Мой Ямск

                Ямск – село в Ольском районе Магаданской области.
                Википедия
     …1967 год. Зима. Холодно. Я закутана в какие-то шубы и платки. Мы с отцом на лошади едем на корраль (место забоя оленей).  Мне 5 лет. Помню трубные звуки множества оленьих голосов, топот копыт, пар валит из ноздрей животных, всюду мелькают рога, рога - и запах тёплой крови. Мне страшно, отец сажает меня возле очага в юрте, а сам куда-то уходит. Вокруг никого, а за пологом юрты – всё те же пугающие звуки…
     Это одно из первых самых ярких воспоминаний детства. А потом отец приносит домой полтуши  замороженного оленя, мы всю зиму делаем из мяса пельмени,  варим и жарим его, и мама каждый раз аккуратно снимает с кусков мяса белые ворсинки оленьего меха.
     Почти у всех в ямских домах на стенах висят оленьи рога. У нас тоже есть такие – очень ветвистые и симметричные. На них зимой мама после стирки развешивает мокрые разноцветные носки. А потом мы с отцом сидим за столом и «мозгуем». Держа за головку крупную оленью кость, я громко стучу ею по столу, чтобы вывалились кусочки мозга. Он замороженный, красного цвета и сладковатый на вкус. Мы посыпаем кусочки солью и жмуримся от удовольствия – до того вкусно! Папа приносит с морозу мёрзлую навагу и охотничьим ножом отрезает от неё широкие полоски. Мы макаем полоски в соль и едим с наслаждением. Потом обязательная кружка горячего чая – чтобы не простудить горло. А в коридоре (часть дома, расположенная перед входом в теплое помещение) стоит огромный старый чемодан, обложенный изнутри целлофаном, он доверху наполнен брусникой. С эмалированной кружкой я выхожу в коридор, зачерпываю полнёхонькую, а дома посыпаю бруснику сахаром. Она твёрдая с морозу, крупная и пахнет тундрой.
     Когда идёшь по улице нашего посёлка зимой, вокруг стоит тишина и только белые кудрявые кипарисы  дыма зыбко колышутся над трубами. Кажется, что никого нет, но это не так. Жизнь бурлит, не умолкая ни на минуту, вдалеке слышен чей-то смех, и вот уже с горы на картонке съезжает сосед - Андрюшка Цой. На нём детская ушанка, чёрная шубейка и валенки. Огромные сугробы высотой до самых крыш домов наметает каждый год в одних и тех же местах. «Наш» сугроб  тянется от родительского дома через огород семьи Цой и упирается в стену их дома. За Андрюшкой появляются и остальные «цоята» многочисленного дружного семейства. Самый боевой, конечно, Андрюшка – он один умеет делать сальто.
     А ещё у нас есть лыжи и коньки. Это благодаря новому преподавателю физкультуры Дмитрию Николаевичу  Литовченко. С его появлением в школе наша жизнь меняется. По воскресеньям теперь проходят школьные выезды на природу с катанием на лыжах, чаем на костре, весёлыми стенгазетами на следующий день. А на коньках мы уезжаем далеко от посёлка вдоль речки и ищем место, где лёд прозрачный. Ложишься на живот, складываешь ладошки в кружок, наклоняешься ниже – и перед тобой открывается волшебная картина подводного царства с диковинными растениями и рыбами, медленно плывущими в темноте вод.
     Первого мая весь посёлок выезжает  в Старый Ямск (место, где посёлок располагался раньше. В один прекрасный момент его весь разобрали по брёвнышку и перевезли на новое место, где он теперь и находится). Едем кто на чём – кто на тракторе, кто на мотоцикле, а кто – вот красота! – на собачьей упряжке. При резком повороте лёгкая нарта переворачивается, и ты кулем летишь в снег. Тут главное – остановить нарту, чтобы собаки не умчались без тебя. Весь посёлок спускается с высокого косогора к реке и собирается на льду, солнце до того яркое, что без тёмных очков невозможно смотреть.
     Начинается соревнование по подлёдному лову. Крутятся винты ледобуров, вычерпывается руками ледяная кашица из лунок. Рыбина иной раз попадается такая мордастая, что с трудом пролазит сквозь лунку. Кто-то из рыбаков принимает «беленькой» с морозцу, кто-то крепкого чая, становится всё веселее, тут и там слышатся песни. Самые удачливые получают призы. Среди них – одна очень пышнотелая и охочая до водочки красотка. Какой поднимается бешеный хохот, когда её, разомлевшую, потерявшую всякие силы взобраться на высокий берег, поднимают с помощью троса, привязанного к трактору, на самый верх! Медленно, как тюлень, обвязанный верёвкой, поднимается её фигура на берег. Там красотка усаживается в мотоцикл мужа и благополучно отъезжает домой.
     Наступает весна. На первых проталинах, чуть подсохнет земля, идёт азартная игра в «ножички». Перочинный ножик с хрустом врезается в тёплую землю, отрезает кусок чужой территории, а ты стоишь на одной ноге, и вот уже тебя качает, и ты валишься комом. Постепенно земля освобождается от снега, мы идём «на тундру» и ищем прошлогодние ягоды брусники, особенно вкусные весной.
     В июне наступает пора белых ночей, допоздна стучит мяч на окраине посёлка – там играют в волейбол и лапту. На школьном поле мальчишки до одури гоняют футбольный мяч. А у взрослых начинается рыбалка.
     Рыбалка! Всю зиму пролежавшая вверх дном возле дома лодка-казанка переворачивается, в большой ржавой бочке с водой устанавливается мотор «Вихрь», отец меняет старые свечи, наворачивает верёвку на стартер, резко дёргает – двигатель заводится, и это значит, что мы поедем - на рыбалку! Отец ставит на мотор новый винт – страшно дефицитную вещь. Друг  подарил ему этот винт завёрнутым в кусок газеты (праздничную обёртку для настоящего мужского подарка). Отец был страшно рад подарку - лучшему из всех, полученных в день рождения.  Ранним утром – всем не до сна! – несём вещи к лодке, отец заводит мотор, садимся на заднюю скамеечку, ветер дует в лицо, на носу – пёс Ерёма, уши его развеваются, он дрожит от нетерпения, нервно переступает лапами…
     Подъезжаем к плёсу дяди Вани Беляева. Юрта у него широкая, добротная, крытая толем, внутри – просторные нары с пологами от комаров, в центре - большой стол с неизменной «Спидолой», которая, как всегда, хрипит и издаёт нечленораздельные звуки, колода засаленных карт, закопчённые кружки с остатками чифиря (очень крепкий чай), открытая картонная коробка с кусками сахара-рафинада... Рядом с юртой вьются собаки, машут хвостами, бегают дети в огромных завёрнутых рыбацких сапогах. И все смотрят на реку.
     Один из рыбаков отплывает на лодке, тяжело нагруженной неводом, понемногу скидывает его в воду. Лодка медленно выходит на поворот и все начинают бросать камни, чтобы загнать рыбу в невод. Длинный конец невода из воды тянут несколько человек, всё выше поднимаясь на берег… И вот - то тут, то там – появляются всплески, всё чаще, чаще, вода в неводе вскипает, бурлит, и рыба плещется, подпрыгивает, а невод всё тянут… Рыба уже на берегу, бьёт хвостом, её берут за жабры и кидают в садок до поры до времени. Наш пёс Ерёма заходит в садок, осторожно трогает лапой рыбу и пытается её поймать ещё раз.
     …Когда лов на сегодня закончен, рыбаки собираются в юрте за столом, едят уху, пьют чай, крутят ручку «Спидолы». Мужики раскидывают колоду карт, начинается неспешный разговор. Это самое интересное время для нас, детей. Сидя на мягком кукуле (меховой спальный мешок) под пологом, стараешься не пропустить ни одного слова, но незаметно глаза почему-то начинают слипаться, и уже сквозь сон слышишь, как тебя накрывает чем-то тяжёлым и тёплым, и ты окончательно засыпаешь.
     В самом начале весны, когда в лимане ещё много мелких льдин, мы едем на ближайшую «кошечку» (морская коса) ловить уйка. Берег весь покрыт тюками морской травы, отчаянно пахнет огурцами. Выловленного уйка рыбаки складывают в мешки - и снова костёр, уха и чай. А когда плывём обратно, приглушив мотор, на одной из крупных льдин я вижу лежащего белька – детёныша нерпы. Он смотрит на нас огромными чёрными любопытными глазами, и уже только в тот момент, когда лодка носом утыкается в льдину, он нехотя сползает в воду – опасно, конечно, но всё равно ужасно интересно: кто же мы такие?
     Летом ездим на морскую косу Варганчик собирать ягоды и дикий лук. Но Варганчик для меня прекрасен не этим. С одной стороны косу омывает лиман, с другой – Охотское море, которое выбрасывает на берег любопытные вещи, прибывшие издалека: большую бутылку из-под виски (с ней мы теперь ходим в магазин за разливным подсолнечным маслом – у неё очень удобная крышечка), огромную пластмассовую корзину, красивые «импортные» женские шлёпанцы (в них  щеголяет по посёлку моя тетка Валя), таинственные сероватые дощечки с японскими иероглифами. А ещё – панцири плоских морских ежей с ювелирно выполненными природой гравировками, высушенные на солнце морские звёзды и ракушки всех видов…
     Однажды папа говорит мне, что сегодня вечером начнётся маниха (прилив на море, идущий особенно стремительно). Мне представляется, что это - огромное страшное чудище, которое колдовским способом заманивает в море людей и топит в пучине.  Поэтому весь вечер я сижу, вцепившись руками в стенку палатки, чтобы меня не оторвала от неё злая маниха.
     Летом в поселке бабушка Марфа Павловна, всю жизнь проведшая в кочёвках по тундре, ставит в огороде юрту. Через несколько дней её уже тянет на новое место, и она разбирает юрту, переставляет её на несколько метров в сторону. Так она борется с тоской по тундре. Бабушка лучше всех в Ямске выделывает оленьи камусы (шкура с ног оленя) и шьёт торбаса. Для нашего колымского климата эта обувь самая удобная, лёгкая и тёплая. Во времена моего детства торбаса в моде, их украшают бисерной вышивкой - цветами, фигурками оленя. Самыми шикарными считаются торбаса из белого камуса или хотя бы обычного коричневого цвета, но с белыми "вставками". Поэтому на коррале во время забоя к оленю с белыми ногами всегда приглядываются особенно внимательно.
     У многих в посёлке есть собачьи упряжки. Ездовые собаки летом сидят на привязи, кормят их юколой (сушеная рыба). В нашей семье упряжки нет, зато есть огромный дворовый пёс Кузька. Мой дед Фёдор Кириллович имеет свою упряжку, а нашего Кузьку берёт в качестве вожака. Кузька бежит первым в упряжке и строго следит за порядком. Одного пса он постоянно кусает, и отец не может понять, отчего. Пёс производит впечатление работяги, язык во время бега у него вываливается изо рта больше, чем у всех. Но когда отец привязывает тонкую ниточку ему в упряжь, ниточка во время хода не рвётся, и отец понимает, что пёс просто делает вид, что тянет лямку. Кузя это прекрасно видит и наказывает хитреца. Хотя сам артист – ещё тот!
     Как-то дед в очередной раз приходит за Кузей, тот спешит к нему навстречу с виноватой мордой, сильно хромая на заднюю лапу, всем своим видом показывая, что и рад бы, да… Но когда фигура деда исчезает за большим сугробом, пёс прыгает на четырех лапах, лает от радости - хромоты его как не бывало! Отец, правда, потом немного «учит» Кузю алыком (часть упряжки), чтобы тот впредь не обманывал хозяина. Кузя переносит наказание стойко, всем своим видом давая понять, что был не прав.
     Главные средства передвижения в пору моего детства в Ямске - это лошади. На них перевозят все грузы, в каждой организации есть своя лошадь. В День проводов зимы животных наряжают в праздничные попоны, украшают лентами, и мы ездим на них по посёлку. Есть и колхозная грузовая машина с кузовом. А на собаках ездят на зимнюю рыбалку, катаются дети. Летом наступает «золотая» пора мотоциклов. Как только нога мальчишки может  достать  до педали, он тут же становится водителем. Иной мчится по посёлку, пыль столбом, а сам настолько мал, что из-за руля почти не видать. Когда рука «юного бойца» может уверенно держать ружьё, он становится охотником. Осенью «бойцы» ходят в тундру охотиться на куличков и уток. Дикие гуси – дело серьёзное. Для охоты на них взрослые собираются компаниями, готовятся особенно тщательно и уходят за добычей на несколько километров от посёлка, а то и улетают со знакомыми вертолётчиками.
     Население Ямска представляет собой интернационал: эвены, русские, латыши, белорусы, армяне, украинцы…  Все живут одной большой семьей. Вместе работают, вместе веселятся, вместе горюют. Подлецы, которые не хотят жить честно, почему-то уходят в тундру и там исчезают как бы сами по себе. Тундра – самый главный и самый справедливый милиционер. Если в посёлке возникает пожар – заливают все вместе. Если танцы – то от мала до велика.
     В клубе любимая игра - домино. Самым заядлым игроком считается мой дедушка по матери, Ефрем Павлович Михолапов. Когда игра ладится, дед весело хохочет. А вот проигрывать он совсем не умеет. Продув партию, дед со всего маху хватает коробкой из-под домино по столу, бросает игру и уходит, совершенно взбешённый. Зато он ставит в клубе любительские спектакли. Мой дед - первый руководитель новой рыболовецкой сельхозартели «Долой частника».
     Бабушка моя, Ефимья Осиповна, уже давно ослепла. Несмотря на это, она делает почти всё по дому. Стоя с палочкой на крыльце, бабушка Фима узнаёт каждого проходящего по голосу, спрашивает, что новенького, и находится в курсе всех ямских новостей. В день выборов к ней первой приходят агитаторы с красной урной. Бабушка Фима на ощупь опускает свой бюллетень в урну, а агитаторы обязательно получают в подарок букет цветов. Бабушка настолько любит цветы, что даже, ничего не видя, регулярно выписывает журнал «Цветоводство», а я ей читаю и рассказываю, как выглядят те или иные растения. В доме у неё, конечно, огромное количество цветов. Больше всего мне нравятся её фуксии с розово-фиолетовыми длинными бутончиками, а также огромный комнатный клён, который растёт в кадке и высотой до самого потолка. Цветёт клён круглый год.
     Вспоминаю жителей нашего посёлка – Никифоровых, Беляевых, Федотовых, Кузиных, Логиновых, Зюбровских, Вороновых, Амамич, Слипченко, Метул… Всех и не упомнишь. Главные ценности каждой семьи - трудолюбие, уважение к старикам, любовь и верность. Мой отец, например, в 12 лет уже числится работником колхоза, в 16 лет его назначают бригадиром рыболовецкой бригады, а в 23 года он получает государственную награду – орден Трудового Красного Знамени. Мама, будучи ещё совсем маленькой, уже работает «в людях», стирает, варит и убирает в семье сельской учительницы. Учительница любит её и однажды вручает юной Любаше роскошный подарок – отрез крепдешина. Так в гардеробе моей мамы появляется первое платье (до этого нарядом служит длинная красная майка).
     …Прошло много лет. Сейчас в посёлке всё по-другому. Разобрали на дрова большинство домов, тропинка, по которой мы бегали на озеро, заросла молодыми лиственницами, в Ямске осталось совсем немного жителей. Но если у кого-то возникает возможность побывать в родном посёлке, он непременно стремится сюда – в тот пустынный уголок, где мы все когда-то были так счастливы.
     Фото Анатолия Замиралова.