День третий. Михайловское

Наконец мы собрались идти «в гости» к Пушкину. В Михайловское. Пешком, километра 1,5 от Бугрово. По-другому нельзя. Можно только еще в одном месте – по дороге в Петровское есть вход в усадьбу Михайловское, там путь чуть короче, но тоже пешком. Вообще во все три усадьбы придется топать пешком от стоянки, даже если вы купили пропуск на проезд.
Дорога в Михайловское от Бугрова очень красива – просто широкая тропа в лесу. По этой дороге Пушкин ходил на мельницу, ездил в Святогорский монастырь… В начале тропы лежит валун с выбитыми пушкинскими строками: «Здравствуй, племя младое, незнакомое…» «Здравствуй, Пушкин!» – отвечаем мы мысленно, хотя к «младому племени» уже не можем себя отнести, разве что в сравнении с пушкинской эпохой.
Дорожка то поднимается вверх, то спускается вниз, петляет, как ручеек. Справа от дорожки установлен огромный валун и памятная плита – памятник неизвестному воину, погибшему за освобождение этой земли во время Великой Отечественной войны.
По обеим сторонам – сосны, березы, осинки, кустарник, заросли черники, в лес уходят какие-то тропинки. Алик свернул с дорожки, и тут же ему попались грибы. Где-то выглянул из травы веселенький солнечный рыжик, а где-то – горделивый мухомор… Лес кажется совершенно необыкновенным – волшебным. Всплывают в памяти знакомые с детства строчки: «Там чудеса, там леший бродит…» Да вот и он собственной персоной – там, невдалеке, стоит, прикинулся корягой…
Примерно на половине пути подошли к старинной деревянной часовне Ганнибалов и Пушкиных на пригорке. Около часовни стоит древний каменный крест на постаменте. Славянскую вязь трудно читать несведущему человеку, разобрала только слово «поклон». Такие кресты называют поклонными. Да и место это называется Поклонной горкой.
От часовни начинается еловая аллея, когда-то высаженная дедом Пушкина, Осипом Ганнибалом. Пара старых елей помнит то время – эти многовековые деревья огорожены невысокой плетеной оградкой. На распутье двух дорог стоит камень с указанием: «К дому поэта». Не заблудимся!
Еловая аллея приводит нас к воротам в усадьбу, и мы очень удачно попадаем на начало экскурсии. Расскажу и я о том, как Михайловское стало пушкинским…
Согласно указу императрицы Елизаветы, земли с деревнями и крепостными душами «в Псковском уезде пригорода Воронича», именуемые Михайловской губой, в 1742 году были пожалованы Абраму Петровичу Ганнибалу, прадеду Пушкина. После его смерти село Михайловское отошло к его сыну Осипу Абрамовичу Ганнибалу, деду поэта, а село Петровское – другому сыну, Петру Абрамовичу. Позже Михайловское унаследовала дочь Осипа Абрамовича Надежда Осиповна, мать Пушкина.
После смерти Надежды Осиповны имение перешло к ее детям – Александру, Ольге и Льву. Пушкин хотел выкупить у сестры и брата имение, но его гибель помешала осуществлению этого желания. Опека выкупила имение у Ольги и Льва и передала детям Пушкина.
Вдова поэта, Наталья Николаевна лишь дважды посетила Михайловское, до 1866 года в имении никто не жил. Уже во времена Пушкина дом был запущен: краска облупилась, мебель обветшала – она помнила еще времена Абрама Ганнибала. Кровать, на которой спал Пушкин, не досчитывалась одной ноги, ее заменяло полено. Бильярдный стол, где поэт обычно играл один, стоял с разорванным сукном…
А после его смерти дом и вовсе стал разрушаться, да и парк пришел в запустение. С 1866 года там поселился младший сын Пушкина – Григорий Александрович. Он привел имение в порядок и прожил в Михайловском до 1899 года, а к столетию поэта усадьба была выкуплена в государственную собственность, в память о поэте там основали Колонию для престарелых литераторов, а в 1911 году открылся первый пушкинский музей.
Яростное революционное время не пощадило усадьбу несмотря на то, что она уже давно не была барским домом – в 1918 году имение сожгли. А в 1922 году Совет народных комиссаров постановил объявить заповедными могилу поэта в Святогорском монастыре, а также усадьбы Михайловское и Тригорское.
Михайловское – довольно скромное имение. Небольшой, в шесть комнат, деревянный господский дом, восстановленный в 1937 году, отдельно стоящие два флигеля – кухня и дом няни Арины Родионовны с «мыльней» да флигель Колонии престарелых литераторов, построенный в 1911 году.
Дом-музей великого поэта стоит на высоком берегу реки Сороть, четыре белые колонны и длинная лестница, спускающаяся к берегу, украшают его. Дом живописно отражается в зеркальной глади реки.
В годы Великой Отечественной войны имение снова было сожжено и разрушено. Сейчас в восстановленных интерьерах практически нет вещей, находившихся в усадьбе, – они собраны из разных мест и просто создают дух пушкинской эпохи. Конечно, при восстановлении дома и интерьеров пользовались архивами, сохранившимися описаниями… Есть редкие мемориальные экземпляры, и об этом обязательно упоминается. Например, тяжелая железная трость в кабинете, принадлежавшая поэту – с ней он обычно ходил в Тригорское, гулял, упражняясь с ней, подбрасывал ее, тренируя руку, чтобы не дрогнула в дуэли, которые довольно часто случались из-за его вспыльчивого характера. Или кий, которым Пушкин играл в бильярд. Ну и, конечно, черновики и письма…
Михайловское дорого тем, что именно здесь, во время ссылки 1824–1826 годов окончательно сформировался Пушкин как наш национальный поэт – «непревзойденный поэт действительной жизни». Именно здесь, в окружении спокойно-прекрасной северной природы, слушая увлекательные рассказы и сказки старой своей няни да бродячих актеров на ярмарках, впитал он тот русский дух, который выразился певучей простотой стиха и яркостью образов в его произведениях.
Поначалу ссылка в Михайловское из Одессы тяготила его. Ариадна Тыркова-Вильямс в своей книге «Жизнь Пушкина» пишет: «Михайловское, куда Пушкина выслали из Одессы, было одним из тихих, глухих дворянских уголков, прелесть которых Пушкинское поколение, да и его потомки, далеко не всегда умели ценить».
Он рвался из деревни в Петербург, задумал бежать за границу… Переживал любовную разлуку, тоскуя по Елизавете Воронцовой, за чувство к которой ее муж, граф Воронцов, и отправил дерзкого поэта из одной ссылки в другую… Из южной в северную за то, что в одном письме своем Пушкин неосторожно написал, что общался с англичанином-атеистом». Конечно, возмущало и оскорбляло Пушкина и то, что отец его взял на себя роль цензора, вскрывал письма, следил за ним. Нам-то понятно, что он боялся, как бы не отразилось обвинение в безбожии старшего сына на младшем, любимце Левушке, на дочери Ольге, да и вообще на семье.
Но потом всё сложилось само по себе: родители с братом и сестрой уехали в Петербург (Надежда Осиповна тоже долго жить в деревне не могла), поэт остался один, и к нему пришло вдохновение. В одном из черновиков он написал:
Но здесь меня таинственным щитом
Святое Провиденье осенило,
Поэзия, как ангел-утешитель,
Спасла меня, и я воскрес душой.
Он очень много работал в Михайловском. Его жизнь в сельской глуши была довольно однообразной, но это и способствовало творческой активности. Вставал рано – жизнь в Царскосельском лицее приучила его к этому, летом плавал в Сороти, а зимой принимал ледяную ванну – окунался в деревянную бадью с ледяной водой. Гулял в окрестностях имения и работал. Поэтому самое привлекательное место в Михайловском – кабинет Пушкина.
Описывая кабинет Евгения Онегина, поэт изобразил свой кабинет, где тоже были и «стол с померкшею лампадой» и груда книг, и «лорда Байрона портрет» и «столбик с куклою чугунной» (фигурка Наполеона, которой, как и портретом Байрона, модно было украшать свой кабинет в пушкинское время). Из вещей, имеющих непосредственное отношение к Пушкину, здесь в кабинете хранятся его фарфоровая чернильница, железная трость, серебряный подсвечник, пресс-папье с перламутром, этажерка для книг и подножная скамеечка Анны Керн, на которой, как она вспоминала, поэт сидел у ее ног.
Часто Пушкин работал в богатой библиотеке соседки и друга, Прасковьи Александровны Осиповой, в Тригорском, где обитало много молодежи – в основном юные прелестные девушки, вообще почти каждый день бывал в Тригорском – отдыхал душой. Не однажды Муза посещала его по дороге, и тогда он шел, проговаривая вслух пришедшие на ум строки. За что и прослыл среди крестьян чудаковатым барином. Крепостной Осиповой вспоминал, что Пушкин «добрый да ласковый, но немного тронувши был. Идет, бывало, из усадьбы с нашими барышнями по Тригорскому с железной палочкой. Надо полагать, от собак брал он ее с собой. Бросит ее вверх. Схватит свою шляпу с головы и начнет бросать на землю или опять вверх, а сам попрыгивает да поскакивает. А то еще чудесней: раз это иду я по дороге в Михайловское, а он мне навстречу. Остановился вдруг ни с того ни с сего, словно столбняк на него нашел, ажно я испугался да в рожь спрятался, и, смотрю, он вдруг так громко разговаривать промеж себя стал на разные голоса, да руками всё разводит, совсем как тронувши».
Сам Пушкин пишет о таких своих состояниях в «Разговоре книгопродавца с поэтом»:
Какой-то демон обладал
Моими играми, досугом;
За мной повсюду он летал,
Мне звуки дивные шептал,
И тяжким, пламенным недугом
Была полна моя глава;
В ней грезы чудные рождались;
В размеры стройные стекались
Мои послушные слова
И звонкой рифмой замыкались.
Всё, что шептал ему этот «демон» на прогулках, в гостях или еще где-то вне дома, он записывал на листочки бумаги и рассовывал по карманам, а потом переписывал в черновые тетради. И в этих его тетрадях отрывки из «Цыган» чередовались со строчками из «Евгения Онегина», которые он начал еще в Кишиневе и Одессе, и тут же встречались отрывки из «Бориса Годунова». В этих же тетрадях записаны и нянины сказки. Его воображение одновременно находилось во власти нескольких эпох: то среди вольнолюбивых цыган, то в дворянском мире 19-го века, то во временах глубокой старины 16-го века…
В Михайловском Пушкин закончил поэму «Цыгане», роман «Евгений Онегин», написал множество стихотворений, из которых самое известное посвящено Анне Керн, племяннице Осиповой – «Я помню чудное мгновенье…». Не ставлю задачей перечислить всё написанное им в михайловской ссылке, но здесь он написал «Разговор книгопродавца с поэтом», приведшее в восторг многих тогдашних критиков «Подражание Корану», которое посвятил Прасковье Александровне Осиповой, и, конечно, свой главный труд этого периода – трагедию «Борис Годунов». Первоначально он назвал ее «Комедия о настоящей беде Московскому государству, о Царе Борисе и Гришке Отрепьеве. Писал раб Божий Александр, сын Сергеев Пушкин в лето 7333 на городище Вороничи».
В Михайловском произошли его встречи с лицейскими друзьями – Пушкиным и Дельвигом. Это важно, потому что друзья не знали, можно ли посещать Пушкина в его ссылке, но все равно навестили опального поэта. А другом Пушкин был верным и постоянным…
Несмотря на свое вынужденное одиночество, Пушкин не особенно любил общаться с соседскими помещиками. Посещал только несколько семей. Ариадна Тыркова-Вильямс пишет, что одной из таких семей были Философовы, жившие в имении Богдановское. Много позже в Богдановском гостила и сама Ариадна Владимировна. Ей показали картежный столик, который хозяева называли Пушкинским, согласно семейному преданию. Тыркова решила внимательно осмотреть столик, к которому прикасались руки Пушкина, и на обороте выдвижного ящика обнаружила его автограф со стихами «Играй, Адель, не знай печали…» Для хозяев это стало открытием – они и не подозревали об этом! Вот интересно стало мне – где же сейчас этот столик?.. Жаль, что вспомнила я об этом, уже вернувшись из поездки и перечитав книгу, а то бы обязательно спросила экскурсовода.
В Михайловском Пушкин пережил и суровые дни декабря 1825 года. Узнав о восстании декабристов, среди которых было немало его друзей, он рванулся в Петербург, но судьба уберегла его. Известно, что Пушкин был очень суеверным, а в тот день, когда он собрался в столицу, сразу три приметы остановили его: встреченные на дороге заяц, потом – поп и еще какая-то примета, точно не помню. Кажется, болезнь слуги, которого собирался взять с собой. Он сжег все бумаги, в которых могли упоминаться люди, причастные к этому восстанию или те, кого могли обвинить в причастности…
За Пушкиным усилили тайный надзор. Для «возможного тайного исследования поведения известного стихотворца Пушкина» направили в Псков чиновника Коллегии иностранных дел по фамилии Бошняк, одного из лучших сыщиков тогдашней России (как пишет Тыркова-Вильямс). Бошняк был образованным человеком, поклонником таланта «известного стихотворца». В псковских поместьях он, представившись собирателем ботанических коллекций, выведывал у соседей-помещиков, крестьян, монахов информацию о Пушкине. Ничего предосудительного никто не сказал, а игумен Святогорского монастыря Иона наиболее всех благожелательно отозвался о нем. В результате проведенного расследования Бошняк направил в столицу рапорт о том, что Пушкин никого не возмущает, не является «распространителем вредных слухов» и поэтому он, Бошняк, «не приступил к арестованию его».
Покинуть Михайловское Пушкин смог осенью 1826 года. Позже он еще несколько раз побывает в этих местах. А в феврале 1837 года его похоронят недалеко от Михайловского, в Святогорском Свято-Успенском монастыре, на месте, которое он купил заранее, когда в апреле 1836 года привез хоронить там свою мать…
На экскурсии в Михайловском обычно показывают флигель-кухню, где господам готовили еду и носили в дом, сам дом – переднюю, девичью (или комнату няни), комнату родителей, гостиную, столовую и кабинет, – а также домик няни Арины Родионовны – удивительной, простой и неграмотной русской женщины, которая оказала огромное влияние на формирование «русскости» поэта. Анна Керн написала, что по-настоящему Пушкин любил только свою Музу и свою няню. А сам поэт писал про Арину Родионовну:
Ты, детскую качая колыбель,
Мой юный слух напевами пленила,
И меж пелен оставила свирель,
Которую сама заворожила.
Некоторые посетители из Михайловского уходят в Тригорское пешком – той дорогой, которой ходил Пушкин, мы же с Аликом опять проделали путь в 1,5 км к стоянке, чтобы доехать туда на машине. Ну и, конечно, от стоянки в Тригорском до усадьбы надо было идти еще около километра!