Бутылка водки

Клёпа – щупленький, юркий мужичонка в кепке и полосатой майке – сбегал за бутылкой водки и, возвратившись, вставил ее, родимую, дулом в отверстие в затылке заседавшего на скамье доминошников Михалыча, здорового ехидного мужика в спортивном адидасовском костюме. Горлышко бутылки высунулось из отверстия во лбу Михалыча, и прекрасная пахучая жидкость заструилась по стаканчикам. Спиртом полоснуло по ноздрям, сглотнулось слюна у присутствующих. Михалыч наклоняясь, наливал то одному, то другому. Мужички охотно подставляли пластиковую посуду, а Клёпа стоял и умилялся, глядя на такое чудотворство, пока один из мужичков не забаловал, подставив вместо стакана Михалычу свой щербатый рот
— Михалыч, лей сюды!
— Сейчас я тебе налью, гада! А ну пошел отсюда, пес!
Порядок был восстановлен. Клёпа, правая рука Михалыча, который разливал водку головой, а в домино играл одной левой, лишь одной ногой упираясь в землю, потому как вместо второй обладал протезом, - сказал будто нехотя:
— Ну что, сыны, хватит с вас?
— Будет, будет, Михалыч, будет! – загомонили мужички как дети.
– Эко, Михалыч, угораздило тебя ранение заполучить! И нам на забаву, и себе на память, — с бабьим умилением затянул Клёпа.
– Молчи, бестолочь ты безродная! – сказал здоровый Михалыч, тряся багровыми щеками. И щелкнул по столу доминошной фишкой. – Хрыба! — Так он выговаривал всегда это слово, чем радовал мужичков, они мелко смеялись, трясясь потихоньку на своих лавках.
Клёпа высунул из головы Михалыча бутылку и, отметив большим пальцем дозу, отпил из горлышка ровно сколько следует. Из остатков.
– Ну ладно тебе, Михалыч, расскажи теперь, что там доча твоя? Как дача? Как чадо? Как чудо?
Солидно оправив мятую рубашку о трех пуговицах на пузе, Михалыч приступил:
– Дочь в теннисе преуспевает, замуж думает, идет на инженера учиться, много хочет денег зарабатывать, много просит, немного покрылась прыщами, немного болеет, ножки у ней колесом. Дача хороша, к электричеству подключился, огурцы посадил, забор поставил, к председателю ходил – пил с ним, пил с соседом, с другим соседом пил, поймал вора, укроп пиз..ил, – отвинтили башку, потом сдали в милицию, заодно написал заявление о потери партбилета. Потом с соседом с новым поругался, а потом с ним выпил. Чадо родилось, козлом не блеет – плачет, копытцами не сучит – ножками дрыгает, хочет сиську, а сисек у меня дома хватает!
Кем-то по неосторожности был спущен газ.
– Какая мраза гадит?! – осведомился встревоженный Михалыч, зашевелив рваными ноздрями. – Клёпа, вынюхай!
– Это точно не я, – сказал один мужичонка.
– Вот он, проговорился! – сказал Клёпа, обнюхивая мужичка, и согнутые в локтях руки его забились о бока, как крылья. Звук хлопающих крыльев распространялся.
Из окна ближнего дома послышался крик:
— Клёпка, дорогой мой, – обедать, сукин сын, жратвы дома – прорва!
– Приструни свою бабу паскудную! – заорал сердитый Михалыч. — Чего орет средь бело дня?
– Вот сейчас этим и займусь, – сказал Клёпа и, вытянув из гитары мимо проходящего молодого музыканта струну, побежал с нею к себе домой. Струна развивалась позади, как дым от факела, и поблескивала, как зараза.
В квартире он наткнулся кончиком струны, зажатым в пальцах, на жену и сразу попал в то место, что в простонародье именуется... Он проткнул струной одну... и принялся продевать ее через второю... и таким образом он сшивал вместе две... А женщина пела временные песни и ругалась властно матом. Из... вылетали синие медведи, кастрюли и матрёшки. На губах Клёпы наворачивалась пенистая, как облака, слюна, и от волчьей радости закатывались его глазёнки.