Гормон любви роман в портретах

                ГОРМОН   ЛЮБВИ.

                ( Роман в портретах)

 
    Попутчики.


            Он возвращался в Москву после длительной командировки, уставший, но довольный проделанной работой. Соседка по купе,  ярко накрашенная блондинка бальзаковского возраста, поприветствовав его  ослепительной улыбкой, принялась доставать из огромного пакета коробочки с ароматно пахнущей едой.  Поздоровавшись и заняв своё место на верхней полке, он достал книгу, показывая всем своим видом, что не расположен присоединяться к трапезе, и уж, тем более, вести с ней  задушевные беседы, которые обычно возникают между попутчиками. Поезд тронулся, и он облегчённо вздохнул: два человека в купе, вместо четырёх, просто подарок судьбы.
   - Добрый вечер, - услышал он приятный женский голос и оторвался от книги, - Еле успела.
   Он посмотрел на стройную седую женщину, появившуюся в дверях, и моментально узнал её. Он узнал бы её через сотни лет и среди тысяч женщин. Ничего не изменилось: сердце защемило так же, как и тогда, много лет назад. Сколько усилий было положено на то, чтобы забыть её и стереть из памяти. Женился, семья нормальная, дети. Ничего не помогло. В купе вошла она. Его Маргарита. Его первая, а, может, и единственная любовь в жизни. Интересно, вспомнит ли она его? Вряд ли. Никого вокруг себя не замечает. Как будто не от мира сего.  А ведь ему тогда казалось, что и она любит его.
   - Присаживайтесь, - произнесла блондинка, - давайте знакомиться. Меня зовут Нина. А Вас?
   - Маргарита Михайловна. Можно просто Рита.
   -  Как хорошо, что Вы с нами едете. А то и поговорить не с кем, - сказала Нина и многозначительно посмотрела в его сторону, - Домой едете или в гости?
   - Домой.
   - Я смотрю, Вы без багажа. Хотите перекусить? Мне муж целую корзину еды положил. Заботливый такой, аж тошнит иногда.
   Дав возможность новой попутчице расположиться за столиком, Нина продолжила свои нескончаемые вопросы, слегка понизив голос.
   - У Вас цвет волос такой необычный. Свой или  красите?
   - Свой.
   - А я крашу. Для мужа стараюсь. В Москву еду на пластическую операцию.  Вокруг столько молодых. Надо соответствовать. Уведут ведь. Вы как относитесь к пластике?
   - Я не сторонница.
   - Зря. Если бы глазки сделали, да круговую подтяжку, да ещё бы волосы покрасили, выглядели бы лет на тридцать. Вам сколько лет? Мы, наверное, ровесницы. Мне 45. А Вам?
    - А после операции как надо будет себя вести? Как тридцатилетняя? И это в 65 лет?
   -  Вам 65? О боже! Вы знаете средство Макропулоса?
   -  Нет, конечно. Видимо,  родительские гены. А может быть любовь. Именно она способна продлить нашу молодость.
   - Любовь? Не думаю. Многие мои подруги меняют внешность у пластических хирургов, чтобы встретить любовь. Мы, женщины вечно недовольны своей внешностью. Так и хочется что-нибудь исправить.
   - Гармония пропадает.
   - Какая гармония?
   - Красивые губы Анжелины Джоли изуродовали половину женщин земного шара.
   - Вы так считаете? Я, кстати, собираюсь сделать именно такие губы, как у неё. Гармония, говорите? Не задумывалась. Как интересно. Вы, наверное, очень наблюдательны.
   - Я немного рисую. Женские лица, в основном.
   - А как Вы относитесь к блефаропластике? Вы её замечаете?
   - Конечно. Глаза становятся, как у кукол, безжизненными.
   - Вы так убедительно говорите! Что же делать? Мне что, поезд остановить? Нет, я так настроилась! Нет, а как же мне мужа удержать?
   - Есть, что удерживать? Или боитесь одиночества?
   - Ну, я его люблю.
   - Тогда почему же Вас тошнит от его заботы?
   - Да это я так просто сказала. Мне иногда нравится посмеяться над ним или унизить. Пусть знает, кто в доме хозяин.
   - «Женщина, смеющаяся над своим мужем, не может более его любить». Это не мои слова. Бальзак сказал.
   - Бальзак? Так если мужчину не унижать, он возомнит из себя бог весть что, и другую найдёт. 
   - От любимой не уйдёт. Я за равноправие в отношениях. Унизить мужчину, которого ты любишь, это, всё - равно, что унизить себе и свою любовь.
   - Скажите, а Вы замужем?- поинтересовалась Нина, пытаясь завести длительную беседу с  Ритой.
   Меньше всего он желал услышать ответ. Быстро спустившись со своего места, он вышел из купе и направился в ресторан. Надо дать возможность успокоиться и привести мысли в порядок. Историю Маргариты он знал вплоть до того дня, пока они не расстались. А началась она задолго до её рождения.


Пролог

       Личная жизнь ректора педагогического института Михаила Ковальского интересовала всех. Он рано овдовел, десять лет считался самым завидным женихом в городе,  полгода назад женился и, как всем казалось, стал самым счастливым человеком в мире. И вдруг по институту прошёл слух, что их любимый руководитель разводится, и чуть ли не на улицу выгоняет беременную жену. Такой жестокости от Михаила Семёновича никто не ожидал, так как   слыл он человеком достаточно добрым и справедливым, помогал своим педагогам и студентам по мере возможности, чем и заслужил любовь и всеобщее уважение. Причина развода оставалась для всех тайной, но, опять же, по слухам, вроде бы его молодая жена застала Ковальского с любовницей, которой на тот момент было чуть больше 60 лет. Но, знаете, как говорится, чем чёрт только не шутит.
   Пока интеллигентное общество пыталось разгадать сию тайну, в семье Ковальских разыгрывалась настоящая драма.
 
   - Зоя, я не могу больше с тобой жить. Не могу жить с человеком, который меня так оскорбляет. Любовь – это доверие в первую очередь. И где оно у тебя, где? Я подал на развод, - произнёс Михаил и опустил глаза.
   Видеть страдание в глазах своей молодой жены было выше его сил, но продолжать жить вместе становилось невыносимо. Слишком он устал от постоянных оскорблений, подозрений и той грязи, которая сквозила в каждом её слове.
   - Ты не посмеешь! Я пойду в партком! Тебя выведут на чистую воду, развратник! Все узнают, какой ты на самом деле подлец и бесстыдник. У нас через месяц родится ребёнок, ты забыл? Ты не видишь, что я с пузом хожу? Конечно, куда тебе! Вокруг столько соблазнительниц! Всех ведь надо ублажить.
   - Зоя, прекрати! Я не могу этого больше слышать. Мне дышать нечем рядом с тобой. Я не отказываюсь от ребёнка, хотя лучше бы он не родился. Послушай, давай по-хорошему. Ну не будет у нас с тобой жизни!
   - По-хорошему захотел?! Не получится! Выселить меня захотел!? Развод тебе нужен!? Не выйдет! Я до обкома партии дойду! Всем расскажу, что ты спишь со старухами и со студентками!
   - Это всё твои фантазии! Бред, бред! Больное воображение! Ты понимаешь это? Тебе придётся уйти из этой квартиры. Мне дают комнату для тебя.
   - А, ну, конечно, как я раньше не догадалась! Уже другую себе нашёл полюбовницу! На пороге, наверно, ждёт, когда квартирка то  освободится! Знаю, кто тебе комнату даёт! Такой же развратник, как и ты! Вместе погуливаете, знаю! Изверг! Животное! Не выйдет!
               
   Находясь под маминым сердцем, ещё не родившееся, маленькое создание  всё  чувствовало, понимало, радовалось и огорчалось вместе с ней. Крошке очень хотелось увидеть родителей и почувствовать на себе всю ту любовь и нежность, на которую они  раньше были способны  по отношению друг к другу. А потом всё стало меняться. Постепенно.  Страх появился с тех самых пор, как она осознала, что от неё хотят избавиться, и этот страх уже не исчезал ни на минуту.  Она мысленно умоляла мамочку оставить её в живых и напоминала  о себе, стуча ножками и ручками в животик.   В живых её оставили, но мама плакать продолжала, а, однажды, её  рыдания были настолько сильны и так продолжительны, что крошка   решила выйти из животика и сделать что-нибудь, что бы маме стало легче. Приняв такое решение, она изо всех сил задвигала ножками, напряглась всем своим тельцем, и…, и её ослепил яркий свет.  Малышка поняла, что ей это удалось, и это было счастьем: она скоро сможет увидеть  и услышать свою  мамочку, сможет сделать её счастливой  и, самое главное,  будет любить её.
               
    В палату зашла медсестра, неся на руках новорождённую девочку.
  - Кто из вас Ковальская?
  - Я Ковальская.
  - Я Вам доченьку Вашу принесла. Посмотрите, какая она чудесная.
   - Что там на неё смотреть. Не иначе, как уродина родилась, - недовольно произнесла голубоглазая  молодая женщина.
  - Ну что Вы, мамочка! Девочка очень красивая, черноглазая, - ласково возразила медсестра, - слабенькая только. Врач всё Вам расскажет.
         - Да что он может сказать!? Я и сама знаю, что уродку родила. Теперь, значит, ещё и слабую.  Ох, горе моё луковое. Да разве что-то доброе могло родиться от этого изверга и развратника. Черноглазая, говорите?  Значит, вся в отца. Мучайся  теперь с ней, - произнесла Зоя.
         - Мамочка, так нельзя говорить. Ребёнок всё понимает, - с осуждением сказала сестричка, пытаясь успокоить новорождённую, - Скажите, что любите её и что она красавица.
   - Вот ещё! Даже не подумаю! Меня всю жизнь только работать и  учили. На благо Родине, между прочим. А любить никто не учил. Можно подумать, меня кто-нибудь  любил. Ничего, живу, как видите. И она проживёт, без этой, вашей, любви. 
    Малышка, сразу после этих слов, заплакала, как будто поняла то, о чём сказала мать. Она плакала долго, горько и отчаянно: она не хотела быть уродиной, она хотела быть доброй и красивой девочкой.  А будет ли любить её мама, если считает уродиной?

    Зоя Васильевна, или Зоя, как все называли её в пошивочном ателье, боялась за дочь с того момента, как сестричка сказала, что девочка родилась слабенькой. А увидев у новорождённой родинку на мочке уха, решила, что её Риточка ещё и с физическими отклонениями. Слава Богу, не подтвердилось. Хватит с неё и тех несчастий, которые преследовали её всю жизнь, начиная с самого рождения. А всё отец виноват, Василий Егорович. Гулёна был ещё тот. Во время свадьбы с матерью, Ефросиньей Алексеевной, в дом, где полным ходом шло веселье, ворвалась молодая и красивая женщина, и во всеуслышание прокляла и жениха с невестой, и весь их будущий род. Как выяснилось потом, Василий частенько захаживал к ней несколько лет, жениться обещал, да слово своё не сдержал.
   Зоя, уже будучи юной девушкой, узнала от старшей сестры, Полины, что у матери первые четыре ребёнка, и все - девочки, умерли, не дожив и до года. Ефросинья Алексеевна часто плакала, называя себя самой несчастной женщиной в мире. Потом родились два сына, а за ними и две дочери. Жизнь стала налаживаться.
   Зоя родилась за год до революции. Тогда-то Василий Егорович и разорился. Немецкие швейные машинки Зингер, которыми он торговал, стали никому не нужны. Перебивались, как могли, и чем Бог послал. Зоя после школы пришла работать в пошивочную мастерскую. За три года до войны, у неё появился ухажёр, и все надеялись, что скоро поступит предложение руки и сердца.   Однажды в мастерскую зашла цыганка и предложила погадать всем, кто не боится услышать своё будущее. Зоя, зная, что, не сегодня-завтра, станет невестой, рискнула, решив узнать дату своей свадьбы.
    Цыганка внимательно посмотрела левую руку, и произнесла фразу, которая засела в душе леденящей болью, да так и осталась в ней до сегодняшнего времени.
   - Ой, красавица, - тихо произнесла она,- нет у тебя судьбы счастливой, и не будет никогда. Не жди её.
    С тех пор всё пошло кувырком. Жених, которого внезапно перевели в другую военную часть, а, следовательно, и в другой город, так и не сделал ей предложения. То ли не успел, то ли передумал. Попрощался, да и был таков. Новые воздыхатели появлялись, но быстро исчезали, и у каждого находилась весомая причина. Не то, чтобы её бросали, нет: обстоятельства так складывались. А потом началась война, на которую Зоя записалась добровольцем, окончив ускоренные курсы медсестёр.
   До Берлина дошла, сколько бойцов с поля битвы вынесла на своих плечах, не счесть, а любовь так к ней и не пришла. Ухаживать пытались, да только недолго. Всех война забирала. Война – войной, а любви хотелось. Рядом с ней были счастливые и девушки, и женщины. И замуж выходили, и детей рожали, и война их мужей в живых оставляла. Было счастье рядом, да только не у неё, у других. И постепенно, рядом с болью одиночества, стала появляться и расти ненависть ко всем счастливым женщинам, ненависть и зависть к тем, у кого есть муж, семья, счастье.
    После войны вернулась в Москву, да только жить было негде. Дом разбомбили, сестра с мужем и с родителями ютилась в маленькой комнате в бараке.  Один брат на войне погиб, второй – пропал без вести, да и у Полины сына убили за несколько дней до окончания войны. Одним словом, горе кругом. Горе и разруха.  Тогда Зоя и решила уехать поближе к морю. Какая разница, где влачить одинокое существование, да обшивать счастливых, замужних  женщин. Уж лучше в тепле, чем в холодной промозглой Москве. За Красовского, который был на 25 лет старше неё, вышла замуж от безысходности. И тут не сложилось.




                Часть I     Жизнь, как удушье

Глава 1.  Улица.


   В городе Таганроге есть удивительная улица. Когда-то, очень давно, она называлась «Греческой», а после революции её переименовали в «Улицу 3-его интернационала». Вряд  ли сами греки имели к  этому  какое-либо отношение.  Они благополучно продолжали жить на своей любимой улице и гордиться ею. А гордиться было чем.
Ну, во-первых: на их улице произрастало  дерево. И это было не просто обыкновенное дерево.  Это была ШЕЛКОВИЦА!!! Да, обыкновенная шелковица. Но… Ходила легенда, что именно около неё Пушкин написал свой шедевр: «У лукоморья дуб зелёный, златая цепь на дубе том…»
   Дело в том, что шелковица была необъятных размеров. И за дуб её принять великий поэт вполне мог, если, например, писал этот шедевр зимой. Если бы он приехал писать его летом, то, наверняка, попробовал бы сладких, иссиня-чёрных плодов этого исторического чуда. Но, видимо, не случилось. И наша шелковица вошла в историю литературы на веки вечные, как дуб с учёным котом.
   Второй достопримечательностью улицы был Царский Дворец Александра I-го. Именно после посещения этого Дворца, наш Царь исчез в неизвестном направлении и тайна его последующей жизни до сих пор не разгадана. Хотя, историки предполагали, что именно после нашего жаркого Таганрога, его потянуло в Сибирь, где он и закончил свою жизнь, отпустив, правда, бороду. Видимо, чтобы его никто не мог узнать.
   Рядом с Царским Дворцом, на этой же улице, были построены Царские конюшни, понятно, для каких целей. Правда, после переименования улицы с «Греческой» на «Улицу 3-го интернационала», в конюшнях надстроили вторые этажи, привели их в порядок и заселили туда людей.
   Строительство, видимо, было спешным и не предусматривало проживания номенклатурных и партийных работников, поскольку забыли в этих бывших конюшнях построить, необходимые для каждого человека, места общего пользования. Ну, забыли и забыли. Взяли и построили в самом центре двора одно такое место, но для всех. И место есть и никому не обидно.  А ещё, видимо, конюшни в прошлом не обогревались. Но и для людей тоже забыли провести батареи, хотя рядом проходил трубопровод.   Вот дома эти и стали обогреваться печками, а печки топились углём.
   Но на этом достоинства этой удивительной улицы ещё не заканчивались. Самая главная, и, пожалуй, самая любимая и известная всему городу достопримечательность, заключалась в том, что по Греческой улице весь город шёл купаться на центральный пляж, расположенный у Яхт-клуба.
   Утром можно было видеть толпу людей, весело и легко направляющуюся к морю, а ближе к вечеру - ту же толпу, но уже возвращающуюся с моря, еле живую, измученную жарким солнцем, молчаливую и с трудом передвигающую ноги.  Лица у многих были ярко красного цвета, плечи прикрыты ситцевыми косыночками, а в руках, практически у всех, были жареные семечки, без которых отдых на море представить было ну практически невозможно.
   Вечером «Греческая» улица преображалась. В одном из дворов, в самом его центре, рядом с местом общего пользования, начинались танцы. Зажигалась на дереве одна единственная лампочка, включался  патефон  и ставилась самая модная для того времени пластинка. Часам к десяти вечера музыка становилась всё громче, молодёжи всё больше, а из открытых окон всё чаще раздавались возмущённые крики:
   - Распустились, спать не даёте! А, ну, выключите вашу шарманку, стиляги чёртовы!
    Но юным сердцам было не до сна. Все жаждали танцев, тесного общения, романтики. С моря дул свежий ветер, жара спадала, а страсти между присутствующими, накалялись.
   Вот и сегодня, наблюдая за танцующей молодёжью, было видно, кто к кому неравнодушен, кто пришёл абсолютно зря, кто давно нашёл своего партнёра, и не только для танцев, а кто здесь впервые.
   В окне второго этажа дома, прямо напротив танцплощадки, показалось лицо совсем молоденькой девушки. В толпе сразу же её  кто-то заметил.
   - Рита, спускайся к нам! – крикнул молодой коренастый парень, одетый в широкие шаровары и белую рубашку, явно с чужого плеча, - Покажи всем, как танцевать надо!
   - Что, Алик, никак успокоиться не можешь? Не выйдет твоя недотрога. Потанцуй лучше с Наташкой. Смотри, глаз с тебя не спускает.
   - Не твоё дело, Витька, понял. Сам с ней танцуй – она на тебя смотрит. Тоже мне, умник нашёлся. Сам, небось, в Ритку влюблён. Думаешь, я не знаю?
   - Тю на тебя, дурак.

   Но Алик уже не слышал, что дальше говорил ему Виктор. Резко развернувшись к нему спиной, он ещё раз посмотрел на окно и, не увидев лица девушки, ушёл с танцплощадки.

      Глава 2. Алик.

     Сердце его ныло от боли. Да, он действительно был влюблён в эту недотрогу с пятого класса, и помнил, как всё началось.
    Они всей семьёй переехали в этот район зимой, шесть лет назад.           Колонка, из которой все брали воду, находилась во дворе. Мать дала ему ведро и попросила принести воды. Подумаешь, такое простое поручение  для 13 - летнего парня! Он мог бы и два ведра принести.  Спокойно вышел из подъезда, натянул на лоб шапку, так как дул сильный морской ветер, и остолбенел. По-другому назвать это было нельзя. Из подъезда напротив, вышла девочка с таким же эмалированным ведром и, тоже, направилась к колонке.   
      Она внимательно посмотрела  на Алика, как будто хотела что-то у него спросить, но потом передумала, и прошла мимо, а он остался стоять и не мог двинуться с места. Таких грустных глаз ему ещё видеть не приходилось никогда. В этом он мог поклясться и себе и кому угодно. А ещё у неё была длинная тёмная коса, на конце которой был вплетён огромный розовый бант.  Когда Алик вернулся  домой, оказалось, что ведро пустое. Ему пришлось опять идти к колонке. Девочки уже не было, а непонятная для него самого грусть где-то глубоко внутри осталась.
      Через несколько дней они познакомились, и он пригласил её покататься на санках.  Она согласилась, пообещав ему выйти на улицу минут через пятнадцать. Он прождал два часа, замёрз так, что не чувствовал ни рук, ни ног, но она так и не появилась.   Он, конечно, расстроился, но при следующей встрече виду не подал, а просто спросил, почему она не вышла.
   - Забыла. Прости, пожалуйста. А ты что,  ждал меня? И долго? – удивлённо спросила Рита.
   - Два часа.
   - У тебя так много свободного времени? Да ты просто счастливый человек! У меня его вообще нет.
    Со временем они подружились, а потом он прислал ей записку, что любит её и хочет с ней быть всегда-всегда. Она ничего на записку не ответила, а через несколько дней, увидев его на улице, подошла и просто сказала:
   - Алик, давай дружить, как и раньше. Я тебя не люблю и никогда полюбить не смогу.
    И он согласился. Он согласился бы на что угодно, лишь бы только видеть её.   Через год, весной, он решился пригласить Риту в кино. Она призналась, что хочет посмотреть «Гусарскую балладу». Попасть на этот фильм было очень сложно, и Алик всю ночь караулил очередь, чтобы в восемь утра получить заветные билеты. Расстраивало его только одно: на фильм они могли пойти только через три дня. На все остальные сеансы всё было распродано.
    Рита к этому отнеслась абсолютно спокойно, и они договорились встретиться через три дня за полчаса до начала сеанса. Алик счастливый прибежал домой и стал просить мать, чтобы она купила ему новый костюм, так как старый совсем истрепался, да и стал ему очень мал. Уговаривал долго, жалостливо, как будто от этого костюма зависела вся его жизнь. Даже слезу попытался из себя выдавить. Не получилось, к сожалению, но, зато, костюм выпросил. Сходили вместе в магазин и выбрали серый, в тонкую белую полоску, а к нему ещё и белую рубашку мать купила. Красота, да и только.
      К походу в кино Алик начал готовиться с утра. Отгладил новую рубашку, первый раз в жизни попытался побриться, волосы намазал бриолином, чтобы не торчали, как обычно, в разные стороны, надел костюм, модные туфли на высоком каблуке, и за два часа до сеанса постучал к Рите в квартиру.
    Рита открыла дверь и посмотрела удивлённо на Алика.
   - Ты что с собой сделал?  Совсем чужим стал. Может, переоденешься? И волосы расчеши, пожалуйста.
      Алик быстро вернулся домой, стащил с себя костюм, сбросил туфли, облачился в старые шаровары, растоптанные сандалии и мятую рубашку, смыл бриолин, и ровно через десять минут вновь предстал перед Ритой.
   - Ну вот,- довольно произнесла девушка, - хоть на человека стал похож. Теперь пойдём. И ещё у меня условие: если попытаешься меня за руку взять, тут же уйду. Ты меня понял?
     Алик понял и никаких попыток не предпринимал. Он готов был выполнить любое её желание или прихоть. Со временем, в её раба превратился.  Друзья над ним потешались, а ему всё равно. В свободное от учёбы время он стоял у порога её дома и ждал, когда выйдет Рита, и он ей сможет в чём-нибудь помочь. Стоило ей только заикнуться, что у неё закончились тетради, он мчался в магазин за ними, хлеба в доме не оказалось - он предлагал принести, на море собралась идти - он уже рядом плетётся.  Главное – рядом с ней быть. Ни о чём, кроме неё, не думал.  Ухаживал, добивался. В любви признавался! Сколько пощёчин получил, когда пытался её поцеловать!  И ничего! 
    Когда Рите исполнилось 18 лет, он сказал, что любит её и предложил пожениться.
    - А как мы с тобой жить будем? - спросила девушка, - Так же, как твои родители?  Бить меня будешь и с  ножом по двору гоняться? Нет, Алик,  такая жизнь не для меня.
   - У нас всё по-другому будет. Я обещаю.
   - Ничего у нас с тобой не будет, Алик. Я другого человека люблю.
     Алик тогда чуть с ума не сошёл с горя. Действительно, родители очень плохо живут, не ладят между собой, ругаются, дерутся, мать вечно в синяках ходит. Надеялся, когда Риту в дом приведёт, отец присмиреет. Не вышло. Всё думал, кого она любит. Решил, что Витьку, лучшего его друга. Вызвал его во двор и избил. Вернее, подрались. Дружба закончилась, ненависть и ревность остались.

Глава 3. Виктор.

        На воскресные танцы собралась вся молодёжь с близлежащих улиц. Виктор стоял в окружении ребят и злился на весь мир.  Злился на Алика, считая его соперником, злился на  эту чёртову Ритку, которая сидела в его сердце, как заноза, причиняя нестерпимую боль. Злился на себя, что допустил кого-то в свою жизнь, такую драгоценную, единственную и неповторимую.  Он знал, что красив и пользовался этим без зазрения совести. Женщины проходу ему не давали, да и он, впрочем, не пропускал случая воспользоваться их услугами. Вот и сейчас, он подошёл к Наташке и стал с ней танцевать, грубо прижимая к себе и давая волю рукам.
   - Что, Витенька, опять злишься? Не пришла твоя недотрога?
- Замолчи, дура. Не твоего ума дело, - зло ответил Виктор, и оттолкнул от себя партнёршу.
- Злой  ты, Витька. И за что тебя только бабы и любят? – грустно ответила девушка.
- А сама-то за что?
- Красивый ты больно. Аж  душа рвётся от такой красоты.
  - Ну вот, сама же и ответила. А теперь проваливай, нечего со «злым»  танцевать.
      Будешь тут злым, когда всё складывается не так, как ты хочешь. А хотел Витька много чего. Ну, во-первых, хотел много денег, хотел дом большой, и не где-нибудь, а в лесу. А в доме, чтоб Ритка жила. Он бы её никуда не выпускал, только во двор по хозяйству, да за детьми присмотреть.  Детей у них было бы семеро, не меньше. Тогда бы уж точно на неё никто не посмотрел бы, на   многодетную. Сам бы на охоту ходил, всякую тварь лесную убивал бы, да к Риткиным ногам и бросал бы. Сказка, а не жизнь!
   А мечты эти появились у него, когда Рите исполнилось 17 лет, и она пришла пригласить их с сестрой Олей к себе на день рождение. Вот тогда его отец и сказал:
   - Ну, до чего же ты, девочка моя, красивая. Не налюбуешься и только. Вылитая Шенгелая.
       Витька ходил с одной девчонкой на «Гранатовый браслет», и ему героиня очень понравилась. Вот он и посмотрел на Риту и…встретился с её внимательным взглядом. Уж он-то смотреть умеет так на женщин, что они глаза опускают, не выдерживают. А эта ничего, смотрит и о чём-то думает, как будто изучает его. Сходства с актрисой он не увидел, а сон с тех пор потерял. Вначале не понял, что с ним такое происходит. У него на каждой улице по девчонке. И каждая ждёт, любит, жениться зовёт. А он только о ней, о Рите и думает. Попытался поухаживать. Где там! Даже не глядит в его сторону! Хочет за руку взять, она в сторону отходит. В кино её приглашал, на море купаться, просто погулять – ни разу не согласилась. Во дворе посидеть – пожалуйста, это она может, если время есть, но не больше. Однажды он не выдержал и сказал ей:
   - И чего ты недотрогу из себя корчишь? Посмотри на себя. У тебя лицо, как топором вырублено. Отшлифовать бы его.
   - А я знаю, что некрасивая. А ходишь за мной почему?
   - Выходи за меня замуж. Я тебя любить буду. Всю жизнь.
   - А что, красивые не соглашаются за тебя замуж идти? Решил на мне, на некрасивой жениться?
   - Да я хоть завтра сразу на трёх женюсь, если захочу.
   - Вот и женись. На трёх. А я за тебя замуж не выйду. Даже иллюзий не строй.
      Что с ним тогда происходить стало, даже вспоминать  страшно. Целый месяц сидел дома, не выходил никуда, ни с кем не разговаривал. Потом следить за ней стал. Всех мальчишек знал, которые  её  из школы провожали. Четверых насчитал. Всех ненавидел, морду бы им набить, гадам, надо, что бы дорогу к её дому забыли. А потом и совсем с ума сошёл, по-другому это назвать было нельзя: решил сделать всё так, как она сказала.  За один год три раза женился, по неделе с каждой жил, а потом разводился. После третьего развода подошёл к ней и сказал:
   - Ну что, пойдёшь за меня замуж? Я всё сделал, как ты сказала.
   - А ты меня всё ещё любишь?
   - Больше жизни люблю. Всё, что хочешь, для тебя сделаю.
   - Ты страшный человек, Виктор. Не подходи ко мне больше никогда. Видеть тебя не желаю.
   - Ты – роковая женщина. Не будет тебе счастья в жизни.
   - А у меня и так счастья нет. Но если и будет, то не с таким, как ты.
      Пока вспоминал, дискотека уже потихоньку стала заканчиваться. Витька посмотрел на  знакомое окно – свет в нём горел. От одного вида этого окна, боль раздирала всю его душу. И поговорить не с кем. Был Алька другом, так и с ним поругался, и всё из-за неё, из-за Ритки.
   «Всё, хватит, уеду к чёрту отсюда. Видеть её не буду, может, всё и забудется. В лес уеду, как и мечтал. Как избавиться от этой любви? Только бежать, куда глаза глядят.  От неё бежать.  От Риты».

   Глава 4. Воспоминания.

   Несмотря на поздний час, в комнате горел свет. Рита сидела на кровати и читала книгу.
   - Давай спать ложись. Хватит свои романы читать. Никак остановиться не можешь. Всё равно умней не станешь. Завтра же выброшу все книги, - подала голос мать.
   - Это не роман. Книга о жизни Ван Гога, - ответила Рита, но свет выключила и послушно легла спать.
   - И что? Наверняка, такая же гадость, как и всё остальное.
   От этих слов, грубых и несправедливых, больно сжалось сердце. Как всегда. Ничего не меняется. Уехать. Скорей бы уехать. Сколько она себя помнит, мать всегда была недовольна ею.  Даже в самых первых воспоминаниях от слов матери, от её поступков по отношению к ней, к дочери, практически всегда оставалось ощущение страха и боли.
   Вот она, Рита, совсем маленькая, находится одна в комнате. Больше никого нет. Ей очень страшно. И она начинает ходить вокруг кровати, чтобы заглушить страх. Ей это немного удаётся. Тогда она начинает бегать вокруг кровати, чтобы прогнать страх из своего сознания, и ей становится  спокойней.
   В комнату заходит мама. Рита бросается к ней со слезами.
   - Мама, мама, мне совсем не было страшно без тебя,- плача, говорит она, - тебя не было так долго. Побудь со мной.
   Ей ещё хочется сказать: «Помоги мне, защити меня от моего страха, обними меня. Страх ещё здесь, рядом. Я его боюсь. Не бросай меня одну. Рядом с тобой мне спокойно».
    Она обнимает маму за ноги и просится на руки. Всё это ей хочется сказать маме на ушко, чтобы страх не услышал, и не подумал, что Рита его боится.
   - Отстань от меня. Я устала. Не понимаешь, что я весь день работала. К соседям зашла на пять минут отдохнуть. А тебе лишь бы обниматься, поцеловщица, - мама тяжело опускается на стул, но Рита бросается к ней на колени, обнимает за шею и начинает целовать.
   - Отстань, кому сказала. Вот ребёнок, ни уму, ни сердцу. Лишь бы целоваться. А ну, быстро в постель, кому сказала. Спать!
    Она послушалась маму и легла спать. Ей не было уже так страшно, но было очень одиноко, и там, где-то в глубине её маленького тельца, было очень больно от этого ощущения. Почему мама не понимает, что там, рядом с ней, ей станет спокойней, теплей и уютней. Почему мама всегда отталкивает её?
   Ночью ей приснился сон: она лежит в своей кроватке и, вдруг, со всех сторон начинают подниматься чёрные руки. Их много, они извиваются, пытаясь схватить её за горло. Она просыпается, захлёбываясь от слёз и леденящего страха.
   - Мама, мама, - кричит она, но ей никто не отвечает. Рита подходит к маминой кровати, но там никого нет. Она плачет ещё сильней. Ей кажется, что чёрные руки преследуют её и сейчас.
   - Где же ты, мама, моя любимая мамочка? Спаси меня, защити.
   В это время тихо открывается дверь, и в комнату входит мама с дядей Витей. Рита его знает. Он недавно пришёл из армии и живёт в соседней квартире. Он часто сидит у них допоздна, и долго разговаривает с мамой. Мама тихо смеётся. Рита понимает, что мама счастлива, и спокойно засыпает. Иногда дядя Витя угощает её конфетами, а один раз пытался дать денег, но Рита не взяла. Сказала ему, чтобы он отдал их маме. Он хороший и она его не боится.
   - Мама, мама, - кричит Рита, пытаясь спрятаться в мамино тёплое тело.
   - Ну что ты кричишь, горе луковое. Уж и отойти нельзя, - и обращаясь к мужчине, тихо говорит,- Никакой жизни нет с этим ребёнком. Ничего не выйдет. Иди домой.
    Рита хочет прижаться к маме, но та быстро укладывает её в кровать, бормоча что-то о проклятой жизни.
   Следующее воспоминание более яркое и очень солнечное. Она гуляет на своей любимой улице возле дома, ярко светит солнце, вокруг зелёные деревья, жара. На ней белое платье в красный горошек и огромный бант в волосах. Дети постарше играют в классики, начерченные на асфальте, мешая прохожим, которые направляются к морю. Её играть не берут – она ещё слишком мала. Возле неё останавливается незнакомый мужчина в красивой одежде. Мама всегда говорит ей: «Если дядя хорошо одет, значит, он бандит. А если дядя в грязной одежде, значит он рабочий и он хороший. Его бояться не надо».
   Дядечка наклонился и заговорил с ней.
   - Чья же ты, такая красавица? Ну, просто принцесса из сказки! Такая маленькая, а гуляешь одна. Сколько же тебе лет?
   - Три годика. И я не одна. Я с ними,- говорит Рита, показывая на скачущих девочек.
   - А мама где твоя?
   - Мама дома.
   - А папа твой где?
   - У меня нет папы.
   - Как это – нет папы? А где он?
   - Он нас бросил, потому что изверг. Дядя, а ты бандит?
   - Нет, не бандит, - он весело засмеялся, - Почему ты решила, что я бандит?
   - Ты очень красивый и хорошо одет, - ответила она, и, испугавшись своих слов, бросилась бежать домой со всех ног. У неё было хорошее известие для мамы. Она её сейчас порадует. Дядя сказал, что она красавица и принцесса, и сам он не бандит. Мама просто этого не знает, а она ей скажет, и маме легче будет жить на свете.
    Забежав в комнату, прямо с порога, Рита радостно сообщила новость.
   - Мама, мама, что я тебе сейчас скажу! Мне дядя сказал, что я принцесса из сказки и что я красавица. И дядя очень красивый. И он вовсе не бандит. Это правда. Он сам так сказал.
   - Вот дурёха. Слушаешь всяких проходимцев. Все дяди врут. Всегда. Им верить нельзя. Ну, какая же ты принцесса? Принцессы нищими не бывают. А мы с тобой нищие. И родители мои были нищими. Батя вот твой богатый, да только где он, батя то твой? Наверное, за юбками бегает, а о родной дочери и думать забыл. А, может, ты мне врёшь? Не смей мне врать, слышишь? Ишь, с детства врать научилась.
    Рита часто слышала от мамы, что они живут очень бедно. В их большой, светлой комнате, с огромным окном, из которого было видно море, стояли две кровати, стол, шкаф и два стула. «Неужели этого мало, для того, чтобы быть принцессой» - подумала Рита и заплакала.
   - Мама, почему ты мне не веришь? Почему я не могу быть принцессой? Почему мы нищие? Почему папа обо мне и думать забыл? Потому что я дурёха? Поэтому он меня не любит? Мама, а ты меня любишь?
   - Глаза бы мои тебя не видели, надоела со своими соплями. Тоже мне, туда же! Любовь ей подавай! Мала ещё для любви.
    - А когда вырасту, меня будут любить?
    - Опять о любви? Да кому ты нужна со своей любовью? И не надейся. Ты и сейчас-то никому не нужна, а вырастешь, тем более никому нужна не будешь. Годам к тридцати растолстеешь, как корова, с твоим-то здоровьем. Вот и посмотрим, кто такую толстую любить будет. Можно подумать, меня кто-нибудь любит.
   - Мамочка, я тебя люблю. Очень, очень. И дядя Витя тебя любит. Он целует тебя, значит, любит.
   - Не твоего ума дело. Не смей о нём говорить. И никому о нём не говори, ты слышишь меня?
   - Не буду, мамочка. Честное слово, не буду, - ответила Рита сквозь слёзы. Хорошее настроение после слов незнакомца, закончилось. Ей стало больно и страшно. Значит, мама её не любит. И она не принцесса. И никто никогда её не полюбит. И она никому никогда не будет нужна, даже папе – извергу. Надо пойти на улицу, найти этого дядю, и сказать ему, что он обманул её.
   «Дяди все обманщики, особенно, красивые. Красивым никогда больше верить не буду. Только мама правду говорит», - подумала про себя несостоявшаяся принцесса.

   Слово «безотцовщина» она услышала тем же летом. Дети, намного старше, чем она, по возрасту, устроили в одной из дворовых беседок «больницу». Все разделились на «врачей» и на «больных». Дети постарше стали «врачами», а дети помладше – «больными». Она была самой младшей, поэтому стала «самой больной», которой требовалась «операция» после укола. «Врачи» попросили всех «больных» раздеться для «уколов». «Уколы» делали палочками, поэтому больно не было. Было очень стыдно, что стоишь без сарафанчика, так как «укол» нужно было делать под лопатку, как в настоящей больнице.
   Все «больные» уколы уже сделали и оделись. Осталась она одна. В тот момент, когда ей стали делать «укол», в беседку зашла соседская тётя. Что тут началось! Тётя стала всех ругать и выгонять из беседки. Особенно, досталось ей. Вот тогда она и услышала в свой адрес это слово.
   - Что от неё ждать. Она же безотцовщина!
   Слово было очень обидным и непонятным. Она хотела спросить у мамы, что оно обозначает, но мама, после этого скандала во дворе, очень сильно ругала Риту.
    - Зачем сарафан сняла? Задницу свою всем хотела показать? Мала ещё! Не смей больше дружить с этими детьми. Они все хулиганы и бандиты. Ты, тоже, хочешь стать такой же, как они? Ты что, не видишь, что они плохие!? Совсем глупая!? Если ещё хоть раз с ними увижу, выдеру, как сидорову козу!
   Рита и сейчас помнит, как стало страшно от этого крика, и как она пыталась сказать маме, что все дети хорошие, что ей с ними интересно играть, что больница была не настоящая, что это просто игра, что несправедливо так ругать её друзей, что они, друзья, Риту любят. В маминых обвинениях было что-то очень неправильное, но она не могла понять, что именно. В горле стояла икота от рыданий, и она не могла вымолвить ни слова.
   - Запомни, - продолжала кричать мама, - на свете нет хороших людей. А если они и есть, то не рядом с нами. К нам вечно какой-то сброд прибивается. Что ни человек, то сволочь. Отец хоть бы раз поинтересовался, как ты тут живёшь. Кому ты нужна? Никому ты не нужна! Прекращай реветь! Кому сказала? Вот уж бог ума не дал. Стыдно перед людьми за такую дочь.
   Ей было нестерпимо больно осознавать, что она плохой и глупый ребёнок, и маме стыдно за неё перед знакомыми. Оставаясь одна, она плакала от горя и одиночества, перестала играть с ребятами, чтобы  не расстраивать маму, но заставить себя плохо думать о своих друзьях не могла.
    Однажды, гуляя одна во дворе, Рита нашла маленького котёнка, такого же одинокого и несчастного, как она сама. Она взяла его в руки и ощутила в своём сердце огромную нежность и любовь к нему. Она решила принести его домой и напоить молочком. А вдруг мама разрешит его оставить? И этот котёнок будет любить её. И ей будет не так одиноко, и станет немного легче жить.
   Мама разрешила, и Рита, задыхаясь от любви и благодарности к ней, забыв все обиды и, как ей показалось в тот момент, недоразумения, бросилась к ней в объятия.
   - Мамочка, спасибо, я тебя так люблю. Я буду ухаживать за котёнком. Он такой красивый. Он мурлычет.
   На следующий день, когда Рита проснулась, котёнка в комнате не было.
   - Даже котята от тебя сбегают, - сказала мама.
   Рита бросилась во двор. Захлёбываясь слезами, она искала котёнка несколько часов. Обошла все дворы в округе, спрашивала у соседей, но котёнка и след простыл. Она чувствовала себя виноватой в том, что сделала что-то не так, и именно поэтому он сбежал. Мама права, её никто не хочет любить. Чтобы загладить свою вину перед котёнком, она взяла немного молока и хлеба из дома, и пошла к соседке по дому, тёте Вали, у которой было несколько кошек. Та разрешила ей покормить своих питомцев и погладить. За этим занятием её застала мама.
   Это был самый страшный день в её жизни. Мама схватила её за  ворот платья, силой привела домой и стала бить и ругать так, что сбежались все соседи.
   - Дура, ты что, не понимаешь, что от кошек одна грязь? Что же это за наказание – такой невозможный ребёнок! Из дома молоко таскаешь? Ты ещё не знаешь, как деньги зарабатывают. Я всю жизнь работаю, обшиваю жирных да богатых тёток, а ты кошек кормишь!? Ещё раз зайдёшь к Валентине, выброшу из дома, как и твоего котёнка!
   Рита проплакала всю ночь, а под утро приняла решение сбежать из дома, и найти такую семью, где её будут любить.
    Однажды, как только мама пошла во двор за водой, Рита  выскочила на улицу и, увидев в соседнем дворе знакомых людей, которые явно собиралась на море, подошла к ним с серьёзным намерением осуществить задуманное. Обратилась она, естественно, к мужчине, считая, что он в семье главный.
      - Дядя Володя, можно с Вами на море?
      - А мама тебя отпустила? – спросил взрослый дядя.
      Рита ничего не ответила, а только, не отрываясь, смотрела на него. Говорить правду, что она хочет жить в его семье, было рано, а врать  нехорошо.
     - Пожалуйста, дядя Володя, возьмите. Мама ругаться не будет.
     - Ладно, садись. Решим потом с твоей мамой. - И, обращаясь к жене, сказал, -  Не могу отказать, когда на меня так смотрит ребёнок.
     - Так нельзя, дорогой, - ответила женщина, - Надо предупредить Зою. Мы же далеко едем. До вечера не вернёмся.
     - Ты что, мать её не знаешь? Да она и не заметит, -  сказал мужчина, и, усадив Риту рядом со своей дочерью, завёл мотор и отправился в путь.
         Для Риты это был настоящий день счастья: они играли в мяч, купались, загорали, а, главное, смеялись. Дядя Володя называл их красавицами и принцессами. Она решила, что эта семья ей подходит, и вечером, когда они вернулись на свою замечательную улицу, осуществила задуманное.
   - Дядя Володя, возьмите меня к себе жить. Пожалуйста. Вы же будете меня любить? И принцессой  называть будете, правда?
   - А почему ты не хочешь жить с мамой? Ты её не любишь?
   - Я её очень люблю. Но она не верит, что я красавица и принцесса. Говорит, что я растолстею и буду, как корова. Но, дядя Володя, я не растолстею. Я вам обещаю.
      Дядя Володя с удивлением посмотрел на Риту, не зная, как реагировать.
   - Рита, надо спросить, согласится ли твоя мама отпустить тебя, - пришла на помощь жена дяди Володи, - Не на один день, как сегодня, а навсегда.
   - Я с ней поговорю, - серьёзно пообещала Рита.
    Зайдя в квартиру, Рита застала рыдающую маму в обществе милиционера.
   - Доченька, господи, где же ты была?- бросилась к ней мама, - Я весь день тебя искала. Думала, украли тебя.
   - Что же ты, красавица, так над матерью издеваешься, - вставил слово милиционер, - Да уж, Зоя Васильевна, не повезло Вам с дочерью. Непутёвая она у Вас.
   - А это не Вам судить,- резко оборвала его мама,- Ступайте. Спасибо, что помогли.
   Рита была счастлива, что мама заступилась за неё и первый раз в жизни назвала «доченькой».
       Второй раз слово «доченька» Рита услышала лет в пять. Они с мамой гуляли по центральной улице города. Было тепло и солнечно. Они дошли до центрального парка культуры имени Горького на улице Ленина, когда по радио во всеуслышание объявили о смерти товарища Сталина.
     - Господи, - сказала мама и заплакала,- Неужели тиран умер. Теперь наша страна свободна.
      - Почему ты плачешь? - спросила Рита, - Тиран - это что, хороший человек?
      - Нет, доченька, это я от счастья. Настрадались от него люди.
   Вспомнилось, как люди на улице обнимали и поздравляли друг друга. В тот момент ей показалось, что яркое мартовское солнце засветило ещё сильнее. Возможно, это исключительно было связано с маминым восприятием события, а, возможно, солнце и, действительно,  порадовалось за советских людей.
    Рита впервые услышала от мамы о том, что она счастлива. Обычно Зоя Васильевна сетовала на свою судьбу, говорила о том, что у неё нет никакой жизни, что денег не хватает, что ей надоели замужние, счастливые женщины, которые шьют в их ателье бесконечные наряды, чтобы ублажить своих мужей. Настроение у неё поднималось только в те дни, когда она получала зарплату, аванс или алименты на Риту. В такие дни они могли устроить для себя праздник. Шли по магазинам, покупали конфеты, пряники, немного мяса, чтобы сварить борщ или сделать котлеты. И, даже, если после таких «разносолов» им приходилось садиться на вынужденную диету, и есть только хлеб с подсолнечным маслом или бутерброды с салом, в праздниках отказать себе Зоя Васильевна не могла.
   Однажды, в один из таких дней, мама дала ей 3 рубля, и отправила купить батон хлеба, который в то время стоил копеек 20.  Рита, как любая пятилетняя девочка, обожающая свою маму, решила сделать ей приятное, то есть, осчастливить, и сказала продавщице, что ей нужно хлеба на все деньги, которые она ей и протянула. Каково же было её удивление, когда перед ней выросла гора из пятнадцати батонов.
– Девочка, - спросила продавщица, - зачем тебе такое количество хлеба?
   – Мы будем сухари сушить на зиму, - ответила, не растерявшись, Рита, и постаралась, каким-то образом, поместить всё это изобилие в свои руки. Ей на помощь пришёл рядом стоящий мужчина, и, взяв все батоны, помог  донести их домой.
   Мама хохотала так, как будто перед ней выступал её любимый клоун Олег Попов.  Весь хлеб она разнесла по соседям, а Рите не сказала ни одного плохого слово.

    Ещё одно детское воспоминание было связано с чёрной икрой, которую они с мамой никогда не ели, и вкуса её она даже не представляла.
    Когда настало время  идти  Рите в первый класс, мать определила дочь в школу, которая пользовалась самой плохой репутацией в городе.
    - Не хочу позориться перед знакомыми и друзьями,- сказала она,- Все рассказывают о своих детях, какие они умные да хорошие, а мне даже похвастаться нечем. Ты у меня совсем никудышняя.
   Такие слова в свой адрес вызывали обиду, боль в груди, слёзы и чувство вины перед мамой. Неужели она хуже других? Но чем?
   - Мама, скажи, почему я плохая? Что мне сделать, чтобы я была хорошая, такая же, как все? Я хочу, чтобы ты мной гордилась.
   - Отвяжись от меня. Куда тебе с твоими мозгами. Ничего из тебя путного никогда не получится, даже не старайся.
    Школа, в  которую её  определила мама, находилась совсем рядом, в пяти минутах ходьбы от дома. Школа была семилетняя,  знаний практически никаких не давала, и,  считалось, что учатся там одни бандиты из Бугудонии (самый бандитский район города). Так её и прозвали: «Бандитская школа».
   К школе Рита подготовлена не была, читать и писать не умела, так как мама считала, что этим должны заниматься учителя, раз уж у них имеется высшее образование. Да и времени на такие «глупости» у Зои Васильевны не было.
     Для Риты начиналась новая жизнь, в которую она вошла с убеждением, что является никчёмным, никудышним, никому не нужным  ребёнком, не заслуживающим ни любви, ни дружбы.  Ей было страшно идти в школу, страшно знакомиться с новыми девочками и мальчиками, страшно было услышать и от них, что она глупая и  некрасивая.  Но самое страшное было то, что, наверняка, никто из них не захочет с ней дружить, даже, как говорила мама, и бандиты.
   Каково же было её удивление, когда среди своих будущих одноклассников, она обнаружила детвору  со своей Греческой улицы. Она их знала с детства. Все  они жили в соседних домах. Правда, она не дружила с ними, так как мама ей это запрещала.  Остальные же ученики, которых она не знала, совсем не были похожи на бандитов.  За несколько первых дней все очень быстро перезнакомились  и  подружились  между собой. Все, кроме неё. Страх сковывал Риту, как только какая-нибудь  девочка пыталась заговорить с ней.  Она старалась быть, как можно незаметнее, больше слушать и меньше говорить. Она очень боялась не понравиться им. Боялась, что узнав её поближе, они разочаруются в ней. И это будет очень больно.
    С одной из одноклассниц, Лизой Нечаевой, они часто вместе возвращались из школы, и новая знакомая рассказывала ей о своей нелегкой жизни с матерью – пьяницей. Девочка была вечно голодная и неприкаянная, так как её мать водила к себе домой таких же, как она сама, пьяниц - мужчин и выгоняла дочь на улицу, что бы та ей не мешала. А когда трезвела, то просила у дочери прощения, обнимала, целовала её и говорила, что любит свою доченьку больше всего на свете.  В  такие редкие для неё  дни, Лизу  невозможно было узнать: она вся светилась от счастья, и рассказывала Рите, что мать любит её и что она для неё самый главный человек на свете. Но уже на следующий же день, девочка приходила в школу с заплаканными глазами, не выспавшаяся и опять несчастная.    Именно Лиза стала для неё тем человеком, таким же одиноким и несчастным, как и она сама, с которым было не страшно  высказывать свои мысли,  делиться своими страданиями, а главное, быть  кому-то нужной и полезной.  Об этой дружбе маме она ничего не говорила, боясь  очередного скандала.  Тайно она приводила Лизу к себе домой и кормила её тем, что было в доме, тайно гуляла с ней вечерами возле дома, когда мама задерживалась на работе. Другие девочки из более благополучных семей, явно любимые и матерями и отцами, судя по их рассказам, пугали её своей уверенностью и веселым нравом.
   Через  несколько  месяцев после начала занятий она, как обычно, съела во время перемены свой неизменный сухарик, которым её снабжала ежедневно мать, за неимением денег на школьные разносолы,  и вышла из класса.  Конечно, она не наелась, и именно поэтому, набравшись храбрости, подошла к буфету, чтобы посмотреть, чем питаются школьники.
- Девочка, как  тебя звать? – спросила буфетчица, заметив её заинтересованный и, видимо, голодный взгляд.
- Рита, - ответила она, покраснев от стыда за своё желание.
- Почему же я тебя здесь никогда не видела раньше?
- Я не голодная. Мне мама даёт с собой еду.
- Давай я тебя угощу чем-нибудь вкусненьким? Что ты любишь?
   - Хлеб с маслом, - Рита растерялась от внимания незнакомого человека, и сказала первое, что пришло ей в голову.
- Ешь на здоровье, красавица,- ласково сказала женщина и протянула бутерброд с маслом,  намазанный сверху чёрной икрой.
   - Спасибо, - ответила она, и, взяв бутерброд, выбежала во двор. Попробовав икру, Рита поняла, что есть её совершенно невозможно.   Аккуратно соскоблила её с масла, выбросила, а всё остальное съела с большим удовольствием.
   Вечером Рита попыталась рассказать маме, что её угостили чёрной икрой, которая оказалась совсем не вкусной, да ещё и назвали красавицей.
- Ну почему ты мне всё врёшь! - закричала мама,- Откуда в школе может быть чёрная икра?
   - Я никогда тебя не обманываю, мама. Ну  почему ты мне не веришь?
   - Да потому, что ты вся в отца. Он вечно врал, и ты туда же,- был ответ.
   Видимо, думала Рита, маму в жизни так часто обманывали, что она не верила никому и никогда. Даже собственной дочери. Рите приходилось достаточно часто убеждать мать в том, что она говорит правду или оправдываться перед ней, доказывая, что ничего плохого она не совершила. Со временем, это вошло у неё в привычку, а затем и в черту характера. Не самую, можно сказать, достойную для любой личности. Возможно, у мамы это была определённая форма защиты перед людьми и перед жизнью, которую она не понимала и боялась. Как часто слышала Рита от неё удивительную фразу, которую запомнила на всю жизнь:
   - Где бы мне найти такого умного человека, который бы мне объяснил, что такое жизнь, и как правильно надо жить. Ничего я не понимаю в ней. Всё время душа болит. Всё время чего-то боюсь. Как же я несчастна.
       Боялась она и за Риту. Напротив их дома, через дорогу, находились разрушенные во время войны дома, где местная детвора  умудрялась играть в «Казаки – разбойники», не думая о том, что в развалинах могли сохраниться неразорвавшиеся мины и бомбы. Судьба, видимо,  берегла детей. Однажды, один из ребят, случайно, попал Рите камнем в локоть. Больно не было, но ощущение, что через всё тело пропустили электрический ток, напугало  так, что она верещала, как сирена. Сбежались все взрослые. Среди них была и Зоя Васильевна. Это надо было видеть. Бедный мальчик. Хорошо, что она не смогла его догнать. Ему бы точно не поздоровилось. Мальчиком этим был Алик.

   После истории с милиционером, который назвал её «непутёвой», Рита оставила попытку сбежать из дома. У неё появилась слабая надежда, что мама её любит. И она решила, во что бы то ни стало, заслужить настоящую, сильную любовь. Именно с тех пор Рита слушалась маму во всём, и старалась сделать всё возможное, чтобы та стала немного счастливей, порадовать её, угодить ей.
   Рита очень рано стала читать книги. Вначале, в первых классах школы, были сказки, затем пошла фантастика, на которой она не остановила надолго своего внимания, затем появились книги Джека Лондона, Марка Твена. Но чтение книг вызывало у матери раздражение.
   -  Опять роман читаешь? Нашла, что читать! Ничему хорошему там не научишься. Один разврат везде, больше ничего. Завтра же выброшу все книги. Мне от них дышать нечем, - говорила она, - только пыль собирают, больше от них никакого толку нет.
    Мама выбрасывала, вернее, относила книги в сарай, где хранились дрова и уголь для растопки печки. Именно там Рита и стала читать книги, когда мама была на работе. Однажды ей случайно попалась книга Сомерсета Моэма «Луна и грош». Её настолько впечатлила жизнь великого Поля Гогена, что  следующим увлечением стали все импрессионисты и их картины.  Захотелось и самой попробовать. И она стала рисовать лица людей. Лиц  было много, и все они были разные: курносые, голубоглазые, с греческим профилем, с разным поворотом головы, с хвостиками и косами, горделивые и улыбчивые, но всегда неизменно красивые. Они поселялись в её альбомах для рисования и начинали жить своей жизнью. Рита почти на каждую «девушку» и «юношу» сочиняла историю или сказку, и записывала её в этот же альбом, с другой стороны портрета.

ОДНА ИЗ СКАЗОК:
По берегу моря шёл рыбак с маленьким сыном.  Вдруг они         увидели  девочку, которая лежала на песке у самой воды. Они подошли к ней и спросили, как её зовут, откуда она и как здесь очутилась.
   У девочки были огромные голубые глаза и оранжевые волосы. И вся она была необыкновенно красивая и нежная.

  - Я с другой планеты, - ответила, поднявшись с песка, девочка, – Мой корабль упал в море, а я чудесным образом спаслась.
   - А почему ты разговариваешь на нашем языке? - спросил мальчик.
   - Потому что я Принцесса. Мой папа говорил, что Принцессы должны всё уметь делать. И я выучила ваш язык, пока летела на корабле. Это было очень легко сделать, потому что ваш язык очень простой и звучит, как музыка.
   - А я сын рыбака. И тоже всё умею. Хочешь, я поймаю тебе Золотую Рыбку и она выполнит все твои желания.
   - Нет, не хочу, что бы ты ловил рыбку. Мне её будет жалко, потому что рыбки не могут жить на воздухе. И она умрет.
   - Хочешь, я сам исполню твои желания? Скажи, что бы ты хотела? - спросил мальчик.
   - Мне сейчас негде жить и никто меня не любит.  Я хочу жить в своём доме и что бы меня любили. Но я обязательно сама что-нибудь придумаю, - гордо ответила Принцесса.
   - Пойдем с нами,- предложил юный рыцарь, – У нас есть дом и мы будем тебя любить. Правда, папа? Ты согласен?
   - Такую красивую и добрую Принцессу я готов приютить в нашем доме,- ответил Рыбак.
   - Почему Вы решили, что я добрая?- удивилась девочка.
   - Но ты же пожалела Золотую Рыбку, - в один голос сказали отец и сын.
   - Вот видишь! – воскликнула Инопланетянка, обращаясь к мальчику, - Как быстро я всё придумала!  У меня есть дом, и вы будете меня любить! Значит, я буду счастлива! Мне и мой папа – Король говорил, что на вашей планете все очень счастливы!
    И они отправились втроём в дом Рыбака. Они жили долго и счастливо, а когда Мальчик и Принцесса подросли,  то они сыграли свадьбу  и у них родился сын.
                Вот и сказке конец.

  Когда портретов стало много, Рита стала рисовать кукол в полный рост, чтобы, вырезав их из картона, можно было придумывать им необыкновенные наряды из тонкой бумаги.  Ей было интересно самой выбрать фасоны и расцветки платьев. Потом куклы, с целым пакетом нарядов, она дарила знакомым девочкам и была несказанно счастлива. Когда мама заставала её за этим занятием, то всегда ругалась.
- Опять в куклы играешь? Голых всё рисуешь? Не стыдно тебе? Прекрати немедленно пакостью заниматься.
- Мама, они не голые. Они в купальниках, - пыталась оправдаться Рита.
Однажды, придя из школы, Рита не нашла своих альбомов с портретами и сказками
- Я их сожгла,-  сказала мама, - в печке. Растопить нечем было.
 Ей было жаль своих кукол и красивые лица своих Принцесс, которые были ей родными и близкими. Она представила, как им, наверно, было больно от пламени, и заплакала.
   - Если хочешь научиться рисовать, иди в  изостудию. Если хочешь что-то сделать хорошо, этому надо учиться, - смягчившись, добавила мама.
      Прорыдав весь вечер от такого жестоко поступка, Рита набралась храбрости и на следующий же день пришла в дом пионеров, где можно было брать уроки рисования. Сидеть часами над какой-то глиняной вазой, чтобы передать форму, свет и тени, ей было скучно и неинтересно, и она быстро исчезла из изостудии вместе с желанием стать художником.

    Однажды, мама, глядя на Риту, сокрушённо сказала:
   - Ну до чего же ты толстая и неуклюжая. Никакой женственности. Ходишь, как лошадь. Туп-туп, туп-туп. Да и откуда ей взяться, этой женственности, если едим только картошку да макароны. Не то, что богатые, да знатные. Те ложками, небось, чёрную икру едят, да спортом занимаются. Ко мне такие красотки обшиваться приходят! Загляденье! И все при мужьях. Рассказывают, как те их балуют, да по курортам возят. Бог с ней, с икрой. Пережить можно, в вот спорт – великая вещь. Завтра же иди в Дом Пионеров. Может, кто и возьмёт тебя в спортивную секцию. Хоть человеком станешь. А то вечно болеешь, да рисуешь своих уродов.

      Там же, в доме пионеров, был кружок танцев. Посмотрев на неё внимательно, педагог сказал, что если она избавиться от щёчек, похожих на сдобные булочки, и лишних килограммов, то он с большим удовольствием попробует из неё сделать что-нибудь путное.
   - Мама, - сказала вечером Рита, - я записалась в кружок танцев.
   - Неужели? Хоть поменьше своих романов читать будешь.  Интересно, какой идиот тебя принял. Не иначе, старый развратник. И что, там и мальчики есть?
   - Нет, у нас в группе только девочки. И педагог молодой.
   - Смотри мне, увижу с мальчиками, выдеру, как сидорову козу.
     Рита несколько дней питалась одной простоквашей, приготовленной лично мамой. О жареной картошке  и макаронах пришлось забыть. А хрустящие пирожки с ливером, которые Рита очень любила и иногда покупала в мясном магазине, старательно обходила  стороной.
    Появившись через десять дней перед педагогом, она услышала одобрение в свой адрес, и была принята в кружок танцев.
     Эдуард Васильевич, как оказалось, известный на весь город, сердцеед, не уставал повторять юным девушкам, что балерины и танцовщицы способны вскружить голову любому мужчине. Рассказывал истории о любви некоторых царей к известным особам,  блистательно выступавшим на сцене Большого театра в Москве, говорил об Авдотье Истоминой – русской Терпсихоре, из-за которой дрались на дуэли, а Пушкин посвятил ей известные строки в «Евгении Онегине». Девушек  это, естественно, подстёгивало, особенно, когда они, часами, облачившись в шерстяные трико,  проделывали одни и те же па или пируэты.
   - Чем большее количество пируэтов вы будете совершать,- не уставал повторять Эдуард Васильевич, - тем большее количество юношей в вас будет влюбляться.

О мальчиках Рита боялась, даже, и думать, особенно после одной истории, которая произошла в восьмом классе.
В новой школе, куда мама перевела её после окончания «семилетки», у Риты появилась подруга, Люба Таран – самая незаметная и скромная девочка в классе. Она была очень молчаливой, часто краснела, держалась обычно в стороне, но иногда, раза - два в месяц, становилась центром внимания. Это происходило в те дни, когда она приносила в класс огромные куски настоящего, не плиточного, шоколада, который производила местная кондитерская фабрика, исключительно, для лётчиков советской авиации. Люба  угощала всех желающих, а желающих было много. Её родители, работающие на фабрике, иногда позволяли себе выносить редкие сладости, которые невозможно было купить в магазинах, да, и, если честно, то и не за что.
В тот день у мамы был день рождения.  Люба, взяв с родителей слово, что они принесут большой кусок шоколада в подарок Зое Васильевне, предложила  Рите зайти за ним к ней домой, что она и сделала. Взяв огромный сладкий подарок, она счастливая шла домой, радуясь, что сделает маме приятное.
Вернись она домой раньше на 15 минут, ничего бы не произошло. Но мама с работы пришла раньше неё.  Было три часа дня.
- Ты где была?- раздражённо спросила мама, - Почему так поздно?   
- Я к Любе зашла за шоколадом. Тебе её родители передали. Вот, возьми.  Они тебя с днём рождения поздравляют, и желают счастья,- тихо сказала Рита, испугавшись маминого тона. Она протянула кусок шоколада, обернутого папиросной бумагой.
- Опять врёшь!- закричала мать, - Шляешься невесть где, а   Любой хочешь прикрыться!?  Ах ты, сука такая бесстыжая! Наверно с мальчиками по углам да задворкам обжималась!  Мала  ещё юбки то задирать перед ними. А, может, уже вместе с  Любой по мальчикам бегаете!? Я пойду в школу и всё всем расскажу,  какая у меня дочь, и как ты мать обманываешь и с мальчиками гуляешь! Я всё расскажу, перед всем классом! Что бы и другим неповадно было! Господи, да за что же мне такое наказание! Что за дочь мне Господь послал! Стыда на тебе нет! Мать бы пожалела. Я же тебе всю жизнь отдала, а ты, неблагодарная, что делаешь? И это в 14 лет! А если ещё хоть раз твой Алик к нам зайдёт, я его с лестницы спущу, так и знай! Тоже мне, ухажёр выискался! Такое же ничтожество, как и все остальные! А всё туда же, любовь ему подавай! Ты думаешь, я ничего не вижу? Именно поэтому на танцы ходишь? Чтобы задницей вертеть перед мужиками? Запрещаю! Дома сиди!
- Мама, ну что я опять не так сделала? – заплакала Рита, - Ты же сама говорила, что мне надо спортом заниматься. Я и болеть реже стала. Ну не берут меня в спортивные секции.  Говорят, что я слабая. Ну, пожалуйста. Не запрещай.  Мне очень нравиться танцевать. Я не встречаюсь ни с кем. И с Аликом вижусь только во дворе.
- Ладно. На танцы ещё походи. Но если рядом хоть одного парня увижу, из дома выгоню. Итак, перед людьми стыдно за тебя, так не хватало ещё, чтобы дочь гулящей называли.
Именно с тех пор и повелось: стоило Рите задержаться в школе, или мама заметит, что какой-то мальчик её из школы провожает, или домой пришла от подруги чуть позже 9-ти вечера, начинались скандалы, доводившие Риту до истерики, до икоты. Оскорбления, которые сопровождали скандалы, были грязными, унизительными и несправедливыми. Душа сжималась от страха, голова начинала нестерпимо болеть, руки и ноги слабели, она пугалась, что сейчас умрёт от горя, просила прощения, не известно за что, и умоляла маму поверить ей. Зоя Васильевна успокаивалась… до следующего скандала. А у Риты голова и сердце продолжали болеть ещё два-три дня, да так сильно, что невозможно было пошевелиться. Приходилось вызывать врача, выписывать больничный, пропускать школу. Диагноз ставился один и тот же: вегетососудистая дистония и сердечная недостаточность.
Через два года произошло событие, круто изменившее всю её жизнь.
     У Риты  была мечта. И появилась она лет в 10, когда они с Зоей Васильевной отправились в гости к её сестре в Москву. Поездка была неудачной для Риты, так как после посещения ГУМ-а, она заболела страшнейшим гриппом и пролежала в постели с высокой температурой несколько дней. Она запомнила только этот удивительный магазин, похожий на дворец, и дала себе слово, что будет жить только в Москве и нигде больше.
       Её мечта, то есть, переезд в Москву, стремительно приближался. До окончания школы оставалось чуть больше года, и вдруг, по трагическим стечениям обстоятельств, Рита очень сильно заболела.
      Ранней весной, во время уроков, они  всем классом пошли на прогулку к морю. Азовское море тёплое, рано начинает таять. Возле берега плавали большие льдины.
   - Кто смелый и хочет прокатиться на льдине, за мной!- крикнула Екатерина Андреевна, учительница по географии, и первая прыгнула на лёд.
     Осмелились практически все. Рита, боясь заболеть, и, конечно же, что мама будет её ругать, на льдину не прыгнула.  У некоторых ребят в руках были длинные тонкие палки, которыми можно было  отталкиваться от берега. Было весело и не страшно: море возле берега было очень мелким и все это прекрасно знали. Мелкое то оно мелкое, да вода в нём ледяная. И лёд оказался очень тонким. Не выдержал целого класса и треснул.  Все без исключения оказались в воде. Некоторых накрыло льдиной. Только тогда Рита бросилась в море, чтобы помочь тем, кто не мог сам справиться и выйти на берег.  Все люди, которые гуляли на берегу, бросились на помощь ребятам.
   Они все умели плавать. Выплыть не все смогли. Одна девочка погибла. Это была страшная трагедия.
Дома был грандиозный скандал.
 - Ты неблагодарная тварь, такая же, как твой отец. Я весь день готовлю, стираю, убираю, хожу на работу, кормлю  тебя, забочусь о тебе, всем угождаю. И что получаю взамен? Одни неприятности от тебя!  Какого чёрта ты полезла на льдину? За каким-нибудь  мальчиком прыгнула, наверно? Всё ей любовь подавай, соплячке?!  Хочешь гулящей  вырасти? Такой же, как папочка твой, старый кобель, хочешь стать?  В гроб меня загнать хочешь, бессовестная!?   Людям стыдно в глаза смотреть! Интересно, чем это вы там, в школе ещё занимаетесь? Наверно, только в любовь играете, вместо того, чтобы учиться? Конечно, кругом одни сволочи.
   - Мама, я не каталась на льдине, честно. Я боялась, что заболею.  А потом, да. Я прыгнула в море, чтобы ребятам помочь, - пыталась оправдаться дочь.
    - Нечего меня обманывать, всё равно не поверю, что ты не побежала за всеми,- не унималась мама, - Какой из тебя спасатель? Спасала она. 
   Потом был суд. Екатерину Андреевну приговорили к десяти годам тюрьмы. Рита на суд пойти не могла, так как лежала в больнице.  Диагноз был не утешительный: ангина с осложнением на сердце.
      Мама взяла свою волю в кулак, наскребла где-то денег, и повезла на Чёрное море восстанавливать здоровье своей непутёвой дочери. От Риты за время болезни остались только кости да кожа. О танцах, как сказали врачи, ей нужно было забыть на всю оставшуюся жизнь. И не только о танцах.  Такое больное сердце нельзя нагружать ни учёбой, ни тяжёлой работой, ни, тем более, иметь детей. Но это они так решили, не она. Рита сдаваться не собиралась.
      С первых же дней на море, она вставала в шесть утра и шла на пляж. Тишина, зеркальное море, ни ветерка, мягкое солнце, и  скелет, пытающийся танцевать на песке. Не хотелось верить ни врачам, ни болезненным ощущениям в сердце.  У неё была мечта, и она должна была осуществиться.
    И мечта заключалась не только в том, чтобы жить в Москве, но и учиться в МГУ. И только на факультете журналистики. Чтобы стать журналистом, надо иметь обоснование. И оно у неё имелось: школьные сочинения по литературе считались лучшими в классе и отправлялись на все конкурсы, зарабатывая призы для её любимой школы. Учительница русского языка часто зачитывала Ритины сочинения вслух, не переставая повторять, что «Краткость – сестра таланта».
   И только Зоя Васильевна, слыша от дочери, что очередное сочинение заняло призовое место, возмущалась.
   - Неужели учителя не видят, что ты, наверняка, всё списала с книг? Они сами ничего не знают. Их ты можешь обмануть, а меня-то не обманешь.
   «Спасибо за поддержку», - думала Рита, но вслух никогда не произносила ни одного возражения. Ей не хотелось, чтобы мать хоть когда-нибудь коснулась её будущей работы. Ни при какой ситуации. Лучше ей ничего об этом не знать. А ещё, и, пожалуй, это было самое главное, доказать матери, что она на что-то способна.
     Больше двух недель на море провести они не могли. У мамы накопились долги, которые надо было отрабатывать. И она, впервые в жизни, вместо отпуска, согласилась поехать в пионерский лагерь поработать: вести кружок «Умелые руки». Согласилась при условии, что Риту разрешат, бесплатно, взять с собой. Разрешили.
       Риту определили в отряд, где были 16- летние девочки. Первое время всё было относительно спокойно и скандалов не было. Рита радовалась наступившей передышке, общению со сверстницами, морю, прогулкам по лесу. Лето было жарким, поэтому на море отрядами ходили по три раза в день.  Однажды,  вернувшись с моря,  все решили в «тихий час», который являлся в лагере обязательным, не спать, а почитать интересную книгу. Воспитательница отряда разрешила и, оставив их под присмотром Риты, которая была старше всех на целый год, ушла по своим делам. Книга была выбрана. Читать стали тихо, чтобы не разбудить тех, кто, всё-таки, решил поспать. Но, поскольку, некоторым девочкам, чьи кровати находились далеко от Риты, было плохо слышно, они перебрались поближе, устроившись, кто как мог.  Рита читала с выражением, меняя голос, в зависимости от героев романа. Всем было интересно. Стояла удивительная тишина. На душе было светло и радостно – ведь она помогала воспитательнице, которая, скорей всего, скажет маме, какая у неё отличная дочь.
   Никто не заметил, как в палату осторожно вошла Зоя Васильевна, и какое-то время оставалась стоять у двери. Когда раздался её голос: «Рита, выйди-ка быстро ко мне. Мне надо с тобой поговорить», все вздрогнули.
   Рита, передав книгу той девушке, которая вызвалась продолжить читать, вышла на улицу. То, что она услышала от матери, не поддавалось её пониманию. Даже её любимый Достоевский не смог  придумать такого.
   - Ты что меня позоришь!? Ишь, разлеглась перед соплячками. Ты что, лесбиянка? То – то, я смотрю, ты с мальчиками не встречаешься, всё бегаешь от них. Теперь понятно почему! Значит, тебя девочки  привлекают? Соблазняешь их, а сама делаешь вид, что читаешь?
   Что такое «лесбиянка», Рита не знала, но по тону и по тому, какие оскорбления посыпались в её адрес, она поняла, что это такое, и в чём её подозревают. Она привыкла оправдываться перед матерью за незаслуженные оскорбления, надеясь хоть немного  успокоить её  и ускорить окончание скандала. Но сейчас она не находила слов. Горло сдавил спазм, стало страшно от надвигающегося скандала и от сознания, что кто - то услышит эти ужасные, не поддающийся никакому пониманию, обвинения матери в её адрес. К горлу подступила тошнота и её вырвало.
   Настроение упало, сердце заболело, хотелось выть от боли и обиды. Ничего не изменилось и не измениться никогда. Никогда она не сможет заслужить любовь матери, никогда и никто не полюбит и не поймёт её. Никогда она не сможет вести себя так, чтобы не огорчать мать. Но как же это, всё-таки  сделать? Неужели она такая отвратительная? Надо покончить с этим.
   Рита побежала к морю и остановилась у высокого обрыва. Сейчас, сейчас она покончит с этой жизнью раз и навсегда. Мама больше не будет расстраиваться из-за её ужасного поведения, не будет краснеть перед коллегами по работе за свою никчёмную дочь и, наконец, закончатся оскорбления, унижения и оправдания перед мамой. Закончится всё. Закончится, не успев начаться? Как же так? Зачем же она появилась на этот свет?  Рита посмотрела вниз… Страшно прыгать. А ещё страшней жить, когда ни одна душа тебя не любит, когда собственная мать обвиняет тебя во всех грехах, когда ни от кого никакой поддержки. Она сделала шаг в пустоту, вытянула вперёд руки, и увидела…
    Две стрекозы, объединившись в одно целое, плавно опустились к ней на руку.
   - Вы, наверно, счастливые? – спросила Рита, и слёзы потекли из её глаз, - Вас двое. А я одна.
   Стрекозы смотрели на Риту, как будто понимали то, о чём она говорит.
   - Господи, есть ли на свете хоть один человек, который полюбит меня? Где же ты? Где ты, мой друг?- взмолилась Рита сквозь слёзы, - Найди меня! Пожалуйста! Я тебя узнаю! Я душой почувствую, что это ты!  Нас разлучили с тобой! Давно! Сотни лет назад!  Поэтому  болит моя душа! По тебе болит душа! Без тебя болит душа! Найди меня! Прошу тебя! Дай мне свою любовь! Согрей мою душу! Мне одиноко без тебя! Я обязательно дождусь тебя! Дождусь  твоей любви. Мне без этого не жить. Поверь.
   Рыдания душили её.  Нет, она не покончит жизнь из-за матери. Она должна понять. Должна понять, кто она такая, узнать себя. И это её главная задача. Да, конечно, надо набраться терпения. Ещё немного и она уедет. Она уедет в Москву. Во что бы то ни стало.
   Рита немного успокоилась, вытерла слёзы, поблагодарила стрекоз за своё спасение, и медленно пошла в лагерь. Возле ворот её окликнули.
   - Девушка, скажите, пожалуйста, где я могу найти Вашу маму?
   Рита вздрогнула и обернулась. Перед ней стоял молодой мужчина с мольбертом. Она его сразу же узнала. Это был художник, живущий в соседней от лагеря деревне.
   - Зачем Вам моя мама?
   - Хочу попросить у неё согласия написать Ваш портрет. У Вас настолько необычная внешность, что пройти мимо такой красоты мой талант не в состоянии. Так, где же мне её найти?
   - Это невозможно. Уходите. Пожалуйста. Прошу Вас. Не подходите ко мне, слышите! Я не соглашусь! Никогда!
   - Зачем же так кричать? Вы что, сумасшедшая? Чем я Вас так обидел?
   -  Вы меня не обидели. Если Вы скажете маме, она мне этого не простит и устроит скандал. Она очень строгая.
  - Милая девушка, но в этом нет никакого преступления – написать Ваш портрет. Вы ошибаетесь на счёт своей мамы. Разрешите мне хотя бы попробовать.
 -  Нет, нет и нет. Вам не понять. Прощайте.
 Вечером она видела, как молодой человек, подошёл к матери, и долго разговаривал с ней.
   На следующее утро,  перед завтраком, Зоя Васильевна подошла к Рите и сказала:
   - Голой собралась позировать? Убью, слышишь меня? Убью тебя, если он ещё хоть раз ко мне подойдёт. Уж лучше в тюрьме сгнить, чем от стыда сгореть за собственную дочь. Тоже мне, красавицу нашёл.
   Рита ещё несколько раз видела молодого человека с мольбертом, но он держался в стороне, не подходил к ней, но, однажды, она случайно заметила, что он её фотографирует.
    У матери был в этот час урок «Кройки и шитья». Видеть Риту она при всём желании не могла. Именно поэтому, она, поборов смущение, подошла к художнику, и, глядя ему в глаза, задала вопрос.
   - Скажите, что Вы хотите от меня? Я же вижу, что Вы преследуете меня, фотографируете. Зачем?
   - Ваша матушка не менее сумасшедшая, чем Вы. Написать Вас хочу. И напишу. Не привык отступать. Не желаете позировать, так я так, по памяти. Ещё и фотографию Вам пришлю. Вы ещё и благодарить меня будете, что я Вас прославлю на весь мир. Я, между прочим, гений. Запомните, моя фамилия – Рублёв.
  - Ваша фамилия давно прославлена, - ответила Рита.
  - Да, я его потомок. Только я не пишу иконы. Я пишу образы.
  - И какой образ Вы хотите написать с меня?
  - Потом узнаете. Одно скажу: у Вас с ней глаза одинаковые. Чёрные и страстные. Больше ни слова. Даже не просите. Я Вам в письме фото пришлю. Мир не без добрых людей. Так что адрес Ваш я уже знаю, королева Марго. Прощайте, дорогая Ковальская. И запомните: Вы так прекрасны, что не должны принадлежать одному мужчине.
   - Вы – сумасшедший? – возмущённо спросила Рита.
   - Мы оба. Мы оба сумасшедшие. И мой Вам совет: бегите от матери, пока она Вас совсем не уничтожила. Ни слова больше. Прощайте.

   Через неделю закончилась последняя смена в лагере, и Рита с матерью  вернулись домой. До окончания школы оставался ровно год, и Зоя Васильевна решила, что пора задуматься о будущей профессии дочери.
   - Значит так, - начала она свой разговор, - Пора тебе научиться шить. Пойдёшь после школы работать ко мне в мастерскую. А пока, вот тебе журнал «Крестьянка» с выкройками, мой старый сарафан, и старая машинка «Зингер». Знал отец толк в товарах. Будешь самостоятельно учиться шить. Через год закончит отец платить алименты, и мы с тобой «зубы на полку положим». Придётся и тебе деньги зарабатывать. Не одной же мне всю жизнь батрачить. Не только ногами надо уметь дрыгаться, но и руками что-то научиться делать. Дерзай!
    Не смотря на то, что машинке было лет пятьдесят, работала она исправно. Правда, до машинки дело не дошло. Рита раскроила  платье из маминого сарафана, примерила и забросила. Мать на всё это «рукоделие» посмотрела, и сказала гениальную вещь:
   - Не умеешь, не берись. А уж если взялась, доведи до конца. Не научишься сейчас, так неумёхой и останешься.
       Неизвестно, откуда шли корни этого слова, но «неумёхой» Рите  оставаться на всю жизнь не хотелось. Пришлось научиться, и, промучившись несколько дней, Рита превзошла все мамины ожидания. Платье, которое она сама себе сшила, сидело идеально.
   - Прекрасно, - впервые за всю жизнь, похвалила её мать, - Ты выглядишь не хуже наших Таганрогских модниц, которые в Москву за нарядами ездят.  Я подумываю уйти из мастерской. На дом работу буду брать. Сейчас многие хотят иметь личных портних. Нынче хорошая портниха считается, чуть ли не элитой города. Хочется немного элитой побыть. От меня будет зависеть красота моих заказчиц, их успех у мужчин, а, следовательно, что? Их счастливая семейная жизнь. Уж я постараюсь.  А ты на моё место пойдёшь. Побатрачишь немного. С твоим здоровьем в самый раз: в тепле, да сидя. Хватит мне за копейки работать. Твоя очередь.
   - Но, мама, я хочу учиться дальше, - пыталась возразить Рита.
   - Что? Учиться? С твоими мозгами? Это всё иллюзии. Не строй их, пожалуйста. Жить на что будем? Иллюзиями твоими питаться?

    Иллюзии… Рита давно их не строила. И никому бы этого не пожелала. Ещё полгода назад, она считала, что у неё есть настоящая подруга – Люба. Но однажды…
    По школьной программе они тогда проходили «Войну и Мир».  Книг в школьной библиотеке на всех не хватило, и Зоя Васильевна, на свой страх и риск, взяла огромную новую книгу Толстого у своей знакомой, с заверениями вернуть через месяц без единой помарки. Книга была уникального издания и очень дефицитная.
   Книгу Рита не испачкала. Не успела. Она исчезла. Больше всего Рита переживала за мать: как же ей не повезло с такой дочерью, и как Зоя Васильевна будет объясняться перед своей знакомой. На очередном уроке литературы Рита подняла руку, и попросилась к доске.  Обсуждался образ Наташи Ростовой.
  - Рита? - удивилась учительница, - Интересно услышать твоё мнение о Наташе.
  Она вышла к доске, и, обведя класс долгим, внимательным взглядом, тихо произнесла:
  - Образ Наташи Ростовой, лично у меня, ассоциируется с Евой, женой Адама. Идеальная женщина во всех отношениях. Любит того, кого ей Бог послал, дорожит семьёй, мужем и домом.  Но я хочу сказать не об этом.  Ребята. У меня пропала книга. «Война и Мир». Пропала здесь. В классе. Я хочу, чтобы мне её вернули.  Сейчас. Если её не будет через минуту на моей парте, я иду к директору и прошу его вызвать милицию.
   В классе наступила тишина. Ещё бы! Ведь это был не первый случай воровства. Они часто говорили об этом, но никого не хотели подозревать.  Их класс был достаточно дружным.
   Рита обводила взглядом всех. Никто не опускал глаз. Никто. Кроме Любы. Её подруга покраснела, медленно достала из портфеля книгу и положила  на парту. Книга была без обложки.
   Им предстояло учиться вместе ещё полтора года. Она никогда не разговаривала больше с Любой. Простить такое предательство было невозможно. Иллюзии…. Ей иллюзии не нужны. После них бывает очень больно.
   Маме пришлось всё объяснить. Риту она не поругала, конечно. Не за что было. Но, как всегда, сказала свою излюбленную фразу:
   - Хоть и говорят, что русская душа широкая и прекрасная, я мало порядочных людей встречала в своей жизни. Сволочи все кругом.
      Спорить с мамой бесполезно, да Рита и не пытается. Только скандал будет, ничего другого.

    Глава 5. Издательство.

   Рита проснулась, как всегда, рано. Да и ночью не спалось. Она слышала, как мать плакала. Горько, тихо, и отчаянно. Понятно, что это из-за Виктора. Рита несколько раз видела, как он приводил в дом высокую блондинку, щербатую и некрасивую. Мать рядом с ней просто королева, хоть и старше лет на десять. Отношения, видимо, у них разлаживаются, и это после 15 лет любви.  Рите сейчас понятно, почему мама редко ночевала дома, а тогда, в детстве, была только боль. Виктор жил в соседней квартире за стеной. Жил с мамой, Беллой Антоновной. Их огромная комната была разделена на две половины. Это можно было позволить им, так как комната была угловой, и имела три окна. Условия были такие же, как у всех в этом районе: колонка во дворе, умывальник в комнате, ночной горшок за дверью. Утром - длинная очередь из жителей дома в «место общего пользования», и у каждого ведро с помоями. Мыться ходили в баню раз в неделю. Это было дорогое удовольствие, да и времени занимает много, считай, полдня на это уходит.  Каждый день не находишься.
    После вчерашнего разговора с мамой о том, что ей надо остаться здесь, в родном городе, и работать «белошвейкой», невозможно было сомкнуть глаз. Замучили воспоминания. А стрекозы, которые спасли ей жизнь? Неужели для того, чтобы продолжать жить, как и раньше? Слышать оскорбления, упрёки, унижения. Оправдываться и постоянно чувствовать себя виноватой. По-прежнему сторониться ребят, ходить в кино только с мамой, бояться принести букет цветов после концерта. Один раз осмелилась, и тут же поступила реплика:
   - Что, от ухажёра цветы? Думаешь, зачем ты ему нужна? Переспит, и бросит. На большее не рассчитывай. Меня все бросали, и тебя будут бросать.
   Мама один раз за всю жизнь похвалила. За работу. Значит, надо работать. Надо найти такую работу, которая в будущем поможет стать журналисткой.
   - Я найду работу в издательстве, - вслух произнесла Рита, и услышала стук в дверь.
   На пороге стоял почтальон и держал огромный пакет.
   - Вы будете Маргарита Ковальская?
   - Я, - удивилась Рита, - Что это?
   - Вам заказное письмо, вернее, даже, бандероль. Распишитесь, пожалуйста.
   Рита, после ухода почтальона, долго сидела, глядя на огромный плоский пакет, боясь раскрыть его. Потом опомнилась, что может опоздать в школу, взяла решительно ножницы, и вскрыла пакет.
    На стол выпали две огромные фотографии. На одной была изображена девушка в полупрозрачном одеянии во весь рост, а на другой – только лицо всё той же девушки. Приглядевшись, она поняла, что это снимок с картины. Внизу стояла подпись: Рублёв. На обороте фотографии во весь рост она обнаружила слова: «Авдотья Истомина – русская Терпсихора». На фото, где было только лицо, было написано одно слово: ТЫ. Крупными буквами. Никакого письма или записки в пакете не было.
   - Сумасшедший художник, ты что сотворил? – спросила она Рублёва так, как будто он мог услышать её, - Похожа. Но это не я. Мои волосы, губы, глаза, фигура. Всё моё. Но это не я. Выражение лица не моё, характер не мой, а глаза? В них можно утонуть. Я, тоже, когда-то рисовала лица. Конечно, у меня нет такого таланта, как у Вас, художник Рублёв. Господи, сколько в этом взгляде смелости, страсти, насмешки. Милая Истомина, Вам можно только позавидовать. Мне бы стать такой. Смелой и свободной.
    Рита, взглянув на часы, убрала фотографии в пакет, положила его под матрац, и, захватив книгу о жизни Ван Гога, побежала в школу.
    Несколько дней подряд Рита ходила по всем редакциям города, прихватив с собой несколько школьных сочинений. Она, смущаясь и краснея, пыталась донести до секретарей, что хочет работать журналистом в их газете, и просила проводить её к главному редактору. На неё  смотрели, как на снежного человека, спустившегося с горы Арарат, а оглядев с ног до головы юную девушку в школьной форме и фартуке, они неизменно отвечали, что в их практике не было ещё случая, чтобы детей принимали на такую ответственную работу, даже, внештатно, и отправляли в отдел кадров.
   - А платить как мы тебе будем? Паспорт у тебя есть?- спрашивали кадровики.
   - Я готова работать без денег. Через полгода паспорт будет.
   - Вот через полгода и приходи. Курьером, может быть, и возьмём.
   Оставалась только одна газета, к которой Рита даже боялась подойти. Центральная.  «Таганрогская Правда». Она находилась на её любимой Греческой улице.
   Однажды, придя из школы, Рита решила всё сделать по-другому. Переоделась в своё красивое платье, расплела косы, достала портрет из-под матраца, внимательно на него посмотрела, и попыталась изобразить причёску, как на портрете, и придать своему вечно грустному выражению лица тот задор, страсть и смелость, которой обладала Истомина. Прихватив книгу Гёте «Фауст», которую в данный момент читала, она отправилась в редакцию.
   Редактором газеты «Таганрогская Правда» был мужчина, Соколовский Анатолий Арнольдович. Секретарша поинтересовалась, записана ли девушка на приём, и, заглянув в свой журнал, высокомерно объявила, что придётся подождать, так как у начальника  совещание. Рите ничего не оставалось делать, как присесть в коридоре, и немного почитать. Через полчаса ей разрешили пройти к руководству.
    Она вошла в кабинет, умирая от страха. Ноги и руки стали ватными, во рту пересохло так, что язык прилип к нёбу и никак не хотел отклеиваться. «Трусиха, - подумала она, - И какой из меня получится журналист, если я боюсь людей. Сейчас уйду, скажу, что ошиблась. Извинюсь, и уйду. Видно, мама права, с моими мозгами только в швейной мастерской и работать. О, нет, только не это. Интересно, как бы повела себя Истомина? Также бы струсила?»
   Рита прижала книгу к себе и закрыла глаза, чтобы представить эту удивительную девушку. На мгновение, на одно лишь короткое мгновение, ей показалось, что она, Рита, стоит на сцене необыкновенно красивого театра. Весь зал полон людей, и они чего-то ждут. Чего? «Они ждут сказки, танца, чуда. Они ждут её, Истомину», - почувствовала Рита, и гордо вскинула голову. Ведение исчезло.
   - Добрый день, Анатолий Арнольдович. Меня зовут Маргарита, и я хочу у Вас работать, - выпалила скороговоркой Рита, и отчаянно покраснела от своей смелости.
   - Добрый. А Вы, собственно, кто? Фамилия у Вас есть?
   - Есть. И я будущий журналист Вашей газеты. Прошу Вас испытать меня в работе. Вот мои сочинения. Школьные. У меня талант. А фамилия моя Ковальская, - продолжила она, и, только после этих слов, Анатолий Арнольдович оторвался от чтения каких-то бумаг, поднял голову и внимательно на неё посмотрел.
   - Ковальская? И сколько Вам лет, Ковальская?  Вы школьница?
   - Да. Одиннадцатый класс. Через полгода мне будет 18 лет, и у меня будет паспорт.  Я смогу и учиться и работать. Могу работать без денег. Прошу дать задание.
   - Задание? А Михаил Ковальский, случайно, не Ваш отец?
   - Мой. Да, конечно. Отец.
   - Так это он Вас записал на приём? А почему меня не предупредил? Я ждал его, а пришли Вы. Ну, что же. Буду рад оказать Михаилу такую услугу. Хотя… Не имею права.
   - Пожалуйста. Только одно задание. Испытайте меня.
   - Испытать? Знаете, я дам Вам задание. Выполните, возьму на работу.
   - Я записываю. Выполню, не сомневайтесь, - сказала Рита почти шёпотом, так как смелость покидала её.
   - Завтра в наш город приезжает театр «Современник» из Москвы. Возьмёте интервью у Олега Ефремова, тогда и поговорим серьёзно о Вашей работе в редакции. Ваши сочинения оставьте, пока, при себе. Задание сложное, сами понимаете.
   - Я справлюсь.
   - А что за книгу Вы держите в руках? Можно поинтересоваться?
   - «Фауст».
   - Вот как? Ну, как говорят, чем чёрт не шутит. До завтра, Ковальская.
   - До завтра, Анатолий Арнольдович. Спасибо за доверие, - ответила Рита, и выпорхнула из кабинета, не дав ему передумать и пожалеть о только что данном ей поручении.
   Рита, выйдя из кабинета, прислонилась к стене, чтобы отдышаться. Сердце колотилось от страха и от счастья. Чего было больше, понять Рита даже не пыталась. Мимо неё прошествовал хорошо одетый пожилой мужчина с копной седых вьющихся волос, мельком взглянул на неё, и скрылся в кабинете Соколовского.
      Задание для неё было очень простым. Дело в том, что кружок танцев, в котором она занималась, несколько раз выступал в Чеховском театре. Риту там немного знали, и попасть  в администрацию не было никаких проблем, что она тут же и сделала.
      В театре стоял переполох: гастроли «Современника» со спектаклем «Сирано де Бержерак» отменились из-за болезни главного режиссёра. Билеты были раскуплены на завтрашний спектакль ещё месяц назад, а сообщили о том, что артисты из Москвы  не приедут, только сегодня. Видимо, до последнего дня надеялись, что Олег Ефремов поправится. Многие актёры Чеховского театра находились в отпусках. Одним словом, форс-мажор, со всеми вытекающими последствиями. Единственное, что можно было предпринять, это вместо «Сирано», в главной роли которого должен был выступить Михаил Казаков, выпустить не совсем готовый спектакль «Иванов» с Аркадием Груздевым. Груздева обожал весь город, поэтому особого скандала не должно было случиться.

   Глава 6. Статья.

      Как только Зоя Васильевна уснула, Рита взяла фонарик, и, прихватив несколько газет, отправилась в сарай. Ещё раз перечитала те статьи, которые, как ей казалось, были самыми интересными и запоминающимися. Она стала писать, подражая им. Перечитала. Нет, это не её стиль, не её образ мышления. Надо написать так, как она считает нужным. И пусть будет, как будет.  За ночь она написала статью в виде интервью со зрителями, которые только что вышли после спектакля. На вопросы, которые она им «задавала», люди «отвечали» по-разному. Одни возмущались, что их не предупредили, другие сожалели, что, приехав из другого города посмотреть именно московский театр, потратили и время и деньги, были и восторженные отзывы об игре Груздева, а некоторые «говорили» о том, что в нашей стране всё самое лучшее достаётся только столичным жителям. 
   Утром, до занятий в школе, она занесла статью в редакцию, а днём, после уроков, пришла, чтобы услышать, какое решение принял Соколовский. Секретарь предложила ей пройти в кабинет начальника.
   - А, Рита. Жду Вас. Да, жду. Прочитал Вашу статью. Понравилась. Да, у Вас, действительно есть способности. Мы её, конечно, немного урезали, отредактировали, и выпускаем «в свет».
    - Так Вы меня берёте, Анатолий Арнольдович? – замирая, спросила Рита.
   - Берём, берём. Определёно, берём. Можно, на «ты»? – спросил Соколовский.
   - Можно, если у Вас так принято.
   - Твоим руководителем будет Максим Полуяров. Надеюсь, ты его знаешь. Остаётся один вопрос. Ты как хочешь подписывать свои статьи? Как Ковальская? Или возьмёшь псевдоним?
   - Псевдоним? А можно?
   - За тобой решение.
   - Возьму псевдоним,- ответила Рита, и, неожиданно даже для самой себя, произнесла,-  Авдотья Истомина. Можно?
   - Это, кажется, балерина времён Пушкина? И что в ней особенного?
   - Она очень много работала, чтобы стать виртуозной. И я хочу много трудиться, чтобы стать хорошим журналистом.
   - Интересное решение. Хорошо. Истомина, так Истомина. Иди, знакомься с Максимом, и получай от него задания.
   Рита возвращалась домой «на крыльях». Её взяли на работу в качестве помощницы самого, на её взгляд, яркого журналиста газеты. Ему, как и Соколовскому, статья очень понравилась. 
       На следующий день, принеся домой газету со своей статьёй, Рита сообщила матери, что будет работать в редакции.
   - Хорошая статья, жизненная. Неужели ты написала? – спросила Зоя Васильевна после того, как прочитала её, - А почему подписано «Истомина»? Кто такая?
   - Это мой псевдоним.
   - Псевдоним, говоришь? Тоже верно. Вдруг что-то не так пойдёт, краснеть за тебя не придётся. Молодец. Работай. Это в жизни главное. А губы на красивую жизнь особенно не раскатывай. И романы в газете не крути. Посерьёзней будь. Там одни развратники работают. Ладно, время покажет, на что ты способна.
      Время – это такое богатство, которым надо дорожить всегда. Особенно теперь, когда после школы, вместо того, чтобы пройтись по улице Ленина до своего дома, она с радостным волнением мчалась в редакцию за очередным заданием. Всё, что ей поручали, она выполняла быстро и добросовестно: разбирала корреспонденцию, отвечала на письма читателей, ездила с Максимом на интервью со знаменитостями, которые приезжали из Москвы. Рите выделили отдельный стол для работы, и первое, что она сделала, это принесла из дома обе фотографии Истоминой. Они каким-то образом вселяли в неё уверенность, стоило лишь взглянуть на них. Иногда она даже разговаривала с ними и просила совета, но это при условии, если оставалась одна в комнате.
   Через три месяца она стала работать без руководителя. Её статьи всё чаще появлялись в газете. Об Истоминой заговорили. Рита была счастлива. Да и мама прекратила устраивать сандалы. Ей было не до дочери. Она страдала: Виктор объявил о своей свадьбе, которая должна была состояться через два месяца, 31 декабря.

    Глава 7. Тайна.

     Рита не понимала, что такого интересного нашла мама в дяде Вите. За 15 лет, которые она его знала, мамин любимый мужчина располнел, обрюзг, часто ходил неопрятным и даже «навеселе». Рита никогда не слышала, чтобы он интересно о чём-то рассказывал, или блистал остроумием. Она не видела, чтобы дядя Витя дарил маме цветы, ходил с ней в кино или в театр. Их любовь была тайной для всех. Рита ревновала. Страдала. Иногда даже следила за ними. В детстве.
    Любовь…  Разговоры о любви в их маленькой семье были запретной темой. И если о своей мечте учиться и жить в Москве, она делилась со своей бывшей подругой, Любой, то на тему о любви она боялась даже заикаться.
     У Риты было своё  определение любви. Она называла это чувство -  «трепет сердца». Будучи ещё ребёнком, она впервые ощутила его по отношению к маме. Рита любила маму всегда, даже когда та её ругала, несправедливо наказывала или отталкивала. «Нелюбовь» матери болью отдавалось в сердце, но «трепет» не проходил. С возрастом, она стала чувствовать «трепет сердца» и по отношению к окружающему её миру: к маленькому котёнку, которого нашла на улице; к Лизочке Нечаевой и Любе Таран.  «Трепет» появлялся, когда она брала в руки очередную книгу, ожидая узнать все тайны, которые содержаться в ней. Она не покидала кинотеатр на середине фильма, даже если он был не интересен, так как любила этот фильм, пока он не заканчивался. Она любила буфетчицу, угостившую её чёрной икрой, учителей и своих одноклассников, свою улицу, свой старый дом, даже колонку, в которой они брали воду.
    По отношению к мальчикам первый «трепет сердца» появился, когда она познакомилась с Аликом, и длился до тех пор, пока он не надел свой серый костюм в белую полоску. Были и другие влюблённости: стоило мальчику совершить добрый поступок, или хорошо ответить у доски, или по-доброму с ней поговорить, как-то по-особенному улыбнуться, она начинала чувствовать, что сердце начинало трепетать. Трепет не возник только к Виктору. Не смотря на его необыкновенную красоту, она ни разу не испытала даже маленькой симпатии к нему. Он был злым, и она это чувствовала.
    Иногда Рите казалось, что она родилась с дополнительной железой внутренней секреции, вырабатывающей Гормон Любви. Признаться даже самой себе в том, что она обладает таким качеством, было страшно.
    Ей казалось, что каждый человек, как и книга, обладает удивительной тайной, загадкой, которую хотелось понять и разгадать. Но, чтобы понять, нужно общение. Именно в такие моменты, она разрешала  ребятам провожать её от школы до дома, и вести нескончаемые разговоры на интересующие её темы. И то, при условии, что мама на работе, и не увидит. А уж если кто-то хотел за руку взять, или, не дай бог, поцеловать, тут же возникало отвращение и к парню, и к себе. Наступало разочарование, «трепет сердца» исчезал, начинало казаться, что она, действительно, гулящая и распутная, и кругом в отношениях одна грязь. Грязь, грязь и обман. Так и закрепилась за ней слава: «недотрога». Не только Алик и Виктор объяснялись ей в любви. Но она не верила. Никому не верила.
Но… проходило время, появлялся новый человек, новая тайна и новый «трепет сердца». Железа внутренней секреции работала, Гормон Любви давал о себе знать.
   В данный момент новая влюблённость тронула Ритино сердце. Ей казалось, что Соколовский обладает огромной тайной, которую ей  необходимо разгадать. Это был первый взрослый мужчина, появившийся так близко в её жизни. И ей очень хотелось узнать и понять: что же это такое – мужчина. Ей нравилось, как и что он говорит, как смотрит, как общается с сотрудниками. Ей нравилось, как он одевается: брюки и свитер, никаких костюмов. Она впитывала всё, что он говорил на летучках. Однажды она случайно услышала, как он разговаривал с женой по телефону, и это было очень трогательно. Ему удивительно шло в то время новое, подчас не всегда с уважением произносимое слово – интеллигент. От такого отца она бы не отказалась, думала Рита. Она была счастлива, когда Анатолий Арнольдович  приглашал её в кабинет и интересовался написанными ею статьями. Чтобы быть более смелой в разговоре с ним, она доставала фотографии Истоминой и внимательно всматривалась в этот, ставший для неё талисманом, удивительный образ необыкновенной женщины.  Иногда в его кабинете она заставала пожилого мужчину, с которым столкнулась в коридоре редакции в самый свой первый день. Он каждый раз внимательно смотрел на Риту, не произносил ни одного слова, кроме приветствия, слушал их с Соколовским разговор, и изредка, по-доброму, улыбался. Его присутствие Риту не смущало. Её ничто не смущало на работе. Переступая порог редакции, в неё, как будто вселялся новый человек, у которого за спиной вырастали крылья. И эти крылья давали ей счастье творчества, огромную энергию и уверенность в себе.

   Глава 8. Соколовский.

       Если бы ему три месяца назад сказали, что он влюбится в девчонку, которая, по возрасту, годится ему во  внучки, он назвал бы этого человека сумасшедшим. Любовь с первого взгляда была у него однажды, на собственной свадьбе. И длится эта любовь уже тридцать лет. Не с женой. Женился он по расчёту. Нисколько не прогадал. И карьера и достаток в доме, и дети отличные, всё получилось. Любимая женщина, конечно, страдает, ждёт.  Ждёт, что он решится на развод. Это так подогревает чувства! Он обещает. Она надеется. Чувствуешь себя властителем мира. Хорошо, что в нашей стране мужчин меньше. Столько возможностей. Он использует все. Не перечесть, сколько было романов, разлук, женских слёз. Женщина так прекрасна, когда плачет, так доступна. Хорошо! Полноценная жизнь умного, красивого мужчины.
      Всё это в прошлом. Он и на работу Марго взял не потому, что ему статья понравилась. Нет, написано всё очень интересно, с иронией, с подтекстом. Молодец, что и говорить. И не потому взял, что Михаил попросил. Как интересно всё сложилось. Ковальский на приём записался, а Ковальская пришла. Секретарша и не заметила. Да, интересно иногда жизнь наблюдать. Со стороны. Отец с дочерью встретились. В коридоре. Мельком. Чужие родные люди. Слава богу, с ним такого не случится. Своих детей он знает всех. Мысли путаются. Господи, да почему он взял Марго на работу? Да потому что его словно кипятком воды окатило, когда он увидел её взгляд. Это что? Строение глаз такое или, действительно, в ней столько страсти? Попробуй, разберись. Она должна стать его! Должна! А как?  Мало того, что несовершеннолетняя! В тюрьму он точно не собирается. Так ещё и Михаил – его приятель. Ах, Михаил, Михаил. Как же ты не вовремя появился.  Надо сделать так, чтобы сама ему предложила. Он это умел. Сможет ли на этот раз? Должен! Иначе ему не жить. Месяц на снотворных и валидоле. И это при его-то здоровье. Да он молодым сто фору даст. Раскис ты, старик. Раскис. Не просто так его любимые книги: Финансист, Титан, Стоик.  Драйзер словно с него  списал Фрэнка Каупервуда. Тот в 90 лет женился на девчонке. По любви, между прочим.  И Марго полюбит его. Обязательно полюбит. Ведь ему только 60. Разве это возраст для мужчины?
    Анатолий Арнольдович оторвался от своих мыслей и попросил секретаря пригласить Ковальскую в кабинет. Предстоял тяжёлый разговор, но что делать. Слово надо держать.
   - Разрешите, - услышал он голос Риты и оторвался, опять оторвался от мыслей о ней.
   - Да, да. Заходи. Я жду тебя.
   - Добрый день, Анатолий Арнольдович.
   - Добрый. Твоя новая статья о «Парке культуры» мне очень понравилась. Пустим её в воскресенье. И воспоминание о 5-ом марте 53-го в тему. Очень кстати. Значит, говоришь, часто с мамой там гуляли, в парке?
   - Иногда,- ответила Рита,- У мамы мало свободного времени. Работает много. Некогда ей.
   - А отец? Он что, никогда не гулял с тобой?
   -  На вопрос обязательно отвечать?- спросила Рита, и удивилась своей смелости.
   - Желательно, девочка моя. Я не просто так задаю этот вопрос.
   - Не гулял. Я с ним не знакома. Мы с мамой вдвоём живём. Скажите, это имеет отношение к работе?
   - В некотором роде. А хотела бы познакомиться?
   - Познакомиться? Зачем? Мне скоро 18 лет. Я взрослая. Да и если он не желал меня видеть столько лет, захочет ли сейчас? Ему это для чего? Не понимаю. И как это касается лично Вас, Анатолий Арнольдович?
   - Касается, моя дорогая. Если бы ты знала, ещё как касается. Одним словом, он хочет встретиться с  тобой, познакомиться и подружиться.
   - Анатолий Арнольдович, скажите, у Вас был отец? Вернее, Вы с отцом и с мамой жили?
   - Конечно. Они и сейчас, слава богу, живы.
   - И какие у Вас с ними отношения?
   - Как какие отношения? Они просто мои родители. Самые родные мне люди. Какие могут быть отношения? Мы просто любим друг друга. Вот и всё.
   - А какие у меня могут быть отношения с человеком, которого я и в глаза никогда не видела? Дружеские? А если он меня не полюбит? И у нас не будет – «просто», как у Вас. Так ведь и не будет. Что тогда? Нет, Анатолий Арнольдович, ещё одной родительской нелюбви я не вынесу. Это слишком больно.
   - «Нелюбви»? Это ты о чём? Прости. Я, видимо, не так начал разговор. Значит, отказываешься? Ну, что же. Это твоё право.
   - Не право, Анатолий Арнольдович. Это мой выбор. Я могу идти работать?
   - Да, да, конечно, иди.
 
   Как только за Ритой закрылась дверь, Соколовский набрал номер телефона:
   - Привет, Михаил. Ты как, ждёшь? Ничем не могу тебя порадовать. Отказалась Рита познакомиться с тобой. А уж почему, и отчего, сам думай. Не маленький. Но дочь у тебя, скажу я, друг мой, дорогого стоит.
   Так, что он только что сказал Михаилу? Дорогого стоит? Кстати, одной проблемой меньше. Хорошо, что отказалась. Как хороша была сейчас! Сколько страсти! Истинная Истомина!  Так, кажется, он всё придумал. Да кто бы сомневался? Он подарит ей машину. Таких подарков он ещё никому не делал, даже сыну. Водить, конечно, она не умеет. Вот он и будет её учить. Господи, неужели он сможет к ней прикоснуться? Прикасаться! Постоянно! Где бы ещё машину достать? Очереди, очереди на всё. Захочешь, не купишь. Что за страна? Такие ресурсы. Нет, ему грех жаловаться. Связи подключит, блат, так сказать. Что ещё, кроме машины? Одета скромно. Ни одного украшения. Надо купить. Срочно. В магазинах и этого добра нет. У дочери возьмёт, не велика принцесса: золота, как у Екатерины Великой. Толя, Толя. Что же ты творишь? Она тебе дороже детей? А как же твоя Великая тридцатилетняя любовь, которой ты так гордился? Всё прахом пошло. Всё!

   Глава 9. Маргарита.

     Рита ничего не понимала. Пришла на работу, а у них в редакции, вместо Соколовского, исполняющая обязанности главного редактора. Женщина. Анатолий Арнольдович с инфарктом в больнице.  Три дня назад у Риты с ним был неприятный разговор, но не до такой же степени.  Он, как всегда, пригласил её в кабинет.  Статья,  была немного резкая. Надо было решить много вопросов. Вот она и «посоветовалась» с портретом Истоминой. Смелости набралась. Только зашла в кабинет, а он ей какие-то серёжки суёт, да ещё о какой-то машине говорит. Она ему, конечно, вежливо сказала, чтобы он вернул серьги хозяйке. Видно же, что они не из магазина. И на машине отказалась учиться.  Её от запаха бензина с детства тошнит. Да, ещё стал ей руку целовать. Близко подошёл, а от него так пахнет… Старостью. И опять ощущение грязи. Неужели мама права, и она производит впечатление доступной женщины? Влюблённость моментально прошла, железа не работает. Всё, как обычно. Тайна раскрыта. Интерес пропал. Соколовского, конечно, жалко. Надо в больницу к нему сходить. Все из редакции уже, оказывается, ходили.
   
     В палату к Анатолию Арнольдовичу никого, кроме жены и детей не пускали. Нельзя сказать, что её это сильно огорчило. Никому не хочется чувствовать себя виноватой в чьей-то болезни, но как-то всё очень совпало. Портрет? Может, в нём всё дело?  Надо бы поговорить со взрослым человеком.
    Рита вспомнила, что в этой больнице работает хирургом Олег Манулис. Она решила его срочно найти и отправилась в регистратуру. С Олегом они знакомы давно, потому что он живёт со своей мамой в соседнем доме. Он так красив. Чистокровный грек с голубыми глазами и светлыми волосами. Он взрослый.  Ему лет тридцать. И он лучший, верее, единственный друг,  известного на весь город, артиста Груздева. Лишь бы он был не на операции. Рита  постучала в ординаторскую.
   - Войдите, - услышала она и осторожно заглянула в кабинет.
   - Олег, можно зайти?- спросила Рита, и  покраснела.  Олега она стеснялась и боялась с детства. Он казался ей недосягаемым, человеком из другого мира, - Простите, я не знаю Вашего отчества.
   - Салют, Рита. Обойдёмся без отчества. Просто Олег. Какими судьбами?
- Пришла начальника своего проведать, а к нему не пускают. Может, знаете, как он? Соколовский. Анатолий Арнольдович.
   - Соколовский? Кто же его не знает? Известная личность. Ничем не могу тебя порадовать. Обширный инфаркт. Боремся, боремся. Так ты, значит, у него работаешь? А как же школа? Давно тебя не видел. Всё хорошеешь.
   - Спасибо. И учусь и работаю. Мне нравится. А какие прогнозы? Он поправится?
   - Рита, ты сегодня не первая женщина, которая интересуется его здоровьем. Поправится. Если захочет.
   - Какие же вы, врачи, жестокие. 
   - Многие так считают, не ты одна. Чтобы вылечить, надо быть жёстким. Не жестоким. Поняла? А теперь иди. У меня операция через десять минут.
   - Олег, мне поговорить с Вами нужно. Очень, очень.
   - О чём, малыш? Может вечером? Мне, правда, некогда.
   - Хорошо,  вечером. Можно во дворе? Я Вас  ждать буду. А во сколько? Можно до девяти?
   - А что случится в девять?
   - Мама с работы приходит. Мне надо дома быть.
   - Придётся все свидания отменить ради такой стрекозы. Хорошо, давай в восемь. А теперь иди, малыш. Не мешай работать, - Олег по-доброму засмеялся и вытолкнул Риту из кабинета.

     Во двор она вышла ровно в восемь. Олег сидел на лавочке один, что  очень порадовало Риту: значит, нам никто не помешает. Сердце её затрепетало.
   - Ну что, стрекоза, говори, что хочешь узнать, - сказал Олег с улыбкой.
   - Не знаю, с чего начать и как сказать.
   - Так всё серьёзно? Уверена, что я справлюсь?
   - Скажите, Олег, а в жизни бывает так, что портрет влияет на жизнь человека? Дальнейшую? После того, как портрет написан?
   - Я ничего не понял. Что за чепуху ты несёшь? Какой портрет?  Как он может влиять? Не понимаю, малыш.
   - Я так и знала. Вы разговариваете со мной, как с маленькой.
   - А как мне с тобой разговаривать? Я тебя с пелёнок знаю. Хорошо, я постараюсь быть серьёзным.
   - Одно дело, если просто портрет написать. А если ты позируешь, а из тебя Наташу Ростову или Снегурочку изображают? Как Вы думаете, человек может измениться?
     - Боишься растаять, как Снегурочка?- Олег улыбнулся, вокруг глаз собрались морщинки. Но они не старили его, а придавали необыкновенное обаяние.
   - Я думала серьёзно поговорить. Не буду больше Вас мучить своими вопросами, - Рита немного помолчала, а, затем, не выдержав, спросила,- Вы знаете, кто такая Истомина?
   - А ты, значит, не знаешь? Сходи в библиотеку и почитай о ней.  Роковая женщина была. Стрелялись из-за неё. Пушкин не устоял.
   - Посмотрите, это она? – она достала из папки фотографии, которые принесла с работы, и протянула Олегу.
   Он стал внимательно их рассматривать, а Рита следила за выражением его лица.
  - Думаешь, я помню, как она выглядит? Это кто? Ты или Истомина? Кто тебя так изобразил?- спросил он охрипшим голосом.
  - Художник. По памяти написал. Ладно, пойду я. Уже поздно. Скоро мама придёт с работы. Это не я, Олег. Истомина в образе  Терпсихоры.
   - Почему именно с тебя портрет написал?
   - Сказал, что у нас глаза одинаковые.
  - Постой. Не уходи. Я и не заметил, как ты выросла. Мы с друзьями за город собираемся в воскресенье. Поедешь с нами?
  - А Груздев поедет? Мне бы интервью у него взять. По-другому не подступиться.
  - Это сложно. Но, попробую. Часов в семь сможешь выйти во двор?
  - Выйду. Если мама отпустит.
  - Как это не отпустит? Ты же взрослая девушка.
  - Я не могу Вам всего объяснить. Это сложно.
  - А поехать хочешь?
  - Не просто хочу. Мне это ещё и по работе надо.
  - Отлично. Я зайду к твоей маме и отпрошу тебя. Согласна?
  - Попытайтесь. Буду Вам очень благодарна.

   Рита вернулась домой до того, как мама пришла с работы.
 
   «Если такой умный и взрослый человек, как Олег, практически высмеял меня по поводу портрета, то бояться совершенно нечего, и я не виновата в болезни Соколовского. Это – первое. То, что я смогу пообщаться с Груздевым, артистом нашего театра, будет просто счастьем. На работе будут довольны. Это – второе.   Ну, и чтобы совсем не думать об  Истоминой и портрете, завтра же отправлюсь в центральную библиотеку, и прочту всё, что найду о ней ещё раз. Восстановлю в своей памяти то, что знала. Это – третье. А четвёртое, и самое главное, хочется, чтобы Олег уговорил мою маму отпустить меня за город»,- рассуждала Рита, ощущая необыкновенный трепет сердца.
   
       Материалов в библиотеке оказалось очень мало. Рита внимательно читала всё, что ей посоветовала библиотекарь. Дрожащими руками она перелистывала страницы, пытаясь найти сходство с Истоминой, открыть ещё одну тайну, удивительную,  непостижимую и, что греха таить, желанную. Рите очень хотелось быть, действительно, похожей на эту удивительную женщину.

      - «Истомина обладала чёрными огненными глазами…» Видимо, в этом мы похожи. Мне в детстве часто задавали один и тот же вопрос: «Девочка, когда ты последний раз мыла глазки?»
     - «Порывистая, увлекающаяся, неотразимо привлекательная…». Для балерины это абсолютно нормально. А я, судя по маминым словам, сплошное недоразумение.
      - «Напропалую кокетничала со всеми…». Я только и умею, что прямо смотреть. Кокетничать боюсь. Да и не буду никогда.
      - «Умудрилась вскружить голову многим мужчинам». Да ещё каким! На меня бы никто из них и внимания не обратил.
      - «Ей нравилось повелевать роем своих многочисленных поклонников…» Повелевать? Да я мужчин боюсь!
      - «Ротмистр Шереметьев был убит на дуэли графом Завадовским…». Хорошо, что сейчас дуэлей не существует. 
       - «Грибоедов был секундантом, и, возможно, тайным любовником…» Но ведь это не доказано.
       - «Возможно, Истомину и Пушкина связывали более тёплые отношения, чем дружба…» У Пушкина был прекрасный вкус всегда!        «Истомина оказалась роковой женщиной для всех, с кем сталкивала её судьба…» Но это только предположения! 
       - «О ней ходило много слухов и сплетен…» А о ком не ходит?    «Все её романы не носили корыстных целей, а были по любви…» Значит, чувствами жила, сердцем.
         - «Истомина была музой для всего круга вольномыслящей молодёжи…» Думаю, быть музой для любого человека – это достоинство. Мне абсолютно всё нравится в этой женщине, кроме  определения «роковой». Но это же мелочи, да и не доказано. Может, просто стечение обстоятельств. 
       - А это что? «На вопрос, кто же она такая, Истомина отвечала, что не знает себя и не понимает».  В этом мы, тоже, похожи.
 
     - Девушка, прекратите шептать. Вы другим мешаете, - услышала она голос библиотекаря, и вздрогнула.

     - Простите. Я не заметила. Извините. Я больше не буду. Вы не могли бы мне дать ещё всё, что у Вас есть о Терпсихоре?

     - Сейчас подберу. Только молча читайте, - недовольно ответила женщина, но через некоторое время принесла ей несколько журналов и брошюр.

    О Богине танца было написано ещё меньше, чем об Истоминой.

    «Терпсихора своими танцами учит душу правильно сочетаться с телом…»
   «Так и наш учитель всегда говорил, чтобы мы в танце передавали состояние души» - подумала Рита.
    «Открывает людям гармонию между внешним и внутренним миром, между телом и душой».
    «Древние греки считали, что если душа охвачена трепетом, значит, она танцует… Они доказали, что душа умеет танцевать, летать от счастья, и плакать от горя…»
   «Внутренний мир – это наша душа, а внешний мир, наверное, не ограничивается одним телом? Надо подумать. Мудрые греки. Интересно бы узнать у вас, что первично: душа или разум? Обязательно спрошу у Олега. Ведь и моё сердце трепещет. А может, это трепещет душа?» - рассуждала Рита, следя за тем, чтобы не заговорить вслух от волнения, - «Нет, я, всё-таки, молодец, что всё это прочитала. Не поленилась. Спасибо Олегу. Определённо, знание – сила.  И с Соколовским всё будет хорошо. Инфаркт из-за возраста, не из-за меня. Ничего страшного в этой Истоминой нет. А портрет мне только помогает в работе. Ничего в нём плохого нет. Правильно Олег сказал. Глупость всё это. Одно странно: как можно было Истомину представить в образе Терпсихоры? Истомина – это вызов обществу, а Терпсихора – гармония с миром. Возможно, гений Рублёв понимает мир гораздо глубже, чем простые люди. Такие, как я, например».

 В воскресенье, ровно в семь утра, Рита вышла во двор, и стала ждать Олега. Ему удалось отпросить её у мамы.
Он появился, и её сердце опять затрепетало. Кажется, она опять влюблена. Ну, что же. Возможно, эта влюблённость продлиться дольше, чем к Соколовскому.
- Доброе утро, стрекоза.  Долго же мне пришлось уговаривать твою матушку. Нет у неё к тебе доверия. Чем же ты так провинилась, а?
- Да это у неё к вам, к мужчинам, доверия нет. Боится, что меня обидят. Вам доверила. Гордитесь собой.
      - Уже горжусь. Не обижу. Как можно, такую стрекозу. Кстати, Груздев приедет. Обещал, по крайней мере, что выкроит часик для нас. Ближе к вечеру будет.
- Знаете, я Вам очень благодарна. Вчера весь день в библиотеке просидела. Ничего в ней страшного нет, в этой Истоминой.
- Много ты понимаешь, стрекоза.
 
    Рита запомнила этот день на всю жизнь.  Весело было невозможно. В ноябре редкий день выдаётся таким тёплым и солнечным: удалось и на лодках покататься, и в мяч поиграть. Один приятель Олега рыбу огромную поймал и уху приготовил. А сколько комплиментов все девушки, и она, в том числе, выслушали.
    Ближе к вечеру  пожаловал Груздев собственной персоной. Важный такой, высокомерный. Все как-то сразу засуетились, подбежали к нему, комплиментами стали осыпать, поздравлять с новой премьерой.  Ну и что из того, что он известный артист? Рита считала, чем талантливей человек, тем он должен проще быть в общении. Её мнение, конечно, никого не интересует, что и говорить. Кто она такая?  Да и интервью, в любом случае, взять надо. 
   Великий человек выпил водки, закусил тарелкой ухи, обнял по очереди всех девушек, снисходительно похлопал их по щёчкам, и только после этого заметил Риту.
   - А это кто такая? Почему не знаю?- спросил он, ни к кому не обращаясь, - Подойди ко мне, я на тебя посмотрю.
   - Аркаша, это моя девушка. Её нельзя обижать, побью, - подал голос Олег.
   - На малолеток потянуло, старик? – продолжил Груздев, снисходительно глядя на Риту.
   - А говорят, талантливый человек талантлив во всём. Это и есть Ваш талант – неуважение к людям?- спросила Рита, глядя ему в глаза.
  - Ого, да мы с характером?- Груздев поднялся из-за стола и подошёл к ней, - И как тебя звать, девушка Олега?
   - Истомина! – Рита так громко сказала, что сама испугалась и своего голоса, и того, что назвалась чужим именем. У неё было такое ощущение, что, действительно, сама Истомина вселилась в неё, и руководит её поступками.
  - Балерина? Интересное начало. Олег, я у тебя отобью твою красавицу. Не шучу.
  - Не могу сказать, Аркаша, что меня это радует, - засмеялся Олег, - Не то, что ты отобьёшь, а то, что Рита ещё в школе учится. Осторожней с выражениями.
  - Олег, я сама разберусь, - от возмущения Рита, или Истомина,  потеряла дар речи, - Не надейтесь, Груздев. Не получится у Вас ничего. Вы…Вы…Вы не личность. И не талант.
Ко мне подошёл Олег, обнял за плечи, и отвёл в сторону.
  - Всё, хватит, малыш, прекращай. Разберётся она. Это же Груздев. Почти гений. А гениям многое прощается.
  -  И такое отношение к друзьям?
  - Ты максималистка, стрекоза. Среди мужчин это нормально. Маленькая ты ещё. Многого не знаешь. Но ты молодец, - Олег улыбнулся и чмокнул Риту в  нос, - Смелая. Груздева все женщины боятся. И обожают.
  - Жалко этих женщин.
  - Теперь, что? Прощай, интервью? Не захочет он с тобой разговаривать. Унизила ты его перед всеми.
Рита посмотрела в сторону «великого человека». Он сидел за столом  в окружении всех  девушек и хмуро пил водку.
  - Я о нём такую разгромную статью напишу, что любое интервью затмит. Уж я постараюсь.
Олег обнял девушку за плечи, прижал нежно к себе, погладил по  волосам.
  - Скажи, ты целовалась с мужчиной?- спросил он и, не дожидаясь ответа, нежно притянул Риту к себе, и поцеловал.
   Голова закружилась так, что ноги стали ватными, дыхание перехватило, трепет сердца усилился.
   - Тебе когда 18 исполнится?
   - Весной. И не надо меня целовать. Это всё не серьёзно.
- Выходи за меня замуж. Ты красивая и добрая девушка, да и нравишься мне давно. Ты странная, конечно. Но, думаю, мы с тобой сможем ужиться.
 - Ужиться? Это как? Кто когда мусор из дома выносит?
 - Э, нет. Мусор выносить будешь ты. Я работаю.
 - А я, значит, картошку выращиваю? Так? И коз дою?
       - Я всегда говорил, что мозги женщинам не нужны. Особенно, красивым. Цветаеву читаешь? Молодец! Знаешь, нравишься ты мне уж как-то очень сильно.
 - Нет, Олег. Не выйду я за Вас замуж. Вам другая женщина нужна. Не такая, как я.
 - Откуда ты знаешь, какая мне нужна?
 - Я не знаю, какая Вам нужна. Просто, не такая, как я.
 - А что в тебе не так? И хватит меня на «Вы» называть. Переходим на «ты». Ясно?
 - Узнаете, узнаешь – разочаруешься. Я домой хочу. Мы скоро поедем? Тут у вас, я смотрю, пьяный угар начинается. Великие люди развлекаются.
       - Ну и пусть. Ты же со мной. Думаю, мы ещё вернёмся к этому разговору. Когда тебе 18 лет исполнится, тогда и поговорим.
    - Думаю, мне ещё рано со взрослыми общаться.
   Рита вернулась домой около полуночи. Мать не спала.
 - Ну что, нагулялась? – спросила она, как только Рита вошла в комнату.
 - Мама, мне Олег сделал предложение.
    - Такой мужчина, как Олег не мог тебе сделать предложение. Ты, как всегда, врёшь. Да он на такую, как ты, и внимание не обратит.  Не понимаю только, зачем он тебя с собой пригласил? Не иначе, что бы ты там его друзей развлекала,  да посуду за ними мыла.
   - А зачем же ты меня отпустила, если так думаешь?
   - А что бы в следующий раз неповадно было к богатым, да знатным липнуть.
   - Я не мыла посуду. И не готовила. И никого не развлекала. Было просто очень весело.
   - Ишь, весело ей было. А то, что мать дома одна и переживает весь день, ты об этом не подумала? Совсем мать не жалеешь, бесстыжая.
   Праздник закончился, как обычно, очередным скандалом,  слезами и унизительными оскорблениями.

  Глава 10.  Груздев.
   
       Голова болела так, что хотелось её гильотировать. Когда же он бросит пить? Сегодня спектакль, а он на ногах не стоит. Опять скандал будет в театре. Выговор очередной влепят. Ну и чёрт с ним. Да и гримёры достали. Он молод. Лицо молодое. Ну, чуть помятое. И что? Сами ни черта не умеют, а он виноват. В конце концов, человеку иногда надо и расслабиться. Опять жениться, что ли? Без штампа, конечно. Так, гражданским браком. Сейчас бы супчик  сварила или, на худой конец, рассолу бы налила. Ни жены, ни супа. Что-то вчера было такое, что его зацепило. Надо вспомнить. Душ, вот что ему надо. А женитьба может и подождать. Женщины и без штампа с ним живут годами, пока он их терпит. А про одноразовые связи и вспоминать тошно. Не везёт ему с бабами. Все дуры. Все. Нет, лучше одному. Свобода. Никаких обязательств.  Что же его вчера так  зацепило? А, вспомнил. Малолетка. Глаза. Да, кажется, глаза. Они горели от ненависти. И звали. Да, звали, звали. Но куда? Чёрт, надо к Олегу ехать.

    Глава 11. Олег.

        Для него все женщины, с самого детства, делятся на две категории. В первой категории – мать, во второй – все остальные. Мама необыкновенная женщина. Воспитала его одна. Сказала, что отец погиб. Больше на эту тему разговоров не было. Хозяйка такая, что всегда всё чисто до блеска, бельё отглажено до хруста, еда готовится на один раз и очень вкусно. Сама она стройная, гладко причёсанная, скромно одетая. Говорит тихо, голос никогда не повысит. Любит он её очень, поэтому и не женится. А зачем? Женщины есть всегда. Только конкуренции с мамой не выдерживают. Он никогда не сблизится с девушкой, если она неопрятно одета, не умеет готовить или от неё не пахнет чистотой. При такой работе, как у него, женщины не так уж часто и нужны. Он всегда честен. Сразу говорит, что женитьба в его планы не входит. Не выносит слёз, истерик, болтовни. Есть такие разговорчивые женщины – не остановить. В первую очередь жена должна быть хозяйкой. Где найти такую, как его мать? Любил ли он? Никогда. Был ли влюблён?  Желание возникало, ничего больше. Вчера была нежность. Много нежности. Дышать нечем стало. Неожиданно. Странно. Ребёнок же ещё. Смелый, непосредственный ребёнок. Надо же, отказала. Неожиданно. Возможно, из неё он сможет воспитать женщину, похожую на свою мать: домашнюю, хозяйственную и послушную. Рано об этом думать. Он подождёт, когда ей 18 исполнится. До лета подождёт. Сегодня сложная операция и надо сосредоточиться.

   Глава 12. Маргарита.

   Статью о Груздеве Рита написала такую, что женщина – редактор, в первый момент, отказалась отдавать её в печать. Видимо, любимец всех женщин был и её кумиром.
   - Татьяна Фёдоровна, Соколовский не сомневался бы,- произнесла Рита тихо.
   - Анатолий Арнольдович вряд ли вернётся на работу, а мне ссориться с театром совсем не хочется, - заявила она высокомерно, - Я теперь здесь начальник, учти.
- Поздравляю Вас. Только от Груздева в театре все стонут, а сделать ничего не могут. Вы думаете нам, зрителям, приятно видеть вечно полупьяного актёра? И это называется «культура в массы»?- более уверенным тоном продолжила Рита.
 - Ладно, иди. Не надо меня учить, что делать. Мала ещё. Сама решу.
Заслуженный артист РСФСР Аркадий Груздев был, действительно, кумиром не только у искушённых театралов, но и у всех женщин города - от юных школьниц, до пожилых дам. Мужчины считали за честь оказаться с ним в одной компании, пропустить с ним стаканчик вина в популярном магазинчике с философским названием «Вино», который находился на главной улице города, улице имени Ленина. Даже просто оказаться за соседним с ним столиком в ресторане считалось большой удачей и событием в жизни обычного жителя города.
 Внешне Груздев всегда выглядел элегантно. Одевался модно и со вкусом: чёрные туфли – «лодочки», брюки – «дудочки», песочного цвета плащ с постоянно поднятым воротником. Своим видом он напоминал зарубежного киноактёра, и относился к той плеяде независимых людей, которых окрестили «стилягами». Образ мышления, одежда и поведение «стиляг» не отвечали духу генеральной линии партии, поэтому их стали повсеместно подвергать публичному высмеиванию в юмористических журналах и газетах. В городах появились сатирические стенды: «Они позорят наш город». И Таганрог не был исключением, а фотография «почти гения» нашла под этим заголовком своё постоянное место.
 Обычно, на репетицию или на вечерний спектакль, Груздев шёл одним и тем же маршрутом.  Этот маршрут хорошо изучили поклонницы из ближайших школ и техникумов, и, зачастую, караулили Груздева на пути следования, чтобы поздороваться с любимым актёром или посмотреть на него «живьём».
Нередки были случаи, когда любимец публики, нарушая маршрут, заходил в кафе или «винницу» для удовлетворения жажды предыдущего дня, да и засиживался в них ненадолго. В результате следовали опоздания на спектакль, на полчаса и более, нервное ожидание зрителей, объяснения с заведующим труппой и режиссёром, а далее выходили приказы о дисциплинарном взыскании.
Но таланту прощалось многое. С одной стороны – «на него» шёл зритель, с другой – режиссёры брали «под него» пьесы.
 Три года назад в театре был поставлен спектакль «Ленинградский проспект» по пьесе Исидора Штока. Главный герой, молодой человек по имени Борис, которого играл Груздев, должен был выглядеть суперсовременным. В то время в моду стали входить остроносые мужские туфли на высоком каблуке. В магазинах они считались страшным дефицитом, а на «чёрном рынке» стоили баснословных денег (на одну месячную зарплату простого служащего купить их было нереально). И тогда администрация театра заказала такие туфли на местной обувной фабрике. Заказ попал к отцу Алика, который считался одним из лучших мастеров своего дела.
Через две недели заказ был готов. Но сделана была не одна пара, а две: обладателями изысканной обуви стал Аркадий Груздев и  юный друг Риты. На сцене театра Борис щеголял в модных туфлях, а мать Алика, работавшая в то время в городской администрации и состоявшая в рядах КПСС, увидев своего сына в обновке, возмутилась так, что её крик был слышен на весь двор.
- Что это за туфли? Отец и тебе сшил? Немедленно сними и никогда больше не надевай! Ты что, хочешь, чтобы все говорили, что мой сын стиляга? Чтобы меня из партии исключили? Не смей мать позорить!
Туфли очень шли под серый костюм в белую тонкую полоску, в котором Алик пришёл к Рите на первое их свидание. Конечно же, он их снял и никогда больше не надевал. А через год они и вообще вышли из моды. 
Бурная личная жизнь великого актёра «беспокоила» администрацию театра всегда. Не смотря на то, что Груздев имел грандиозный успех у женщин, был желанен в любой компании и становился мгновенно её душой, на все городские мероприятия или в места, которые он посещал, Аркадий приходил или один, или в обществе Олега Манулиса. Ни одна женщина в городе не могла похвастаться перед подругами своими официальными отношениями с кумиром.

Статья всё-таки вышла и имела совершенно противоположный, чем Рита ожидала, эффект. Народ ломился в театр посмотреть на своего кумира: пьяницу и «стилягу».
 Татьяна Фёдоровна ходила с гордо поднятой головой, так как получила от театра постоянную бесплатную ложу в знак благодарности за такое непредвзятое отношение к проблемному актёру.
  А Рита ждала встречи с Груздевым, потому что узнала от Олега, что тот ищет её и хочет поговорить. Она представляла, что он может сказать ей, но страха в душе не было: выбрала сложную профессию, нечего теперь кусты искать. Она себя не узнавала, и это состояние ей нравилось.
   Но Рита ошиблась: Груздева не интересовала статья. Он привык и к всеобщему вниманию, и к постоянному недовольству своим поведением администрацией театра. Да и какой актёр, тем более в таком маленьком городе, обходится без скандалов.
    Груздева интересовала Рита.  Начался просто кошмар. «Великий артист» преследовал её везде. В основном, он ждал девушку возле редакции. Она, как могла, старалась избегать встреч, но не всегда получалось. Однажды он пришёл к ней домой, и стучал в дверь, пока Рита ему не открыла. Ей было неловко перед соседями и перед мамой. Зоя Васильевна попыталась устроить скандал, но он очаровал её комплиментами и подарил букет роз, предназначенных для  дочери.  Та «растаяла» от такого внимания, и разрешила дочери выйти с ним во двор.
    Однажды он сообщил Рите, что получил приглашение из Московского театра на работу, но без неё никуда не поедет.
   - Оставьте меня в покое. Прекратите меня преследовать. Я не люблю Вас и с Вами в Москву не поеду. Если честно, я Вас боялась, - резко ответила Рита.
    В канун Нового Года, перед спектаклем, он вышел на сцену, и произнёс, что свою игру он посвящает Маргарите Ковальской. И это был скандал.

       Глава 13. Новый Год.

   Приближался день свадьбы дяди Вити. Зоя Васильевна ходила сама не своя.
   - Эта сволочь пригласил меня на свою свадьбу,- сказала она  Рите, и расплакалась, - Как он мог? Я этого не вынесу. Уйду из дома. Пойду к подруге встречать Новый Год. А ты дома посидишь.
   - Мамочка, мне так жаль. Скажи, что мне сделать, чтобы ты не переживала? Поверь, дядя Витя тебя совсем недостоин.
   - Не твоего ума дело. Ишь, пожалела она. Себя лучше пожалей. Одни алкаши к тебе пристают, вроде Груздева. Тоже мне, достойного нашла.
   - Извини. Я не хотела тебя обидеть.
   - Жизнь меня давно уже обидела, не ты. Вот такая тебе мать досталась. Нигде ей счастья нет. Ни дома, ни на работе, - более мягко сказала Зоя Васильевна.
   - Мама, а можно я с одноклассниками Новый Год встречу? У Валентины Моховой. Это же последний год мы вместе. Пожалуйста.
   - Ладно, иди. Но в девять часов чтобы ноги твоей там не было.
   - Но там же все ребята будут! И какой же это Новый Год, если в девять надо уйти?
   - Нечего тебе делать ночью в чужом доме. Что, хочешь напиться вместе со всеми? А потом что? Обжиматься с мальчиками? Нет! Только до девяти, кому сказала!
- У нас не будет вина. И там будут родители Вали.
   Но мать была непреклонна.
    - Скажи спасибо, что так отпускаю, до девяти. И не вздумай прийти позже. Проверю. Чтобы ровно в 10 была дома. Иначе, в дом не пущу. Будешь, как подзаборная, на улице ночевать.

   Вина, действительно, не было. Собрался весь класс. Было весело, легко и спокойно.  Родители Валентины очень хорошо всех приняли, накрыли прекрасный стол, включили музыку и, чтобы не мешать молодёжи, ушли в другую комнату.
   Рита смотрела на часы. Ей редко бывало так хорошо.  Но время неслось катастрофически быстро. Внутри всё сжималось от сознания, что скоро ей придётся уйти «по-английски», предупредив только Валю. Она не могла объяснить ребятам, что её отпустили только до девяти часов. Не хотела нарушать общее веселье. Да и чем они могли бы ей помочь? И вот на часах девять. Надо уходить…но…
 …Но…уйти не пришлось. Ровно в девять часов раздался звонок в дверь.  Валина мама, Вера Павловна, пошла  открывать. Увидев  Зою Васильевну, которую хорошо знала, у себя дома, да ещё и перед Новым Годом, взволнованно спросила:
   - Что-то случилось?  У Вас такой расстроенный  вид. Проходите в дом. Может, нужна помощь?
  - Ничего не случилось. И никакой помощи мне не надо. Где моя дочь?
   - Она с ребятами. Танцует.  Но что же всё-таки случилось?-  продолжала настаивать хозяйка дома.
   - Танцует!? - в голосе было столько возмущения и металла, что Вера Павловна вздрогнула и отошла в сторону.
   Рита в этот момент, как и все ребята, танцевала. Её партнёром был Сергей Пошелюжный – любимец всех девушек класса. Мама прошла в комнату, взяла её за руку и вывела в коридор.
  - Я смотрю, ты даже ещё и не оделась. А ну, быстро,  одевайся, и марш домой, - угроза в голосе предвещала страшный скандал.
Ребята прекратили танцевать. Все смотрели на разыгравшуюся перед ними сцену. Все стали спрашивать, что случилось, чем они могут помочь,  почему плачет Рита?
- Сами разберёмся,- ответила мать и закрыла за собой дверь, даже ни с кем не попрощавшись.
    Они шли  домой пешком через весь город. Было холодно, дул страшный ветер. Трамвай ходил, но мать не захотела в него сесть: ведь там она не могла бы высказать всё, что хотела.  Ей необходимо было в очередной раз отругать свою дочь за её непослушание. 
    Два часа, пока они шли по пустынным улицам города, она кричала  на Риту, обзывая самыми последними словами.  Они  повторялись с завидной регулярностью: сука, гулящая, бесстыжая, шалава.
    Рита рыдала от отчаяния и непонимания, от унижения и оскорблений. Грудь сдавило, и воздуха не хватало, дышать было нечем. Казалось, что сердце, её больное сердце,  не выдержит и остановиться прямо сейчас.  Было стыдно перед  одноклассниками, особенно перед Сергеем.  Было жалко себя.  Господи, помоги! За что такие муки!? За что такие оскорбления? Почему мама не доверяет ей? Не было ответов на эти вопросы. Оставалось одно – оправдываться. Только за что? За какие такие проступки?
   Домой пришли в самый разгар свадьбы. Народ веселился. Зоя Васильевна села на кровать, и расплакалась.
   - Господи, - говорила он сквозь рыдания, - за что мне это всё? За что мне такое горе, за что это беспробудное одиночество? За какие такие грехи? Где же она, эта любовь проклятая? Одно предательство. Кругом сволочи, да дочь шалава. А ну, спать ложись, гадина. Всю жизнь мне искалечила.
   Не в первый раз пришло осознание – бежать. Бежать от мамы, от унижения, от этих  несправедливых обвинений и постоянных страданий. Иначе она сойдёт с ума или умрёт. Но бежать было некуда и не к кому. Кроме матери у неё никого не было. Оставалось одно – ждать окончания школы и отъезда в Москву.

    Глава 14. Маргарита.

    После спектакля, который Груздев посвятил Рите, девушка, невольно,  стала известной личностью в городе. В школе на неё приходили посмотреть из других классов. Когда же она должна была брать интервью по очередному заданию, и показывала удостоверение, на неё многозначительно смотрели и улыбались так, что хотелось провалиться сквозь землю.
   Олег был слишком занят на операциях, а, может, избегал её, но, когда они случайно сталкивались во дворе, вежливо интересовался её успехами на работе и учёбе, а в конце разговора неизменно  говорил, что Аркадий спивается и что по нему уже «плачет психушка».
    «Плакала она» не долго. Месяца через три после Нового Года он попал в неё с белой горячкой.
   Вопрос о поведении Груздева вынесли на бюро горкома. После соответствующего «вливания», руководству театра указали на низкий уровень идейно-воспитательной работы в коллективе, полное пренебрежение со стороны отдельных его членов к нормам морального кодекса строителя коммунизма, и директору предложили «решить вопрос» о коммунисте Груздеве. Такие вопросы решались просто, по известному принципу: есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы. Груздеву предложили уйти из театра, что он и сделал, написав заявление против своего желания. Его «перешли» работать в другой город, далеко от Таганрога, в театр юного зрителя. 
 Рите, конечно же, было его очень жалко, но дышать и ходить по городу  стало немного спокойней: по крайней мере, она перестала бояться неожиданной встречи с Груздевым.
По городу – да. Но в школе…  Девчонки её возненавидели. Все без исключения. И объявили Рите бойкот. Но и это ещё не всё. Оказывается, весь город считал их одноклассницу  женщиной лёгкого поведения. Однажды она случайно услышала  разговор:
   - Таня, я надеюсь, что Ритку не пригласишь на свой день рождения?
   - Нет, конечно, Маша. Зачем мне в доме «гулящая»?
   - Все в городе считают, что она была любовницей Груздева.
   - И не только его. Мы считали, что она недотрога, а она – гулящая.  Да моя мама выгонит меня из дома, если я её приглашу. Вместе с ней. Не собираюсь позориться.
   - Может, вообще она с ними за деньги встречалась, как ты думаешь?
   - Скорей всего.
   - А как ты думаешь, мальчишки придут, если её не будет?
   - Подумаешь, нам и без них будет весело.

 Как ей чуть позже сказал Володя Лубенец, ребята на день рождение к Татьяне пришли не все.
    Володя Лубенец симпатизировал Рите с того момента, как она появилась в их классе: дёргал за косы, бросал в неё зимой снежки, чуть позже, повзрослев, – угощал вкусными конфетами, которые его родители привозили из Москвы. Его мама шила наряды в том ателье, где работала Ритина мама.
    К тому моменту, о котором пойдёт речь, Зоя Васильевна  шила ей костюм из модного джерси. Во время очередной примерки, Володина мама и  поведала портнихе грустную историю о своём сыне, влюблённом в девушку Риту, которая, мало того, что была любовницей Груздева, так ещё умудрялась  изменять ему направо и налево. Одним словом: «гулящая». И это в 17 лет! А что будет дальше? Любимый сын страдает до такой степени, что уже несколько раз поговаривал о том, что жить не хочет, так как жизни без Риты не представляет.
   - Вы знаете, Зоя Васильевна, - закончила она свою длинную речь, - не понимаю, откуда берутся такие профурсетки в нашем обществе. Не иначе, как безотцовщина. Что от них ждать? Да и мать, наверное, не очень строго воспитывала. Гнать таких девиц надо из города поганой метлой. Говорят, она и Соколовского чуть в могилу не свела.
   Наверное, существуют матери, которые после таких слов в адрес своей дочери, постарались бы поставить на место собеседницу, но Зоя Васильевна  к их числу никакого отношения не имела.  Не смотря на то, что она прекрасно знала историю с Груздевым, и  присутствовала при встрече дочери с ним в своей квартире, решила немного пострадать и поверила каждому произнесённому слову.   Любит русский народ пострадать. В крови это, видимо. Мёдом не корми, а дай слезу пустить. Да и в худшее о человеке поверить гораздо легче.
   Русской душе легче от боли сжаться, чем от радости распахнуться. Да и радуется русский народ с болью, с оглядкой, не дай бог, «как бы чего не вышло».
    Вечером мама передала дочери весь разговор, и, в заключении, сказала:
   - Была бы моя воля, я бы тебя сейчас из дома выгнала бы. Да некуда. Забудь о моём ателье. Нечего тебе там меня позорить. В Москву поедешь, к сестре. К Полине. Даже если не поступишь в институт, не возвращайся.
    Вот и вышло так, что Рита стала изгоем и в городе, и в собственном доме, и в редакции.
    Не смотря на то, что газеты со статьями «Истоминой» раскупались моментально, Татьяна Фёдоровна, сразу после отъезда Груздева из города, вызвала Риту к себе в кабинет, и предложила написать заявление по собственному желанию.
   - Милая девушка, - сказала она с презрением в голосе, - Соколовский сделал большую ошибку, взяв тебя на работу. Видимо, у него были свои, далеко идущие планы. Не удивительно, если девушка в таком возрасте принадлежит всем мужчинам, которые ей предлагают. Я терпеть в своей редакции ни сплетен, ни слухов не намерена. Не спорю, крупица таланта у тебя есть. Да и работоспособности не занимать. Но расстаться нам придётся.
   - Мы с Вами на «ты» не переходили, - ответила Рита, и, написав заявление, вышла с гордо поднятой головой из кабинета. И только в коридоре разрыдалась.
   Из редакции  она взяла только фотографии Истоминой и свои работы.
   Поистине, русская душа – загадочная душа, и нет ей ни объяснения, ни понимания. Одним словом – широкая она.
    В городе на Риту, действительно, показывали пальцами, а мама, единственный родной и близкий ей человек, вместо поддержки, устроила из их маленького жилища настоящую тюрьму. Дочери  разрешалось выходить только в школу.
    Подготовка к поступлению в МГУ на отделение журналистики  стала единственной  задачей Риты. Сразу же после школы она садилась за учебники, писала статьи на разные темы, придумывала интервью с известными московскими личностями, вычитывая о них из газет, одним словом, всем своим видом старалась сделать всё возможное, чтобы её родной и любимой маме было спокойнее.
   К сожалению, примерное поведение дочери не вызвало у Зои Васильевны  ответного чувства и доверия. Каждый вечер, придя с работы, она устраивала скандалы, называя её шалавой и гулящей. 
    Рита пыталась оправдываться, объяснять, умоляла её поверить в свою непорочность, но всё было тщетно. Она успокаивалась лишь тогда, когда доводила дочь до слёз и истерик.
    Однажды пришлось даже вызвать скорую помощь, так как её  сердце, после напоминания о том, что она - лесбиянка, не выдержало, и дало сбой.
   - Я помню, - кричала  мать,- как ты читала девочкам книгу. Думаешь, я забыла? Значит, со всеми гуляешь!? Ничем не брезгуешь!  Господи, как же стыдно перед людьми! Какой позор! У всех дети, как дети! Все хвалятся своими детьми, а мне о тебе даже сказать нечего. Один разврат! Боюсь, что меня с работы уволят.
   Вот в тот момент, Рите, действительно, стало очень себя жалко, горло сдавил спазм, сердце попыталось остановиться, губы  посинели, и она без сил опустилась на пол.
    Очнулась она от укола в руку. Рядом со ней был врач, который и сказал маме, что больной нужен покой, иначе всё может кончиться гораздо плачевней.

    После этой ситуации, Рита считала каждый день до своего отъезда в Москву. Выпускные экзамены она сдала на «хорошо» и «отлично». Реагировать на отношение ко себе окружающего мира ни сил, ни времени не было. Она ходила по городу исключительно в чёрных очках, которые скрывали всю боль от создавшейся ситуации. Сердце её давно не трепетало, устав, видимо, от изнурительной борьбы за своё существование. И только однажды, за два дня до отъезда в Москву, Рита решила выйти из своего домашнего заточения и встретиться с Олегом. Её влюблённость к нему угасла в самом зародыше, так и не успев раскрыться, но тёплое чувство к интересному, умному и доброму по отношению к ней, человеку, осталось. Уехать, не попрощавшись, Рита не могла.
    Набравшись смелости, Рита, на глазах у изумлённой  публики, пересекла огромный двор, зашла в подъезд его дома, тоже, переделанного из царской конюшни, и постучалась в квартиру Олега.
    Судьба на сей раз была ко ней  благосклонна. Олег был дома, и был один, без мамы.
   - О, привет, Рита. Не ожидал. Давно не виделись.
   - Можно к Вам? Очень поговорить хочется… А не с кем.
   - Заходи, конечно. И очки свои сними, пожалуйста. Солнце в нашу комнату никогда не попадает.
   - Я попрощаться пришла. Послезавтра в Москву уезжаю поступать,- сказала Рита, послушно сняв очки.
   - А если не поступишь? МГУ всё-таки. Вернёшься?
   - Нет, не вернусь. Я поступлю, Олег. У меня нет выбора.
   - Выбор есть всегда. Например, здесь остаться. Со мной.
   - А как же мой позор? Да Вас, извини, тебя, мама из дома выгонит. Нет, я свой выбор сделала. 
   - Ты о Груздеве? Да какой же это позор? Гордиться надо, что такой человек в тебя влюбился. И я его понимаю,- произнёс Олег, - Нравишься ты нам, мужчинам, моя маленькая Истомина.
   - Олег, я не могу многое тебе сказать. Но я хочу спросить. Ты взрослый. Умный. Ответь мне, пожалуйста.
   - Не преувеличивай, пожалуйста, мои способности, - с улыбкой ответил Олег, - Спрашивай, малыш. Надеюсь, не об Истоминой?
   - Не о ней. О жизни. Мне надо выговориться, Олег. Скажи, почему я стала изгоем? Почему человек становится изгоем?  Я жила так, как от меня требовало общество и мама.  Я никогда никого не обманывала, а меня считают вруньей. Если видят меня рядом с мужчиной, тут же приписывают роман, или и того хуже. В моей жизни был только один поцелуй. С тобой. А меня называют такими словами, что и произнести стыдно. Я рисовала, а мои рисунки сжигали, я писала сочинения, а мне говорили, что я списываю с книг. Моя единственная подруга меня обокрала. Общение с другими девушками вызывает у некоторых мысль, что я лесбиянка. Скажи, что я делаю не так? Какие правила и законы я нарушаю?
   - Мы все живём по правилам и по законам нашего общества.  И ты ничего не нарушала. Тут другое.
   - Что? Что другое?
   - Твоя мама, она …
   - Олег, не трогай мою маму,- перебила  его Рита,- Я её очень люблю. Она несчастный человек. Как я не пыталась, не смогла принести ей счастье. Не получается. Может, я очень плохой человек? Олег, скажи, какая я?
   - Рита, уверенный человек не спрашивает, какой он, - Олег хотел ещё что-то сказать, но Рита не могла остановиться. Она знала, что это последняя их встреча, и что завтра она будет жалеть о том, что была очень откровенна. Но ей так хотелось поговорить со взрослым человеком. Если бы у неё был отец, она  сказала бы ему всё, что было у неё на душе. Вся боль, отчаяние, одиночество, всё вырвалось наружу.
   - Олег, я не знаю, что такое уверенный человек и какой бы ты хотел видеть меня. Я не знаю, какой хочет видеть меня моя мать. Я с детства ни разу не слышала от неё, что она меня любит. Только такие слова, как дура, уродина, врунья, никому ненужная. И ведь это не только моя проблема. Видимо, мы, дети, не оправдываем ожиданий своих родителей. Но мы такие, какие есть. Мы стараемся соответствовать их требованиям, но невозможно стать такими, о каких они мечтали. Некоторые родители стесняются нас, своих детей, ненавидят, потому что мы не так хороши, умны, талантливы и красивы, как им бы хотелось. Мы рвёмся из последних сил, чтобы соответствовать, чтобы сделать их счастливыми, чтобы они нами гордились. И что? Ничего с годами не меняется. Даже, наоборот. Нам начинают приписывать несуществующие пороки, вместо того, чтобы защитить и поддержать. Особенно, в трудный момент. Так не лучше ли оставить эту ужасную затею соответствовать их представлениям и ожиданиям?
   - Вечный конфликт между родителями и детьми. Но в твоей интерпретации это что-то новое, - попытался перебить меня Олег.
   - Но ведь и они, взрослые, не идеальны. Более того, они совсем не идеальны. Разве ты не хотел бы жить в полноценной семье? Узнать, что такое отец? Сам стать отцом? Я не знаю, что такое отец. Я отказалась встретиться с ним. Я сделала свой выбор, а он его принял. И не сделал никаких попыток. Видимо, тоже, как и мама поверил слухам обо мне. Зачем ему такая дочь? Как бы я хотела, чтобы он меня поддержал. Или просто подошёл бы ко мне и обнял. Он для меня, как Бог – я о нём слышала, но никогда не видела. Что он должен делать в семье? То, что я вижу в полноценных семьях – ужасно. В нашем доме живёт семья алкоголиков, ты знаешь. Их семеро детей вечно грязные и голодные. А когда они просят еду у своих же родителей, они их избивают. Я много читала о жизни великих людей. Всё, как у нас, у  простых людей. Тургенев, Чехов, Толстой, Золя. Сколько горя, одиночества, разочарований. Только Адам. Ты читал его дневники? Когда Евы не стало, он написал на могиле: «Там, где была Ева, был рай».
    - О, с Адамом не так всё просто. Он любил и тосковал по другой женщине. Ещё неизвестно, была ли счастлива Ева.
   - Может, на нашей планете существует параллельная жизнь? И мы с ней просто не пересекаемся? Но иногда она даёт о себе знать. Через любовь. Даёт нам кусочек счастья из своего прекрасного мира, а затем захлопывает ворота?
   - Рита, я готов дать тебе этот кусочек счастья. Знаешь, кто придумал брак? Пещерные жители. И не из-за любви, а для передачи наследства потомству. Мужчины хотели точно знать, что этот ребёнок – его. А как узнать, если любая женщина принадлежала любому мужчине? Для продолжения рода, естественно. Вот и придумали, что каждый мужчина будет иметь только одну женщину. И только она родит ему наследника. И клятву придумали: «Пока смерть не разлучит нас». Только жили пещерные люди лет этак до 30. Вот брак и длился не более пяти лет.
   - Так ты мне предлагаешь брак на пять лет?
   - Нет, конечно. Как получится. Я не знаю, как прожить с человеком всю жизнь. И не просто прожить, а ещё и любить его. Ведь и у меня нет примера полноценной семьи. До встречи с тобой я и не думал о семье. Моя мать – идеальная женщина.  Она всегда будет на первом месте. И она моя семья. Ты – совсем другое. В тебе столько жизни. Даже сейчас, в этой ситуации, ты пытаешься разобраться, а не хвататься за спасительную соломинку. Я имею виду себя.
   - Спасибо за соломинку, Олег. Я привыкла обходиться без поддержки. Хотя, так хочется иногда прижаться к родному человеку, и почувствовать, что он любит тебя и поддерживает. Но… Меня грамотно убедили в том, что и любить меня не за что, и что я никому не нужна. Я не знаю, зачем нас рожают, а потом медленно и планомерно уничтожают. В меня влюбляются? Возможно. Но я не знаю, что с этим делать. Я бегу от этого. Не верю в их любовь. И никогда не поверю. Боюсь, что разочаруются во мне.
   - Странно, ты мне казалась уверенной.
   - У меня внутренних проблем больше, чем волос на голове. И как с этим жить? Как избавиться от них? Если бы их можно было отстричь. А потом стать свободным человеком. Душой свободным. Жить в гармонии с собой и с окружающим миром.  Олег, я хочу понять, что я такое и что такое жизнь. Жить  по своим правилам и по своим законам, а не по указке кого-то. Выйти замуж за тебя? Сейчас? Это значит, отказаться от жизни. От той жизни, в которой я буду сама собой.
   - Хочешь жить в Москве?
   - В ней легче затеряться. Не будет сплетен, пересудов, незаслуженных обвинений. И очень много работы. Это единственное, где я чувствую себя уверенной.
   - Груздев бы с тобой согласился. Не хочешь узнать, как он поживает?
   - Как?
   - Совсем спился. Из ТЮЗ-а его выгнали. Обосновался у какой-то мадам. Она его кормит и поит. Больше – поит.
   - Мне очень жаль. Но это его выбор.
   - Да, кстати. Алик женится. Ты в курсе?
   - Нет. Я давно никого не видела.
   - Родители заставили. Он очень сильно болен. Приходил к нам в больницу. Рассеянный склероз. Это не шутка. Вот они и решили его женить. Внуков хотят. Пока есть такая возможность. Болезнь прогрессирует.
   - Бедный Алик. Я приношу одни несчастья.
   - Ты здесь не причём. Не навешивай на себя лишних проблем.
   - А что с Соколовским? С тех пор, как меня выгнали из редакции, я ничего о нём не слышала.
   - Приходил как-то на обследование. Совсем старик. Сын его на машине привозил. К работе он не вернётся.
   - Не буду навешивать. По крайней мере, у Виктора всё хорошо. В институт поступил.  Я искренне рада. Хотя, нет. Мне абсолютно всё равно.
   - Виктор? Ты разве не знаешь? Он в тюрьме. Я с отцом разговаривал. Разбойное нападение. Грабёж. Вот так-то, моя королева Марго.
   - Он всегда хотел жить вдали от людей.
   - Это жестоко, Рита. Хотя, если честно, ты права. Хотел бы я встретить тебя лет через…
   - Олег, - перебила  его Рита, - можно я буду тебе писать? Иногда.
   - Конечно, Марго. Пиши. Заведём эпистолярный роман. Это даже интересно.
  - Мне надо идти. Скоро мама придёт с работы. Поцелуй меня. На прощание.
   Олег подошёл к Рите и обнял. Крепко и нежно.
   Сердце её затрепетало… 
   «Трепет сердца»… Гормон любви был жив…  И это было счастьем…

    Рита подходила к дому, когда услышала, что её кто-то окликнул. Она обернулась. Володя Лубенец стоял у ворот её дома.
   - Рита, добрый вечер.
   - Володя? Здравствуй. Ты что здесь делаешь?
   - Мне надо с тобой поговорить. Я был у тебя дома, и твоя мама сказала, что ты где-то гуляешь. Но я, всё - равно, решил тебя дождаться.
   - Мама уже дома? Вова, мне надо спешить. Говори быстрей. Что случилось?
   - Рита, я давно хотел тебе сказать, но не решался, - начал Володя, и очень сильно покраснел, - Не уезжай в Москву. Я очень тебя люблю. Выходи за меня замуж. Я жить без тебя не могу.
   - Володя, нет. Прости. Мне очень жаль. Извини, мне надо уехать. Я не могу тебя любить. Твоя мама… Спроси у неё, почему мне необходимо уехать. Прощай.

    Рита вернулась домой и застала маму сидящей за столом. Перед ней лежали фотографии Истоминой. О, ужас. Она их нашла.
   - Это что за безобразие?- спросила она дочь грозным тоном, - Ты всё-таки позировала этому уроду? Когда же ты всё успеваешь?
   - Я не позировала. Он написал по памяти.
   - Господи, скорее бы ты уехала. Один позор от тебя. Стыдно людям в глаза смотреть. Москва всё стерпит, даже такую дрянь, как ты,- сказала мама, взяла в руки фотографии, и с остервенением стала рвать их на мелкие кусочки.
   - Мама, нет, не делай этого, - взмолилась Рита, но было уже поздно.
   Её  Истомина, её талисман, был уничтожен.

   Чуть позже, Рита узнала о том, что Володя в тот день решил покончить с  собой. Его еле успели вытащить из петли.
   «Может, мама и права, что уничтожила портрет Истоминой, - подумала Рита.





                Часть II

                «Чёрная птица»                               
               

     Глава 1. Маргарита.

   Рита села в поезд. Впереди новая жизнь и долгожданная свобода.
   Вагон был полупустой. Она зашла в купе и заняла своё место.
   - Привет. В Москву? – услышала она мужской голос.
   На соседней полке сидел тёмно-рыжий парень и улыбался так, как будто был знаком с Ритой  тысячу лет.
   - В Москву. Извините, я Вас не заметила. Здравствуйте,- ответила она и улыбнулась. Не улыбнуться было невозможно. Столько обаяния и задора было в глазах случайного попутчика, что у неё ещё больше поднялось настроение.
   - Да ладно тебе. Чего оправдываешься? Это не преступление. Меня Женей звать. А тебя?
   - Рита, - ответила она и расстроилась. Оправдывается, как последняя преступница.  Но как же ей от этого избавиться?
   - Ты не москвичка. Откуда?
   - Ты не заметил, что остановка была в Таганроге?
   - О, родина Чехова. То-то я смотрю, что ты говоришь, как поёшь. Смешно. Ничего, это дело исправимое. Научишься по-московски говорить. А в Москву в гости?
   - Нет, еду в МГУ поступать. На журфак.
   - О, так ты умная?  МГУ, значит. Журналистом хочешь стать? Надо же. Там, насколько я знаю, направление нужно или характеристика. Точно не помню.
   - У меня всё есть. Я почти год работала в газете. Все статьи с собой везу. И остальные документы, тоже, есть.
    Перед отъездом, Рита зашла в редакцию к Татьяне Фёдоровне. Надежда, что новый начальник редакции даст ей направление и характеристику, была очень слабой. Какого же было удивление Риты, когда Татьяна Фёдоровна, без колебаний, даже, можно сказать, и с радостью, попросила секретаря напечатать для МГУ необходимые бумаги. Видимо, у неё было слишком сильное желание избавиться от столь недостойной гражданки своего любимого города.
   -  А ты студент или уже работаешь? – спросила Рита, невольно заряжаясь его весёлым настроением.
   -  В  Курчатовском. Физик я, - ответил Женя и засмеялся,- Спасибо за «студента». Значит, молодо выгляжу.
  В это время в купе зашла пожилая полная женщина.
   - Молодой человек, - обратилась она к Жене, – помогите сумку поставить на верхнюю полку.
   - С радостью! – ответил он и улыбнулся так доброжелательно, что сердце Риты затрепетало. Его доброта просто покоряла. Гормон любви заработал с такой силой, что она почувствовала, как влюбилась опять.
   Пока он помогал женщине, Рита внимательно его рассмотрела. Женя был выше среднего роста и широкоплеч. Короткая стрижка жёстких рыжих волос торчала во все стороны и придавала ему задорный вид, близко посаженные голубые глаза немного косили, нос с горбинкой, красивой формы рот и подбородок подчёркивали его мужественность. Лицо было сильно обгорелое, почти красного цвета и в веснушках, как у всех рыжих людей. Он был и смешным и красивым одновременно.
    Они проговорили до утра шёпотом,  стараясь не мешать спать соседке. А утром Женя стал назначать Рите свидание. Она  подумала о том, что инженер-физик и провинциальная девушка, да ещё и неуверенная в себе, не слишком хорошее сочетание, и решила отказать ему, но так, чтобы он не обиделся.
   - У меня есть жених. Если тебя это не смущает, то давай встретимся. Москву покажешь.
   -  Как же он отпустил тебя одну, такую красавицу, на несколько  лет?
   - Я не красавица.
   - А знаешь, что говорят француженки? «Сегодня вечером я буду ещё более привлекательна!» Усекла? Ладно, жених – не муж. Возьми мои телефоны. Я их тут начеркал. Домашний и рабочий. Позвони, как только устроишься. Договорились?
   - Договорились.
   Рита приехала в университет, сдала все документы и отправилась к маминой сестре.

   
    Глава 2. Тётя Полина.

    Полина Морозова, старшая сестра матери, жила на Кутузовском проспекте и занимала маленькую, 14-метровую комнату в трёхкомнатной коммунальной квартире. После того, как муж ушёл к более молодой и весёлой даме, Поля жила одна, вела светскую жизнь, посещала театры и концерты, одевалась красиво и изысканно, много читала, общалась с друзьями и родственниками, и брала от жизни всё, что та могла дать при таком, как у неё, зрелом, семидесятилетнем,  возрасте. Мизерной пенсии, которую ей определило государство после пятидесятилетнего стажа работы бухгалтером на закрытом военном предприятии, едва хватало на еду да оплату коммунальных услуг. И если бы не пособие, которое она получала от государства, в связи с гибелью на войне сына, вряд ли бы она смогла позволить себе, даже изредка, посещение театров и красивые наряды. Комната была обставлена, оставшимися ещё от родителей, самыми необходимыми, для жизни вещами: кровать, сервант для посуды, шифоньер, да стол с двумя стульями.
   Исключительно для того, чтобы Рита могла некоторое время, пока будет сдавать экзамены, пожить у Полины, пришлось купить самую недорогую раскладушку.
    Риту, которую она видела всего два раза в жизни, встретила доброжелательно.
   - Какая взрослая стала! Лет 8 не виделись. Зоя мне регулярно писала о твоих подвигах. Не красней. Знаю я свою сестричку. Поверь, она очень за тебя переживает. И зла не желает. Ладно, ещё наговоримся.  Иди в душ, а потом кормить тебя буду. 
    С тётей было легко. Они вспоминали, как ели мороженое, когда она однажды приехала к ним погостить, а заодно, побывать на Азовском море. Тётя Полина покупала любимое Ритино лакомство в неограниченном количестве, и, в основном, в кафе, под открытым небом. Это было очень красиво, и Рита  была счастлива. Мама называла свою сестру «светской дамой», и была абсолютно права. Манера говорить, держать спину, двигаться, вести себя за столом, чётко выражать свои мысли, внимательно слушать собеседника, были настолько изысканными, что Рита, невольно, любовалась своей родственницей, так сильно отличавшейся от своей родной сестры.
    Когда же тётя Полина начинала рассказывать об их с Зоей семье, о братьях, о том, какой была младшая сестрёнка в детстве, то Рита, переполненная новыми для неё чувствами и трепетом сердца от любви к тёте, постоянно перебивала её, пытаясь узнать как можно больше о прошлом своей мамы.
   - Рита, девочка моя,- говорила в такие минуты тётя,- ты всегда будешь производить впечатление несерьёзного человека, если станешь перебивать собеседника. Надо дать возможность человеку высказаться. И что за журналист ты будешь, если не научишься слушать людей?
    Журналистом стать хотелось. На каждый вступительный экзамен шла, как на бой, стараясь представить себя всё той же Истоминой, уверенной, смелой и целеустремлённой. Страх перед экзаменаторами моментально пропадал, ответы на поставленные вопросы сомнений не вызывали и полученные оценки соответствовали требованиям проходному баллу.
   Через месяц, когда Рита увидела себя в списке поступивших, счастью предела не было. Её взяли на кафедру «Периодической печати», как она и хотела. Рита примчалась «на крыльях» к тёте, чтобы сообщить столь радостную весть. В этот же день позвонила и Зоя Васильевна, чтобы узнать результаты экзаменов. Рита, соскучившись за этот месяц по матери и совершенно забыв, какая реакция может быть в ответ на её сообщение о поступлении, стала рассказывать ей о том, как она сдавала экзамены, на какие сложные вопросы ей пришлось отвечать, и как педагоги самого МГУ хвалили её за ответы.
   - Главное, что не вернёшься,- услышала она в ответ на свои восторженные излияния,- О тебе ещё так много говорят, что каждый день краснею от того, что у меня такая дочь. Да ещё эта история с Володей. Значит, и с ним, тоже, роман крутила. Надеюсь, не сразу тебя выгонят из института. Немножко-то хоть поучишься. Дай Полину, мне поговорить с ней надо.

    После разговора с Зоей, Полина, застав Риту в слезах, обняла её и попыталась успокоить.
   - Не обижайся на мать. Она в нашей семье самая несчастливая. И всё из-за этой цыганки, будь она неладна. Как сглазила её. Никогда ни у кого не гадай. Мы, люди, очень мнительные. Верим во всё и всем.  Кроме самих себя. И, невольно, начинаем поступать так, как нам нагадали. И сами этого не замечаем.  В себя научись верить, и всё в твоей жизни будет так, как того сама захочешь. Ты поняла?
   - Я стараюсь,- сквозь слёзы произнесла Рита.
   - Ты, вот что,- продолжила тётя,- Попробуй в общежитии договориться, что жить у них будешь, а пропишу я тебя у себя. Тебе ведь, как иногородней, общежитие положено?
   - Да, положено. Я и не собиралась Вас стеснять, тётя Поля. Я завтра же съеду.
   - Да не об этом я. Ах, Зоя, Зоя. Если договоришься,  я тебя к себе пропишу. Временно, конечно, пока. Никогда не знаешь, что в нашей стране завтра будет. Вдруг сможем на тебя комнату переписать. Со временем. Она мне тяжело досталась. Когда твоя мать с войны вернулась, мы в бараках с мужем и с родителями жили, в восьмиметровой комнатке. Бараки снесли, и всем дали по комнате в этом доме. Жаль, мать с отцом до этого не дожили. Зоя до сих пор на меня обиду держит, что я её тогда попросила уехать. Да приревновала я. Муж мой стал оказывать ей знаки внимания. Осталась бы тогда, и у неё было бы в Москве жильё. Так что ты полное право имеешь на эту комнату.
   - Тётя Поля, можно я к Вам приезжать буду? Всё-всё помогать Вам буду делать. Я Вас очень люблю,- тихо сказала Рита.
   - Я пока и сама в состоянии всё делать. Ты учиться в Москву приехала, а не в прислуги ко мне. В гости приходи, всегда рада буду, звони чаще. Я тебя с нашими родственниками познакомлю при случае. Они у нас учёные, профессора, не абы что.   
    После того, как Рита переехала в общежитие, каждое воскресенье – день посещения тётушки - стал для неё праздником. На метро она доезжала до Арбатской, а дальше, пешком шла по своим самым любимым улицам Москвы.
    Медленно проходила по Старому Арбату, останавливаясь у каждого художника, чтобы полюбоваться его картинами, пересекала садовое кольцо и по Бородинскому  мосту, наслаждаясь видом Москва – реки, доходила  до Дорогомиловской улицы. Быстро пройдя её, так как ничего интересного в ней для себя не видела, попадала в огромный двор, окружённый восьмиэтажными кирпичными домами «сталинской» постройки. Иногда маршрут менялся: у Киевского вокзала она поднималась на Кутузовский проспект, заходила в магазин «Русский сувенир», любовалась поделками настоящих русских мастеров, и только после этого, шла в тётушкину квартиру. 
   Рита добилась разрешения стать помощницей в маленьком хозяйстве тётушки: ходила по магазинам, относила бельё в прачечную и в химчистку, оплачивала в сберкассе все платежи за квартиру и свет, готовила воскресный ужин. Иногда, заходила на Дорогомиловский рынок, чтобы купить для тёти любимые фрукты в подарок.  Когда все дела были переделаны, они садились за стол и начинали беседовать. Мамина родная сестра стала для Риты вторым взрослым человеком, после Олега, с которым она могла говорить обо всём на свете. Обо всём, кроме своих отношений с мамой.

Глава 3.  Женя.


    Жене она решила не звонить. «Он слишком хорош для меня», - определила для себя Рита, и порвала бумажку с телефонами.
    Перед занятиями необходимо было пройти медицинское  обследование. Она побывала у всех врачей и сдала все  анализы. Последним был врач-кардиолог. Послушав её сердце, врач категорически отказалась написать разрешение на учёбу.
   - С таким больным сердцем, как у тебя, деточка,  ни то, что учиться, даже замуж выходить нельзя. А о детях так, вообще, забудь. Ни за что не подпишу разрешение, даже и не проси. Отправляйся домой, на свой юг. Не могу на себя взять такую ответственность. Перемена климата не пойдёт тебе на пользу.
   - Я не буду просить Вас оставить меня в университете. Дайте мне полгода, пожалуйста. Если через полгода моё сердце будет таким же, я сама уеду домой.
   Врач строго посмотрела на девушку и встретилась с ней взглядом. В  карих глазах Риты было столько боли, отчаяния и  мольбы о помощи, что кардиолог невольно сдалась, впервые за всю свою практику.
   - Не смотри на меня так. Не глаза, а бездна какая-то. Ладно,  но только полгода, не больше. Перед сессией придёшь ко мне. И на что ты рассчитываешь? Такое заболевание на всю жизнь. Будет так же плохо с сердцем, как сейчас, до сессии не допущу.
   - Ни на что я не рассчитываю. Хочу свободно пожить.  Спасибо Вам огромное.
   - Э, дорогая, все мы этого хотим. Да не у всех получается. Ладно, ступай.
    Каждую весну и осень из-за больного сердца Рита по две недели не имела сил даже подняться. Губы синели, дышать становилось нечем, руки и ноги немели.  Сейчас был конец августа, и она уже ждала очередного приступа.
   За эту неделю, что она провела в общежитии, у неё появилось несколько знакомых девушек. Одна из них, Татьяна, была, тоже, из Таганрога. Именно к ней Рита и пришла поговорить. Татьяна была старше всего на один год, училась на четвёртом курсе, имела молодого человека и…курила.
   - Привет, подруга, - поприветствовала её Татьяна, - Как дела? Дала наша медицина разрешение на учёбу?
   - Нет, только на полгода. Сердце, говорят, не позволяет учиться.
   - Ну и дела. Да плюнь ты на них. Хочешь покурить? С расстройства? Знаешь, меня сигареты успокаивают.
   - Давай. Мне курить совсем нельзя, но лучше умереть, чем домой вернуться, - решительно сказала Рита, взяла сигарету, и закашлялась.
   Вечером пришло письмо от мамы.
   «Здравствуй, дорогая доченька!
   Как ты там устроилась? Как занятия? Как Москва? Как институт? Наверное, у тебя уже много мужчин появилось, и ты с ними развлекаешься? Наверно, уже пьёшь, куришь и гуляешь, вместо того, чтобы учиться? Тебя что, зря в школе учили?  А ты что там делаешь? Я ночами не сплю, думаю о тебе. Ты хоть мать пожалей, не заставляй её краснеть перед людьми. И так в моей жизни никакой радости нет, так ещё и перед людьми стыдно за такую дочь. Наверное, развратом занимаешься, знаю я тебя. Вся в отца. Не смей, слышишь? Не смей, я тебе говорю! Всё равно они тебя все бросят, кобели эти! Кто такую дрянь гулящую полюбит?! Я тут тружусь до-упаду на работе, а ты там развлекаешься. К тёте Пани не забывай ходить.
                Целую. Твоя мама».

   Она шла по Старому Арбату, направляясь к тёте Полине, и слёзы катились из глаз. Большая и красивая Москва не смогла её защитить от очередных оскорблений матери, от боли в душе и одиночества. Рита всю ночь отвечала на мамино письмо, пытаясь успокоить её, описывая в мельчайших подробностях чуть ли не каждый день этой недели. «Мамочка, милая, я тебя так люблю. Как мне объяснить тебе, что я не такая, как ты думаешь? Как мне сделать тебя счастливей?», - думала Рита. Город не радовал её.
               
   Прошёл месяц. Письма приходили с завидной регулярностью, доводя Риту до истерик. Они не давали ей покоя, мешали учиться, дышать, сердце не выдержало, и наступил очередной приступ.
   Рита боялась пойти к врачу, поэтому отлёживалась в общежитии. Соседки по комнате, Надя и Люда, приносили еду и лекарства. Однажды случилось невероятное.
   - Ритка, вставай, кончай болеть, - прощебетала Люда, вбегая в комнату, - Тебя на улице какой-то парень спрашивает. Рита из  Таганрога, говорит, здесь живёт? Хорошо, на меня наткнулся. Рыжий такой. Кто это? Весёлый. Улыбается так здорово. Давай, давай, поднимайся.
   - Люда, но я же не дойду, совсем сил нет. Можно, он к нам  придёт? Вы разрешаете? Я только переоденусь.
   - Спрашиваешь! Конечно, можно. Но только в следующий раз пусть с другом придёт. Жди, я быстро, - согласилась Люда и выпорхнула из комнаты.
   Через пять минут в комнату вошёл Женя.
   - Салют, болящая. Что случилось? Грипп или что серьёзней? – весело спросил он и присел на стул, рядом с кроватью Риты.
   - Ничего, всё уже гораздо лучше, - ответила Рита, - Ты как меня нашёл?
   - Как, как? Вот так и нашёл. Все общаги облазил. Фамилию то не знаю.  Повезло, что на твою подругу наткнулся. Что же ты не позвонила? А я ждал.
   - Я не знаю, почему. Неловко было первой звонить, - Рита покраснела и попыталась встать с кровати.
   - Лежи, красавица. Чем питаемся? Что-то я витаминов не вижу. А где стандартный набор? Апельсины, гранаты, чёрная икра?
   Рита смущённо молчала. Они с девочками ели, в основном, жареную картошку, да хлеб с салом. Ни на что другое денег не хватало. Иногда позволяли купить себе немного конфет.
   - Я понял. Всё уже давно съели? Придётся пополнить ваш словарный запас. Через час вернусь. Жди, Ритка. А девчонкам скажи, что бы картошку жарили. Обожаю картошку. Салют.
   Через  час  Ритину комнату было не узнать: на столе высилась гора апельсинов, гранат, яблок, стояла банка чёрной икры, жареная на сале картошка издавала потрясающий аромат. Женя рассказывал интересные истории из своей, теперь уже бывшей, студенческой жизни, Рита смеялась, забыв о своём больном сердце, а Людмила с Надей с завистью смотрели на нового, неизвестно откуда появившегося знакомого.

   - Итак, Рита, хочешь увидеть Москву с высоты птичьего полёта? – спросил Женя на первом свидании, и, получив согласие девушки, повёл Риту на Воробьёвы горы.
   - Ну что? Нравится?- спросил Женя, когда они стояли на смотровой площадке и любовались панорамным видом Москвы.
   Им повезло, что октябрьский день выдался тёплым и солнечным, и всё было видно, как на ладони.
   - Ты согласна, если я сегодня поработаю экскурсоводом?  Кто тебе о Москве расскажет лучше меня? Ты же пока ещё ничего не знаешь. Смотри.
   -  Ну почему не знаю? Это стадион Лужники, это Новодевичий Монастырь.
   - Отлично! Пять баллов! Стадион Лужники, когда строили, сама Фурцева курировала. Знаешь об этом? А в Новодевичьем монастыре всех царственных особ женского рода заточали. И об этом не знаешь.  Смотри, это церковь  Святой Троицы. В ней молился Кутузов перед тем, как решил отступать из Москвы. А вон там Андреевский монастырь, мужской, соответственно. Греки принимали участие то ли в проекте, то ли в строительстве.
   Женя рассказывал интересно обо всём, что знал. Они гуляли весь день. Дошли пешком до Александровского сада. Всё было красиво, необычно, интересно, а, главное, легко. Она совершено забыла о своих переживаниях, радовалась общению с интересным человеком, любовалась Москвой и была счастлива. Она ощущала «трепет сердца», влюблённость в Женю. Гормон любви работал с такой силой, что хотелось самой подойти к Жене, обнять его и поцеловать. Но разве можно сделать это первой? А вдруг он решит, как и мама, что Рита очень доступна?
   - Рита, послушай, твоей скромности можно просто позавидовать. Другая бы девчонка меня уже отругала бы десять тысяч раз, - со смехом сказал Женя, - Ты что, совсем есть не хочешь?  Так и будешь только духовной пищей питаться?
   - Хочу. Но мне неловко тебе сказать. Давай где-нибудь пирожки купим и съедим. С ливером. Ужасно люблю.
   - Пирожки? С ливером? – Женька засмеялся, - Я лично хочу пригласить тебя в кафе. Ты не против моего предложения?
   - Нет, нет. Я в кафе не пойду. Мне неудобно. Да и одета я не для кафе.
   - Удобно, удобно. Я приглашаю, и платить я буду. Не думай об одежде. Чем проще, тем лучше. Думаешь, в кафе в вечерних платьях ходят?
   - Нет, я не пойду. Что люди подумают?
   - Слушай, питекантроп, идём. Буду тебя угощать цыплёнком - табака. Ела когда-нибудь?
   - Нет. Не ела. Я не пойду, Женя. Мне стыдно.
   - Стыдно тебе? А если я с голоду умру, совесть не замучает?  Ты что, никогда в кафе не была?
   - Никогда.
   - Всё, заходим. Я там тебе кое-что расскажу. Много потеряешь, если не пойдёшь.
   Они зашли в кафе, сели за столик и Женя, подозвав официанта, заказал два цыплёнка и бутылку вина.
   Рита сидела, как на иголках, и думала о том, какой скандал устроила бы мама, если бы увидела её сейчас.
   - Рита, да не нервничай ты так. Поверь, никто на тебя не смотрит и, тем более, не осуждает. Обрати внимание вон на ту девушку в углу. Видишь, как она глазками стреляет? Она занята исключительно собой и своим будущим. Посмотри на того мужчину, который галстук поправляет. Он явно кого-то ждёт и очень нервничает. За соседним столиком сидит мама с сыном. Видишь, как она на него смотрит. Думаю, она тебя даже не заметила. Она никого не видит, кроме своего малыша.
   - Женя, что ты мне хочешь этим сказать?
   - Я хочу, чтобы ты поняла: каждый человек в первую очередь думает о себе, о своих проблемах, о том, какое впечатление производит на окружающих. Так же, как и ты, кстати. Ты что-нибудь об этих людях думаешь? Осуждаешь кого-нибудь за что-то?
   - Нет, конечно. Я никого конкретно, ну, кроме тех, кого ты мне показал, даже не заметила.
   - Я знал, что ты умная девочка. Учись, пока я жив, - Женя засмеялся, - Так что расслабься, ешь цыплёнка, и веди себя согласно своему характеру, а не в угоду обществу. Поверь, никто это не оценит. Сам через это прошёл.
   - Через что ты прошёл, Женя? Расскажи мне.
   - Не сейчас. Это слишком грустная история. А я хочу веселиться. В следующее воскресенье пойдём в Пушкинский музей. Будем смотреть твоих любимых импрессионистов. Договорились?
   - Отлично. Я согласна. Там уж, точно, я буду работать экскурсоводом.
   
   Женя вошёл в её жизнь так стремительно и бесповоротно, что она, сама того не осознавая, приняла его внимание и заботу. Отношения, на её взгляд, были очень странными: Женя не объяснялся в любви, не приставал с поцелуями, не требовал к себе  особого внимания. Он стал другом, помощником, экскурсоводом, не только по Москве, но и по жизни. Они часами гуляли по городу, и Женька придумывал весёлые розыгрыши. Однажды он положил пустую коробку из-под зефира, который они перед этим с удовольствием съели, на мраморные широкие перила подземного перехода, и издали, вместе с Ритой, наблюдал за людьми, в надежде, что кто-нибудь из прохожих возьмёт её и откроет. Прождали долго, но, к их глубокому разочарованию, никто не польстился на бесхозные сладости.
    Как-то вечером они забрели в старое здание МГУ в центре Москвы. Попав в спортивный зал, они увидели пианино. Женя сел за инструмент и играл все любимые Ритины произведения до тех пор, пока не пришёл сторож и не выгнал их.
   Именно рядом с Женей, с её рыжим весёлым другом, она училась радоваться жизни, смеяться, поступать так, как хочется, а не так, как всю жизнь требовала мама. Гормон любви не давал покоя, усиливая «трепет сердца» с каждой новой встречей.
    Стоя в Пушкинском музее перед обнажёнными скульптурами, Рита, любуясь мужскими и женскими телами, тихо произнесла:
   - Знаешь, Женя, а мне больше нравятся мужские фигуры, чем женские.
   - Что ты говоришь, красавица? А мне нравятся  женские. Было бы странно, если бы было наоборот. Ты не находишь?
    Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Весь день они смеялись без видимой причины. Было весело и легко. А потом, спрятавшись от дождя в подъезде чужого дома, они долго целовались, и Женя шептал ей ласковые слова, называя малышкой, и своей девочкой.
    А когда Рита пожаловалась, что английский язык даётся ей с большим трудом, Женя два раза в неделю стал приходить в общежитие и заниматься с ней, как настоящий педагог, терпеливо объясняя всё, что было непонятно его подопечной. В перерывах между занятием, они целовались, и Рита понимала, что влюблена.
    Он переставал быть весёлым только в те моменты, когда заставал Риту с сигаретой. Она уже курила пол года, не чувствуя при этом ни желания, ни тяги. Курила просто так. Когда же пришло время показаться врачу, оказалось, что с сердцем стало лучше настолько, что врач разрешил ей остаться в университете.
   - Видимо, московский климат более благоприятный для Вашего сердца, чем южный. Я поздравляю, сердце работает отлично. Порок компенсировался. Удивительно! Так быстро!
   - Доктор, это от сигарет. Я стала курить, - заявила Рита. С некоторых пор ей нравилось говорить именно то, что она думала, а не то, что от неё ждали. Но только малознакомым людям.
   - Всё может быть, - не возмутилась врач, - Я после родов ослепла, так мне делали никотиновые уколы. Зрение, как видите, вернулось. Но, как врач, я обязана предупредить, что злоупотреблять сигаретами не желательно.

    Однажды Женя пришёл раньше, чем они договаривались. Рита сидела у себя в комнате и читала очередное мамино послание.
  - Салют, Рит. И что рыдаем?  Что случилось? Жених к другой ушёл? Или умер кто-то?
   - Это не от жениха. Это от мамы.
   - А рыдать зачем? Что-то случилось?
   - Нет. Просто тяжело читать.
   - Давай помогу. Я читать умею. Правда, чужие письма не рекомендуется. Но если с согласия обладательницы письма, то я готов.
   - Хочешь почитать? – с вызовом сказала Рита, - Почитай! На, почитай! Я не могу больше! Жить не хочу после таких писем!
   - Так, это мне совсем не нравится. Ты так долго меня уговаривала, что я решился стать невоспитанным человеком и прочесть послание твоей мамы. Дай мне письмо.
    Рита протянула ему листок и вся съёжилась от стыда и нестерпимой боли в душе. «Как Женя отреагирует? Поверит маме или мне?»- думала Рита, пытаясь унять дрожь во всём теле.
   Женя стал читать письмо стоя. Через некоторое время присел на стул, затем тяжело задышал, вскочил и заметался по комнате.
   - Это что, твоя мать пишет? Ты меня разыгрываешь, да? Да какая мать такое напишет? Она что? Что? Что? Не понимаю. Не укладывается.
   Женька подошёл к Рите и  пристально на неё посмотрел.
   - И часто она тебе ТАК пишет?
   - Каждую неделю. Женя, я больше не могу. У меня сил нет.
   - И не будет. Откуда им взяться? Повеситься можно. И обо мне очень хорошо: подонок, развратник, подлец, урод. Классная характеристика!
   - Там о тебе ни слова.
   - Конечно, там же о поклонниках. Я, к сожалению, отношусь к их числу.
   - Женя, там обо всех, не конкретно о тебе.
   - Не хватало, чтоб конкретно! Я о себе, если честно, совсем другого мнения. О тебе, кстати, тоже. А писем у тебя много? Ты их хранишь? Хранишь, наверно, как любая послушная дочь.  Покажи, где ты их хранишь? Дай мне их.
   Рита достала большую пачку писем из тумбочки.
   - Вот они. За полгода, что я здесь, писем 30, наверно. Зачем они тебе?
   - Дай. Дай, - Женя взял письма и положил во внутренний карман пиджака, - А теперь смотри, что я с ними буду делать. А буду я совершать преступление на благо спасения человечества.
   Он взял одно письмо, и аккуратно и методично,  стал рвать его  на мелкие кусочки.
   - Женька, не смей! Прекрати, - Рита вскочила с кровати и попыталась отнять у него письмо.
    Но не тут-то было! Женя стал бегать вокруг стола, ловко выворачиваясь от Риты, и продолжал доставать письма и рвать их, приговаривая при этом:
   - Ты  умная, ты  красивая, ты  хорошая, ты  не гулящая! Прости меня, но другие слова язык не поворачивается произнести! Ну и мамочка, ай да мамочка! Ай да русские женщины в русских селеньях! Рита, запомни: ты ни в чём не виновата! Ты не должна оправдываться!  Ты отзывчивая, ты порядочная!  Ты талантливая! Ты добрая! Внимательная! Ты заботливая! Ты имеешь полное право быть собой! Всё, я всё порвал, нет больше этих писем, нет этой гадости! Веник есть? Давай. Подмети, пожалуйста. Я пока отдышусь. И хватит рыдать. У нас ещё много дел на сегодня.
   Рита, всё ещё всхлипывая, взяла веник и, если честно, то с большим удовольствием подмела пол и села рядом с Женей.
   - А какие у нас дела?
   - Бери чистый лист бумаги и ручку. Письмо писать будем. Мамочке надо же на письмо ответить? Или нет?
   - Надо. Но я потом напишу. Без тебя.
   - Это лишнее: ждать, когда я уйду. Сейчас напишем. И подойдём к этому вопросу творчески: станем соавторами. Готова? Приступим. Здравствуй, мама.
   - Я обычно пишу «дорогая».
   - Обойдёмся без иллюзий. Напишем просто. «Здравствуй мама. Хочу тебе сообщить о том, что если ты ещё раз пришлёшь мне такое письмо, то я отвечать не буду и прекращу с тобой всякие отношения».
   - Я такое писать не буду, даже можешь не диктовать. Я её люблю. Женя, она хорошая, просто нервничает и переживает из-за меня.
   - Хорошая мать знаешь, что делает? Поддерживает своё чадо, а не в грязь втаптывает. Поняла? Да ты от таких оскорблений никогда в жизни не отмоешься. Дальше так хочешь жить? Тогда я – пасс. Мне такая женщина не нужна.
   - Какая – такая?
   - Та, которая не уважает себя. Даже мать не имеет права нас оскорблять. Тебя она уничтожает! А я, дурак, всё думаю, что ты вечно оправдываешься? А у нас это заботой о «ближнем» называется.
   - Я пытаюсь её успокоить и объяснить.
   - Она тебя к этому приучила. Ей нравится иметь над тобой власть.  Поняла? Ты хочешь стать свободной от этих унижений?  Ты будешь писать или как?
   - Буду, - со вздохом согласилась Рита, - Может, правда, что-нибудь, изменится.  Диктуй.
   - «Запомни раз и навсегда, двоеточие. Первое. Я умная и красивая, и тебе придётся с этим смириться. Смириться на всю жизнь. Второе, я нравлюсь мужчинам, и с этим тебе, тоже, придётся смириться. Третье: не смей меня называть гулящей, лесбиянкой, вруньей, и другими словами, которые часто пишут хулиганы на заборах. Четвёртое: все мои друзья и поклонники отличные, достойные люди. Не смей их оскорблять. И последнее: не смей мне указывать, как жить и что делать. Это моя жизнь и я сама знаю, что мне делать и как». Написала?
   - Написала. Женя, она с ума сойдёт.
   - Не сойдёт. Она крепкая, выдержит. Давай, подписывай конверт, и пойдём в театр. У меня два билета на Таганку. Согласна? Или у тебя другие планы на вечер? Может, порыдать хочешь?
   - Прекрати. Я быстро. Только умоюсь. Подожди меня в коридоре. И, знаешь, Женя, я давно хотела тебе сказать.
   - Что никакого жениха у тебя нет? Да понял я, понял. Это защита у тебя такая? Чтобы не приставали? Ты же боишься даже, когда к тебе прикасаются. Конечно, по словам твоей матушки это же полный разврат! Всё, забыли. Выбросили из головы и вперёд в новую жизнь, - уже с улыбкой произнёс её удивительный друг, - Эх, Ритка, Ритка. Не используешь ты всех своих возможностей. Теперь понятно, почему.
   - Каких возможностей, Женя?
   - Мне, мужчине, надо объяснять, какими возможностями обладает   женщина? Такая женщина, как ты, имеет массу возможностей сделать с нами всё, что хочет.
   - Женя, я не понимаю.
   - И не надо. Как только поймёшь, тут же меня и бросишь. А я хочу быть с тобой. Знаешь, а у меня ведь тоже есть скелет в шкафу. Да ещё, какой! Скелетище!
   - Ты мне скажешь?
   - Не сейчас. Хватит драм`c  на сегодня. Но запомни раз и навсегда: в жизни надо не только уметь целоваться, но и кусаться - тоже.
   - Откуда ты всё знаешь?
   - Да потому что мои родители не втаптывали меня в грязь, а любили и объясняли всё. Моя мать, между прочим, дипломат. Она великий психолог – ей по профессии это просто необходимо. Именно она мне объясняла, что значит уважать себя и других людей, что значит любить себя. Да, Ритка, и что бы ты без меня делала в Москве?
   - Женя, а отец у тебя какой?
   - Отец учил меня быть смелым и честным. Но о нём в другой раз. Мы опоздаем в театр. Я тебя жду.

    Первый раз Женя исчез надолго сразу же после зимней сессии. Два месяца Рита не находила себе места. Что могло случиться? Она обидела его или Женя разочаровался в ней. Значит, мать оказалась права и  в ней нет ничего интересного? Он разочаровался и бросил её. Ей так хотелось видеть его, обнять, услышать его смех. Ей его очень недоставало. Одиночество и тоска накрыло её с головой. Она боялась позвонить ему домой или на работу, чтобы не услышать в ответ, что он не любит её и не хочет больше видеть.
   «Истомина, Истомина,- часто думала Рита, - Как же мне тебя не хватает. Как же мне стать такой, как ты?»?
    Появился её друг 8 марта, с огромным букетом цветов, худой, бледный,  но, как всегда, весёлый и улыбающийся своей очаровательной улыбкой.
   - Привет, девчонки. Пришёл вас с праздником поздравить. Как жизнь, не скучали по мне?
   - Ты, как англичанин, ушёл, не простившись,- прощебетала Люда.
   - Мы без тебя светлого будущего не представляем,- подтвердила общее настроение Надя.
   - Рита, а ты что скажешь? Выгонишь или как?
   - Меня тётя ждёт. Я сегодня занята.
   - Прекрасно. Значит, вместе к тёте и пойдём. Возражения не принимаются. Правда, девушки? Поддержите меня, пожалуйста.
   - У нашей Риты куча поклонников нарисовалась, пока ты отсутствовал. Смотри, отобьют.
   - Да ладно тебе, Людка, не наговаривай. Женя, не слушай ты её. Рита пару раз только в кино и сходила, да и то, с самыми настойчивыми.
   - Спасибо, подружки. Картина ясная. Моя девушка пользуется успехом у мужчин. А вы как хотели? В монастырь ей, по-моему, ещё рано.

    Знакомство с тётей прошло прекрасно. Женя шутил, говорил массу комплиментов, рассказывал анекдоты, одним словом, был на высоте. Перед уходом, тётя Полина шепнула Рите, что парень очень достойный и надо к нему как следует присмотреться.
    Вечером Женя пригласил её в кафе.
   - Рита, мне нужно очень серьёзно с тобой поговорить.
   - О чём, Женя? Мы больше не будем с тобой встречаться? Ты разочаровался во мне? Поэтому исчез?
   Женя достал из кармана красную коробочку и протянул Рите.
   - Это тебе. Открой.
   - Кольцо,- Рита опешила, - Мне? Красивое. Дорогое, наверно?
   - Тебе, тебе. Не волнуйся, оно меня не разорило. Я очень хочу, чтобы ты стала моей женой. Подожди, не отвечай. Знаю, что скажешь. Недостойна, какая я жена, и так далее.
   - Женя, но это так и есть. Я боюсь брака.
   - Не перебивай. Мне тяжело говорить. Но я должен, - Женя помолчал, а затем с трудом произнёс, - Иначе, это будет не честно. По отношению к тебе не честно.
   - Хорошо. Я буду молчать. Говори. Я слушаю.
   - Рита, я не просто – физик. Я ядерщик.
   - Как в фильме «9 дней одного года»?
   - Да, всё, как там. Абсолютно, всё. Одним словом, облучён я. Болен я, болен. Не мужчина я, понимаешь?  Детей у меня  не может быть.
   - Женя, подожди. Дай осмыслить. А вылечиться нельзя? Никак?
   - Невозможно. Это на всю жизнь. Надеюсь, что не на очень короткую. Рита, я с женщиной не могу быть. Ты понимаешь, о чём я?
   - Но как же так? Это несправедливо, Женька. Ты такой молодой. Как это случилось?
   - Первый раз в институте. Практика у нас была. А второй раз год назад. В больнице долго лежал. Потом меня на море отправили, в санаторий. После него я с тобой и познакомился. Влюбился. А мне ведь это ни к чему, понимаешь? Я и сейчас только что выписался из больницы, и сразу к тебе, а ты говоришь – разочаровался. Какое там… Скажи, что мне делать? С тобой хочу быть. Постоянно. Всегда. И жизнь твою калечить не имею права. Тебе семья настоящая нужна, дети нужны.  Как любой женщине.
   - Знаешь, Женя, а мне мама перестала такие письма присылать. Спасибо тебе. Ты мне очень во многом помогаешь.
   - Это что? Интеллигентный отказ? Ты мне друг, и ничего больше?
   - Жень, а давай попробуем.
   - Что попробуем? Пожениться? Я же этого и хочу.
   - Нет. Давай проверим, сможем мы… ты… Ну, ты понимаешь. А потом и решим, что делать. Мне через месяц 19 лет, а я ещё, ну, только  и целовалась.
   - Ты смелая. Жизни не боишься.  А я дурак. Не надо было тебя искать.  Ну, какой я муж. Так, только друг по жизни, не больше. Пробовать не будем. Я всё прекрасно знаю. Не делай мне ещё больней.
   - Женя, почему так произошло? С опытами?
   - Почему, почему. Партия приказала – народ выполнил. Я же член партии. Молодой специалист. Более опытные отказались, а я поверил, что всё будет безопасно. Авария произошла во время опыта. Хорошо, что жив остался.
   - Знаешь, Женька. Я приняла решение. Теперь ты меня послушай. Не перебивай, пожалуйста. Знаешь, меня никто никогда не любил, и никому никогда я не была нужна. По-настоящему. Это очень страшно, Женя. А тебе я нужна. И я буду с тобой до тех пор, пока… Пока буду нужна тебе.
   - Жертвуешь? А может… Рита, ты меня любишь?
   - Женя, ты мне нужен. И я влюблена в тебя. Разве это не одно и то - же? Я знаешь, что от жизни хочу?  Хочу одну простую вещь – узнать себя. Понимаешь? Я не знаю, какая я, на что  способна, какой у меня характер. Я всего боюсь, понимаешь? Себя боюсь, жизни боюсь.  А замужества боюсь больше всего на свете.  Какая же я смелая? Женя, с тобой я начинаю что-то понимать.  Все говорят – студенческая жизнь, студенческая жизнь. А у меня её нет. У меня нет подруг, нет друзей. Я не умею общаться с людьми, понимаешь? Я не хожу на вечеринки, на «пьянки», как говорят мои сверстники. Моя студенческая жизнь – это лекции, занятия, и ещё раз – лекции.  У меня есть только ты.  И я тебе очень благодарна. Я всегда буду рядом. Ну, зачем нам жениться? Мне институт надо окончить. Всё останется, как прежде. Я не уйду от  тебя.
   - Милая моя девочка. «Люди недоверчивые в отношении самих себя, больше хотят быть любимыми, нежели любить, дабы однажды, хотя бы на мгновение, суметь поверить в самих себя». Ницше.
   - Это обо мне. Прости, мне действительно надо много любви, чтобы поверить в себя и в то, что меня можно любить.
   - Ты у меня как-то спрашивала об отце. Так вот, он простой рабочий. Представляешь, при жене – дипломате? А он ничего, справляется. Мать с ним даже советуется часто по работе.  Мудрый он. Так вот он всегда мне говорит: «Женька, в любой, даже самой сложной, ситуации надо искать положительные моменты». Понимаешь?
   - Не понимаю. И какой положительный момент в нашей ситуации?
   - Радует, что ты кому-то нужен и такой, - Ответил Женя, и улыбнулся своей очаровательной улыбкой.
   - Значит, ты не отказываешься от моего предложения?
   - Надеюсь, что ты передумаешь. Хотя…Возможно, просто не успеешь.
   
Глава 3. Измена.

     Три года мать не разрешала приезжать Рите домой, и всё из-за того, что боялась разговоров и сплетен. Олег, с которым она некоторое время переписывалась, сообщил ей в последнем письме, что получил отличное предложение по работе и уезжает в другую страну.
   «Я заработаю столько денег, - писал он,- что обеспечу своей маме достойную старость. Да и условия жизни,  которые мне пообещали, разительно отличаются от тех, в которых мы сейчас живём. Представляешь, вместо одной комнаты, у нас у каждого будет отдельная спальня, будет ванная комната, и не надо будет зимой выбегать на улицу в туалет. Пока я заключил контракт на пять лет. А там посмотрим. Прости, стрекоза, но я не могу ждать тебя вечно. Мне 33 года. В этом возрасте надо что-то менять, причём, резко. Надеюсь, ты осуществишь свою мечту и  найдёшь себя, и это станет удивительным событием в твоей жизни. Обожаю и всегда твой, Олег».
     Родной город, которого она не видела несколько лет, показался ей маленьким, неухоженным и чужим. Дома, как будто вросли в землю, улицы стали уже, магазины ещё более пустыми, чем раньше. И только море, её тёплое, пресное море, осталось по-прежнему, прекрасным.
   Через неделю после Ритиного приезда, Зоя Васильевна взяла отпуск и уехала в санаторий, а Рита, узнав, что скоро состоится встреча выпускников их школы, решила, что такое событие пропустить  просто невозможно. Она решила пойти.
   После торжественного собрания в актовом зале, где собрались выпускники многих поколений, все разбрелись по классам, сели за свои парты и начались бесконечные вопросы и ответы. Почти все девчонки из её класса были замужем, многие успели обзавестись детьми, лишними килограммами и опытом семейной жизни. Именно они с гордостью рассказывали о том, как счастливы, как их обожает заботливый муж, какие необыкновенные у них дети, как им повезло, и как прекрасна жизнь. Не успевшие за три года обзавестись семьёй, молчаливо сидели, смущаясь своей несостоятельности и не зная, что сказать, и чем похвастаться перед одноклассниками. Никого не интересовала карьера, учёба, жизненная ситуация, положение в обществе, деньги. Все хотели знать только о  личной жизни каждого.
   - Рита, а ты что, ещё замуж не вышла? При твоей- то красоте? Мы думали, ты первая выскочишь. Надо же!
   - В Москве так рано замуж не выходят. Мне ещё учиться почти  три года.
   - Через три года вообще никому нужна не будешь. Молодые подрастут.
   - Девчонки, оставьте Риту в покое. Ну чего вы к ней пристали? Завидуете, знаю я вас, - раздался голос и в дверях  появился Сергей Пошелюжный, самый красивый парень в их классе.
   - Серёжка, привет! Ты откуда? Сто лет тебя не видели!
   - Чего опоздал? Заходи, гостем будешь!
   - Что, закончилась твоя армия? Дембельнулся?
   Сергей оказался окружённым со всех сторон ребятами, которые наперебой спрашивали его, интересовались, где он служил, в каких странах побывал и лучше там или всё так, как и в нашей стране.
   - Подождите, не все сразу. Расскажу, конечно. Пройти дайте. Девчонки, ну вы меня просто зацеловали. Мужей своих не боитесь, что ли?
   - Да ну их, мужей. Мы тебя любим. Ты ещё не женился? – раздавались голоса замужних женщин.
   - Не женился, не женился. Успокойтесь. Дайте присесть. Рита, можно рядом с тобой? Спаси меня, а то они меня задушат своей любовью.
   - Это же отлично, когда так любят. Садись, конечно, если хочешь, -  произнесла Рита  и оглядела потухшие лица девушек, - И где ты служил?
   - В Германии. Ребята, ну и страна эта, я вам скажу…
   Сергей рассказывал долго. Его слушали внимательно, не перебивая и затаив дыхание.
   Пошелюжный появился в их классе за два года до окончания школы и моментально завоевал любовь всех ребят и девчонок. Он был старше всех на один год, лучше всех учился, держался с достоинством, в друзья ни к кому не напрашивался, понимая, что пришёл в класс, где все давно знают друг друга. От одного взгляда его огромных голубых глаз девочки теряли головы и разбивали свои сердца, а ребята уважали его за огромные знания, которые он проявлял по любому предмету. Уважали и немного побаивались: он был слишком остр на язык.
   В институт поступить ему не дали из-за возраста, и Сергей был призван на службу в ряды Советской Армии. В Германии, после года службы, он был переведён на должность военного переводчика из-за блестящего знания немецкого и английского языков. И если бы не болезнь матери, которую он безумно любил, и её ранний уход из жизни, неизвестно, чем бы закончилась его военная карьера и закончилась ли бы вообще. Ему пришлось отказаться от дальнейшей службы в армии, так как отца одного он оставить  не мог, поэтому срочно покинул полюбившуюся ему страну и вернулся на Родину, едва не опоздав проститься с матерью. Отец после смерти горячо любимой жены очень сильно сдал, часто болел, чаще, чем раньше, выпивал, нуждался в сыновней любви и заботе, жаловался на отсутствие женского тепла в доме, просил сына поторопиться с женитьбой, чтобы успеть увидеть и понянчить внуков.
   Сергей рассказывал о себе, о своей жизни в Германии, а Рита вспоминала то время, когда и она, ничем не отличаясь от других девчонок, была тайно в него влюблена, ловила его взгляды и  ощущала необыкновенный трепет сердца. Но… Сергей никакого внимания на неё не обращал.
   Сегодня, глядя на него, она чувствовала, что устоять перед его обаянием совершенно невозможно. Она пыталась унять сердцебиение, заглушить вспыхнувшее чувство к нему, но жажда любви, которой ей всё ещё не хватало, одержала победу. 
   Вечер выпускников заканчивался, здание школы закрывалось, все стали расходиться.
   - Рита, можно я тебя провожу? – предложил Сергей, - Меня же не встретит в дверях твоего дома ревнивый муж?
   - Разрешаю, проводи. Муж не встретит, если только это тебя и интересует.
   - Да, я помню тот Новый Год. Как твоя мама? Ничего не изменилось?
   - Надеюсь, что изменилась я. Мама в санатории.
   - Значит, у меня есть шанс.
   - Я через месяц возвращаюсь в Москву, - сказала Рита, и, подумав о Жене, покраснела, - Я не уверена, что нам стоит встречаться.
   - Ну, это мы ещё посмотрим.
   Они стали встречаться каждый день. Месяц пролетел, как ураган. Сергей  был неутомим и изобретателен: они катались на лодках, совершали походы по историческим местам области, спали в палатках, жгли костры, ловили рыбу и ели уху. Сергей умел всё, и, главное, он каждую минуту давал понять, что Рита самая необыкновенная женщина в мире, единственная и неповторимая: он осыпал её цветами, комплиментами, необыкновенной нежностью, покорял остроумием и галантностью.  Рита забыла о том, что в Москве её ждёт Женя, о том, что он болен, что она нужна ему. Она таяла в его объятиях, не могла насладиться поцелуями, сознавая, что увлечена, что хочет слышать от него бесконечные объяснения в любви, видеть его желание быть с ней.  Его уверенность и настойчивость покоряли. Жажда любви возросла настолько, что одних поцелуев было недостаточно. И Рита решилась. За день до отъезда в Москву, она согласилась прийти к нему домой. Сергей был нежен, терпелив и опытен.
   - Не уезжай в Москву. Останься. Будь моей женой.
   - Я хочу закончить университет. Хочешь, приезжай ко мне. Какая разница, где учиться? Ты же собираешься поступать?
   - Я не могу оставить отца. Он этого не выдержит. А что тебя держит в Москве?
   - Я хочу стать кем-то больше, чем просто женой. Хочу быть журналистом.
   - Ты станешь любимой женой. Неужели мало? Да об этом мечтают миллионы женщин! Поверь, это единственное, ради чего стоит жить.
   - Ради чего? Ради того, чтобы создать семью? Возможно. Я не знаю, что такое – семья. 
   - Ради того, чтобы не быть одинокой. Пройдёт ещё пара-тройка лет, и как на тебя будут смотреть? Это сейчас невозможно пройти мимо такой красоты. А потом… Что потом, Рита? Будут косо смотреть, говорить, что в тебе что-то не так, что ты никому не нужна. Наше общество так устроено, что требует от нас некоторых обязательств перед ним. Требует создать семью, родить детей, отработать положенное время до пенсии.
   - Ты ещё скажи – требует любить Родину и быть счастливой. Что-то мне стало очень холодно и одиноко после твоих слов.
   - Как одиноко? Я же рядом. И буду рядом всегда. Мы же любим друг друга. Я все эти годы только и думал о тебе.  Я со школы люблю тебя.
   - Странно, я этого не замечала. Ты даже не смотрел в мою сторону.
   - Потому и не смотрел, что был влюблён. Ты постоянно была занята каким-нибудь мальчиком из класса, или работой в газете, а уж когда случилась история с Груздевым… Одним словом, тебе было не до меня.
   - И о Володе Лубенце знаешь?
   - Знаю. Ведь мы дружили с ним. И это была, тоже, причина, чтобы не подходить к тебе. Он чуть не спился после твоего отъезда. Сейчас ничего, в Ростове учится.
   - Я никогда не хотела никому причинять боль.
   - Так и не причиняй мне её сейчас.  Останься. Да и мать твоя здесь.  И отец у меня отличный. Он тебе понравится. Вот и будет у нас семья. Тебе не будет одиноко. Я согрею тебя, моя маленькая девочка.
   - Хорошо, Женя, я вернусь.
   - Женя? Ты назвала меня Женей? И кто такой Женя?
   - Женя? Он мой друг, - ответила Рита, и, подумав, добавила, - И мой учитель.
   Рита вернулась в Москву. Полгода Сергей писал ей письма о своей любви, о том, что ждёт, тоскует и надеется на её правильное решение. Однажды ей приснилось, что она находится в Таганроге, в своей квартире, с мамой, Сергеем и его отцом. Она проснулась в холодном поту. Ей стало страшно от этой «семейной идиллии», от беспросветной обыденности. Она встала с постели, взяла лист бумаги, и написала Сергею письмо, в котором говорилось о том, что она не готова пока ни стать женой, ни бросить университет, и не может оставить тётю Полю, которая очень нуждается в ней. 
  После Нового Года письма прекратились. А ещё через полгода, она получила письмо от одноклассницы, в котором говорилось о том, что Сергей женился на женщине, работающей поваром в заводской столовой, и что отец очень доволен выбором своего сына, так как сам его с ней, вроде – бы, и познакомил.
   Рита первое время старалась о Сергее не вспоминать, а потом и совсем выбросила его из головы. Надо было думать  о занятиях, о тёте Поле, о Жене, который всё чаще находился в больнице или в санатории, и о том, как поддержать его родителей после того, как Жени не станет.
   Его последние слова были обращены к ней, к Рите:
   - Когда у тебя будет сын, а он у тебя обязательно будет, помни, что это мог бы быть и мой сын. Наш сын. Люби его. За себя и за меня люби. Прости меня,  что не смог...
   «Женька, Женька! Мой рыжий весёлый друг. Как много значил ты  для меня все эти годы! Именно ты помог мне понять, как искалечено моё сознание. Именно ты  был моей поддержкой все эти годы.
  Я помню беседу с твоим отцом.  Он сказал тогда, что наша душа – это бесценный, уникальный дар природы, дар Бога. И эту душу надо беречь, не позволять никому причинять ей боль, никому не давать в обиду. Иметь такого отца рядом – это счастье. Со мной никто никогда так не разговаривал. Передо мной в тот момент  открылся целый мир. Новый мир – мир моей страдающей души. Найдёт ли она свой дом? Дом, где ей будет тепло и уютно? Или ей придётся всю жизнь страдать от одиночества? Не знаю. Пока не знаю.
    Ты попросил у меня прощение за то, что не смог. Что ты не смог, Женя? Ты всё смог. Ты был прекрасным сыном, любящим и заботливым. Ты был счастливым сыном. Любимым сыном своих родителей. Ты был настоящим другом, внимательным и понимающим. Ты был прекрасным специалистом и смелым человеком. Ты отдал свою жизнь Родине. Да вот только Родина, наша Родина… не  смогла оплатить тебе дорогостоящую операцию за рубежом. А ведь тебя можно было спасти.
  Ты принёс мне «Мастер и Маргарита» Булгакова. Мы вместе читали  запрещённую книгу  Солженицына и труды Сахарова. Всё, что я не понимала, ты мне объяснял. А ещё мы вместе читали Ницше и Фрейда, спорили и ругались. Я помню твои слова: «Истина не рождается в споре. В споре побеждает более дерзкий. Стань дерзкой и уверенной. И победа будет за тобой».
   Ты всё смог, Женя. Всё. Это я не смогла. Не смогла  полюбить тебя так, как может любить женщина. Любить, не смотря ни на что. Любить, вопреки всему. Любить просто так, а не за что-то.  Любить всей душой, разумом и телом.  Что такое – любить? Не знаю. Пока не знаю.
   Прости меня, Женя».

Глава 4. Замужество.

    Стас появился в жизни Риты давно, ещё в детстве. Субтильный юноша из соседнего дома учился в Ленинградской консерватории по классу скрипки,  редко наведывался к родителям, держался особняком от всех сверстников, на море не ходил и с Ритой, старше которой был лет на семь, за всё время знакомства  сказал не более трёх слов. Его мать, София Викторовна, работала врачом в вендиспансере. Насмотревшись на женщин лёгкого поведения и на болезни, связанные с этой профессией, воспитывала в сыне любовь к чистоте и отвращению к интимной близости. Стас рос чистоплотным до брезгливости, девственно чистым, друзей не заводил, с девушками не встречался: всякое ведь может случиться. Никто не застрахован от инфекций, но лучше лишний раз вымыть руки, принять душ, так как прикосновение к чужому телу может иметь тяжёлые последствия. Вся его жизнь была посвящена музыке, и только музыке.
   Всё изменилось, когда Рита, после похорон Жени, приехала домой на одну неделю к матери и столкнулась у ворот своего дома со Стасом.
   - Рита, неужели это ты? Просто не узнать!
   - Стас? Добрый день. Не удивительно. Мы лет пять не виделись. Надолго домой?
   - На месяц. Отдохнуть приехал.
   - Я на море. Составишь компанию? Ты такой бледный. Неужели так никогда и не загораешь? Надумаешь, приходи.
    Через полчаса он был на берегу рядом с Ритой, и с тех пор  они каждый день проводили вмете. Перед самым отъездом в Москву, Рита получила от него приглашение приехать в Ленинград.
   - Спасибо за приглашение. Если только на один день, не больше. Я не видела Ленинград. Будешь моим экскурсоводом.
   - Я буду всем, чем захочешь.
   - Спасибо. Оставь адрес. Я напишу тебе, как только смогу приехать.
   
    Через месяц они встретились в Ленинграде, прекрасно провели целый день, а через неделю Рита получила от него письмо, в котором Стас говорил о своей любви, о желании связать надолго свою жизнь с Ритой, о том, что готов вечно играть для неё любимые мелодии на своей скрипке.
   Вслед за этим письмом, Рита получила письмо и от матери.
   « Дорогая моя дочь. Вчера ко мне приходила Софья Викторовна. Мы долго беседовали о тебе и о Стасе. Она знает, что Стас хочет на тебе жениться. Вот и соглашайся. Вы прекрасная пара. Не будь дурой, выходи за него замуж. По крайней мере, мы о них всё знаем. И Софья Викторовна, и её сын порядочные люди. И очень чистоплотные. Тебе скоро 25 лет, а у тебя ни мужа, ни детей. Скоро пальцем начнут и в Москве на тебя показывать. Пожалей меня хоть раз в жизни. Доставь мне удовольствие внуков понянчить, пока у меня есть силы. И ещё одно, пожалуй, самое главное. Я никогда тебе не говорила. А сейчас скажу. Сил нет больше молчать. Над нашим родом висит проклятие. Мой батюшка постарался, гулёна ещё тот был. Ни у кого в нашей родне ничего в личной жизни не складывается. Может, замуж выйдешь, и снимешь его. Всем легче станет. Подумай. Целую, твоя мама».
   Рита вышла покурить в коридор, и столкнулась с Татьяной, которая несколько лет назад предложила ей первую сигарету. С тех пор они часто встречались, но подругами не стали. Девушка считалась в общежитие самой интересной и неординарной личностью, смелой, независимой и властной. Таню немного побаивались и старались обходить стороной. Подруг у неё не было, всё своё свободное время она проводила с известным киноактёром, которого безумно любила, и не скрывала этого. Правда, последнее время её часто видели в обществе первокурсника – молодого, красивого парня из Грузии.
   Девушки поздоровались, и Рита заметила заплаканное лицо Татьяны.
   - Таня, что случилось?- спросила Рита,- Я могу чем-то тебе помочь?
   - Мне уже никто не может помочь. Ни врачи, ни бог и ни чёрт, - ответила Татьяна, и заплакала.
   - У тебя что, кто-то умер?
   - Да, все мои будущие дети. Вот так-то, Рита. Детей у меня никогда не будет, понимаешь? А всё она, любовь. Сволочь. Предатель. Я его ненавижу. Я ему так верила.
   - Танечка, успокойся. Давай поговорим. Пойдём ко мне. Я тебе чай сделаю.
   - Мне сейчас бутылку водки надо, а не чай, - разрыдалась Татьяна, - И пить нельзя, я таблетки принимаю. Всё так ужасно, мерзко, гадко. И стыдно. Понимаешь? Стыдно. Ладно, пойдём к тебе в комнату. Не хочу, чтобы меня видели рыдающей. Слабость людям покажешь, так они тут же тебя и растопчат.
   - Ты сильная. Умная. Справишься.
   - Я умная? Если бы я была умной три года назад. Я никогда бы не связалась с актёром. Никогда, понимаешь ты это? Хотя, причём здесь его профессия. Я с первого взгляда влюбилась, а потом уже узнала, что он артист. Мы так любили друг друга. Я думала, что это навсегда.
   - Значит, так и будет,- успокаивала её Рита, разливая чай,- Разве может любовь исчезнуть? Если она есть?
   - Много ты в любви понимаешь. Никто в ней ничего не понимает. Сегодня она есть, а завтра может исчезнуть. И всё, понимаешь? Всё! Ничего невозможно вернуть. Старайся, не старайся. Бесполезно.  Он исчез, понимаешь? Просто не пришёл на свидание. Без слов. Без объяснений. Месяц назад. А я ждала. Неделю назад узнала, что он женится. На актрисе. Снимался с ней в фильме «Небо над Москвой». Смотрела?
   - Да, видела. Интересный фильм.
   - Вот я с горя и напилась с Георгием. Переспали мы. По-пьянке. Сама знаешь, как это бывает. Хотя, откуда тебе. Ты же у нас и не пьёшь совсем. Скажи, а мужчина у тебя был? Спала с кем-нибудь?
   - Прошлым летом. Была влюблена.
   - Мне нравиться это дело. Я не могу долго без мужчины. А тут целый месяц. Ну, одним словом, через три дня Георгий ко мне подходит, и спрашивает, как я себя чувствую. А как я себя чувствую? Простыла, отвечаю. Месяц целый меня морозит. Ну, тут он мне и говорит, что был у врача, и что я его заразила. Понимаешь?
   - Не понимаю, Таня. Чем заразила?
   - Господи, какой же ты ещё ребёнок. Ганареей заразила, вот чем. Ты хоть знаешь, что это такое? Книгу дам тебе почитать. Я теперь грамотная. Теперь мы с Георгием вместе к одному врачу лечиться ходим. Уколы нам делают. Только, в отличие от него, она у меня застарелая. Запущенная. И поэтому детей у меня быть не может. Вот и вся любовь. А ведь он знал, что болен. И ничего мне не сказал. Просто исчез, и всё.
   - Таня, а тебя вылечат?
   - Вылечат. Месяц на уколы ходить надо. Георгий молодец. Поддерживает меня. Вообще, грузины мне нравятся. Верные они. Настоящие. К женщинам хорошо относятся. Я его на себе женю. С русскими больше никогда связываться не буду. Грузины и евреи самые лучшие мужья. Мне уже 26. Ещё год-другой, и все начнут говорить, что я никому не нужна. Знаешь же, какое у нас общество? Всех под одну гребёнку стригут. Не замужем, детей нет, и ты уже не человек. Всем, кстати, на радость, не человек. У нас же какой народ? Если у тебя всё хорошо – завидуют, если всё плохо – презирают, унижают. У нас же как? Или ты, как все, или ты никто.
   - А как же любовь?
   - Где ты её видела, эту любовь? У меня ни одна знакомая замуж по любви не вышла. Мужиков мало в нашей стране. Кто предложение сделал, за того и выходят. А потом носятся с ним, как с писаной торбой, чтобы к другой не ушёл. Нет, некоторым, возможно, и везёт. Только я таких не встречала. 
   - Я, Таня, хотела у тебя спросить. Ты веришь в родовое проклятие?
   - Верю. Я во всё теперь верю. И в проклятие, и в сглаз, и в судьбу. И в гадание верю. Мне ведь нагадали, что меня ждёт страдание от любви. Разве я думала, что такое возможно? Не жди любовь, Рита, мой тебе совет. Я теперь опытная. Выходи замуж за того, кто тебя любит. Только тогда и будешь счастливой. Есть у тебя такой?
   - Не знаю. Один предлагает. Только у меня к нему нет трепета сердца.
   - Трепет сердца? Что это?
   - Ну, это, когда видишь человека, и радуешься ему.
   - Выдумщица ты. А кто твой ухажёр по профессии?
   - Скрипач.
   - Даже не раздумывай. Тебе все завидовать будут. И общество у него отличное, я думаю. Блистать будешь своей красотой. Выходи, послушай моего совета. Ладно, пойду я. Сейчас Георгий придёт. На укол пора. Не жизнь, а сплошное расстройство. Спасибо за чай. Надеюсь, тебе не надо говорить, что наш разговор должен остаться втайне?
   - Не надо. Обещаю, что не расскажу.

    Как только Татьяна вышла, Рита взяла лист бумаги, и написала Стасу письмо о том, что согласна выйти за него замуж.
    Для влюблённого молодого мужчины настало совсем нелёгкое, но очень счастливое время. Постоянные разъезды Москва – Ленинград – Москва выматывали его нервную систему, частые гастроли по стране, а иногда и за рубеж, отрывали его от любимой девушки,  без которой он уже своей жизни не представлял.
    Встречи с Ритой не приносили удовлетворения: она была недоступна, спокойна и холодна. Она вела себя так, как и следует вести себя женщине, на которой женятся мужчины. За неё он может быть абсолютно спокоен в будущем: Рита не из тех, кто будет изменять мужу. Насмотрелся он на своих гастролях. Стыдно потом бывает людям в глаза смотреть. Правда, у него ещё никогда никого не было. Он чист. Девственен. Рита у него будет первой женщиной. И это в 30 лет. Мама его так воспитала. И он ей за это благодарен.
    Свадьба состоялась. Стас был счастлив. Он готов был положить к ногам Риты целый мир, вселенную, свою жизнь, любовь, заботу и нежность. Много нежности. Много любви. Но…
    Первая брачная ночь, о которой он так мечтал, не состоялась. Видимо, так бывает. Нервы, его неопытность, страх в глазах Риты. Он не знал, куда девать ледяные ноги и руки. Длинные волосы постоянно падали на лицо, и мешали поцелуям. Он откидывал их со лба, а они падали вновь и вновь. Его трясло от желания, от стресса, от сознания, что он, как слепой беспомощный котёнок, не может обладать самой прекрасной женщиной на свете.  Ему было стыдно и унизительно. Он лёг на спину, пытаясь унять дрожь. Рита встала, налила ему стакан воды и предложила перенести брачную ночь до следующего раза. Он мысленно поблагодарил её за понимание его состояния. Мама всегда говорила, что у него очень тонкая натура, что он в первую очередь – музыкант, а уже, потом, - мужчина.
    Утром надо было уезжать в Ленинград. Его распределили в Ульяновскую филармонию. Даже предоставили однокомнатную квартиру. Он обустроится, и Рита приедет к нему. Там всё и произойдёт. Здесь, в гостинице, куда он с трудом уговорил её прийти после регистрации и небольшого застолья в ресторане Варшава, они оба, возможно, чувствовали неловкость. А дома, в собственной квартире, всё будет проще, по-семейному. Главное, что она его жена. Любимая. Единственная. На всю жизнь. И это незыблемо. Он сделает её счастливой. И будет счастлив сам. Да он уже счастлив. Рите учиться ещё год. А потом она приедет к нему. Насовсем. Надо немного подождать. Что такое год, по сравнению с целой жизнью.
    Рита проводила Стаса на вокзал, и облегчённо вздохнула. Она не могла смотреть ему в глаза. Она боялась, что он увидит то отвращение, которое стала испытывать к нему после сегодняшней ночи. Он был чужим, абсолютно чужим для неё человеком. Его поцелуи, объятия, его запах были отвратительны ей на диком,  животном, уровне. Всё ложь. От начала и до конца. И как теперь жить? Обманывать его и себя? Ради чего? Чтобы общество считало, что ты кому-то нужен? Чтобы маме не стыдно было за дочь перед знакомыми? Господи, почему она такая слабая? Как хочется быть сильной и независимой. Интересно, сняла ли она проклятие своим поступком? Вряд ли. Нет никакого проклятия. Неуверенность есть. В себе, в будущем. Трепет сердца. Как давно она не слышала его. Как же ей не хватает Жени. Почему так всё несправедливо?
    Через две недели Рита поехала в Ульяновск. Стас прислал денег на дорогу. Как истинный заботливый муж. А она, как истинная жена, отправилась в его новую квартиру.
   За неделю, которую она провела со Стасом, окончательно  рухнула надежда на тихое, семейное счастье. Говорят, что стерпится -  слюбится. Народная мудрость! Многие без любви живут, и ничего. Живут. Она надеялась, что и у неё получится. Не получилось.
   Всё, что делал Стас, ничего, кроме неприятия, не вызывало. Каждое слово, жест, улыбка, манера двигаться, одеваться, его мысли и чувства, были ей отвратительны.  А это постоянное мытьё рук!  Она не могла находиться с ним в одном пространстве, дышать одним воздухом, слышать его голос, видеть его страстный взгляд, молящий о любви. Всё не её, не её, не её. Впервые в жизни она лгала, придумывая несуществующие причины, чтобы не быть с ним. Она не могла даже заставить себя поцеловать его. Она видела, что он страдает, и ей было его жалко. Кто сказал, что жалость равносильна любви? Ложь. Всё ложь. Она больше никогда не приедет к нему. Она вернулась в Москву, так и не выполнив супружеский долг.
    Изредка, когда проходили гастроли в Москве, Стас приезжал в общежитие, но она находила массу предлогов, ссылаясь на занятость, чтобы не оставаться с ним наедине. Иногда и необходимость  придумывать что-то отпадала, так как Рита действительно заболевала: поднималась температура, начинались дикие спазмы в груди, схватывало сердце.
     Стас страдал, но верил каждому слову своей жены.  Переехать в Москву он не мог, так как был молодым специалистом и обязан отработать три года. Таков государственный закон. Кто его отпустит, даже если он и решится на переезд? Рита наотрез отказалась переезжать из Москвы в Ульяновск. И её можно было понять.  Он бы и сам с большим удовольствием жил  в Москве. Культурный центр, всё-таки. Надо подождать всего лишь три года. А пока он будет заботиться о ней, и всё наладится. Ведь заботится же он сейчас о ней. Деньги каждый месяц присылает, вещи красивые привозит из-за границы. Она отказывается, правда, постоянно. Говорит, что это обязывает. Не понимает, что она его жена. Ничего, он будет ждать столько, сколько нужно. Для неё он готов на всё, даже «Болеро» Равеля сыграл на скрипке, хотя этого никто никогда не делал.

   Глава 5. Подруга.

    Через месяц после свадьбы оргкомитет университета направил Риту на работу в студенческий лагерь «Буревестник» на Чёрное море. Ей предоставили место в уютном кирпичном домике на три человека, как своему сотруднику. Студенты, отдыхающие в лагере, размещались в палатках на 6-8 человек.
    Надо было срочно найти ещё двух девушек, которые стали бы её соседками.  У стойки регистрации собралась целая толпа вновь прибывших молодых ребят и девушек. Рита внимательно смотрела на каждую студентку, пытаясь понять, сможет ли она существовать с ней под одной крышей. И вдруг она увидела воздушное создание, как будто сошедшее с полотен Брюллова. Девушка была настолько прекрасна и грациозна, что Рита невольно подумала: «Наверное, Ева была именно такой: мягкой, нежной, немного растерянной и божественно красивой».
   Сделав свой выбор, Рита подошла к девушке.
   - Добрый день. Вы кто?- спросила Рита, и почувствовала, как затрепетало её сердце. Наконец-то. Она так долго этого ждала. Думала, что с тех пор, как в её жизни появилась ложь, любовь к людям и к окружающему миру пропала.
   - В каком смысле, простите? – спросила незнакомка и испуганно посмотрела на Риту огромными голубыми глазами.
   - Как Вас зовут? – уточнила Рита, и улыбнулась.
   - Меня? Эмма,- удивлённо ответила девушка.
   - Будете жить со мной? – задала Рита вопрос, больше похожий на утверждение. Впервые в жизни ей захотелось, чтобы эта незнакомая девушка стала её подругой.
   - Это как, простите? – Эмма сделала шаг назад, как бы спасаясь от такого натиска.
   - Вы отдыхать приехали или работать?- Рита поняла свою ошибку, но отступать было поздно.
   - Работать. Я врач.
   - Врач? Вы? – Рита искренне удивилась. Юное создание больше походило на студентку музыкального или театрального училища.
   - Ну почему все так удивляются? Да, я врач, - с достоинством ответила Эмма.
   - Прекрасно. Я в домике живу. Там ещё есть место. Или хотите жить в палатке?
   - В домике, конечно, лучше, что и говорить. Но я не одна. С приятельницей.
   - Давайте ваши направления, и я вас с ней запишу к себе. А то не успеем, и придётся жить в палатке.
   - Конечно, конечно. Не пугайте меня, пожалуйста. Вот, возьмите. Наташа, - обратилась Эмма к девушке, стоящей невдалеке с импозантным молодым человеком, - подойди, пожалуйста. Нам тут предлагают места в домике. Как ты на это смотришь? Это,  наверное, лучше, чем в палатках?
  - Давай, конечно. Я согласна. А кто-то ещё будет с нами жить? – спросила низким голосом Наташа, - Хорошо бы нам вдвоём.
   - С нами будет жить вот эта девушка. Простите, а как Ваше имя?
   - Рита. Я вас пойду оформлять, а вы идите к домику номер три. Там открыто.
   Так состоялось это судьбоносное для всех троих знакомство. Рита первое время внимательно изучала своих новых знакомых. Она узнала, что Эмма родилась в семье потомственных врачей, с детства была окружена любовью и заботой двух бабушек, дедушек, папы, мамы и получила достойное для девушки из благородной семьи воспитание: глубокое знание искусства, музыки и правил поведения в обществе. Эмма играла на фортепьяно, знала практически всю классическую советскую и зарубежную литературу, разбиралась в искусстве, искренне интересовалась жизнью известных людей и могла  поддержать беседу на любую тему. С ней можно было говорить часами, удивляться её знаниям, достойному поведению и уважению по отношению к людям.
    Наташа была полной противоположностью своей приятельницы. Родившись в семье партийных работников, она с детства  считала, что весь мир принадлежит ей, планета вращается вокруг неё, и мечтала только об одном: выйти удачно замуж и получить все жизненные блага, которые ей, несомненно, причитаются, причём,  с самого её рождения.
   Артур, так звали её жениха, подходил Наташе по всем пунктам программы её запланированной семейной жизни. Дата свадьбы была назначена, жизнь с будущим супругом в его огромной квартире в центре Москвы, представлялась раем, достойным её статуса и внешности кинозвезды.
   Жизнь в лагере бурлила событиями, приездами известных певцов и актёров, спортивными соревнованиями, концертами и поездками по историческим местам Крыма. Рита пропадала в оргкомитете, Эмма принимала в своём кабинете заболевших студентов. Времени ни на что, кроме работы, не хватало, передохнуть от изнуряющей жары на море оставалось только мечтать.
   Тот день, который привёл к драме, не «заладился» с самого начала. Наташка поругалась с Артуром и ушла без него загорать на море, у Эммы заболела медсестра, и ей пришлось одной принимать больных, а у Риты к середине дня так разболелась голова, что она, отпросившись с работы, решила вернуться в свой  домик и немного поспать. Приняв прохладный душ и завернувшись в простыню, она прилегла на кровать и задремала. В дверь постучали и Рита, с трудом разомкнув глаза, направилась открывать её. На пороге стоял Артур.
   - Привет. Я к Наташе, - пояснил он.
   - Её нет, Артур. Наверное, на море ещё, - быстро среагировала Рита, пытаясь закрыть дверь. 
   - Я искал её там. Можно я подожду здесь?
   - Как хочешь. Прости, у меня безумно болит голова. Я прилягу, ладно?
   - Извини, что побеспокоил. Ложись, конечно. Я посижу у окна. Не буду тебя беспокоить.
   - А, может, на улице подождёшь? Неловко как-то.
   - Тогда угости меня стаканом холодной воды, пожалуйста. А то меня удар хватит. Я уже час на улице её жду. Пожалей человека.
   - Ладно. Пожалею. Пей свою воду, - обречённо сказала Рита, дала ему стакан воды, и, забравшись на кровать, прислонилась к стене. Лежать при мужчине она постеснялась.
   - Скажи, а ты откуда родом? У тебя такой певучий говор.
   - Всё ещё есть?  Я с Азовского моря.  Интересно, сколько времени надо, чтобы избавиться от него.
   - А зачем? Ты хороша такая, какая есть.
   Они проговорили около часа, а затем, Рита, извинившись перед Артуром, попросила его выйти, чтобы переодеться и идти дальше работать, так как время, отведённое ей для отдыха, подошло к концу.
   Поздно вечером, когда она вернулась после концерта, который был посвящён Дню солидарности с Кубой, застала рыдающую Наташу, успокаивающую её Эмму и витающий в воздухе запах валерьянки.
   - Девочки, что случилось? Наташа, что с тобой? Эмма, кто-нибудь мне скажет?
   - Артур уехал из лагеря, - ответила Эмма.
   - Как уехал? Когда? Он днём приходил к ней. Ждал целых два часа. На море ходил искать. Что, так и не нашёл?
   - Лучше бы не находил. Порвал он с Наташей. Сказал, что они поспешили со свадьбой, что он не уверен в своей любви к ней и всё в таком духе. Господи, и что нужно этим мужчинам, не знаю.
   - А откуда ты знаешь, что он приходил, - сквозь слёзы спросила Наташа.
   - Так я здесь была. Спала.
   - Ты с ним разговаривала? О чём? Что он говорил обо мне?
   - Мы с ним вообще о тебе не говорили. И намёка не было на то, что он уедет.
   - Тем не менее, он уехал. Сказал, что разлюбил. Ничего, я разберусь. Завтра же поеду в Москву и встречусь с ним. Он ещё не знает, с кем связался. Со мной так поступать нельзя. Папочка мой заставит его на мне жениться, иначе ему не поздоровится.
   - Наташа, успокойся, пожалуйста. Заставить жениться можно, а жить как потом будете? – спросила Эмма и попыталась обнять расстроенную подругу.
   - Ничего, «стерпится – слюбится». Ни он первый, ни он и последний. Мне нужен статус замужней женщины и богатый муж. Меня с Артуром отец познакомил. Вот пусть и доводит до конца свой проект.
   - Наташа, Эмма права. Уж если выходить замуж без любви, то хотя бы за того, кто тебя любит. А вот так, из-за статуса и богатства… Хотя и это, тоже, не выход. По себе знаю.
   - Да ты вообще никогда не поймёшь нас, нормальных женщин. У тебя  что, вообще, есть? Квартира? Машина? Дача? Бриллианты? Ты же нищая! И нищей на всю жизнь останешься. В Москве родиться надо и, желательно, в такой семье, как у меня или у Эммы, чтобы достойно и богато жить. А ты со своим мужем – скрипачом ничего в Москве не добьёшься. Ненавижу тебя, ненавижу.  Ты же не от мира сего! - закричала Наташа и разрыдалась ещё сильней.
   - Девочки, Наташа, я вообще не причём.
   - Рита, не надо оправдываться. Ты, действительно не виновата, - мягко сказала Эмма, - Пойдём на воздух. Пусть она успокоится.
   - Я давно заметила, что он неравнодушен к тебе, - продолжила Эмма, когда они остались вдвоём, - Наташа это видела и злилась. Ты странная, Рита. Ничего вокруг себя не замечаешь. Всё время о чём-то своём думаешь. Что тебя беспокоит? Что не так? В глазах столько боли. Я врач. От меня ничего нельзя скрыть. Расскажи мне. Вдруг смогу тебе помочь. Не бойся. Я тебя не обижу. Я, конечно, не психолог, но кое-что в душевных проблемах смыслю.
    И Рита решилась. Поверила этой необыкновенной девушке,  поверила небесному созданию, снизошедшему к ней с недосягаемой высоты. Вся боль, о которой она не смела никогда, никому рассказать и поделиться, её тайная жизнь, её страхи,  внутренняя неуверенность, заштукатуренная до неузнаваемости, вырвалась наружу. Её, эту боль, невозможно было остановить. Её можно было только выплеснуть, вырезать скальпелем хирурга, вытравить змеиным ядом, а потом зияющую глубокую рану зашить суровыми нитками, чтобы никто и никогда не смог… не смог… Не смог - что?
   Они проговорили всю ночь. Эмма слушала внимательно, не перебивая, не задавая вопросов, слушала, как врач, как друг, как самый близкий человек на свете, как должна была бы слушать мать, если бы умела слышать свою дочь.
   - Господи, какая же я глупая. Я ведь думала, что ты взбалмошная и бесчувственная.  Прости, что не увидела тебя и не поняла.  Знаешь, мы в чём-то с тобой похожи. Я тебя обязательно познакомлю со своей мамой. Она тебя полюбит, я знаю. Она у меня необыкновенная. Вернёмся в Москву, и я приглашу тебя в гости.
   - Ты, правда, считаешь, что мы похожи? Ты, правда, веришь в то, что тебе будет интересно общаться со мной?
   - О, ты меня совсем не знаешь. Я всегда говорю правду, даже если она очень жестокая, у меня железный характер, и я никому не даю себя в обиду. Не зря же я выбрала профессию врача. Я знаешь кто?
   - Кто? – выдохнула Рита, понимая, что услышит что-то страшное, - Хирург?
   - Нет, я невропатолог. Мне иногда приходится и с трупами работать.
   - Ты? С трупами? Но это невозможно!
   - Возможно. Ещё как возможно, - с лёгким смешком ответила Эмма. 

   На следующий день Наташа уехала, а через месяц Эмма получила от неё письмо.  Наташа с гордостью сообщала  о том, что папа очень постарался:  Артура из Архитектурного института, в котором он работал, отправили на год в далёкое захолустье строить свинарник. «Не правда ли, отлично я всё придумала? – читала Эмма Рите, - Знай наших! А Ритке передай, что я ей всё равно нос утру! Я ей докажу, что и меня мужики любят. Всё, подруга, до встречи в Москве».
   - Какая мерзость, - произнесла Эмма и, разорвав письмо, выбросила его в урну, - Забудь и не обращай внимание. К тебе, Рита, эта грязь не имеет никакого отношения. Молодец, Артём. Видимо уж лучше свинарник строить.
   - К несправедливым обвинениям привыкнуть сложно. Я это уже проходила.  Я счастлива иметь такого друга, как ты, Эмма.
   - Взаимно, - с улыбкой ответила Эмма, - Знаешь, пойдём на море, смоем эту грязь? Ты со мной?

   В Москве Эмма сдержала слово и познакомила Риту со своей мамой, Натальей Афанасьевной. Та, пообщавшись с новой знакомой дочери, сказала, что Рита очень добрая и надёжная девушка, правда, немного резкая и не сдержанная. 
   Это была новая ступень в её жизни! У неё есть близкая подруга! Да ещё какая! Есть взрослая женщина, которая уважает её, Риту! Она вхожа в семью, пропитанную любовью и доверием! Она дружит с людьми, которые уважают друг друга! Ведь это же так просто: любить и доверять! Мать и дочь, как одно целое! Как одно большое, полное любви и понимания, сердце! Всё просто и понятно! Как бы ей хотелось, чтобы это всё было и у неё. Какое это счастье иметь любящую, понимающую мать. Сердце её замирало от счастья, когда она переступала порог этого дома. Казалось, что в их доме пахнет ванилью, выпечкой и любовью.
   Рядом с Эммой, в её семье, Рита чувствовала себя спокойней, исчезала душевная боль, и наступало умиротворение. Она училась. Училась нормальным отношениям в семье. Ей было странным видеть, что мать и дочь могут сидеть на диване, обнявшись, и разговаривать, как подруги. Её удивляло, что мать может погладить Эмму по голове, поцеловать или обнять, а дочь ответит ей тем же. Она не могла вспомнить такого проявления нежности в их семье. Ничего, кроме скандалов и оскорблений. А здесь, в этой для неё совершенно новой атмосфере, Рита никогда не слышала, чтобы они разговаривали на повышенных тонах, уже не говоря о том, чтобы мать могла оскорбить дочь, или унизить.    Они жили в самом центре Москвы в коммунальной квартире, которая казалась дворцом, сотканным из света и любви. Рита впитывала всё, что видела, радовалась их отношениям, и страдала от того, что у неё не было в детстве такого удивительного, всепоглощающего счастья.  И она должна, обязана всему научиться. И она научится. Научится для того, чтобы в будущем, когда у неё будет сын, передать ему всё богатство таких отношений. А в том, что это богатство, Рита не сомневалась.
  «Как же должен быть счастлив мужчина рядом с такой женщиной, как Эмма!» - часто думала Рита.
    История любви Эммы была уникальна. В неё влюбились два брата, как две капли воды похожие друг на друга: Николай и Слава. Различить их можно было только по манере общения. Они обладали абсолютно разными характерами. Слава фонтанировал энергией, остроумием, слыл настоящим Дон - Жуаном, занимался спортом и весело относился к жизни.  Николай был спокоен, немногословен, уравновешен, смотрел только на Эмму и исполнял любую её прихоть. Эмма полюбила, как ей казалось, обоих, и долгое время не могла ни одному из них отдать предпочтение. Всё произошло само собой. Слава женился и исчез из её жизни. Николай остался и продолжал ждать своего часа. И час настал. Она, как истинная женщина, ответила на его любовь и обожание взаимностью.  Эмма любила тихо, спокойно, не проявляя внешне никаких признаков безумной страсти, хотя жизни без него не представляла.
   - Знаешь, Рита, у меня нет столько жизненных сил, как у тебя. Я хочу всю жизнь быть окружена теми людьми, которые меня любят. Что мне жизнь даёт, то я и принимаю с благодарностью. Если бы меня мама хоть один раз обидела, я, наверное, умерла бы. Душевная боль не для меня. Коля меня любит и мне с ним спокойно. Вот и хорошо. Пусть заботится обо мне всю жизнь. И я о нём буду заботиться. А Слава… Слава разбил бы моё сердце. Да он его почти и разбил. Я не знаю, чтобы я делала без Николая. Он меня просто спас.
 
Глава 6. Лакмусовая бумажка.

   Наташка объявилась в общежитии через неделю после возвращения Риты из лагеря.
   - Что, не ожидала меня увидеть? Привет, подруга. Я к тебе по делу.
   - Если честно, я удивлена. Привет. А что за дело?
   - Артур не появлялся?
   - Наташа, успокойся. Ты, наверняка, всё не так поняла. Не появлялся твой Артур. Не звонил, не писал. Исчез.
   - Ладно, пусть свинарник строит, а там посмотрим, что с ним сделать. Я вот по какому вопросу. У меня есть несколько мужиков, которые подходят для создания с ними семьи. Так вот я хочу их с тобой познакомить.
   - Наташа! Зачем? Не желаю я ни с кем знакомиться!
   - Знаешь, Рита, ты передо мной виновата. Я, конечно, понимаю, что ты не специально. Но жизнь мою разрушила. У нас с Артуром всё было на мази. Если бы не ты, я была бы уже через месяц замужем.
   - Прости, но почему ты считаешь, что он кого-то полюбил? Может, и правда вы с ним поспешили?
   - Мы год назад познакомились. Добивалась я его долго. Ладно, чёрт с ним, с Артуром. Я вот, что придумала. Я к тебе буду своих мужиков приводить знакомить. Если они после этого от меня к тебе сбегут, то туда им и дорога. Тот, кто не сбежит, за того и выйду. Договорились?
   - Это бред, Наташа. Не хочу я этим заниматься. Да и некогда мне.
   - Хочешь, не хочешь, а я приведу их. Будешь у меня лакмусовой бумажкой работать. Буду проверять мужиков на вшивость.
   - С тобой бесполезно спорить. Только вряд ли ты меня застанешь в общежитии.
   - А что так? Заседание в ООН?
   - Тётя моя заболела. Завтра мама приезжает. Будем с ней по очереди в больнице находиться.
   - Какая жалость. Теперь комната государству перейдёт, если тётя умрёт. Подсуетиться бы надо.  Странная ты, Ритка. Ничего в жизни не смыслишь.
   - Какой Булгаков молодец! Вас, москвичей, испортил квартирный вопрос. Хорошо, что не всех.
   - Меня лично квартирный вопрос не интересует. Мне папа присмотрел уже квартирку. Правда, маленькая, всего 60 метров, зато в Сталинском доме. Конечно, это не то, что у Артура, 200 метров, но ничего, мне хватит. А всё-таки, что с комнатой будет?
   - Тётя Полина весной добилась для меня постоянной прописки. После пяти лет временной, можно было так сделать. Живи спокойно.
   - Вот и ладненько. Побежала я. Через недельку загляну. Жди.

   Рита не появлялась больше месяца. Тётя Поля страдала от диабета. Врачи были бессильны. Мама готовила еду и приносила в больницу, а Рита не отходила от своей любимой тётушки ни на час. Когда её не стало, мать уехала из Москвы после похорон, а Рита вернулась в общежитие. Находиться в опустевшей комнате ей было страшно.

    До экзаменов оставалось полгода. Надо было заниматься, навёрстывать упущенное, да и общественная работа требовала много сил и времени.  Наташины приходы с проверкой «на вшивость» только отвлекали. Мужчины, с которыми она приходила, были все, как на одно лицо: втиснутые в пиджак, затянутые галстуком, лоснящиеся от сытости и довольные собственным величием.
   Однажды Рита не выдержала.
   - Наташа, откуда ты их берёшь, из какого инкубатора?
   - Ты что, Рита! Они все с папиной работы. Знаешь, какие они  перспективные! Чума!
   - А они с женщинами могут общаться? Или только умеют приказы партийные выполнять?
   - Если честно, не знаю. Я их второй раз никогда и не видела. Исчезают, не оставляя следов. Ну и чёрт с ними. Ты где собираешься Новый Год встречать?
   - У Эммы. Там человек двадцать собирается. Все наши друзья из лагеря придут. Кубинцы  будут, из Польши ребят Эмма позвала, из Германии, и греки будут.
   - Да? Ну ладно. Я ей позвоню. А ты что, к мужу не поедешь?
   - Нет, Наташа. У него на Новый Год гастроли в Болгарии. Он не может быть в Москве.
   - Ну, понятно. О, много шмоток привезёт. Счастливая ты, Ритка. Слушай, я тут у вас в коридоре одного парня встретила. Красив, как бог. Может, познакомишь? Высокий такой блондин, с усами.
   - Знаю, о ком говоришь. Согласна. Как будто с иконы сошёл. Но я с ним не знакома. Знаю только, что он студент из Киева. К нам на практику приехал. Необыкновенный парень. Как будто из прошлого века – столько благородства в облике.
   - Так в чём же дело! Познакомься! Я с Эммой поговорю. Она разрешит его позвать. Для меня. Ну, пожалуйста. Риточка, миленькая, ну пожалуйста. Я просто влюбилась, когда его увидела.
   - Ну почему опять я? Иди сама и знакомься. Отстань. У меня экзамены на носу.
   - Ты же знаешь, что я не отстану.


Глава 6. Голубая кровь.

   Когда до Нового Года оставалось два дня, Рита, наконец-то решила выполнить Наташину просьбу, и отправилась знакомиться с практикантом. Если честно, то ей было неловко перед незнакомцем. И почему она не умеет отказать? Урод, а не человек. Она  тяжело вздохнула, и постучала в дверь.
   - Войдите, - услышала Рита и зашла в комнату.
   - Добрый день. Можно к Вам зайти?
   - Добрый. Конечно. Присаживайтесь, - предложил юноша.
   - Мне бы хотелось с Вами познакомиться.
   - Я и сам давно хотел с кем-нибудь познакомиться. Я в Москве совсем один. Спасибо, что предложили. Золтан.
   - Правда? Рита. Мне ужасно неловко. Вы извините, что я Вас побеспокоила. Какое у Вас имя интересное. Вы не русский?
   - Нет,- Золтан засмеялся, - я состою из двух половинок: польской и венгерской. Какая из них Вам больше нравится?
   - Мне? Наверное, польская. Значит, Вы поляк? С Украины?
   - С Западной. Это не одно и то же.
   - Золтан, скажите, а где Вы встречаете Новый Год. Я хочу Вас пригласить к моей подруге. Оставлю Вам адрес, и Вы приедете к 11 часам вечера. Вы согласны? Соглашайтесь, пожалуйста. Там будет много народа, будет весело.
   - Хорошо, я согласен. Можете даже не уговаривать. Пишите адрес и расскажите, как доехать. Я же Москвы совсем не знаю. И спасибо за приглашение. Мне очень приятно. Думал, что одному придётся встречать.
   - Что означает Ваше имя, Золтан?- спросила Рита после того, как написала адрес Эммы, и подробно объяснила, как можно доехать до её дома.
   - Это венгерское имя, и означает султан, то есть, монарх.
   - Вот как? Ещё раз, извините. До встречи.

   Вечер был в самом разгаре, когда Золтан появился в квартире у Эммы. Наташа моментально оказалась рядом, пригласила за стол и усадила рядом с собой. Народ веселился: одни танцевали, другие рассказывали смешные истории, взрывались хлопушки с конфетти, серпантин летал в воздухе. Золтан моментально оценил ситуацию и влился в общее веселье, пригласив Эмму на танец.
   Рита танцевала со всеми. Один из кубинцев, Хосе, тихо шепнул ей на ухо:
   - Каждая женщина, которая здесь присутствует, хочет соблазнить хотя бы одного мужчину. А ты, Рита, хочешь покорить всех. Почему?
   - Мне надо много любви, Хосе.
   - Так полюби себя. И у тебя будет много любви.
   - Это как?
   - Перестань стараться быть отличницей. Стань сама собой. Ты в таком напряжении всё время. Я же вижу. Почему?
   - Не знаю. Боюсь не понравиться.
   - У каждого есть недостатки, слабости. Не прячь их. Мы все не идеальны. Идеальных боятся. Им же надо соответствовать.
   - Ты меня боишься, Хосе?
   - Я не верю тебе, Рита. Мне кажется, что ты играешь. Стань искренней.
   - Ты что, видишь всех насквозь?
   - Что такое – насквозь?
   - Ты разбираешься в людях?
   - Да. У меня первое образование – психолог. Это сейчас я учусь на журналиста. Но я хочу быть писателем.
   - Я плохая, Хосе?
   - Нет. Я этого не говорил. Что такое – плохая? Что такое – хорошая? Таких нет. Есть личность. Есть неуверенный человек. Личность, уверенность привлекают. Неуверенность не привлекает. Твоя уверенность – не настоящая. Ты защищаешься. Скажи, от чего? 
   -  Извини, я устала танцевать.
   Рита села в самый дальний угол. Настроение было испорчено. Душа болела так же, как и в детстве. 
   «Так хочется избавиться от этой боли, избавиться от этого ада. Навсегда. Я так стараюсь быть уверенной. Видимо, стараться и быть – разные вещи.  Истомина, милая Истомина, как же ты помогала мне тогда, в  работе и в жизни, - думала Рита, - Как мне стать собой. Хосе прав. Я стараюсь. Стараюсь быть уверенной, доброй, отзывчивой, а по отношению к таким людям,  как Стас, я отвратительна и жестока. Где же я сама? Где? Наверняка, Эмма сказала бы Хосе, что это не его дело – лезть в её душу, а Стасу была бы благодарна за то, что он любит её.  Женя, ты говорил о дерзости. Я боюсь быть дерзкой. Боюсь, что меня осудят и причинят боль. И я опять, как в детстве, начну испытывать эту боль. Окажусь в этом нестерпимом аду. Я бегу от этого ада. Я прячусь от него. Терпсихора учила гармонии. Я не могу найти эту гармонию.  Мама права: я просто никчёмный человек. И я каждый день, каждую секунду стараюсь доказать  ей, а, заодно, и всему миру, что это не так, и что я заслуживаю  любви. Какое мерзкое слово: заслуживаю.  Зря я тогда не бросилась с обрыва. Стрекозы, зачем вы меня спасли?»
   - Рита, - услышала она Золтана и посмотрела на него полными слёз глазами, - Я должен откланяться. Вы едете в общежитие?
   - Нет, нет. Я остаюсь, - быстро ответила Рита, - Надо помочь Эмме всё убрать.
   - Вы плачете? Вам плохо? Я могу Вам помочь? Не стесняйтесь, прошу Вас. Я могу остаться. Вы только скажите.
   - Мы с Эммой справимся. Вы езжайте. Метро уже работает. У меня всё хорошо, - ответила Рита, и посмотрела на Золтана с благодарностью.
    «Какой он добрый, - подумала она, - Хотелось бы, чтобы у меня был такой же сын. Добрый, внимательный и заботливый».

     Золтан появился на следующий же день с предложением пойти погулять.
   - Золтан, я не могу. Мне надо заниматься. Я не успеваю, - быстро ответила Рита, и подумала о Наташе. 
   - Может, я могу чем-то помочь? Правда, я на механико–математическом факультете учусь. К журналистике никакого отношения не имею.
   - Так почему Вас к нам в общежитие поселили?
   - Мест не было. Я даже расстроился в начале. А теперь рад. Я бы иначе с Вами не познакомился. Скажите, что я могу для Вас сделать, и я начну.
   - Это исключено. Я привыкла всё делать сама. Спасибо, конечно. Лучше будет, если мне никто не будет мешать.
   - Извините. А можно я зайду завтра вечером? Невозможно весь день заниматься. Надо и отдыхать.
  Рита вспомнила, что Наташа просила передать Золтану привет.
   - Подождите. Наташа просила передать Вам привет.
   - Наташа? Спасибо. Наташа хорошая девушка, но мне понравились Вы и Эмма. Вы обе красивы и уверенны. Это так привлекает. Наташа самоуверенный человек. Я боюсь таких людей.
   - Вы боитесь?- Рита с удивлением посмотрела на Золтана, - И не боитесь в этом признаться?
    - Я не боюсь признаться во многом. У всех есть недостатки. Главное, относиться к ним спокойно или с иронией. Я не боюсь признаться даже в том, что Вы мне очень нравитесь, Рита. Меня тянет к Вам.  Я понимаю, что я очень рано Вам об этом говорю, и Вы вольны меня выгнать.
   - А если я Вас выгоню, Вы больше не придёте?
   - Нет, конечно. Гордость не позволит. Навязчивость – удел слабых людей. Если Вы меня сейчас прогоните, то я буду ждать, когда Вы меня и позовёте. Надеюсь, дождусь.
   - Я Вас не выгоняю. Давайте завтра пойдём на Воробьёвы горы. Вы там были?
   
   Они гуляли на Воробьёвых горах, и Золтан много рассказывал о себе, о своей семье, о том, что его род по материнской линии происходит с середины ХV века от польских дворян Валевских, а по отцу – он венгр и потомок княжеского рода.  Говорил, что, если женится, то один раз и на всю жизнь, что будет очень любить своих детей, и передаст им такое же воспитание, которое получил от родителей.
   - А какое ты получил воспитание? В чём оно заключалось?
   - Меня родители очень любили. Да и бабушка с дедушкой, как это говорят, души во мне не чаяли. Я был очень счастлив в детстве. Они никогда меня не наказывали. Если я делал что-то не так, они мне объясняли. Убедили меня, что занятие музыкой и знание иностранных языков мне пригодится в жизни. Они не заставляли, и я занимался с удовольствием. Мама мне всегда говорила, что любит меня, что я добьюсь в жизни многого, что я …  Одним словом, что я хороший человек и она мной гордиться. Что ещё надо ребёнку, согласись?
   - Я согласна, - ответила Рита, и отвернулась от Золтана, чтобы он не увидел её слёз.
   - Знаешь, они старались вселить в меня уверенность в себе, в собственных силах. Но иногда мне кажется, что люди сторонятся меня. У меня очень мало друзей. Даже нет настоящего единственного друга. Даже девушки, вернее, длительных отношений никогда не было. Не знаю, почему. Я всегда вежлив со всеми. Правда, я не люблю шумных компаний, где надо много пить. Я вообще не пью. Никогда. И не курю, как ты, наверное, заметила.
   - Ты слишком идеален. Тебе не каждый сможет соответствовать.
   - Идеальные, тоже, и жить, и любить, и дружить хотят, - с горечью в голосе ответил Золтан, - Какой есть. Ты, Рита, сейчас такая красивая. Твои волосы вьются, словно у рябины цветы. И глаза сияют. Ты что, тоже, боишься мне не соответствовать? 
   - С Анжелой Девис меня сравнивали, а вот с рябиной – впервые.
     Золтан обладал приятными манерами, доброй душой и уникальной памятью: мог дословно повторить целый лист печатного текста, прочитав его один раз. Юноша голубых кровей шёл на красный диплом, но его не смущало то, что по распределению он должен был ехать в Молдавию в маленький городок Бендеры. Ему предстояло три года работать мастером цеха на трубопрокатном заводе.  Он мог бы остаться в Киеве, но отказался от помощи родного брата, который был главным режиссёром на центральном канале Украинского телевидения.
    Рита относилась к Золтану с огромной теплотой, как к большому, умному и удивительно искреннему ребёнку. С ним нужно было очень бережно обходиться, так как его расстраивало всё, что выходило за рамки его понимания порядочности. Особенно он расстраивался, когда Рита отсутствовала в то время, когда он должен был прийти. Она избегала его, стараясь не привязаться к нему. Он, действительно, был идеальным во всём. Она сознательно заглушала трепет сердца, возникающий при его появлении. Она считала, что не может, пока не может соответствовать Золтану.
   - Рита, я спросил у ребят, что означает твоё обручальное кольцо. Ты замужем? – спросил он через неделю после их прогулки на Воробьёвых горах.
   - А почему не спросил у меня?
   - Неудобно. Это же твоя личная жизнь, - ответил он, смутившись, - Если бы считала нужным, сама рассказала бы мне об этом.
   - Да, я замужем.
   - В таком случае, я не должен видеться с тобой. Я не имею права так вести себя по отношению к твоему мужу и добиваться тебя.  Это непорядочно будет с моей стороны. Ты же видишь, что нравишься мне. Теперь я понимаю, почему ты избегаешь меня.
   - Лучше бы ты спросил, почему я тебя избегаю.
   - Видимо, ты относишься ко мне несерьёзно.  Хорошо, что я скоро уезжаю.
   Золтан не появлялся несколько дней. Пришёл перед самым отъездом.
   - Рита, я не знаю, что мне делать. Все эти дни я думал только о тебе. Помоги мне.
   - Помочь? Но чем?
   - Ты можешь поехать со мной? Ну, скажем, на неделю. Я покажу тебе Киев. Ты там была?
   - Нет, не была. Я согласна, если тебе это поможет. А где я буду жить? – спросила Рита, и только потом осознала, что, в очередной раз, не смогла ответить «нет».
   - Ты согласна?! Отлично! Где будешь жить, решим. Разве это главное?
 
   Неделя в этом необыкновенно ярком городе была прекрасна. Они жили в общежитии, в разных комнатах, встречались утром, возвращались вечером. Очень много фотографировались. Золтан  внимательно следил за тем, чтобы Рита не носила обручального кольца.
   - Я не хочу, чтобы люди думали, что я встречаюсь с замужней женщиной. Это неприлично. Никто не поверит, что мы просто дружим. Хотя, дружишь только ты, моя Рябинушка.
    Рита, наблюдая за Золтаном, каждую секунду, проведённую с ним, понимала, что этот юноша идеален во всём: он предупреждал каждое её желание, был внимателен, галантен и заботлив.  Его глаза светились счастьем, а она ещё раз убедилась в том, что решение родить от него ребёнка – правильное решение.
    Именно таким она хотела бы видеть своего будущего сына: добрым, мягким и, если уж совсем быть честной перед собой, таким же красивым и благородным. Золтан – это идеал во всём, начиная от внешности, заканчивая его происхождением. Как будто сам Бог спустился с небес, чтобы показать Рите, каким должен быть мужчина. Такому человеку невозможно было рассказать ни о своём детстве, ни о своих внутренних переживаниях, ни о своих проблемах, ни о своих недостатках. Ему надо соответствовать, и она не сможет это сделать. Каждый день для неё будет борьба сама с собой, каждую секунду ей придётся следить за каждым своим шагом, жестом, поступком. Ей хватит сил на короткий промежуток времени, но постоянно… Нет, к этому она пока ещё не готова.
 
   Рита вернулась в Москву. После смерти тёти прошло три месяца, боль от потери близкого человека немного притупилась, ездить каждый день в университет необходимости не было, и она решила переехать в комнату на Кутузовский проспект. Она сама переклеила обои, заменив их на более яркие, отнесла тётины вещи в церковь, оставив только необходимую мебель, и впервые за всю жизнь почувствовала себя дома. Соседи – алкоголики её не смущали, так как она знала, что справится с ними, чувствовала в себе внутренние силы и понимала, что она   стала намного сильней и уверенней, чем до приезда в Москву. 
   Прошёл месяц. Рита перечитывала дипломную работу и исправляла ошибки, когда раздался звонок в дверь. Она никого не ждала, решив, что пришли к соседям, и искренне удивилась, когда увидела Золтана с огромным букетом красных роз.
   - Золтан? Как ты меня нашёл? Почему ты в Москве? Ты же должен быть в Бендерах?
   - Вот, решил к тебе заехать. Извини, что не предупредил. Не знал, как это сделать. Приехал в общежитие, и мне девочки дали твой адрес. Можно к тебе? Ты одна? Я не помешаю? Муж не в Москве? Я на один день. Завтра должен уехать.
   -  Как много вопросов. Одна я, одна. Проходи, раздевайся. Видишь, как я живу? Давай, я цветы в воду поставлю. Ты голоден? У меня есть борщ.
   - Я принёс торт и вина. И ещё наши с тобой фотографии.
   - Прекрасно, устроим праздник в честь твоего приезда. Я рада, что ты меня нашёл. Если честно, я даже скучала по тебе. Киев вспоминала. Спасибо за фотографии.
   - Если бы ты знала, как я по тебе скучал.
   - Так, все разговоры потом. Помоги мне накрыть на стол, пожалуйста.
   Беседа затянулась за полночь. Золтан нервничал, порывался что-то сказать, останавливался на полуслове, краснел, переводил разговор с одной темы на другую, и, наконец, решительно сказал:
   - Рита, я рассказал о тебе своим родителям. Я ездил к ним. Я сказал, что ты замужем. Сказал, что люблю тебя и хочу жениться. Они сказали, что разбивать чужую семью нельзя. Это непорядочно. Рита, скажи, ты любишь своего мужа?  Ты могла бы с ним развестись? Нет, не так. Ты помнишь тот взгляд, в Новый Год? Когда я собрался уходить?
   - Какой взгляд, Золтан?
   - Ты на меня посмотрела так, как будто просила  помощи и  любви. У тебя был взгляд несчастной  женщины. Мне захотелось помочь тебе.
   - Золтан, ты мне очень помог. Ты даже не представляешь, как.
   - Рита, ты хочешь быть со мной?  Я знаю, что не должен это говорить, не должен разбивать твою семью. Но ведь всё может измениться, - взволнованно произнёс Золтан, - Ты молчишь? Я должен уйти? Ты замужем. Я должен уйти. 

     В это самое мгновение, Рита почувствовала, что где то там, на небесах, чья-то душа выбрала себе родителей: непредсказуемую маму и голубых кровей отца. Огромное счастье от сознания того, что у неё может быть сын от этого человека, охватило всё её сознание. Решение, о котором она так много думала, было принято. И пусть мама и общество осудят её решение.  Да и Золтан,  со временем, наверняка решит, что её доступность в этот момент, недопустима для идеальной жены. Так уж его воспитали.
  «Лучше жить с любимым сыном, чем с нелюбимым мужем»,- подумала Рита.
   - Не уходи. Ты ничего не разобьёшь. Останься.
   
    На следующий день, стоя на перроне вокзала, Золтан, глядя на Риту влюблёнными глазами, тихо сказал:
   - Ты теперь моя жена. Надеюсь, ты разведёшься. Я буду ждать тебя. Приезжай, как только защитишь диплом. Я, как устроюсь, сразу же напишу тебе.


Глава 7. Решение.

    Через месяц после отъезда Золтана, Рита почувствовала что-то неладное: её мутило, кружилась голова, постоянно хотелось спать и есть. Через месяц государственные экзамены и защита дипломной работы, а у неё ни на что нет сил. Оставлять это без внимания было нельзя, и Рита направилась к кардиологу. Врач, осмотрев её, сообщил, что с сердцем у неё всё замечательно, а вот проверить себя  у гинеколога  просто необходимо.
   Новость не ошеломила. Она её ждала.  И уже через секунду Рита почувствовала необыкновенную нежность к тому существу, которое должно было вскоре появиться на свет, и о котором она так мечтала. Нежность переросла в любовь и восторг. Счастьем хотелось поделиться со всем миром. Позвонить матери? Нет, только не это. Эмма? Ну, конечно, Эмма! Вот, кто её поймёт и поддержит! Эмма и её мама!

   Наталья Афанасьевна была дома одна.
   - Наталья Афанасьевна, миленькая, родненькая! У меня будет ребёнок! Я так счастлива! Эмма дома?
   - Ты, как всегда, словно фейерверк. Сколько же в тебе энергии! Сама горишь, и других зажигаешь. Поздравляю.  Эмма с Николаем  где-то ходят. Пойдём чай пить. Расскажешь всё подробно.
   - Да я уже всё сказала. У меня скоро будет сын. Я его люблю безумно.
   - Так уж и сын? А вдруг – дочь?
   - Нет, я точно знаю, что сын. Я это чувствую! Я его чувствую! Я уже разговариваю с ним! Это такое счастье!
   - Мужа порадовала?
   - Это ребёнок не Стаса. Вы же знаете, какая у меня с ним проблема. Эмма, наверняка, рассказывала.
   - Да, немного в курсе. И кто же этот счастливчик? Он знает?
   - Нет, не знает. Я не хочу ему говорить. Помните парня, которого я на Новый Год пригласила по просьбе Наташи? Золтан.
   - Вот как? Произвёл приятное впечатление. По-моему, очень порядочный человек. Почему же не хочешь ему сказать?
   - Именно поэтому и не хочу, из-за его порядочности.
   - Я тебя совсем не понимаю. Разве ты не хочешь жить нормальной семейной жизнью?
   -  У меня всё не так, как у людей. А вдруг и с Золтаном будет, как со Стасом? Нет, нет, это очень страшно. Мне это будет мешать воспитывать сына. Я хочу всю себя отдать только ему. И никому больше.
    - У многих первый брак не получается. Бывает. Не ты одна ошибаешься. Надо попытаться. Как же без семьи? Тем более, такой шанс.
   - Да, Золтан очень благородный человек, но я не уверена в том, что он меня действительно любит и я ему нужна. Он меня в каждом письме зовёт к себе жить. Но я даже не думаю об этом. Меня так долго убеждали в том, что я никому не нужна и меня никто не полюбит…
   - Да кто же тебя в этом убедил?
   - Были люди… Не важно.
   - Не верь им. Это были плохие люди. Ты посмотри на себя! Ты же красавица! А энергии в тебе сколько!
    - Да разве дело в красоте? Вы Эмму вон как воспитали: она точно знает, что её все любят. Просто так любят. Только за то, что она есть. И такая, какая есть. И ей не надо стараться заслужить  чью-то любовь. Не надо думать, соответствует она Николаю, или другому мужчине, или не соответствует.
   - А как по-другому? Она с детства для меня самая любимая  маленькая Принцесса.
   - Если бы меня мать любила так, как Вы - Эмму!  Возможно,  я бы и верила мужчинам. Так хочется испытать эту любовь.  Я же имею на это право?
   - Не только имеешь. Ты достойна. В тебе столько любви и доброты. Я понимаю, почему вокруг тебя столько мужчин. Ты тёплый человек и в тебе много жизни, понимаешь?
   - Много мужчин? Это плохо? Знаете, я думала, что они смогут восполнить то, что я не получила в детстве. ХОТЕЛА ДУШУ СОГРЕТЬ ЭТОЙ ЛЮБОВЬЮ. Вы меня понимаете?
   - Не оправдывайся. Ты вольна в своих поступках.
   - Всё ещё оправдываюсь? Господи, ну как же мне от этого избавиться!
   - Перестань объяснять свои поступки. Ты достойный человек, Рита. Тебе не надо себя стыдиться. Но речь сейчас не о тебе. Я  советую всё рассказать Золтану.  А вдруг у вас с ним всё сложится, и ты его полюбишь, и он станет прекрасным отцом? У ребёнка должна быть полноценная семья, поверь.
   - Возможно, Золтан и станет хорошим мужем и отцом. А если через год разочаруется во мне? Он же виду не подаст! Он благородный человек!  Его так воспитали, что он просто не может совершать некрасивые поступки. Он слишком идеален, и я этого боюсь.  А если его ждёт истинная любовь и счастливая жизнь с прекрасной женщиной? С такой, как Эмма? А он будет со мной и не сможет оставить семью? И никогда не будет счастлив? Я же у него первая была. И это в 26 лет!   
   - Ты неисправима.  Перестань думать о других. Подумай о себе, милая моя. Подумай о ребёнке. Ты собираешься пойти против общества и его законов. У нас не любят отклонения от правил.  Оно ещё не готово к таким ситуациям. Осудит, жестоко осудит. Знаешь, как на тебя будут смотреть? Ты к этому готова?
   -  Я к этому готова, хотя живу то я по законам общества. Работаю с 17 лет, учусь, перехожу дорогу в положенном месте, не ворую, не убиваю, не ропщу, что живу за «Железным занавесом».  Но как подчинить законам общества свою душу? Как? Я уже вышла замуж, что бы выполнить долг перед обществом. И никому это ничего, кроме боли, не принесло. Не готова я к семье. Боюсь, что не справлюсь. Да и зачем, скажите?
   - Как зачем, Рита? Одной очень тяжело. Очень.  Я не знаю, была ли у нас с мужем истинная любовь, о которой все мечтают, но мы были хорошими друзьями. Я всегда могла на него положиться. С тех пор, как его не стало, мне одиноко. Даже посоветоваться не с кем. Жизнь длинная и в ней бывают очень сложные ситуации. Пережить их вдвоём гораздо легче, чем одной. Ты выбираешь путь без поддержки? У тебя хватит на это сил? Подумай об этом.
   - Хватит. Ради такого сына, который будет у меня, я готова на всё. Я ему дам столько любви, сколько хотела бы получить сама. Я не хочу его ни с кем делить. Он мой. Только мой. А Золтан слишком хорош для меня. Я его не достойна. И ещё: я совершено не знаю, что должен делать мужчина в семье. Что должна делать женщина, знаю: готовить, стирать, гладить, убирать квартиру. Для меня одной – это не проблема. Мужчина требует больше времени и сил. Лучше отдать всё это сыну.
   В прихожей хлопнула дверь, и в комнату ворвался свежий ветер. На пороге стояла Эмма, как будто сотканная из счастья и солнечного света.
   - Мама, Рита, как это мило, что вы вместе! Надеюсь, я вам не помешала? У вас какой-то серьёзный разговор? Вы с такими лицами сидите, просто жуть, – весело сказала Эмма, присаживаясь к ним за стол.
   - Мы тебя заждались, доченька. У нас для тебя есть новость.
   - Вы меня посвятите в неё? У меня, тоже,  есть, что вам сообщить. Мне Николай сделал предложение, так что начинаем готовиться к свадьбе!
   - Поздравляю, моя дорогая. Вы меня обе сегодня радуете. Одна замуж выходит, другая ребёнка ждёт. Определённо, сегодня счастливый день.
   - Да что ты? Какая прелесть! Значит, Стас дождался своего часа? Молодец!  Как приятно, когда тебя обожают. Правда, Рита?
   - Всё не так просто, доченька.
   - Всё просто, мама. Мужчина любит, а женщина отвечает. В благодарность, – счастливо засмеялась Эмма, - Да, кстати, знаешь, кто мне звонил? Артур. Представляешь? Закончилась его ссылка. Спрашивал, не развелась ли ты с мужем.
   - Рита, когда ты всё скажешь Стасу?- спросила Наталья Афанасьевна.
   - Я ему напишу письмо. Ему и Золтану.

     После разговора с Натальей Афанасьевной и Эммой, Рита вернулась домой и стала писать письмо Стасу. Ей было очень жалко своего несостоявшегося мужа, но продолжать этот кошмар она не имеет права. «Стас прекрасный человек и заслуживает гораздо лучшей участи, - думала она, - он обязательно встретит женщину, с которой будет счастлив».
    И Стас получил это письмо. Страшное, уничтожающее его личность, его жизнь, его единственную любовь. «Что же ты делаешь, Рита? Какая тебе ещё нужна любовь? Не понимаю. Чем же я плох? Нет, не плох.  Ты пишешь – чужой. Но как стать своим? Как? И как принять ребёнка? Да меня мама со свету сживёт. Но я готов принять этого ребёнка. Прости, мама. Рита мне дороже.  Я буду её умолять остаться со мной. Мы вместе воспитаем этого ребёнка. Я буду любить его, как родного. Надо ехать. Но когда? Впереди гастроли на полгода».


Глава 8. Встречи.

    Диплом был защищён, распределение, имея московскую прописку, Рита получила в редакцию журнала «Искусство кино». Ей пришлось сказать, что она ждёт ребёнка. Ни о какой работе журналиста не могло быть и речи: слабость и тошнота не отпускали её ни на минуту.
    Ей предложили должность корректора, и она с радостью согласилась. Она прекрасно понимала, что никаких других источников к существованию у неё не будет, и что декретный отпуск ей придётся сократить до минимума. Работа корректора позволит ей брать работу на дом. Она обязательно договорится об этом. А когда сын немного подрастёт, она вернётся к осуществлению своей давней мечты – стать настоящим журналистом. Она подождёт. Ждать она умеет.
    За два месяца до родов, приехал Стас. Он принёс торт и цветы. Он умолял Риту отказаться от развода, говорил, что пошёл наперекор матери, которая была категорически против такого унизительного положения для своего сына. Её можно было понять. И Рита понимала.
    - Рита, я не знаю, зачем ты это сделала. Но я готов принять этого ребёнка. Готов воспитывать и любить, как своего. Я не осуждаю тебя. Не имею права, - говорил Стас, стоя перед ней на коленях, а она, как и раньше, задыхалась от отвращения к поседевшему от горя «мужу», ненавидя себя за причинённые  ему страдания, но представить их жизнь втроём она не могла ни на секунду.
   - Стас, прости меня, прости. Я виновата во всём. Но я не могу. Я тебе всё написала в письме. Не заставляй меня повторять. Поверь, я страдаю не меньше тебя. Мне очень больно и тяжело. Я не могу прикасаться к тебе. Не могу.
   - Рита, хорошо. Я согласен. Наверное, и я виноват во многом. У меня кроме музыки никогда ничего в жизни не было. Музыка и ты. Вот всё, что было в моей жизни. И мама, которая…
   - Молчи. У нас у всех есть мамы.
   - Рита, позволь мне, в силу моих возможностей, помогать тебе какое-то время?
   - Помогать? Мне? После того, что я сделала? Какую боль тебе причинила? Как ты мне собираешься помогать? Чем? Я не приму твою помощь!
   - Я буду присылать деньги. Для тебя и ребёнка. Пока не уеду из страны. Прошу тебя, сделай это для меня. Мне так хочется побыть ещё немного мужем и отцом. Заботливым мужем и любящим отцом. Представится ли мне ещё в жизни такая возможность, не знаю.
   - Ты собираешься уезжать?
   - Меня пригласили в Израиль. Я не дал пока согласия. Но теперь меня ничего не держит. Так ты согласна? Соглашайся. Тебе сейчас деньги очень не помешают.
   - Если тебе так будет легче, то я не возражаю. Если ты передумаешь, я буду только рада.
   На развод подали вместе. Рита оделась так, что не было видно округлившегося живота. В ЗАГСе никто ничего не заметил и лишних вопросов не задавал.
    Рита вернулась домой и, оставшись одна, прорыдала весь вечер. Ей было больно от развода со Стасом, больно от того, что она не смогла его полюбить, больно от сознания, какую травму  ему нанесла. Она знала, чувствовала, какой ад твориться в его душе. Она жалела его, но остаться с ним не могла физически.               
    На следующий день после разговора со Стасом, вечером, без предупреждения, без предварительного звонка или письма, к ней в дом пришёл  Золтан. В руках он держал огромный букет алых роз.
    Полгода она получала от Золтана письма с подробным описанием его жизни в Бендерах. Он с восторгом рассказывал о своей интересной работе, о том, что его повысили в должности, и он уже не мастер, а начальник цеха. Он писал о людях, с которыми его сдружила работа, и у него появились, наконец-то, друзья. Он мечтал дослужиться до директора завода, и эту мечту обязательно осуществит. Плохо было только одно – её, Риты, не было рядом. Он постоянно приглашал её к себе, так как сам вырваться, чтобы увидеть её, никак не мог. Работы было очень много, ему хотелось всё изменить, перестроить, добиться для своего цеха, а затем и для всего завода, нового оборудования. И если раньше, после окончания института, он говорил о том, что проработает только три года, как и подобает молодому специалисту, то сейчас он писал, что нашёл своё место в жизни.
   Рита понимала, что приняла правильное решение. Месяц назад она написала Золтану письмо, в котором говорила о том, что разводиться с мужем пока не будет, так как ждёт от него ребёнка. Объяснила, что и она, как «молодой специалист» обязана отработать в редакции три года. Ни о каком переезде пока не может быть и речи. Их разлучало не только её решение отказаться от Золтана, их разлучала жизнь.
   Именно поэтому, увидев Золтана на пороге своей квартиры, она была удивлена и расстроена. У неё не было сил вести тяжёлый разговор, а уж выяснять отношения она просто боялась.
   - Я думал, что ты обрадуешься моему приезду: обнимешь, поцелуешь.  Не ожидал, что ты так холодно меня встретишь.
   - Золтан, зачем ты приехал? Я же написала тебе, что не буду разводиться с мужем. Ты видишь, что я беременна? Это его ребёнок. Его.
   - Ты не представляешь себе, с каким трудом я выбил эту командировку в Подольск. Только ради тебя. Мне сегодня же надо вернуться обратно. Рита, прошу тебя. Скажи мне правду. Это, действительно, не мой ребёнок? Или, всё-таки, он мой?
   - А что бы изменилось, если бы это был твой ребёнок? – спросила Рита. Она была близка к тому, чтобы признаться Золтану.  «Как же трудно выполнить решение, которое так легко было принято»- пронзила мысль.
   - Мы попытались бы создать семью. Там, в Бендерах. Нам бы дали семейное общежитие. Но я вижу, что ты просто ничего не хочешь. Я тебе совершенно не нужен. Надеюсь, что это действительно, не мой ребёнок.
    - Живи спокойно. Это не твой ребёнок. А теперь уходи. Пожалуйста. И розы забери. У меня на них аллергия.
    Золтан сильно покраснел, как то весь обмяк, сжался, и быстро вышел из квартиры.
   «Если меня выгонят, я буду ждать, когда меня пригласят обратно. Гордость мне не позволит быть навязчивым», - вспомнила она его слова при первой встрече.
   
   - Я обязательно скажу тебе, что у тебя есть сын. Когда-нибудь. Когда буду готова. Подожди немного, - прошептала она, когда за Золтаном закрылась дверь.
   Одиночество и тоска навалились с такой силой, что нечем стало дышать. Так хочется, чтобы в такие моменты рядом был родной человек, к которому можно было бы прислониться, прижаться, положить голову на плечо, и почувствовать его любовь и поддержку. Мама? Нет, она ничего не знает. Рите ещё предстоит всё ей рассказать. Без скандала не обойдётся. Она предложила приехать перед родами, и побыть с Ритой и малышом какое-то время. И Рита ей очень благодарна за это. 
   Эмма! Ей необходима сейчас только Эмма и Наталья Афанасьевна. Рита позвонила.
   - Наталья Афанасьевна, добрый вечер. Эмма дома?
   - Дома. А что случилось? У тебя такой расстроенный голос? Не хочешь приехать?
   - Очень хочу. Можно?
   - Конечно, родная, приезжай.
   От тёплых слов, от сочувствия, на глаза навернулись слёзы. Нет, плакать и переживать нельзя. Это очень вредно для ребёнка. Рита быстро оделась и вышла из квартиры. Путь предстоял не близкий. Полгода назад Наталья Афанасьевна, как доктор медицинских наук, получила отдельную трёхкомнатную квартиру в очень отдалённом районе «Ясенево». На новоселье пришло очень много народа. Был приглашён и Артур. Именно он и предложил своими силами сделать ремонт в квартире.
   На протяжении двух месяцев каждое воскресенье молодёжь собиралась у Эммы, клеили обои, красили потолки, расставляли мебель. А вечером, после ужина, без которого Наталья Афанасьевна не отпускала уставших друзей своей дочери, Артур сажал всех желающих в свою машину, и развозил по домам. Рита всегда была в их числе.
   После окончания ремонта, он стал иногда звонить Рите, интересоваться её самочувствием, так как знал уже, что она ждёт ребёнка. Однажды, без предупреждения, зашёл в гости днём с огромной сумкой продуктов.
   Среди её друзей это было принято, и даже очень приятно. Весь оргкомитет «Буревестника», с которым она сдружилась прошлым летом, раз или два раза в месяц собирались у неё дома. Это было начало семидесятых - время песен Высоцкого, Окуджавы, Визбора, Розенбаума, и, конечно же, Вертинского. Они слушали пластинки, обсуждали, почти шёпотом, политику партии, а те, кто уже работал в газетах, приносили свои статьи, и читали их вслух. Одним словом, в маленькой комнате Риты образовался узкий круг интеллигентной молодёжи. Рита любила и своих новых друзей, и эти необыкновенные вечера, сердце её трепетало от счастья, и порой она чувствовала себя истинной Истоминой, собравшей вокруг себя, возможно, будущих Пушкиных и Тургеневых. Мечтать ведь никто не может запретить?
    Когда приходили одни девушки, то речь шла, в основном, о личной жизни, о том, что трудно встретить любовь, а ещё труднее найти достойного мужчину, за которого хотелось бы выйти замуж. При мужчинах такие разговоры не практиковались.
   Артур гармонично вписался в круг её друзей, хотя был лет на пять старше их всех, чаще, чем другие приносил новые пластинки Высоцкого и Окуджавы, и неизменно, большие сумки с продуктами.
   В одно из воскресных дней Артур был единственным её гостем. Она приготовила быстро обед, накормила своего нового приятеля, а потом, даже не заметив, проговорила с ним несколько часов. Рита умела слушать, не перебивая собеседника, а ему, видимо, необходимо было выговориться, и именно в тот день Рита  узнала грустную историю его жизни.
    Он рассказал, что родился в профессорской семье от 18-летней красавицы  и 60-летнего учёного архитектора.  Элла, так звали юную маму, обладала практичным взглядом на жизнь и всепоглощающей любовью к собственной персоне.  Решив, что самое главное дело в своей жизни она совершила, и все должны уже только за это быть ей благодарны, красавица-мама оставила сына и мужа на попечение нянек и кухарок, а сама отправилась в длинное плавание по жизненным увлечениям и удовольствиям.
    Отец Артура был занят исключительно своими учёными трудами, поездками на конференции и симпозиумы,  да старшими детьми от первых двух браков, которых надо было устроить в жизни, дать им образование и позаботиться об их благосостоянии.   Няни маленького мальчика постоянно менялись, так как из-за капризов и требований хозяйки, долго находиться в этом доме не могли, и Артур, не успев привыкнуть к одной, начинал знакомиться с новой тётей, которая и говорила и пахла уже совсем по-другому.
   В три годика родители отдали сына в садик на пятидневку, а в первый класс он пошёл в школу - интернат. Когда ему исполнилось 12 лет, отец ушёл из жизни, и Элла, забыв о том, что она мать, устроила сына в кадетскую школу – интернат, которая только что открылась в Москве и называлась «Московский дипломатический кадетский корпус». Решив, что материнский долг она выполнила, быстренько выскочила замуж за  дипломата, и укатила жить в Париж. Приезжала к сыну только летом, когда начинались каникулы в интернате, определяла его на всё лето в пионерский лагерь, и вновь стремилась в свою красивую, европейскую жизнь.
   Окончив блестяще школу-интернат, Артур получил в подарок от матери роскошную машину и напутствие: «Ты уже совсем взрослый. В 18 лет я тебя уже родила. Деньги присылать буду.  Учись. Приезжать больше не планирую. У меня новая семья во Франции и двое маленьких детей».
   Сдав на отлично все экзамены, Артур поступил в Московский архитектурный институт и пошёл по стопам отца. Больше он мать не видел. Ещё лет пять она присылала ему незначительные суммы денег, которых хватало на еду и одежду, а потом и вовсе исчезла из его жизни.
   Познакомившись с Наташей, Артур впервые почувствовал, что любим и кому-то нужен, приняв настойчивость и некоторую навязчивость девушки за проявление любви. Решив, что в его возрасте пора обзаводиться семьёй и не возвращаться каждый день после работы в пустую огромную квартиру, ответил согласием на предложение Наташи создать семью, и уехал вместе с невестой на отдых к Чёрному морю.

    Воспоминания прервал голос кондуктора, объявивший нужную ей остановку, и она, еле успев выскочить из автобуса, направилась в тёплый и дорогой её сердцу дом.
    Наталья Афанасьевна встретила её, как всегда, очень доброжелательно. Эмма обняла подругу, и тихо шепнула, что они, с некоторых пор, обе ждут ребёнка.
   - Надеюсь, что и у меня будет сын, да, мама?
   - Сын, сын. Определённо, сын. Будет у меня сразу два внука. И буду я счастливой бабушкой. Рита, рассказывай, что с тобой случилось? На тебе лица нет.
   И Рита рассказала. И о Стасе, и о Золтане.
   - Ну, что,- спросила Наталья Афанасьевна, - добилась своего? Одна осталась? Довольна теперь?
   - Я этого хотела.
   - Ну и как тебе теперь? Хорошо?
   - Тяжело. Очень тяжело. Поэтому и приехала к вам.
   - Никогда, родная моя, не поверю, что женщина сознательно обрекает себя на одиночество. Это не правильно. Так не должно быть. Эмма, почему ты молчишь?
   - Мама, мне Рита рассказала немного о своём детстве. Оттуда все проблемы. Всё, к сожалению, логично.
   - Причём здесь моё детство, Эмма? Если бы я согласилась, было бы ещё хуже. Я постоянно чувствовала бы себя виноватой, что Золтан женился на мне из-за ребёнка. Это – первое. Второе – я любое его замечание воспринимала бы, как недовольство мной. Я постоянно не оправдываю его ожиданий. Это был бы ад.
   - Мама, тебе не кажется, что с этим надо что-то делать? Может, поговоришь с Алексеем Николаевичем? Артур, кстати, очень доволен, что стал ходить к нему.
   - К кому Артур ходит? – удивилась Рита.
   - К психологу, - ответила Эмма.
   - Как? Он же абсолютно нормальный человек.
   - А к психологам ненормальные не ходят, - пояснила Наталья Афанасьевна, - В других странах это давно практикуется. Даже личные психологи есть, семейные. В нашей стране считают, что эта профессия никому не нужна. Это глубокое заблуждение. Душу, тоже, надо лечить, как и любой другой орган. Если она больна.
   - Но я абсолютно здорова. Просто я не знаю себя, не понимаю. Душа всё время болит. Но я же не психически больна.
   - Милая моя, «психИ» в переводе с греческого – душа. Алексей Николаевич просто будет с тобой разговаривать, ничего больше. Никаких таблеток и уколов. У тебя, как и у Артура, есть внутренние проблемы. Нет внутренней гармонии. Поэтому и жизнь кувырком идёт, от неуверенности в себе. А неуверенность – от родительского воспитания.
   - Артур мне рассказал о себе. Никто его не воспитывал. Он и мать свою видел два раза в год.
   Наталья Афанасьевна подошла к Рите, обняла её.
   - Девочка моя, давай к этому разговору вернёмся чуть позже. Родишь, немного окрепнешь, тогда и поговорим. Договорились? Эмма, почему ты раньше не подумала об этом? Ты же врач. И ты – подруга.
   - Я не предполагала, что это настолько серьёзно. У Риты есть муж, поклонники. В неё влюбляются. Да и Артур влюблён. Я это вижу.
   - Перестань, Эмма. Никто в меня не влюблён. Мы просто дружим. Удивительно, но он заботится обо мне. Воздухом дышать за город возит. Говорит, что это мне и будущему ребёнку полезно. Горы фруктов привозит, когда приходит ко мне. Нам с ним очень интересно общаться. На любые темы. Часами говорим. У него дома была один раз. Такая огромная квартира. Красивая. Вот и всё. Ничего больше.
   - А что может быть «больше» в твоём положении? Ты же испытываешь к нему свой трепет сердца? – спросила Эмма.
   - Конечно! Он интересный человек. Я бы даже сказала, что у меня к нему платоническая любовь. Это так интересно! Никогда такого не было.
   - Бедный Артур,- сочувственно сказала Наталья Афанасьевна, - Надеюсь, вскоре, он наберётся смелости, и сможет сказать тебе о своём чувстве. Подожди, милая.

 
   Глава 9. Психолог.

   Врачом Алексей решил стать после того, как попал в больницу со сломанным ребром. Ему было тогда 10 лет. Врачи отнеслись к нему с такой теплотой и заботой, что он сразу и навсегда полюбил эту профессию. Он не сказал им, что это отец избил его за очередное непослушание. Упал с лестницы и всё тут. Зачем им его проблемы? Зачем им знать, что он ненавидит своих родителей? Ненавидит давно и люто. Сколько он себя помнил, отец и мать били его всегда. Чаще, конечно, отец. А мать смотрела и ухмылялась. Кто-то говорит о том, что существует родительская любовь. Узнать бы, где она и что это такое.
   Именно после больницы он изменил своё поведение. У него появилась цель – стать врачом. И ради этого он был готов на всё: он больше не таскал в дом щенков и кошек с улицы, которых было безумно жалко, не просил у родителей денег на кино и на школьные пирожки, всегда горячие и ужасно вкусные; старался получать только хорошие отметки в школе, а главное, он смотрел на отца и мать с такой любовью, и так кротко улыбался, что у них не поднималась рука избивать его, как раньше, скалкой или табуреткой. Да и за что? Ангел, а не ребёнок! Теперь ему доставались только подзатыльники, но такие, от которых на голове  всегда были шишки. Но это можно было пережить гораздо легче, чем переломы и дикие боли по ночам от ударов, полученных в живот. Да, его хитрость удалась, а потом, со временем, превратилась и в привычку. Так, на всю жизнь, и осталось это удивительно кроткое выражение лица с любовью во взгляде.  Женщинам очень нравится. Отбоя от них просто нет. Сейчас он этим гордится, а тогда, в юности…
   Юность к нему пришла очень рано, лет в 13, и пришла вместе с маминой подругой, Сонечкой – миниатюрной крашеной блондинкой с пышными формами.
   Сонечка – так ласково и немного насмешливо обращалась к ней мать – всегда приходила к ним в гости или с бутылкой водки или с очередным поклонником и всё с той же неизменной бутылкой водки. Ассортимент не менялся.
   В тот день родителей дома не было. Он готовил уроки, когда раздался звонок в дверь, и очень удивился, увидев на пороге тётю Соню.
   - Тётя Соня, а мамы нет дома. Они с отцом за город уехали. К вечеру будут.
   - Да? Ну, ничего. Я её подожду. А ты чем занимаешься, красавчик?
   - Уроки делаю. А Вы на кухне подождите. Я Вам чай сейчас приготовлю. Будете?
   - Ах, Лёшенька, да не хочу я на кухне. Я рядышком посижу, с тобой. Ты так вырос, выше меня на целую голову.
   - Ну, это не сложно, тётя Соня.
   - Ну что ты заладил: тётя Соня, тётя Соня. Никакая я тебе не тётя. Тебе сколько лет? 16?
   - Нет, 13. Через полгода 14 будет.
   - Ну, вот видишь. А мне 25. Я тебе никак в тётки не гожусь.
   - А мама говорила, что Вы старше её.
   - Врёт твоя мама. Ясно тебе, ангелочек? До чего же ты хорош! Так и хочется тебя съесть. Всего. Без остатка. Давай вместе водочки выпьем, а? Закусь найдёшь?
   - Закусить найду, а пить с Вами не буду.
   - Я тебе что, алкоголичка - одна пить? Тоже мне, придумал. Один глоточек выпьешь за компанию. Ничегошеньки с тобой не случится, красавчик. Давай, давай, накрывай на стол. Ставь рюмки.
   Алексей, молча, накрыл на стол, поставил тарелки, рюмки, и нарезал докторской колбасы. Гостья налила водку и придвинула свой стул к юноше так близко, что он почувствовал запах её тела, духов и ещё чего-то приторного и волнующего. Она нежно обняла его и стала гладить шею, ухо, шептала ему, что он такой красивый и сладенький, что так и хочется его поцеловать. Сама взяла рюмку и поднесла к его губам. Он боялся пошевелиться. Глотнул водку. Она обожгла его. Сонечка прижалась своим ярко накрашенным ртом к его губам, от чего у него закружилась голова, руки и ноги ослабели, и весь он как-то обмяк и испугался. Женщина всё делала сама: гладила его, целовала, снимала с него рубашку, брюки, трусы, подвела к дивану и стала раздеваться. Дальше он помнил смутно. Было только два ощущения: острого наслаждения и сильного отвращения к запаху пота, огромным обвисшим  грудям, непромытому телу и сальным волосам, которые постоянно лезли ему в рот или находились где-то внизу, у его живота. Когда весь этот кошмар закончился, он бросился в туалет, и его стало рвать. Рвало долго и мучительно. Когда же он вернулся в комнату, женщина была уже одета и причёсана, спокойно сидела за столом и пила водку, закусывая докторской колбасой.
   - Ну, что, ангелочек, понравилось? Первая я у тебя, вижу. Всю жизнь меня помнить будешь. Матери только не говори, а то ещё, чего доброго, прибьёт тебя ненароком. Рука у неё крепкая, сам знаешь. Понял, красавчик? Я то, если что, скажу, что это ты ко мне приставал. Не боись, к тебе больше не приду. Не мужик ты ещё.
   После этих слов его опять затошнило, пришлось опять бежать в туалет и просидеть там довольно долго. Когда он услышал, что Сонечка вышла из квартиры, стало легче, и он смог войти в комнату. На столе стояла пустая бутылка водки и кусок недоеденной колбасы. Лёша принял душ, пытаясь отмыть непривычные для него запахи, переоделся во всё свежее, убрал со стола и сел делать уроки.
   На следующий день, придя в школу, он понял, насколько изменилась его жизнь. Учительниц, которые были для него раньше чуть ли не святые, начинал мысленно раздевать и представлять голыми и в отвратительных позах. Своих сверстниц он видел в будущем, лет через 10-20 такими же толстыми, непромытыми и пахнущими, как тётя Соня. От отвращения темнело в глазах.  Да, его первая женщина оказалась права: он её запомнил на всю жизнь.
   С возрастом, когда стала возникать потребность в сексуальной жизни, ему необходимо было напиться, что бы провести с девушкой ночь. Ни о какой любви или нежности, а уж тем более, об отношениях, речи быть не могло. Ни с одной девушкой или женщиной больше одной ночи он выдержать не мог. Утром, протрезвев, очередная «одноразовая красотка», как он их называл, ничего, кроме брезгливости, у него не вызывала. В мединституте, где он успешно учился и шёл на красный диплом, его называли не иначе, как «Падший Ангел». Девчонки в него влюблялись, стоило ему лишь только посмотреть на них своим кротким взглядом, полным любви, добивались его внимания, но…   Всех их ждала только одна ночь. И только с пьяным Лёшей.
   И продолжалось бы всё это и дальше, если бы не очередная история, и опять с женщиной, вернее, с ровесницей.
   На их курсе училась девушка Лида. Её и девушкой то трудно было назвать. О таких говорят: «Синий чулок», или, ещё хуже: «Не женщина, а сплошное недоразумение». И вот это «Недоразумение» на Алексея, да и на других ребят, внимания не обращала, училась на одни пятерки, исправно ходила на занятия, одевалась кое-как, косметикой не пользовалась, и, скорей всего, даже не предполагала, что относится к женскому легиону и, в принципе, может являться продолжательницей рода человеческого. Вот Лёшкины друзья и поспорили с ним, что при всей его красоте и привлекательности, соблазнить Лиду у него не получится, и не потому, что он не сможет, а потому что она просто не женщина. Ну, а уж если получится провести с ней одну ночь, то они Лёшке памятник и при жизни воздвигнут, как самому настоящему Дон Жуану. Лёшка и бровью не повёл. Решил попытать «счастья». Ребята ему комнату в общежитии выделили для этого дела. Он там ей встречу и назначил. Пришла. Он, если честно, не ожидал. Поставила перед ним бутылку водки и сказала:
   - Пей. Знаю, что тебе выпить надо перед тем, как со мной лечь.
   - Хорошо, что знаешь. А тебе это зачем? Ты, вроде, умная.
   - У меня свой интерес.
   Что за интерес был у Лиды, он узнал через месяц, когда и думать о ней забыл.  Явилась к нему домой и при родителях сообщила, что ждёт ребенка и что им надо пожениться. Иначе, его из института исключат, потому что ректор ходит в друзьях у её учёного папочки. Мать, услышав Лиду, схватила в руки скалку, отец потянулся за табуретом, а Лида серьёзно произнесла:
   - Мама, папа, готовьтесь к свадьбе. Я Лёшу у Вас забираю. Мы будем жить у нас. Лёша, неси чемодан.
   Лёша струсил и покорно согласился. Он готов был согласиться на что угодно, лишь бы остаться в институте.
   После свадьбы Алексей на женщин вообще смотреть перестал. К отвращению и брезгливости примешалось чувство ненависти. С Лидой они только один раз и целовались, на свадьбе, под крики «Горько». А после свадьбы…: при её родителях делали вид, что всё прекрасно, а оставшись одни, в своей комнате, старались, как можно меньше общаться, ругались шёпотом, а ночью клали между собой огромное одеяло, чтобы не дотрагиваться друг до друга. Лида родила сына и Лёшка, как ни странно, мальчишку полюбил, и исключительно из-за этого необыкновенного, глубокого чувства к своему ребёнку, решил выбрать своей специальностью педиатрию и после окончания института получил распределение в детскую поликлинику. Он искренне считал, что детям нужна его помощь не только, как врача, который вылечит от гриппа, но и как человека, который сможет помочь в решении семейных проблем.
   Он переживал за тех маленьких крошек, на которых родители кричали, поднимали руки, наказывали самым жестоким образом. Видел в детских глазах страдание от морального и физического насилия, от недостатка родительской любви, от незащищённости и несправедливости. Иногда хотелось сказать таким родителям: « Люди, что же вы делаете? Вы калечите собственного ребёнка! Для счастья рождён человек. Для счастья, а не для страданий.  Наша душа уникальный бесценный дар природы, и беречь её надо с самого рождения, и кто, как не вы, родители, ответственны за будущее своего сына и своей дочери».
   Постепенно, год за годом, изучив работы Шопенгауэра, Ницше, Фрейда и других, малоизвестных авторов, он разработал свою собственную методику, которая позволяла решать детские психологические проблемы. Дети подрастали, и, становясь взрослыми, доктора своего не забывали, продолжая приходить на консультации и советоваться с ним по самым животрепещущим и важным проблемам. У Алексея среди коллег появились единомышленники, которые, как и он, считали психологию наукой будущего, наукой великой и необходимой для человечества. В переводе с греческого «психология» означает слово о душе или понимание души. Алексей назвал «психологию» - разговор с душой.  Эксперименты, в которых главным «пациентом» был он сам, привели к  более глубокому пониманию и знанию науки и, соответственно, к большей помощи, которую он мог оказать нуждающимся в ней людям.

    Именно к этому врачу и направила Наталья Афанасьевна  Артура на консультацию.  Алексею Николаевичу к тому моменту было далеко за пятьдесят, опыт работы с пациентами был колоссальный, с первого разговора он мог определить проблему, с которой к нему пожаловали, и понять, как с этим человеком работать.
   Посещения психолога, после первой же беседы, стали для Артура необходимы, как глоток воздуха.  Через полгода, он чувствовал себя совершенно другим человеком: более уверенным   и внутренне свободным.
    Артур стал более смелым в своих высказываниях, более открытым с людьми, изменилась походка, исчезло лёгкое заикание, которое было у него с детства.  А главное, он решил, во что бы то ни стало, попасть в Париж и найти свою мать, которую не видел с 18-ти лет. Он достаточно окреп, чтобы выдержать эту встречу.
    О своих впечатлениях Артур делился с Ритой, да и она видела изменения, которые происходили с её другом.

   Глава 10. Рождение сына.

   В преддверии праздника, за неделю до Нового Года, на свет появился новый человек. Её сын. Самый лучший и самый любимый. Самый красивый и самый умный. Самый, самый. Как для любой матери. Он стал для неё самым главным человеком в жизни. Рита знала, что всегда будет любить его, никогда не обидит ни словом, ни поступком. Она будет любить его так, что он станет счастливым и уверенным человеком. У него будет много друзей, прекрасная профессия кинорежиссёра, любимая жена, дети,  и счастливая семейная жизнь. А главное, она сделает всё возможное и невозможное, чтобы он никогда не чувствовал себя одиноким и никому не нужным.
   Она чувствовала огромную ответственность за его судьбу, и это предавало ей сил и уверенности в завтрашнем дне. Она купила книгу о правильном воспитании ребёнка, и выбрала, как ей показалось, самый правильный метод: японский. Именно в этой стране у детей существует период вседозволенности, и длится он с года до 5 лет.    Он заключается в том, чтобы не ограничивать свободу личности, не наказывать, а объяснять, но не допускать опасных для ребёнка ситуаций.
   Советский метод воспитания: трудолюбие, дисциплина и патриотизм, она категорически не приняла. Сама, на собственном примере, покажет сыну, что только любимая работа, и ответственное к ней отношение, раскрывает возможности человека. А что касается патриотизма, он сам решит, что в жизни имеет высокую цену, а что – нет.
    Европейская система воспитания, а именно, самостоятельность с пелёнок, показалась ей слишком бесчеловечной: упал – поднимись сам, плачешь, не пожалею. А если не сможет подняться? Нет, это не для неё.
   На имя, которое она дала сыну, повлияла работа в редакции «Искусство кино».  Имя она дала ему – Эльдар. В честь Эльдара Рязанова. Уже вышли фильмы «Карнавальная ночь», «Гусарская баллада», «Берегись автомобиля» и, к моменту выписки из роддома, «Ирония судьбы, или с лёгким паром».
    Забирали её из роддома Эмма с Николаем и Артур. Мама ждала дома. От редакции ей принесли два подарка: детскую кроватку и коляску. Стас, как и обещал, прислал ей денег, и она смогла купить необходимые вещи для сына. А Золтан… Золтан прислал несколько телеграмм со словами «Люблю, скучаю, целую», «Поздравляю с Новым Годом», а чуть позже, «Поздравляю с 8 марта. Целую».
    Полгода прошли, как в тумане. Всепоглощающая любовь к сыну, забота о нём, страх, что она сделает что-то не так, как надо, лишали её сна. Соседи-алкоголики, как специально, практически не выходили из дома. Запах табака и перегара, проникал в их с сыном комнату. Пелёнки, распашонки были пропитаны этим запахом. Ничего не спасало: ни кипячение, ни глажка, ни постоянное проветривание комнаты.
    Через три месяца после родов, когда закончился декретный отпуск, она пришла в редакцию и договорилась брать работу на дом. Если бы не мать, Рита не смогла бы выдержать такое напряжение. Зоя Васильевна стала незаменимым её помощником, не переставая повторять при этом, что её дочь ни на что не способна, что она совершила большую глупость, отказавшись от такого хорошего мужа, что и из сына не сможет воспитать  достойного человека.
   - Такой же, как и ты, будет, ни на что не способный,- не уставала повторять мать и бабушка, - И не смей его целовать. Он сын тебе, а не любовник. Один позор от тебя на мою голову.
   Рита молчала. Боялась, что будет скандал, и пропадёт молоко. Когда же такой момент настал, и она перевела сына на искусственное питание, было принято решение пойти к психологу.


Глава 11. Чёрная птица.

    Во время первой встречи, психолог предупредил её о том, что после каждой беседы с ним, ей будут сниться сны, которые необходимо записывать для дальнейшего их анализа. Рита с большим рвением принялась за работу. Она знала и верила в то, что всё получится. Изменения, произошедшие с Артуром, были тому подтверждением.
    Первое занятие особого впечатления не произвело. Это была беседа, тихая, спокойная беседа между двумя друзьями, которые встретились  после долгой разлуки. Рита расслабилась, отвечала откровенно, абсолютно не задумываясь о том, какое впечатление произведёт на собеседника, и сочтёт ли он её той, которой она привыкла считать себя всю жизнь.
   Именно поэтому её удивил сон, который она увидела ночью: ей снился дремучий лес, топь, в которую она постоянно проваливалась, и рыдающая старая женщина, очень похожая на её бабушку. Она пыталась что-то сказать Рите, объяснить, показывала куда-то в сторону, где за деревьями просвечивалось солнце.   Рита услышала только одно слово: «проклятие».
    На следующем занятии, первое, что она сделала, это задала вопрос Алексею Николаевичу.
   - Скажите, Вы верите в родовое проклятие? Оно, действительно, существует? Мне снилась бабушка. Она что-то пыталась мне сказать. Но я услышала только одно слово.
   - Нет, конечно. Проклятие существует только в нашем сознании. Поверив в него, мы сами построим такую модель мира и поведения, что непременно найдём подтверждение своего проклятия. Расскажите, когда Вы первый раз услышали об этом, и, немного, расскажите о своём детстве, и о своей маме. Вы любите её? Закройте глаза. Так будет легче сосредоточиться.
   - Да, очень,- ответила Рита, - Но она очень строгая.
  Ей показалось, что она лишь на мгновение закрыла глаза, и уснула. Её разбудил голос врача. Она посмотрела на часы.
   - Я спасла два часа? Простите. Я редко высыпаюсь.
   - Вы не спали. Вы работали. А теперь сядьте прямо, и спросите у матери всё, что Вас волнует. Спрашивайте. Начните со слова «мама».
    Рита выпрямилась, тихо произнесла «мама», и разрыдалась. Она не могла произнести ни слова. Рыдания переросли в истерику, судороги во всём теле, ей было стыдно, неловко, но она не могла справиться с собой.
   Алексей Николаевич, молча, протянул ей несколько салфеток, дал выпить стакан воды, и похвалил за хорошую работу.
   Ночью ей приснился сон, что она находится на берегу огромного, голубого  моря, но чтобы дойти до него, необходимо преодолеть массу препятствий. Она перелезала через деревянные заборы, перепрыгивала через глубокие ямы, преодолевала высокие глиняные холмы. Море было рядом. Казалось, что стоит протянуть руку, и она коснётся воды. Но возникали новые препятствия, море отдалялось, сил становилось всё меньше, а желание окунуться в воду – сильней.
   После нескольких следующих занятий, которые неизменно заканчивались рыданиями и судорогами во всём теле, ей стали сниться незнакомые города, красивые дома и улицы, по которым она ходила в полном одиночестве, любуясь их красотой и гармонией. Ей снился Большой театр, на сцене которого она танцует в красивой, яркой одежде, рукоплескание благодарной публики, и огромные букеты цветов.
    Переломный момент наступил на десятом занятии. Алексей Николаевич решил применить новую методику «Холотропного дыхания» профессора Грофа. Она ещё не была утверждена в Америке, где проживал учёный, о ней пока только  много говорили, спорили, и пытались понять её влияние на психику человека. Он уже испытывал на себе данную систему в присутствии своих коллег, но на пациенте это должно было произойти впервые.
    Алексей Николаевич предложил Рите лечь на кушетку, закрыть глаза и начать глубоко и часто дышать. Она сделала всё, как просил врач, и ощутила, что погружается в полумрак, в темноту, в небытие.  На  одно мгновение ей показалось, что сознание покинуло её, а затем, она увидела себя совсем маленькой девочкой. На ней белое платье в кранный горох, и огромный бант в волосах. Рядом с ней мама, молодая и очень красивая. Мама подходит к ней, обнимает её и произносит необыкновенные слова:
   - Ты моя маленькая принцесса, я тебя так люблю. Ты у меня самая красивая девочка на свете. Ты мой самый любимый человек на свете, запомни это на всю свою жизнь.
   - И я тебя люблю, мамочка,- отвечает маленькая Рита, и плачет от счастья.
   А потом в комнату заходит высокий седовласый мужчина с вьющимися волосами, протягивает Рите огромного плюшевого мишку, берёт на руки, и задаёт вопрос, от которого у маленькой девочки перехватывает горло. От счастья перехватывает.
   - Скажи, моя доченька, что ты хочешь, чтобы я тебе купил? Куклу или красивое платье? А хочешь, мы пойдём с тобой в зоопарк, или в цирк, или на море? Я выполню любое твоё желание. Ты только скажи.
   - Папа, мама, - отвечает счастливый ребёнок, - Я хочу на море.
   И в следующее мгновение она видит перед собой море, золотистый песок, и себя, юную девушку с длинными вьющимися волосами, танцующую на берегу.  И нет никаких препятствий, чтобы дойти до моря. И она идёт. Легко, свободно, словно продолжает танцевать. Она входит в прохладную, прозрачную воду, и смотрит вдаль. И нет границ этого безбрежного пространства, нет границ сознания и счастья, нет границ мироздания и бытия.
    И она понимает, чувствует, что сейчас, именно в это мгновение,  произойдёт что-то очень важное в её жизни. Важное настолько, что ей необходимо открыть глаза, и запомнить это на всю жизнь.    Но глаза не открываются. Она пытается, борется за право увидеть это событие, встретить его с открытыми глазами. Борьба приносит нестерпимую боль в каждой клеточке тела. Боль заполняет сознание, душу, мысли. Боль нарастает, становится невыносимой, Рите начинает казаться, что она не вынесет больше ни одной секунды этой боли.
   - Оставь меня, отпусти, я не выдержу больше,- кричит Рита, и, наконец,  открывает глаза.
   На одно лишь мгновение она видит перед собой жёлтые глаза и клюв огромной чёрной птицы, сидящей на её груди. Птица с ненавистью смотрит ей в глаза, затем отворачивается,  взмахивает крыльями, закрывая свет, комнату, всё пространство над Ритиной головой, стремительно поднимается вверх, и исчезает  в воздухе.
   - Что это? – задыхаясь от страха, спрашивает Рита, - Мне страшно. Что это за птица?
   - Всё хорошо, моя девочка. Всё уже позади. Ты достойно выдержала испытание. Это твоя боль ушла. Твои обиды, оскорбления, несправедливость. Всё ушло. Этого не было. Забудь. Мы начинаем жизнь с чистого листа.
   - Вы считаете, что я к этому готова?- спросила Рита, переведя дыхание.
   - Готова. Конечно, готова. Я больше не вижу необходимости в наших занятиях. Ты молодец.
   - Вы знаете, Алексей Николаевич, я недавно посмотрела фильм «Осенняя соната» с Ингрид Бергман. Там об отношениях между матерью и дочерью. Дочь не может матери простить, что та давала ей читать не те книги, которые она хотела, и мало времени проводила с ней. Всё! Вот и весь конфликт! Ей бы в моей ситуации побывать.
   - Рита, твой случай уникальный. В моей практике такое  впервые. Тебя не били.  Тебя уничтожали. Уничтожали твою душу и твою личность. Это ещё страшней. Я уже не говорю обо всех жизненных установках относительно мужчин и семьи. Запомни: в семье, в будущей твоей семье, какой бы она не была, ты не дочь, которая должна заслужить любовь матери беспрекословным подчинением и взамен получить оскорбления. Хотя, о чём я говорю. Ты сама не допустишь таких ситуаций. Я верю в тебя, и в твой характер. Ты больше не станешь доказывать матери и всему окружающему миру, что ты достойна любви. Запомни, Рита, чтобы ты не делала, ты всегда права. По-своему права. И пусть с этим считаются другие.
   - Я это понимаю. Спасибо Вам за всё, - Рита с благодарностью обняла Алексея Николаевича, и вышла из кабинета.

      Алексей ликовал. У него получилось! У Риты получилось! Ай да Гроф, ай да молодец! К сожалению, наша наука ещё не скоро станет применять эту методику. Да и сама психология… Дай бог, лет через пятьдесят, люди поймут, что наша Душа гораздо более важная составляющая в жизни человека, чем разум, что Душа на миллионы лет мудрее разума, что Душу надо беречь и лечить. И, если очень надо, то можно для её выздоровления применить и  «хирургическое вмешательство», которое только что он сделал на свой страх и риск.
    Многие не понимают, что их души искалечили свои же собственные родители. Не хотят никаких изменений в своей жизни. Привыкли. Считают, что так и надо.
    Страшно видеть взрослых сыновей, идущих с мамой под ручку. Сделала из него послушника, откормила, лишила личной жизни и гордится тем, что рядом с ней мужчина. Да не мужчина  он, не мужчина! Сын он тебе, сын! Отдай его жизни, отпусти от себя! Нет, не понимает.
    А родители, которые детей своих бьют!?
    А матери, которые ходят обнажёнными перед мальчиками? Они что, не понимают, какие последствия будут? У таких детей ориентация меняется с возрастом и тому есть масса примеров.
    Примеров масса.
   «Когда же мы научимся любить друг друга», - думал профессор психологии,  Алексей Николаевич Свиридов, - «И в первую очередь, своих детей».

   Рита вернулась домой. Зоя Васильевна встретила её словами, к которым она так привыкла с детства.
   - И где ты шлялась, интересно мне знать? Совсем ребёнка забросила. Совести у тебя нет. Не иначе, как к любовнику бегала, знаю я тебя. Лучше бы о сыне подумала. 
   В первое мгновение Рите, как всегда, захотелось сказать матери, что она была у врача, что ей это необходимо, что у неё нет любовника, что мама ошибается. Но с губ слетела фраза, которую она от себя даже не ожидала.
   - Прекрати меня оскорблять.
   - Не смей матери рот затыкать! Ишь, оскорбляю я её! Мне радоваться надо, что ты мать-одиночка? Я знала, что из тебя ничего путного не получится! Какой же дурой надо  быть, чтобы от такого мужа отказываться! И что теперь тебя в жизни ждёт, кроме оскорблений да унижений? Да ещё и нищеты.  И из Эльдара ничего путного не выйдет при такой матери. Мало того, что будет щупленьким да низкорослым, так ещё и имя дала, не выговоришь. И целовать его прекрати. Целуешь его, как любовника. Он сын, а не любовник.
   - Знаешь, мама, ты родила меня из своей плоти и крови. А теперь свою же плоть и кровь оскорбляешь. Почему? Ты никогда не задумывалась над этим? А ты подумай. Может, ты просто не любишь себя? Не просто не любишь, а ненавидишь? Ненавидишь себя, своё тело, свой разум, свой характер. Но это твои проблемы. Ко мне это не имеет никакого отношения. И запомни, я – это я. Какая бы я не была, мне нравиться быть такой. И тебе придётся с этим смириться.
   - Помню. Ты мне уже писала, что ты красавица и умница.
   - Да, писала. Под диктовку. Не понимая, что пишу. Боясь причинить тебе боль. Сейчас могу сказать тебе абсолютно осознанно, не под диктовку, что я умная и красивая. И тебе придётся с этим смириться. И я знаю теперь, что нравлюсь мужчинам. И с этим придётся смириться. Мои друзья достойные люди и я их уважаю. Советую и тебе это делать. И последнее: я не собираюсь доказывать ни тебе, ни всему миру, что я отличница, что я само совершенство и что я достойна любви. Ещё одно оскорбление в мой адрес, или в адрес моего сына, и мы расстанемся с тобой навсегда. И я не шучу.
   - Доченька, ну что ты, да я же просто за тебя боюсь.
 










                Часть III.   ВЫБОР.

   Глава 1.  Женька.

   Прошло полтора года.

   Жизнь в коммунальной квартире с двумя соседями-алкоголиками была невыносима и опасна для малыша.
   За всё время проживания рядом с ними, Рита ни разу не писала в милицию обо всех ужасах, которые творились в её квартире, не вызывала стражей правопорядка, когда начинались пьяные драки, или когда их квартиру заполоняли пропитые грязные женщины, которых она видела у винных ларьков. Она боялась, что только ухудшит ситуацию, боялась, что они могут в её отсутствие обидеть сына и мать.
    Передышка наступала только в те дни, когда один из соседей, или, и это было счастьем, оба, попадали на несколько дней, или, даже, недель, в тюрьму. Тогда она тщательно, с хлоркой, вымывала квартиру, наводила относительный порядок и спокойно готовила еду, не опасаясь, что из кастрюли с супом вытащат, как это часто бывало, всё мясо.
    Но самое страшное началось тогда, когда один из соседей привёл в дом законную супругу. Варвара, так звали зрелую красавицу, оказалась домовитой и очень весёлой… воровкой. В отсутствие своего мужа, она приводила в дом мужчин с вокзала, спаивала их, оставляла на ночь, а утром выпроваживала с криками и скандалом. Через некоторое время эти же мужчины приходили в квартиру с милицией в надежде получить пропавшие за ночь крупные суммы денег. Варвара стойко выдерживала натиск, разрешала осматривать комнату, награждая при этом блюстителей порядка, да и всех мужчин на свете такими «комплиментами», от которых хотелось тут же пойти в душ, и смыть всю эту грязь и непристойность. Победа всегда была за ней: ни денег, ни доказательств, что этот мужчина ночевал именно у неё и в этой квартире, милиция никогда не находила. После таких «забав», как Варвара называла своё умение добывать деньги, она приводила в квартиру всю свою большую семью, и они дружно «уходили в запой» вплоть до возвращения мужа.
   Постоянные пьяные драки, многочисленные компании собутыльников, грязь, с которой пыталась бороться Рита, запах перегара, табака и немытых тел, привели к  решению перевезти в Таганрог маму с сыном.
    Зоя Васильевна к моменту выхода на пенсию, получила от государства однокомнатную квартиру  на пятом этаже без лифта. Что и говорить, заботится наше государство о пожилых людях.


    Ещё учась в институте, Рита заметила в общежитии девушку, как будто сошедшую с полотен её любимого Гогена. Через некоторое время они познакомились, стали общаться, а ещё через полгода пришло страшное известие: Ольге, которой только что исполнилось 19 лет, предстояла операция по  ампутации ноги. Известие её новая подруга встретила достойно, без истерик, слёз и жалоб.  Рита, как могла, поддерживала её, и после того, как всё произошло,  стала единственной её сиделкой. Олина мать, запойная пьяница,  испугалась ситуации с дочерью и не захотела приехать и поддержать её, а родная сестра не могла оставить мужа, погуливающего периодически на стороне, да и жених, который служил в данный момент на севере, мог приехать только через полгода.  Думать и рассуждать о безучастии родственников, не было ни желания, ни времени. Надо было учить Ольгу ходить: первое время – на костылях, чуть позже – на протезе, готовить ей еду, ухаживать за ней и помогать в учёбе. 
   Ольга учёбу не оставила, ходить на протезе научилась, университет блестяще окончила, вышла замуж за любимого человека и уехала в Ленинград, где им с мужем предоставили однокомнатную квартиру и достойную работу по профессии. Может наше государство, когда хочет!
    Но всё оказалось не так сказочно, как мечталось: муж Ольгу ревновал, устраивал дикие скандалы, а однажды избил до полусмерти. После больницы, в которой она пролежала месяц, семейная пара подала на развод, супруг завербовался на Камчатку в армию, а Оля, взяв отпуск, приехала к Рите в Москву за моральной поддержкой.

    Рита возвращалась из Таганрога с тяжёлым сердцем: вынужденная разлука с сыном не давала покоя. Надо сделать всё возможное и невозможное, чтобы как можно быстрей забрать Эльдара в Москву, к себе. Работа корректором в издательстве никаких перспектив в улучшении квартирного вопроса не сулила. Сотрудники отдела, в основном, женщины предпенсионного возраста, образованные, умные, интеллигентные, прекрасно понимали, что уже никогда не станут журналистами, как им мечталось в юности. Они знали, что их работа очень ответственная, что стране она нужна, но что сидят они здесь исключительно ради того, чтобы получать мизерную, но стабильную зарплату, а в дальнейшем -   стабильную пенсию, на которую прожить тяжело, но если очень постараться, то, в принципе, можно.  Их быт, дом и  дети устроены, жизнь тиха и размеренна, а будущее защищено  партией, правительством, и бесплатной медициной.
               Улучшить своё благосостояние за счёт второй работы считалось преступлением, особенно для людей с высшим образованием, и каралось законом, вплоть до тюремного заключения.  Заботливое государство знало и убеждало всех, что деньги счастья не приносят, что работать на двух или трёх работах - преступление, прокормить себя и свою семью можно и за небольшие деньги, если покупать простую и здоровую пищу, а одеваться надо исключительно в то, что шьёт фабрика «Большевичка». «Железный занавес» стоял крепко, надёжно и незыблемо.
               Вагон поезда, в котором Рита ехала домой, был полон цыган. Ярко одетые, разбитные, бесцеремонные и навязчивые, они сновали по вагону, и не было от них никому никакого спасения. Рита с детства их боялась, зная историю матери.
                Одна из них,  проходя мимо Риты, провела рукой по её животу, и  с улыбкой произнесла:
  - Ах, красавица, счастливая будешь, обниматься будешь, целоваться будешь!
    Рита в страхе отпрянула.
   - Не бойся, милая. Ничего не украду.
     К счастью, поезд остановился и Рита, взяв свои вещи, быстро выскочила из вагона.
   Москва встретила её морозным солнечным днём, вечно бегущими по своим делам людьми и переполненными вагонами метро. Радовало одно: скорая встреча с Ольгой. Наверняка, её  подруга приготовила вкусный обед и ждёт с нетерпением их встречи. Впереди целый день общения, разговоры о жизни, воспоминания о студенческих годах, прожитых вместе, и о планах, которые необходимо осуществить, чтобы улучшить если не свою, то, по крайней мере, жизнь её любимого сына. Наверняка, вечером придёт Артур, которого она не видела неделю и, если честно, то немного скучала. Рите очень импонировала дружба с ним, которая, за три года общения, так и не переросла во что-то большее. Она, по-прежнему, относилась к нему, как к близкому другу.
   Рита с нетерпением открыла дверь в комнату и остановилась на пороге, не в силах осознать то, что предстало перед её глазами. Всегда чистая, ухоженная и пахнущая маленьким ребёнком, комната, за неделю её отсутствия, превратилась в хлев. Разбросанные вещи, запах табака и перегара, горы грязной посуды на столе, недопитая бутылка коньяка, незнакомый молодой мужчина и счастливое  лицо Ольги…
   - Риточка, здравствуй. Ты уже приехала? А мы тебя не ждали. Думали – завтра.
   - Пошли вон! Оба! – только и смогла произнести Рита.
   Переведя немного дыхание, выкурив сигарету и дождавшись, пока за ними закроется дверь, Рита принялась за уборку.
    Ольга вернулась поздно вечером и одна.
   - Я сейчас соберу вещи и уеду в Ленинград.
   - Даже не надейся. Я тебя никуда не отпущу. Приехала на месяц, вот и живи. Только не превращай мою комнату в помойку. Мне грязи и в квартире хватает.
   - Ну, не успела. Прости. С Женькой так интересно разговаривать. Я даже забыла, что ты приезжаешь. Всё из головы вылетело.
   - Женя? Что за Женя? Откуда?
   - У моих друзей познакомились. Ухаживает за мной. Он хочет прийти извиниться. Разрешишь? Пожалуйста. Он мне так нравится! Ты заметила, какой он красивый?
   - Ничего я не заметила. Не до этого было. Есть садись. Я борщ сварила.
   - Ой, Ритка, ты просто чудо! Как же я тебя люблю!
    Женя позвонил на следующий день, и Рита разрешила ему прийти в гости. Чего не сделаешь ради любимой подруги, которой ну просто необходим глоток свежего воздуха после развода с мужем. И если этот глоток будет в образе молодого и красивого юноши, что гораздо лучше, чем бесконечные разговоры о тяжёлой семейной жизни, то Рита готова потерпеть и Женю, и других поклонников, если они появятся в Олиной жизни.
     Женя пришёл с букетом цветов, шампанским и целой сумкой дефицитных продуктов.
   - Рита, ты извини, что мы тебя так встретили. Мне, конечно, надо было помочь Ольге убраться в комнате. Да и накурили мы здорово. Я постараюсь исправить твоё мнение обо мне, - говорил Женя, выкладывая на стол сервелат, красную и чёрную икру, импортные баночки и коробочки с неведомым внутренним содержанием.
   - Откуда это всё, Женя? Оля, посмотри! Ты видела когда-нибудь такую красоту?
   - У меня мама в ВЦСПС работает. Там всё это в буфете продаётся. Копейки стоит. Я с детства к этому привык. Буду рад доставить вам, девчонки, удовольствие. 
   - А папа в КПСС? – с иронией спросила Рита.
   - Нет, отец на Кубе работает. Советником министра  по финансам. Я понимаю твою иронию. Думаешь, не вижу, как живёт народ и его слуги? Всё вижу, не дурак.
   - А ты чем занимаешься?
   - Рита, не приставай к Женечке. Неси лучше свои котлеты.
   - О, от котлет я не откажусь. Моя жена вообще не готовит.
   - Так ты женат? Может, и дети есть? – спросила Рита и украдкой посмотрела на подругу. Настроение у Оли испортилось, глаза потухли, но виду она не подала.
   - Есть. Сын месяц назад родился. Так что, Рита, выгнала ты серьёзного семьянина, который на честь твоей подруги не покушался, а вёл интересную беседу с интересным человеком.
   - Вот и отлично, - наигранно весело сказала Оля, - Замуж я больше не собираюсь. Одного раза хватило. А друзей, чем больше, тем лучше. Давайте уже поедим.
   - Послушай, серьёзный семьянин, пошли на кухню. Поможешь мне.
      Оказавшись наедине с Женей, Рита закрыла дверь и, глядя прямо  в его чёрные, миндалевидные глаза, строго произнесла:
   - Не смей Ольге морочить голову. Она и так слишком много в жизни перенесла. Чтобы твоей ноги в моём доме больше не было. Ты понял?
   - Понять то я понял. Только я сегодня не к ней пришёл.
   - Не важно. Я и без твоего извинения прожила бы.
   - Да я не только извиняться пришёл. Я к тебе пришёл. Со вчерашнего дня места себе не нахожу. Только о тебе и думаю.
   - Что? Ну, ты и наглец! Да я и за километр тебя к своему дому не подпущу, даже не мечтай.
   - Ты такая красивая, когда злишься.
   - Более избитой фразы я никогда не слышала.
   - Я придумаю что-нибудь, чтобы понравиться тебе.
   - Запомни, Женя, женатые мужчины меня абсолютно не интересуют. Это – табу. И это – навсегда. Ты мне уже не нравишься.

    Оля уехала в Ленинград, когда закончился её отпуск, а Рита принялась искать работу в тех организациях, которые могли в будущем обеспечить её и сына квартирой.
   Поиски успехом не увенчались. Ни в одном издательстве, ни в одной редакции журналов и газет никаких перспектив в получении квартиры не было.
    Получить квартиру от государства, отстояв пусть хоть и двадцатилетнюю очередь, было нереально. То количество квадратных метров, которое у неё было на двоих с сыном, соответствовало санитарным нормам, которое определило государство для комфортного проживания своих граждан, то есть 7 квадратных метров на человека. Можно было вступить в кооператив, но первоначальный взнос при Ритиной зарплате, был абсолютно неприемлем, да и очереди были не менее длинные, чем на государственное бесплатное жильё.
   Оставалось одно – надеяться на случай или… И тут Рита вспомнила об Истоминой. Прошло почти десять лет с того момента, когда она, надев красивое платье, сделав причёску, и прихватив «Фауста» Гёте, отправилась в редакцию «Таганрогская правда», и на удивление быстро  получила свою первую работу. 
   «Надо найти портрет Истоминой»- решила Рита, и отправилась по книжным магазинам Москвы. Книгу об Истоминой, иллюстрированную её фотографиями, она нашла в недавно открывшемся «Доме книги» на Новом Арбате. Рита ещё раз прочитала о жизни этой удивительной женщины, собрала необходимые документы и характеристику с места работы, положила «Фауста» Гёте в сумку, на всякий случай, и, набравшись храбрости и уверенности в положительном исходе своего мероприятия, направилась в райисполком. Среди всевозможных справок, которые требовались для постановки на учёт, были две бумажки,  подтверждающие принадлежность её соседей к определённой группе людей, с которыми наше государство нещадно боролось, а именно, к группе алкоголиков.
    Солидного вида дама, втиснутая, по последнему слову моды, в импортный джинсовый костюм, перебирая пухлыми пальчиками в золотых кольцах все предоставленные Ритой справки, тяжело вздохнула, и сообщила ей, что 14 метров на двоих – это счастье, о котором в нашей стране мечтают многие.
   - А что касается твоих алкоголиков, так это нормально. Кто в нашей стране не пьёт? Вот если бы в твоей квартире жил больной туберкулёзом, я бы поставила тебя на очередь.
   - Есть больной,- ответила Рита,- Толя Ипатов. Он сейчас в тюрьме. Он говорил, что у него туберкулёз. Нужна справка? Я достану. Тогда поставите?
   - Не просто поставлю, а в льготную очередь определю. Быстро получишь квартиру. Только справку тебе никто не даст. Я сама запрошу. Оставляй документы и через месяц позвони мне. Постараюсь тебе помочь.
   - Я не знаю, как Вас и благодарить,- воскликнула Рита.
   - С твоей внешностью, как у тебя, надо мужа богатого найти, да в бриллиантах купаться, а не мучиться с туберкулёзными алкоголиками, - изрекла её спасительница, - Постареешь – никому нужна не будешь.
   
    Рита, попрощавшись с Мариной Львовной, так звали её «джинсовую даму», отправилась на почту, чтобы сообщить матери столь обнадёживающую весть. Звонила она соседям, поскольку телефона у Зои Васильевны не было. Поговорив с мамой, она попросила дать трубку Эльдару.
   - Мамочка, - закричал сквозь слёзы Эльдар, - Ты когда меня заберёшь к себе? Ты меня совсем бросила? Ты меня не любишь?
   - Я обязательно скоро приеду. Я очень - очень люблю тебя. Я тебя не бросила. Никому не верь, ты слышишь меня?
   - Слышу. Не буду. Я тебя очень люблю. Пока, - ответил ей сын.

  Расстроенная разговором с сыном, Рита подошла к дому и увидела, что рядом с подъездом, на скамейке, сидит её новый знакомый с букетом цветов.
   - Женя, что ты здесь делаешь?
   - Рита, я тебя жду. Нам надо поговорить. Выслушай меня. 
   - Нам не о чем говорить. Слышишь меня? Не смей приходить сюда. Никогда! Иди к сыну, к жене, занимайся своими делами.   
   - Я буду ждать до тех пор, пока ты со мной не поговоришь.
   - Жди, сколько хочешь, - ответила Рита, и поднялась в квартиру.
   Утром, уходя на работу, Рита увидела Женю, сидящего на лавочке возле её дома.
   - Ты всю ночь был здесь?
   - Да. И так будет каждый день, пока ты со мной не поговоришь.
   - И не надейся.
   Женька оказался непреклонным. На протяжении нескольких недель продолжалась  упорная атака на Риту. Наконец, она не выдержала.
   - Знаешь, ты мне надоел. Ты можешь оставить меня в покое? Я чувствую себя, как в тюрьме.
   - Поговори со мной.
   - Ну что мне с тобой делать? Хорошо, давай. Только имей в виду: руки распустишь – убью. В дом не пойдём. На улице поговорим. Слушаю тебя.
   - Знаешь, Рита, я до встречи с тобой жил очень легко и беззаботно.
   - Женя, как же беззаботно, если у тебя есть сын и жена. А кто же заботится о них?
   - Рита, мои родители очень богатые люди. Ты знаешь, сколько стоит машина? «Волга», например. А у них денег на шесть «Волг». Представляешь? Мой отец постоянно в командировке на Кубе, а мать… Да что говорить. Тоскует по отцу. Я у неё единственная отдушина. Любит меня очень. Любую прихоть выполняет. Балует меня, понимаешь. Мне всегда всё было дозволено, всё можно. Хочешь игрушку? Пожалуйста! Хочешь новую вещь? Пожалуйста! Машину? Пожалуйста!
   - Женя, прекрати осуждать мать! Она любит тебя! Ты не понимаешь, какое это счастье!
   - Любит. И я её люблю. Только у меня всё легко и просто, понимаешь? Я в институт экзамены не сдавал. Так приняли. Мама позвонила, и вопрос решён! Она в ВЦСПС знаешь, какой пост занимает? Институты курирует. А женитьба? Моя мать договорилась со своей приятельницей, что я женюсь на её дочке. Ещё бы! Семья дипломатов! Это же какое положение в обществе! Будешь, сынок, с министрами за одним столом сидеть! Так что о моей жене и сыне есть, кому заботиться. У них одних нянек и поваров целый штат,- Женя говорил быстро, боясь, что Рита не дослушает его до конца. 
   - Ты пришёл мне жаловаться на свою жизнь? Если тебя что-то не устраивало, ты же мог отказаться. Тебя же не на аркане в ЗАГС вели?
   - Как можно отказаться, если в перспективе работа за границей? Через год институт закончу, и вперёд! Деньги, власть!
   - Почему ты иронизируешь? Хочешь, чтобы я тебя пожалела? Не буду. И мне родители помогают. Мать с сыном сидит. Все, как могут, помогают.
   - Мне не помогают. Они за меня всё решают и делают. А я не хочу быть игрушкой. Я хочу сам всё решать. Сам всего добиться в жизни. Рита, если ты будешь со мной, я всего добьюсь. Я влюблён в тебя.
   - Нет, Женя. Я не буду встречаться с женатым мужчиной. Никогда. И я не люблю тебя.
   - А если я разведусь? Я готов на всё, лишь бы быть с тобой.
   - Женя, послушай, мне 28 лет. Тебе – 22. У меня  сын. Что ты можешь дать мне и ему?
   - Я его усыновлю. Я дам тебе всё, что ты хочешь. Я учусь в высшей партийной школе. У меня будет блестящая карьера, деньги, власть, благополучие. Что ещё нужно женщине?
   - У тебя есть свой сын. Воспитывай его. А благополучие… Мне интересно добиться этого самой.
   -  Он ещё маленький. Моей супруге вообще никто не нужен, кроме бутылки. Я её трезвой очень редко вижу. Там вся семья такая. Зато дипломатическая.
   - Ты говоришь ужасные вещи. Я думала, ты счастливый.
   - Я хочу быть счастливым. Рядом с тобой. И тебя сделаю счастливой. Поверь мне. Я тебя безумно люблю. Выходи за меня замуж.
   - Как ты можешь меня любить, если не знаешь совсем?
   - Я буду любить тебя так, как только может любить мужчина. Будь со мной. Рита,  я желаю тебя. Желаю всю. Ты удивительная, настоящая, трепетная и злая. Такую я тебя и люблю. Я и матери о тебе всё рассказал. Она хочет познакомиться с тобой.
   - Всё уже решил? И за себя и за меня? Нет, Женя.  Не преследуй меня.  Это бессмысленно.
   Бессмысленно было сопротивляться. Через месяц, когда он пришёл к ней и показал бумагу о разводе, Рита не устояла.  Его красота, испанская страсть, та любовь, которая проявлялась в каждом его слове, жесте, поступках, доставляла ей истинное удовольствие. Рядом с ним она впервые почувствовала, что такое быть женщиной, любимой и желанной, что такое желать мужчину.  Он не просил её любви: он брал и давал. Он не был её другом и поклонником, он не был ей близким по духу человеком. Она не испытывала «трепет сердца». Гормон любви, впервые за много лет, вырабатывал «трепет тела».
   Он стал первым в её жизни любовником. Первым учителем в любви. Женя удивлялся её неопытности и от этого любил ещё сильней. Он умирал в её объятиях, а она наслаждалась его беззащитностью перед ней. Она видела в его глазах любовь и восхищение, и любила себя и своё тело. Он вздрагивал от прикосновений её руки, а она кончиками пальцев изучала его и своё тело. Он привёл её к высшему наслаждению, и она утонула в нём, пытаясь запомнить. Он благодарил её за счастье быть рядом с ней, а она познавала, что такое страсть. Он называл её единственной, а она вспоминала другого Женю, который так хотел жить,  любить и быть любимым.
   А потом пришло письмо от Артура. В нём говорилось о том, что все эти годы он любил её, но боялся сказать об этом, что хочет сделать ей предложение, и надеется получить положительный ответ, как только вернётся из своей очередной командировки, которая немного затянулась. Он говорил о том, что Рита постоянно перед его глазами, что он готов ждать её ответа столько, сколько она скажет.
   А ещё через день раздался звонок по телефону. Было семь часов утра. Рита взяла трубку.
   - Алло, я слушаю.
   - Рита, это я. Только приехал с вокзала и звоню тебе, - услышала она голос Артура,- Ты получила моё письмо?
   - Получила. Прости, Артур. Я, кажется, выхожу замуж. Прости. Мне очень жаль.

    Через месяц они с Женей подали заявление в ЗАГС. Свадьба была назначена. Предстояло знакомство с родителями.
   Рита была абсолютно уверена, что их встретит элегантная, стройная и интеллигентная женщина, как, впрочем, и должна выглядеть дама из высшего общества. Именно поэтому, перед встречей с Жениной мамой, она сходила в парикмахерскую, сделала красивую причёску, подобрала из своего скудного гардероба  простые, классические вещи, купила красивый букет роз, и, во всеоружии, предстала на «смотрины».
    - Ну, ну, дай посмотреть на то, что выбрал мой сын. Я всё думаю, и что там за старая женщина с ребёнком, да ещё и в коммуналке. Ну-ка, ну-ка. Хосе, иди сюда! Знакомься со своей будущей невесткой.
   - Да, да, конечно. Добрый день. Простите, я не очень хорошо говорю по-русски. Испанец. Хосе. А Вы?
   - Маргарита. Очень приятно.
   - О, Королева Марго? – переспросил Хосе.
   - Да, Маргарита. Но можно и проще. Просто Рита.
   - Зачем же проще? Нам проще не надо. Я Нина Ивановна. Вот где простота. А она, как говорят, хуже воровства. Женька, а ну веди будущую жену в дом. Сажай за стол. Гулять будем. Ты пьёшь?
   - Я не пью, Нина Ивановна. Ну, если только чуть-чуть.
   - Нет, у нас так не положено. Пить – так пить. Гулять – так гулять.
   - Мама, не пугай Риту.
   - Да я смотрю, она не из пугливых, раз замуж за молодого собралась.
   - Ниночка, ты что будешь пить? Ром? Коньяк?
   - Нет, сегодня водку выпью. Хосе, наливай. И Рите водку налей. Женька, ты что будешь?
   - Мама, я вино буду. Испанское.  То, которое отец привёз.
   - Видишь, Рита, как мы живём? Хорошо живём. Богато. И ты так будешь. Сын у меня красавец. Да и ты, я смотрю, просто француженка.  Красавица.  Думала, тётка придёт. А ты же девчонка ещё. Женька не выглядит моложе тебя. Правда, Хосе? Тростиночка. Не то, что я, тумба. Талию, где хотим, там и сделаем.
   - Да, да, Ниночка, ты абсолютно права. Я доволен. Доволен, да. Я и сам бы влюбился в такую девушку.
   - Да я уж вижу, как глазки твои загорелись. Испанок твоих тебе мало? Всех вас надо в ежовых рукавицах держать. Мотай на ус, Рита. Испанская кровь горячая. И почему не пьёшь? Давай за моего сына. Красивый он у меня. И добрый. Хороший парень, только разгильдяй. Намучаешься ты с ним.
   - Мама, перестань. Думай, что говоришь.
   - Нина Ивановна, не обижайте Женю.
   - Защищаешь? Значит, любишь.
   Нина Ивановна выпила очередную стопку водки, встала из-за стола, подошла к сыну и обняла его за плечи. Потрепала по густой шевелюре, наклонилась, поцеловала смачно в губы, потрепала по щеке, погладила его грудь, живот. Рука стала опускаться ниже. Женя вскочил со стула.
   - Мама, прекрати! Я не маленький!
   - Не маленький он! Для меня ты всегда маленький!
   - Ниночка, ты сядь. Давай немного поешь. Ты такую рыбку вкусную сделала. Рита, почему Вы не едите?
   - Спасибо, я не голодна. Мы, наверное, пойдём, да, Женя?
   - Никуда вы не пойдёте. Я, Рита, вот что тебе скажу. Как только поженитесь, я вам квартиру сделаю. Двухкомнатную. В любом месте, где захотите. Я всё могу. Поняла? Мой Женька тебя очень любит.  Знаешь, я даже ревную. Я мать. Имею право. На первую жену мне наплевать было. А ты… Ты Женьку не бросай. Погибнет он без тебя.
   - Рита, Вы не обращайте внимания. Ниночка немного перенервничала перед вашим приходом. Я вас с Женей на нашу дачу приглашаю на выходные. Дорогая, я правильно говорю? Ты согласна?
   - Я? Конечно, приезжайте. Давно мы там не были. Заодно и мать свою повидаю.

   Вечером Рита долго не могла уснуть. Она думала о главном человеке в своей жизни - о сыне, и о том, сможет ли ввести его в эту семью.

   На дачу приехали все вместе. Хосе вёл машину, Нина Ивановна рассказывала  о проблемах на работе, Женька сиял от счастья, а Рита пыталась разобраться в своих чувствах к этой семье, и понять, нужно ли ей это замужество.
   Валентина Петровна, Женина бабушка, встретила их очень доброжелательно. Всех обняла, расцеловала, и позвала за стол. Дача была огромная, старинная, с красивой полукруглой верандой и огромным садом.
    После завтрака пошли гулять в лес, потом жарили шашлыки, все веселились, играли в бадминтон, настольный теннис и в бильярд. Жене с Ритой выделили отдельную комнату, уютную, чистую, с большим окном. Всё было настолько прекрасно и благородно, что сомнение по поводу замужества отпало само собой. Она решила, что войдёт в эту семью и постарается сделать своего сына и себя счастливыми.
   Утром Валентина Петровна испекла сырников и позвала всех к столу. Рита немного задержалась и вошла в столовую, когда все уже сидели и ждали только её. На столе стояла огромная бутылка рома.
   - Женя, - тихо сказала Рита, - Я пить не буду и тебе не советую. Только 9 утра. Кто пьёт утром?
   - Сегодня же воскресенье. Немного можно. Расслабимся. Ты не волнуйся, я никогда не бываю пьяным.
    Ром был выпит весь, потом на столе появился коньяк, затем водка, опять коньяк, и так продолжалось весь день.
    Рита к спиртному не притронулась. Она наблюдала. Наблюдала и делала выводы. Первый раз за всё время их с Женей знакомства, она видела его пьяным. И это за месяц до свадьбы.
    Рита оставила весёлую компанию, и постучалась в комнату к Жениной бабушке.
   - К Вам можно?
   - Заходи, деточка. Присаживайся. Смотрю, ты не пьёшь совсем?
   - Нет, Валентина Петровна. Так, как они, я не пью. А Ваши всегда так пьют?
   - Всегда, деточка, всегда. Дочка совсем спилась, и Женьку спаивает. С  пятнадцати лет сажает с собой за стол и водку наливает. Ругала я её, ругала. Да что толку? Хосе раньше так не пил. Он же испанец. Всегда меру знал. А сейчас, смотрю, пьёт, как русский мужик.
   - Вы меня извините, но это же алкоголизм. Им всем лечиться надо. Женьку жалко. Я за полгода, что мы вместе, ни разу его пьяным не видела. Даже предположить не могла. Не подала бы заявление в ЗАГС, если бы знала.
   - Скрывал он. Боялся тебя потерять. А сегодня расслабился.  Слышала, у тебя сын есть?
   - Да, ему скоро три года будет. Он с мамой пока живёт.
   - А почему не с тобой? Негоже это.
   - Знаю. У меня в квартире два алкоголика живут. Страшно иногда бывает. Насмотрелась такого, что и рассказывать страшно. Ненавижу пьяниц.
   - О, Рита, значит, знаешь, что это такое. Бедная ты, бедная. Бежать тебе надо от этой семьи и от Женьки. Знаю, что любит тебя, знаю, и сама вижу. Любит. Только спасёт ли его эта любовь?
 
   Ближе к ночи, Нина Ивановна напилась так, что упала со ступенек и разбила лицо. Женька еле стоял на ногах,  Хосе спал в своей комнате и ничего не слышал, бабушке стало плохо с сердцем. Пришлось вызвать скорую помощь. Рита всем занималась сама.
   На дачу больше они вместе не ездили. Рита приняла окончательное решение замуж за Женю не выходить. Принять то приняла, а осуществить его как? Сложно сделать людям больно, очень сложно. Кольца были куплены, ткань на платье лежала в шкафу и ждала, когда её отнесут к известному в Москве модельеру, гости из высшего эшелона власти, вплоть до министра,  были приглашены, ресторан заказан, Женька не пил и летал от счастья.
   Тогда то и состоялся разговор с Жениной мамой. Рита набралась смелости и открыто заявила, что Нина Ивановна, Женя и Хосе больны, что все они алкоголики, и что им необходимо лечиться, и что говорит она об этом, потому что ей всех их жалко, что они прекрасные люди, но сами справиться с этой проблемой не смогут.
   Нина Ивановна долго возмущалась, а потом расплакалась и призналась в том, что Рита права.
   - Риточка, девочка моя, помоги моему сыну. Ты же любишь его? Скажи, ты его любишь? Пропадёт он без тебя. Погибнет. Я вижу, что у тебя характер есть, уверенность. Ему такая жена, как ты, нужна.  Не бросай его. Я тебе и квартиру, и заграницу, всё организую. И сына твоего устрою в лучший садик, в Цековский.
   - Не нужно мне ничего. Спасибо. Вы о Жене подумайте в первую очередь. В клинику Вам лечь надо. Анонимно. Есть же такие в нашей стране. Специально для известных людей.
   - Это невозможно. Я член партии. Узнают, сразу из ВЦСПС вылечу. И что тогда? Лишусь всего. И власти, и денег, и партбилета. А Женю после свадьбы положим в клинику. Знаю такую. Кого там только нет. И все известные солидные люди.  Ты член партии?
   - Я? Никогда не была. Я и в комсомол не вступала.
   - Это ты зря. В нашей стране надо быть ближе к партии. Ты девушка смелая, умная. Пробилась бы в высшие эшелоны власти. Зря, зря ты это не делаешь. Ну, ничего. Поженитесь, быстро тебя в партию определю.
   - Спасибо, не стоит. Я по-своему жить хочу. Без указки сверху. Нина Ивановна, я Жене поставила условие. Если он хоть раз напьётся до свадьбы, я замуж за него не выйду. Мне о сыне надо думать. О своём сыне. Не хочу, чтобы он жил в этом пьяном кошмаре.
   - Условие поставила? А то, что тебе 28 лет, тебя не смущает? Да ещё с ребёнком и в коммуналке! Думаешь, каждый день тебе будут замуж предлагать? Нет, милая. Хочешь замуж – терпи.
   - Для меня замуж – не панацея. Главное – это мой сын. А семейная жизнь… Вижу, как многие живут. Никому такого счастья не пожелаю. Ячейка общества, говорите? Тогда почему в семьях спиваются, убивают друг друга, в партком обращаются, чтобы мужа удержали? Вы сами счастливы в браке? Если – да, то почему так много пьёте? Терпи, говорите? Нет, Нина Ивановна. Я не умею  терпеть. Да и не хочу.
   С приближением даты свадьбы стало нарастать внутреннее недовольство собой и той ситуацией, в которую она могла вовлечь Эльдара. Страсть к Жене, которую она испытывала первые месяцы, прошла. Появилось раздражение по отношению к нему и к тем поступкам, которые он совершал. 
   Однажды она застала Женю за занятием, которое послужило первой серьёзной ссоре.  Её жених сидел перед тазом с водой, в  котором плавали уже, к сожалению, испорченные фотографии Золтана.
   - Женя, ты зачем это сделал? Как ты вообще посмел взять без разрешения мои личные вещи?
   - Я решил усыновить Эльдара. Тебе незачем иметь фотографии его отца. Его отцом буду я.
   -  Я не говорила тебе, что это его отец.
   - Они, как две капли, похожи друг на друга.
   - Ни о каком усыновлении не может быть и речи. Это – первое. А второе – мы, видимо, поспешили со свадьбой. Мне надо подумать. Я хочу побыть одна. Езжай домой. Поживи там.
   - Рита, я не могу без тебя и дня прожить. Это из-за фотографий?
   - И из-за фотографий. Что я покажу сыну, когда он вырастит? Какой же ты ещё ребёнок, Женя.
   - Рита, не бросай меня. Я без тебя пропаду.
   - А с тобой и с твоей семьёй пропадёт мой сын. Согласись, у меня не большой выбор. Иди домой, прошу тебя. Дай мне подумать. Три дня. Приходи через три дня.
    Рита не думала. Она приняла решение: ни о какой семейной жизни не могло быть и речи. Ей были безразличны те блага, которые сулили ей Женины родители. Разве её сын будет счастлив, видя рядом с собой вечно пьяных родственников? А она сама? Та ли эта любовь, о которой она мечтала? Любовь, о  которой она молила там, на обрыве? Поддалась страсти. Это так зыбко – страсть. И не интересно. Полноты нет, гармонии, глубины. А положение в обществе она добьётся и сама. Впереди целая жизнь: таинственная, интересная, захватывающая, сулящая массу интересных событий и возможностей. Нет, Рита не для того вышла из ада, чтобы опять оказаться в нём, и втянуть в него Эльдара.
   Она впервые в жизни не думала о других, о том, что причиняет кому-то боль, что на потрачена огромная сумма денег, и Жениным родителям будет неловко перед друзьями за несостоявшуюся свадьбу.
    Ровно через три, как она и просила, Женя пришёл к ней с огромным букетом красных роз. Он был трезв, красив и элегантен.
   - Смотри, какие мама сделала приглашения на свадьбу. Она их всем уже разослала. Говорит, что нам подарят машину. Она уже куплена. А в свадебное путешествие нас отправят за границу. В Болгарию. На море. Вместе с Эльдаром можем поехать, если захочешь. Рита, ты меня слышишь? О чём ты думаешь?
   - Женя, свадьбы не будет. Это моё решение. И оно неизменно. Я не шучу.
    Первый раз в жизни она видела, как мужчина плачет. Он умолял, уговаривал, обещал золотые горы. Сердце разрывалось от жалости к нему, но изменить своего решения она не могла. Права не имела.
    На следующий день, после ухода Жени, к ней пришла Нина Ивановна. Две матери разговаривали несколько часов. Две матери боролись за счастье своих сыновей. Одна - признавала свои ошибки, и обещала их исправить. Вторая – старалась их не совершить.
   - Надеюсь, что ты передумаешь, Рита, и свадьба состоится, - сказала Нина Ивановна перед уходом, - Мы её пока не отменили. Тебе Хосе ещё будет звонить. И бабушка хочет поговорить с тобой. Жалко нам всех Женьку. Страдает он. А вместе с ним и мы все страдаем. Господи, как же ты здесь живёшь, в этой квартире? Соседи тебе, наверное, покоя не дают?
   - Они меня боятся, Нина Ивановна. Тихо теперь пьют. И мясо из кастрюль моих не воруют. Я их предупредила, если буянить будут, в милицию пойду.
   - Да. После свадьбы мы тебя отсюда заберём. В свою семью.
   Как только за Ниной Ивановной закрылась дверь, Рита убрала со стола пустую бутылку из-под вина, принесённую и выпитую Жениной мамой,  положила в сумку зубную щётку, и покинула квартиру.  Она хотела избавить себя от звонков Хосе, от Жениных приходов и обещаний, от необходимости объяснять всем им, что решение своё она не изменит. Только рядом с Эммой она сможет набраться новых сил и немного успокоиться. Рите было жалко эту семью, она переживала за них и сострадала им.   Но кто пожалеет потом её сына? Кто защитит его от будущего, которое обещает ей предстоящая свадьба? Кто, кроме неё?
   Когда прошла дата свадьбы, Рита вернулась домой.
   Звонки и приходы Жени продолжались долго, пока, в один прекрасный вечер, её несостоявшийся муж напился до такого состояния, что подрался с кем-то в ресторане и его забрали в больницу. Из больницы Нина Ивановна перевела сына в клинику анонимных алкоголиков, ещё раз убедившись в том, что Рита была права, и сына надо спасать.
               
  Глава 2. Татьянин день.

   2014 год
   Рита стояла перед зеркалом,  разглядывая своё отражение: короткая стрижка седых, совершенно белых вьющихся волос, чёрные глаза, бледные губы и осунувшееся лицо. Хорошо, что он не видит её такой: постаревшей за этот год лет на двадцать. Хотя, для него это не имело значения. Он  не уставал повторять, что  будет любить её всегда, молодой и старой, толстой или худой, больной или здоровой.  Любой. Будет любить. Всегда. И год назад это «всегда» закончилось. Через 37 лет.
    Она так же, как и сегодня, 37 лет назад стояла перед зеркалом и рассматривала своё отражение.

 1977 год.
   Рита стояла перед зеркалом и рассматривала своё отражение.
   Бессонная ночь давала о себе знать: чёрные круги под глазами и осунувшееся лицо оптимизма не прибавляло. А всё из-за  Жениных родителей, которые вот уже почти два месяца звонят ей и просят, умоляют  вернуться к их сыну. А ведь она никакой надежды им не оставляла. Даже бабушка, которая предостерегала Риту, звонила ей и плакала, уговаривая вернуться к Жене.  Конечно, она любит внука. Счастья ему желает.
   Приходится выдерживать характер, сбегать из дома, лишь бы не оставаться наедине со своими мыслями.
   Вот и вчера ушла, и всю ночь провела в шумной компании у новой знакомой, отмечая «Татьянин день».  Все гости разошлись под утро, а они с  хозяйкой дома, проговорили до обеда.  Татьяна вращалась в артистической среде, была интересным собеседником, и Рита, рядом с ней, ощутила «трепет сердца». Говорили обо всём на свете, а перед самым уходом, когда уже слипались глаза, Татьяна решила преподнести Рите науку обольщения мужчин, которой, как она выразилась, владела в совершенстве.
    Она показывала необыкновенные платья на бретельках и с открытой спиной, сшитые у лучших портных Москвы,  демонстрировала эротические танцы, которые должны были возбуждать сильную половину человечества, зажигала ароматические свечи, хвалилась настоящими французскими духами, от которых у мужчин кружится, а у Риты разболелась голова. И много  говорила о том, что женщина всегда должна сама делать первый шаг навстречу мужчине.
   - В наш век, когда мужчин на планете, а особенно в нашей стране, гораздо меньше, чем женщин, инициативу надо брать в свои руки. Знаешь, я два года добиваюсь одного мужчину. Думаю, что скоро он станет моим, - сказала Татьяна, и, скомкав свои роскошные платья, и отбросив их в сторону, расплакалась, - Прости. Я его так ждала вчера, а он даже не позвонил.
   - Не плачь. Ещё позвонит. Придёт. Всё будет хорошо.  Ты так сильно его любишь?
   - Я хочу его добиться. Создать с ним семью. Он мне подходит. Я заставлю его полюбить себя, - Таня закурила тоненькую сигаретку, подошла к зеркалу, и, глядя на своё отражение, тяжело вздохнула, - Не смотри на меня так. Я же знаю, что некрасива. Смотрюсь иногда в зеркало и ненавижу своё лицо.  Я очень уродлива?
   - Я вижу тебя по-другому. Для меня ты – интересный человек, интеллигентный, образованный. Я вижу тебя всю, а не только твоё лицо.  Знаешь, мне один человек сказал: «Полюби себя, и у тебя будет много любви».
   - А ты себя любишь?
   - Я? Конечно. И, поверь, к моей внешности это не имеет никакого отношения. Ведь я – это не только внешность, Таня. Это и мой характер, и мои мысли, и поступки. Да много всего. Любовь к себе - это непрерывный процесс. Чем больше я себя люблю, тем мне интересней жить. Тем больше хочется реализовать себя.
   - В чём реализовать? – удивилась Татьяна.
   - Во всём. Разве тебе не интересно узнать, на что ты способна? В жизни? Я эти годы ничего не могла. Сын маленький был. А теперь хочу и журналистом настоящим стать, а не только корректором, и живописью хочу заняться. Портреты мне нравиться писать. Да и с квартирой надо что-то делать, а то у меня сын уже полгода у бабушки живёт. Планов много. Хочется и  мир посмотреть. Узнать, как в других странах люди живут.  Не пускают нас, конечно, но ведь всё может измениться.  Хочется окунуться в жизнь, насытиться ею сполна. А запереть себя в четырёх стенах, да ещё с человеком, которого ты не любишь? Зачем?
   - Как зачем? Замужество даст мне свободу и уверенность. Вот тогда я наверстаю. Заведу себе любовников.
   - Ты такую свободу хочешь? Свободу гулять с другими мужчинами?
   -  Конечно. А ты разве не хочешь?  Может, ты феминистка?
   - Феминистка? Я? Не говори глупости. Я, как и все женщины, хочу любви. Но только без помощи сопутствующих товаров,  которые ты мне продемонстрировала.
   - Женщине без этого никак нельзя! Мужчина найдёт более молодую, и ты останешься одна. Им же только одно нужно – молодое тело.
    «Трепет сердца» прошёл, продолжать разговор не было никакого настроения. Рита быстро попрощалась, и, поблагодарив за гостеприимство, вышла на улицу.

   Рита оторвала взгляд от зеркала. В 28 лет уже не выглядишь на 18. Да это и не имеет значения. Жизнь интересна в любом возрасте. Впереди был свободный день, и это её радовало. Можно просто отоспаться, почитать своего любимого Достоевского, или сходить в кино.
   В коридоре раздался телефонный звонок.
   - Алло, - произнесла Рита сонным голосом, давая понять, что разговор будет коротким.
   - Привет, дорогая. Чем занимаешься? – услышала она голос Наташи Макаровой.
   - Направляюсь в царство Морфея, и, поверь, никто, даже, ты, мне не помешает.
   - Сон отменяется. Буду у тебя через два часа. Жди. Приду с двумя потрясающими парнями. Мы в пути. Звоню от Бауманской.
   - Наташа, а можно не сегодня? Всю ночь не спала. Да и угостить вас нечем.
   - Мы с собой принесём. Скрасим твоё одиночество. Говорят, ты со свадьбы сбежала? Мы полгода с тобой не виделись. Не откажи подруге  в уюте и тепле. Мы уже тут окоченели.
   - Хорошо, приходи. Отогрею. Так уж и быть.
   
   
     Первой вошла Наташка  – длинноногая красавица с огромными голубыми глазами и немного приплюснутым носиком. Вслед за ней вошли два парня.
   - Привет, Рита.  Ты ужасно выглядишь. Говоришь, всю ночь не спала? И чем, интересно, занималась? Уж, не с Артуром ли ты была? Хотя, это уже не важно.  Познакомься. Это Сергей – холостой, кстати. А это Глеб. На него можешь не обращать внимания – он женат, - кокетливо проворковала Наташа, - Оба они аспиранты МЭИ.
   «Ну, что тут скажешь? Женщина – есть женщина! - подумала Рита,- Унизить другую женщину в глазах мужчин – святое дело».
   -  И не только с Артуром, дорогая. Проходите, ребята. Ну, вы уже, наверное, знаете, как меня зовут? Если нет, то разрешите представиться. Рита.   
     Холостой Сергей был очень высоким, симпатичным, широкоплечим и голубоглазым. Второй, Глеб, больше напоминал провинциального учителя, чем аспиранта московского вуза.
     - Глеб. Рита, думаю, что для наших с Вами отношений, женат я или нет, значения не имеет, - с улыбкой и очень вежливо, без иронии, ответил представитель семейного клана.
     Наташка долго рассказывала Рите, как  они познакомились вчера на вечере в МЭИ, что провели вместе всю ночь, гуляя по Москве, что ребята учатся на первом курсе в аспирантуре, и что  они «ужасно» интересные и подойдут им для общения.
   - «Татьянин день» провели просто потрясающе, правда, ребята? Да и ночь, тоже, - и уже обращаясь к Рите, проворковала, - Они сами со мной познакомились. Сказали, что я на вечере была самая красивая.
   - Я очень рада за тебя. Вы, наверное, голодные?  Предлагаю горячий борщ.  Будете?
   - Если меня накормят борщом, я отсюда никогда не уйду, - услышала она в ответ.
   - В таком случае, Глеб, будете есть то, что принесли: колбасу с хлебом, - с иронией ответила Рита. 
   - Да, кстати, как твои успехи на работе?- поинтересовалась Наташа, - Всё ещё корректором работаешь или уже и интервью берёшь у знаменитостей?
   - Корректором. Ещё три года не прошло. То, что я была в декрете, не считается, к сожалению. Стала, правда статьи писать. Некоторые печатают. Ещё полгода, и можно начинать брать интервью. Ещё увидишь мои работы. Не переживай.
   - Да я, собственно, не переживаю. Ребята, примите к сведению. Рита только что сбежала от очень богатого и молодого жениха.
   - Думаю, что твоим друзьям не очень интересно моё прошлое и будущее. Да и для наших с Вами отношений, это не имеет значения, правда, Глеб?

     Беседа затянулась до позднего вечера. Роль гостеприимной хозяйки давалась Рите с трудом: глаза слипались, нестерпимо болела голова, новые знакомые никакого интереса не вызвали и  «трепет сердца» не давал о себе знать.
    В конце вечера было принято решение собраться опять, и Рита, вспомнив, как ей нравилось чувствовать себя Истоминой, предложила провести вечер у неё дома. 
   Ровно через неделю, в её маленькой комнате  коммунальной квартиры, собралось человек 15. Каждый принёс с собой еду и вина, стол ломился от яств, танцы сменялись беседами, беседы – весёлым застольем, и Рита, забыв о том, что с вином она обычно на «Вы», не заметила, что опьянела.
    Как закончился вечер и во сколько все ушли, она не помнила. Когда на следующий день Рита проснулась, то обнаружила, что в её комнате, на маленьком диванчике сына, спит её новый женатый знакомый.
   - Просыпайтесь, Глеб. Что, решили воспользоваться моим гостеприимством?
   - Доброе утро, Рита. Не сердись. Тебе было вчера очень плохо. Ты плакала и вспоминала какого-то Женю. Я взял на себя смелость и выпроводил всех. Тебя уложил спать.
   - Мы не переходили на «ты»,- возмутилась Рита.
   - Перешли. Вчера.
   - Это не считается.  Я смотрю, Вы и посуду вымыли! Фантастика! Может,  и завтрак приготовите, пока я душ приму?

     Рите не нравилась ситуация. Малознакомый мужчина. Женатый. Она была раздражена, и не скрывала этого. Хотелось только одного - избавиться от непрошеного гостя.
    - Я согласен. Что ты ешь по утрам? Я всё сделаю. А ты можешь заняться собой.
       Пока Глеб готовил завтрак, Рита привела себя в порядок и они сели за стол. Наступил неловкий момент. Она совершенно не знала, о чём  с ним разговаривать.
   - Рита, а Вы давно в Москве?
   - Прекрасная тема! Спасибо. Выручили. Лучше расскажите о себе.
    У её нового знакомого была красиво поставленная речь и приятная, с лёгкой улыбкой, манера говорить. Так разговаривают интеллигентные люди. Странно, что она не заметила этого в первый день знакомства.  Глеб, действительно, был женат, имел 5-летнего сына и преподавал в институте города Новосибирска.
   - Надеюсь,- сказал он в конце своего рассказа,- как можно быстрее защитить диссертацию и вернуться в родные пенаты.
   - Что, не нравится Москва?
   - Я не уверен, что нравится. Если все будут жить в Москве, то кто станет обучать студентов в провинциях? В нашем институте не хватает преподавателей. Это серьёзная проблема. Меня очень ждут.
   - Вы, наверное, член Партии?
   - Конечно, а куда же без неё, родимой? Пришлось. По-другому,  не отправили бы в Москву.
   - А жена чем занимается?
   - Жена? Микробиолог. Докторскую пишет. Да.
   - Желаю Вам поскорее вернуться домой, и, извините, у меня дела. Спасибо за завтрак.
    Несмотря на все достоинства женатого партийного преподавателя, Рита постаралась, как можно быстрее, выпроводить его, и, если честно, то ровно через пять минут забыла о  существовании мужчины по имени Глеб.

     Прошли две недели. В издательстве Рите дали пригласительный билет в Дом Учёных на творческий вечер Евтушенко, Ахмадулиной и Вознесенского. Она была истинной поклонницей этих поэтов, знала многие стихи наизусть, да и вечер обещал быть очень интересным. Перед самым выходом, уже в дверях, её застал телефонный звонок.
   - Алло.
   - Привет, Рита. Это Глеб. Узнала?
   - Какой Глеб? – удивилась Рита, вспоминая, кто это может быть,- А, аспирант? Привет.
   - Не помешал? 
   - Помешал.  Давай в другой раз. Я убегаю.
   - А мне с тобой нельзя?
   - Ну, если тебе это интересно. Как относишься к поэзии?
   - Да как я отношусь. Если честно, никак. Но послушаю с удовольствием.
   - Ты всегда такой честный?
   - Стараюсь, - услышала она в ответ, и, как будто увидела его улыбку. 
   - Хорошо, присоединяйся. У меня билет на две персоны. Надеюсь, твоя персона мне не помешает. Встречаемся внутри у первого вагона метро «Кропоткинская». Найдёшь?
      «В конце концов, чем я рискую?», - подумала Рита.

   И вот она на месте встречи. Пришла раньше него. Ждёт. Смутно помнит, как он выглядит. Узнать бы. Подходит поезд. Открывается дверь вагона. Выходят люди. Много людей. Толпа. Она видит  Глеба. Узнаёт его. Он идёт, смущённо улыбаясь. Скромный, ничем не примечательный мужчина. И…
   И - что? Что произошло во Вселенной или в Галактике в это мгновение? Что произошло в Мире или среди Звёзд? Что произошло в Мироздании в этот момент? Какая Звезда зажглась  или, может быть, Млечный Путь изменил своё направление? Или Планета Земля повернулась на один градус? Кто ответит на этот вопрос?

    16-е февраля 1977 года.  19 часов. Обычный зимний день.

    Это не был привычный для Риты «трепет сердца».  При виде Глеба её сердце отреагировало совсем по-другому: оно сжалось от боли и от  ощущения огромного счастья.
   Их отделяли 10 метров, 10 ступенек и 10 секунд. Глеб направлялся к ней, а она, не отрываясь, смотрела на него.
   ОН из малознакомого, совершенно чужого для неё человека, с каждым шагом, с каждой секундой  становился всё более  родным. Родным и знакомым. И когда он подошёл к ней – это был уже самый близкий и родной  человек на свете.
    Разлука в миллионы лет закончилась. Они снова вместе. И ничто не может их разлучить.
   
   Рите показалось, что она сходит с ума. «Трепет сердца» превратился в колокольный звон. Гормон любви летал от счастья, дождавшись той жизни, о которой так давно мечтал.

   Всё, что происходило в Доме Учёных – выступление поэтов, любимые стихи, овации, шутки и смех – всё ушло на второй план.      Единственная мысль не давала ей покоя, и избавиться от неё не было никаких сил: Рита хотела остаться с Глебом наедине, хотела говорить с ним. Обо всём на свете. Хотела слышать его голос и видеть его смущённую улыбку. Она не могла оторвать взгляд от его лица. И самое страшное было то, что она не могла ни на секунду представить свою жизнь без этого человека. Уже не могла.
   - Рита,- услышала она, - я могу проводить тебя домой? Ты мне разрешишь? Не будешь злиться?
   Она смотрела на него, и не слышала вопроса. Перед ней пронеслось сотни ярких, реальных картинок. Точно таких же, как тогда, в редакции «Таганрогская правда». Но она уже не Истомина. Она Рита, и рядом с ней Глеб. За несколько секунд, пока он ждал ответа, она прожила с ним целую жизнь.  Она видела, как встречает его после работы, они разговаривают, и он обнимает её.  Вот они гуляют по Москве, и он ей что-то рассказывает. Они плавают  в огромном океане, а потом поднимаются в гору, блуждают по лесу. Она видит, как Глеб поднимает Эльдара над головой и кружит его, и сын счастливо смеётся. А вот они вместе готовят ужин и ждут гостей. Она видит себя и Глеба в театре, в кино, в поезде и в самолёте, и Рита понимает, что у них семья, и она счастлива, они все счастливы, и длится это счастье долгие годы. И Рита знает, что именно ради этого родного и до боли близкого человека, тогда, много лет назад, стрекозы спасли её жизнь, и это о нём там, на обрыве, она молила Бога, это с ним она была разлучена миллионы лет назад. Это ради него она прошла все испытания, и это ради него она отказалась от призрачного счастья с другими мужчинами. Это ради того, чтобы она была счастлива с Глебом, ушёл из жизни Женя. Она знала это. Как? Почему? Неважно. Она просто знала.
   - Рита, о чём ты думаешь? Я могу тебя проводить? Ты не будешь злиться?
   - Буду. Если не проводишь, - с трудом отрывая от Глеба взгляд, ответила Рита.
      
    Они  сидели на кухне её коммунальной квартиры. На табуретках. Напротив друг друга. Они тихо  разговаривали, а её безумие продолжалось. И  справиться с ним не было никаких сил.  Ей хотелось погладить его волнистые светлые волосы, прикоснуться к его сильным, по-мужски красивым рукам, положить голову на эти широкие плечи, и почувствовать аромат кожи. Она постоянно вставала с табурета и заваривала чай, лишь бы он не видел её волнения, резала нескончаемые бутерброды с докторской колбасой и сыром,  боясь порезаться, так как руки дрожали и не слушались её.
    Она задавала вопросы, и, не услышав ответа, переспрашивала вновь. Слышала ответ и не понимала, о чём он говорит. Потом он задавал какой-то вопрос, и она отвечала, не думая, так как думать не было никаких сил. Она давала правдивый ответ, и только потом понимала, что не стесняется рассказывать ему всё, что связано с её детством, с мамой, с мужчинами в её жизни и с сыном. Она открывала перед ним свою душу, и знала, точно знала, что ЭТО можно делать. Знала, что он не осудит, а всё правильно поймёт. Знала, что он верит каждому её слову, каждому жесту и каждому вздоху. Она была искренна, она была сама собой, и понимала, что и он говорит и отвечает на вопросы честно, не приукрашивая ни собственную жизнь, ни  характер, ни  мысли. Вот он такой. И другим не будет.
   И Рите нравилось в нём всё: как он говорил, и о чём он говорил, как он улыбался, как он держал голову, как он поворачивался и вставал, чтобы налить очередную чашку чая.
    Они говорили друг о друге, наверное, забыв, что в мире существуют книги, кино, искусство, поэзия и много всего замечательного. Они не могли вести светскую беседу обо всём и ни о чём. Её в этот момент интересовал только он, его жизнь, его история, его мысли, родители, сын и, даже, жена. Всё было взаимно: его интересовала она и её жизнь, начиная с самого  рождения.
     Они проговорили всю ночь. Они не могли думать о сне. Да и сна не было.  В восемь утра Рита вспомнила, что у неё в 10 поезд: она ехала к сыну, взяв на работе очередной отпуск. Глеб пошёл  провожать её на вокзал.

   Глава 3. Глеб.

   Усталость навалилась с такой силой, что единственным желанием было поехать в общежитие и выспаться: бессонная ночь давала о себе знать. С желанием придётся расстаться. Не для этого он приехал в Москву. Есть долг и ответственность. И об этом надо помнить каждую минуту и не расслабляться.  Долг перед институтом, перед семьёй, да и перед партией, конечно.
    К ответственности за свои поступки его приучала мать. С самого детства. Вернее, с тех самых пор, когда в их жизни появился Володя – крохотное, вечно плачущее и болеющее создание – его младший брат.
   - Ты должен понимать, - постоянно говорила мать, - что Володя очень маленький и слабенький. Твой долг заботиться о нём. Ты старший, ты уже взрослый. Четыре года – это очень много. Ты сильный и здоровый. Тебе не надо столько заботы и внимания, сколько надо ему. А ему нужна наша любовь: моя, твоя, отца. Мы несём за него ответственность.
   Когда Глеб пошёл в первый класс, мать напутствовала его словами:
   - Ты должен очень хорошо учиться, чтобы в дальнейшем помогать Володе. Он без тебя не справится.
   И Глеб учился. Старался. Помогал. Заботился. Надеялся, что мать оценит, похвалит, скажет, что любит не только Володю, но и его.
   Однажды он услышал её разговор с отцом.
   - Слушай, жена. Как-то не правильно ты к нашим сыновьям относишься. Вижу, что Вову любишь, а Глебу доброго слова не скажешь. Парень просто уже замотался от твоих приказов.
   - Ничего. Он сильный. И без моей любви проживёт. А Вовочке поддержка нужна, любовь. Он слабенький. Ему помогать надо.
   Тяжело в 12 лет услышать такое. Ничего. Пережить можно. Не смертельно. Нет, мать он не осудил. Права не имеет. Она ему жизнь дала. Уже за одно это надо её благодарить. Отец, видимо, его любит, раз заметил. И на том спасибо. Нет, ему грех жаловаться. Да и некому.
    Надо надеяться только на себя и ни от кого не зависеть. Никогда. Стать таким, как отец.
    Это благодаря отцу они из саманного полуподвального дома в глухом посёлке Беково перебрались в город. Это он, отец, добился на работе квартиру для всей семьи. Ответственность чувствовал за всех.
     В 13 лет Володя стал убегать из дома, связался с дурной компанией, стал выпивать. Глеб видел, как мать страдает. А чем помочь, когда тебе всего 17 лет? И здесь отец постарался. Определил Володю в мореходное училище.
   Глеб в то время уже учился в институте. И был влюблён. Первый раз в жизни. Но девушка предпочла другого парня, и вскоре вышла замуж.
   И эту ситуацию Глеб пережил стойко. Если честно, было больно.  На одной вечеринке напился так, что утром, проснувшись рядом с незнакомой девушкой, не мог вспомнить, кто она, и как всё произошло. Познакомился, извинился, да и забыл о ней. Через месяц она сама его нашла. Сказала, что беременна.
    «Видимо, счастье и любовь женщин не для меня. Непозволительная роскошь», - решил Глеб.
    Выполнил долг перед будущим сыном – женился. После свадьбы с Татьяной переехал в её огромный дом в центре города. Им с женой выделили отдельную комнату, в которую без стука мог войти любой из членов семьи. Нет, с этим положением вещей Глеб мириться не стал. Сам купил замок, сам его вставил, не обращая внимания на недовольные взгляды бесчисленных домочадцев. Он пытался защитить личное пространство своей молодой семьи. Не очень получилось. Особенно, когда родился сын. Жена занималась наукой, её высокопоставленный отец пропадал сутками на работе, мать жены с внуком сидеть не желала, ссылаясь на плохое здоровье, а сестра жены была постоянно занята новыми романами, браками и разводами.
   Глеб заботился о сыне, как мог. Кормил, пеленал, одевал, перед работой отвозил к матери, выслушивал очередные её жалобы о том, что от Володи уже полгода нет писем, успокаивал её,  объясняя, что с подводной лодки сложно отправить весточку, забегал в магазин за продуктами, а потом шёл на работу. И так каждый день.
   Он не жаловался, нет. И никого не осуждал. Знал одно: он несёт ответственность за сына и за родителей. Да и за друзей, Степана и Игоря. Если бы он тогда, на рыбалке,  растерялся, баржа на щепки разнесла бы их лодку. Успел оттолкнуться от неё руками. А ведь они все могли погибнуть. Мотор заглох. Он в тот момент о себе не думал. У Степана две дочери маленькие, у Игоря сын. Сам тогда ещё и женат не был. Всю ночь пришлось на воде провести. Холодно было. Ребят на дно лодки заставил лечь – там теплее, а сам наверху остался. После этой ночи месяц с температурой в больнице пролежал.
    Диагноз поставили неутешительный. Полгода, Вам, мол, жить осталось. С тех пор пять лет прошло. Ничего, живёт. Женился даже.  Жене его ответственность не нужна. Она сама себе хозяйка в этой жизни. Ей никто не нужен. Наука – вот её кумир.
 
   Скандалы в большом семействе начались после того, как Глеб наотрез отказался ездить с тестем на рыбалку и пить с ним водку до потери сознания. Одного раза хватило.
   - Не уважаешь, - гремел его зычный бас на весь дом, - Меня не уважаешь. Я тебя приютил? Приютил! Сейчас занимаюсь твоим переводом с завода в институт? Занимаюсь! Дочь свою за тебя отдал? Отдал! В партию тебя протащил? Протащил! Хоть ты и сопротивлялся, сукин сын! А ты, сопляк, даже не желаешь выпить со мной? Да кто ты такой? Деревенщина! Без рода и племени! Характер свой показываешь? Плевать мне на твой характер, понял! Будешь делать, что я прикажу. Я здесь хозяин. А ты здесь никто! Понял! Никто! Примак!
   Глеб на следующий день собрал вещи, взял сына,  и переехал к родителям. Татьяна пришла через неделю. Плакала, умоляла вернуться, обещала, что отец больше не позволит себе таких разговоров. Глеб вернулся из-за Сашки. Уж больно сын скучал по матери.
   Первое время всё было относительно спокойно. Да только крутой нрав тестя покоя в доме не давал никому. На очередной отказ Глеба выпить с ним водки и расслабиться, Николай Иванович взял топор, выломал замок в комнате дочери и пошёл на зятя с кулаками. Глеб защищался, как мог.
   С тех пор жизнь в доме стала невыносима. Спасала работа. Глебу нравилось преподавать студентам, разрабатывать методики, чтобы объяснять сложные вещи простыми словами, готовиться к лабораторным работам так, чтобы занятия не проходили скучно. Он видел, что студенты любят его.  И это была взаимная любовь.
    Сын подрос. Матери стало тяжело целый день, пока Глеб находился на работе, сидеть с внуком. Пришлось Сашку отдать в садик. Татьяна защитила кандидатскую диссертацию, и, не останавливаясь, даже не взяв положенный на работе отпуск, принялась писать докторскую.
    Николай Иванович, решив, что Глеб по статусу никак не подходит его дочери, да и, если уж быть до конца честным, видя, что семья его любимой дочери трещит по швам, приложил максимум усилий и выбил место аспиранта для зятя в Московском вузе.  Подальше от греха, так сказать. А то ещё, чего доброго, разведутся. Не положено его дочерям в разведёнках ходить. Для старшей дочери уже третьего мужа нашёл. Вроде успокоилась.
   Глеб сопротивлялся: оставить родителей, которые уже начали жаловаться на здоровье, да и сына, о котором заботился практически он один, было сложно. На брата не было никакой надежды: Володя по полгода плавал на подводной лодке, на суше – пил, не просыхая, до очередного плавания, писем практически не писал, родителей не жалел, да и переезжать из Ленинграда, в котором обосновался благодаря женитьбе, не собирался.
   Ситуация в семье накалилась до предела. Татьяна встала на сторону отца, заявив, что именно благодаря её усилиям он, Глеб, встал на ноги, что именно отец «вытащил его из грязи», и продолжает делать для него всё возможное и невозможное, чтобы не было стыдно за него перед людьми.
   - Ничего ни с сыном, ни с твоими родителями не случится за несколько лет. Неужели тебе самому не хочется стать кандидатом наук? Совсем нет в тебе тщеславия.
   - Да что ты, дочь, его уговариваешь. Не от мира сего твой муж. Я уже всё устроил. Его на учёбу, как члена партии направляют. Не отвертится. Против лома нет приёма, - заявил Николай Иванович, и засмеялся, - Что, зятёк, моя взяла? Так то. Знай наших.

    Мать отнеслась к отъезду сына спокойно.
  - Москва – это хорошо. Поближе к Володе будешь. Может, ему какая помощь нужна. Может, болеет он, поэтому не пишет. Нас расстраивать не хочет. Съезди в Ленинград, узнай, что да как. Мы тут и без тебя справимся. И за Сашкой присмотрю. Есть ещё силы.

   Первое, что сделал Глеб после заселения в аспирантское общежитие, это взял билеты, и поехал навестить брата. Зрелище было удручающее.
  - Вовка, ты бы хоть мать пожалел. Писал бы ей  изредка. Она и строчке рада будет. Совсем  извелась. Переживает из-за тебя.
  - А что писать? Жив, здоров. В хлеву живу, видишь? Об этом писать? Жена пьёт. И об этом, тоже, написать? Приехал тут, полгода меня не было. А она с мужиком спит. В нашей постели. Думал, убью. Ничего, отошла. Живая. Простил. А куда деться – любовь.
   - Любовь, говоришь? Может быть, не знаю. Только пьёшь зачем? Думаешь, твоего здоровья на сто лет хватит?
   - Знаешь, брат, я по разным странам поездил, посмотрел, как за «железным занавесом» живут. Тебе, кстати, джинсы привёз. Мода у них такая. Рабочий костюм. Все в них ходят. В красоте люди живут, в чистоте. В магазинах чего только нет. И, тоже, всё красивое. Люди улыбаются. От счастья улыбаются, понимаешь? И ничего не боятся. Ты можешь это представить? Ни – че – го. С начальниками ругаются, правоту свою отстаивают. Забастовки устраивают. И их не расстреливают, как у нас, в Новочеркасске. Интересно, мы будем так когда-нибудь жить или нет? Как ты думаешь, брат? Что нам ваша партия обещает?
   - От человека всё зависит, брат. Не от партии.
   - Да брось ты, Глеб. Ничего от нас не зависит. Думаешь, я не хотел вырваться из этого ада, не хотел? А куда податься? К родителям? Видеть, как они копейки считают, чтобы до пенсии дожить? Не, не выдержу. Ещё больше пить начну. Не хочу мать ещё больше расстраивать. Лучше бы она меня меньше любила. Мне бы легче было. Честно. Не оправдал я её надежд.
   - Хватит ныть. И мать не смей осуждать. Ты своего сына роди, да вырасти, да воспитай. Она вон двоих на ноги поставила. Сашка сейчас практически у неё живёт.
   - Твоя жёнушка всё никак доучиться не может? Боится дурой помереть?
   - Прекрати. Давай в квартире порядок наведём. Мне вечером возвращаться надо. И письмо матери напиши. Я отправлю.
   - Нет, Глеб, в этой стране, чтобы не сойти с ума, пить надо. Пить, понимаешь ты это? Ты всё понимаешь. Знаю я. Вот только откуда у тебя такое терпение ко всему? Или уважение? Как тебя понять? С детства не понимаю. Объясни. Ты кто? У тебя душа хоть иногда болит?
   - А кому это интересно, болит у меня душа или нет? У каждого своей боли хватает. С ней бы им справиться. Всё, брат, давай, поднимайся, в душ пойдём. А о душе ещё поговорим. Успеем.

   Душа. Болит ли? Болит, конечно. За сына болит, за мать с отцом. Иногда просто так болит. От одиночества. Наверное, все люди одиноки. Только скрывают это. Или не задумываются. Работать надо – это главное. Когда работаешь – обо всём забываешь. Дело делать надо. Дело. Сейчас для него главное – учёба. Только в голову ничего не идёт. Странное какое-то состояние. Не привычное.
   Когда первый раз Риту увидел, она показалась ему такой уставшей, неинтересной, даже, пожалуй, не очень красивой. После вечеринки, на которой встретил её второй раз, не пошёл в общежитие, потому что лень было. Устал за неделю. Посуду вымыл, так как с детства любит, чтобы всё было чисто и вымыто. Потом услышал, как она плачет. Жалеет человека, за которого замуж отказалась идти. Его это потрясло. Обычно женщины гордятся своими победами. Две недели думал о ней. Не выдержал. Позвонил. Она о нём даже забыла. Еле вспомнила. А потом что-то произошло. Смотрела на него так, что голову снесло. Ночная беседа с Ритой окончательно выбила его из колеи. Вот и теперь душа болит. Причина есть, потому и болит.
 

  Глава 3.  Эльдар.

    Встреча с сыном. Что может приносить ещё большее ощущение счастья, гармонии с миром и полноты жизни? Рита, обнимая Эльдара, слушая его детский лепет, глядя в его лукавые глаза, понимала, что ради этого маленького человека способна «сдвинуть горы» и построить плотину через океан. Она сделает всё возможное и невозможное, чтобы он, её сын, был счастлив. Скоро, очень скоро она его заберёт. Осталось немного подождать. Очередь в садик существует, но не для неё. Она уже договорилась, что в сентябре им дадут место. Кутузовский проспект – очень сложный район. Детей много, а мест мало.
   - И далась тебе эта Москва. Обменяла бы  комнату на Таганрог, глядишь, и жизнь бы наладилась. Мёдом что ли в этой Москве намазано – рвётесь все туда. И здесь люди живут, - ворчала Зоя Васильевна, - Неужели с алкоголиками лучше, чем с сыном? Не понимаю.
   - Сейчас только один сосед в квартире. Толю в тюрьму посадили на пять лет. Не так страшно. Эльдара в сентябре заберу. Ничего, справлюсь. Он в Москве должен жить. Учиться в Москве должен. С москвичами дружить. Это его город, мама. И я никогда не уеду из Москвы, пока Эльдара на ноги не поставлю. Мне, может, Москва и не нужна, а ему она необходима. Я это чувствую и знаю.
   - Знает она. Ладно, делай, как хочешь. Упрямая ты стала, не переубедить. Вся в отца. А Эльдар золотой ребёнок, ласковый, обнимает меня, целует. Жалеет. Помогает во всём.  Во двор выйду с ним гулять, так все так и льнут к нему. И откуда, говорят, такое чудо взялось, неужто Ваш внук. Любят его все. А я в нём души не чаю. Никак не нарадуюсь счастью своему. Книжки вот ему читаю. И ведь понимает всё. Такие вопросы задаёт, что и ответить не могу.
    Рита смотрела на мать, и не узнавала её. Зоя Васильевна за эти полгода помолодела, глаза засияли от счастья, появилась мягкость в движениях и в голосе, да и хозяйство стала вести по-другому: пирожки печь стала, сырники, пышки. Всё для любимого внука старается. О своей «проклятой» жизни вспоминать перестала.
   - Мама, как только я добьюсь квартиры, займусь обменом. Постараюсь перевезти тебя в Москву, или в подмосковье.
   - Да уж постарайся, доченька. Мне ведь без Эльдара никакой жизни не будет. Счастье он моё, радость. Необыкновенный ребёнок. Тут недавно машинку разобрал, а собрать обратно не может. Да и у меня мозги не работают. А к нам соседский мальчик пришёл, школьник. В первый класс ходит. Собрал он машинку, а я Эльдару и говорю. «Видишь, мальчик умеет собирать. И ты учись». А он мне и отвечает: «Бабушка, - говорит,- каждый человек  должен уметь своё дело делать». И это в два годика. Я аж расплакалась от счастья. Может, ты и права, доченька. В Москве ему учиться надо. А я всем, чем надо, помогать буду. Силы есть пока.
   Две недели счастья. Две недели с самым любимым человеком на свете. Две недели нежности, заботы, бесконечных разговоров, вопросов и ответов, чтение книг, прогулок у моря, приготовление вдвоём необыкновенных блюд – всё вызывало восторг, безграничную радость и любовь. Гормон любви захлёбывался от счастья.
   И только вечером, уложив сына спать, Рита вспоминала Глеба. Она надеялась, очень надеялась, что её чувство, возникшее ниоткуда, пройдёт так же внезапно, как и появилось. И её душа, которая должна быть на тысячелетие мудрее разума, чтобы остерегать его от необдуманных поступков, успокоиться и перестанет «летать от счастья». Не привычное для неё состояние лишало сна и покоя. Она пыталась справиться с ним, уставала от бессонных ночей, старалась внушить себе, что нельзя даже думать о Глебе, так как у него семья, сын и что он временный человек в её жизни. Ничего не помогало. Разум отказывался подчиняться ей. Душа, при одном только воспоминании о нём, продолжала свой полёт, счастье заполняло всё её сознание, и мир преображался.
    Ей казалось, что параллельный мир, о котором она когда-то говорила Олегу, приоткрыл свою дверцу, и впустил её в закрытое от всех пространство. Именно там существовал свободный от семьи Глеб, именно там был их дом, их счастье втроём, их путешествия, беседы, встречи с друзьями, забота друг о друге, нежность и любовь.
   Но… Наступало утро, параллельный мир исчезал, реальность заставляла трезво смотреть на вещи, и Рита понимала, что главный человек в её жизни –  Эльдар, и истинное счастье для неё – это счастье Эльдара. Да и гормон любви, бьющий всю ночь в колокола при воспоминании о Глебе, оставался где-то там, за дверцей параллельного мира, уступая место истинному властелину – гормону любви к сыну. 

   Глава 4. Параллельный мир.

   Как только Рита села в поезд, мысли о Глебе вернулись с такой силой, что нечем стало дышать. Она постоянно выходила в тамбур, курила сигарету за сигаретой, мысли путались, дрожь во всём теле не давала спокойно почитать книгу, или поговорить с попутчиками. Она не могла ни пить, ни есть, ни спать. Дорога от Таганрога до Москвы казалось вечностью, а встреча, которую она ждала с нетерпением, несправедливо далёкой. Она точно знала, что встреча состоится. Она была уверена, что Глеб ждёт её приезда. Нет, они не созванивались. Да и телефона нет в маминой квартире. К соседям ходят, если очень надо. Да и не договаривались о встрече.
   «А вдруг он не придёт?» - пронзила мысль, и от этой мысли стало нестерпимо больно, на глаза навернулись слёзы отчаяния.
   «Рита, успокойся,- уговаривала она саму себя, - Он придёт. Обязательно придёт. И мы поговорим. И расстанемся. Мы должны это сделать. Я буду бороться с этим чувством. Я должна бороться. Должна победить. Он женат, и я это понимаю. Он любит свою жену, сына. Я знаю, что такое – любовь к сыну. Я только один раз его увижу. Только один раз. Господи, быстрее бы Москва. Такси возьму. Вдруг он уже ждёт».

    Рита вошла в квартиру, и прислонилась к стене. Глеба около дома не было. В коленях появилась такая слабость, что пришлось сесть на пол. И как жить дальше? Как справиться с этим непрошеным чувством? Что это? Любовь или болезнь? Выпить аспирин, как от головной боли? Может и душа перестанет болеть? Не поможет одна таблетка, выпить вторую, третью…

    В дверь позвонили.

   - Глеб, - закричала Рита, вскочила на ноги, и открыла дверь, - Глеб, это ты.

    Они стояли лицом друг к другу, и из Ритиных глаз текли слёзы.
Ну, что же это за жизнь? Душе больно, но она при этом летает, глазам больно и текут слёзы, а ты стоишь и слышишь биение сердца в каждой клеточке своего тела. Умираешь от счастья,  совершенно забыв о том, что герой всего этого безобразия женат и имеет пятилетнего сына. Предал разум, и сердце не подчиняется ей. Всё подчинилось ему – малознакомому, но до боли родному и близкому человеку. Сейчас. Сейчас она скажет, что это их последняя встреча. Ещё одну минуту счастья. Ещё только одну …

   - Солнышко моё любимое, - слышит Рита и ощущает нежное прикосновение его рук на своих плечах.
   Рита смотрит на Глеба, и не может произнести ни слова. 
   - Я люблю тебя.
   - Нет, это я тебя люблю, - слышит она свой голос.
 
   Бессонная ночь и объятие двух сердец. Ничего больше не существовало для них в этом мире. В этом параллельном мире счастья и любви.
    Её разум не подчинялся ей, не хотел слышать, что подсказывала душа. Её сердце,  разум, и тело нашли свой дом, своё убежище, в котором им тепло и уютно, в котором они счастливы на столько, что растворились в мироздании. Её любовь охватила всю вселенную. И её вселенной был ОН – единственный в мире мужчина, которого бы она узнала из миллиарда других, не похожих на него ни в чём.
    Только он умел так любить. Только он умел так мыслить, говорить, двигаться, улыбаться. Только он мог смотреть такими влюблёнными глазами. Только он мог так мчаться с работы, неся огромный букет ромашек, только он мог приготовить роскошный ужин и зажечь красную свечу, только он мог рассказать простыми и доступными словами всё то, что их волновало и трогало. Она любила его и упивалась им.
 
    ЛЮБОВЬ – ЭТО ТАИНСТВО ДВУХ ДУШ, УПОЕНИЕ ДВУХ ДУШ.

    И никто не в силах понять или описать, что чувствуют эти два человека, живя в параллельном мире, который, сам того не ведая, приоткрыл для них дверь.

     И они впервые почувствовали, что значит не быть  одинокими.
С самого раннего детства они искали любовь, страдали без любви, пытались заслужить эту любовь. А параллельный мир просто взял, и подарил им её. Просто так.

   «Возьмите, - произнёс он,- Вам нужна любовь? Вот она. Пользуйтесь. Сможете сберечь? Не растратить в быту? Не убить её эгоизмом? Тогда она ваша. Справитесь?»

    Так один человек, случайно пришедший в  жизнь каждого из них, смог за одно мгновение изменить в ней всё: мысли, мироощущение, привычки, внутренний мир, будущее и настоящее.  Всего один человек! 

   - Моя любовь больше, чем вселенная.
   - Моя любовь не имеет границ, - слышался ответ.

   - Я любила тебя ещё и до моего рождения.
   - Я буду любить тебя и после смерти, - отвечал Глеб.

   - Ты для меня – воздух, вода, солнце.
   - Ты для меня – весь мир, любовь, счастье, жизнь.

   Но в жизни, кроме любви, существуют и обязанности, которые надо выполнять.  Рита и Глеб не встречались - они лишь расставались на несколько часов, которые должны были посвящать работе и учёбе. И эти часы казались вечностью, непреодолимым препятствиям их любви.

     Но реальный мир существовал. И впервые дал о себе знать,  не предполагая, что разобьёт её душу на маленькие ледяные осколки.

   - Солнышко, я пришёл сказать, что не могу сегодня быть с тобой. Приезжает жена. Мне надо её встретить.
     Вот она – реальность! Как она могла забыть? И что делать? Расстаться? Значит – умереть. А вдруг не умрёт? Вдруг не всё так страшно?  Возможно, это просто взрыв эмоций, новизна ощущений, узнавание нового человека. Это захватывает первое время, а потом проходит. Может, и у неё пройдёт? Появится новый мужчина, новая любовь.
     Глеб ждёт. Ей нужно ответить. Виноватый вид. Правильно, не надо изменять жене. Рита смотрит на него: такой родной, такой любимый и … чужой. Нет, так не бывает. Бывает. Бывает, но не с ней. С ней так не будет.

   - Отлично, Глеб. Ты знаешь, я решила, что нам надо расстаться. Сейчас, сегодня и навсегда.
   - Рита, не делай этого. Прошу тебя. Мы вместе всё решим.
   - Не вместе. Я сама.
 
     Рита подходит к двери. И ноги ведь идут…. Открывает дверь. И руки не трясутся…
   - Уходи. Ничего не хочу.

     Ушёл. Как всё просто…. И легко… Даже настроение улучшилось… Весь день свободен… Можно, наконец, выспаться, вернуться к прежней жизни, а то друзья и поклонники её совсем потеряли. Да и на работе пора заняться не только корректурой. Статьи перестала писать. Ничего в голову не идёт. Один Глеб на уме.   Звонок по телефону.
   - А мне что делать?- слышит она голос Глеба.
   - Жить своей жизнью и дать мне жить своей.
   - Я не могу без тебя жить. Потерпи два дня, прошу тебя.

     Кладёт трубку, как во сне. Как больно. Выдержит  ли она два дня?

     Два дня ждать не пришлось. Глеб пришёл на следующий день.

   - Жена всё знает.  Я ей всё сказал. Летом мы разведёмся.
   - Не хочу быть причиной …
   - Ты здесь не причём. У нас не было жизни и раньше. Так сложилось. Пойми, разве бы я уехал в Москву, если бы в семье всё было хорошо? Я бы мог и там учиться в аспирантуре.

   Через неделю Глеб переехал к Рите, и они стали жить вместе. По-другому жить было невозможно. Ни ему, ни ей.

   Те картинки, которые она увидела за одну минуту, проживая жизнь с Глебом в параллельном мире, стали воплощаться в жизнь.   Они вместе просыпались, вместе готовили ужин, вместе ходили по магазинам, вместе ездили в транспорте, вместе убирали квартиру, вместе принимали душ, и вместе засыпали, в пять утра, не раньше. Раньше не получалось. На сон времени не хватало. Весь вечер и вся ночь принадлежала только им, и никому больше. Они не могли наговориться, наглядеться друг на друга, насытиться друг другом.
   Они вместе постигали неведомый для них огромный мир любви, любви к другому человеку.  И в этом мире всё имело значение. Каждая мелочь, каждый взгляд, каждое прикосновение, каждое слово и мгновение, проведённое вместе,  было важным, значимым  и интересным. Этот мир был безграничен, как вселенная, глубок, как дно океана, постичь, и понять его было невозможно. Его можно было только почувствовать.  Почувствовать и принять.

   - Моя любовь больше, чем вселенная.
   - Моя любовь больше, чем весь мир.

   - Мы единое целое. И это навсегда.
   - Мы не сможем быть счастливы друг без друга.
 
    1-2 часа сна каждый день, день за днём, месяц за месяцем. У Риты перед глазами появилась серебристая змейка, похожая на электрическую молнию, которая мешала видеть ей окружающий мир. У Глеба постоянно держалась температура. Но всё это не имело для них никакого значения.
   Рита забыла о том, что хотела сопротивляться этой любви и неоднозначности ситуации, мечта стать журналистом была отодвинута на последний план. У неё не было на это ни сил, ни желания. Глеб оставил надежду защитить диссертацию раньше положенного срока, и вернуться домой. Хоть бы были силы защититься в срок.

    Постепенно, то количество друзей, которое окружало Риту до встречи с Глебом, сократилось. Прекратились вечеринки, посиделки, посещение концертов, театров, кино. Для них это стало неинтересным, да и времени на всё не хватало. Они  закрылись в своём маленьком мире, который существовал только для двоих, и только для них он  был огромен и неисчерпаем.

    Но реальный мир существовал и, периодически, давал о себе знать.

    Первой забила тревогу Эмма.

   - Рита, ты должна немедленно подумать о будущем! Так и хочешь всю жизнь быть одинокой?
   - Эмма, я не одинока. Мне Глеб даёт гораздо больше, чем все мужья и мужчины в этом мире.
   - Подумай о сыне. Ты собираешься его забирать к себе?
   - Я бы давно его забрала. Но ты же знаешь, какие у меня соседи. Мне просто страшно за него. В моей квартире побывали все привокзальные алкоголики. Марина Львовна поставила меня в льготную очередь. Год-полтора, и я получу квартиру.
   - Не уверена. В нашей стране так быстро ничего не делается. Вышла бы замуж за Артура. Чем тебе не муж?  Кому нужна такая  любовь. Бесперспективная. Закончится аспирантура, Глеб уедет и забудет тебя. А время будет упущено. В нашей стране женщинам за 30 сложно найти мужа. Все молодых хотят.

     Её Эмма, её самая близкая и любимая подруга, не пыталась в данной ситуации поддержать Риту.
   - Рита, как хорошо устроился Глеб! Одно дело – в общежитии, а другое – на всём готовом, рядом с красивой женщиной. В другом городе жена с ребёнком, в Москве – любовница. Молодец! То, что вы делаете – преступление по отношению к его жене. Я бы не простила Николая в такой ситуации. Ты понимаешь, что мы с тобой находимся на противоположных берегах?
   - Хорошо, что реки у нас с тобой разные, моя дорогая Эмма. 

     Внешний мир испокон веков был  против такой любви – любви не по правилам, любви не по закону. Их любовь считалась  пороком,  преступлением против общества и морали.
     Только брак принимается и не осуждается. Рита прошла через брак, в котором ничего, кроме раздражения не испытывала. Она  не пошла на очередной брак, который сулил ей благополучие в виде квартиры, денег и положения в обществе. Она не пошла на брак с Артуром, поскольку он больше походил бы на кровосмешение.

     Общество верит только в любовь, узаконенную браком.  Любовь не в браке недостойна уважения в обществе. Любишь – женись. Даже, если не любишь, выходи замуж и терпи. Семья – ячейка общества, а без ячейки нет и общества. Возможно, Рита  всё ещё боялась семьи, как говорил ей психолог. Но она знала одно: свою любовь к Глебу она не променяет ни на один, даже самый блестящий, брак. Никогда. Даже если в этом полном любви параллельном мире остались считанные дни.

    Был только один человек, который мог бы поддержать её, но он, к сожалению, умер  очень давно.
    Русский философ дворянского происхождения, Николай Александрович Бердяев, писал: «Любовь всегда нелегальна. Легальность существует лишь для обыденности, любовь же выходит из обыденности. Любви  присущ  внутренний трагизм, и не случайно любовь связана со смертью.  Мне всегда казалось странным, когда люди говорят о радостях любви. Естественней было бы при более глубоком взгляде на жизнь говорить о трагизме любви и о печали любви. Любовь, в сущности, не знает исполнившихся надежд».

   Через полгода, после того, как они с Глебом стали жить вместе, позвонил Женька и умолял Риту встретиться с ним. Она согласилась, предупредив Глеба, что задержится  после работы.
 
     Женя ждал её на Чистопрудном бульваре с букетом красных роз.
   - Спасибо, что пришла. Я очень хотел тебя видеть.
   - Ты похудел, - сказала Рита, и сердце сжалось от жалости к нему.
   - Как ты живёшь? Как сын? Ты его забрала?
   - Нет. В конце августа поеду за ним.
   - А как же соседи? Они же тебе жизни не дадут.
   - Я разберусь сама. Как ты сам? Как мама?
   - Я лежал в больнице два месяца. У меня был нервный срыв. Потом я лечился. Долго. Рита, я сделал всё, как ты хотела. Я ещё больше люблю тебя, чем раньше. Скажи, что мне сделать, чтобы ты вернулась ко мне? Я всё сделаю. 
   - Прости, но я не могу.
   - Я вылечился. Я больше не пью. Я устроился на работу. Восстанавливаюсь в институте. А мама… Я ушёл от них. Живу у знакомых. Они на пять лет уехали за границу. Мы там сможем жить вместе с Эльдаром. Обещаю, что у нас будет своя квартира. Не от родителей. Буду учиться и работать. Ты для меня, как путеводная звезда. Я живу только ради тебя. Вернись, Рита. Прошу тебя. Умоляю.
   - Ты молодец, Женя. Большой молодец. Я искренне рада. Но я не вернусь. Любовь, к сожалению, не знает исполнившихся надежд.  И … я… не путеводная звезда… Я живу в параллельном мире. И путь в реальный мир мне закрыт.

   Рита возвращалась домой. Что она сказала Жене? Любовь, к сожалению, не знает исполнившихся надежд? Только в параллельном мире.  Скоро она заберёт Эльдара и надо обо всём забыть. Забыть и вычеркнуть из жизни. Как она могла так близко допустить Глеба в свою жизнь? Ладно, в свою. Но в жизнь сына она не может его допустить. Не может, и всё. Даже если Глеб разведётся, окончит диссертацию, уедет в свой город, а потом приедет за ними.  Она не поедет к нему. Только если он останется в Москве. Только так. Эльдар и его будущее только в её руках. Она справится. Обязательно справится.
    В этот момент ей казалось, что она ненавидит Глеба, ситуацию, себя и их любовь.

     Риту ждал остывший ужин, расстроенный её отсутствием чужой муж и серьёзный разговор, который она и начала, переступив порог своей квартиры.
     Она говорила долго, немного резко, стараясь не смотреть на Глеба:
   - Мы расстаёмся и на этот раз окончательно.  Ты должен уйти немедленно и навсегда. Какой «пример» мы подаём своим детям? Твоя жена любит тебя и страдает. Твой сын это чувствует и, наверняка, переживает за мать. Мы совершаем преступление по отношению к ним. Ты приехал учиться, а сам не можешь даже думать об учёбе. Я уже не говорю о том, что от постоянных бессонных ночей просто валюсь с ног. На работе стала делать ошибки. Меня скоро уволят. А ведь я мечтала стать журналистом. Не корректором. Собирай вещи и уходи. Сейчас. От нашей любви только одни проблемы. Она мешает всем.
   - Рита, солнышко, объясни, что случилось? Цветы? Ты с кем-то встречалась?
   - С Женей.
   - Скажи мне истинную причину.
   - Это и есть причина. Прости, но тебе и, правда, лучше уйти.
   - Хорошо, я сейчас уйду. Для меня главное, что бы ты была счастлива. Только дождись меня. Я разведусь и вернусь к тебе.
   - Я буду счастлива и без тебя. Уходи.

     Глеб собрал вещи и ушёл.

   К утру у Риты поднялась температура за сорок. Она была, как в бреду. Пришлось вызвать скорую помощь, и врач сделал успокоительный укол. Она не была простужена. Она была на грани помешательства. Врач настаивал на госпитализации, но Рита наотрез отказалась: она ждала Глеба – мужчину, без которого  не могла ни жить, ни дышать.
   
     И он пришёл. Через три дня. К тому времени Рита уже понимала, что жизнь потеряла для неё всякий смысл. Её душа превратилась в пепел от боли  и страданий.
     Она смотрела на своего любимого мужчину и не понимала, что толкнуло её на такой поступок.
   - Умоляю, не говори больше о том, чтобы мы расстались, - произнёс он, стоя перед ней на коленях, - Ты же понимаешь, что это невозможно.
   - Хорошо. Давай немного подождём с расставанием. А вдруг со временем будет легче, - согласилась Рита.
   - Даже не надейся. Легче никогда не будет.

     И Рита смирилась. Как же не смириться, если хочется жить. Жить, ходить на работу, воспитывать сына, дышать, ощущать себя красивой и здоровой. Всё это было и раньше.  А теперь? Все  те же вещи доставляют ей удовольствие, но… Но только при условии, что любимый человек рядом. Без него перестаёт радовать всё. Такая вот зависимость, наркотик, тюрьма, из которой хочется, но невозможно выйти. И при этом ты безумно счастлив.
    Она так долго ждала этой любви. Взаимной. С детства желала, чтобы её полюбили такой, какая она есть. Просто так. Ни за что. Ни за хорошее поведение. Ни за красивые глаза. Ни за то, что ты талантлива, умна, красива или богата. Полюбили бы за то, что она  есть. На этом свете. Одна. Единственная. И только для этого, единственного в мире  человека.
    И не надо совершать поступки, чтобы любовь ЗАСЛУЖИТЬ. Она просто ЕСТЬ.
   Рита понимала, что не может отказаться от этого чувства. Надо  принять всё, как есть. Если такая любовь – порок, то пусть она, Рита, будет порочна. Порочна, но любима: со всеми своими  недостатками и проблемами, со всем своим несовершенством, с  её умением или неумением жить.
    Любима тем человеком, которого любит и она. 
    И этому человеку всё нравится в ней. Он всё в ней любит, всё принимает. Нет ни игры, ни специальных приёмов, чтобы он продолжал любить её, всё естественно и просто. Не надо ухаживаний и ухищрений в отношениях, не надо думать, что и как сказать, как посмотреть, какой наряд одеть и какими духами воспользоваться, чтобы этот запах каждый раз напоминал ему о  ней.
   Любить, как дышать. Жить, как дышать. Ты такая, какая есть. Живёшь, как любишь.  Живёшь, потому что любишь и любима. И если этот мир всего лишь временное,  параллельное пристанище, и дверь скоро закроется, она, всё - равно, не откажется от него. Эльдар. Он вырастет и поймёт. Он не осудит. Он такой же, как Глеб.

   Гормон любви, в котором слышался колокольный звон, одержал  победу, и реальный мир, который иногда давал о себе знать, смилостивился над влюблёнными,  решив им помочь.  И помог.  С помощью славной милиции, которая бережёт наше общество и заботится о нашей морали.

     В их квартиру регулярно наведывались участковые, чтобы контролировать поведение проблемных соседей. Однажды,  вместо пожилого милиционера, к ним пожаловал молоденький лейтенант, и, увидев Риту, решил, что может воспользоваться своей недюжинной властью. Глеб был в отъезде.
   - Значит так, красавица,- произнёс он грозно, обняв её и прижав к стене, - Вижу, что тебе нет житья от соседа. Мы это дело быстро уладим. Станешь моей любовницей, и я всё решу. Выпишу его за сто первый километр. Другой в тюрьме ещё долго будет сидеть. Выйдет – мы и этот вопрос решим. Квартирку освободим, и будем жить припеваючи.  Завтра приду за ответом. Не сомневаюсь, что он будет положительный. Ради такой женщины и на должностное преступление пойти можно.
   
    Если честно, Рита испугалась. Именно поэтому она не стала ждать следующего вечера, а утром,  отпросившись с работы,  направилась в милицию и добилась аудиенции у самого главного начальника. К сожалению, она не запомнила ни его имени, ни звания, ни фамилии, но до сих пор благодарна за всё, что он для неё сделал.
    Она  всё рассказала ему. Он попросил написать заявление на молодого представителя власти, пообещав разобраться в ситуации, и слово своё сдержал.
   На следующий же день лейтенант пришёл к ней домой и принёс свои извинения, а через месяц соседа выселили из квартиры за пределы Москвы.
    Рита, недолго думая, отправилась к Марине Львовне и рассказала ей о том, что в квартире освободилась комната. Предоставить комнату очереднику из льготной очереди оказалось гораздо легче, чем найти двухкомнатную квартиру. Рите  присоединили освободившуюся комнату, квоты на которые  имелись в наличии, в то время, как квартиру нужно было ждать ещё лет десять, если не больше.
   Второй раз Советское государство пошло навстречу своему гражданину, и обе стороны  остались довольны друг другом: оно – Ритиной  непритязательностью, а она - его заботой о своих людях.

   Они с Глебом сделали небольшой ремонт, купили самую недорогую мебель, привезли Эльдара и зажили втроём.
     Сын ходил в садик, она – на работу, а Глеб – в аспирантуру. Не оформленная законом семейная жизнь втянула в свои сети не только их двоих, но и её единственного, горячо любимого сына.
     Глеб периодически уезжал в свой город. Когда уезжал на неделю, то звонил несколько раз в день, а когда уезжал летом на месяц, то, кроме звонков, Рита получала от него письма, много писем,  которые неизменно начинались словами: «Солнышко моё любимое» или «Моя любимая».

     Реальный мир продолжал быть благосклонным: Глеб очаровал всех Ритиных подруг своим отношением к жизни и к людям. Её любимый мужчина всегда был честен, никогда никого не осуждал, принимая любого таким, каков он есть, со всеми его достоинствами и слабостями. Рядом с ним человек раскрывался, становился более искренним, настоящим, таким, каков он был на самом деле.
   Эмма не уставала повторять, что Глеб самый достойный и умный мужчина из всех, которых она встречала в жизни.
   - На вас с Глебом упала звезда. Рита, это такое счастье! Я тебе очень завидую, - говорила она.
   На самом деле, у Эммы было всё прекрасно. Их семья стала на три человека больше. Марк  родился через полгода после Эльдара, а ещё через год появились две девочки: Аннушка и Дашенька.
   Эмме пришлось на время оставить работу, так как Наталья Афанасьевна заболела и ушла из жизни. Это была страшная трагедия для всех нас. Врачи были бессильны.
    Николай стал единственным кормильцем в семье.  Но он не роптал. Мало того, он начал строить под Москвой огромный дом для своей, ставшей такой большой, семьи.
   Наташа Макарова исчезла из их жизни, так как, благодаря связям своего высокопоставленного папы, отправилась в длительную командировку в Германию. Артура Рита не видела с тех самых пор, как поговорила с ним по телефону. Она не знала, как сложилась его дальнейшая жизнь, но очень надеялась, что он встретился со своей матерью, и  счастлив, не смотря ни на что.
 
   Будущее с Глебом… Рита старалась не думать об этом.  И не потому, что представить себя без него было невозможно ни на одно мгновение.
   Она боялась перемен. Пусть будет так, как есть и столько, сколько будет. Только никаких изменений. Она прекрасно понимала, что в Новосибирск не переедет. Для неё главным человеком в жизни являлся сын, и она хотела, чтобы он жил и учился только в Москве.
   Вы скажете: «Но ведь Глеб уезжал на неделю, на месяц. К жене, к  сыну».
   Да, уезжал. Да, к жене и к сыну. И не только: там жили его родители, друзья, коллеги по работе. Рита не ревновала. У неё не было ревности к той его жизни, которая была вне их с ним отношений. И не потому, что она не имела права по законам нашего общества, а потому, что ТА его другая жизнь была неотделима от Глеба. Его город, его институт,  его родители и жена с сыном,  это всё - ОН и ЕГО жизнь. Это всё у него было до встречи со ней. Разве можно перечеркнуть чью-то жизнь только из-за  другого человека?  И она всё это уважала и любила. Ей  было безмерно больно только от того, что его нет рядом с ней  какое-то время.
   Они и без штампа в паспорте принадлежали только друг другу. Она знала это и доверяла ему. Они оба доверяли друг другу. Доверие - не это ли является высшим доказательством любви?
   Жена Глеба была родом из семьи известных на всю страну потомственных врачей, жила в двухэтажном особняке вместе с сестрой, сыном и родителями в центре города, и занималась исключительно наукой.
   Рита знала.  Знала и верила, что именно в тот день, когда его жена первый раз приехала в Москву, Глеб честно во всём признался, и  попросил развод.

   Ответ был безапелляционный:

   - Я никогда не дам тебе развод. Если сам подашь, я сделаю всё, чтобы тебя выгнали из аспирантуры, из партии и из института. Только мой муж будет кандидатом наук. Мне нужен статус замужней женщины, а твоя личная жизнь меня не интересует. Живи, как хочешь.
   Глеб взял свои вещи, переехал к родителям, и вернулся в Москву.
    - Солнышко моё, я подал на развод. Мне не нужна ни диссертация, ни партия. Главное, чтобы мы были вместе, чтобы ты была рядом. Всю нашу жизнь. Навсегда. Всё остальное – чушь.
     Рита была счастлива, что ничего не изменилось. Она боялась перемен. Боялась покинуть мир, в котором была так счастлива. Боялась столкнуться с той реальностью, которая их ждала.
    - Не подавай на развод. Я же знаю, что значит для тебя работа. Сил столько положено на диссертацию! Ты должен защититься. Ради чего всё это бросать? Ради того, чтобы узаконить нашу любовь? Мы и так вместе. Мы любим друг друга. Давай подождём.

     Подождём чего? Можно ждать квартиры, машины, повышения зарплаты. Да, этого ждать можно! Люди ждут и получают. Но делает ли это их жизнь счастливее? Благополучней и сытнее – да! Разве можно ждать счастья? Оно приходит само.

    Счастье и любовь можно только потерять.

   Они ничего не ждут. У них всё уже есть. Они продолжают жить, любить и быть счастливыми.
 
   «Господи, прошу тебя, не отнимай у нас то, что мы имеем! Не отнимай, господи!»

   Она любила его так сильно, что периодически её организм не выдерживал, и наступала усталость. Усталость от любви. Железа внутренней секреции не работала, гормон любви переставал бить в колокола, ему требовался отдых, чтобы набраться новых сил.
  Первый раз, когда это произошло, у Риты не было сил даже говорить. Она только и могла шёпотом произнести: «Уходи,  не могу тебя видеть».
   Вечером Глеб принёс книгу. И где он её только нашёл?! Они вместе стали её читать. Графики… Синусоиды… Спад эмоций… Усталость души… Срыв… Нужен отдых…
    - Солнышко моё, ты даже в любви уникальна.
    - Я уникальна? Глеб, я обыкновенная женщина. Ничего во мне особенного нет, кроме желания любить и быть любимой.
    - В этом и есть твоя уникальность. Это все видят и чувствуют. Ты столько света и тепла излучаешь. От тебя глаз невозможно оторвать. Я всё сделаю, чтобы ты была счастлива.
    - Я счастлива, Глеб.
    - Когда мы с тобой поженимся, у тебя крылья вырастут. Подождать немного надо. Сложная у нас, конечно, ситуация. Но ты знай, что я рядом. И всегда буду рядом.
    Рита восстановилась быстро. Если рядом с тобой человек, который знает и чувствует тебя, и может всё объяснить, это не сложно. 
    И её душа, видимо, не хотела надолго расставаться с тем счастьем, которое обрела и не могла долго без него жить.

     1980 год.

     Прошли три года: три года  любви Глеба и Риты, три года бессонных ночей, три года счастья, и три года учёбы в аспирантуре. Ничего не изменилось в их отношениях, чувствах и желании быть каждую минуту рядом друг с другом.

   Вынужденный отъезд Глеба в родной город не был для них неожиданностью. Они оба знали, что этот день настанет. И он настал.
   Учёба в аспирантуре закончилась.  Диссертацию нужно было писать в своём городе, а консультироваться по ней необходимо у научного руководителя в Москве. Именно это и давало возможность Глебу часто приезжать в Москву, в  рабочую  командировку от института.
   Их жизнь, их чувства разделились на два состояния: боль от разлук и счастье от встреч.
    Глеб приезжал часто и надолго. Это давало силы пережить очередную разлуку. А ещё были письма, их письма друг к другу, полные любви, надежд на будущее и поддержки.
    Рита теперь имела время, чтобы заниматься переездом Зои Васильевны в Подмосковье. Она подыскивала всевозможные варианты, смотрела их до тех пор, пока не нашла подходящий. Семья алкоголиков решила из маленькой деревушки под Александровым, переехать в город у моря.
   Нет, определённо, в нашей стране без пьющих людей никак нельзя. Они иногда очень даже выручают.
    Эльдара Рита устроила в прекрасную школу при Академии наук недалеко от дома, а сама стала, наконец-то, заниматься журналистикой: брала интервью у известных людей и печаталась  под псевдонимом «Истомина». О ней узнали, заговорили, и несколько редакций газет и журналов подписали с ней договор о сотрудничестве.
    Глеба, как только он вернулся в институт, назначили секретарём парторганизации факультета, и предложили должность старшего преподавателя, пообещав при этом, что как только он защититься, то назначение на должность «Заведующего кафедрой» ему обеспечена.
    - Вы, Глеб Александрович, член партии, семьянин со стажем. Без пяти минут кандидат наук. Сам бог велел Вам быть на этой должности. Дерзайте. Трудитесь, и Родина Вас отблагодарит.

   1984 год

   Диссертация готова. Защита в МЭИ прошла блестяще. Эмма предложила устроить праздник на их даче.
   Это было прекрасно: тёплый майский день, общие друзья, друзья Глеба из Новосибирска, восторженные речи и пожелания успехов, речь Глеба, в которой он благодарил присутствующих за поддержку и веру в него, счастье в его глазах.
    Он так долго ждал этого момента, этого дня, после которого сможет изменить свою жизнь, их с Ритой жизнь.
   - Рита, солнышко моё, - часто говорил он ей, - скорей бы всё это закончилось и мы сможем навсегда быть вместе.
 
   «Всё это» закончилось. Глеб стоял рядом и смотрел на Риту счастливыми глазами.

    - Знаешь, я очень благодарен тебе за то, что тогда ты отговорила меня от развода. Мне действительно нравится работать со студентами. Кем бы я был сейчас? А наша любовь будет жить вечно. Я в этом уверен. Ты моя любимая и единственная на всю жизнь. Ты – самое главное, что есть в моей жизни. Мы всегда будем вместе. Ты мне обещаешь?
   - Обещаю, - тихо ответила Рита.
   - Знаешь, я так всегда боюсь за тебя, когда ты остаёшься без меня. Ты же абсолютно непредсказуема. Вдруг кого-то другого полюбишь, или тебе не понравится какой-то мой поступок, и ты от меня уйдёшь.
    - Глеб, напрасно ты думаешь, что я не вижу твоих недостатков. Помнишь, как мы однажды их считали? У тебя их оказалось 47, а у меня - 48. Или наоборот? Общую сумму помню – 95. Ты ещё сказал тогда, что мы с тобой проживём вместе до 95 лет.
    - Нет, теперь хочу до 100 лет. Вместе. Без тебя нет жизни. Одно существование, солнышко моё.
    -  И мне никто не нужен, кроме тебя. Я говорю о мужчинах, не о детях.
    - Знаю, родная моя, знаю. А, всё - равно, переживаю. Особенно, когда звоню тебе домой, а ты трубку не берёшь. Тогда я себе места не нахожу. Всех знакомых обзваниваю. Работа из рук валится.
    - И Эмме звонишь?
    - В первую очередь, ей.
    - Странно. Она мне никогда об этом не говорила.
    - Не сердись на неё. Забывает. Вон сколько дел у неё. Ты такая грустная. Почему?
    - Не знаю. Так всегда бывает, когда чего-то ждёшь, а потом, когда это наступает, и радости нет.
    - Любовь моя, я знаю, почему ты грустишь. Думаешь, наверное, что я сейчас уеду, и всё закончится? Даже не надейся. Как приеду, сразу же на развод подам. Три месяца, я уже узнавал, ждать надо. А потом за тобой и Эльдаром приеду. Поживём с родителями, а там видно будет. Главное, что мы вместе будем. Солнышко моё, не грусти. Порадуйся за меня. За нас порадуйся. Мы же вместе эту диссертацию защитили.
   - Я радуюсь, честное слово. И за тебя, и за нас. Подожди минутку, я пойду Эмме помогу.

   - Рита, - спросила Эмма, когда Рита подошла к ней, - ты почему грустишь? Ты плачешь? В такой день? Что случилось? Глеб что-то плохое сказал?
   - Нет, что ты. Он безмерно счастлив.
   - Вытри слёзы. Ну, уедет Глеб насовсем. Ну и что? Я всегда говорила тебе, что такая сильная любовь, как у вас, долгой не бывает. Спокойней надо любить. Спокойней. А лучше, так вообще, не любить. Я недавно Славу встретила, помнишь, брат Николая. Так я весь день места себе не находила. И что в этом хорошего, скажи?
   - Я не боюсь любви, Эмма. Как можно бояться того, без чего не можешь жить? И мы не расстаёмся. Эм, я не хочу уезжать из Москвы. Из-за сына не хочу. Не могу его увозить из Москвы. Он, знаешь, какие рассказы пишет? И это в девять лет. В следующий раз принесу тебе. Почитаешь. У него талант. И учителя его хвалят. Друзья у него есть. Он их любит. Не могу его всего этого лишать. Я же в первую очередь - мать, а уже потом - женщина.
    - Ты в первую очередь - женщина. И должна думать о себе. А потом уже – мать.
    - Ты, Эмма, не знаешь, что такое жить без материнской любви и без поддержки. Мне один раз Эльдар сказал, что больше всего на свете я люблю дядю Глеба. И заплакал. Знаешь, как долго я его переубеждала? Очень долго. Тем более, что это не так. Как бы я Глеба не любила, сын для меня дороже всех на свете.
    - Не знаю, что и сказать. Для меня главное в жизни – я. А потом все остальные. Хочу, чтобы меня любили.
    - Нет, Эмма, я хочу дать ему столько любви, сколько хотела бы сама получить от матери. Я Глеба могу предать. Хотя не знаю, как потом жить без него. Но Эльдара никогда не смогу. Эльдару Москва нужна. Не знаю почему, но я это чувствую. Да и гормон любви к сыну никогда не устаёт. Не то, что  колокольный звон, без которого, тоже, жить не могу. К сожалению.
    - Какой гормон? Какой звон? О чём ты?
    - О материнской любви. Вот о чём. 
   - Жить везде можно. Главное – как. Рита, думаю, Глеб постарается. Он - мужчина. Он сам всё решит. Смотри на меня.  Всё на Коле держится. Женщина должна быть слабой. Или делать вид, что слабая. Ты же вечно хочешь быть на равных.
   - Мне бы твой характер, Эмма.
   - А мне бы такую любовь, как у вас с Глебом. Завидую я вам. Как его родители, кстати? Смирились с его разводом?
   - Отец с пониманием отнёсся, а матери всё равно. Мне Глеб только один раз, да и то, вскользь, сказал, что вся её любовь досталась младшему брату. А ты, говорит, сильный. Всё и без моей любви выдержишь. Вот он и старается. Никогда не жалуется. Ни на кого. И на здоровье не жалуется, хотя, я же знаю, что не всё так просто, как он хочет показать. Меня боится расстраивать.


    Глава 5. Реальный мир. Глеб.

   

    Глеб вернулся в Новосибирск. На кафедре его ждали с нетерпением. Нагрузку дали такую, что не передохнуть. Жена уехала в Москву на конференцию. Сын жил с его родителями. Времени ни на что не хватало. Приходил с работы, и валился с ног. Единственная радость – это позвонить Рите, и услышать её голос, поговорить с ней, почувствовать себя любимым и сказать ей, что любит её.
    - Любимая моя, как ты без меня? Ужасно за тебя переживаю. Татьяны нет в городе. Жду её через неделю. Но ты об этом не думай. Это мои проблемы. Ты знай, что я люблю тебя. Ты у меня постоянно перед глазами. Снишься мне каждую ночь. С ума схожу. Я тебя очень прошу, жди меня. Не сомневайся во мне ни на секундочку. Если Татьяна не согласиться, через суд подам на развод. Скажи, что любишь меня.
    - Я очень скучаю, Глеб. Люблю тебя. Я не сомневаюсь. Жду тебя. Всегда. Хочу хоть на минуту увидеть тебя. Звони мне. Целую.
    - Рита, не плачь. Я всей душой с тобой. Всем своим существом. Постараюсь выбить командировку. Хотя, заведующим кафедрой меня не сделали. Тот, что сейчас, отказался идти на пенсию. А ему под 80. Так что я пока только зам. Буду пытаться приехать. Целую тебя. Завтра письмо сяду тебе писать. Времени ни на что не хватает. Родители совсем больные стали. Мать с Сашкой не справляется. Жалко их. Всё, целую тебя, родная моя.
    - Глеб, ты за меня не переживай. Береги себя. Люблю.
    
    «Береги себя». Как себя беречь? Не получается. Скорей бы Татьяна приехала, да Сашку забрала. Мать совсем с ним измучилась. Нервничает, а потом давление поднимается за 200. Скорую через день приходится вызывать.

    Разговор с женой состоялся поздно вечером. Она пришла за сыном. Сашка спал. Глеб пожалел его будить.
   - Завтра после школы тебе его привезу. Татьяна, нам надо поговорить.
   - Вот завтра и поговорим. Сейчас я устала. Только приехала с конференции. Моё выступление встретили овациями.
   - Очень рад за тебя. Завтра я тебя днём с огнём не найду. Давай поговорим. Скажи, зачем я тебе? Мы шесть лет с тобой не живём. Я виноват перед тобой. Прости. У нас у каждого давно своя жизнь. Давай разведёмся. Сына я не брошу. Буду помогать.
    - Развод? Да никогда. Я что, зря тебя выучила и кандидатом сделала? Ты мне по гроб жизни обязан. Ну и что, что мы врозь живём? Меня всё устраивает. Я не собираюсь быть разведёнкой. Не забывай, что ты член партии. Кто тебе разрешит развод? Вылететь хочешь? Быстро организуем.
    - Да мне эта партия, сама знаешь. Я завтра в суд пойду. Подам на развод. Я предупредил.
    - В суд? Иди. А за такие разговоры о партии, сам знаешь, под суд пойдёшь. Да, кстати, я тут письма твоей любовницы нашла. Приложу к делу за аморальное твоё поведение. Так и знай. До горкома дойду. У меня везде свои люди. Не разведёшься. Всю жизнь моим мужем будешь. Завтра жду тебя с Сашкой. Пока.
    - Она мне не любовница. Я люблю её. Тебе этого не понять.
    - Да что тут понимать. Аморалка чистой воды. Попляшешь ещё у меня. Приползёшь. Я тебе такую жизнь устрою, что, точно, приползёшь.

    На следующий день Глеб подал на развод. Ждать надо было три месяца. Но, как ему объяснили, если ответчица не придёт на заседание суда, то всё переносится ещё на три месяца. И так до трёх раз. То есть, раньше, чем через год развода он не получит. А если жена принесёт справки о болезни сына, или своей, то развод будет отклонён. Такие в нашей стране законы: все на стороне женщин, которые остаются одни с ребёнком.
   - Наше законодательство защищает слабых женщин, молодой человек. И детей. А вам, мужчинам, лишь бы погулять. Всё не нагуляетесь никак. О сыне подумайте. Ему отец нужен.
    - Год, так год. Буду ждать столько, сколько потребуется. А сын и так постоянно со мной живёт. За него Вы не беспокойтесь.

    Через неделю после подачи заявления, Глеба вызвали на заседание парткома института.
    - Глеб Александрович. До нас дошли сведения, что вы разводитесь с женой, всеми уважаемой Татьяной Николаевной Мартыновой. И отца её знаем, Николая Ивановича Мартынова.  Профессор медицины. Всеми уважаемый человек. Как можно такую семью позорить? И сын у Вас есть, гражданин Новиков. Коммунисты в нашей стране так не поступают. Безответственность. Полнейшая безответственность перед семьёй.
Предлагаем Вам ещё раз подумать о своём моральном поведении, недостойном члена партии. Какой пример Вы подаёте своим студентам. Или забираете заявление о разводе, или нам придётся исключить Вас из партии и отстранить от работы со студентами. Выбор за Вами.
    Глеб подошёл к столу, за которым сидела комиссия из партийных лидеров института, и положил партийный билет на стол.
     - Вы что себе позволяете, гражданин Новиков! – возмутился председатель собрания, - Да за такие поступки Вас точно надо немедленно из партии исключить. Заберите билет! Немедленно! Мы даём Вам время подумать. Мы же не звери, в конце концов.

    Глеб вышел из кабинета, и схватился за сердце. Оно болело так, что потемнело в глазах. «Ничего, я справлюсь. Как Рита обычно говорит: я очень постараюсь. Надо ей позвонить. Места, наверное, себе не находит. Солнышко моё любимое, как ты там без меня? Бросить всё к чёрту, и уехать. А как уедешь? Мать больная. Отец еле ходит. Чёрт с ней с партией этой. Развод нужен. Придётся ждать. И в командировку не отпускают. Некем, мол, Вас заменить, Глеб Александрович».
 
    - Рита, любимая моя. Как ты?
    - Глеб, как заседание? Я места себе не нахожу. Что они решили? Исключили?
    - Да пусть исключают. Может, ты приедешь? Хоть на денёк. У меня ничего не получается. Через три дня опять заседание парткома. Будут разбирать моё заявление о выходе из партии. Отпустить, не отпустят, а нервы помотают. Ты, главное,  за меня не переживай. Я выдержу. Ты меня только жди.
    - Я жду, Глеб. Очень жду. Сколько надо, столько  и буду ждать. Мама уже здесь, в Москве. Переехала окончательно. Я ей Эльдара на два дня оставлю, и приеду. Ты держись, и знай, что я без тебя совсем не могу жить. Люблю тебя, до встречи.
     - Солнышко моё, ты мне такое хорошее письмо прислала. Я весь день счастливый ходил. Правда, оно очень долго шло. Я уже нервничать стал. А моё получила? Я тебе его три дня назад отправил. Завтра у меня будет время, я тебе на него отвечу. Береги себя. Одевайся теплей. Я смотрю, у вас в Москве холодно. Целую тебя. Люблю.

   Сегодня ровно три месяца, как он подал заявление о разводе. Надо идти в суд вместе с Татьяной. Она, естественно, не придёт. Ничего, это не страшно. Сам сходит столько раз, сколько надо.  Главное, что Рита ждёт. Он знает: она будет ждать столько, сколько надо. В каждом письме она поддерживает его. Его любимое солнышко страдает, но виду не показывает. Господи, как же ей не повезло с таким мужчиной, как он. Да кто он такой, в конце концов? Достоин ли он её? Что он может ей дать, кроме своей любви? Иногда ему кажется, что она любит не его, а придуманного ей самой же совершенно другого мужчину. Нет, лучше об этом не думать, иначе сердце разорвётся от боли.  Надо найти паспорт и – в суд.
   Паспорта нигде нет. Перерыл все документы, сумки, портфели, пиджаки, вывернул все карманы, даже рабочие бумаги проверил. Нет нигде. Что за чертовщина? Паспорта и след простыл. У матери спросил, говорит, что не видела. Заехал  на работу. Проверил все ящики в столе.  Паспорта нет. Пришлось ехать в суд без него.
   В суде его ждал ещё один сюрприз: заявление о разводе, которое он оставил три месяца назад, бесследно исчезло. Дама, вежливо улыбаясь ему, сказала:
   - Глеб Александрович, возможно, Вы что-то перепутали? Даже в журнале нет сведений о том, что Вы подавали на развод. Можно взглянуть на Ваш паспорт?
   - Нет у меня с собой паспорта.
   - Как нет? Вы же в государственную организацию пришли. Может быть, Вы вовсе не тот, за кого себя выдаёте. Ничем не могу Вам помочь. До свидания.
    Съездил в милицию. Написал заявление об утере паспорта. Сказали, что через месяц паспорт он получит. Если корочки будут. Проблема у них с корочками.

   Сердце последнее время непрестанно болит. Рита говорит, что это сердечная мышца болит и её надо укреплять. Гимнастикой хотя бы. Надо бы к врачу сходить, да времени ни на что не хватает. Работы непочатый край. Мать совсем слегла. От Володи год нет никаких известий. Надо бы съездить, да только денег ни на что не хватает. На его зарплату можно один раз только и съездить в Москву. У родителей брать просто стыдно. Они и так концы с концами еле сводят. Пенсионеры, что и говорить. Письма брату писал, звонил. Никто к телефону не подходит. Рита предложила сама поехать в Ленинград. Пришлось дать ей адрес. Квартира оказалась закрыта. Соседи по дому сказали ей, что Володя давно развёлся с женой и здесь не живёт. Вот такая история.

   Очередное заседание парткома затянулось до вечера. Опять его стыдили и упрекали в том, что институт потратил уйму денег на его обучение в Москве, что преподавателей не хватает, что некому обучать студентов, что он обязан отработать положенные три года после защиты диссертации, а потом пусть увольняется. Он, как член партии, в первую очередь должен думать об институте, о Родине, которая ждёт новых, так необходимых для строительства коммунизма, специалистов. А он, Глеб Александрович, устроил саботаж. Идёт против постановлений ЦК КПСС, в которых говорится о том, что стране нужны молодые кадры, грамотные специалисты.
   - Да за такое отношение к идеям партии, Вас, Глеб Александрович, надо не только из партии исключить, но и в милицию сообщить о Вашем поведении. Тюрьма по Вам плачет, дорогой товарищ. Нет, Вы не товарищ. Вы… Вы… Гражданин. Вы преступник. И я буду ходатайствовать о передачи Вашего дела в соответствующие органы. А сейчас, кто за то, чтобы исключить гражданина Новикова из рядов нашей партии. Прошу поднять руки.
   Рук никто не поднял, кроме Глеба.
    - Так, товарищи. Это что? Саботаж?
   Заседание продолжалось. Было принято решение освободить его от должности секретаря парторганизации факультета, объявить строгий выговор с занесением в личное дело об аморальном поведении Новикова, которое не соответствует образу  настоящего коммуниста.
   В партии его оставили.
   В данной ситуации, без паспорта, без заявления о разводе, он понимал, что решение проблем затягивается. Интересно, как надолго?
   После заседания к нему подошёл председатель Горкома партии.
   - Глеб Александрович. Насколько я понял из сегодняшнего собрания, коллектив Вас уважает. Ни один человек руки не поднял. Такое я вижу впервые. Хотелось бы с Вами встретиться и поговорить. С глазу на глаз. Жду Вас у себя завтра часам к шести.
   - Меня к Вам не пропустят.
   - Как это не пропустят? Паспорт предъявите, и пропустят.
   - Нечего мне предъявить. Паспорт через месяц будет готов.
   - Я попрошу секретаря спуститься за Вами. Ровно в шесть. Не опаздывайте. До свидания.

    Ровно через неделю после беседы с Валерием Ивановичем, так звали председателя горкома партии, был получен в милиции новый паспорт. Глеб, не заходя домой, отправился в суд, чтобы снова подать заявление на развод. Заявление не приняли, объяснив это тем, что необходимо поставить печать в паспорт о браке с Татьяной Николаевной Мартыновой.
   - Принесите, пожалуйста, свидетельство о браке. И поставьте печать в паспорт. Нам нужно основание. Глеб Александрович, Вы в каком государстве живёте? Законов не знаете? Будет печать – примем заявление. Нет печати – нет и развода. Хотя, мы ратуем только за сохранение семьи. И Вам того же советуем. Прощайте.
    Пришлось идти на поклон к Татьяне. Естественно, она свидетельство не дала, сказав, что потеряла и что его надо восстанавливать, а времени на это у неё абсолютно нет. В разговоре она дала ему понять, что ни о каком разводе не может быть и речи. Она врач и у неё всё схвачено. Так и сказала: «схвачено» и  «не надейся».  А ещё он понял, что паспорт – это её рук дело. Нет, он её не осуждает. Каждый борется, как может. Он её уважает. Она прекрасный врач и мать его сына. Но больше 15 минут находиться в её обществе он не может. Это предел.
   На следующий день Глеб сам пошёл в ЗАГС за свидетельством о браке, там же поставил печать, и отправился в суд. Заявление приняли. Надо опять ждать три месяца.


   Глава 6. Реальный мир. Рита.

   
   Сегодня она получила сразу два письма. Первое – от Глеба. Он рассказал о встрече с председателем горкома партии. Об их беседе. Это был разговор между двумя мужчинами. Не между партийными работниками. Без регалий, на равных. Узнав их  историю, большой начальник посочувствовал и пообещал им помочь. Рита радовалась за Глеба, за то, что есть люди, способные понять те чувства, которые не подвластны ни законам государства, ни общественной морали, ни им самим.
 
    Второе письмо было от его жены. Два листа печатного на машинке текста. Мало того, это была копия. Оригинал, видимо, остался у неё.
 
   Начиналось письмо словами: «Рита, уважаемой я назвать Вас не могу по вполне понятным причинам».  Далее она сообщала ей о том, что у Глеба много женщин, что он много пьёт, что его зарплата настолько мала, что вряд ли её, москвичку, это устроит, что, несмотря на их с Глебом сложные отношения, она надеется на их дальнейшую жизнь, так как у них есть сын. Это – первое. А второе – ей интересно с ним жить, так как её муж очень умный и интересный человек. 
    Заканчивалось письмо словами: «О  Вас, Рита, он даже не вспоминает, и Вам, тоже, надо о нём забыть.  Развода я не дам никогда. А Ваши письма к нему я перешлю Вашему будущему мужу с соответствующими комментариями.  Надеюсь, что когда-нибудь Вы выйдете замуж. Не вечно же Вы будете ждать Глеба».

    Вечером позвонил Глеб.
   
    - Рита, у тебя такой голос. Что случилось? Ты плачешь?
    - Глеб, я получила письмо от твоей жены. Глеб, она любит тебя. Глеб, мне её ужасно жалко. Если бы можно было сейчас, сию секунду избавить нас с тобой от нашей любви, я бы согласилась. Но только одновременно. Только так. Мы столько страданий приносим и ей, и твоему сыну, и родителям.
    - Даже не думай об этом. Разлюбить. Да как это возможно! Любовь либо есть, либо её нет. Никто не страдает, кроме нас с тобой, поверь. Тем более, Татьяна. Солнышко моё, нам с тобой квартиру дают. Однокомнатную. Валерий Иванович сдержал своё слово. Я очень тебя жду. Приезжай скорей. Хоть на один день. От тебя писем давно не было. Напиши хоть строчку. Не могу больше говорить. Меня на улице Сашка ждёт. Мы с ним на футбол идём. Целую. Очень жду.
   
   Кто сказал, что разлука остужает чувства? Кто сказал, что расстояние убивает любовь? Не верьте.  «Любовь либо есть, либо её нет».  Или это только в параллельном мире?
    А реальный мир, в котором существуют жизненные обстоятельства и государственные  законы, охраняющие права граждан? Убивает любовь? Нет. Он может лишь разлучить их.  Навсегда. Разлучить – да. Но заставить разлюбить – нет.

    Лишь изредка, когда Рита приезжала к Глебу в новую однокомнатную квартиру, параллельный мир открывал свою дверь,  впускал их, давал возможность  почувствовать, как летают от счастья их души, отвлекая от всех проблем реального мира.  Думать о том, что ждёт их впереди, не было ни сил, не желания. Хотелось насладиться тем, что есть. Утонуть, захлебнуться этим счастьем, любовью, ощущением безграничного упоения друг другом, и набраться сил для следующего испытания. Испытания разлукой.

     Реальный мир старался. Очень старался, изобретая всё новые и новые препятствия.
    На третье заседание суда, во время которого Глеб надеялся получить развод, пришла, наконец-то его жена. Татьяна принесла справки, в которых было написано, что их сын неизлечимо болен, и что за ним требуется постоянный уход, и мать, без поддержки отца, не в состоянии справиться с этой ситуацией. Справок было много. Развод был отклонён до совершеннолетия Александра Новикова, то есть, на 6 лет.
    Татьяна сдержала слово. И Глеб был бессилен что-либо изменить.
    Единственное, что он смог, это добиться командировки в Москву, чтобы как – то успокоить свою любимую.

     Как говорил Бердяев? «Любовь, в сущности, не знает сбывшихся надежд». И он был прав. Их дальнейшая жизнь с Глебом  яркое тому подтверждение.

   - Солнышко моё, я бессилен. Я ничего не смог. Все законы на стороне матери. Их я победить не могу. Я даже ходил к Валерию Ивановичу. Он только развёл руками. Даже он не смог повлиять на суд.
   -  Её борьба за тебя достойна уважения. Даже если она её ведёт таким способом. Видимо, она очень любит тебя.
   - Какая любовь! О чём ты говоришь! Статус ей нужен. Статус замужней женщины. Кто его придумал, этот брак!?
   - Пещерные жители, Глеб. И он длился не более пяти лет.
   - Мы почти десять лет с ней не живём. И каждый раз, при встрече, она просит меня вернуться к ней. Но это невозможно. Понимаешь? Невозможно. Никогда. Я совершил ошибку, и теперь расплачиваюсь за неё. Но я – ладно. Но ты за что расплачиваешься? Больше всего на свете я хочу тебя сделать счастливой. Тебя! Не себя.
    - Глеб, ты сделал меня счастливой. Десять лет счастья. Разве этого мало?
    - Есть только один выход. Переехать тебе с Эльдаром в Новосибирск. Будем жить в нашей квартире. И будем ждать развода.
    - Глеб, это исключено. И ты сам это понимаешь. Нас никто не пропишет. Я не смогу работать, а Эльдара не возьмут ни в одну школу. Да и Татьяна через шесть лет принесёт справку, что она инвалид. И вас опять не разведут.
    - Есть ещё один вариант. Я найду желающих переехать из Новосибирска в Москву. Я думаю, таких много.  Когда – нибудь Татьяна сдастся, и я получу развод. Но мы будем вместе. Солнышко моё, мы должны жить вместе. Нет пока другого выхода. Нет. Законы, законы. Кто их придумал, кто?
    - Глеб. Я давно хотела тебе сказать. Я никогда не перееду в Новосибирск. Никогда. Я надеялась, что после развода ты будешь жить здесь, с нами. Я не могу уехать из Москвы. Из-за сына.
   - Рита, но почему? Ладно, я. Я не могу оставить мать с  отцом. Они уже и в магазин не выходят. Совсем больные. Без меня они совсем пропадут. Но Эльдар. Почему он не может жить там?
   - Глеб, я в первую очередь – мать. И я не могу лишать сына того будущего, которое ждёт его в Москве. Не могу. Не хочу. Я несу за него ответственность. Я люблю его, Глеб. И никакие колокола внутри меня не заглушат мою любовь к нему. Мне ещё очень много надо сделать для него. Даже ты не сможешь помешать этому. Я давно сделала свой выбор. Очень давно.
   - Какой выбор, Рита? Солнышко моё, что ты хочешь мне сказать?
   - Нам надо расстаться, Глеб, - сквозь слёзы произнесла Рита, - Прошу тебя, уходи. Не мучь меня. Уходи. И на этот раз навсегда.

    Слёзы катились из глаз. Два мира, реальный и мир любви, перестали бороться. Параллельный мир плотно закрыл свою дверь. Навсегда. Решение, принятое много лет назад, было выпущено на свободу.
   Их души перестали летать от счастья. Там поселилась боль. Боль от предстоящей разлуки. Боль от несбывшихся надежд.
    Гормон любви, гормон материнской любви, победил. Он всегда был сильнее. Он знал это. Он знал, что женщина появляется на этот свет, чтобы дать жизнь другому человеку, и подарить ему любовь. Истинную любовь. Материнскую. И нет в мире более сильной любви. И не должно быть.

   Как говорил Бердяев? «Любовь, в сущности, не знает сбывшихся надежд». Он был не прав. Знает. Если это любовь матери к сыну. 

   - Не делай этого, Рита. Умоляю тебя. Мы не сможем жить друг без друга. Это будет не жизнь. Существование.
   - Я буду стараться, Глеб. Я очень постараюсь. Прости меня. Если сможешь. Сын и его судьба мне дороже.
 
   Глава 7. Новая жизнь в новой стране.

   1991 год.

  17 августа 1991 года  состоялась встреча будущих членов ГКЧП в закрытой резиденции КГБ. Было принято решение ввести чрезвычайное положение с 19 августа, и потребовать от Горбачёва уйти в отставку  и передать все полномочия вице-президенту Геннадию Янаеву.
   18 августа представители комитета вылетели в Форос для переговоров с президентом. Горбачёв отказался дать им согласие на введение чрезвычайного положения в стране.
    19 августа, в 04.00 часа утра, Севастопольский полк войск КГБ СССР заблокировал президентскую дачу в Форосе.
     Около 7.00 по приказу Язова вторая мотострелковая Таманская дивизия и четвёртая Кантемировская дивизия начали движение к Москве.

   В стране произошёл переворот. Первым президентом России стал Борис Николаевич Ельцин.
   А  в ноябре 1991 года был объявлен полный запрет на деятельность Коммунистической Партии СССР.

    Народ вздохнул свободно. И началось строительство новой жизни. Жизни, о которой мало кто имел представление. Жизни, которая сулила благополучие, богатство и власть. «Железный занавес», начавший своё медленное разрушение ещё при Горбачёве, рухнул, открывая людям дверь в другой мир, мир свободы и дозволенности, мир, в котором, как оказалось, можно всё: не только работать, но и зарабатывать огромные деньги, продавать и покупать, убивать и властвовать. Остатки «Железного занавеса» расстреляли и разбомбили танками.
   А взамен дали временное сумасшествие, беззаконие и растерянность. КПСС уже не диктовала народу, как необходимо жить, чтобы соответствовать высокому званию коммуниста. Высшие эшелоны власти быстро сориентировались и прибрали к рукам те места, где чувствовался запах больших, безудержно больших денег.

   За десять лет, которые прошли после разлуки с Глебом, Рита работала в трёх редакциях и старалась сделать всё возможное, чтобы жизнь её близких и любимых людей, и в первую очередь, сына, стала более комфортной и счастливой.
    Сосед по квартире, Толя Ипатов, умер в тюрьме от туберкулёза, и вместо него в комнату въехала семья из трёх человек.  Василий – моляр из театра имени Вахтангова, Татьяна – художница того же театра,  и их годовалая дочь.
   Договорившись с ними о размене квартиры, Рита, со всей своей энергией, принялась за дело. Несколько лет ушло на то, чтобы приобрести отдельную квартиру, в которой у Эльдара появилась собственная комната с нормальной мебелью, телевизором и свежим, а не пропитанным запахом перегара, воздухом.
    Редакция «Искусство кино» не потерялось в бесконечном водовороте событий, но Рита, решив коренным образом изменить свою жизнь, пошла на риск, и открыла собственное небольшое издательство «Гармония».
    Умение работать, и удовольствие, которое она получала от успешного бизнеса, заполняли то пространство, в котором некогда били колокола, принадлежащие параллельному миру.
   Первые два года справиться с тем, что Глеба нет рядом, было очень сложно. На работе и во время интервью, она стойко держалась, чтобы ни один человек не увидел того ада, той боли, которую она испытывала постоянно. В промежутках же между работой и домом, Рита находила укромные уголки Москвы, в которых выпускала на свободу всю свою боль. И тогда случайный прохожий мог увидеть фигурку молодой женщины, горько рыдающей в одиночестве.
   Домой Рита всегда возвращалась с улыбкой, и радость от встречи с Эльдаром и дальнейшее общение с ним были искренними, и она чувствовала себя самым счастливым на свете человеком.
   В тех мужчинах, которые проявляли к ней интерес, она пыталась найти хоть одно, маленькое, пусть даже еле заметное сходство с Глебом, и не найдя его, теряла к ним всякий интерес. Ни один мужчина не был похож на него. Ни в чём. Никогда. Нигде. Её душа, по-прежнему, была полна им, единственным в мире мужчиной, только им и никем больше. Она любила его так же сильно, как и в первые годы их отношений. Только душа теперь летала от счастья лишь в те мгновения, когда она видела Глеба во сне. И, проснувшись, ей казалось, что он рядом, что он смотрит на неё и улыбается, и говорит, что ужасно соскучился по ней за этот короткий промежуток времени, пока был погружён в сон.
    Она открывала глаза, и понимала, что это был всего лишь сон, что Глеба нет рядом, что всё уже в прошлом, и счастье, которое было у них, уже не вернуть. 
   
    В тот знаменательный день, когда Эльдар позвонил ей на работу, и сказал, что его взяли на телевидение репортёром, да ещё и в две программы, Рита окончательно убедилась в том, что решение, принятое ею много лет назад, было абсолютно правильным. Она была счастлива настолько, насколько может быть счастлива мать, которая любит своего ребёнка.
    Чтобы в 15 лет самостоятельно, без чьей либо помощи, пойти на телевидение с просьбой взять его на работу, выполнить на отлично первое, пробное, задание, - нужна уверенность в себе и в своих способностях. Это был первый, настоящий мужской поступок Эльдара.

    Издательство «Гармония» процветало. Рите казалось, что она восполняла отсутствие в её жизни на Греческой улице то количество книг, которых ей так не хватало в жизни. «Гармония» издавало Достоевского, Золя, Чехова, Тургенева, и других известных классиков мировой литературы. Редакторы искали и находили новых интересных авторов. Книги перестали быть дефицитом в стране. Теперь все, а не только «избранные» люди, могли позволить себе иметь любимую книгу в своём доме.
     К конкуренции Рита относилась спокойно, объясняя своим сотрудникам, что если очень хорошо делать свою работу, то успех любого предприятия обеспечен. И успех был, и именно он позволил заработать такие деньги, чтобы помочь сыну купить прекрасную квартиру. У Эльдара началась самостоятельная жизнь.
   
 
   Глава 8. Встреча.

   В тот день Рита проснулась в слезах. Всю ночь ей снился Глеб, он звал её, говорил, что по-прежнему  любит и ждёт. Она посмотрела на календарь. 9 апреля. День его рождения. У неё сохранился номер его рабочего телефона. Изменился только код города.
   И она решилась. Подошла к телефону, трясущимися руками набрала номер, и попросила позвать Новикова Глеба Александровича. От волнения перехватило дыхание.
   - Алло, я слушаю Вас, - раздался в трубке родной и любимый голос.
   - Глеб, это я, Рита. Хочу поздравить тебя с днём рождения.
   - Рита, я узнал тебя. Как ты? Как Эльдар? Как мама?
   - Всё прекрасно. Желаю тебе счастья.
   - Солнышко моё. Если бы ты знала, как я рад тебя слышать. Я ждал твоего звонка. Ты меня слышишь? – кричал Глеб через всю страну, - Ты слышишь меня? Я люблю тебя, Рита. Если бы ты знала, как я люблю тебя.
   - Я могу приехать.
   - Приезжай. Сегодня? Я буду ждать. Я тебя все эти годы ждал.

   Рита взяла билет, и вылетела в Новосибирск. Они не виделись десять лет. И ничего не изменилось. Параллельный мир открыл настежь дверь, и впустил их в своё пространство.
    Несколько дней Рита не могла спокойно говорить. Слёзы постоянно застилали глаза, боль от столь длинной разлуки вырывалась из души, пытаясь облегчить будущую их с Глебом жизнь.
   - Какой же я дурак, - шептал Глеб, обнимая её, - Ведь я тогда решил, что ты разлюбила меня. Если бы я знал, что это не так! Я бы никогда не ушёл.  Я тебя никуда не отпущу. Ты слышишь меня? Господи, какая же ты красивая.
   - Глеб, нам в сумме 95 лет. Столько же, сколько и наших недостатков.
   - Чепуха. Это не о нас. Я не вижу в тебе возраста. Ты для меня такая же, как всегда. Любимая и единственная. От тебя столько света исходит и тепла. Скажи, почему ты мне позвонила? Через столько лет? Тебе Эмма сказала?
   - Эмма? А что она должна была мне сказать?
   - Я все эти годы ей звонил. Спрашивал, как ты, как Эльдар.
   - Она мне ничего не говорила. Оберегала меня. Только она и знала, как я страдала. Глеб, скажи мне, как ты жил без меня.
   - Как жил, как жил. Существовал. Работа спасала.
   - Наверное, и женщины были. Не могло не быть.
   - Никого у меня нет, кроме тебя. Нет, и не было. И не будет. Года два с ума сходил. А потом, пытался хоть в ком то найти сходство с тобой. Не находил, и расставался. С одной даже  жил вместе. В результате, ничего, кроме дружбы, не получилось. Мы и сейчас с ней друзья. Первое время хотел из неё тебя сделать. Где там… Вот и живу один. Ты только не ревнуй, пожалуйста.
   - Я не ревную. То, что связывает нас, невозможно испытать с другими. Я тебе верю, Глеб.
   - С тобой я никогда бы не смог дружить. Да я бы с ума сошёл.
   - Я знаю, Глеб. И я бы не смогла.
   - Теперь ты переедешь ко мне. Ты мне обещаешь, что не расстанемся с тобой?
   - Перееду. Обещаю. Немного подождать надо.
   - А немного – это сколько?
   - Как только женится Эльдар, я сразу же перееду. Да и мать оставить не могу. Она страшную операцию перенесла. Теперь за ней уход постоянный нужен. А как твоя мама?
   - Я её полгода назад похоронил. После инсульта пять лет с постели не вставала. Так что мне не до женщин было. Теперь отца досматриваю. После смерти матери совсем сдал. Больше с ним живу, чем в нашей квартире.
   - Мне очень жаль. Я знаю, что мы должны быть вместе. Но как?
   - Знаешь, тогда, на защите диссертации, я тебе был благодарен, что ты отговорила меня развестись. И я, дурак, согласился. А сейчас думаю, кому это всё нужно было? Эта диссертация, партия. Где это всё? Партия, ладно. А наука? Кому она нужна? Все бросились деньги зарабатывать.
   - И правильно сделала, что отговорила. Татьяна тебя, всё - равно, не отпустила бы. Так сейчас ты и кандидат наук, и мы вместе. Всё хорошо, Глеб. Я самая счастливая женщина во вселенной.
   - Счастливая… Опять мы по рукам и ногам связаны. Если бы мы в одном городе жили, давно бы поженились.
   - Кого-то штамп в паспорте, может, и удерживает. Меня бы не удержал. Меня только любовь может удержать. Я и так ответственность чувствую, без штампа.  И за тебя, и за наших родных, но в первую очередь за Эльдара. Кто, как не мы, Глеб? Кто, как не мы?
   - Я Эльдара часто по телевизору вижу. Талант, ничего не скажешь. Горжусь им. Он молодец. Очень интеллигентно всегда передачи ведёт. А ты, солнышко моё, уникальная личность. Я всегда это говорил. Мужчина тебе только попался, ни на что не способный.
   - Однажды Ева задала сама себе вопрос, за что она любит Адама. Он, на её взгляд, не был ни умён, ни трудолюбив, ни рыцарски благороден. Он не совершал ради неё никаких героических поступков. Однажды даже предал её.  И знаешь, что она ответила сама себе?  «Люблю его просто потому, что он мой и потому, что он мужчина». Марк Твен. «Записки Адама и Евы».
   - Да потому что он другую женщину любил. Лилит.
   - А ты откуда знаешь?
   - Читал. А она от него ушла. Свободы ей мало было. Подчиняться не желала. Никого тебе не напоминает?
   - Нет, не напоминает. Ты мне лучше расскажи, как у тебя с работой. Почему ты считаешь, что наука никому не нужна?

   Глеб рассказывал, и Рита понимала, что девяностые годы отразились и на его жизни. Он с радостью положил партийный билет на стол секретарю парторганизации института, даже не захотев его оставить на память, и теперь  никому ничего не был должен. Он отработал все долги перед страной, партией и народом.
    И ничего не заработал: он носил все те вещи, которые были куплены в юности. Он не мог позволить себе отдохнуть в хорошем санатории, не говоря уже о курорте, на который никогда не было денег. На мизерную зарплату научного руководителя, блестящего педагога и талантливого методиста, он мог только скромно прожить месяц до очередной зарплаты, тратя деньги исключительно на самое необходимое: простую еду, сигареты и оплату коммунальных услуг.
    Бизнесом он категорически не хотел заниматься. Он искренне любил студентов, переживал за каждого из них, пытался помогать по мере возможностей.
    Зимой Глеб носил две лёгкие куртки, одевая одну на другую. У него не было возможности купить себе нормальное тёплое пальто.

    В один из приездов, Рита рискнула привезти ему короткую дублёнку, и тёплые свитера.  Они поругались.

   - Пожалуйста, не делай из меня альфонса, - кричал Глеб, - Я не буду это носить. Я мужчина! Я сам должен обеспечивать себя и тебя. Забери и увези в Москву. Не унижай меня, пожалуйста.
   - Я не могу смотреть, как ты мёрзнешь. Когда-то, в Москве, мы с сыном жили практически на твои деньги. Сейчас я могу помочь тебе. Подумай о своём здоровье. И вещи не заберу. Выброси, если не будешь носить.

   О своём здоровье Глеб не думал. Несколько лет назад, после похорон отца, Рита уговорила Глеба сходить к врачу.
   Диагноз был неутешительный: ишемическая болезнь сердца. Рита предлагала ему поехать вместе в санаторий, в дом отдыха, показаться известным врачам. Он категорически отвергал её помощь.
   - Солнышко моё, для меня каждый твой приезд даёт столько здоровья и сил, сколько не даст ни один врач во всём мире.  У тебя есть ключи от моей квартиры. От нашей квартиры. Я жду тебя каждый день. Ничего, кроме тебя мне не надо. Ни одна женщина не переступит порог этого дома. Ты моя жена перед богом, и другой не будет. Никогда.
   - Да у меня душа разорвётся на части, если я буду жить здесь. Постоянно думать, как там мама и сын? Жить с тобой и переживать за них?  Это невозможно.
   -  Я хотел сделать тебе сюрприз. Отправил  запросы  в Москву по поводу работы.  Пришли отказы. Постаралось моё руководство. Никак не хотят от меня избавиться. Да и вообще, если все переедут в вашу Москву, кто в провинциях будет учить студентов? А жить на твои деньги и в твоей квартире я не намерен. Я себя просто возненавижу. Я мужчина и должен сам обеспечивать семью. Мне всё равно, кем ты будешь работать здесь. Хоть вообще не работай.
   - Как только сын женится, я перееду.


   Разговоры с Глебом на тему переезда повторялись постоянно при каждой  встрече.

   Прошло ещё несколько лет.
   Зоя Васильевна ушла из жизни. Ей было 93 года.
   Теперь и Рита выполнила свой долг перед матерью. До самых последних дней она ни в чём не знала отказа: лучшие санатории, больницы, сиделки. Рита до последних дней была рядом с ней, делала всё возможное и невозможное. И всё ещё пыталась сделать её счастливой. Но так и не смогла. Мать всегда и всем была недовольна: платья и, даже, шубы Зоя Васильевна перешивала, санатории и больницы хаяла, Ритин бизнес  высмеивала, продукты, которые дочь ей покупала, считала второсортными.
   Радовалась, и становилась счастливой Зоя Васильевна только от встреч со своим внуком. Она любила Эльдара. Любила так, как только может любить мать. Именно мать. Не бабушка. Она очень тосковала, когда он долго не приходил к ней домой. Для неё было необыкновенным счастьем видеть его. Она садилась напротив и долго не могла оторвать от него взгляд. Любовалась им, и на её глазах были слёзы. У неё была заветная мечта: увидеть внука семейным человеком. И ей  повезло: за неделю до её смерти, Эльдар познакомил бабушку со своей невестой. И это было трогательно.
   Она уже не вставала с постели и практически ничего не видела. Софи  протянула ей руку, и Зоя Васильевна взяла её в свою.
   - Значит, ты и есть та девушка, которую любит Эльдар? Софи? Какое интересное имя. Ты француженка?
   - Нет. Мне это имя дали родители.
   - Ты хорошая девушка. Я чувствую. Береги его. Он очень достойный и благородный человек. Вы поженитесь? Обещаешь?
   - Обещаю, - тихо ответила Софи, - Я очень люблю Вашего внука.
   - Как долго я ждала тебя, Софи. Мы все ждали тебя. Теперь я могу быть спокойной.

   Через неделю Зои Васильевны не стало.

   Прошло полтора года.

   Эльдар и Софи сыграли свадьбу, и Рита решила, что настало время подумать и о себе.
  Она приехала к Глебу и объявила о своём решении оставить бизнес и переехать к нему.
  Они устроили праздник, во время которого любимый мужчина подарил Рите кольцо.
 
   Они обручились. Через 35 лет после их первой встречи.

   Они любили друг друга. Так же, как и всегда. Ничего не изменилось. Ничего, кроме возраста.  А что такое возраст?

   Рита вернулась в Москву, чтобы забрать вещи, закрыть бизнес и…      Заболела.
   Её свалила с ног непонятная болезнь. Врачи в больнице разводили руками. Все анализы, которые она сдала, были в норме.  Температура едва доходила до 35 градусов. Не помогали ни витаминные капельницы, ни антибиотики, ни усиленное питание. От сильнейшего головокружения Рита не могла подняться с постели. МРТ головного мозга не показало никаких изменений.
   С Глебом они созванивались каждый день. Благо, что есть мобильные телефоны. Это такое счастье – каждый день слышать в трубке голос родного и любимого человека, знать, что он волнуется и ждёт тебя, ждёт твоего выздоровления и твоего приезда. Но выздоровление не наступало. Как будто злой рок оттягивал её отъезд из Москвы.
   Однажды Глеб, как будто вскользь, сказал по телефону, что похудел на два размера. Рита посоветовала ему пройти обследование.
   - Никакого обследования, - ответил Глеб, - Просто немного нездоровится. Пройдёт. Жду не дождусь твоего приезда. Люблю тебя. Поправляйся.
   - Глеб, прошу тебя, сходи к врачу. Ради меня. Пожалуйста.

  К врачу Глеб отправился только тогда, когда почувствовал слабость и сильные боли. С тех пор их разговоры по телефону начинались с вопросов о его здоровье и о результатах его обследования.
   - Солнышко, не волнуйся. Ты, главное, поправляйся. У меня простой гастрит. Ничего страшного. Врачи прописали лекарство. Пропью месяц, и всё восстановится. Главное – твоё состояние. Прошу тебя, береги себя.

    «Состояние» не улучшалось. Четыре месяца она была прикована к постели. Четыре месяца она боролась с непонятным недугом. Четыре месяца она каждый день разговаривала с Глебом. И каждый день он говорил ей, что ему становится всё лучше и лучше, что болезнь отступает, и что он ждёт её выздоровления и приезда.
   - Не подведи меня. Выздоравливай. Я тебя так люблю. Ты моя любимая. Ты моя единственная в мире женщина. Я не знаю, можно ли любить сильнее, чем я люблю тебя. Если я что-то сделал в своей жизни не так по отношению к тебе, прости меня. Прости. Но знай – я любил и люблю тебя. И всегда буду любить.
   - Глеб, почему ты так говоришь? Я чувствую, ты что-то скрываешь. Что?

    В тот день Рита впервые поднялась с кровати. Она была у себя дома. Она справилась с болезнью, но была ещё очень слаба. Без помощи сиделки Рита добралась до ванной и приняла душ. Силы возвращались к ней.
   Она ликовала. В душе было столько радости от сознания того, что скоро она увидит Глеба, будет каждый день слышать его голос, наслаждаться жизнью с ним. Сердце колотилось с такой силой, что, казалось, оно сейчас выскочит из груди и само, не спрашивая  её разрешения, помчится к Глебу. Она попыталась рукой остановить его, как будто и правда поверила в то, что это возможно.
   - Подожди, - шептала она, обращаясь к сердцу, - Не покидай меня. Осталось немного подождать. Совсем чуть-чуть. Мы наберёмся сил, соберём вещи, и уедем. Нас с тобой ждёт огромное счастье. Счастье с моим любимым мужчиной.
   На мгновение ей показалось, что сердце услышало её и остановилось. Оно перестало биться. Рита посмотрела на часы. Они показывали 13 часов, 15 минут.

   «Может, я умираю?»

   Рита вздрогнула от оглушительного шума. Огромная картина, которая висела в зале, рухнула на пол. Рита смотрела на неё и не понимала, как это могло произойти. В душе поднялась боль и тревога. Нестерпимая боль. Невыносимая тревога. Она схватила телефон, и он в этот момент зазвонил. Номер был незнаком.
   - Рита, - услышала она голос друга Глеба, - это Степан. 
   - Что? – голос не слушался её,- Случилось что-то ужасное? Он жив?
   - Рита, он не хотел тебе говорить. Он оберегал тебя. Не хотел, чтобы ты видела его в таком состоянии. Хотел, чтобы ты запомнила его живым и здоровым. Две минуты назад. Мне позвонил его сын. Его последние слова были о тебе.

   Стало очень темно.  Внутри. В мире. Вселенная сжалась, и всей своей тяжестью поселилась в её душе. Она не хотела открывать глаза. Она не желала мириться с действительностью.
   Реальный мир открыл свои двери, и поглотил параллельный мир. Теперь уже навсегда. Гормон любви, в котором только что звучали колокола, исчез, растворился, перестал существовать.
   - Мама, это я, Эльдар, - услышала она родной и любимый голос сына, - Мы с Софи пришли к тебе. Мы всё знаем. Мама, открой глаза.
   - Спасибо. Спасибо, что вы вдвоём пришли. Пожалуйста, побудьте сегодня со мной. Мне страшно.
   
    Эмма, её любимая и единственная подруга, сама предложила поехать вместе со Ритой. Ей пришлось на несколько дней оставить свою, ставшую очень большой, семью. Сын и дочери рано обзавелись семьями, и каждые выходные приезжали к любимой маме со своими детьми. В такие дни огромный дом, в котором были теперь и бассейн, и сауна, и, даже, подвал с сотнями банок с соленьями, компотами и вареньем, наполнялся детским смехом, играми, и необыкновенным застольем. Николая застать в доме было сложно: он, по-прежнему, работал, не покладая рук. Только в этом доме Рита отдыхала душой, забывая все свои проблемы, и только рядом с Эммой она смогла пережить те дни, которые провела в городе, где уже не было, и никогда не будет Глеба.

   Прошло сорок дней. Рита проснулась от ощущения, что на неё  кто-то пристально смотрит. Три часа ночи. Ещё только начинает светать. На подоконнике её огромного окна сидит белый голубь.
   Это он смотрит на Риту сквозь стекло. Она подходит к окну. Протягивает к нему руку. Голубь не улетает.
   Она переходит на кухню, и видит, что голубь перелетает, и садится  на перила балкона. Смотрит Рите в глаза.

  И она, всем своим существом, всем своим неверием и верой, чутьём, душой, всем своим шестым чувством, которое есть или нет, понимает, что это Он, что это Его душа. Здесь. Рядом. Это он! Он! Он пришёл. Проститься! Со ней!
 
   - Глеб,- сквозь рыдания произношу я, - Глебушка, родной мой. Единственный. Любимый. Это ты. Я знаю. Чувствую. Ты рядом.

   Рита упала на колени.

   - Почему всё так случилось? Почему? За что? Ведь ты ещё так молод. Господи, за что? Чем мы так провинились перед тобой? Глеб, почему ты не сказал, что болен? Так болен? Ты же знал, что умираешь? Прости меня. Прости за всё. Прости, что столько лет ждал. Прости, что не спасла тебя. Это моя вина. Только моя. Если бы я была рядом, этого бы не случилось. Но я не могла. Ничего не могла. Ничего. Ты знал, что я люблю тебя. И знаешь, что буду любить до самого последнего вздоха. Ты мой родной. Мой  единственный. Мой любимый. Я знаю, это твоя душа пришла проститься со мной.
   Голубь смотрел на рыдающую женщину, и не улетал.
   Рита налила в блюдце воды и поставила перед ним. Насыпала зёрен. Она не знала, что ещё сделать для него.
   - Что сделать, чтобы загладить свою вину перед тобой, Глеб? Что? Господи, почему так случилось?
   Через три часа Рита ушла на работу. Голубь остался сидеть на перилах.
   
   Вечером, придя с работы, она вызвала на дом мастера и попросила её сбрить свои волосы. Наголо.  Она так захотела. Что это было? Может быть, протест? Против несправедливости. Против неправильности. А, может, просто, чтобы не сойти с ума.

   Прошёл год. Год страданий и мук. Год каждодневных посещений храмов и церквей. Год молитв и покаяний. Год не смирения с происшедшим. Год без него. Год одиночества. Ещё один год их совместной любви.

   Вчера она была на могиле Глеба вместе с его двумя друзьями. Стоял солнечный жаркий день. Ни облачка на небе.
   - Ушёл человек из жизни, - тихо произнёс Степан, - и ничего после него не осталось.
   - Не правда,- возразила Рита, - А наша любовь? А сын? Внуки? Воспоминания? Я уверена, Глеб знает, что мы помним и любим его. Он знает, что мы здесь, рядом с ним.
   В этот момент случилось необъяснимое: на одно мгновение хлынул дождь. И только в том месте, где  стояли они.

   Они ещё долго сидели в кафе и вспоминали Глеба. Им всем необходимо было выговориться, и вспомнить его добрым словом.
   - Он был настоящим другом, - говорил Степан.
   - Он всегда говорил только правду,-  сказал Игорь.
   - Однажды, на рыбалке, он спас нас от верной гибели. Рита, он рассказывал тебе?
    - Нет. Сказал только, что однажды провёл ночь в лодке и сильно заболел. Были заморозки.
    - Он никогда не любил хвалиться, - поддержал Степана Игорь.
    - А ты знаешь, что у него есть научная работа, за которую ему могли бы дать Нобелевскую премию? Так он даже докторскую диссертацию не захотел  писать. Некогда ему, сказал, - произнёс возмущёно Игорь.
    - Его все уговаривали. А он сказал, что ему за матерью ухаживать надо. И это важнее.

   Ночью, в поезде, Рите приснился сон. Они с Глебом стояли лицом к лицу и смотрели друг другу в глаза. Их разделяла стена, сложенная из прозрачных кирпичей. Они не могли пройти сквозь эту стену, не могли пробить её, чтобы прикоснуться друг к другу. Никогда ещё, даже при его жизни, их души не испытывали такой силы любви и нежности. Они задыхались от огромного счастья, от  необыкновенной внутренней близости друг к другу.
   Рита проснулась от ощущения, что Глеб рядом. Огромное, до боли, счастье переполняло каждую клеточку её души и сознания. Ей казалось, что её душа сейчас разорвётся, или она  задохнётся от этих чувств.
   Пусть на мгновение, пусть – во сне, но она знала. Знала. Этой ночью Глеб был рядом с ней. Он сдержал своё слово, данное 38 лет назад: «Солнышко моё, я буду любить тебя и после смерти».

    Попутчик.

  Рита вернулась домой. В квартире было пусто.

   Грустно, больно и одиноко. Она подошла к комоду, и достала все письма Глеба. Их было сотни.  Взяла первое попавшееся.   Странно, но оно не распечатано. Как такое могло произойти?
  Рита помнила многие из них. Не наизусть. Нет. Часто перечитывала их, и каждый раз находила что-то новое. Это письмо было на нескольких листах и начиналось, как и все, с одних и тех же слов:

   « Здравствуй, моя родная, моя любимая, солнышко моё ненаглядное!
   Ужасно по тебе соскучился. Пытаюсь думать о работе, но ничего не получается. Ты у меня буквально всё время стоишь перед глазами. Мне тебя сейчас не хватает, как никогда. И для того, чтобы иметь возможность тебя видеть всегда рядом, я работаю день и ночь. Устал ужасно. Очень волнуюсь, как ты там сейчас без меня, как себя чувствуешь, не болеешь ли, как настроение? Очень хочется тебя видеть, обнять, поцеловать, отругать за что-нибудь. Мне кажется, что не найти и минутки, когда бы я о тебе не думал. Родная моя, я тебя очень люблю, и ты об этом не забывай. Единственная мечта и единственная цель в моей жизни – это как можно быстрее разобраться со своими делами (партийными и семейными), и быть рядом с тобой. Рита, я люблю тебя по-настоящему, без всяких скидок. И ты, пожалуйста, в этом не сомневайся ни на минуту. Ты моя. Моя навсегда. Как и я твой на всю жизнь. Я только тебя умоляю, чтобы ты была терпеливее в это трудное для нас время. Солнышко, я не умею писать красивые слова, да и не верю им. Ты знай только одно, что ты моя, ты понимаешь, моя! Родная, любимая, желанная. Моя перед богом, перед совестью. Моя в желаниях, стремлениях, мечтах. Моя в каждой секунде моей жизни, в каждом дыхании. Ты просто моя.
   Любимая моя, помни, что мы друг друга сотворили друг для друга, и ни тебе, ни мне никто другой не принесёт счастья и душевного покоя, радости и боли, волнения и счастливых минут – всего того, что называется жизнью.
   Пока мы не вместе, всё это живёт в нас невидимо для других, покрыто болью разлуки и тревоги друг за друга. Солнышко, не сомневайся в том, что это наше всегда будет внутри нас, что мы любим друг – друга, и нужны друг – другу, что мы уже неотделимы друг от друга, как душа от тела. Ты не должна ни минуты сомневаться. Ты знай, что я всей душой, всеми своими помыслами стремлюсь к тебе, мне бесконечно тяжела разлука с тобой, которая становится ещё тяжелей, когда ты своими сомнениями переворачиваешь мне всю душу. Мне становится очень больно, и я начинаю думать, что ты, наверное, стала меньше меня любить, не чувствуешь меня на расстоянии и что тебя окружают тысячи соблазнов. Давлю в себе всякие попытки к ревности. Рита, если ты меня любишь так же, как я тебя, ты не сможешь меня обманывать. Наверно, я уже такой, ничего с этим не сделаешь, хоть я и понимаю, что ты просто не можешь долго быть без меня. Я знаю, что ты должна меня видеть и слышать, обнимать и целовать.
   Солнышко, мне от одного твоего ласкового слова здоровья и сил в 10 раз прибавляется, не говоря уже о настроении. Все трудности кажутся нипочём, когда ты со мною вместе, когда ты меня понимаешь, когда я чувствую твою любовь и поддержку.
   Мой аленький цветочек, поверь, каждое моё письмо выстрадано, оно частица моей души, моей любви к тебе и боли за нас.
 
   Родная моя, люби меня, слышишь! Главное для меня – быть рядом с тобой и сделать тебя счастливой, а всё остальное чушь.

   Целую тебя. Безумно тебя люблю.
   Твой родной и любимый,  Глеб».

  Рита вспомнила, как однажды, Эмма задала вопрос Глебу.

  - Глеб, скажи, если бы каждый из нас занимал на шкале жизни своё место от «минус» десяти, до «плюс» десяти. На какое бы место ты поставил себя?
   - Я? – переспросил Глеб,- Конечно, на ноль.
 

   Воспоминания прервал звонок в дверь. Рита никого не ждала, но дверь открыла сразу, даже не заглянув в глазок. На пороге стоял вчерашний попутчик.
   - Простите? Что Вы здесь делаете? И как Вы нашли меня?
   - Рита, ты, конечно, меня не узнала. Я так и знал.
   - Вы кто?- спросила она, и в то же мгновение  поняла, кто стоит перед ней, - Золтан? Ты?
   - Надеюсь, на этот раз ты не выгонишь меня?
   - Нет. Проходи. Мне надо о многом рассказать тебе.


                Октябрь          2015 г.               
   
                Москва.