Семья

Основано на реальных событиях


Был обычный февральский вечер 1919 года. За окном уже стемнело. Чистое зимнее небо украсилось миллионами звезд. Луна, словно королева, с достоинством и величием смотрела вниз и ее теплый, чуть приглушенный, свет мягко прикасался к снегу, отчего тот в восторге переливался, радуясь ее нежным прикосновениям. В окнах деревенских домов горели огни, из труб вился дым, медленно растворяясь в нетронутом никаким дуновением воздухе.

На фоне небольших домов выделялась красивая и богато убранная церковь, в которой только что закончилась вечерняя служба. Прихожане один за другим покидали храм, крестясь и тихо произнося благодарственные молитвы. Последним, беседуя о чем-то со священником, вышел молодой мужчина. На вид ему было не более сорока лет. Правильные черты лица, ясный взгляд, лишенный какого-либо самодовольства, неторопливая и спокойная речь - все это вызывало живой интерес к нему. Разговаривая со священником, он держал себя просто и естественно, не допуская вместе с тем развязной бесцеремонности. Приняв благословение и попрощавшись со священником, мужчина медленно пошел домой.

О как найти те краски, которые способны передать красоту тихого зимнего вечера! Здесь деревья, украшенные серебром чистого снега, стараются перещеголять друг друга своим нарядом. Там заснеженные поля, напоминающие застывшее море, бесконечно тянутся куда-то вдаль и соединяются с небом. Возвращаясь домой, молодой человек невольно замедлял шаги, безмолвно созерцая все совершенство окружающего мира и впитывая какие-то неизведанные переживания, доставлявшие ему столько наслаждения.

Наконец, он подошел к одному довольно просторному дому и тихонько постучал в дверь. Ему открыла молодая женщина.
- Слава Богу, Володя, я уже начала волноваться, - тихо произнесла она.
- Ну что ты, что ты, Лиза.. Мы с отцом Николаем опять забыли про время, - ответил Владимир и взяв ее за руку, прошел в дом.

Свечи, заженные в комнате, осветили лицо женщины. Ее изысканная и утонченная красота пребывала в нерушимом союзе с врожденной скромностью и чувством собственного достоинства. Редкое и тем более ценное сочетание. Ее необыкновенные глаза никого не могли оставить равнодушным. Даже самые грубые души впадали в некоторое замешательство, оказавшись один на один с ее взглядом, проникающим глубоко в сердце. Елизавета - так звали женщину - была воплощением истинной красоты и обаяния, тем самым образом, который так часто воображают поэты и художники. Но, полагаю, встретившись с ней, они со всей очевидностью осознали бы бессилие своего воображения.

- Тебе письмо, Володя. От Сергея Александровича, - сказала Елизавета, протягивая мужу бумажный конверт.
- От Сергея Александровича? Странно, - несколько встревоженно произнес Владимир, открывая конверт.

Елизавете передалась тревога мужа и пока он читал письмо, она внимательно следила за его глазами. Наконец, Владимир перевел свой взгляд на жену и сказал:
- Ничего страшного, он желает приехать в следующую пятницу и остаться в имении до воскресенья.
- Ну что ж, даст Бог, мы снова увидимся с ним, - улыбнувшись ответила Елизавета.

Пока молодые супруги беседуют, пройдемся по дому, где они жили. Внутреннее убранство дома позволяло сделать вывод о том, что хозяева были исключительно аккуратными людьми. Нельзя сказать, была обстановка богатой или бедной, скорее здесь во всем, в каждой мелочи, присутствовал дух достаточности. Мебель была настолько дорогой, насколько это требовалось для удобного и комфортного пользования ею и не более того. Впрочем и другие предметы домашнего обихода также выполняли строго отведенную для них роль и не служили немым воплощением размера кошелька хозяина дома. Интерьер был предельно сдержан и, может быть, немного строг и холоден. Тем не менее, побывав однажды в этом гостеприимном доме, хотелось посещать его вновь и вновь. Ведь не шикарные диваны, не столовое серебро и не дорогие безделушки, развешанные и там и здесь, создают атмосферу в доме - никакие безумные по стоимости декорации не смогут вызвать оваций и восторга публики, если пьеса бездарна и скучна.

Владимир служил приказчиком в имении богатого музыканта Сергея Александровича Добровольского. Сергей Александрович происходил из бедной семьи, но благодаря своему таланту и усердию добился заметного положения в обществе, не растеряв при этом лучших человеческих качеств. Он с большим уважением относился к своему приказчику, всецело доверяя ему управление своим имуществом и имением. Владимир достаточно умело организовывал работы, связанные с поддержанием порядка в имении. Конечно, случались моменты, когда что-то шло совсем не так, как ожидалось. Но в такие дни надежной помощницей для Владимира была его жена - Елизавета. Интуитивно чувствуя настроение мужа, она всегда находила нужные слова для него, не беспокоила его пустыми и назойливыми распросами, создавая дома атмосферу покоя и тишины.

Возвратившись со службы домой, Владимир приводил свои мысли в порядок и быстро находил выход из той или иной неблагоприятной ситуации. Конечно, он не мог не замечать чьим невидимым стараниям он во многом обязан своему благополучию.

Незаметно пролетело время до приезда в имение Сергея Александровича. С самого утра Владимир был в доме музыканта и отдавал последние указания служащим, стараясь обеспечить достойную встречу Добровольскому.

Ближе к обеду у ворот имения остановились двое мужчин.
- Ох, наконец-то, - произнес один из них. - Федор, почувствуй этот воздух! Посмотри какая красота кругом!
- Да, действительно. Прекрасное место! - ответил другой мужчина, в восторге оглядываясь по сторонам.
- Добрый день, Сергей Александрович! - приветливо сказал Владимир, подходя к хозяину имения.
- Володя, здравствуй! - улыбнувшись, ответил Добровольский (а это был именно он), протягивая руку управляющему. - Как здоровье? Как Елизавета Ивановна? Дети?
- Слава Богу, Сергей Александрович, все здоровы, спасибо, - ответил Владимир.
- Вот и хорошо. А я, знаешь, решил вырваться из Москвы. Соскучился по здешним местам. Да еще и товарища с собой привез, - сказал Добровольский.
- С дороги недурно бы и перекусить, - подмигнув хозяину имения, произнес его друг.
- Да, конечно. Проходите, пожалуйста, в дом. Я распоряжусь, чтобы накрывали на стол, - сказал Владимир.

Все трое отправились по направлению к красивому двухэтажному особняку.
- Ты все-таки обманул меня, Сергей! - обратившись к Добровольскому сказал его друг.
- Это почему же? - удивился тот.
- Ты говорил, что здесь очень хорошо, я тебе добродушно поверил и что я вижу?
- И что ты видишь?
- Когда ты мне восторженно рассказывал про свое имение, я - не скрою - тихонько посмеивался над тобой, ведь каждый хвалит то, что принадлежит ему. Но теперь я вижу, что ты не только не преувеличил, но еще и преуменьшил всю окружающую красоту. Это одно из самых прелестных мест, которые я когда-либо посещал!
- Что-то еще будет! - рассмеявшись, ответил Сергей Александрович, гостеприимно открывая дверь перед своим другом. - Да, Федор, извини, совсем забыл, я не представил вас. Владимир Федорович Алексеев, мой управляющий, - сказал Добровольский, показывая на Владимира.
- Очень приятно, - сказал друг Сергея Александровича и протянул руку Владимиру. - Федор Иванович Лапшин.

Крепкое рукопожатие закрепило новое знакомство.
- Я очень рад, Федор Иванович, что наши места произвели на вас благоприятное впечатление. Со своей стороны постараюсь сделать так, чтобы каждый день, проведенный здесь, занял свое место в ваших воспоминаниях на долгие годы, - ответил Владимир.
- Уверен, что так оно и будет. Спасибо, - сказал Федор Иванович.
- Володя, мы после обеда с Федором Ивановичем собираемся немного прогуляться по деревне. Если ты не возражаешь, хотели бы навестить Елизавету Ивановну, - сказал Добровольский.
- Конечно, Сергей Александрович. Мы всегда рады видеть вас, - ответил Владимир.

Когда два друга заняли место за столом, хозяин имения спросил одного из прислуживающих:
- Скажи, любезный, Владимир Федорович уже ушел домой?
- Да, Сергей Александрович.
- Хорошо. Оставь нас.

Когда слуга вышел из столовой, Добровольский обратился к своему другу.
- Федор, с болью в сердце я думаю о том, что могу потерять это имение. Не по вкусу мне то, что случилось полтора года назад, в 1917-ом.
- Ты разве не встречался с Лениным? Мне показалось, вы нашли с ним общий язык.
- Да, это так. Но что теперь я могу в России? Управлять оркестром, исполняющим революционные песни? А как же музыка? Та самая истинная музыка, на службе которой я стою всю свою жизнь.
- Ты думаешь об эмиграции?
- Да, может быть... Эта мысль витает где-то поблизости, но я никак не могу решиться ухватить ее и принять. Опять же, это имение...
- Знаешь, Сергей, мне кажется лучше ты сам от него избавишься, чем тебя силой избавят от него, - сказал Федор Иванович.
- Я ни в коем случае не намерен оспаривать или подвергать сомнению твои доводы, но подумай: за этой землей и домом стоят люди, которые работают на меня. И для них это единственный способ заработать средства на существование. И они преданы мне. Сегодня ты видел моего управляющего. Это славный человек. У него прекрасная жена, маленькие дети. И вот я должен подойти к нему и сказать: что, мол, все, Володя, я должен служить музыке, поэтому спасибо тебе за труд, дальше выбирайся сам как можешь, а я еду в Париж. Но  это же бессовестно, бросать людей просто так, тем более, когда это не связано с личной безопасностью или безопасностью твоей семьи.

Федор Иванович задумался.
- В чем-то ты прав, Сергей. Но ведь ты живешь музыкой. Это твой мир. К тому же, у тебя тоже есть семья, ты же помнишь?
- Конечно, Федор, я помню. К счастью, Наталья разделяет мои опасения по поводу имения и живущих здесь людей.
- Невозможно себе представить, чтобы было наоборот, - улыбнулся Федор Иванович.
- Да, верно. Кстати, я не просто так решил нанести визит своему управляющему. Не хочу ничего предвосхищать - ты все увидишь и поймешь. Только вооружи свое зрение.
- Интересно, интересно, что еще за сюрприз ты мне приготовил, - сказал Федор Иванович, наливая себе и своему другу великолепного французского вина.

Пообедав и немного отдохнув, друзья вышли на улицу. Готовясь к отдыху, солнце постепенно скрывало один луч за другим, окрашивая чистое зимнее небо оттенками розового цвета. Деревья стояли не шелохнувшись, словно завороженные тем видом, который открывался перед ними. Было тихо; лишь изредка тишину нарушал какой-то далекий лай собак и смех резвящихся на горке детей.
- Боже мой! Какая красота! - невольно вырвалось у Федора Ивановича, когда они подошли к дому Владимира.
- Да, соглашусь с тобой. В Париже нет такой зимы, - отозвался Добровольский.
- Такой нет и в Москве, - подмигнул ему Лапшин.

В этот момент дверь дома, где жил Владимир, открылась и на пороге появился хозяин.
- Прошу вас, проходите, - сказал он. - Михаил, помоги гостям, - добавил Владимир, обращаясь к старшему сыну.
- Елизавета Ивановна, здравствуй, голубушка! - не скрывая радости, воскликнул Сергей Александрович, увидев жену Владимира.

Елизавета поклонилась в ответ и тихо сказала:
- Здравствуйте, Сергей Александрович. Благодарю вас за то, что нашли время посетить наш дом.
- Ну что вы, что вы! Каждая встреча с вашей семьей доставляет мне столько радости, что и возвратившись домой, я еще долгое время чувствую себя так, как будто нахожусь подле вас.

После этих слов Федор Иванович удивленно посмотрел на своего друга - ему показалось, что прозвучавшие слова были похожи на завуалированное признание в любви. Но он слишком хорошо знал Добровольского и его отношение к собственной жене, поэтому немедленно расстался с этой безумной мыслью. Он перевел глаза на Елизавету и сразу отметил ее необыкновенную красоту. Темное строгое платье деликатно подчеркивало стройность своей обладательницы. Взгляд прекрасных глаз излучал какое-то тепло и нежность. Тонкие губы были тронуты улыбкой. Потрясающая грация и красота сопровождали каждое ее движение и жест. В ее облике было что-то поистине магическое и завораживающее. Когда Федора Ивановича представили Елизавете, он не смог сказать ни одного комплимента в адрес прекрасной женщины - настолько неуместными и даже пошлыми показались ему обыкновенные в таких случаях слова.

За чаепитием, как обычно, разговаривали на разные темы, шутили и смеялись. Сергей Александрович привез много гостинцев из Москвы для детей Владимира и Елизаветы, поэтому в разных углах дома был слышен шорох бумажных фантиков и восторженные возгласы детей.

Пока сидели за столом Федор Иванович внимательно наблюдал за Владимиром и Елизаветой, периодически обмениваясь многозначительными взглядами с Добровольским. А молодые супруги, не замечая или не желая замечать повышенного внимания к себе, как обычно разговаривали друг с другом одними глазами на понятные только им одним темы. Когда их глаза встречались, казалось, в воздухе разливалось какое-то благоухание, ощущаемое практически на физическом уровне. В такие моменты их взаимная любовь друг к другу словно выходила за пределы чувственного и воплощалась во что-то более осязаемое. Елизавета и Владимир были с гостями, искусно поддерживали приятную беседу, но в то же самое время находились вне окружающей их действительности.

- Необыкновенная девушка, - только и смог сказать Лапшин, когда с Сергееем Александровичем они покинули дом Владимира.
- Ну а я что говорил, друг мой? - отвечал Добровольский. - К счастью, она и Владимир достойны друг друга.
- Да, ты прав. Далеко не всем удается создать и сохранить столь нежные и близкие отношения. А сколько они уже вместе?
- В этом месяце будет двадцать лет.
- Двадцать лет?! - удивился Лапшин.

Сергей Александрович улыбнулся.
- Да, представь себе. И до сих пор ни он, ни она не представляют себе жизни друг без друга. Это нераздельный союз, - сказал он.
- М-да... Господь, сотворив Адама, сказал, что нехорошо оставаться человеку одному и создал ему помощника. Заметь помощника, а не кого-либо еще. К сожалению, мало кто задумывается об этом и все свои неудачи в браке списывает на кого угодно, только не на самого себя. По-моему Бальзак говорил о том, что брак - это лучший союз мужчины и женщины, если только мужчина и женщина окажутся способными слить воедино свои души. Все, что создано Творцом - и семья в том числе - не может иметь изъяна. Только наши несовершенные души сообщают творениям Господа омерзительные свойства.
- Трудно не согласиться с тобой, Федор, - ответил Сергей Александрович.

Так, продолжая вести всегда приятный разговор о любви, друзья незаметно дошли до имения...

С тех пор прошло несколько месяцев. Теплое весеннее солнце постепенно освобождало протекющую неподалеку от деревни реку от стальных объятий льда и снега и первые рыбаки уже сидели в лодках, ожидая богатого улова. На деревьях появились почки и птицы, почувствовав приближение весны, весело щебетали, сидя на ветках и жмурясь от лучей согревающего солнца.

- Лиза, я пойду в имение, - сказал жене Владимир.- Завтра приезжает Сергей Александрович. Надо проверить, все ли там нормально.
- Хорошо, только приходи поскорее, - ответила Елизавета.
- Конечно, - сказал Владимир и поцеловав жену, вышел из дома.

Он почти уже дошел до имения, как вдруг услышал позади себя какой-то топот и прерывистое дыхание. Оглянувшись, он с ужасом увидел, что из двора соседнего дома выскочила сорвавшаяся с цепи огромная собака и бежит прямо на него. Отступая, Владимир ударил ее по голове, но та вцепилась ему в руку и прокусила ее. Изнемогая от боли, Владимир упал на землю, обхватив другой рукой собаку за горло, изо всех сил пытаясь сдавить его, но она никак не давалась ему, извиваясь и нападая снова.

На шум прибежали многие жители деревни. Один их них, улучив момент, ударил собаку топором. Она дико взвыла и разжала челюсти. Мужчина нанес еще несколько сильных ударов и дыхание собаки прервалось. Она лежала навзничь, страшно трясясь в предсмертных судорогах.

- Володя, как ты? Давай быстрее в город! К  врачу! - шумели жители.
Весь окровавленный Владимир с трудом поднялся с земли. Его подхватили под руки и аккуратно усадили на скамейку рядом с имением. Один человек из числа присутствующих стремглав бросился к дому Владимира, чтобы предупредить Елизавету о случившемся.

- Стой! - попытался крикнуть Владимир. - Остановите его! Остановите его!

Едва он успел сказать, как двое мужчин кинулись наперерез желающему сообщить о происшествии и остановили его.
- Не говорите ей ничего, - снова сказал Владимир, тяжело дыша. - Все хорошо, хорошо. Сейчас... Мне нужно только умыться и перевязать руку. Все хорошо.
- Володя, к врачу тебе надо, а не только умыться, - сказал один человек. - Давай я отвезу тебя.
- Спасибо, Филипп. - ответил Владимир. - Едем. Только прошу, ради всех святых, не говорите ничего Лизе.

Владимир молча обвел взглядом окружавших его людей. Те закивали головами, обещая хранить молчание. Филипп помог Владимиру дойти до повозки и отвез его к врачу. К сожалению, у деревенского врача не оказалось нужных лекарств и те вынуждены были поехать в близлежащий город. Но и там, единственное, чем смогли помочь пострадавшему - это промыть раны и перевязать их. Оказывающий помощь врач, обнаружил еще множество укусов на груди и на животе.

- Надеюсь, что собака не была больна, - тихо сказал он Филиппу по окончании процедур.
- А что если больна? - спросил тот.
- Если пойдет заражение, он может умереть - равнодушно ответил врач.
Филипп побледнел. Он с ужасом взглянул на Владимира, который молча сидел, ожидая оформления необходимых бумаг.
- Он вам кто? - спросил врач.
- Старший брат, - взволнованно ответил Филипп.
- Он женат?
- Да.
- Надо предупредить семью о возможных последствиях.
- Нет, не сейчас, - ответил Филипп и дождавшись окончания медицинских процедур, повез Владимира обратно в деревню.

Когда они вернулись уже практически стемнело. Еще издали, подъезжая к дому, Владимир заметил женщину, которая стояла на улице и безучастно смотрела куда-то вдаль. Это была Елизавета. Шум подъезжающей повозки коснулся ее слуха и она обернулась. Увидев мужа, она едва заметно улыбнулась и пошла навстречу.

- Останови, Филипп. Я пойду сам. Если ей все же сообщили о случившемся, будет лучше, если она увидит, что я жив и здоров, - сказал Владимир.
- Как скажешь, Володя, - ответил Филипп. - Если потребуется помощь - сообщи.
- Спасибо, - сказал Владимир и пожав друг другу руку, братья расстались.

Спустя несколько минут молодые супруги оказались рядом друг с другом. Владимир осторожно обнял жену и поцеловал.
- Ты жив ... - тихо промолвила Елизавета, дрожа всем телом.
- Тебе рассказали? - спросил Владимир.
- Да, - ответила Елизавета и подняла на мужа глаза, полные слез.

Владимир достал платок и нежно прикоснулся к ее глазам.
- Не плачь, Лиза, не надо. Пойдем в дом, холодно на дворе.
Елизавета ничего не ответила. Она только пристально посмотрела на мужа, словно хотела сказать что-то важное, но не находила слов. Владимир улыбнулся ей и не
выпуская ее руки из своей, пошел к дому.

На следующий день в имение приехал Добровольский. Прямо у дома его ждал Филипп, который и сообщил музыканту о вчерашнем происшествии. Не успел он закончить свой рассказ, как вдруг калитка открылась и к беседующим вышел Владимир.

- Здравствуйте, Сергей Александрович, - сказал он.
- Здравствуй, Володя. Как ты себя чувствуешь? - с искренним участием спросил Добровольский.
- Спасибо, уже лучше.
- Филипп мне все рассказал и вот, что я решил. Сегодня же возвращаюсь в Москву и беру тебя с собой. Есть у меня один знакомый - главный врач одной из лучших столичных больниц. Он поможет тебе поправить здоровье.
- Что вы, Сергей Александрович? Как я могу? - изумился Владимир.
- Не будем тратить время, Володя, - прервал его Добровольский. - Собирайся и поехали. С Елизаветой Ивановной я поговорю. Филипп, было бы хорошо, если бы ты смог поехать с нами в Москву. Мне понадобится твоя помощь.
- Конечно, Сергей Александрович. Я готов, - ответил Филипп.

Два брата и хозяин имения довольно быстро собрали все необходимое и уехали в Москву.

Наступил вечер. Елизавета была у себя в комнате одна, машинально вышивая что-то. Время от времени ее прекрасные глаза поднимались вверх и встречались с древней иконой. И тогда руки замирали, дрожащие губы беззвучно шептали слова молитвы, сердце взволнованно билось в груди. Она отложила в сторону рукоделие и подошла к окну.

Лучи заходящего солнца отразились в ее слезах. Она стояла и смотрела на незатейливый пейзаж родной улицы, но ничего не замечала вокруг. Казалось, она мысленно старалась преодолеть расстояние между собой и мужем, чтобы хоть краешком глаза увидеть его и убедиться, что с ним все хорошо.

Спустя некоторое время, Елизавета покормила ужином своих детей и уложила их спать. Сама же, не притронувшись ни к чему, легла, когда было уже далеко за полночь. Но не смотря на усталость, ей так и не удалось сомкнуть глаз до самого утра...

- Что скажешь, Иван Савельич? - спросил Добровольский доктора, когда тот произвел осмотр пострадавшего.
- Слишком много времени потеряно, Сергей. Боюсь, мы ничего не сможем сделать, - ответил доктор.
- Что это значит?
- Он умрет. Это безнадежный случай, - сказал врач.

Добровольский обхватил руками голову.. Он отказывался верить услышанному.
- Но как же так? Почему? - шептал он.
Врач подошел и положил ему руку на плечо.
- Медицина не всесильна, друг мой, - сказал он.
- Да, да, я понимаю.. Но... Как быстро он... как быстро это случится?
- В течение недели - у него крепкий организм, - ответил врач.

Музыкант замолчал.
- Вот что, Иван Савельич. Как ты понимаешь, этот человек многое для меня значит. Поэтому я прошу тебя сделать для него все необходимое в последние дни.
- Конечно, Сергей.

Добровольский незамедлительно сообщил обо всем Филиппу и попросил его быть готовым к худшему. Каждый день навещая больного и музыкант, и Филипп с тревогой замечали, что его состояние заметно ухудшается. В один из дней, когда Добровольский зашел проведать своего управляющего тот обратился к нему.

- Сергей Александрович, я чувствую, что скоро умру. Нет! Выслушайте меня, - сказал Владимир, заметив, что музыкант хочет возразить ему. - Я очень боюсь... Нет, не смерти. Я боюсь за Лизу. Что с ней будет? Что будет с нашими детьми?
- Не переживай, Володя. Я сделаю все, что в моих силах. Обещаю тебе, - сказал Добровольский.
- Благодарю вас, Сергей Александрович, - ответил Владимир. - Вы столько сделали для меня, что живи я еще хоть сто лет, мне и тогда невозможно было бы достойно отблагодарить вас.
- Лучшая награда за доброе дело - это свершение его, - спокойно сказал Добровольский.

Владимир посмотрел на музыканта, привстал и протянул ему руку. Добровольский с чувством пожал ее и вдруг ощутил, что рука Владимира ослабла, а сам он сильно побледнел.
- В руки твои, Господи, Иисусе Христе, предаю..., - едва слышно прошептал Владимир и не договорив слова молитвы, рухнул на койку.

Добровольский выбежал в коридор.
- Сестра! Сестра! - закричал он.
На шум сбежались многие врачи и даже сам Иван Савельич, случайно оказавшийся неподалеку, быстрым шагом вошел в палату.
- Свершилось, Сергей Александрович, - сказал он, перекрестясь. - Царствие Небесное новопреставленному рабу Божьему Владимиру.

В этот момент в дверях палаты показался Филипп. Он сразу все понял и перекрестясь, подошел к постеле, на которой лежал его умерший брат. У Филиппа сильно застучало сердце, когда он увидел закрытыми родные глаза. К нему подошел Добровольский.
- Прими мои самые искренние соболезнования, - сказал он, обращаясь к Филиппу и беря его под руку.
- Спасибо, Сергей Александрович. Вы сделали все, что было в ваших силах...
Добровольский помолчал.
- Филипп, может это покажется тебе несвоевременным, но я хотел бы предложить тебе похоронить брата здесь, в Москве. Организацию похорон я беру на себя. Честно говоря, я опасаюсь везти его тело в деревню.
- Да, Сергей Александрович, вы правы. Я не представляю, что будет с Елизаветой, если она увидит... Ее сердце может не выдержать такой удар.

Все вышли из палаты. Медицинская сестра привычным движением накрыла бездыханное тело простыней, через некоторое время в палату вошли несколько мужчин и так же привычно начали готовить тело к погребению. И никто из них и представить не мог, сколько горя, сколько невыносимых страданий, сколько жестокой боли принесет эта смерть одному любящему и хрупкому сердцу, бьющемуся в груди женщины...

Похоронив брата, Филипп на следующий день вернулся в родную деревню. Он остановился перед дверью дома Владимира и Елизаветы. Нужно было постучаться, но руки не слушались его. Он дрожал всем телом, сердце готово было вырваться из груди. Он смотрел по сторонам, несколько раз порывался уйти прочь, но неожиданно дверь открылась и на пороге показалась Елизавета.

- Филипп, я увидела тебя в окно. Ты один? - с трудом произнося слова, спросила она.
Он молча опустил голову и к ногам Елизаветы скатилась его слеза.
- Когда?- шепотом спросила она.
- Четвертый день уже, - так же едва слышно ответил Филипп.

Он поднял глаза и посмотрел на Елизавету. У нее не было слез. Она смотрела прямо перед собой. Некогда прекрасные глаза окружали большие синие круги - свидетельство бессонных ночей, прежде гладкие щеки впали, волосы были уложены кое-как, губы дрожали. Весь облик молодой женщины яснее всяких слов показывал глубину страданий, которые безжалостно рвали на куски ее сердце.

- Лиза, доченька, ты здесь? - раздался голос пожилой женщины, подходившей к порогу дома. - Филипп? О Боже!
- Мама, подойди ко мне, прошу тебя... сил нет стоять, - пошатываясь, простонала Елизавета.

Филипп взял под руку слабеющую Елизавету и вместе с ее матерью Анастасией они отвели ее в дом и осторожно положили в постель. Анастасия Васильевна села рядом с дочерью, взяла ее за руку и сказала:
- Доченька, не убивайся так, прошу тебя...

Лиза не отвечала. Она смотрела в потолок и молчала. Только ее тонкие губы время от времени тихонько вздрагивали.
- Скажи хоть что-нибудь... Лизонька, милая, не молчи, прошу тебя, - не пряча слез воскликнула Анастасия Васильевна.
- Мамочка, не мучай меня... - прошептала наконец Елизавета, поворачивая глаза к своей матери.

У Анастасии Васильевны похолодело все внутри, когда она встретилась с глазами своей дочери. Она не узнала ее. Словно любящая и счастливая душа, прежде находившая себе отражение в глазах Елизаветы, исчезла, а ее место занял образ невыносимых мук и жесточайших страданий, терзающих сердце и не дававших никакой надежды на избавление. Поняв всю глубину горя своей дочери, Анастасия Васильевна замолчала. Она поднялась с постели.

- Не уходи... - тихо промолвила Елизавета.
- Нет, нет, что ты, Лиза! Куда же я уйду? Я с тобой, - поспешно возвращаясь на свое место, сказала Анастасия Васильевна.

Мать и дочь снова обменялись взглядами. На губах Елизаветы промелькнуло какое-то подобие робкой улыбки, а на глазах выступили слезы.
- Мама, я очень люблю тебя, - сказала она ласково.

Анастасия Васильевна наклонилась и поцеловала дочь в щеку.
- Закрывай глаза и постарайся ни о чем не думать. Все образуется. Ты не одинока, мы с папой всегда с тобой, - сказала она.
Елизавета послушно закрыла глаза и накрылась теплым одеялом.

Прошло две недели.
В деревню приехал Добровольский и первым делом пошел к дому Елизаветы. Он постучал в дверь.
- Здравствуйте, Анастасия Васильевна! - приветствовал он открывшую ему дверь мать Елизаветы. - А где ваша дочь? Я ей гостинцев привез и вот: букет ее любимых цветов.
- Здравствуйте, Сергей Александрович! Пойдемте. Я провожу вас к ней, - с трудом сдерживая слезы произнесла Анастасия Васильевна.

Добровольский вошел в дом. Зловещая тишина царила в нем. Не смотря на дневное время, окна в доме были зашторены. Анастасия Васильевна остановилась перед комнатой Елизаветы и, открыв дверь, сказала:
- Входите, Сергей Александрович.

Музыкант вошел. В полумраке комнаты он увидел стоящий на столе гроб с телом молодой женщины. Он чуть было не лишился чувств, узнав в побледневшем лице знакомые черты. С трудом переставляя отяжелевшие ноги, он приблизился к гробу, пелена слез заполняла его глаза. Он наклонился над гробом и поцеловал Елизавету в ясный и красивый лоб, оставляя на ее остывшей щеке следы собственных слез...