Реванш

«Рукописна трагедия частной судьбы,
И разлука с родными уже не опасна.
Мне любые дома без любимых гробы,
А любить уже некого, вот и прекрасно».
Ольга Бешенковская

   EM: 83. Laser Cowboys «Radioactivity (From the Ukraine)».
   Все каникулы я обучал больших и малых танцевать брейк, заодно пытаясь разузнать что-нибудь про «Человека-Машину». Посмотреть на мой брейк приходили даже с других школ. Радик уже год учился на кларнете, а специально для Эли на дом доставили пианино. Теперь я бежал домой не только затем, чтобы добивать старенький проигрыватель, но чтобы прикоснуться к волшебству… Открывая крышку фортепиано, я мог нажимать различные клавиши, составляя мелодии. А клавиш было так много…. Здесь было море музыки, я чувствовал её. Нужно только запомнить комбинацию клавиш и всё. Сначала я делал это лишь левой рукой. Но когда понял, что легко запоминаю любые комбинации, я стал подключать правую руку, так к моей музыке, которая поначалу была ничем иным как басовыми партиями, теперь добавилось соло и до меня стало доходить, как создается мелодия, как создаётся чудо.
В музыкальной школе, куда в этом же году я поступил на гитару, я встретился со Слуховым, который моему появлению очень обрадовался. А через месяц занятий я, насочинявший к этому времени кучу мелодий, предложил Валере собрать группу. Валера с радостью согласился, но когда на первой стихийной репетиции он понял, что я предлагаю играть свою музыку, то его энтузиазм улетучился, в наших отношениях лидером хотел быть он. И я предоставил ему такую возможность. Валера приводил меня к себе домой, продолжая мое рокпросвещение. Он глубже знакомил меня с миром классического рока. Но, находясь под гипнозом «Человека Машины» и революционной секс-песни «Хаотерс», духом рок-н-ролла я проникнуться, не мог. Всё, что я слышал у Валеры, не задевало моего сердца. Кроме разве что той же партии Иуды. Музыка Beatles показалась мне чем-то наивным и слащавым, Omega – смешной, Elton John – пафосным и коммерческим, рок-н-ролл Status Quo – такой же пустой и устаревшей танцевалкой, как и диск Puhdys, ну а L.Z. и AC/DC у Валеры тогда не было. Хотя совсем скоро у него появилось, то что разбило мое сердце. В общем, загоревшись роком на волне любви к KISS, я быстро остыл к музыке такого плана. «Киссов» я все равно нигде услышать не мог, и я стал реже ходить к Валере. Хотя иногда у него появлялось то, что мне нравилось. Как, это было с чешской группой Tango и их диском «Electric Ball». Это было вполне неожиданно. Мне не с чем было это сравнить, хотя музыка Tango напоминала ту музыку, что всё чаще стало можно увидеть в молодежных передачах и фильмах. Наше музыкальное соцсоревнование с Валерой продолжалось. И однажды он победил.
Как-то в начале лета на прилавок заветного магазина выкинули сразу два диска Beatles, и хотя группы уже шестнадцать лет как не было, а Леннон шесть лет как стал живее всех живых, ажиотаж был реальным. Валера сказал, что я обязательно должен их купить. Но они были мне даром не нужны, а отдавать за них семь рублей было безумием на фоне событий, происходивших в разгар «перестройки» в нашей семье. Но Валера сказал, что если я куплю их и послушаю, то он покажет мне то, что я никогда не видел и возможно не увижу ближайшие годы. Сердце мое медленно, но верно стало прибавлять обороты. Валера смотрел на меня пристально, но с губ его уже срывалась улыбка. Это означало только одно…

  Валера приводил меня к себе домой, продолжая мое рок-просвещение. Он глубже знакомил меня с миром классического рока. Но, находясь под гипнозом «Человека Машины» и революционной секс-песни «Хаотерс», духом рок-н-ролла я проникнуться, не мог. Всё, что я слышал у Валеры, не задевало моего сердца. Кроме разве что той же партии Иуды. Музыка Beatles показалась мне чем-то наивным и слащавым, Omega – смешной, Elton John – пафосным и коммерческим, рок-н-ролл Status Quo – такой же пустой и устаревшей танцевалкой, как и диск Puhdys, ну а L.Z. и AC/DC у Валеры тогда не было. Хотя совсем скоро у него появилось, то что разбило мое сердце. В общем, загоревшись роком на волне любви к KISS, я быстро остыл к музыке такого плана. «Киссов» я все равно нигде услышать не мог, и я стал реже ходить к Валере. Хотя иногда у него появлялось то, что мне нравилось. Как, это было с чешской группой Tango и их диском «Electric Ball». Это было вполне неожиданно. Мне не с чем было это сравнить, хотя музыка Tango напоминала ту музыку, что всё чаще стало можно увидеть в молодежных передачах и фильмах. Наше музыкальное соцсоревнование с Валерой продолжалось. И однажды он победил.
Как-то в начале лета на прилавок заветного магазина выкинули сразу два диска Beatles, и хотя группы уже шестнадцать лет как не было, а Леннон шесть лет как стал живее всех живых, ажиотаж был реальным. Валера сказал, что я обязательно должен их купить. Но они были мне даром не нужны, а отдавать за них семь рублей было безумием на фоне событий, происходивших в разгар «перестройки» в нашей семье. Но Валера сказал, что если я куплю их и послушаю, то он покажет мне то, что я никогда не видел и возможно не увижу ближайшие годы. Сердце мое медленно, но верно стало прибавлять обороты. Валера смотрел на меня пристально, но с губ его уже срывалась улыбка. Это означало только одно…
– Не может быть, – тихо, не сводя с Валеры глаз, сказал я.
– Чего? – не выдержав, засмеялся он. – Давай, покупай «битлов» и попробуй понять….
– Лерыч, только скажи, это «киссы»? – Не отставал я.
– Увидишь. – Валера сделал умное лицо и потопал домой. – Это «киссы»! – внимательно послушав удары своего сердца, крикнул я Валере вслед, но он только обернулся и махнул рукой, мол, отвяжись уже. Дома, музыкой Ливерпульской четвёрки прониклась по-настоящему только Кира. Однако, кроме нашего взросления и музыкальных преобразований, в нашей семье происходило кое-что ещё. И, в общем, было явно не до Битлов, ну а уж мне точно. Перед тем как я принёс домой два мелодиевских диска Beatles «Taste of honey» и «A hard day`s night», мы с Валерой зашли в тот самый отдел, где на столах пачками лежали копии этих двух альбомов. Их выпустили таким огромным тиражом, что до сих пор среди любителей винила эти диски стоят копейки 100-200 рублей за штуку. Для сравнения, «мелодиевский» «Дин Рид», выпущенный по лицензии чешской SUPRAPHON, стоит от четырёхсот рублей. Я отдал выпрошенные у мамы семь рублей, которые она почему-то сразу выложила, как только я сказал про целых два LP самих Beatles. Её можно понять, как раз в её золотые годы эта музыка была под запретом, и услышать её вечерний, к тому же отдалённый звон можно было в передачах Севы Новгородцева, но не в поселке СМП.

   Когда мы входили в квартиру к Валере, он приложил палец к губам и издал звук: «Т-с-с». Я выпучил глаза: типа весь внимание, что случилось?
   – Да всё нормально, – усмехнулся Валера. – Просто реагируй спокойно.
   Валера не знал, что после таких реплик как раз и начинают вести себя прямо противоположно тому, о чем просят.
   Мы вошли в его комнату. Сначала, я как всегда, окинул взглядом стены, увешанные дисками, а потом мой взгляд остановил на себе какой-то темный иссиня-черный плоский квадрат, возлежавший на крышке проигрывателя. Я сделал шаг к нему, и помню, мои губы сразу высохли. Потому, что я увидел непостижимое далёкое от всего человеческого лицо Эйса Фрейли. Он глядел на меня прямо из космоса и как будто хотел мне что-то сказать. Во всяком случае, его синий рот был приоткрыт. Прейдя в себя, я повернулся к Валере, который всё это время, проявляя такт и переживая вместе со мной аффект момента встречи с прекрасным, сидел в кресле с серьёзным и даже сочувственным лицом. Сейчас, когда я вспоминаю этот момент, у меня возникает невольная ассоциация с какой-то известной ныне передачей, где людям помогают найти друг друга. Это было похоже. Валера помог мне найти того, кого я искал.
  – А, почему он на диске один? – с тревогой в голосе спросил я. И тогда Валера объяснил мне, что это сольник, что здесь песни Фрейли, он же поет и играет на гитаре, а все остальные, все «киссы» аккомпанируют (в действительности это не совсем так), так что это самый настоящий KISS, потому что у них в группе все поют на равных правах по желанию и возможности. Валера сказал, что всё это рассказал ему брат, и что он сказал также, что данный диск неприкосновенен, т.е. что именно этот пласт не меняется и не продаётся. Короче, с родственником я встретился, но пойти с ним домой не мог. Почему-то это обстоятельство заставило меня почувствовать ещё не очень знакомое неприятнейшее чувство угнетённости.
 О том, что Валера является представителем другого социального уровня, я всегда знал и не парился особенно по этому поводу, но ведь особого прецедента и не было. А сейчас, когда в его власти из-за нашего неравенства находится то, что мгновенно стало дороже всего моему сердцу, я вдруг испытал к нему ненависть. И это было второе непривычное чувство, возникшее во мне тогда.
Так «киссы» учили меня жизни.
  – Ну так чё? Шансов никаких? – с трудом скрывая свои чувства, спросил я.
  – А, какие у тебя могут быть шансы? – усмехнулся Валера. – Тебе же папа не даст сто рублей.
  – Он стоит сто рублей? – Мне показалось, что это не так страшно. Все-таки придумать что-то будет можно.
  – Может и сто, а может двести, – Валера аккуратно достал диск из конверта. Внутренней обложки с изображением сольников всех четверых не было, но тогда я и не знал, что она должна быть, зато я увидел желто-оранжевую сердцевину, на которой было то же лицо Фрейли, что и на конверте, только уменьшенное в десять раз. – Понимаешь, стоимость его не имеет значения, – Валера поставил диск на вертушку и стал наводить иглу. – Диск не продаётся и не меняется, так сказал Игорь.
 EM: 84. Ace Frehley «Rip It Out».
Зазвучала непривычная для меня музыка. В ней не было любимой мной вселенской тревоги Жарра или космической гармонии Zodiac, гипнотизма Kraftwerk, эффекта солидарности чувств перед полётом в космос, как у Европы в «The Final Countdown», не было c трудом сдерживаемой ярости Def Leppard в «Fooling», натиска Puhdys в «Computer Man», драйва Z.Z.TOP в «Gimme All Your Lovin’»* – это было что-то другое. Музыка была стремительной, но не бешеной, в ней была сила, которая словно знала себе цену, это называется уверенность, уверенность, граничащая с прохладой суровости, однако это не была суровая музыка, или зловещая. Она была исполнена силы, невероятной внутренней мощи личности, создавшей такую музыку, и эта сила передавалась, но лишь тому, кто мог ею распорядиться. И именно это сообщали гитара и голос мастера Эйса. Это была музыка человека, который может позволить себе всё. Это делился радостью с равными тот, кто не знал страха и тоски, потому что был выше их. Рыцарь без страха и упрека, дерзкий, и ироничный. Это пел человек, которого я любил. Я не знаю, когда это случилось, когда я увидел этот портрет или когда услышал этот голос и эту гитару. Но я глядел то на крутящийся диск, то в это гипнотическое сверххаризматичное лицо, в красно-черные бусины глаз этого пришельца, или сверхчеловека, и по всему моему телу разливалось сладкое и терпкое вино любви. Я знал, я отдам жизнь за это Создание, не задумываясь. Я посмотрел на Валеру – он был далек от нас, он сидел в кресле с несколько озабоченной миной. Озабоченность его, надо думать, касалась моего преображения, которое он наблюдал из своего кресла. Между тем началась следующая вещь, почувствовав энергетическую волну, хлынувшую мне навстречу из мощных динамиков, я набрал в легкие воздуха сжал кулаки, поднёс их к груди и, уперев в них голову, пританцовывал на месте. Это зрелище видимо до того напугало Валеру, что он подскочил к проигрывателю и выключил музыку.
   – Ты чего? – спросил я, не снимая головы с кулаков и глядя исподлобья.
   – Ничего, – поднял брови Валера. – Игорь скоро придёт. Он мне вообще запретил показывать кому-нибудь этот диск. – А чё так? – Не знаю, он так сказал и всё. Я понял, что Валера испугался моего вида, понял, что со мной происходит, и теперь решил спасаться ложью. – Слушай, Лерыч, но ведь Игорь не фанат «киссов». – Ну и что, этот диск слишком крут для тебя, чтобы о нём вести разговоры. – А если я достану сольник «битлов»? – Ну, тогда и приходи, только в этом городе ты его не достанешь.
   Про сольник «битлов» я ляпнул просто так, на самом деле мне хотелось шваркнуть чем-нибудь по башке своего друга, забрать диск и уйти. Или начать его шантажировать. Например, сказать: «Валера, а ты забыл, как в пионерлагере ты сосал у меня член?». Он, правда, мог парировать, что и я, мол, у него сосал, и вообще, это было потому, что я его заставил. Но я то знал наверняка, что Валера точно бы испугался, ведь он был хоть и нагловатый парень, но в душе-то он был обычный маменькин сынок. Однако я и сам почему-то боялся такого шантажа, ведь у Валеры был взрослый брат и крутой отец, могло дойти до крупных неприятностей. Итак, в тот раз мы распрощались. Но я уходил от Валеры с единственной мыслью, что я должен найти способ для того, чтобы этот диск оказался у меня. И этот способ не просто способ… Летом 1987-го года на тридцать восьмом году жизни, взяв с собой Радомира и Киру, мама оставила нашу семью. Новый путь начинать никогда не поздно, поэтому папа не стал удерживать маму, понимая, что воду в руках долго не удержишь. У всех троих были сумки с личными вещами и пятьсот рублей на жизнь. Билеты из Северного Казахстана в Южную Башкирию обошлись в двенадцать рублей. Путь компании лежал в столицу Башкирии – город Уфу, родину Земфиры Рамазановой и Юрия Шевчука. Последний тогда уже перебрался в Питер, а Зёма готовилась пойти в третий класс Уфимской средней школы. Впрочем, ни я, ни кто-либо из моих родных этих будущих легенд русского рока тогда не знали, впрочем, это, как и всё лучшее, конечно, ждало всех нас впереди.За год до отъезда мама принялась писать письма в различные отделы культуры, предлагая свою кандидатуру в качестве директора или методиста культмассового сектора. Адреса осиротевших повсеместно после «перестройки» домов культуры можно было найти в журналах типа «Сельская молодежь» и «Работница». Через год у мамы было десяток приглашений со всей страны, и, по крайней мере, пять из них мама решила посетить. А Радика и Киру она взяла не только за компанию, а потому, что на полном серьёзе решила не возвращаться в Есиль. В Уфе, однако, мама со своим уровнем квазипровинциальных взглядов на ведение дел культуры тогда областного миллионного города пришлась не ко двору, и в качестве альтернативы ей был предложен пост завклуба в городе Мелеузе в трёх часах езды от Уфы. Но по тем же, что в Уфе, либо по другим причинам Мелеузовский отдел культуры почему-то маму тоже принять не захотел. Однако и он, в свою очередь, проявил сочувствие к одинокой матери с двумя детьми-подростками и предложил Лидии Васильевне гарантированное место завклуба в селе с грустно-смешным названием Васильевка. Деньги и силы путешественников были на исходе, и горемычная троица осела в злополучном селе. Это был один из лучших, хоть и недолгих периодов моего отрочества. Осененный моей надеждой и верой. ЕМ: 85. Ace Frehley «Wiped Out».
По мнению мамы, отныне моим и Элиным воспитанием должен был заниматься папа, но, во-первых, папа был по уши в работе, а во вторых, он и представить себе не мог, как это так – заниматься воспитанием. Поэтому папа оставлял нас с Элей на милость Бабушке, ну а бабушка только разводила руками, когда утром находила наши с Элей постели пустыми. Эля уходила к подругам, я уходил к друзьям. Проигрыватель и вся семейная коллекция пластинок теперь были в моем распоряжении, и я распоряжался ими на своё усмотрение. Среди моей многочисленной армии знакомых и подруг были либо меломаны, либо подростки, озабоченные собственным половым созреванием. Но в основном преобладал, как говорится, смешанный тип, то есть мальчики и девочки, любящие музыку, общение, интересующиеся эротикой и не знающие, как распорядиться своим телом. То есть обычные подростки пока ещё советской России, в которой эти самые проблемы подростков никого не интересовали. Хотя, в общем-то, комсомольская организация ещё существовала, но теперь вступать в неё народ не торопился, а сама она, будучи сегментом коммунистической партии, готовилась к агонии. Все эти ребята знали о моей проблеме, и многие предлагали помощь. Но когда понимали суть дела, опускали руки. Ни нормальных пластов, ни денег, ни у кого не было. Хотя, однажды случилось настоящее чудо. Мои небесные покровители решили дать мне шанс, но, видимо, они переоценили мои способности. Об этом чуть позже, в главе, посвящённой KISS.

Летом этого года в программе «До шестнадцати и старше», посвящённой моральному разложению советских подростков проходящим таки через все преграды страшным заморским роком «хеви-металлом», а так называлось все, что носило длинные волосы, кожаные штаны, подводило глаза и использовало дисторшн в качестве подкладки под ухающий барабан. Какая-то, видно, ещё не уловившая ветра перемен комсомолка рассказывала, что (цитирую): «Когда я встречаю молодого парня со значком Motorhead на улице, мне хочется подойти, взять его за грудки и сказать: как же тебе нестыдно… ведь твои отцы и деды погибли на этой войне…». Девушка говорила так, что зритель должен был верить на слово, что если она, честная (что само собой подразумевается) советская комсомолка, хватает парня за грудки, то, понятное дело, она знает, что такое Motorhead не понаслышке... Настоящие комсомольцы, конечно же, должны знать о враге всё. Но до комсомола мне ещё было пол года, и я не знал, что такое Motorhead. Однако, в передаче мелькнул и мотоцикл (из клипа W.A.S.P), и какойто вражеский магазин, где на стендах я увидел «Killers» Iron Maiden и «Dynasty» KISS. Это был впервые увиденный мной настоящий «живой», не перефотографированный, номерной диск KISS, который спокойненько стоял себе в каком-то американском магазине и ждал своего покупателя. А у моего самого лучшего Druga спокойно лежал сольник моего любимого «кисса», и я не мог ничего сделать, чтобы это сокровище оказалось у меня. Кататоническое отчаяние охватило меня от сознания собственной беспомощности в данной ситуации. Конечно, именно в подобные моменты та самая извилина, шевелившаяся в моей голове всегда, когда я понимал весь ужас своего положения в отношении того, что я люблю, и кем я себя чувствую по отношению к этому, становилась глубже и рождала новые русла в моих мозгах, которые начинали работать и насыщать мое сознание пониманием того, что если я заложник своего социального положения, своей семьи, своей страны, своего уровня развития, то из этого всего есть только один достойный выход – вырваться, уничтожая пути к отступлению: бунт, побег, поджег, революция – всё, что угодно. Первый такой приступ был связан у меня именно с «киссами». С чем же ещё? Свои телесные нужды я как-то ещё мог удовлетворить, но духовные…. С 1984 года я был фанатом KISS. И это не слыша не одной песни. Но после моего триумфа на конкурсе танцев я стал так же фанатом Kraftwerk. Фанатом – в моем понимании – влюблённым. Как диски и даже записи KISS у нас в Есиле были недоступны, так же и Kraftwerk: найти их записи и слушать у себя дома было абсолютно нереально. То же было с фотографиями, но даже настоящего названия «Человека-Машины» я не знал. А ту самую кассету с «Ви Зуки Роботер» в финале конкурса безвозвратно изъял дрек. Вещь, под которую мы так самозабвенно танцевали, постоянно крутилась в моей голове и даже пару раз была услышана по телику. Первый раз в программе «Клуб путешественников», в сюжете про парня, лазившего по горам без альпинистских снастей. Вот пока он лазил, всё время играла эта самая вещь. А однажды я был взбудоражен сценой из советского фильма, по-моему, он назывался «Кто видел механика Федорова?», не уверен в точности названия. Там у проблемной девушки-подростка, у которой куда то подевался папашка и ей пофиг, из комнаты доносится Kraftwerk…. В общем, мать девушки стучит в комнату, она открывает типа «Ну, чё те надо?», а оттуда «We Are The Robots». Я, конечно, сразу уловил разницу. Та, под которую я танцевал, звучала несколько иначе. Но больше всего я был потрясён и возмущен тем, что какая-то тёлка в немосковской вовсе местности, не похожая на современную девчонку, в полуха слушает себе эту музыку, которой я даже названия не знаю. Конечно, прошли годы, и идею режиссера насчёт отмороженности подрастающего поколения я понял. А тогда я понимал только одно – то, что мне нужно – это не наркотики, не порнуха, не мотоцикл или мопед, как у моих ровесников, а музыка, та музыка, которую я люблю и хочу слышать – она недоступна мне. И что-то придумать такое, чтобы найти всё это, наслаждаться и потом не попасть в колонию для малолеток было нереально. Но Бог с ними с Kraftwerk**.
Даже Витёк Фельд и Артур ничего не знали о том, где можно раздобыть записи KISS. Хотя бы фотографию, я уж не говорю о музыке.
Новые календарики в школе появлялись, но KISS были строго в одном виде,в виде той самой первой фотографии с первого календарика. В 1986 году, по-моему, зимой, ко мне подошла знакомая нам Лена Баранова, основная заказчица рисованной порнухи, и сказала, что в библиотеке она видела в журнале «Ровесник» фотографию намазанного чувака с высунутым языком и саблей во рту. Сразу после уроков я пришёл в библиотеку записался в читальный зал, попросил разных журналов. И вот открываю тот самый «Ровесник». Листаю, листаю. Бац! Большая цветная фотография, да не кого-нибудь, а тогда самого страшного, опасного и загадочного Ящера! Сначала я прочитал двухстраничный пасквиль. Узнал имена героев моего романа и то, что они едва умеют держать инструменты в руках, и что Sex Pistols будут поприличнее этих KISS и как музыканты и вообще. Те, Sex Pistols, хотя бы не исповедуют фашизма, а эти, мол, открытым текстом: мы фашисты, СС, даёшь жестокость, и насилие. Вот вам, пожалуйста, фотография. На цветной фотографии изображен явно безумный человек с загримированным лицом. Он дико выпучил глаза, раскрыл рот, высунул длиннющий окровавленный язык и пробует им на вкус лезвие настоящего боевого клинка. Тут дыхание моё перехватило. Я с треском вырываю две страницы из журнала и бросаюсь из библиотеки бегом. Помню сзади крики, погоня, угрозы, а я бегу со всех ног и чувствую себя врагом общества. Да это было открытие. Я бежал из библиотеки как вор, и я был вором, я украл, украл, как если бы какой-нибудь паломник в святые земли, монах-иезуит, в средние века, увидев на торговом лотке у сарацина икону мироточащей Божьей Матери, не боясь смерти, схватил бы её и бросился бы бежать куда глаза гладят. А что делать? Как святыню спасти, если ты нищенствующий монах и у тебя нет ни копейки, а эта икона для тебя смысл твоих блужданий по раскалённому басурманскому песку. И икона мироточит… Сарацинам объяснять всё это бесполезно, как говорится, не мечите бисер перед свиньями… Плохое сравнение, ну да и ладно, а только вспомните, как та же Русь крещена была и как бабки в «коммунистические» времена воровали иконы из храмов. Где сокровище ваше там будет и сердце ваше. И что же теперь мне надо было переселяться жить в библиотеку? Эта фотография должна была находиться рядом с моим сердцем. На кой ляд она библиотекарше? А главное, не я, так другой придурок ради кровищи да намазанной рожи так же вырвет фотку, поглумится у себя в классе и променяет другому придурку на переводилку с Дональдом Даком. Нет, я не размышлял об этом. Я просто хорошо бежал. Затем сел в автобус, пришёл домой и вроде как сел уроки делать. В общем, мы в этой главе подзадержались, зато теперь я точно знаю, что с этой книгой делать дальше.