Сердце волчицы. Часть2

Часть1. http://www.proza.ru/2015/10/24/2151

Серия: Рассказы бабушки Насти
----------------------------
Сердце волчицы
 
Часть 2
Три дня Настя со старенькой бабой Маней и маленькими детьми шла по дремучему лесу, питаясь ягодами, краюшкой хлеба, которую успела прихватить с собой. Воду пили из многочисленных ручейков, разводили ночью костёр и спали на сложенных друг на друга еловых ветках, прижавшись друг к другу.  Первые дни августа выдались тёплыми, ночью было сыро, но ещё тепло, в лесу было много ягод и грибов. Наконец, они дошли до сторожки Лесника, измученные ужасом войны и длинной дорогой в новую неизвестную жизнь. Они не заблудились, не провалились в болото, помог опыт лесничества бабы Мани, она часто ходила за грибами в эти дремучие леса и знала все непроходимые тропки наизусть.
Сторожка Лесника была очень маленькой, с наклонившейся почти до земли соломенной крышей. Чтобы зайти внутрь, взрослым надо было наклоняться почти до самой земли. Входная дверь была дубовая и прочная, на окнах -  надёжные ставни, а главное - внутри была большая печка. Она была похожа на огромную тёплую завалинку, которая пахла сушёным чабрецом, ромашкой и разными ароматными сушёными травами. Лесник дядя Захар всегда сушил чабрец и другие лечебные травы и отдавал всегда бабушке Мане букетик со словами «Для душевного чая!». На этой печной завалинке спокойно могли поместиться три человека, а с другой стороны чудо-печки была плита для готовки с железными кругами, на которых стояла большая кастрюля и медный чайник.  Но самое важное, единственно хорошее за эти дни, их ждало дальше. Митька в погребе обнаружил шесть мешков картошки и мешок моркови.  А на полках аккуратненько поставленные в ряд три банки с мёдом и десять банок вишнёвого варенья привели Алёнку в восторг, помогли на секунду забыть о пережитом.
- И река здесь совсем рядом. Вон там за большой старой ёлкой вниз уходит лесная тропа, прямо к реке, не заблудишься. Так что и вода у нас есть! - сказала бабушка Маня, первый раз, чуть улыбнувшись за все эти дни, и дети опять узнали в ней ту самую весёлую и добрую бабушку Маню, которую очень любили.
Вечером был настоящий пир, дети согрелись, поужинали и даже был сладкий стол с мёдом и вареньем, а потом они сладко уснули на печке. Алёнка на бочкЕ, свернувшись калачиком, тихо и спокойно, как тогда, в мирное время. А Митька по-прежнему тревожно уснул на животе, сжимал уголок одеяла в кулаке, обхватив руками соломенную подушку.
Весь август и осень дети изучали окрестный лес, уже не боялись уходить дальше в лес, собирая грибы и ягоды. Следы волков не попадались им в лесу, Митя, очень быстро повзрослев, уже не вспоминал про волчицу. А мама по-прежнему очень беспокоилась за детей и не разрешала уходить далеко от сторожки. И вот однажды, дети увлеклись сбором грибов и ягод и ушли слишком далеко, почти до самого холма, о котором ходили жуткие истории. Именно там, у его подножия, нашли растерзанного Лесника дядю Захара этим летом. Но дети этого не знали. Вдруг заметив впереди огромный холм, который виднелся сквозь старые ели, Митька забеспокоился:
- Кажется, мы ушли слишком далеко, я не помню этого холма, пора обратно домой возвращаться, корзинки переполнены грибами и ягодами, мама будет рада!
Неожиданно дети увидели впереди на холме огромную волчицу и два почти взрослых волчонка-подростка.
- Волчица, та самая! -  почти простонал Митька, ноги как будто онемели от ужаса.
В ту же секунду до них донёсся жуткий вой:
- УУУУУУ! – подняв сверкающие глаза к небу, выла огромная серая волчица.
 Затем зазвучали ещё два негромких, но не менее жутких голоса подросших волчат:
 - УУУ! УУУ!
Волчата подвывали наперебой, стараясь попасть в такт волчице. Звери как будто учились выть теми жуткими звериными нотами волчьей жизни, которые всегда пугали всю округу.  С ветки сорвалась сорока и с звонким треском «Спасайтесь», скрылась среди верхушек старых елей. Этот хор зверей звучал так, что дрожь от страха пробежала по всему телу у Митьки, Алёнка чуть не закричала от испуга и ужаса.
-  Бегом за мной, быстро, я знаю обратную дорогу!- скомандовал по-мужски и необычно по-взрослому Митя. 
Как Митька и Алёнка добежали до сторожки, они не помнят. Дети неслись по кочкам, царапая ноги, кололи до крови еловыми ветками лица, спотыкались, падали и опять вставали, и бежали, помогая друг другу и спасая корзину с грибами и ягодами. Они снова бежали, такие маленькие и беззащитные, спасаясь от зверей и неминуемой смерти, как тогда спасались от самолетов, сбрасывающих бомбы на их хрупкую деревню, от грохочущих танков, от пожаров, от человеческой жестокости и бессердечности. Они тогда бежали в глухой лес, в эту страшную неизвестность, чтобы укрыться от ужаса войны, а сейчас, они бежали от зверей, чтобы укрыться в сторожке, единственно безопасном уголке сегодняшнего хрупкого мира.
Ввалившись в сторожку лесника, плотно закрыв за собой дубовую дверь, Митя кричал, уже не скрывая весь ужас:
- Мама, там волки!!! Там, звери!
Алёнка проплакала полночи, никак не могла уснуть. Баба Маня причитала и плакала, вспоминая Лесника дядю Захара, и просила больше не уходить далеко от сторожки. Митя тоже не мог долго уснуть. С этого дня они больше не ходили далеко в лес.  С каждым днём становилось всё холоднее, ночью появились первые заморозки. Всё труднее было ходить за водой к реке, так как тропа уходила резко вниз, и становилась опасной. Нести вёдра с водой было тяжело и скользко. Мама Настя поскользнулась и вывихнула ногу, нога опухла и сильно болела. Когда выпал первый снег, дети прыгали от радости, лепили снежки и, казалось, совсем забыли про голод, лишения, войну и все тяготы, которые выпали на их детскую долю. Баба Маня стала часто болеть, дети ухаживали за бабушкой и помогали маме. Мама вместе с детьми справлялась по хозяйству: надо было нарубить дров, истопить печь, готовить скудную еду из картошки, моркови и грибов, распределив её на маленькие порции, чтобы хватило надолго.  На зиму удалось сделать заготовки, засушить грибов и ягод. Урожай грибов в это лето был небывалый, бабушка Маня не помнит, чтобы в лесу было такое изобилие грибов и ягод. «Это к войне!» - тревожно говорили тогда старожилы в деревне, вспоминала часто эти слова бабушка Маня и вздыхала, перебирая для сушки красивые подосиновики и белые грибы.
Настя стала прихрамывать из-за сильной боли в ноге и не могла ходить к реке по скользкой тропинке. Дети постепенно самостоятельно стали ходить за водой, приспособив деревянные санки лесника, привязав к ним старую верёвку. Вниз по тропе спускаться было весело, так как дорожка покрылась снегом и льдом, и дети радостно усевшись вдвоём на санки, катились с ветерком вниз, громыхая пустыми железными вёдрами, держа их в руках. Это было единственное детское развлечение из той далёкой мирной жизни, которая осталась у них только в воспоминаниях и в надеждах, что когда-нибудь всё вернётся опять, но они осознавали с болью, что многое уже не вернуть никогда. Отец Василий не прокатит их на санках вверх на гору, весело смеясь, не подтолкнёт радостно вниз «Поехали!», не бросит их в пушистый сугроб и не посадит на широкие плечи уже никогда, никогда…
Они катились вниз с горы, громыхая вёдрам, и в этот раз весело и шумно. Темнело уже быстро, и дети понимали, что вернуться надо будет в сторожку ещё до темноты. А солнце уже касалось старых верхушек высоких елей, в лесу начинались сумерки. Набрав два полных ведра воды, дети уже тащили санки вверх на гору. Алёнка тянула сверху за верёвку, а Митька толкал санки сзади.
- Эх, ухнем! – шутил, как всегда Митяй. Сегодня Алёнка не шутила, она ночью сильно кашляла. Мама не пускала её за водой, беспокоясь, что Алёнка простудилась.
- Это совсем рядом, через десять минут мы будем дома, Митьке одному не справиться, а у тебя болит нога, ты можешь упасть на скользкой горке, - уговорила маму Алёнка, и они с Митькой пошли вдвоём.
Вот так, вдвоём, они тащили санки с водой почти до самой вершины пригорка, и вдруг старая верёвка оборвалась и санки, протаранив Митьку, с грохотом дребезжа вёдрами, покатились вниз.
- АААА! – кашляя и задыхаясь, кричала Алёнка.
Митька догнал санки и успел остановить их на полпути. Вода почти не разлилась, ведра были надёжно привязаны верёвкой и закрыты крышками. Надо было снова тащить санки наверх. Митя понял, что уже катастрофически темнеет. Алёнка начала надрывисто кашлять, и ему стало страшно за её здоровье - вон какие у неё рваные тоненькие валенки на три размера больше её маленькой ножки, совсем озябнет, заболеет.
- Беги быстро домой, а я сейчас сам затащу эти санки наверх, осталось всего каких-то пятнадцать метров, не волнуйся. Я мужчина! Быстро, я сказал, домой к печке греться.
Впервые Алёнка не сказала ни слова, даже не пыталась возражать и вредничать, а только глянула на серьёзного Митьку как-то  виновато и нежно, снова сильно закашлялась и, прикрывая рот рваной варежкой, пулей помчалась в сторожку.
- Эх, ухнем! - толкая тяжёлые санки вверх по скользкой тропе, приободрял себя Митька, оставшись один на один с сумерками, тяжёлыми санками, скользкой тропой и огромной луной, которая смотрела огромным глазом Циклопа на него.
- Как-то жутковато становится и очень тихо. Надо отдохнуть немного и завязать порвавшуюся верёвку, - подумал Митя и остановился передохнуть перед последним рывком.
- Всего десять метров, каких-то десять метров, а там уже будет легко тянуть эти санки по ровной лесной дорожке. 
Митька остановился и засмотрелся картиной. Уже стемнело. На небе появились первые звёздочки, тропинка, идущая вверх белой змейкой, казалась дорогой к звёздам. А по центру, между большими старыми елями, светила огромная круглая луна, освещая тропу каким-то особым искрящимся светом.  Вдруг пролетела рядом сорока, напугав Митю, и села на соседнюю ветку ели. Митьке стало жутко, он наклонился за верёвкой, связал её потуже, чтобы потом тянуть санки вверх и, когда поднял глаза, там вверху, прямо под огромной луной, возвышаясь на белоснежной дорожке, в метрах десяти от него, стояла волчица. Глаза у неё сверкали холодным лунным светом, как два маленьких прожектора. Сама волчица казалась нереально огромной и, освещённая луной, переливалась каким-то серебристо-голубым цветом. Волчица смотрела прямо на Митьку, сверкая звериными огромными глазами. Сделав два медленных шага вперёд и оскалив зубы, волчица как бы всматривалась в Митино хрупкое тельце, одетое в рваное пальтишко, перевязанное маминым пуховым платком на груди, в тонкую вязанную шапочку, из-под которой виднелись огромные и напуганные Митькины глаза. Мальчишке показалось целой вечностью их молчаливое знакомство. Они стояли и молча смотрели друг на друга:
- Баю-баю-шки-баю… Придёт серенький волчок и укусит за бочок, - вдруг показалось Мите, как зазвучал на весь лес мамин голос.
- Ничего не бойся, сынок! - опять вдруг послышался голос мамы, он звучал очень чётко и громко, где-то там, на звёздном небе и падал нежно через чёрные ели прямо на Митьку.
- Ничего не бойся, сынок! - звенело теперь громко у него в ушах.
И Митька действительно не боялся, он сжимал верёвку, как тогда уголок одеяла, стоял, смотрел и не чувствовал страха. Только ноги окаменели, он не мог пошевелиться. Вдруг волчица вздёрнула вверх голову и завыла жутким голосом  куда-то туда, далеко-далеко к звёздам и к этой огромной луне:
- УУУУУУ!!!! – понеслось на весь лес и, казалось, на всю вселенную.
Снег посыпался с еловой ветки, снова вспорхнула сорока, умчавшись подальше от услышанного ужаса. Вдруг из-под елей вынырнули два молодых волка. Это те волчата уже подросли и стали совсем взрослыми и сильными чёрными волками. Жуткий оскал перекосил их морды, лапы готовы к прыжку.
- Это, конец,  - выдохнул Митька, - как хорошо, что нет со мной Алёнки.
Вдруг волчица одним прыжком опередила сыновей, стала наперерез и, оскалив зубы, как будто прорычала злобно:
- Стоять! Не трогать! Это ребёнок!
Для подтверждения предупреждения, волчица ещё раз завыла на луну,  рыкнула в сторону подросших сыновей-волков, глаза сверкали прожекторами с особой яростью.  Митька стоял молча, почти до онемения сжимая верёвку от санок, его глаза, как у того волчонка, застыли из-под шапки «Что плохого я вам сделал?!». Ещё секунду волчица и двое взрослых волчат молча светили глазами-прожекторами в сторону Митьки и потом, по команде волчицы, резко отпрыгнув в сторону от тропы, скрылись в еловых зарослях. Небольшой лавиной сошёл с ели снег, докатившись до Митькиных ног. Где-то там, но уже далеко-далеко, снова затрещала напуганная сорока. Волчица с сыновьями уходила всё дальше в лес.
- Она увела их в лес, голодных и злых, она спасла меня, почему?! – бешено стучало в груди Митькино сердце.
Мите вдруг показалось, что там высоко, где-то рядом с далёкими звёздами, соединились два голоса, два материнских сердца: мамы Насти и мамы Волчицы.
- Ничего не бойся, сынок, - звучал во вселенной голос Митькиной мамы, и он перестал бояться,
- Не трогай, это ребёнок, - звучал во вселенной голос Волчицы, и голодные звери не тронули ребёнка.
 В зверином сердце Волчицы нашлось место для сострадания и, несмотря на страшный голод и своё звериное предназначение, она не позволила своим сыновьям- уже повзрослевшим волкам, убить ребёнка.
***
Когда Настя в декабре потихоньку пробралась в деревню по замершей реке, чтобы узнать, как там выжили в этой страшной войне её односельчане, старики, женщины и дети, она увидела пепелище с торчащими вверх трубами. Деревни больше не было.
Она еле вернулась обратно в сторожку, продрогшая и убитая горем, ничего не рассказав бабушке Мане и детям, сутки плакала. Все всё поняли. Случилось страшное горе.
Возвращаться было некуда. Впереди ждала жестокая зима, с морозами, новыми испытаниями и голодом.
***
Митька всю зиму оставлял в потухшем костре шкурки от печёной картошки, не съедая их, несмотря на голод, для неё… для Волчицы.
С тех пор, почти каждую ночь, они слушали, как к сторожке приходила волчица, выла на луну и разгребала лапами остывшие угольки в поисках шкурок от картошки, бродила по крыше землянки-сторожки, заметённой снегом. Перекусив шкурками, опять садилась на свою тропу под луной и пела свою волчью песню.
- УУУУ!
- Настоящее сердце у этой волчицы! - думал Митька, засыпая,  повернувшись на бочок к стенке.
Митька больше не сжимал уголок одеяла от страха, он перестал бояться лесных зверей. Он в свои 8 лет с горестью понял, что жестокость людей, которые сожгли его деревню, намного страшнее той лесной и звериной.

А война шла своей кровавой дорогой всё дальше и дальше.

***
Декабрь 2014

***
Картинка из Интернет