал новости от Питера. Помрачнел еще больше и, посмотрев на явное несоответствие выражения лица партнера моменту, вопросил в слух:
- И чем же это мы так удовлетворены? Радуетесь перспективе увольнения без пенсии?
- Так… есть задумки, - отвечал Харроу и, позвонив Гюнтеру, сообщил вкратце о своём положении, предположил, что  ЦРУ затребует их выдворения, и попросил не выселять их из обжитого уюта пару, тройку суток. Гюнтер подарил пять суток.
 Слушая этот разговор, О Брайен спросил жалобно:
- Зачем это? Я домой хочу.
 Питер торжествующе посмотрел на партнера и сказал:
- А я ведь почти поймал Кейна Элдриджа.
Эндрю недоверчиво хмыкнул:
- И мы остаёмся, чтобы как-то компенсировать и отпраздновать это наше: «Почти»?
- Нет, я хочу лично нанести визит Кейну Элдриджу. Этого требует моя репутация.
О Брайен оживился:
- И моя. Питер, я с тобой!  Мы нанесем парный визит? И где это будет?  Где этот Кейн? Ты прямо сейчас поедешь в Россию?
- Нет, он сам скоро будет здесь.
- Где?
- Город Берлин. Столица Федеративной Республики Германия.


                Глава Пятнадцатая.
                Где-то В Америке. Полигон.

… В Чикаго сиделка – домработница перепутала младенца с индейкой и засунула ребенка в духовку. Преступница - афроамериканка потребление наркотиков отрицала категорически. Анализ же крови показал повышенное содержание психотропных веществ. Но все они являются компонентами легальных медикаментов, продающихся в любой американской аптеке….
...по проведенным закрытым исследованиям одной из дальневосточных корпораций выяснилось ,что автомобили приобретенные в США афроамериканскими потребителями ломаются в два раза чаще чем у белых потребителей. А бытовая техника с электронными составляющими – в два с половиной раза чаще…
… Современное образование ведет к глобальной катастрофе! Даже при высокой компетенции управленческой элиты  само их функционирование посредством компьютеров, которые и управляют реальными процессами, отучило современных специалистов прочувствовать саму ткань, «мясо» этих процессов, процессов,  порою, силою в миллионы киловатт. Из  этого «Не прочувствования»  и выросли последние локальные катастрофы Енисейская ГрЭС,  АЭС на Хоккайдо, скважины в мексиканском заливе…
… И никакой «человеческий фактор», в совокупности, не имеет и сотой долю влияния на планету сравнимую с Солнцем, Влияния, и глобального – климатического, вулканического -  и на клеточном уровне всех организмов земли. О влиянии на человеческую психику я просто умолчу…  Периодически, раз в четыре – пять лет, чтоб звезду саму не разорвало, Солнце сбрасывает из своих глубин сгустки лишней энергии.. Последнее несколько циклов солнце пропустило. Так было и раньше, но всякий раз, после пропущенного цикла мощность следующего выброса увеличивался в квадрате… На сегодня мы имеем уже три пропущенных цикла! Циклов без выбросов. И каким он будет грядущий «День жестокого солнца»? Боюсь и подсчитывать, и гадать…


По песчаной площадке размером в половину квадратной мили окруженной металлическим забором ездили, ползали, носились машинки разных конструкций, все имели на своих боках логотип «DAPRA» и имели одну общую конструктивную особенность – каждая была снаряжена  мачтой с матовым шаром, либо коробочкой на верхушке. Кейн Элдридж, прихлебывая пиво, смотрел с высокой скальной террасы, как две таких машинки столкнулись и неуклюже пытались разъехаться.
- Вот, различные модели со всевозможными типами двигателей и преобразователей! Это – будущее энергетики и цивилизации! – Вещал рядом один из местных яйцеголовых корифеев науки, внешне более похожий  на молодого бомжа.
- На каком топливе?
- Один из видов электричества, – туманно ответил восторженный «Яйцеголовый».
- Аккумулятор?
- Нет, наработки Легендарного Теслы! Беспроводная передача энергии!
- Н-да? Что-то не слышно и не видно ваших достижений.
- Глубокая секретность! Уже запущено производство нескольких удачных моделей! Идет серия – конвейер! Мы заготовим сотню миллионов, две сотни миллионов двигателей и тогда предъявим их миру. И положение США взлетит на недосягаемую высоту! Мы будем просто инопланетной цивилизацией над копошащимися внизу лузерами.
- Ну, так удачи вам, - сказал Кейн собеседнику неряшливого вида.  И сунув тому в руку недопитую бутылку пива, пошел со скалы,  подальше от пронизывающего ветра, дувшего вдоль каньона.

*

В местном «полевом» баре для сотрудников народу было полно.  Но шумно не было – стоял ровный гул приглушенных разговоров и потребления пива. К столику, за которым сидел Элдридж, подошел слегка пухловатый и слегка лысоватый, но довольно милый очкарик и, прокашлявшись, вежливо попросился за столик к Кейну. Тот соизволил. Очкарик, присев за стол и покрутив меж ладоней полную кружку, принялся говорить, несколько смущенно:
- Я заметил вас еще на смотровой площадке, - вы беседовали с Роном. Вам мой коллега слегка слукавил, там, на полигоне… о характере энергии… и её происхождении… и её первооткрывателе, тоже, наверное. - Очкарик осторожно оправдывался за молодого научного бомжа. Парень, видно, получил более полную информацию о Кейне, новом для многих здесь человеке.
- Многовато для определения: «Слегка слукавил».
- Джон Малкин, извините, - решил, наконец, представится собеседник.
- Кейн Элдридж, - Кэйн был взаимовежлив.
- Н-да… Вообще, характеристики энергии не известны. Просто, в районе приёмника – вы его видели: матовый шар на конце мачты – повышается гравитационный фон, а преобразователь выдает электроэнергию… К тому же, как выяснено, никакой прямой связи между излучателем и приемником не существует.
 Мне кажется, мы просто берем энергию из какого-то другого измерения. Порой, все машинки, я сам видел, ездили по полигону при выключенном излучателе. Порой, энергия переставала преобразовываться – тогда включали излучатель, и энергия опять поступала, но через какой-то период, причём, всегда разный. Словом, совершенно не понятно, откуда мы берем энергию и куда излучаем. Причём, у меня с каждым днём крепнет догадка, что мы кого-то обкрадываем, и добром это не кончится.
- Да?! А вам не казалось, что вся эта энергия в принципе не идентифицируется?
- Да…
- И, может быть, это продукт не Света, нашего, а – Того Света?
- Да,- кажется. И, порой, жуть охватывает…
А насчет автора… среди документов Теслы, напрямую не связанных с его открытием, однажды демонстрированным, были обнаружены подробные описания приемника и преобразователя, причём кусками и без всяких следов в черновиках…
- Это похоже на Теслу. Он работал сразу на чистовик, почти без черновиков. – Прервав ученого, вставил Элдридж.
- Практически воссоздать проект не могли весь 20-й век – не было необходимых материалов. То есть проект был проработан на технологическом уровне, достигнутым нашей цивилизацией только через 100 лет. Будто Тесле кто-то передал уже готовые приборы и он их с успехом использовал.
 Им были проведены широко, и не очень, разрекламированные опыты по передаче энергии: зажигал северное сияние в средних широтах и долбанул по тунгусской тайге. Потом он разобрал аппаратуру, описал, и…, то ли уничтожил,  то ли вернул хозяевам... Во всяком случае, во время второй мировой тех приборов у него не было, скорее всего. Его очень просили, даже давили просьбами-требованиями предоставить свои наработки для серийного использования. Даже просили, хотя бы просто самому лично использовать, для единичных акций по объектам противника, без участия посторонних. Ни в какую –  его даже обвинили в сочувствии нацистам.
-  Я в курсе о  проблемах Теслы. Ещё по его разработкам, но без его участия и согласия, провели опыт, и на какое-то время исчез эсминец, а его команда поголовно сошла с ума. У меня с тем эсминцем схожие фамилии… А вы в курсе, что в России у него были соратники и последователи?
- «Соратники»! Да, лучше не назовешь, при том бешеном вале атак, которое выдерживал Тесла и его последователи от традиционной науки... Да что это я Вам говорю, читаю лекции по  предмету. Насколько я в теме: вы командированы к нам от секретной службы в качестве эксперта по истории вопроса?
- Точнее: по секретным документам, касающихся данного вопроса.… А вы – тот научный руководитель, которому я их должен передать, – не так ли?
- Наверное, так. Мне сказали побеседовать с вами. Но ничего – насчет документов.
На этих словах Кейн Элдридж вынул из-за пазухи два объёмных пакета и передал их Джону. Тот принял их обеими руками и глаза его алчно сверкнули. Он тут же забрался в один из них.
- Что тут? Да тут на русском, кажется… или сербском… Никола Тесла был серб, не так ли? И это его черновики!?
- Нет, не совсем. Или совсем - нет. Это оригиналы документов из далекого уголка Сибири, времен сталинского ГУЛага, только недавно попавшие к нам в руки. Успели, правда, в черновую перевести. Но не профессионально. И я не знаю, сколько человек-специалистов по языку надо задействовать. Ведь там всё намешано. Сумбур стилей, раздрай терминологий, даже на одной странице.
Здесь письма различнейших людей, докладные записки, доносы. Есть черновики,  и что-то наподобие психотерапевтических записок, дневника личности, принадлежавшие господину Маслову. Русскому учёному, соратнику и, судя по всему, другу Николы Теслы. Он погиб в тридцатых годах при попытке побега из лагеря. Или покончил самоубийством – это ещё надо разобраться. Потому как устроили ему побег сами работники ВЧК–НКВД… В общем, пока дело тёмное. Вот перевод дневника. Сам переводил, уж простите, если, что не так.
И с последними словами Кейн вытянул из второго, лежащего на столе пакета отдельный файл с листами бумаги. Джон тут же вынул их и стал, перелистывая, бегло проглядывать строки. Через какое-то время он изумленно обернулся к Элдриджу.
- Что это? Это более похоже на философский трактат и инструкцию по магии одновременно.
- С этим мы и будем разбираться.
- Да?.. Ну, вот что это: «… До начала Всего была Тьма. И во Тьме, из Тьмы родилось Желание. (по аналогии со спеленатым и безвременно брошенным в темноту камеры человеческим существом, произведения Джека Лондона: «Человек в Смирительной Рубашке».) Только Я помню это чувство с младенчества. Это было первым запомнившимся ощущением–чувством - важнейшим, основополагающим в жизни, по своей силе, целостности и ёмкости.
 Представьте человечка, еще не умеющего ни ходить, ни говорить, вдруг, со всей полнотой осознающим, что он Есть.
 Он лежит в темной спальне спеленатый по самые ноздри, с руками, плотно прижатыми к телу. Он не помнит, как и когда описался, только вот стало ему мокро и холодно, и он рвется из-за всех младенческих сил, но не поддаются мокрые пеленки. Он кричит, и не слышит крика. И в этот миг сплетаются воедино и навеки – хлад, дрожь, тьма, одинокость и неимоверное напряжение в бесполезном усилии – порвать пеленки, спеленатые со тьмой, и выйти к свету…
 И у меня было ощущение, что свет родился внутри меня. Свет этот был зеленоватым, с магниевыми искорками. Он пролился из глаз и, разогнав черноту, осветил предметы комнаты: шкаф, двустворчатую дверь и пару окон с закрытыми ставнями.
В начале  каждого опыта есть Желание. Потом: Решение и Усилие.
И Тьма родила Свет…»
 Или вот это:
«… Если свет – это движение, переменчивость, рост и умаление, Если он, всё то, чем наполняется Пространство и Время, то, как ни банально звучит, во Тьме нет Света, а с ним нет пространства и времени.
То есть, возникшее во тьме, пребывает сразу везде.
 Структура тьмы в свете стала структурой информационных каналов. Значит, при определенном усилии, через тьму можно извлечь всё, что угодно. Но только как информацию, образ. Воплощать это придется своей собственной плотью, в каком-то смысле саморазрушаясь (или трансформируясь).
 Вообще, исходя из данной логики, все события случайны, но структура тьмы, пронзая плоть света, моментально распространяя образ случайности, делает её закономерностью, провоцируя её повторяемость, не-уникальность. Так как в структурах тьмы нет времени.
 Мир света, наращивая со временем и во времени свою плоть, свою массу через червоточины тьмы, способен информационно замыкаться на свои первоначала. Тем самым воспринимая созидаемого Бога - Всегда Бывшим и Всесущим. Что, пусть и саркастически звучит, сообразуясь с правилом Тьмы об отсутствии прав, у кого бы то ни было, на Первородность, так и есть.
Уж не погонимся мы в сонме первочастиц выделить именно ту, перворожденную, да еще тогда, когда и Времени самого не было? Так что, Бог – есть, потому, что Бог – это Свет. И Богом будет, перманентно возвращаясь из созидаемого нами Будущего в каждую точку, в каждую первоединицу сущего - Настоящего и Прошлого. Через структуру тьмы пребывая всегда и везде единовременно…»
- С этим мы и будем разбираться, - упорно повторил Кейн.
- Мне сказали, что вы привезли действующий образец силовой установки?
- Только снимки, фото и видео, данные сканирования, с подробнейшими анализами и описаниями, - извините, вас неверно информировали... Извините меня, Джон, но я на некоторое время покину вас. Мне нужно посетить  Европу.
- Но мне сказали, что вы будете с нами, пока мы не разберемся со всеми вопросами. Начальство, наверно, этот дневник и эти документы имело в виду.
- Всего на пару дней. Это личное. И вас, Джон, я информирую лишь потому, что вы сразу вызвали к себе симпатию. Мы сработаемся – я уверен. До свиданья, коллега.


                Глава  Шестнадцатая.
                Дар.

 … Премьер-министр России потребовал сегодня от каждой нефтедобывающей компании довести долю переработанного в ГСМ сырья до 50% от объема добычи, к концу года. И обеспечить, наконец, страну собственным топливом. Иначе отымут допуск к экспортной трубе …

…Из Кустаная, Республика Казахстан, сообщают. При попытке задержать в парке трех подвыпивших  граждан, пострадали двое полицейских. Полицейские применили табельное оружие  и боевые приемы, но силы оказались не равными. Один полицейский в больнице с  травмой головы, нанесенной хулиганами отобранным у него табельным оружием – дубинкой. У второго полицейского  пострадала форма одежды – оторваны погоны и распороты штаны ниже пояса. Приказом начальника Областного управления полиции отныне патрулировать приказано патрулями числом не менее пяти человек. Патрули полиции будут усилены солдатами местной воинской части ….
….Молодые одесские ученые, Ведалян и Наростов, в нерабочее время и на собственные средства собрали действующую модель летательного аппарата на основе антигравитационного двигателя, практически заново придуманного после ознакомления с не совсем подобными зарисовками легендарного Николы Теслы.
Академик РАН Луцин и член-корреспондент УАН Кунц наблюдая за полетом аппарата резюмировали:
- Чушь!
- Мошеннические фокусы, определенно!....
… Над всей Европой ясное небо. Солнечно…

Проснувшись поздним утром,  Фридрих,  после принятого душа и чашечки кофе, заглянул в кабинет управляющего. Он удивился, застав в нём Ваню, всего в делах. Секретарша доложила,  шепотом:
 - Он вчера уехал с вашим другом, - она имела ввиду Гюнтера. - Рано утром уже вернулся на базу. И уже дал длинный список телефонных переговоров с абонентами из Германии, Польши и  еще из нескольких стран.
Вообще, ощущение революционного штаба было налицо.
Немецкий Ваня увидел в приоткрытую дверь Фридриха, прервал разговор с посетителем,  и кивком головы предложил ему зайти.
- Присаживайтесь, герр Корбер, у меня от вас теперь не будет тайн. И первая «Не тайна», - вчера, когда я мирно почивал на этой базе, какой-то господин, очень на меня похожий и мной представившийся, нагло, при свидетелях, убил в кафе Александера Йенса.
Фриззи почесал нос и, глянув на посетителя, уже примелькавшегося господина, по имени «Гелли», кажется, решился спросить:
- А ваша секретарша в курсе, что вы ночевали здесь, на базе? А то она мелет черте что. Не выспалась наверно?
- Что мелет?
- Что вы приехали сегодня рано утром.
- Н-да…
- Я и говорю: не выспалась. И это именно вы мешали бедной девушке выспаться своей неумеренной прытью, герр Ваня.
- Точно. Совсем девушка заморочилась. Кстати - вы, как раз и не забудьте ей напомнить, с кем она провела время сегодня ночью.
- Всенепременно…
Ваня о чем-то задумался, постукивая авторучкой по столу.
- Фридрих… а с вами удобно работать. Даже просто – удобно, когда вы рядом. Я знаю, что вы не имеете своего офисного помещения и назначенные встречи проводите по всяким забегаловкам. Я предлагаю вам устроить кабинеты во всех зданиях, принадлежащих мне, и дружественным мне организациям.
- Спасибо. Согласен. Надо будет выбрать.
- Нет, вы не поняли, – во всех зданиях, в которых я преимущественно работаю, должен быть ваш кабинет или хотя бы стол. Стол – напротив моего, если нет других кабинетов.
Фридриха это почему-то рассмешило. Он представил себя мотающегося по Германии с единственной целью – присесть и посидеть минутку на своем очередном рабочем стуле.
- Нет, вы не смейтесь. Вы не представляете – я добился на всех предприятиях, где больше пяти работающих, своего питания, пусть по договоренности с ближайшей закусочной, но – своего. И какая во всех местах одинаково вкусная, но такая разная, разных народностей кухня! Впору проводить кулинарные туры не по ресторанам Парижа, а по обеденным столам моих работников…
Тут Ваня прервался и указал рукой на сидящего перед ним человека:
- Вот, Фридрих, послушайте. Вы, конечно, знакомы с Гелли? Вот, он просит  отпустить его на «фриланс». В Америку, музыку играть. И это – старый школьный товарищ... Я, что – рабовладелец? Я никого не держу. Просто, у всех людей в обществе есть обязательства – они держат. - И, выйдя из-за стола, Ваня подошел к Гелли и, опустившись передним на корточки, взял его за руки и заглянул в глаза:
- Что главное в людях, Гелли?
Парень заметно смутился:
- Что они делают. Как с людьми поступают, наверно…
- Но как это оценить? Меняются времена, меняются и оценки.
Главное в людях – что они НЕ делают. Не делают сознательного зла. Не лгут, не предают. А высшее – это, когда Люди – Верят. Вера тоже из категории НЕ делать. Она пассивна – изначально, должно быть. Не домысливать, Не пошлеть, Не выдумывать, Не сочинять, Не представлять – а Верить. Иначе – Фанатизм. Фанатизм – это активная «Вера». Его следствие – Зло!
Иди, Гелли, я тебе верю. Просто останусь жить, делать свои неправедные дела, и тихо бездейственно верить. И ты тоже, Гелли, – тихо бездейственно верь мне! И ничего не делай. Не обманывай действием мою веру… Не предавай меня, Гелли…
Ваня пожал обе руки  другу детства и тот вышел из кабинета, со слезами в глазах.
Тут, по телекому раздался голос секретарши, она сообщила, что на проводе ЮАР и Россия – Ваня попросил соединить его с Южной Африкой.
- Привет, старый Воин! Не хочется говорить с тобой по телефону, потому что говорить надо много. На твоё имя забронирован и проплачен билет на авиарейс Йоханнесбург – Берлин, через два дня. Не отговаривайся, сворачивай дела и посети Европу, хотя бы на пару дней. Давай, старик, жду.
- Россия на связи.
- Давай… Сергунёк! Не буду растекаться словами, я пересылаю тебе по факсу список и координаты людей. Сообщи им, что я приглашаю их в Германию. Пусть скажут: кому нужны официальные приглашения и визы. Ты также им посодействуй, купи билеты, конечно... ну, во всяком случае, предложи. А то я тебя, «экономиста», знаю…
- Герр Бергер, с вами пытается связаться Китай, но постоянно срывается.
- И это бесполезно, постарайтесь сообщить им… Ну, как-то сообщить, чтобы позвонили вечером, тогда будет проще. Я буду ждать. А пока я буду на складе посылок, - сказал  Ваня секретарше и жестом позвал Фридриха за собой. Но тут Корбер сам придержал Ваню.
- Господин Руководитель. Если они позвонят «своим вечером», это опять будет «наше утро». Скажите просто, чтоб позвонили через десять часов.
Ваня сходу обернулся и сказал секретарше:
- Скажите просто, чтоб позвонили через десять часов.
А сделав несколько шагов по ступенькам, обернулся к Фридриху и, беспомощно разводя руками, улыбнулся:
- Вот я и говорю, что вы должны быть рядом.
Пока они спускались во двор, пока пересекали его, Ваня увлеченно делился сокровенным:
- Весь ХХ век немцев ****или, выбивали немецкую дурь. Дурь Исключительности. В итоге, кажется, вместе с дурью выбили и много других качеств, не всегда сугубо отрицательных.
 Вытравили Самоуважение — до исключительности — из, для всех остальных непреложных, правил существования. Задавлено до уровня футбольной гордыньки. Если собрать рекламу немецких продуктов за рубежами Германии и пустить их друг за другом одной лентой, то меня, русского, начинает тошнить и полнить Злоба на весь мир… А каково немцам, – хотелось бы знать!
 Неужели они лишь подхихикивают над этим образом себя? Образом отупевшего, бездумного, самодовольного бюргера, опившегося пива, обожравшегося сосисок, в подтяжках, коротких штанишках, гольфах и с флажком Германии в руке?
 Таким, и только таким мир хочет видеть немца.
 Франция, чьи войска в июле 40-го года просто отказались сопротивляться, и то имеет более боевитый образ в мире. Но там был Де Голль – это его удачный проект, и он гений – французы должны молиться на него. Ведь, в нашем мире: как оно видимо, как оно кажется, так оно и есть. Великая Франция! Что? Видно, да? Да, великая. Но и Италия, и Испания – уж кому бы молчать, или, как делали раньше, переводить внимание на другие темы, типа: «Какие мы делаем вина! А наши Яхты, видели?» Или: «А как мы поём и танцуем!» А сейчас они тоже распушились – на войну они ходют, петухи, – итальянские, испанские…
 И, чтобы почувствовать себя человеком, немцы бегут в Канаду, бегут в Южную Африку, не боясь черного равноправия. Бегут в Латинскую Америку, наконец, не боясь местных  Мачо и Наркодельцов. Остаются в Германии кто? Турки, черные жмурки, да наши, русские. Наши приехали сюда надолго.
 Наших в России… не знаю, как в послевоенные годы, наверное, поначалу кого и ненавидели – просто одних контуженных на это хватало, и на разные гадости. Но уже с 60-х немцев выдвигали на ответственные дела, порой, просто за одну Немецкую фамилию! Да, тяжко некоторым приходилось! А ты выдюжи, и за тебя потом глотку сами люди любому порвут. За тобой будет негласное, но всесильное – Мнение, которое не только сверху, оно и снизу, сбоку, оно со всех сторон, оно пропитывает, как спирт, – насквозь.
 И не надо русский - не политкорректный с национальностями - юмор приравнивать к европейскому – планомерному, методичному, злопамятливому Унижению. Унижению – с большой буквы и по всем статьям – это европейцы так привыкли бороться со страхом. Глупость, чисто европейская, даже еврейская по сути! Сильного надо уничтожать, а не гнобить, выращивая своим детям большие проблемы.
 Ваня зашёлся, Ваня развивал тему. И напрочь забыл, что он то и есть: самый что ни на есть немец. С обоих – с маминой и папиной – сторон.
- Уехали они от голода и вечной разрухи. Разгребай, разгибай её, проклятую, а придёт какой мудак и враз всё опять порушит, загадит, а ты – всё сызнова. Заебало их. Ну, нет в немцах – даже в наших – русского долготерпения и слезливого всепрощения!
 Я говорю тебе, они быстро раскусят европейские правила, увидят модель унижения и не побегут дальше. Нет! Наши немцы – пуганные и ломанные, но не сломанные – они скоро будут устанавливать свою власть. Конкретно подкорректируют политику Германии, а, следовательно, и Евросоюза. Это европейских тюхтяев можно пугать Русской угрозой. Наши немцы знают за «угрозу», они знают, что русские не хотят войны. Хотя любят подраться, особенно спьяну, и особенно со своими. А больше всякой войны русские не хотят еще раз воевать с немцами.
 А сколько в России развелось Германофилов! Особенно во власти, это модно. Тут еще метаморфоза с Американской мечтой случилась! И вот немцы возвращаются в русское сознание, но на новое, более обширное, Своё Место. Даже более – потеснив Францию и Италию в их традиционных нишах Русской положительной комплиментарности. С завистью к немецкому порядку и методичности. С любовью к немецким инженерам и музыкантам… Правда, те певцы поют больше на английском… А зря – русские уже готовы воспринимать немецкий и не вздрагивать, отмахиваясь от померещившихся овчарок и расстрельной эсэсовской команды.
Фридрих слушал Ваню с оторопью: он уже не понимал – с кем он разговаривает. Образ Вани плыл и менялся прямо перед глазами.
Они находились уже в подвальном помещении, среди стеллажей и столов. Ваня подошел к одному из них и принялся копошиться в двух стоящих отдельно коробках.
- Мне жаль это говорить, но вам, Фридрих, придется уехать. Гюнтер звонил и обещал заехать за вами.  С вашим делом улажено, насколько можно, но всё равно: придется давать показания. Но это ваш святой долг – не прятаться от общих врагов. А я жду бригаду различных следователей – будут меня допрашивать, допрашивать моих сотрудников, в общем, – дела!
 Но на прощанье я хотел подарить вам это – и Ваня протянул ему тяжелые янтарные, то ли бусы, то ли чётки – это из редчайшего археологического сибирского янтаря. Там, чуть ли не в каждой бусине - по мушке, по камарику , приглядитесь.
 А это – передайте герру Кугелю. На его имя пришла посылка из России. Не ожидал, что у него и там связи. Вот, возьмите.
 С этими словами Немецкий Ваня протянул Фридриху нечто цилиндрическое в зеленой оплетке и золотого цвета ободками, поясняя:
- Наверно, какой-то новейший китайский фонарик. По крайней мере, был запакован в китайскую упаковку. Представляете: в этот раз таможенники потрошили посылки, а мы уже более года возим без эксцессов. Наш сортировщик посылок всё вернул по раздолбаным ящикам, сверил с описями. Пусть герр Кугель извинит, что без ящика. Там были еще кедровые орехи, но они рассыпались, уж извините. Но ничего не пропало - тут строго, тут головы полететь могут.
Так, вот: сортировщик куда-то там нажимал – говорит, яркий тонкий луч, толщиной в мелкую монету. Без рассеивания, что-то близкое к лазеру, только белому. Странно, но я не знаю о таких. Вот, что значит: «закрутился». А так, я стараюсь быть в курсе всех научно-технических достижений. Берите.
Тут зазвонил сотовый . Ваня достал из кармана трубку. И побледнев некоторое время смотрел и смотрел в дисплей телефона к в икону. А потом нажал кнопку сброса.
- …Фридрих … Вы когда-нибудь любили?... Кроме своего дела и друга Гюнтера?
Фриззи, лишь пожал плечами от неожиданности.
- И будучи столь несчастливы, Вы – счастливы…. Так и надо! Наверное…Досвиданья! И, – удачи Вам!


                Глава  Семнадцатая.
                Шоу.

….Напомним: в конце 80-х в Париже трагически погибли двое русских конструкторов из Ленинграда, представлявших западной публики опытную модель автомобиля с двигателем работающем на обыкновенной воде, без всяких добавок. В день гибели  конструкторов, из охраняемого ангара исчез  и единственный экземпляр машины. И вот, спустя десятилетия, на острове Кипр, в одном из заброшенных  и подлежащих сносу гаражей, машина найдена. Найдена совершенно случайно, местным строителем – киприотом…
….Финансистам - новости из Лондона. Газпром выставил большой пакет акций на свободную продажу с дисконтом в 7 %....
…А по всей Европе возмущенные пикеты автовладельцев ...  правительство требует от продавцов объявлять цену  топлива на следующие сутки не позднее девяти  вечера предыдущих суток и не менять их в течение всего дня… огромные штрафы ... лишение лицензии …  следить за исполнением нового указа предписано недавно организованному отделу топливной безопасности…
… Сегодня в ночном небе звездопад. Добро пожаловать на «шоу метеоритного дождя»!...

- Категорически! Катастрофически! Необходим, если не весомый – реальный, вещественно-материальный, то хотя бы виртуальный Эквивалент – Эталон Стоимости-Ценности!  - Егор произносил речь на конференции посвященный показу сенсационного фильма, совместного производства Гюнтера Кугеля, журналиста «Штерна», и его, Георгия Колобова. -  Наподобие конкретного бруска золота. Несомненно, одно – он должен нести энергетическую ценность, как стержень грядущей цивилизации, где все ресурсы Планеты и продукты человеческого Труда и Гения, шедевры мастеров и наследие предков будут равняться через Энергию – энергетический ценностный эталон…
В этот момент в студию внесли и поставили между Егором и телекамерами старого  знакомого – однажды похищенного в таёжном лесу. И вот теперь опять стоящего перед ним, как ни в чем не бывало, сверкающего чёрной цилиндрической оплеткой и блестящего золотом ободков.
- Пожалуйста, господа, вот он основной кандидат в Эталоны! – прокомментировал Ведущий появление в студии Изделия.
- Желанный Эталон убивает Спекуляцию! – продолжал очумело, как заведенный, свою выученную речь, Егор.
- Энергетика делает огромный рывок вперед и становится чистой и безопасной, близко к абсолюту. К тому же – компактной и мобильной, дающей широкий простор для транспорта, для организации собственных сверхмалых производств потребителей для личных нужд.
В то время как основные производства, эту энергию потребляющие, продолжают массированно гадить в Планету.
Резонно поднять требования общества к ним – подняться до уровня Энергетики в экологической чистоте и безопасности. И не законы будут им главной угрозой. Будут они упорствовать и медлить – люди станут отказываться от их товаров и услуг, и будут сами у себя производить всё необходимое. Уж о своей среде обитания они позаботятся…

*

- То им «Коммунизм» отменили, то он, вот, – стал «Модным», а когда станет «Актуальным», так я с них со всех: саечку за испуг, фофан за забывчивость и пендель им  – за самодовольную брехню – с размаху и под сраку…
Вот такое, очень знакомое и уже почти родное, услышал Егор из-за двери своего номера в гостинице, когда он, мало помнящий самого себя, вернулся с пресс-конференции. И вот – мираж номер два.
 Первый мираж был, конечно же, чудесное появление похищенного в тайге Изделия, в самый что ни на есть подходящий момент, как по хорошо отрепетированному сценарию. На вопросы Егора отвечали, тараща глаза, что это ваш ассистент принес. «Какой ассистент? Как он выглядел?!» Ничего впопыхах добиться не удалось. А Изделие было с помпой передано присутствовавшим там представителям Швейцарского Института Исследований и Шведской Академии Наук для изучения, после формирования международной группы учёных.
Теперь Егор вспоминал о другом Изделии – оригинале Маслова.  Вспоминал, и тут же волосы вставали дыбом, но Егор успокаивал себя: посылка должна была отправиться другим рейсом этого же «таёжного канала». Упакована была в плёнку с китайскими иероглифами и выглядела простой блескучей игрушкой, типа фонарика. Эта упаковка была погружена внутрь ящика и засыпана кедровыми орешками. Почему он засыпал орехи, Егор себе отчета не отдавал. На ткани обтянувшей ящик написал: «в случае не забора отправителем Егором Колобовым, передать Гюнтеру Кугелю из «Штерна». Расписывая это, он так размахнулся, что название «Штерн» написалось сжатым и маленьким, с самого края. Ну, да ничего,- кто в Германии не знает известного журналиста Кугеля?
И вот сейчас знакомый голос из другой жизни. Егор решительно было открыл дверь, но сделал шаг и ножки его дрогнули. В его номере, как ни в чём не бывало, в креслах за журнальным столиком с вазой, полной фруктов, с высокой бутылкой и тремя – тремя! – фужерами рядом, сидели  двое.
Ножки Егора подкосились, потому что, помимо Михаила Федоровича, чей голос он услышал, за столом сидел Володя Мальцев. Героически погибший в своё время, прикрывая отход Егора.
- А-а! Дорогой! Заходи, заходи, – будь, как дома! – Приветствовал громко Мальцев. Одна рука у него была в гипсе.
- Молодец! Всё сделал. Всё, как по написанному! И побегал-то как хорошо! Ну, все поверили, что ты от нас бегаешь. – Бурчал довольно Михаил Федорович.
Егор присел на кровать. Волнами пошли накатываться сильные чувства: злоба – до ярой ненависти, и стыд – до порывов удрать.
- Вы меня пользовали. Вы меня предали!
Краснели уши, холодели ноги.
- И строили спектакли, - с этими словами Егор ткнул обличительным перстом в Мальцева. - И бросали меня под танк! – Егор взглянул на Михаила Федоровича. Ткнуть пальцем он не решился. «А сколько же ему лет?!» - Пронзила вдруг его мысль. - «И какой живчик. И всё неймется…»
 Гости переглянулись и засмеялись. Михаил Федорович даже протянул руку и успокоительно похлопал Егора по коленке.
- Во-первых: не все танки были мои. Была и реальная опасность. Опасность от моих закоренелых «друзей–товарищей», но и вступила какая-то третья сила…
- А то, что было на трассе у аэропорта, было реально! - Пылко вставил Мальцев, - Настолько реально, что остался жив случайно, чисто.
 Я когда направил, разогнавшись, машину в их джипы дорогу перекрывшие, сам выпрыгнул. Побился весь, руку, вот, сломал. Там: взрыв, ругань – маты. Нашли они меня, злющие. Попинали. Хотели пристрелить. Но один в маске сказал: «Оставьте его. Я его знаю. Он такой же исполнитель, как и мы…» Ну, пнули пару раз, напоследок, и оставили. Потом – милиция, «Скорая помощь»… Так, что мне даже обидно слышать от вас за спектакль...
 А спектакли были. В поезде, на вокзале, и взрывы телевизионщиков инсценированы. Но одному из группы башку пробили конкретно. Кто – не знаю. А вот аэропорт – это да. Тут враги. Да и после:  рыли  в Москве основательно. Мы, чтоб тебя вытащить и спрятать. А многие, очень многие, чтоб тебя зарыть, будто не было. Уже за упокой свечку пора было ставить. Но ты вывернулся! Ты просто – супер!
 Егор подумал, что Мальцев, выпрыгивая тогда из машины, не только руку сломал, но и сильно ударился головой. Из него пер молодежный дубоватый сленг, чего раньше не замечалось.
- У меня в тайге украли Изделие. И вот оно здесь! Что? Конкретно решили подарить врагам?
Тут гости  откровенно заржали.
- Господь с ними - пусть берут. – Вытирая слёзы пробулькал Михаил Фёдорович.
- Пусть исследуют, - пояснял дальше Мальцев, - то, что у них в руках. Как ты сам, наверно, догадался – это «Новодел». По материалам Маслова и по показаниям его сотрудников сооруженный. И, конечно, он у нас не один. Этот – пусть берут. Берут, и – раскрываются. Всё равно – его невозможно использовать в серии. Слишком не стабилен. Через некоторое время эксплуатации – выдаёт импульсы не заданных параметров, а какие ему на душу лягут. Может и взорваться. Самопроизвольно. Так что - это прорыв, прорыв несомненный. Но без конечного «товарного» результата. Это великая Кажимость – Обманка. Пустое место.
Но Егор не мог успокоится.
- А Американцы? У меня в тайге Изделие украл американец! Шпион!
 Тут Михаил Федорович положил ему на коленку свою теплую руку и проникновенно заговорил.
- Егор, ты думаешь наша проблема в США?
 Ошибаешься, – трения с США, по большому счету, только борьба за власть, пусть и на всю планету. Это всего лишь жёсткая, смертельно опасная, но все же – Игра. Вся фишка «Золотого Миллиарда» – это борьба за власть, за передний ряд: и в шоу, и в очереди за баландой.
 А в марте 2017 года обещали, что человечество перевалит за семь миллиардов – нет, теперь ясно, что будет больше восьми миллиардов, и намного. А значит, расчетного числа в двенадцать миллиардов, когда человечество перейдет в другую, совсем неопределяемую фазу своего развития, надо ждать очень и очень скоро – опережая графики запланированных программ по смягчению сего «феномена».
В чем «феномен»? А ты представь – на Земле 12 миллиардов и большинство из них стремительно стареет, а не взрослеет. Экономики ранее отсталых стран подтягиваются до жизнеобеспечивающего уровня, но ресурсы тают… А на половине ресурсов Земли сидит 1% и ничем делиться даром не хочет, продает втридорога, глубокой разведкой не занимается, затратную добычу не ведет. И, главное, – ни в каком «золотом миллиарде» не состоит, и половина людишек там – не гении какие, высоко духовные, а хамоватые дебилы и просто пьянь!
Терпеть эту горластую и гордую сотую часть человечества можно долго. Но рано или поздно неизбежно встанет вопрос. Вопрос не о первом ряде и лишней миске баланды в привилегированные руки, а вопрос жизни и смерти. И без всяких игр.
Просто однажды сдвинутся миллиарды, сомкнутся где-нибудь в районе Новосибирска – и русских будто и не было! Вот тебе – за идиотский национализм, за «черножопых» и «узкопленочных»! За символы России – водку и танк. За феноменальный разрыв в продолжительности жизни между мужчинами и женщинами: в полтора раза – эта «Родина» никогда не берегла своих солдат. Раньше говорили: не хочешь кормить свою армию – будешь кормить чужую. А у нас её не только не кормят – генералы и последние портянки украдут. А олигархи – двадцать самых богатейших людей планеты... и миллионы бомжей, дохнущие с голоду. И не надо врать самим себе, надо признаться – эта нация никогда не умела делиться среди своих. Иностранцу отдаст, врагу отдаст, только не своим – лучше удавиться. Если только делиться, вдруг, не придется всем и сразу. А чтоб добровольно: не к чему, и не для чего! Лучше еще яиц Фаберже прикупить – и капиталы сохранить и начальству приятно, и народу есть на что зенки выпучить! У нас даже разбираться не будут, кто свой, кто чужой – все чужие. Да и нельзя у нас разбираться, кто какого роду, –начнут копаться, так вообще русских не останется!
Я бы, если б не стар был – свой национализм учредил и проводил в жизнь. «Русскость» не выделять и обосабливать, а  – принуждать к ней! Выходи за русского, женись на русской! Не знаешь русский? Учи – приду, проверю, или ребят с обрезками труб пришлю, и чтоб им Онегина шпарил наизусть от корки до корки. Хочешь жить в России – отслужи России и будь Русским! Русский язык перенасыщен кислородом и окисляет, разъедает всё не стойкое в душе, останется самое стойкое и человек станет конкретно Русским лишь с «акцентом» на ту «чистоту».
…Вот о чем уже сейчас надо думать.
У Егора кружилась голова. Он устал.
- Я вижу: облетели с тебя последние розовые листики.  А-а, Егор? Так ты с нами?
- С кем, конкретно? Тут сам черт ногу сломит в вашей конспиративной мешанине!
Зазвонил телефон. Трубку взял Мальцев. Выслушав, посмотрел на Михаила Федоровича и кивнул, со значением. Старый волк, кряхтя, встал. Встал и Мальцев, по-военному оправляясь.
- Ладно, дорогой мой. Сейчас нам предстоит очень важная «случайная встреча». – Пояснил старик.
-Да, да – пожелай нам: «Не пуха!» - добавил Мальцев.
- К черту!
- Вот, вот! К нему и идём.


                Глава Восемнадцатая.
                Пустое Место.

… Китайские ученые продолжают глубоко засекреченные опыты в сфере так называемой «Волновой Генной инженерии». Лаборатория предположительно на одном из островов в тонкинском заливе. Но, и с острова бывают «беглецы». Первым был обнаружен, несколько лет назад на одном контрабандистском судне, рогатый кролик.. И вот: вьетнамские рыбаки  демонстрируют мутные фотографии, и говорят, что видели над морем  крылатого  ягуара, гонявшегося за чайками. А в водах залива - резвящуюся стайку водоплавающих мартышек с жабрами. Добро пожаловать в удивительный новый  мир! Магический мир химер и чудовищ…
…Неслучившийся посетитель клуба  «Эдмонт»  обиделся на фейс-контроль  не пустивший его во внутрь. Молодой господин сел в свой «Ламбожини», развернулся, разогнался и врезался в толпу у входа. Четверо молодых людей в реанимации, две девушки  скончались на месте. Анализ крови виновника происшествия показал: во время преступления он  трезв…
…Сегодня утром трагически погиб директор  «Лайон банка», Мишель Либер. Автомобиль «Опель Сенатор», потеряв управление, влетел в фойе отеля «Бермуды». Разбивая стекла, ломая колоны он врезался в месье Либера, смяв его грудную клетку, сломав  позвоночник. Кстати, вчера был убит президент финансовой компании «ВестИнвест», Абель Кунц. Застрелен сквозь пуленепробиваемое, глубоко тонированное стекло окна своего кабинета. Убит из крупнокалиберной винтовки, с применением прицельного устройства соединяющего в себе оптику и тепловизор…
… С минуты на минуту в Берлине ожидаем спасительный дождь..

 Кейн Элдридж шёл по коридору в сопровождении двух секьюрити. Перед входом в апартаменты его передали на окончательное обследование и сопровождение двум другим секьюрити. «Как много охраны, - мелькнуло в голове Кейна, - а Жизнь резвится без присмотра».  Его прощупали, просканировали и сопроводили за дверь. Там, за дверью, посреди зала, посасывая сигару, стоял его Босс. Не тот босс, что положен ему по иерархии Центрального Управления, а Босс настоящий – Ум и Воля. И не только для него, пусть и приближенного, но рядового работника Мировой Кухни Добра.
Увидев его, Босс дал знак охране покинуть их. И, будто они только что утром виделись, подозвал Кейна к себе. Оказывается, босс созерцал картину на стене.
- Обратите внимание, Кейн, как расположена картина. Не по центру стены, а смещена в сторону окна и даже, кажется… нет, верно, – и подвешена косо. Чуть-чуть… Прекрасный дизайнер, гениальный. О художнике ничего не скажу. Это не наше дело – «Художничать». Не правда ли, Кейн?
-  Мне не нравится эта картина.
- Мне тоже. Но она имеет определенную гамму, собственную гармонию линий. И дизайнер прекрасно её вписал. Гениально нашел место. Именно это и роднит его творчество с нашей работой. Вот только у одних работа «Видеть», а у других - создавать предпосылки для Видения.
 Есть такая работа: пестовать «Святое Место» - место приложения сил. Место! Где весь пейзаж, география, ландшафт местности – с полями, холмами, перелесками, ручьями выделяет, обосабливает, организует собой «Место». Это на просторе: «где ветер склоняет ветла, и узоры мороза плетёт тишь и мгла».
А в доме, в комнате, где  весь антураж - мебель, цветы, окна, занавеси, двери -  это «место» обязано говорить: «здесь должна быть картина!» Но, то ли у хозяина денег нет, то ли купил, но не повесил, но всё равно: хозяева садятся и смотрят. И видят картину. На том, обустроенном для сей мистики месте, - и каждый раз: разную. И, может, даже, хозяева не сознают того, для чего садятся, садятся именно так, и смотрят, кажется бездумно, отдохновенно, именно туда, на то, «свободное» место. «Святое Место»…
...А вы заигрались, Кейн. Заигрались в банальную прибыль. В «Пустое Место»!
«Пустое Место» это место, где была картина, «тень» картины, площадь. Где обои менее выгорели, или - какое-то невнятное затемнение. Уже в который раз все поменялось в квартире - сменились обои, мебель и хозяева. И ничто, кажется, не говорит, не ведёт, не привлекает к тому месту - как то в случае с местом «Святым». Но есть чувство затемнения, утраты. И не тянет в то место смотреть. Место пустое - чужое место -  может, и было когда-то святым , но «святость» ушла вместе с былыми хозяевами. Либо сами они стали другими, что-то поменяли, кого-то предали... И осиротело место, стало другим – сирым, ненужным… одним словом – «Пустое Место».
- Вы ошибаетесь. Я не играю в подобные игры.
- Не играете, но доигрались. Погиб Александер Йенс.
У Кейна кольнуло в груди. «Александер, старый дурак, друг, - куда же ты полез?». Боль в груди не утихала, но Элдридж продолжал стоять ровно, лишь бледность покрыла его лицо.
- Да… но это были его игры, личные.… Жаль.
- Перестаньте, - это были ваши общие игры. Связанные с дополнительным приработком. Большим приработком…. Но, оставим это.
За остальную игру – большое спасибо. Чем вы намерены заниматься дальше?
- По плану. Работать над загадками русского Маслова и накладывать их на загадки Тесла. Будем искать решения.
- Прекрасно. Там, на объекте и оставайтесь. Пока не улягутся волны. Я с вами свяжусь. А сейчас мне надо идти.
 Мне хочется посмотреть в глаза нашему противнику. Одному из главных. По крайней мере, самому инициативному из Российских руководителей. Который ещё старой школы, не из новых, что умеют только громко жрать и гадить… Мне хочется увидеть этого человека, таких мало осталось. Даже у нас. У них – последний, наверно. Так много можно понять по живым глазам, чего нет в фоторепортажах и телепоказах!  Кстати…, вы с ним не знакомы?
- Нет, сэр.
- Идете, Элдридж. Ваши счета будут пополняться. Пока еще… И еще… А я ведь так и не назвал вам фамилии, имени, того господина, который вам «незнаком».
И, сказав это, Босс, кажется, впервые улыбнулся и даже подмигнул Кейну. Но тут же стал обратно холоден.
- Идите.






                Глава Девятнадцатая.
                Masters of the Game.

… день в самом разгаре, и  уже прибавились две трагические новости. Упав за борт собственной яхты, в водах Французской Ривьеры утонул управляющий трастовым фондом  «W.A.B.» Нил Гольдеман. В швейцарских Альпах разбился личный вертолет директора  «Кайман Банк» Альберта Ванбиррена, вместе с ним погибли еще четыре человека…
… В Париже с успехом  прошла премьера неординарного режиссера Франсуа Зизи о нелегкой судьбе и душевных метаниях красивой несовершеннолетней  девушки из состоятельной и респектабельной семьи. Родители мечтают о дипломе юриста дочери, а девушка мечтает стать проституткой. Родители тиранят её уроками музыки, рисования и декламации, а девочка сбегает с уроков в роскошные отели. Её домогаются прыщавые юнцы, а ей нравятся пожилые мужчины…
… В одной из техасских тюрем состоялся чемпионат по боксу среди заключенных Абсолютным чемпионом стал Джон О’Лири, в свое время отсидевший в российской тюрьме десять лет за убийство, совершенного им в нетрезвом виде. Самое примечательное, что чемпиону недавно исполнился семьдесят один год…
… Легкий дождик так и не принес прохлады на улицы Берлина. Нас ждет долгий душный вечер…

Они шли на встречу по строго выверенным секретарями часам. Шли в сопровождении, но оно шло позади, что создавало иллюзию их неспешной бесцельности. Они встретились в заранее обусловленном месте в полукруглом зале, рядом со столиком, на котором стояла ваза с фруктами и водой для участников конференции. И всё совершенно случайно, как и договаривались.
Встретившись, они улыбнулись, раскланялись и пожали друг другу руки. А Большой Босс, к тому же взял из вазы большое аппетитное яблоко и протянул Русскому – то ли противнику, то ли союзнику, но всегда – уважаемому врагу. Тот, кивнув, поблагодарил и, взявшись за яблоко, потянул. Да не тут-то было! Большой Босс крепко схватил кончиками пальцев, и не отпускал яблоко. Но русский ничуть не удивился сопротивлению, а просто вывернул округлый предмет из цепких пальцев и вонзил в него зубы. С хрумканьем и наслаждением.
Американец, ухмыльнувшись, спросил:
- Помнится, как-то один премьер не смог перелететь Атлантику?
- Порой больно широка та Атлантика - ни сил не хватит, ни желания…
- Да, но это вызвало широкий резонанс. А сколько критики!
- Критики… что возомнили! Забыли, для чего их вообще до печати допустили. Забылись, кто их **** и кормит.
Большой Босс прокашлялся от такой прямоты.
- Вообще всякая критика, профессиональная, - кинокритики, литературоведы, научные оппоненты, - все они призваны для того лишь, чтобы оправдать Любой Продукт любого творчества. Найти в нём смысл. Не так ли?
- М-да… Но, вот, – пример. Собрались люди, весомые люди, и заслушали докладчика. Решили, что, где и почём. Доклад одобрили, а докладчика отправили на защиту диссертации, изъяв предварительно из его доклада сведения, касающиеся секретности.
 А учёная братия взяла, да пошла в скрытую оппозицию. Взяла да и раскритиковала ту диссертацию, мало того – высмеяла. А соискатель молчит, возразить весомо не может – секретность! А коллеги еще пуще изгаляться, хотя знают – не с улицы человек пришел.
 Вот такие они – критики.
 Большой Босс продолжал свое:
- Но, согласитесь, что не всегда и не все такие. Поиски смыслов – вот задача настоящего, а значит, критического ума. Мы, мир, нуждаемся в критике. Ведь, часто, даже великие ученые, достигнув какого-либо результата в ходе своих - без разницы в какой сфере - исследований, не могут сообразить, понять, помыслить - «домыслить акт творения». Ибо сами часто сливаются с процессом своего эксперимента-исследования, что просто,  порой, необходимое условие проведения данного исследования.
 Недопустимость стороннего наблюдателя - это ключ к эзотерическим знаниям. Их невозможно постичь, не включившись в процесс. А включившись в процесс, невозможно объяснить, что это, вообще, было.
 Тем более, его результаты - до чего Оно, это новое Изделие, приложимо и что, вообще, Оно значит. Творцы не способны придать результату эксперимента, исследований итоговую форму – выразить смысл. Критик с большой буквы – способен.
 Для Михаила Фёдоровича акцентация речи американца на словах: «Оно», «Изделие», был более чем прозрачный намёк. И он отыграл назад и на фланг.
- Вам нравится футбол? Ах, извините, у вас свой американский, очень силовой спорт, а на  него трудно переложимы некоторые ситуации из настоящего, Мирового, футбола.
- Мой внук играет в университете в соккер, а это и есть, кажется, ваш футбол…
- В университете… значит, только учится…
 Так вот, помню, в игре Российской Футбольной сборной со сборной Финляндии осенью 2008 года сложилась интересная ситуация. Русская команда так быстро играла, так загнала финнов, что те просто не успевали убирать ноги, уходить с позиций или вообще что-либо делать иное,  кроме как – забивать в свои ворота. И, чтобы они ни делали, - становилось только хуже для них.
 Это Мышление и Действие в одном флаконе. Сделать так, что бы Вы,  при любом вашем маневре, в любом случае, оказывались в потоке дерьма, лавирующего впереди корабля.
 Михаил Фёдорович четко выделил слова: «Вы», и «…в потоке дерьма», и заглянул снизу вверх, в глазки Большого Босса.
- Я бы сказал, что это ситуация Роковая и доступна лишь интуиции. А она рождает порой неординарные решения. – Большой Босс нисколько не смутился. - Вот вы, кажется, считаете, что нашли выход из своей ситуации, из своего тупика. Передвинули точку напряжения насущных вопросов и ответов в другую страну и – умываете руки?
 Может, оставим это жонглирование мячом? Есть же насущные вопросы – общие.
- На них вы знаете варианты ответов. – Буркнул Михаил Фёдорович, - Война. Революция. И ваш самый насущный, самый главный вопрос ваш я знаю: «как всё поправить, изменить – ничего не меняя».
- Но это и ваш вопрос. Или вы остались-таки Коммунистом? И для вас: «чем хуже, тем лучше?» И тогда – мы сходимся!
Михаил Фёдорович ничего не ответил. Большой Босс продолжал:
- Может быть, вместе начнем думать? Сядем вместе, рассмотрим проблему… Японский сад камней, - очень к тому способствует. Хотя он предназначен скорее для отдыха мозга, – для действенного «безмыслия». Не-действенное «безмыслие» - это сон. Но есть еще одна очень действенная методика поиска выхода из безвыходных положений, идущая, то ли от Йоги, то ли ещё от чего… Это – созерцание любой неровной поверхности – чаще камня, но не расслабленное, а упорное.
«Бессмысленно упорное мышление», – мозг пытается уйти – спастись, отвлекается на насущные мыслишки, «левые» ассоциации. Вслушивается в организм: где что кольнуло. Нет! Гоните его к процессу вглядывания в поверхность камня. У некоторых слабеньких умом мозг просто выключался – выпадал в сон. Но сильный, подкормленный хорошо мозг все-таки находил смысл! Естественно – не Конечный Смысл – он невозможен для восприятия человеком. Предположительно, лишь Богу сподоблено разглядеть в неровностях камня весь смысл и процесс творения, и увидеть там свое отражение.
Михаил Фёдорович ухмыльнулся:
-Такие ребята достойны восхищения. Вы предлагаете мне, и тем, кто со мной, войти в ваше сообщество «критиков»?
- Да.
- Но тогда я не понимаю «творцов». Господ Демиургов, ваших и наших, так «глубоко» загнавших смысл, или так до него и не докопавшихся – что никому без помощи Критиков  этого смысла не видно.
 Но в таком случае, когда явлен смысл, продут творчества уже не продукт «Творца Лажового», а «Критика», и даже не текст, который вышел в результате размышления Критика, а сам процесс мышления, приведший к конечному тексту – смыслу. Вот, истинно достойный восхищения предмет Искусства! Но его невозможно вычленить из головы Критика, так что приходится признать и ценить вместе с произведением искусства и самого критика, как хранителя ценностей и их производителя.
 Хотя Демиурги наши наоборот, если и ценят такого критика, то как эксперта. Какая ты элита! Это мы, мол, и сами могли бы! Хотя самим недосуг: мы всю жизнь другим – Важным – занимались! Бабло колотили. А то бы мы сами – ого-го! Да и ныне дел много. Так что ты специализированный узкофункциональный человечек постарайся – освети, а мы уж денежку за труды приплатим!
И, в итоге: скупают всякую дрянь, бред полный, и, просто вредную, своей патологической энергией или «энерго-вампирностью», продукцию так называемых художников. Поймите, они, без Великого Критика, – ничто! Не тем деньги платите, господа! Деньги надо платить Критику!
- Да-а, некоторым людям нужно платить только за то, что они просто – есть. - Ни с того ни с сего вставил Большой Босс, видно подумав о чем-то своём.
- Да и, вообще, не пора ли менять самих Демиургов? И наших, и ваших? Вот, сегодня, спустя столько лет оглядываясь назад, - вся эта игра в «Красную Угрозу», да и сам проект «Советский Союз» кажутся огромной, непревзойденной Акцией Прикрытия. Аж голова кружится – как весь мир смогли развести: миллиарды людей…
- Да, глубокоуважаемый Михаил Федорович, всё это – кажимость. Весь мир наполнен иллюзиями и химерами. И преднамеренный обман лишь ничтожная часть в этой круговерти.
- Но я знаю: на вашей стене давно висит картина…
На этих словах  старого кагэбешника американец замер. Эта фраза - старый, старый, времен конца 60-х годов – код. Код для чрезвычайного контакта высших руководителей ЦРУ и КГБ. Могла ли фраза из уст старого  работника госбезопасности быть случайностью?
А Михаил Федорович, продолжал, как ничто не бывало:
- Но эта картина, с прекрасным рисунком, ясным смыслом - повернута лицом к стене. А на заднике,  который стал «лицом» для современного не искушенного зрителя, намалевана яркая, но дешевая абстракция, при чем, лишенная всякого  смысла. Время этой дешевки кончилось. Мир висит на электрическом проводе, мир привязан к нефтяной трубе и распят меж автомагистралей и железных дорог. Все, что есть у Вас сейчас – это беспроводная энергетика, наследство от вашего учёного Теслы. Но, что бы её запустить вам придется решиться уничтожить большую часть населения планеты, а оставшимся вставить чипы. Не получится. И Вы сами знаете – почему.
Но всем нужен Контроль. И – Вам, и – нам. Для начала -  забудем, кто и кого победил в «Холодной войне» И мы предложим альтернативу. «Батарейка». Наследство нашего  ученого Маслова. Большая степень свободы, и кажется, меньший Контроль. Но это только кажется…
 - Именно – «кажется»! – Повысил голос американец. - Не было и нет никакого заговора, нет и других заговоров! Вообще: «Конспирология», это патология залогизированного интеллекта.
 Но, парадоксально - заговоры есть.
Заговоры, становятся фактом себя, опосредованно: как итог свершившегося, состоявшегося. Но никто, поверьте, - это лишь потуги на звание божества, - никто, сознательно, не мог  никогда спланировать и привести в жизнь ни одного глобального плана.  В итоге - только Хаос.
Просто: есть точка напряжения места, момент актуализации. И кто бы, какие бы усилия ни принимал: за, против, поперек, или - совсем в другой плоскости и на другую тему, - есть только Усилие, и оно  само, вдруг, изменит свой вектор, потеряет первоначальный смысл и притечет в точку напряжения. Вольно или не вольно участвуя в созидании, в формировании События. Поэтому, если кто и плетет заговоры, так это только сам Господь Бог.
- Да… и главное: никого не поймать за руку. Вы доиграетесь с Хаосом. Долго смотреть в Бездну вредно. Поймите, наконец - лучше меньше, чем ничего. Спасибо, я наелся.
С этими словами Михаил Фёдорович сунул яблочный огрызок в руку Большого Босса, держащую сигару. И, поклонившись, удалился, оставив обескураженного оппонента.
Удалился Михаил Федорович - Удовлетворенный, с большой буквы. Он шел к этому десятки лет. И вот, только что, всё-таки передал на самый верх, в самое зазеркалье предложение от которого нельзя отказаться. От которого может отказаться только мертвец.

                Глава  Двадцатая.
                Пешки бьют ферзя.

…В два часа ночи на шоссе между Катовице и Броунингом обезумевший водитель заглохшего автомобиля выстрелами из помпового ружья остановил встречную машину и, угрожая расправой, слил бензин. Пара выстрелов пришлась в лобовое стекло, пострадал пассажир….
… В воде пригородных водохранилищ Лос-Анджелеса зафиксировано опасно высокое содержание антибиотиков и депрессантов …
… за последние две недели вследствие различных смертельных заболеваний - от инфаркта до  онкологии -  скоропостижно скончались более десятка крупных финансистов. Еще несколько погибли в результате различных транспортных пришествий еще несколько, да к тому же: пара – тройка просто застрелена. Исчезли в небытие крупные игроки мировой финансовой системы. Крупные. Но не главные, которые в тени навсегда. Погибли фишки, бренды самих себя - «Игроками»  лишь мнившими. Зачищено поле перед приходом чего-то нового, до сель не бывалого. Убраны лишние фигуры с доски и зарыты тайны, вместе с трупами тех, кто слишком много знал…
…. Если Вы устали от жаркого Берлинского лета, добро пожаловать в уютные маленькие отели Адриатики. Провести  уикенд там может позволить себе каждый берлинер. Время полета из пекла столицы – двадцать шесть минут. И вы на море…

Кейн Элдридж вышел из гостиницы, миновал суету подъезда и остановился. Этот берлинский летний вечер обещал быть прекрасным, если бы ему не мешал сам город со своей толкотней, с запахом асфальта и автомобильной гари. Элдридж увидел невдалеке верхушки деревьев, выдававшие то ли маленький парк, то ли сквер, и неспешно направился туда.
 И лишь только он зашел под тени деревьев как услышал:
- Здравствуйте, мистер Элдридж.
Кейн обернулся. В пяти шагах от него стояли двое американцев. И, без сомненья, зовут их Питер Харроу и Эндрю О’Брайен. - Он достаточно хорошо изучил папки с их личными делами. Они его все-таки вычислили, поймали, так сказать. Но это фигурально выражаясь: на его арест, задержание у них уже нет никаких полномочий.
- Здравствуйте, господа, и поздравляю – вы подтвердили свою профессиональную пригодность.
Здоровяк эфбэеровец  толкнул локтем напарника.
- Ты послушай: он над нами издевается.
- А что ему остается? Элегантно хамить.
- Да-а… эй, ты, мистер, а ну: вынь руки из карманов. Пока я твой череп не просветил. Быстро.
 «Ребята хотят отыграться, в ребятах свербит мальчуковый зуд». Подумал Кейн, и медленно вынув руки из карманов, выставил их перед собой открытыми ладонями.
- Господа, произошло некое недоразумение между различными подразделениями Центрального Управления. Такое бывает, когда проводится крупная операция. Я попрошу руководство принести официальную благодарность ФБР, именно за ваше участие и высказать мнение о ваших высоких профессиональных качествах. Ребята… я был бы счастлив работать рядом с такими, как вы. Но, по велению судьбы, мы на некоторое время оказались по разные стороны баррикад…
 Все это время «ребята» медленно подходили к Элдриджу, подходили, пока не коснулись лацканами пиджаков выставленных ладоней агента.
- Спасибо. Как-нибудь обойдемся, - процедил сквозь зубы Питер, и добавил, - а вот без этого – никак.
 И ударил Элдриджа хуком снизу в челюсть.
 Голова Кена отлетела, да и все остальное тело собралось было в полет, но длинная рука Эндрю успела поймать Кейна за шиворот и удержать на взлете. Вторая рука ирландца мощно впечаталась ЦРУшнику под дых. Агента согнуло и он свалился на асфальт, сипя легкими, которыми не получалось вздохнуть, и пуская густую темную юшку изо рта.
- Пошли, Эндрю.  Хватит с него.
И господа агенты пошли прочь. Тихо, но удовлетворенно-радостно пререкаясь меж собой:
- Надо было бы мне ему – в челюсть.
- Ты  ему бы пол башки снес. А так, он почти цел, и вообще, – красавчик.
- Что хоть сейчас – в кулёк, и на два метра под землю… Нет, ну надо было ему, еще хотя бы пол пинка добавить.
- Ты ненасытен. Ненасытен во всем.
- Да! Я такой…
Кейн приподнялся на локте и посмотрел им в след.  Уходили коллеги, хорошие ребята, просто – друзья. Но, увы, - не его.
И это есть война. И он не в силах, не вправе им ничего объяснить. Осталось только, вот: Кейн сплюнул и, молча, вытер кровь из носа и губ.


               


                Глава Двадцать Первая.
                Казус.

… В то время как в Москве то и дело проходят демонстрации с лозунгами, типа: «Хватит кормить Кавказ!», последние  независимые опросы, например, Дагестана, говорят: более 90% местных «лиц кавказкой национальности» за сохранение республики в составе Российской Федерации, Мало того: более 80% жителей Дагестана за восстановление Советского Союза!...
…Вашингтон… Четверо обкуренных двадцатилетних парней задержаны при попытке ограбления банка. Но реальное наказание будет заменено преступникам на восстанавливающие психику процедуры. Судья принял во внимание заявление доктора Соломона Хейфица,  компетентнейшего авторитета  в области психиатрии и психоаналитики. Доктор, собрав широкую доказательную базу, заявил, что эти двадцатилетние, ростом под два метра оболтусы, недоразвиты психически, их личность еще только находиться на стадии формирования и соответствует возрасту двенадцатилетних подростков. И по сути это было не ограбление, а всего лишь «игра в грабителей»…
…Наш новый сибирский Кулибин, рассчитал, что еще год – полтора, и электричество его усовершенствованного электрогенератора питающегося самогонным спиртом из зерноотходов будет дешевле энергетического рыночного…
… на солнце собрались пятна в небывалом количестве…

Егор дремал, когда они вернулись. Радостные и оживленные. Мальцев подсуетился и открыл свежую бутылку грузинского вина. Они попивали грузинское вино, с добрыми усмешками поглядывая на протирающего глаза Егора. И вино, и смешной, спросонья, ----
- Удивительно шутят, порой, небеса. Почему-то мы, потомки большевиков и коммунистов, мы - ставшие революционерами опять, только теперь революционерами Традиции и Фундамента, только мы сегодня, в серьез и бережно, думаем о Боге, который есть и который будет. А наших визави, как прорвало! Смачно плюют на христианские святыни и рушат устои. Да, не надо претворятся: они - наши патологические враги - которые когда-то сжигали на кострах  людей именем Христа и с именем Аллаха взрывали города, именем Бога  оправдывали  сегрегацию,  нищету и налоги – они сегодня забыли о Боге. Бога для них нет. Потому что для них, для себя, они и есть – Боги! И очень хотят быть богами для всех остальных. А получатся лишь «Князья мира сего», тьфу…
Егор, видно стали поводом для рождения очередного спича Михаила Фёдоровича. Довольного, только что встретившего старого врага и коллегу. И видно, чего-то обретшего от той встречи. Чего-то победительного.
- Нам в Европе весь основной “respect” кавказцы сделали, - сказал он, отхлебывая винцо из фужера. - Некоторые считают, что подгадили чистый рассейский образ, а я – так: нет. Кавказцы наоборот, пусть своеобразно, облагородили образ россиянина. Пусть дико, но заставили уважать и помнить не как свиней хамских только… Это Божий промысел, и кавказцам мы должны быть благодарны. И за это, и вопреки этому…
 Кто отомстил, даже сам, как он уверяет, не хотя этого, за убиенных детей, зарезав диспетчера аэропорта? Кавказец.
Европейцы ужаснулись, но подавляющее большинство его поступок подсознательно одобрило. И если хают, то от зависти, от осознания неспособности совершить подобное. Мстят и клевещут, покрывая законами, этикой, цивилизованностью, банальную трусость, мелкотравчатость… И не Национальные характеры у них такие стали – испорченные. Западная цивилизаторская, с младых ногтей, ложь их испортила. Воспитанные в других условиях их соплеменники: и немцы, и французы, и испанцы, поступают значительно бойчее, пусть кровавей, но душевно чище - есть примеры …
Но все-таки, кто он для них, господин К.? Они возопят: «Русский»! Вы возразите – «Осетин»! А вас спросят: он гражданин России? Его папа, дедушка родились на территории России? И честно отвечая, вы согласитесь - да, и папа, и дедушка, и вообще, - они там две тысячи лет уж как живут! Так в чём ваше несогласие? Вы сами сказали, фактически подтвердили – он Русский!
 И хрен вывернешься, хрен докажешь, даже, если они согласятся, что он ещё и «осетин», - ведь он «русский осетин»! Сыграл, сыграл Господь Бог шутку с нашими тупоголовыми фашистиками! Дал национальности название, самоназвание, - ведь: тысячу лет себя сами наши предки именовали Прилагательным – «Русский»!
 А и правда: «Русский» - это имя суперэтноса, а этносы его составляющие, суть - стержни  его держащие. Ранее этносами, субэтносами были и Московиты, Вятичи, Тверяне, Рязанцы… Да,- со своим говором, словечками. Русские в семнадцатом веке еще очень плохо понимали друг друга, и порой предпочитали говорить коротко, но понятно — по-татарски!  На своеобразном, средневековом «английском» -  языке, международном в  Евразии.
И это нормально. Но на каком языке говорить мне с  тупоголовыми соратниками? Порой, такими, что как один французский король хочется воскликнуть: «Избави меня Бог от союзников! От врагов я сам избавлюсь!»
Получается, что чисто русский: «русский русский»? Масло масленое? Масло масленое — бесформенность, расхлябанность, жирно безвкусно, порой, тягуче сладко, приторно липко, а чаще - просто говно! Нет этнического стержня и надо быть психобольным, чтобы возрождать. А некоторые, больные, так и делают - «Возрождают»! Псковичей, смолян, «казачков» ряженных. Ушло то, растворилось, что само, а что - выжжено, кровью в землю ушло, как при расказачивании!
 И, если не сыскать некоторым этнического, субэтнического стержня, - найди себе суть, стержень в деле своем, призвании, увлечении, хобби - если профессия для тебя на прокорм только. И человек сам зазвучит, зазвенит во много крат круче, чище, звонче: Русский Инженер, Русский Адвокат, Русский Хирург, пусть, а куда в нашем мире без них – Русский Бандит, а пролетарии, если умелец не пролетарием обзывается, а мастером - Русский Мастер! И профессия сама обретет столько дополнительных граней, столько свойств, особенностей. Уплотняется былая широкая, но бесформенность, до алмазной твердости. Остаётся только шлифануть высокой целью, смыслом! И россыпи бриллиантов по России засверкают, - Самураи обзавидуются!
- И меня тоже шлифанули? Вы меня практически предали!
Михаил Федорович на реплику Егора аж руками всплеснул:
- Ну и что, что предали, ты же пережил! Тебя предали, а ты всё равно сделал! Молодец! - вот такие люди нам нужны, - сумел наступить на горло собственной песни и переступить через себя! А, ведь, каждый сотрудник наш должен знать, что предательство не смертный грех для нас, а инструмент и люди не носители душ вечных, а объекты.
А то, даже некоторых опытных офицеров гордыня съела. Их предали, предали руководители, предало государство - ради дела, может, предали. Им бы утереться, а они в отместку – Родину предают. Тебя, полковника, человек предал, пусть – система, а ты – Родину! А иначе у нас никак. За нас - сразу - по высшему счету! А мы, мелкие, шмыг - и за величие, за Родину спрятались.
Михаил Федорович, было видно, говорил с кем-то воображаемым о наболевшем, будто отчитывал кого-то, Егору незнакомого.
- И еще мерзко, когда индивид, чьё единственное достоинство, это язык шириной в рулон туалетной бумаги, пролезает наверх, по пути обвешавшись регалиями и званиями, начинает всех учить жить, а от его речей натурально говном разит. Но, не из-за него же, скота, Родину предавать!
- Значит, у вас всё под контролем было?
- Ну, всё - не всё, - мы тоже изрядно поволновались, пока ты не вышел на контакт с одним из каналов переправки на запад. Они, дурачки, так усложнили дело с визами, что кому только не приходится этими каналами пользоваться, - большинство приличные люди. Но ты – исключение.
- Фу-у. Слава Богу. Спасибо, что я – «Исключение»… Значит, оно у вас?
- Что – «у нас»?
- А я всё названиваю: что только ни говорю, как только ни объясняю – в ответ только: «посылка передана назначенному адресату». Вот и весь ответ…
-  Погоди, ты это о чём?
- Об оригинале Изделия! Вы что, не поняли, что взяли? Мне передала письма деда бабушка Надежда… Я прочел, и меня осенило! Я разгадал, где Маслов спрятал оригинал Изделия.  Пошел и вынул….
Вы ж для этого меня то и выбрали!.. Нет? Очень смешно!
Да, я сам его из омута вытащил – метров тридцать было глубины! Ну, что вы так смотрите! Ну, хватит изображать, что вы не знали где оно лежит. А теперь не лежит….Да, это – я. А… что – Изделие не у Вас?
Молчание, наполненное ощущением катастрофы, было прервано треском сломанного карандаша и невнятной матерщиной М.Ф.:
- А я сегодня яблок обожрался.
Думал – с чего меня на сей неоднозначный фрукт потянуло?
 Теперь нахлебаемся… х.. г.. д... познаний.

               

                Глава Двадцать Вторая.
                Солнце в кармане.

…Стоимость вторичного жилья на Урале и в Сибири идет вверх, и уже превысила стоимость жилья в комфортных странах на субтропическом побережье. Хрущевки дороже фазенд. Однако!…
…Юджин Мэллав пополнил мартиролог светочей науки, убиенных за торжество Новой бесплатной Энергетики. В списке этом: Пуанкаре, Филиппов, Аарон, Пильчиков,  и многие другие, безвестные…
… Все помнят остроумное, лихое недавнее ограбление банка в городе Тозио. Кроме денег были похищены золотые слитки весом в сто двадцать килограмм. Слитки оказались фальшивыми! Вместо золота в них был вольфрам. Возмущение грабителей было настоль велико, что они  рискнули выложить свои обличительные ролики в «You Tube»…
… Яркое солнце и прохладный ветерок…

Гюнтер и Фридрих ехали по солнечной долине, спускаясь с невысоких холмов. Окна были открыты. За окнами чудесное лето, в салоне  покой и легкая музыка. Гюнтер и Фридрих возвращались, они были уже в Германии.
Раздался звонок на сотовый. Гюнтер говорил не долго, а прощаясь, рассмеялся и попытался воспроизвести мелодию автомагнитолы.
Фриззи подыграл его настроению.
- Кто звонил? Нет, дай угадаю! Не Ваня ли часом?
- Ты угадал. Звонил он. Звонил и в иносказательно-шутливой форме спрашивал моего соизволения на некую не вполне законную торговую операцию с товаром из Латинской Америки.
- Да, - протянул задумчиво Фридрих и посмотрел в окно. Машина как раз въехала на холм, и по правую сторону открылся восхитительный мир раннего лета: клубилась зелень, а не смог, шпили кирх и неопознанных башен щекотали небо, а речка, уходящая под мост, напоминала о прохладе. Это была Германия – их страна. Да, так и должно быть.
- Да, должно быть так и не иначе, - подтвердил не высказанную мысль друга Гюнтер. И они одновременно засмеялись – тихо и устало.
- Я думаю, ты не докладывал наверх о своих новых связях.
-  Нет.
- Но, кому надо, догадается. Или им явится ощущение, что им кто-то об этом сказал. Обязательно. Мне кажется, что с людьми что-то происходит последнее время. Они начинают чувствовать неосязаемое, знать без чтения газет и просмотра теленовостей, и понимать не размышляя. – Произнося это, Фридрих машинально вынул из внутреннего, глубокого, «пистолетного» кармана резные янтарные четки и принялся их перебирать.- Наверное, я займусь научной деятельностью, - и, поймав удивленный взгляд Гюнтера, пояснил с наивной интонацией:
 – Место одного «учёного» уже освободилось. - Фриззи явно намекал на убиенного Йенса, - а природа не терпит пустоты.
 И первым делом, я напишу диссертацию на тему: «Глобализация. 2010-тые: Промежуточные итоги. Сращивание Правоохранительных органов и организованной преступности». Или тисну статейку: «Тихие Заводи. Городские районы под властью Международной Мафии». И список городков приложу.
Гюнтер поддержал игру:
- Напиши. Обязательно напиши. А вторым откровением от уже заявившего о себе учёного пусть будет труд на тему: «Сращивание низового полицейского аппарата и профессионального криминалитета как антитеза бюрократизации общественных процессов. Опыт среднестатистического Европейского города». Особенно обрати внимание на противоестественность, отторжение  на бытовом уровне некоторых аспектов новой гуманитарной культуры, о резкой криминализации подрастающего поколения и о парадоксальном привнесении организованной преступностью элемента дисциплинированности и целесообразности в повседневную жизнь улицы и семьи.
Напиши, и к тебе будут обращаться за консультациями шишки из Брюсселя. Будут напрашиваться поделиться опытом спецы из Штатов и Японии. Такие люди нам нужны. Хватит быть средне-мелким «адвокатом дьявола». Прослойкой, плёнкой между Светом и Тьмой - под тип презерватива. Напиши, друг!
Оба засмеялись, но не очень весело. Тут  Гюнтер обратил внимание на скользящие меж пальцев Фридриха янтарные четки:
- Что это?
- Где? Это? Ах, забыл похвастаться, - это мне Немецкий Ваня подарил. На, полюбуйся. – Гюнтер взял посмотреть ожерелье, - говорит, из Сибири привез, древние мастера точили, выкопали из какого-то кургана…
- А это что? Какой-то странный кулон. И не такой уж и древний. Золотой ободок, камешки.
- А-а! Это зацепилось просто. Это тебе, подарок из Сибири, передали посылкой на твоё имя. Какие-то твои знакомые, какой-то китайский фонарик — он, помню, в подвале им светил. Видишь, как безвкусно стекляшками разукрашен?
Гюнтер взвесил на ладони «фонарик»:
- Какие еще «Знакомые»?! Что-то тяжеловат он для фонарика, - с этими словами он поднёс цилиндр к самым глазам, присмотрелся и вдруг резко нажал на тормоза, – а ты уверен, что это стекляшки?
- Ну, а что же? Не изумруды же с сапфирами!
Гюнтер покрутил золотой ободок, подавил на матово черный корпус:
- А как он включается?
- Да, не знаю я!.. Гюнтер, там с другой стороны тоже камешки есть, только белые. Да подожди! Это же подарок тебе, тебе из России прислали, Ты что, и, правда, не в курсе?
- Ага, я думаю, - чего еще не хватает – стеклянных бриллиантов! - Издевательски ухмыльнулся Гюнтер, весь углублённый в изучение предмета. Он стал экспериментировать с комбинациями нажатий на странное ювелирное изделие.
Фридрих перевел взгляд на лобовое стекло и... неожиданно дорога за стеклом пропала, и Фридрих понял – он ослеп. Фридриха оглушил испуганный крик Гюнтера, и он тоже закричал и прикрыл глаза рукой. Немного погодя он начал различать сдвинутые пальцы, их алую кипящую плоть, а меж пальцев нестерпимые белые лезвия ярчайшего света. Он нащупал рукой дверь, толкнул её и вывалился наружу. Он услышал, как прошуршал по гравию ботинками Гюнтер и плюхнулся на землю рядом с ним.
- Что это?! Фридрих, мать твою, что это?
Зрение постепенно восстанавливалось, и перед друзьями предстала чудесная картина, - автомобиль сиял, радужно переливаясь, а из окон, из открытых дверей пронзали сирый мир беспощадные лезвия света, так, что полуденный свет казался предвечерней мглой.
- Я его на пол уронил, - думал: обжёгся. А, нет! Даже покраснений нет!
- Да успокойся! Все живы и не поцарапались. Теперь главное, - как его выключить и что с ним делать? И что это такое? Наверное, оно радиоактивное.
- Наверное, это действующая модель солнца… Но как его выключить и что с ним делать …
- Что с ним делать? - вторил вопросом друг Гюнтер.
Внезапно в машине ожило радио и заорало на всю мощность:
-«….Премьер России заявил, что Россия прекращает всякие переговоры о вступлении в ВТО.… Представители Китая, Казахстана и России: о создании единого межгосударственного Эмиссионного Центра Новой валюты. … Министр энергетики сообщил дату начала торгов нефтью и нефтепродуктами в Петербурге за рубли.…Вопрос специалисту: « не являются ли столь безоглядно смелые шаги России следствием недавнего сенсационного открытия нового источника энергии? Уж не запаслись ли Русские...»

                Глава Двадцать Третья.
                Игра продолжается.

… Ученые уже доказали, что большинство наркотиков в чистом виде практически безвредны. Вредны всяческие добавки практикуемые алчными и беспринципными розничными дилерами…
…Порнограф Анус Дик высказался, типа: «Порнография, это и есть красота, которая и спасет мир». Примечательно не само высказывание, а то, что ему рукоплескали несколько депутатов Европарламента..…
…На платном канале  «LiXLi» началось новое шоу, дорогущее и безнравственнейшее. Конкурсанткам, сплошь дурнушкам, предлагают пройти различнейшие испытания, все – развратные, похабные. Победительнице в награду – пластическая операция. Прошедшая до вершины и взявшая гран-при «золушка» полностью преобразится, внешне и внутренне, будет одарена квартирой, машиной, гардеробом и счетом в банке. А главное –помпезно будет введена в гламурное сообщество моделей и актрис…
… вы видели климатическое оружие в действии? Видели – но не поняли…

 Два джентльмена смотрят телевизор стоя. У одного джентльмена рука на перевязи, пластырь на скуле и на лбу. Второй джентльмен седовлас и раздражён.
 С экрана говорят о российском премьере, о совместном китайско- российском проекте, о новом качестве рубля, о новой энергетике и другие ужасные вещи.
 Покалеченный джентльмен горько усмехается и произносит сквозь сжатые губы:
- «Мастера Игры»… Из под вас только что выдернули старое поле и подстелили новое... х-м. «Мастера»!
 Седовласый джентльмен резко дернул пультом и выключил телевизор:
- Кейн, я хотел бы прояснить наши позиции. Во-первых. Это – Война. Я считаю, что она периодически желательна и необходима. Дабы очистить мир от лишних поколений.
 Раньше «лишними» были как раз самые бойкие и зарвавшиеся, пылкие и мечтательные. Они и гибли первыми, оказываясь в первых рядах. Они слишком торопились, они наш, разно инертный мир подгоняли, разрывая на части. И поэтому эти цветы человечества были лишними. Современная же война такова, что гибнуть будут в массе именно лишние, гражданские, немощные и растерявшиеся, которые даже спрятаться не смогут. И это правильно, потому, что настоящих рьяных, как ранее, нынче, практически, нет.
 Можно стремиться в космос. Можно, снимая пласты за пластами, углубляться к сущности бытия. Можно искать Бога, можно проклинать Бога. Но – жить, двигаться.
Общество может потерять цели, крутиться на месте. Идеологии могут обанкротиться и показать себя не состоятельными, а религии – стать просто смешными. Но, если есть желание жить, то появится и цель, и идеология, и религия.
 Но сегодня другая проблема. Отсутствует само желание Жить. Война - это способ заставить жить. Война - это средство любви к жизни. Война надувает воздух в легкие и гонит застоявшуюся подгнившую кровь.
 Так вот, это, «во-первых». Жизнь и Война.
 А, во-вторых, это – Хлеб.
 Хлеб и отношение к нему. По-настоящему разных отношений к Хлебу в мире два. Кардинально отличных, несовместимых никак. На одной позиции стою я. На другой - твой друг, Пермаков, Михаил Фёдорович.
- Сэр, позвольте заметить…
- Перестаньте Элдридж, всё учтено, всё по плану. А иначе бы вы не стояли здесь, а ёрзали в пыточном кресле.
 Так вот, милый русский Пермаков, старый коммуняка, подбрасывает в мир Изделие, которое, то ли аккумулирует энергию в немыслимых количествах, то ли генерирует её прямо из ничего и задаром. И это в тот момент, когда мы напрягли мир, поставив его в ситуацию, за которой неизбежно осознание бессмысленности продуктивного труда, при сложившейся системе отношений. Когда общество плодит паразитов, когда спекулянты враз обесценивают годы труда, когда клерки, разоряя компании, кладут бонусами в карман ваши сбережения. Тогда, когда мир готов измениться и вернуться к жёстким понятиям Права и Веры.
 Михаил Фёдорович подбрасывает идейку, что не надо рвать волосы и напрягаться. Надо просто жить и радоваться, а Хлеб будет и задаром. И не важно: существует в реальности это Изделие, или есть только его макет, иллюзия, плод провокации и шпионских игр русских.
 Это – сладкое искушение.
 То, что он делает – опасно. Потому, что он по-своему прав. Он предлагает не напрягаться, не гнаться. Он бросает бесценный источник дармовой энергии, как кость. Он просто уничтожает само понятие «Престиж». А без этого понятия рушится вся иерархия ценностей Нашей цивилизации. Кусок хлеба в руках соседа всегда должен быть слаще, чем тот, что в твоих руках. Ведь всё дело в психологической установке. Михаил Фёдорович же говорит: кушайте бесплатно и будьте счастливы. А кто захочет, пусть летает в космос и снимает пласты руды, стремясь к сущности бытия.
 Так не получится.
 Кусок хлеба должен быть заработан. Добыт потом и кровью. Тогда он ценен.
 Мы только что показали миру кризис и сказали: вот смотрите, это рушится наш мир. А во всем виноваты финансисты, банкиры, фондовые спекулянты и прочие паразиты, продавцы воздуха и строители облачных замков. Мы уже говорим миру: кусок хлеба должен быть в поту и кровав. И только такой праведник имеет право владеть этим миром. И этот мир почти уже согласился с нами. Этот мир, воспитанный на ветхозаветных ужасах, и генетически помнящий рацион из миски луковой похлебки на день. А тут приходит эдакий Михаил Федорович и, смеясь, вопрошает: в чём проблема, ребята? Вот ваш кусок хлеба. Берите каждый в свой дом и пользуйтесь. И это так, походя, он уничтожает нашу цивилизацию.
 У нашего мироустройства есть осевой мировоззренческий регулятор: «Алчность». И вот его акцентирование ныне проблематично. Педаль акселератора вдавлена в пол, а машина лишь сильнее взвывает, но быстрее не двигается.
Нас не волнует всё увеличивающаяся пропасть между африканскими бедными и нашими богатыми. Меня волнует, что уже наш родной человек из среднего класса видит, что вот так, как «Эти» он не сможет жить никогда. Если не научишься обманывать и воровать.
 Раньше ему хотя бы кредиты давали или он думал, что дадут. А ему стоит только очень захотеть, и всё у него будет: и вот такой дом, и вот такая машина. Разрыв настолько велик, что человек понимает, - никаким образованием, никаким трудом его не перекрыть. Только случай, удача или целенаправленное Преступление. Так вот, наш человек сегодня уже готов к преступлению. Если раньше приносили в полицию утерянные ценные вещи и даже пачки денег. То сегодня, стоит в любом универмаге отключить свет, как пространство заполнит воровской шорох.
 Если раньше Алчность, наш всеблагой регулятор, заставлял человека, увидевшего у соседа шикарную новую тачку, работать больше, чтобы себе купить такую же. То сегодня эта же Алчность, толкнет эту машину поджечь.
 Джентльмен с пластырями на лице прокашлялся и спросил тихо:
- Значит, Игра продолжается…, Мастер?
 Седовласый джентльмен молчал.
 
                Глава Двадцать Четвертая.
                Те, кто не играет.

…В Швеции в частной школе- интернате  продолжается долговременный эксперимент  гитлеровских генетиков- селекционеров по выведении особей чистой арийской крови…
…Группа европейских ученых, опираясь на карты наблюдений за несколькими семьями проживающими изолированно в трудно доступных районах в течение десяти поколений  и более, приводя данные из историй болезней пациентов из этих семейств, сравнивая их с пациентами из семей генетически и расово смешанных пытаются доказать пользу… инцеста…
…состоятельный оригинал из Нью Йорка Дональд Свитч имплантировал в свой мозг набор сенсоров и радио передатчик. Теперь он одним усилием мысли может управлять своими бытовыми приборами, а в ближайшем будущем - своими акциями на бирже и своим автомобилем без руля…
…как показали сверх- секретные эксперименты с регион- целями в глубинах Африки, направленное излучение объекта «N» на Аляске способно лишить рассудка население целых областей, пока только – на двое, трое суток…

 - Нам сюда.
Мальцев поманил Немецкого Ваню в старый угольный подъезд протестантской церкви. И спустился первым, по ныряющей под само здание, дорожке.
Широкая, но очень низкая для двухметрового Вани дверь была приотворена. Внутри, у разгорающейся печи, на низеньком раскладном стульчике сидел сгорбившийся седовласый человек в сутане, и подбрасывал щепки в огонь. Гражданин в штатском, по фамилии или по псевдониму «Мальцев» – Ване уже не верил ничему! – вытянулся за его спиной и доложил:
- Агент, позывной «Новв’ин», по прозвищу «Немецкий Ваня» доставлен.
Седой человек ответил глухо:
- Вы свободны, подполковник.
- … Майор, я! Извините…
- Подполковник, идите!
Мальцев быстро кивнул в спину монаха и быстро удалился из кочегарки на воздух.
Человек в сутане подкинул в печь еще щепку, и махнул рукою, подзывая Ваню ближе.
А потом обернулся.
Это был двоюродный брат  его матери – дядюшка пастор…
У Вани пробежали мурашки по пальцам, и похолодело в груди. Вспомнился старый ноутбук, подаренный дядюшкой. Тогда Ваня, немой и контуженный лежал в больнице, и было ему тогда еще шестнадцать лет. Ноутбук, пришелся тогда, жаждущему знаний мальчику очень кстати, и работал очень хорошо. До сих пор работал…
- Здравствуй, Йохан,- поздоровался пастор, на немецком. - Мы давно не виделись. И я тебе многое не говорил. Я служил Богу и истине в социалистической стране. И к моменту её краха я уже нашел, парадоксально, общий язык со своими атеистическими противниками
Коммунисты не растворились в  «буржуазном рае». Они остались и действуют. Действуют, как и прежде,  в мировом масштабе. И с каждым годом все мощнее  и мощнее. Только мы многое поняли… Поняли и прочувствовали заново в пытошных Гестапо и Сигуранцы, в бараках Освенцима и Заксенхаузена… Слетела чешуя, по сути меркантильных, всяческих троцкизмов, социал-демократизмов.
«Социализм» - говно на палочке.  В красивой обертке и искусственным подсластителем. ««Свобода»  для всех», оборачивается, для большинства, бетонированным шоссе в ад. И только для некоторых - обрывисто трудной тропинкой в гору. А «Демократия» - легитимизацией  власти крикливого, извращенного меньшинства над молчаливой трудолюбивой мощью.
Там, в Лагерях Смерти, в преддверии пылающих печей и газовых камер, с  неподъемным валуном в руках, с утра, и невесомою коркою  хлеба на ужин к вечеру  – мы нашли друг друга. Священники и коммунисты. И без разницы, какие – лютеране и паписты, сталинисты и троцкисты … Глашатаи и молчальники, боевики и пацифисты…
Там, пред зраком смерти, очищенный от животных страстей и досужих помыслов сплотился краеугольный камень нового человечества. Мы не имеем права разбрасываться лозунгами и всеблагими обещаниями. Наш путь жесток и бесславен. И пока каждый наличный человечек не сможет,  не помыслит и не вытерпит жизнь собственную без чести и совести, мы - такими и останемся. Жестокими, скрытыми…
- Мне это и раньше, словно мерещилось  что-то… Что есть еще кто-то, кроме заявленных игроков. – Подумал Ваня вслух, и всмотрелся в огонь печи. - И эта судьба ГДР и СССР…  Но если всмотреться, вчитаться..., столь разная. Я думал, что КПСС, СССР и его КГБ ушло в подполье! Вглядывался,  из года в год! Но не видел… И, вдруг, как молнией сверкнуло! Руководство процессами можно перехватывать не только по верху, но и понизу… И теперь процессом руководят не советские, а германские коммунисты. И во главе их  - «штази».
- … И частью из нового духовенства, сын мой… - Пастор ободряюще похлопал Ваню по плечу. - И протестантского, и католического…
-… А верхушка отвалилась.- Добавил Ваня. А от темнеющей  двери прозвучал знакомый голос, но как-то по странному:
- Да.. Голова сгнила, еще не обожравшись капиталистических сладостей. Она сгнила заранее, уже одними мечтами о них.
Это же говорил Мальцев. И говорил на немецком!
А ведь, говорили они с дядюшкой только на этом языке. А о способностях майора Ваня и не знал.
И Ваня подумал: «Сработаемся…»
Тем временем пастор встал прямо перед ним и протянул  руку для пожатия.
- Поздравляю с первой успешной операцией.
Ваня резко встал и пожал руку священника. А тот задержал его ладонь в своей:
-  Но теперь тебе Ваня пора в дорогу…
- Куда?
- Латинская Америка.
И Ваня замолчал, замялся…
- Что, товарищ Бергер, примолкли? Вам не позволяет здоровье? Или у Вас столь хорошо устроилось всё? И в Европе, и в России…
-Вы о чём?... А-а… Нет! Я готов, прямо сейчас,- готов. Только… Можно… Разрешите ехать  не одному…
Пастор задумался, поковырял угли в печи…
- Настя?
- Да!
Пастер перевернул еще один уголёк кочергой.
- Тебе придётся рассказать ей всё… Иначе ты, именно ты…Иначе ты просто не сможешь жить…
- Она поймет.
- Ты её любишь…
- Да! И… нет. То есть: «да», и не только…
-?
- Я ей верю.
- И ты готов умереть?! Из-за этой маленькой веры?
Ваня вглядывался в темнеющий на фоне топки лик дядюшки и, вдруг, почувствовал  взгляд от входа, и, обернувшись, увидел Мальцева, его глаза, показавшиеся огромными.
 И услышал от него:
- Если не за что умирать, то и незачем  жить.
И Мальцев, сорвавшись в кашель, покраснев от собственного пафоса, скрылся опять, в запроёмной тьме…
- Так и быть.
Сказал пастор и встал. И громко захлопнул дверцу топки…



                Глава Двадцать Пятая.
                Странники на большой дороге.

…Венесуэла. Знаковый консенсус. Белорусские инженеры и российские геологи в джунглях теперь под охраной не только сил правительства, но и вооруженных формирований оппозиции…
… Бразилия. Число женщин в возрасте от 15 до 30 лет превышает число молодых мужчин на 30%...
… цены на недвижимость в Уругвае самые высокие в Латинской Америке…
… В бассейне Карибского моря - на эту неделю лишь легкий бриз…
Двухместный «БМВ» кабриолет с открытым верхом несся по шоссе на Гамбург.
- Ты так, всего, мне и не рассказал…
Говорила девушка, откинув голову.
- Тебе придется пройти курс обучения. Там, в Венесуэле…
Говорил о своем молодой человек за рулем.
- Пройду.
Отвечала девушка, щурясь в синее небо.
- Тебе придется учить испанский…
Говорил молодой человек. А девушка ткнула его в плечо кулачком.
- Это тебе придется, а мне придется тебя натаскивать. Как всегда…
- Тебе придется научится стрелять.
Продолжал молодой человек.
- Я умею стрелять. Меня еще в Омске папка научил, из двустволки.
Девушка изобразила, как она стреляла.
- Надо из пистолета..
Говорил молодой человек.
- Но он же значительно легче двустволки.
Сказала девушка, но кажется, она была не совсем уверена  в своем утверждении.
- Надо будет тренироваться  не выдать нас, и терпеть боль…
Девушка возмутилась и поднялась из автомобильного кресла.
- Ваня… Я, за последние пять лет … Пока тебя не было, пока ты занимался черте чем! Вытерпела столько боли…
- Это не та боль… И, «Ваня», уже не моё имя.
Говорил молодой человек.
- Что ты понимаешь в боли, мальчик! Хочешь, я сейчас себе мизинец отгрызу и не пикну.
- Да?!
Молодой человек внимательно посмотрел на девушку через зеркало на лобовом стекле. Девушка  ответила сощуренным взглядом.
- Пикну – один раз, и три слезинки - на не тренированность спиши, но не больше! Давай?!
Тут молодой человек впервые повысил голос.
- Всё, хватит! Настя, отпусти руку – мы на трассе! И вынь палец изо рта…
«БМВ» кабриолет резко обогнуло раскоряченную по среди трассы  машину и двух мужчин, сидевших на асфальте. И даже на скорости под двести км. в час молодому человеку они показались  знакомыми. Но рядом возилась со своим мизинцем девушка Настя, и что-то умное говорила . Так, что молодой человек тут же забыл о машине посреди дороги, и мужиках на асфальте .
А двое мужчин даже не заметили просвистевшего мимо них кабриолета. Сидели неуклюже, и очумело смотрели на ослепляющий свет из распахнутых дверей брошенного автомобиля.
И гремело радио:
- «…Подождите! Новый источник энергии? Какой энергии? Ну, ладно – пусть: «энергии», пусть: «источник», а не банальная «батарейка». Ну и что? Что с ним делать!?...»
«Что с ним делать?!»  - дребезжало враз устаревшее авто.
«Что с ним делать?!» - дребезжал эхом ослепленный Мир…
*
Кустанай.                2008 – 2009, 2011,  2014 гг..