Как раскрываются бутоны

Люди - цветы, кто-то распускается утром с первым солнцем, кто-то днём, а кто-то даже ночью. Вариативность «вскрытия» бутона бесконечна.  Я, например, - бутон поздний. Утро проспал, сторонясь окружающего мира. Моя гипертрофированная стеснительность, как трудолюбивый садовник, обрезала случайные ростки детского интереса к миру. Не стеснялся я, пожалуй, только мамы. Природа наградила меня тучным телом. Это сейчас толстый ребёнок – объект сословного уважения и некоторой зависти, В 50-ые годы, да ещё прошлого века, царствовала интернациональная рабоче-крестьянская психология, в которой каждому упитанному члену общества полагалась мантия скаредных насмешек в спину и неуважение в лицо.

Шло время. Я поступил в институт и как-то волей судьбы оказался на управленческой должности в студенческом стройотряде. Неожиданно я удивил самого себя, когда из скромных человеческих ресурсов отряда вылепил классную халтуру на хорошие деньги.  Всё было совершенно законно, изюм состоял в том, что мы не имели права подряжаться на сторону без ведома районного штаба. Районные комсомольские вожаки халтурить не запрещали, но немилосердно обирали все левые прибыли линейных отрядов. Поэтому дело надо было обставить так, чтобы районные барыги ничего не знали о «тёмных» делишках отряда. Отряд насчитывал тридцать бойцов, из которых ровно половина работала на левом мероприятии. Оставшиеся пятнадцать человек прикрывали ударным трудом неучтённые прибыли в общак.

Земля полнится слухами. Через какое-то время в райштабе пронюхали про левак Артёма (я буду называть себя - «Артём», сохраняя дистанцию с читателем в виду моей врождённой стеснительности). Зачастили проверки. Мы работали в г. Набережные челны на двух объектах соцкультбыта, расположенных в разных районах города. Когда разведка  (заметьте, мобильных телефонов не было) доносила: "ЕДУТ!", мы собирали остаток отряда, свободный от халтуры, на одном из объектов, куда по донесениям разведки направлялось начальство. Все пятнадцать человек ударно носили носилки и варили в растворомешалках раствор, надвинув поглубже на головы строительные каски, растворяющие личность в энтузиазме коллективного труда. Районные крохоборы пересчитывали бойцов и готовы были тронуться на второй объект, чтобы сосчитать остальных, но радушие Артёма путало все комсомольские карты. Накрытый заранее стол с запотевшими двумя-тремя бутылками водки и проч. действовал на райбоссов категорически. Тем временем, в приданом отряду грузовике все пятнадцать юных строителей неслись через город на второй объект и отдохнувшие в пути приступали к работе. Когда начальство, сопровождаемое Артёмом, в районной «Волге» прибывало на стройку и пересчитывало бойцов, пытаясь сосредоточиться на их количестве,  то сумма обоих подсчётов всегда сходилась со штатным расписанием. Правда, однажды получилось больше. Видимо, намётанный глаз счетоводов подвела нетрезвая интерференция, о которой потом со смехом вспоминали осенью за кружкой пива бывшие начальники и подчинённые.
 
Так начинал раскрываться Артёмов бутон, вдыхая жизнь с подножки несущегося поезда, как ароматный горизонтальный глоток воздуха.
Юные и ловкие, как ловцы жемчуга, мы прыгаем в житейское море и пытаемся донырнуть до дна. Глубины разные. Кто-то легко пронзает толщу воды и, обретая дно, становится «непотопляемым». Кто-то задыхается в пути и растворяется в морской пучине. А кто-то, как Артём, не зная страха, скользит в глубину и теряет с каждым следующим метром корпускулы живительного кислорода. Солнечные лучи выхватывают из лазурной среды волшебные декорации коралловых рифов. Стаи мелкой рыбы то появляются, то исчезают в глухом непрозрачном жемчуге глубины.
Постепенно к Артёму приходило понимание, что дно –  это обычная приманка, на которую лукавый мир ловит любителя-дайвингиста, предлагая ему чужой потёмкинский  видеоряд, вместо погружения в себя. Рассказать об этом плывущим рядом Артём не мог. Наконец, он догадался, что есть только один способ сказать людям правду – вынырнуть на воздух и прокричать: «Жемчужины Боговы, да любите друг друга!» Эх, хватило б сил…