Мессар Акше. Хроника правления Серафима IV. 1

Желание Короля – Дракон,
Воля Короля – Меч…
Сердце…


Пролог.

     А началось это так:
     «В ночь Большой небесной гостьи, когда над Миром появилось сразу два ночных светила, следуя наставлениям мудрецов и пророков, внимательно вчитываясь в знамения, в самом сердце Древнего города собрались Мы – Властители. Мы – получившие тяжесть и сладость власти по праву крови от предков, или добывшие и удерживающие ее мечом, или сорвавшие сей плод случайно….

     Стали вокруг Древнего престола плечом к плечу и дали клятву. Скрепили ее кровью, признав отныне Королевскую Кровь единой, а каждого – кровным братом. И тогда же, каждый бросил в Чашу нечто свое. Из Чаши все, включая нашу кровь, было отправлено в Горн, где и родились Знаки, по которым брат, впредь, узнавал бы брата, сына брата, друга брата…

     В ту же ночь Чаша начала свое Движение. Первой ее взял тот, на кого указал случай, а утром передал тому, кто был у левого плеча, потому что так двигалась Большая гостья. А утром второго дня, следующий от левого плеча, получил право провести ночь удерживая Чашу подле себя.
     А утром третьего дня…

     …Чашу. Каждый провел ночь в молитве. Каждый ощутил крепость клятвы, испытал силу собственной веры и был признан достойным. А когда круг замкнулся, установился порядок…

     Каждый год, собирались Мы в Древнем городе на одну ночь. В эту ночь извлекалась Чаша, наполнялась водой из Святого источника, являла Посвященным чудо обращения и переходила к тому, кто был от левого плеча…

     Так длилось…
     …изменился…
     …остался лишь…
     …порядок…
     …тех пор».

***

    Было и так:
     …приезжал в ночь посланец, из числа достойных. Предъявлял Грамоту и передавал Ларец с Чашей. Во внутреннем Храме проводили они, хозяин и посланец, ночь в совместной молитве. Потом, пока готовилась ответная грамота и дары, к посланцу приводили прекрасную и непорочную Деву, предназначенную стать Первой супругой. Посланец уезжал, увозя грамоту, оставляя понесшую от него благородную красавицу и Тайную супругу. Так длился круг…

     Бывали беды, неурожаи, заговоры и бунты. Бывало, что посланец приезжал к остывшему пепелищу, а бывало и к обагренной властительной кровью плахе. Не часто, но бывало. Тогда вспыхивал в Древнем Храме огонь, погибал невинный телец на алтаре, а к братьям летели посланцы. Собиралось войско. Мир сотрясала молниеносная и кровавая война, и порядок восстанавливался. Чаша продолжала свое движение…

     Раз в год каждый из Круга посещал Держателя Чаши, тайно или явно, долго или коротко, но не короче чем на ночную молитву. Трапезничал, беседовал, оставлял от щедрот, или брал, если испытывал нужду. И этим длился порядок…

***

   А потом…
     Пал Древний город.
     Пал, разрушенный не войной, не вулканом и не под напором беспощадных варваров. Нет. Его победило время. Единственный противник, от которого не защищают ни латы, ни щит, ни магические формулы. Время – ветром, водой и песком – источило древние стены, которые выстояли против таранов и огня неверных. Источило до песка камень, и рассыпало, и разметало. Состарило и умертвило людей, отбелило и развеяло прах их костей. А потом, добралось и до человеческой памяти – накинуло на нее туман забвения. Остались только невнятные пророчества, полузабытые легенды и несколько посеченных временем предметов – несколько Знаков, Чаша, да письмена на воловьей шкуре, тщательно уложенные меж пластин железного дерева с остатками серебряных украшений…

     А еще остались странные и непонятные обычаи, которым то ревностно следовали, то забывали о них. То объявляли их божественным следом, то проклинали и предавали анафеме…
     Мир менялся…
     Люди менялись…
     Ничто не может быть вечно.

1.

     В этой точке солнце всегда словно замирало, и только потом, окончательно, решалось на закат, оно зажигало стены Западного бастиона, опаливало дворцовые постройки, и только потом, словно опомнившись, начинало двигаться торопливо, уступая место темноте…

     Теперь надо было дожидаться третьего вечернего звона. За это время, можно было выпить кружку пенного. Или, сначала, ухватить с большого подноса утиную ногу, съесть ее целиком. А можно было лишь укусить ногу, оставляя время на несколько глотков напитка. Ну, чтобы, залить пенным, вкус специй, намешанных в утином горячем жиру. Можно так сделать, а можно вовсе отказаться от мяса и от пенного…

     Между прочим, в «Большой книге о том, как не ронять, но поддерживать и крепить Королевское достоинство» об этом ничего не сказано, так что…

     А вот следующие полтора часа «Большой книгой…» расписаны очень подробно – «…шагом размеренным, не опуская плеч, и не сгибая спины, какие бы тяготы и заботы не давили на плечи, следует пересекать красную Королевскую дорожку вдоль, от угла с парными факелами, через всю залу, до угла напротив…» и так далее. Пустое время препровождение, единственным оправданием которого, является периодическое появление Короля в восточном окне Королевского кабинета. Размеренным шагом от угла до угла, вслушиваясь в болтовню попугая, и радуя сердца подданных, у которых, с незапамятных времен считается доброй традицией – следить за тем, как Король в трудах и заботах проводит свое Королевское время. Но до этого еще есть время, сначала придется терпеть Королевских Министров с этими их бумагами…, а потом еще придется…

     Только через полтора часа можно будет сойти с вытоптанной дорожки, устроиться около очага за столиком, чтобы выпить кипяченого молока и поиграть со щенком, которого притащил в королевские покои шут. Забавный такой щенок, жалко, что не породистый, можно было бы оставить…

- …Ваше Величество.
- Что, - Серафим IV вопросительно посмотрел на бумагу, которую держал следовавший неотступно Первый министр, посмотрел и потребовал, - повтори.
     Первый министр – господин Мигель Майер, ну если, конечно, не в Королевском дворце, невольно поморщился – вопрос-то пустяковый. Раньше король подписывал такие бумаги утром, прямо во время утреннего Королевского облачения. Просто поднимался с ложа, и, ожидая, пока постельничий принесет согретые у камина вязаные носки, и подписывал…
- Ну, - Серафим IV продолжал разглядывать Первого министра.
- Налог. Куриный. С прошлого года не поднимали.
- Куриный…. И на сколько предлагаешь поднять?
- В общем-то, это не я предлагаю, а Министр по Королевским финансам и налогам…
- Так на сколько?
- На одну монету.
- Медную?
- Медную, в год, - уточнил на всякий случай Первый министр.
- А не…

     Договорить Серафим IV не успел – его слова были прерваны вечерним звоном. Король резко остановился.

- Подумай еще, завтра принесешь, - негромко сказал он и знаком отпустил Первого министра…

     А потом, торопливо, даже и не пытаясь сохранять диктуемую правилами Королевскую величественность, он буквально прошмыгнул между Королевскими министрами и скрылся в покоях. Скрипнула дверь, щелкнул замок. В боковую дверь, сразу же, звякая шпорами, вошла Королевская охрана. Оставшимся, теперь предписывалось, покинуть залу, сохраняя при этом…

     Зашуршали бумаги, захлопали министерские гербовые папки. Первый министр подозвал Министра по Королевским финансам и налогам:
- Господин Неро, его Величество вернуло…, - он небрежно подал бумагу министру, - завтра к утру исправь…
- А что исправить?

     Первый министр фыркнул презрительно, и неторопливо направился к выходу.
- Не пойму, а что переделывать в Указе-то, - Министр по Королевским налогам и финансам обратился к стоявшему рядом Королевскому маршалу – господину Адину Гоору, - может, так оставить, может, просто не подписал…
- Я бы переделал, - посоветовал военный, отворачиваясь и уходя в сторону боковой двери.

     Господин Андре Неро еще раз перечитал Указ.
- Переделать-то я его переделаю, - пробормотал он, - не трудно, только как? Больше, меньше…. Да и вообще, что не так-то?

     Однако спрашивать было уже не у кого. В малой приемной зале кроме офицеров Королевской охраны больше никого не было. Министр по Королевским налогам и финансам закрыл папку и заторопился к выходу – ему предстояло весьма и весьма постараться…

     Серафим IV первым делом распустил шнуровку, позволяя тяжелой мантии скользнуть на пол. В следующей зале, Король присел на диван, и не дожидаясь слуг, стянул сапоги, вытащил из кармана парадного платья вязанные, лебяжьего пуха носки, с двойной подошвой и сам же обулся – стало легче. Торопливо расстегнул платье, сдернул крахмальные манжеты и воротник, и только после этого почувствовал себя, действительно, хорошо.

     Ковровая дорожка лежала поперек залы, была она старой, основательно вытертой, а местами, еще и побитой молью…. Ходить по ней было делом привычным и нудным, а иногда и нелегким, особенно если перед этим…
- Хорош! Хорош! Хорош! - запричитал в клетке попугай, перебежал по жердочке и снова заголосил, - Ой, хорош! Ой, хорош!!!
- Не ори, - шумнул на птицу Серафим IV.
- Пошел! Ой, пошел! Ой, пошел! - уже тише отозвался попугай.
- Сиди себе, - отозвался Король и, повернув песочные часы, двинулся вдоль Королевской дорожки. От окна к углу с факелами, а потом назад.
- Хорош! Ну, хорош! - продолжал разоряться попугай.
- Знаю.
- Дай орешек!
- Обойдешься.
- Не жалей. Дай орешек!
- Скажи, Попка – дурак! Попка – дурак.
- Дай орешек…, - попробовал настоять попугай.
- Попка – дурак, скажи…

     Попугаю не хотелось наговаривать на себя. Он продолжал выпрашивать орешек, а когда отчаялся, замолчал, насупился, и только перебирал лапками по жердочке, да косился на вышагивающего по дорожке Серафима IV. Королевский день медленно подходил к концу. Еще один переворот Королевских песочных часов и можно будет, наконец-то…

     Уже больше двадцати лет длилось правление Серафима IV. Или тянулось, тихо и спокойно – иным властителям не достается и дня от таких времен, а вот для Серафима IV судьба расстаралась…. Так прошло детство, так прошла молодость. Так было и сейчас, но если юности были желанны приключения, танцы, любовные походы и безумные охотничьи забавы, тем более, что бремя власти тогда оттягивало отцовские, а не его плечи, то теперь, желанны были тишина да покой. Покой, тишина, да весьма немногочисленное общество – безродный щенок, попугай, да глуповатый шут. Ну и иногда, на ночь, Мария – ее Серафим IV вот уже третий год держал возле себя, для отправления естественных для мужчины, потребностей. То есть, для незамысловатых, постельных прихотей…

     Мария Сааз. Никогда еще столь странная женщина не занимала место на Королевском ложе. И дело даже не в том, что Мария была не благородной крови – многие из предков Серафима IV предпочитали смазливых бабенок из народа. Забава, свежая кровь и минимум проблем. А если и приключалось, обрюхатить эту бабенку, так и то была не беда. Ребенка, если это был мальчик, забирали и тайно воспитывали за казенный счет, если получалась девка, то ее вместе с матерью, попросту выгоняли из города, предварительно, лишив языка, чтобы не болтала лишнего…. А вот Мария была горожанкой. Ну, то есть, не дурочкой деревенской, которая терялась только при виде Королевского дворца, а девушкой образованной – она хорошо читала, умела писать, а иногда, когда никого не было рядом, позволяла себе напевать низким, тянущим душу, голосом. Вот так усядется возле камина, возьмет мандолину и поет, перебирая струны, вроде как подыгрывая себе…

     Так вот, уже три года, по первому времени, почти каждую ночь, теперь же, естественно, реже, Серафим IV вызывал в свою спальню Марию…. Ну и что?! У любого властителя есть свои странности, поражало же другое, Серафим IV не желал видеть на ложе, рядом с собой, другой женщины. Что в ней было такого необычного – известно одному Богу. Не смотря на молодость, была она несколько тяжеловатой, то есть, не весом, конечно, а вообще – было в ней что-то тяжелое, внутри. Молчаливая, тихая, теплая, но без огня, то есть, без огненной страсти. Когда доходило до дела, она только и умела, что тихонько постанывать и перебирать пальцами простыню или одеяло, или платок – что было под рукой в тот момент… Вот и вся забава. Несмотря на солидную для фаворитки связь, она, по-прежнему, казалось неповоротливой, умудрялась краснеть и напрочь, оказывалась открывать глаза до тех пор, пока не были погашены факела и большинство свечей…

     А когда Серафим IV вспотевший от усилий, уставал и устраивался на ее груди, она пододвигала к себе ночник, доставала из-под подушки платочек, окунала его в приготовленную чашу с душистой водой и отирала влажное тело Короля. Занималась она этим до тех пор, пока Серафим IV сонный, не сваливался с ее груди…

     Что было потом, Серафим IV не знал, не видел, да и не интересовался никогда, а Мария отодвигала Короля, поднималась и покидала Королевское ложе. Шлепая босыми ногами, переходила она из Королевских покоев в свои – особым распоряжением Серафима IV у нее они имелись, как имелись и собственные служанки. После таких вот посещений Серафима IV, она непременно купалась и тогда, в купальне, была капризной, а чаще и вовсе, злой. А потом, завернувшись в халат, она шла в свою спальню, и там, подолгу ворочалась, прежде чем уснуть.

     Днем же, чаще всего, ее можно было увидеть в самой заброшенной его части – в Королевской читальне. Она устроила там себе уголок – в кресле, возле окна, из которого открывался вид на Королевский парк. Здесь ее время шло независимо от того времени, которые отсчитывали часы на Большой башне, оно шло с той скоростью, которую задавал сюжет очередной читаемой книги. Сотни книг прошли через ее руки. Она приняла участие в тысяче войн, была незримой участницей тысячи любовных историй, не запятнав своих рук, стала свидетелем и участником множества заговоров и переворотов. Лишь иногда, когда очередная книга заканчивалась, вздохнув, Мария возвращала книгу на полку и мимоходом заглядывала в зеркало. Большие прозрачные глаза, невысокий лоб, лишенный утонченности нос и полные, слегка вывернутые губы. Не Королева, и, даже не Королевская любовница, так, баба, горожанка обыкновенная, и все… Множество страниц, где описывались книжные красавицы, были перечитаны Марией не по одному разу, так что ей было с чем себя сравнить. Себя, невысокую, тяжеловатую – неблагородную, одним словом…

2.

     Король, через слугу, сообщил Марии, что сегодня она будет нужна ему в Королевской спальне. Мария пришла пораньше и занялась приготовлением ложа – меняла постельное белье – Королевский постельничий делал это редко – раскладывала подушки и подушечки – подушки  под голову, подушечку – под зад, чтобы лишний раз не заботить монарха. Не спешила, потому, наверное, и не успела. Ложе еще не было готово, когда на пороге спальни появился Серафим IV. Поглядывая на Марию, которая в длинной ночной сорочке возилась около постели, Король скинул с себя остатки одежды, подумал немного, и, решив, что надеяться на твердость Королевского оружия, не очень-то стоит, подошел к специальному шкафчику и достал оттуда снадобье, которым снабжал его Королевский лекарь. Как раз для таких случаев… Снадобье было горькое, маслянистое, да еще с каким-то неприятным запахом, пить его можно было, только тщательно размешав в воде…

     Готовя напиток, Король подошел к окну – за окном была темень, несколько масляных фонарей освещали дорожку белого камня, что вела от сторожевой башни во внутренний замок. Да еще стража в сопровождении факельщика маячили между дворцовых построек. Вот и весь вид.
- Рассказывают, - заговорил он, делая первый глоток и морщась изо всех сил, - рассказывают, что у моего царственного брата, возле дворца, ночью, горит больше сотни фонарей. Из-за этого, во внутреннем дворе, светло как днем. Как думаешь, может и мне…
- А что масло-то жечь по ночам, - не согласилась Мария, - оно денег стоит. Да и что там ночью освещать-то. Ваше Величество.
- А так, просто. Масло в специальных колпаках горит, из цветного стекла. Красные, зеленые, синие…
- Ну и кому это надо ночью?
- Тоже верно, - вяло согласился Серафим IV, - ну, готова, что ли?
- Да Ваше Величество, - отозвалась Мария, откинулась на подушку, поправила подушечку и стянула в сторону шелковую накидку, открывая…

     Забава была в самом разгаре, то есть Мария уже охала и мяла ткань накидки, а Король взмок, пустил слюну и даже порыкивал, как вдруг, в дверь покоев постучали… Пара замерла. Мария испуганно смотрела на дверь, а Король был в нерешительности, он никак не мог решить, что делать дальше. Стук повторился.

     В общем-то, Королевский Устав Караульной службы, написанный дальним предком Серафима IV, допускал подобное вторжение. Было на это целых три причины – война, бунт в Королевстве и Посланец.
- Господи, - зашептала Мария, - неужели война…

     И без того нежаркий любовный пыл женщины испарился вовсе, она даже забыла на мгновение, что Король все еще находится сверху.
- Черт, Мария, ноги не сдвигай, дура, - морщась от резкой боли, прошипел он.
- Ой, прости, Ваше Величество, - прошептала Мария и раскинулась, насколько позволяло Королевское ложе.

     Серафим IV кряхтя, поднялся. О забаве надо было забыть. Не пить же второй раз эту гадость. Король поморщился и больно шлепнул Марию по обнаженной ноге.
- Закрой срамоту, дура…
- Ой, Господи, - Мария быстро перекрестилась и только после этого накрылась до глаз простыней.
- Что там, черт возьми, - крикнул он громко, чтобы стоявший за дверью услышал его, - войди, чтоб тебя нечистый прибрал…