Рассказ старого конкистадора

В небольшой портовой таверне носившей название «Пульпо Виеджо» всегда было не протолкнуться от клиентов. Каждый день, начиная с полудня, завсегдатаи и заезжие гости занимали все семь длинных столов, расположенных в закопченном зале с низким потолком.
Главной достопримечательностью таверны, не считая необычайно хорошего местного вина, был старый однорукий конкистадор Эрнесто Севилья. Он служил еще под началом самого Фернандо Кортеса и учувствовал в покорении варварского континента на Западе.
Севилья представлял из себя яркий пример бывшего бравого вояки, пропивающего свои накопления после ухода со службы. Он проводил дни напролет в зале Пульпо Виеджо, и любой желающий за стакан вина мог послушать одну из множества историй, связанных с плаваниями и завоеваниями дальних диких стран. Никогда нельзя было сказать наверняка, выдумывает Севилья свои истории или рассказывает чистую правду. Но большинство из них содержали столь яркие описания дальних стран и жестоких сражений с дикарями, что казалось рассказать о таком может только непосредственный участник тех событий.
Старый конкистадор не упускал ни одной детали, его описания необычайной красоты индейских женщин вызывали восхищенные вздохи слушателей, равно как рассказы об изощрённых пытках и казнях, которые устаивали в диких племенах, вселяли неподдельный ужас. Благодаря своей способности находить слушателей Эрнесто Севилья всегда был сыт, пьян и доволен жизнью на столько, на сколько может быть доволен ею старый пьяница.            
Но, однажды, в один дождливый октябрьский день, всегда веселый и жизнерадостный Севилья, был необычайно хмур и молчалив. Он сидел не на своем обычном месте – во главе центрального стола, а в самом дальнем углу таверны и заливал в себя один стакан вина за другим.
Один из завсегдатаев, местный лавочник торговавший снастями, обратился к нему:
- Сеньор Севилья, что случилось? Почему наш постоянный рассказчик сегодня хмур и неразговорчив?
Помолчав с минуту, Севилья ответил:
- Боюсь сегодня, сеньоры я не смогу рассказать ни одной подходящей истории. Я не здоров. И хотя тело моё сильно, как и прежде, мой недуг скорее душевного свойства, - с этими словами он одним глотком осушил очередной стакан с вином.
Но посетители настаивали и даже предложили ему кувшин самого лучшего вина в таверне и лучший кусок барашка, жарящегося на вертеле. И, старый конкистадор смягчился, поначалу он вроде как даже повеселел. Но когда сел за стол и начал свой очередной рассказ, стало ясно, что это улыбка не радости, а скорее безнадежного отчаяния. Такого, когда человек уже смерился со своей судьбой и готов встретить любые ее удары. 
И вот о чем он поведал:
- Сеньоры, я всегда рассказывал вам истории о диком Западном континенте, Новой Земле. Я рассказывал о кровавых битвах с дикарями, о прекрасных дикарских женщинах, о том, как мы пытали и казнили вождей и воинов этого народа, я рассказывал вам о том, как мы добрались по рекам вглубь этого Богом проклятого континента и грабили их несметно богатые города.
Но, ни разу не рассказывал я о племени Детей Крокодила и тех событиях, в результате которых я лишился своей правой руки и сержантского звания. Теперь, когда я знаю, что конец мой близок, я, пожалуй, поведаю вам и эту историю.
Он обвёл долгим тяжёлым взглядом всех присутствующих и продолжил:
- Так вот, примерно на третьем году нашей экспедиции, мне было поручено захватить и подчинить испанской короне большое поселение язычников. Жители этого селения называли себя Детьми Крокодила. Они покланялись этой твари, считая его своим прародителем. Сумасшедшие безумцы, они приносили ему в жертву пленников и даже своих соплеменников. Раз в месяц, они скармливали крокодилам, живущим в их храме, по несколько человек.
Тогда под моим командованием было двадцать солдат и одна пушка. Сам я взял под залог годового жалования отличного боевого коня, на котором собирался вести в бой своих людей. После захвата поселения нам следовало разграбить его и удерживать до прибытия гонца с дальнейшими поручениями.
За несколько дней мы достигли нужного места. Поселение располагалось на повороте широкой реки, вода которой была черна словно ночь. Вытянувшись на добрых пол мили, этот захудалый индейский городишко был выстроен в основном из тростника и речного песка. Но в середине селения стояла высокая, футов двадцать высотой, пирамида. Она была покрыта изображениями крокодилов поедающих людей. Позже мы узнали, что это и был тот самый храм речного бога крокодила.
Увидев нас, жители селения бросили свои занятия и стали разбегаться по домам. Вождь, главный жрец и все войны вышли из ворот и направились в нашу сторону. Они шли с опущенным оружием. По своему опыту я знал, это означает, что они не собираются драться и вышли откупиться от нас. Для этого двое дикарей тащили большие носилки с золотыми побрякушками.
Но, как я говорил, у нас был приказ захватить и разграбить селение. И я приказал канониру заряжать пушку, а солдатам приготовить мушкеты. Выстрел нашей трехфунтовки произвел ошеломляющий эффект на дикарей, видимо это племя еще не воевало с настоящими хрестьянами. Картечью убило четверых, и тяжело ранило еще нескольких. Мушкетный залп уложил на землю еще с десяток воинов. Остальные, кроме шамана и вождя, попадали на колени и стали выть от страха. Мы пошли в рукопашную атаку, вождь криками пытался поднять воинов на бой, но никто его не слушал, а я снес его голову ударом рапиры. Работая алебардами и клинками, мы косили туземцев, которые даже не пытались сопротивляться. Правда, один всё-таки попытавшегося поднять с земли свое копье, но мой конь затоптал этого смельчака.
И вот остатки туземного войска побежали обратно в свое селение. Я рубил направо и налево, мои руки до самого локтя были покрыты кровью дикарей. Из двух сотен вышедших к нам воинов до селения добралось человек пять не больше, остальные были либо убиты, либо тяжело ранены. На поле остался стоять только жрец, которого мои люди не тронули из суеверия. Ходили слухи о том, что убив индейского шамана, можно навлечь на себя проклятие его бесовской души. Правда, для острастки ему выбили пару зубов, но он как будто не замечал этого, а только таращился на нас выпученными глазами.
Мы начали грабить, и не знаю, что на нас нашло, но мы творили такие бесчинства, о которых я еще не рассказывал. Мы насиловали и избивали туземок, а оставшихся мужчин убивали на месте. Не жалели ни стариков ни детей. Мы стащили все, представляющее какую-либо ценность, на небольшую площадь перед храмом и там получилась целая гора из золота. И прямо там, на площади мы продолжали насиловать и убивать. Мои люди нашли запасы местного вина, и распивали его, пока не валились с ног.
Так продолжалось с неделю, а потом начались дожди, и вода полилась с небес нескончаемым потоком. Впрочем, дождь нисколько не остудил нашего пыла. Однажды, когда я по обыкновению был сильно пьян, ко мне подошел главный жрец. Через моего помощника Санчеса, знавшего местный язык, жрец сказал мне, что Великий Крокодил покарает нас и его племя будет отмщено. Расхохотавшись ему в лицо, я схватил его за руку, которой он указывал на меня, и отрубил её. К моему удивлению, он даже не вскрикнул, а только зашипел свои дикарские проклятия. Я даже протрезвел при виде этого старого дьявола, держащего кровоточащий обрубок своей руки и сверлящего меня взглядом. Не выдержав этого, я стал избивать его покуда не выбился из сил.
Гонца с распоряжениями от командующего всё не было, и мы жили в этом проклятом селении целых два месяца. А дождь лил неперставая, вода затопила улицы, река поднялась на добрый фут, и стало уже не понятно, где кончается улица, а где начинается река. Наша одежда постоянно была сырой, потому что её негде было сушить, на ногах завелась плесень, и многие из нас начали болеть лихорадкой. Но при этом мы продолжали свои бесчинства.
Севилья умолк, и отхлебнул вина прямо из кувшина. Слушатели смотрели на него с неподдельным интересом. Раньше старый конкистадор не рассказывал свои истории с такой грустью и сожалением в голосе. Казалось, он даже жалеет, о том, что творилось тогда в дикарском селении.
- Сеньор Севилья, несмотря на тяготы, перенесенные вами ту пору, я даже завидую вам, ведь вы вдоволь повеселились с этими индейскими шлюхами и прилично обогатились. Что же было дальше? - обратился к конкистадору один матрос.
Севилья хмуро посмотрел на него и вдруг улыбнулся не веселой улыбкой.
- Дальше случилось то, о чем нас предупреждал тот треклятый жрец. Я не убил его тогда, он уполз в свою хижину и больше не показывался.
А однажды ночью я отправил своего помощника Санчеса привести парочку женщин, чтобы они ублажили меня перед сном. Он вернулся ни с чем и сказал, что все женщины, да и остальные жители селения, кроме главного жреца, пропали. При этом часовые, которых мы всегда выставляли на ночь, не видели, что бы кто-нибудь покинул селение.
Это озадачило меня, и мы вместе пошли в хижину жреца. Там я потребовал у старика сказать куда подевались все жители. Он заулыбался беззубым ртом и сказал, что они в Храме Крокодила, встречают своего Речного Хозяина. Я ударил его и поволок к храму, по пути уже начиная жалеть, что не заставил туземцев снести этот бесовский вертеп. Войдя внутрь, мы с Санчесом содрогнулись от увиденного – все восемьдесят с лишним, оставшихся к тому моменту жителей селения были мертвы. Большой зал храма был по колено затоплен водой. На стенах, конусом уходивших вверх, горело несколько масляных фонарей, но они давали мало света. Свод храма терялся в темноте, а по стенам носились уродливые тени. Тела, кровавой грудой лежали на ступенях алтаря, вырезанного в виде огромного крокодила, их всех принесли в жертву языческому крокодильему богу. Несколько, самых молодых девушек лежали прямо в пасти каменного идола. Тела плавали и в мутной кровавой воде. Но, ни это ошеломило нас, ведь мы и сами убивали людей сотнями. Нас поразило то, что все они сами убили себя, перерезали себе глотки и их руки по-прежнему сжимали острые обсидиановые ножи. Здесь были все жители селения, все до одного.
Жрец увидев наш ужас расхохотался, отошел к груде тел и сказал:
- Смотри Пришелец, что ты сотворил с моим народом! Чтобы избавиться от тебя и твоих людей, мы принесли себя в жертву Великому Крокодилу! И, он уже идет, он близко! Он придет за тобой и твоими людьми! И вы будете страдать в его чреве вечно!
Из его рта летели клочья кровавой пены, а говорил он на чистом испанском. После чего он захохотал словно безумец, а может быть он уже и был безумцем. Затем жрец достал длинный обсидиановый нож и, продолжая хохотать, вонзил его себе в горло. Его безумный смех закончился только тогда, когда он испустил дух.
Мы с Санчесом стояли ошеломленные увиденным, покуда не заметили, что груда тел у алтаря зашевелилась словно под ней что-то двигалось. Затем раздался громкий всплеск, когда нечто огромное погрузилось в воду. Нам не было видно, что это было, но мы увидели огромную тень того существа, что было скрыто от нас алтарем и телами туземцев. Это был зверь, и громадный, разинув пасть он издал мерзкое урчание, а затем устремился к противоположному выходу из храма и с громким плеском выплыл на улицу, и жуткая тишина окутала нас.
Во мне зародился страх, я невольно начал верить словам жреца. И понял, что если он говорил правду, то нам не спастись. За месяцы безделья и разгула, что мы провели здесь, наши мушкеты и практически весь имеющийся порох отсырели, сами мы были слишком ослаблены пьянством и болезнями. Мои люди стали беспечными настолько, что даже не брали с собой оружие, так как знали, что индейцы боятся нашего гнева и никогда не напали бы ни на одного из нас.
По колено в воде я бежал к своей хижине. Там, в единственном сухом месте лежал мой пистолет, обернутый в промасленную тряпицу. Я держал его всегда заряженным и готовым к использованию.  Свою рапиру я оставил там же, с собой же у меня была только дага. Санчес бежал за мной по пятам, в руке он сжимал свой верный палаш. Мы бежали, а вокруг нас раздавались вопли ужаса моих людей, настигнутых адской тварью, вызванной туземцами. Крики ужаса быстро сменялись криками боли и затихали, пока не подхватывались следующей жертвой монстра.
По затопленной улице мы добрались до моего дома, там нас уже ждали три моих человека – Игнатио, Вито и Гаспаро. Они были вооружены алебардами и палашами. А Вито притащил с собой еще и заряженный осадный арбалет.
- Сеньор Севилья, на нас напали? - спросил кто-то из них. Было видно, что вопли товарищей испугали его и остальных не на шутку.
- Да … похоже жрец смог вызвать подмогу … наверное другое племя, - я не хотел рассказывать им об виденном в храме, боясь, что они окончательно потеряют самообладание. Санчес посмотрел на меня с удивлением, но промолчал.
А я всё же добавил:
- Но будьте готовы ко всему. Эти дикари могут затеять всякое.      
Я вошел в хижину, надел пояс с ножнами и достал оружие. С рапирой в правой руке и с пистолетом в левой я вышел из дома и приказал своим людям следовать за мной. Мы побежали туда, откуда раздавались крики в последний раз. Подходя к дому, где жило одновременно пять моих солдат, мы увидели, что часть стены рухнула внутрь, а в самой хижине царит мрак, видимо обломки стены сбили фонарь в воду, и он погас. Перейдя на шаг, мы начали медленно и с опаской приближаться к хижине. У самого входа лежал  Мигель, один из мушкетёров. На его светлой рубахе разливались большие кровавые пятна, и было не понятно жив он или мёртв.
Мои люди немного отстали, а я нагнулся к Мигелю и прикоснулся к его руке. Он  вздрогнул и открыл глаза, из его рта вырвался булькающий хрип. Парень хотел мне что-то сказать, но  вместо этого воздух со свистом вырывался из огромных ран в его груди.
И тут первая яркая молния на краткий миг освятила небо, и я увидел в глубине хижины огромного крокодила. Он был настолько большим, что весь не помещался внутри этого довольно большого жилища, часть его тела и хвост торчали в тот самый пролом в стене. В темноте мы приняли их за обломки рухнувшей стены. Высотой этот демон был с крупного теленка, а длинной наверное больше двадцати пяти, а то и тридцати футов. Чешуя крокодила была черного цвета, не свойственного этим тварям, а глаза горели желтым огнем. Пол хижины был усеян частями тел моих людей, которых он разорвал, ворвавшись внутрь.
И вот, монстр, дождавшись того, чтобы мы увидели его, молниеносным движением схватил Мигеля огромной пастью, затащил в хижину, и задрав морду вверх проглотил его целиком. Вопль несчастного было слышно даже через закрытую пасть монстра, его не заглушили даже раскаты грома.
Надо отдать должное Вито, он не растерялся и выпустил арбалетный болт в открытую шею крокодила. Но стальной штырь, пробивающий навылет человека, отлетел от черной шкуры, как будто она была из камня. Монстр молниеносно отреагировал на эту атаку, он повернулся в нашу сторону и одним прыжком оказался на улице. От падения этого гиганта нас окатила целая волна воды, и на мгновение я лишился возможности видеть. А когда протёр глаза, Вито был уже мертв. Верхняя часть его тела, прямо вместе с арбалетом, была проглочена монстром, в то время как ноги ещё стояли на земле, а гигант уже набросился на следующего конкистадора. Подмяв его под себя, он принялся рвать его тело огромными клыками.
Санчес попробовал рассечь своим палашом бок крокодила. Но безрезультатно, клинок, словно встретившись со скалой, звякнул и вылетел из руки война. В следующее мгновение огромный хвост снес Санчеса и отбросил на другую сторону улицы. Было слышно как от удара хрустнули его кости и он остался лежать с неестественно повёрнутой головой и сломанной шеей.
Гаспаро, бросив алебарду, побежал по улице прочь. Правда, крокодил, устремившись в погоню, быстро догнал его. Но, пока демон отвлёкся, у меня появился небольшой шанс на спасение.
Бежать по колено в воде было очень трудно, я то и дело запинался обо что ни будь или падал. И всё же, до того как затихли крики Гаспаро, я добрался до перекрестка с улицей, ведущей к моей хижине и конюшне. Я понял, что единственным шансом спастись от крокодила, было убраться из селения верхом на моем жеребце.
Завернув за угол, я остановился, замер и с ужасом стал ждать, что вот-вот этот монстр покажется из-за углового дома и бросится на меня. Но мгновения сменялись минутами, а зверь не показывался. Дождь лил сплошной стеной, сверкали молнии, а с крыши дома, к которому я прижался спиной, на меня лился целый водопад.
Я с трудом заставил себя двинуться дальше, во мне уже начала теплиться надежда, что крокодил не заметил моего бегства или я ему стал не интересен, с учётом того количества добычи, что он уже получил. Выбиваясь из сил, я добрался до конюшни. Мой конь был сильно взволнован, что и не мудрено – чуткое животное ощущало присутствие опасного существа.
Поставив седло, я забрался на коня и вывел его из небольшого сарая, служившего конюшней. И направился в сторону ворот селения, но не успел отъехать далеко, как за моей спиной раздался грохот. Обернувшись, я увидел крокодила, он играючи разнес в щепки конюшню, но тут же скрылся из поля моего зрения, потому что обезумевший от страха конь рванулся, и чуть было не сбросил меня на землю. Мои надежды на то, что монстр забыл обо мне, были тщетны. Это исчадие ада все ещё преследовало меня, играя со мной словно кот с мышью.
Я погнал коня во весь опор, и вскоре заметил движение за домами, и понял, что крокодил двигается параллельно мне по соседней улице. При этом он опережал меня, явно собираясь перехватить у самых ворот. Я взвел курок пистолета, молясь Мадонне, чтобы порох не отсырел, и я смогу из него выстрелить. Конечно пистолетная пуля не могла пробить шкуру гиганта и надо было бить в незащищенное место – глаза, ноздри или пасть.
Лихорадочно размышляя об этом, я не сразу осознал, что больше не вижу его. Я потерял крокодила из вида, когда проверял замок пистолета. Привстав в стременах, я старался найти малейшие признаки движения.
И тут конь заржал, резко остановился и встал на дыбы. Не ожидая этого, я не удержался в седле и упал в воду, затопившую улицу. Я успел вытянуть руку с пистолетом и не замочил его, хотя сам ушёл под воду с головой.
Вставая, я уже знал, что увижу. Эта картина навсегда останется у меня в памяти.
Мой конь стоял словно пораженный молнией, его бока вздымались как кузнечные меха. А в шести футах от него, перекрывая улицу, лежал гигантский черный крокодил. Я успел хорошо рассмотреть этого зверя. Хотя тогда, глядя в его глаза, я поверил в то, что на самом деле это разумное и очень древнее существо. Оно явилось из другого, жуткого мира по мою душу. И оно поистине было ужасно! Одна только его голова была размером с небольшую лодку, чешуйчатые гребни вздымались на широченной спине, с желтых зубов, стекали струйки дождевой воды вперемешку с кровью моих людей. Если бы он открыл пасть, туда б можно было зайти не пригибаясь, такой огромной она была. И вот, он лежал и смотрел мне прямо в глаза, выжидая, когда я осознаю всю безысходность своего положения. Казалось, он хотел сказать:
- Через несколько мгновений ты станешь моей добычей и тебе некуда деться и некуда бежать.
Когда его челюсти разжались, я услышал крики боли доносящиеся из бездонного чрева. Это кричали мои солдаты, сожранные тварью. И я вспомнил слова шамана о том, что нам предстоит вечно страдать в чреве этого языческого божества и ужас сковал меня.
Я так взмолился Пресвятой Деве Марии как никогда в жизни, я просил её о спасении от демона, настигшего меня. Я, Эрнесто Севилья старый солдат, творивший в своей жизни страшные вещи, впервые молился о спасении своей души, потому что врата ада разверзлись передо мной.
Монстр как будто понял слова моих молитв, и это разозлило его. Из его глотки вырвалось злобное рычание, и он бросился на меня. Между нами всё ещё стоял мой конь, и демон, схватив беднягу зубами, играючи отбросил его в сторону, словно тот был пушинкой. Я решил атаковать первым, но рапира сломалась о его каменную шкуру, а мою руку пронзила боль – от такого сильного удара я вывихнул запястье. В следующее мгновение он схватил меня за руку, зажав её по самое плечо в своей пасти. Он бы мог проглотить меня одним махом, но не сделал этого, потому что не хотел сразу убивать свою последнюю жертву, монстр собирался доставить мне как можно больше страданий.
Но тут, сквозь оглушающую и ослепляющую боль, я вспомнил про свой пистолет. Благо держал я его в левой руке и еще мог им воспользоваться. Не испытывая особых надежд, я поднял его и нацелил прямо в правый глаз своего мучителя. Нажимая курок, я ожидал лишь щелчка намокшего затвора и краха последней надежды, но вдруг громкий выстрел поразил меня словно раскат грома Небесного. Пороховая вспышка была настолько яркой, что я на несколько секунд ослеп, но успел увидеть, как глаз крокодила взорвался словно переспелый арбуз, брошенный на мостовую.
То, что случилось потом я помню плохо. Сначала я понял, что лечу и врезаюсь в стену какой то хижины, при этом я не чувствовал совей правой руки. Еще я слышал рев исполненный боли и ненависти, рев который не могло издать ни одно живое существо – ни человек, ни зверь. Затем я лишился сознания.
Через какое время я очнулся, мне не ведомо. Я лежал под обломками индейской хижины, истекая кровью. Моя правая рука по локоть осталась в пасти крокодила, а в левой всё ещё был зажат пистолет. Всё тело болело от ушибов и ссадин. Но главное, что самого монстра нигде не было.
Собрав остаток сил, я выбрался наружу и кое-как перевязал рану. Затем постоянно оглядываясь по сторонам побрел прочь из селения. Надо сказать, что тогда я был довольно здоровым и выносливым малым и смог пройти почти половину пути до основного лагеря. Крокодил мне больше так и не встретился. Видимо, ослепнув на один глаз, он покинул селение и убрался в свой проклятый храм или уплыл по реке, мне было плевать. Когда сил идти у меня уже не оставалось, я наткнулся на людей передового отряда Кортеса. Оказывается они выдвинулись в поход, и их путь пролегал рядом с селением Детей Крокодила. Меня доставили к лекарю, и тамошний костоправ, с помощью своих инструментов и рома смог поставить меня на ноги».
Севилья замолчал.
- Сеньор Севилья, а что же было потом? - спросил один из слушателей.
Старый конкистадор окинул тяжелым взглядом свою публику.
- Потом … потом меня хотели повесить, так как командование решило, что я допустил дезертирство всего своего отряда. Так случалось, когда люди устав от войны, уходили жить в какое-нибудь племя. Но, чтобы сразу двадцать человек отправились в бега, такого не бывало. Командир отряда, отправленного в селение, сообщил, что оно абсолютно пусто, там не осталось ни тел, ни даже следов крови, всё было смыто дождём и унесено рекой. Но он подтвердил, что несколько домов были полностью разрушены. И хотя мои рассказы про дьявольского крокодила высмеивал весь лагерь, я был помилован. Однако меня лишили звания, а с учётом того, что я стал калекой, хотели отправить в обоз, ухаживать за лошадьми и скотом. Меня это не прельщало, и я с помощью небольшой взятки, договорился о назначении в палачи и занимался тем, что пытал и казнил пленных дикарей. Денег платили меньше чем солдатам, но жить было можно, а главное, я остался в составе войска и получал маленькую долю от отнятого у племён золота.
Был там ещё священник, который постоянно сопровождал нас, и в отличие от остальных он выслушал меня очень внимательно, после чего сказал, что это была Десница Божия. Что это Всевышний спас меня в трудную минуту и что сейчас я должен посвятить себя служению Ему, чтобы отплатить за спасение своей души. Сначала я собирался так и сделать. Но потом рассудил, что я лишился правой руки, и это было несправедливо, и значит Бог, допустивший превращение здорового мужчины в однорукого калеку, недостоин моей благодарности. Кроме того, я считал, что спасся только благодаря своей предусмотрительности и привычке держать оружие всегда в исправном состоянии. Но будь у меня второй шанс, сеньоры, я бы послушался того святошу. Тогда, быть может, демон не вернулся бы за мной.
- О чем это вы говорите, сеньор Севилья? - спросил хозяин таверны, который к тому времени тоже присоединился к слушателям.
- Сегодня в порту разгружался один корабль из Нового Света. Я по обыкновению пришел на пристань, посмотреть, что привезли купцы на этот раз, и может чего перехватить до того как товары попадут на рынок. Кроме прочего, на корабле привезли рабов-индейцев, много – человек тридцать. И среди них я сразу же увидел одного рослого война из племени Детей Крокодила. Хотя этого и не может быть, потому что мы убили их всех. Но ошибки быть не может, этот сукин сын имеет точно такую же татуировку на лице как и все жители того селения. У них у всех на лбу был намалёван желтый крокодилий глаз.
- Я с того корабля, и могу подтвердить, что среди привезенных рабов на самом деле есть один с глазом крокодила на роже, - заговорил сидящий рядом моряк. - Но откуда он взялся я не знаю, нам сбагрил всю толпу этого отребья один работорговец из Санта-Крузе. А этот с желтым глазом вроде бы обычный дикарь, как и другие. Правда, во время плавания сдохло их больше чем обычно, и они постоянно выли и орали в трюме. Нам приходилось хорошенько охаживать их палками каждый день, чтобы молчали.
- Ну и что с того, что привезли ещё одного голодранца? Скоро его продадут на рынке, и он помрёт где-нибудь на рудниках или в соляных шахтах. Да и с чего вы взяли, что он связан с этим ужасным крокодилом? Может это какой-нибудь охотник или отшельник, которого не было в ту пору в селении, - возразил Севилье хозяин рыболовной лавки.
- Нет, сеньоры это он! У него нет правого глаза и как только он меня заметил, то смотрел на меня не отрывая взгляда. Смотрел до того самого момента как их всех не увели в сарай, к остальным рабам, - ответил старый конкистадор упавшим голосом. - Он пришёл завершить то, что начал в том проклятом селении. Он пришёл за моей душой.
После этих слов Севилья допил своё вино и погрузился в мрачные мысли. Почтенная публика, слушавшая его рассказ, была поражена изменениям, произошедшим с ним в этот вечер. Все, а особенно завсегдатаи, принялись заверять его в своей помощи и готовности на завтра же, с самого утра отправиться на невольничий рынок и расправиться с этим индейцем. Хозяин таверны не желая терять в лице Севильи свою главную достопримечательность, вызвался выделить пять серебряных монет на компенсацию хозяину раба за его смерть.
Эрнесто Севилья немного воспарял духом. В нём затеплилась надежда, что с помощью этих господ он сможет избежать страшной участи. В этот раз он был не в залитом муссоном дикарском селении, а в цивилизованном испанском городе, в окружении друзей, готовых протянуть руку помощи. Он потребовал ещё вина и в итоге засиделся далеко за полночь.
Но с приближением того момента, когда надо будет покинуть залитый светом зал таверны и отправиться через ночной город домой, к Севилье стали возвращаться прежние страхи. Он высказал свои опасения своим собутыльникам и двое из них, лавочник и один почтенный шкипер, вызвались проводить его по пути домой, благо жили они в одной стороне с Эрнесто.
И вот, изрядно пьяная компания, прихватив в дорогу бутылку вина и масляный фонарь, отправилась в путь. Они покинули таверну, и, не замечая проливного дождя, отправились по набережной вдоль пирсов и складов. Затем свернув к центру города, они пошли вдоль неширокого канала, распевая песни и по очереди прикладываясь к бутылке. Никто из них не заметил как большая тень, которую можно было принять за лодку, бесшумно скользит за ними по тёмной воде канала.
Вскоре друзья распрощались со шкипером, отправившимся через мост к себе на постоялый двор. Севилья и лавочник затянули весёлую трактирную песню, повествующую о пленении и казни одного буканера и пошли дальше.
Примерно через квартал они добрались до дома лавочника, и он предложил Севилье фонарь для продолжения пути. Чтобы добраться до дома, Эрнесто предстояло перейти по узкому мостику, перекинутому через канаву и пройти через заросший терновником пустырь. Он взял фонарь и продолжая напивать куплеты песни отправился дальше.
Стараясь удержать равновесие на мосту, он само собой не обратил внимания на едва различимое движение под ним. Когда он отошёл от канавы на десяток шагов, оттуда начала выбираться тень очень больших размеров. Существо, а это несомненно, была гигантская рептилия, абсолютно беззвучно направилось следом за старым конкистадором.
Севилья, не замечая преследователя, продолжал неверным шагом брести к своему дому. Он уже был готов затянуть последний куплет песни, когда сильный удар по ногам сбил его на землю, и он упал вперед, угодив лицом в лужу. Бутылка с остатками вина разбилась, и красный напиток быстро смешался с ручейками дождевой воды.
- Какого дьявола твориться?! Сейчас я вспорю тебе брюхо, кто бы ты ни был! -  заорал взбешённый Севилья и потянулся за кинжалом, спрятанным в правом голенище.
Но вместо мягкой кожи сапога его пальцы наткнулись на мокрые обрывки ткани и неровные тёплые куски плоти. С ужасом, он перевернулся и сел на дороге. Его правой ноги чуть ниже колена больше не было, из-за неожиданного сильного толчка он даже не почувствовал боли от этой ужасной раны. А всего в нескольких футах от него лежал огромный чёрный крокодил и в зловещем оскале щерил жуткую пасть. Вместо правого глаза на его морде зияла большая дыра словно отверстие, ведущее к его злобной тёмной душе. Страх, преследовавший конкистадора всё последнее время, перерос в панический ужас.
Пасть открылась ещё шире и из неё, как и тогда в опустевшем индейском селении, раздались крики боли множества людей. Севилья понял, что на этот раз ему не спастись, но собрав остатки воли в кулак, он всё же потянулся к рукояти пистолета, заткнутого за пояс. Единственный глаз крокодила сузился, следя за этим движением. Рука Эрнесто Севильи коснулась деревянной рукоятки. В этот момент крокодил молниеносно бросился вперед.
__

После той ночи, Эрнесто Севилья пропал, и его никогда больше не видели. Кто-то говорил, что он стал жертвой грабителей, которые напали на него, ограбили и сбросили тело в море. Кто-то утверждал, что он, скорее всего сам спьяну свалился со скал.
Его друг лавочник был даже рад, что решил не провожать Севилью до самого дома, ведь тогда он мог разделить судьбу старого конкистадора.   
Никто из слышавших историю Эрнесто Севилья не обратил внимания на новость о побеге из загона для невольников. Один раб, в ночь исчезновения Севильи, сломал стену загона и скрылся в дождливой ночи и его так и не поймали. При этом остальные рабы остались на месте и были настолько перепуганы, что не смогли ничего рассказать о деталях побега своего соплеменника.