Дети Подземелья

Краткое содержание: все знают, что нельзя наступать на трещины в асфальте и на крышки канализационных люков... а Славка наступила, и теперь её маме предстоит умереть...
Примечание: имеются параллели с книгами С. Кинга «Оно» и «Талисман», а также с повестью В. Г. Короленко «В дурном обществе» и с потерянными мальчиками в «Питере Пэне»

* * *
— Наступишь на трещину — заболеешь и даже умрёшь! Или твоя мама заболеет и умрёт, это все знают! — крикнула Наташка Курочкина.

— Херня! — выпалила Славка и сама испугалась.

— Не матерись! — слабо пискнула Наташка, но какой-то отчаянный чёртик, всегда подзуживавший Славку, заставил её ехидно пропеть:

— Херня-херня-херня! Смотри, Курочка-дурочка!

И она лихо проскакала по тротуару, наступая на все трещины, словно в каких-то вывороченных «классиках», а напоследок прыгнула на крышку канализационного люка и даже поплясала на ней.

Дурацких трещин бояться, ещё чего!

Она победно взглянула в вытаращенные глаза Наташки и высунула язык, будто детсадовка, а не почти-шестиклассница.

А вечером Славкину маму увезли в больницу.

Сразу в реанимацию.

Папа сказал: «Оторвался тромб».

Лицо у него потемнело и стало почти неузнаваемым. И он без конца набирал номер реанимации, откуда ему устало отвечали: «Состояние тяжёлое».

Обмирающая от липкого ледяного ужаса Славка забилась к себе в комнату и там свернулась калачиком прямо на ковре, машинально засунув в рот большой палец — не как детсадовка даже, а как грудничок.

Она пролежала так до полуночи, пока в комнату не заглянул папа.

— Я поехал в больницу, — глухо произнёс он. — Не могу тут больше. А ты ложись. Ложись, Слава.

Славка могла упросить его взять её с собой, но ей предстояло сделать совсем другое. Она дождалась, пока папина «тойота» отъедет от подъезда, и выскользнула из квартиры.

Она никогда не бывала одна на улице в такую пору, только с мамой и папой, возвращаясь из гостей. Папа держал её за одну руку, а мама — за другую, и они все вместе весело смеялись.

Мама, мамочка…

Крышка люка была сдвинута, и провал зиял, как ухмыляющийся рот.

Зябко передёрнувшись в своих тонких шортах и футболке, Славка опустилась на коленки и заглянула в этот зияющий провал.

И приросла к месту. Прямо ей в лицо уставились чужие глаза: яркие, круглые и хитрые-хитрые.

Славка пошевелила губами и охрипшим голосом спросила:

— Ты клоун Пеннивайз?

Толстую, очень страшную и местами непонятную книгу «Оно» про клоуна-паука, жившего в канализации, она прочитала ещё в прошлом году, тайком от родителей.

Круглые глаза превратились в смешливые анимешные щёлочки, и глумливый голос процедил:

— Не-а. А ты чего припёрлась?

Голос был непонятным: то ли пацанячьим, то ли девчоночьим, но точно не взрослым.

— У меня мама в больнице, — сглотнув, ответила Славка. — В реанимации.

— Допрыгалась ты, значит, — после паузы удовлетворённо и злорадно резюмировал голос. — Шит хэппенс. Лезь сюда тогда, чего встала?

И крышка противно проскрежетала по асфальту.

Славка неуверенно присела на край люка, спустила одну ногу, потом другую, нащупывая ступеньки, но тут её грубо дёрнули вниз за щиколотки, и она успела только взвизгнуть и зажмуриться, летя в вонючую мглу.

Оказалось, что внизу совсем не темно. Светились заплесневевшие осклизлые стены и свод над головой, достаточно высокий, чтобы Славка могла стоять, не сгибаясь. И мальчишки перед нею тоже стояли, выпрямившись в полный рост.

Их было семеро. Одни постарше, другие помладше, самому маленькому на вид лет пять, все одинаково тощие и какие-то белёсые, будто выцветшие. Только глаза — тёмные и яркие, глядели на онемевшую Славку с недобрым любопытством.

— Вы кто? — прошептала Славка.

— Мы-то? Да крысы, — лениво протянул самый высокий из них, по виду восьмиклассник. — А ты кто?

На нём красовались только обрезанные до колен джинсы, рёбра выпирали под бледной кожей, светлые волосы были взъерошены.

— Я Славка, — она облизала губы. — Ярослава.

Парень пренебрежительно скривился:

— А я — Пасюк. Девки редко сюда попадают. Девки трусливые. Ну что, будешь мамку спасать или удерёшь?

— А я могу? — срывающимся голосом спросила Славка. — Спасти?

— Можешь, — помедлив, важно кивнул парень, внимательно и непонятно глядя на неё. — Но учти: ты навсегда останешься в Подземелье. Останешься с нами. Крысой.

Славка раскрыла рот, не в силах выдавить ни слова. Она почему-то сразу поняла, что Пасюк говорит правду.

— Согласна? — настойчиво спросил тот, наклонившись к ней. От него пахло свежим потом и дымом от костра.

Холодея, Славка уставилась в его бледное хищное лицо, а потом обвела затравленным взглядом осклизлые стены. Здесь? Остаться здесь?! Навсегда?!

Мама, мама…

— Не дрейфь, — снисходительно промолвил Пасюк. — Мы выходим отсюда. Даже на речку ходим. Костёр палим, купаемся.

Остальные согласно закивали.

— Но мама… моя мама точно останется жива? — звенящим голосом выпалила Славка.

— Точно, точно, — пробурчал Пасюк. — В Подземелье всё по чесноку. Жизнь за жизнь.

Славка ещё раз глубоко вобрала в себя вонючий воздух Подземелья и решительно вытянула вперёд руки. Странно, но она откуда-то знала, что должна сделать именно это.

Парень ощерил в ухмылке острые зубы и тоже выставил перед собой ладони — узкие, исцарапанные. И эти ладони вдруг вспыхнули зеленоватым пламенем, точно таким же, как гнилушки вокруг, но невыносимо ярким и жарким.

— Мама-а-а-а! — завизжала Славка, корчась от нестерпимой боли, когда Пасюк намертво стиснул её запястья. Резкая вонь собственной палёной кожи вонзилась ей в ноздри, а вокруг запястий, когда парень наконец отпустил её, браслетами вздулись громадные багровые волдыри.

Славка хватала ртом воздух, скуля и покачиваясь, и Пасюк небрежно поддержал её под мышки.

— Терпи, — отрывисто приказал он. — Сейчас пройдёт.

И вправду, боль утихла, а волдыри на сожжённой коже подсохли, на глазах превратившись в белёсые грубые шрамы.

Она подняла потрясённый взгляд на парня, и тот снова нехорошо ощерился.

— Это ещё не всё… — и коротко хохотнул, увидев, что Славка опять конвульсивно зажмурилась. — Теперь ты должна выпить мою кровь.

— Ч-что? — кое-как выдохнула она, не веря ушам.

— Это не грёбаные «Сумерки», — сказал парень почти весело. — Цапни меня за любое место и кровищу слижи, делов-то. Так положено крысе.

Он усмехался, криво улыбались и остальные пацаны, с жадным любопытством пялясь на них. А Славка вдруг заметила, что предплечья, грудь и шея Пасюка были испещрены зажившими рубцами.

— Я не могу… — торопливо начала она, но Пасюк властно её перебил:

— Если зассышь, всё пропало. Давай, дура, ну!

Глаза его бешено сверкнули в зеленоватом полумраке, и Славка, словно подстёгнутая, изо всех сил вцепилась зубами в его жилистое предплечье. Солёная тёплая кровь наполнила ей рот, щекоча уголки губ и капая вниз, а она вгрызалась в крепкое горячее тело, мыча от свирепого восторга.

— У-у, крыса, — пробормотал Пасюк с болезненным, но довольным смешком и дёрнул её за волосы. — Хватит!

Славка опомнилась и в ужасе отскочила, машинально облизывая окровавленные губы. Она тяжело дышала и не могла надышаться, будто тонула и выплыла.

— Привет, крыса, — почти ласково сказал Пасюк.

...За несколько кварталов от них, в реанимационной палате, Славкина мама вздрогнула и открыла глаза.