Сполохи угасающей памяти. Гл. 21. Рождение сына, В

Глава XXI

РОЖДЕНИЕ СЫНА, ВЫБОРГ

Он не знал, как для роженицы, но для него появление сына стало не только радостью, но и кучей проблем. На материке для родителей, вероятно, то же самое, но в столь суровых широтах проблем было вдвойне. Командование предоставило ему возможность на определенный срок перебраться в Питер. Поэтому предстоял многочасовой перелет с месячным ребенком с Новой Земли до Питера, да еще с пересадкой в Архангельске. Опыта в подобных вопросах ни у нее, ни у него никакого. Запаслись молоком в бутылочках – и в путь. Хорошо, что в самолете мичман-стюард помогал как мог. Он с готовностью подогревал бутылочки с молоком где-то в закутке, у входа в кабину пилотов. Внешне огромный и вальяжный, как барин, мичман передвигался по самолету с грациозностью и быстротой молодого тигра. А новоиспеченный папаша, наоборот, как-то неуклюже и растерянно держал в руках крошечное живое существо, боясь повредить его при неосторожном движении. В Архангельске мичман перетащил чемоданы и помог устроиться на ближайший рейс Архангельск – Ленинград. Они благополучно добрались до места назначения, но в Питере ему сразу крупно не повезло. Сразу после прибытия, вопреки договоренности, его не оставили в Питере, а направили в Выборг. Там совместно с финнами велись работы по сооружению Самминского канала. Что же касается военных, то они имели на него определенные виды. В Выборге для него уже был забронирован и оплачен номер в центральной гостинице. Этот город до сих пор сохранил привкус нордической суровости и добротности. Он, как и все города Прибалтики, не был похож на обычные, провинциальные городки России. Несмотря на то, что здесь прошла война, в центре города сохранились: добротные финские дома, шведская крепость с высокой башней на берегу залива, старинная рыночная площадь с часами над ратушей, прекрасный, похожий на бульвар парк с изваяниями животных в стиле знаменитого немецкого скульптора начала двадцатого века. Но самое большое впечатление на него произвел парк Монрепо. Он живописно расположился на высоком скалистом берегу Финского залива. Огромные деревья, скалы и валуны напоминали норвежские фьорды. Не хватало только поселения викингов. Даже не верилось, что это парк рукотворный. Беседки и павильоны естественно вписывались в среду дикой растительности и валунов, как будто все было сотворено самой природой. Здесь невольно переносишься в состояние покоя и возвышенной отрешенности от человеческой суеты. Не зря сюда любила приезжать на отдых интеллектуальная питерская элита. Это было любимым местом отдыха и академика Лихачева.
Но на Самминском канале его ожидали суровые трудовые будни. Он сразу попал в разгар разразившегося скандала. Дело было в неудавшемся совместном бизнесе, созданном нашими и финскими рабочими. А виной всему был проклятый дефицит. У финнов ощущалась нехватка русской водки, а у наших – только что вошедших в моду нейлоновых рубашек. Бизнес был организован до гениальности просто. Сразу было понятно, что идея поступила от наших работяг – «бизнесменов». В потаенном месте на нейтральной полосе, под корнем поваленного дерева финны закладывали упаковку нейлоновых рубашек. Через день приходили наши и их забирали, а взамен оставляли бутылки со «Столичной». Все шло прекрасно, но однажды, придя на условленное место, финны обнаружили пустой схрон с разбросанными вокруг пустыми бутылками из-под «Столичной». Все же русская душа не выдержала! Принципиальные и любящие порядок финны не смогли выдержать такого коварства и подняли, на свою голову, скандал. Наши, в свою очередь, никак не ожидали от финнов такой глупости. С большим трудом удалось замять этот международный конфликт. Виновники срочно были отправлены по домам на разбирательство. Советско-финская дружба продолжалась. Но через некоторое время он сам чуть не попал в международный скандал, но уже совсем по другой причине.
Однажды его вызвало в Питер высокое начальство и предложило выполнить очень деликатную работу. Необходимо было высадиться на крохотный островок в Финском заливе, при входе в канал. На этом островке требовалось выполнить определенные работы, но так, чтобы об этом не узнали финны. Вся деликатность была в том, что островок располагался ближе к Финляндии.
Приказ есть приказ. Катер доставляет его на место высадки с двумя монтажниками и десятком солдат. Пришлось высаживаться на спину огромного голого камня, вернее валуна, посреди залива. Единственным признаком жизни на нем была одиноко растущая на его макушке и живописно извивающаяся сосенка. Беззащитно стоя под всеми балтийскими ветрами, она как будто сошла с японской гравюры. К сожалению, любоваться было некогда, и они приступили к работе, так как вечером их должны были снять с этого валуна тем же катером. Но ко времени прибытия катера поднялся такой шторм с пронизывающим ветром и мокрым снегом, что он понял – ждать катер было бесполезно. Усугубляло положение то, что средств связи у них не было. Ситуация сложилась отчаянная, они оказались на голом валуне, посреди хлещущего пенистыми холодными волнами моря. Спрятаться от напористого ветра с дождем и снегом было негде. Он распорядился срубить несчастную сосенку, расщепить на дрова и разжечь костер. Все собрались вокруг, прижимаясь друг к другу и спасительному огню, старательно загораживая его своими телами от ветра. Наутро ветер стих, но хмурые штормовые волны вряд ли дали бы катеру возможность подойти к камню. Это понимали и на материке. Был один выход – вертолет. Но для этого необходимо было связаться с финским консулом и с извинениями просить разрешения снять людей. Как назло, наступили выходные и процедура разрешения затягивалась. А тем временем робинзоны продолжали мерзнуть и голодать. Несмотря на экономию, скудные дровишки тоже заканчивались. Зная по опыту, к чему приводят голод и холод, он приказал всем вывернуть карманы и сложить содержимое в одно место на виду у всех. Нашлись жалкие крохи, делить их было и сложно, и больно. Но все же нашелся один подонок, он подошел к краю камня, отвернулся и стал поспешно что-то запихивать себе в рот. К нему сразу бросились двое. Пришлось на пару минут отвернуться. Когда он повернулся, то увидел, что физиономия бедолаги была в крови. Он ничего не сказал, только приказал умыться. Интересно, что бы на это сказал в наше время комитет солдатских матушек. Но по своему опыту он знал, что и этот солдат, да и все остальные, в будущем уже никогда так не поступят.
На следующие сутки прилетел вертолет и снял их со злополучного камня. Вертолетчики с любопытством разглядывали измученных, закопченных робинзонов. Но вопрос, как они оказались на этом камне, так и не прозвучал. Дома все долго принюхивались к странному запаху, исходящему от его шинели. По всей квартире стоял стойкий аромат костерного дымка и сосновой смолы.

Облегчение после тревожного сна было недолгим. Неожиданно глаза закрыла черная пелена, к горлу подступил тошнотворный ком. Он понял, что это от голода. Пришлось остановиться и вытащить скудный дневной рацион. Это был кусочек хлеба. Негусто, тогда он стал пробовать жевать мох, занятие не из приятных, хотя создавало иллюзию еды. Ну как олени могут жить в таких суровых условиях, питаясь только этой сушеной дрянью? На третье была горсть снега, пахнувшего свежестью и влагой.
И снова пришли спасительные воспоминания. Под скрежет гальки под ногами, под свист ветра в ушах, да размеренный ритм тяжелых шагов непослушных ног.