Глава 2. Дурной Дом

А у меня из головы не выходила одна и та же фраза: «Вы красивые, но пустые. Ради вас не захочется умереть.» Пусть я меньше всего на свете был похож на пресловутого Маленького Принца с его пошло-приторными розами, но это высказывание сейчас было актуально донельзя. А что ещё могло прийти в голову старому бумагомараке, глядя на эту смазливую вертихвостку, что так опрометчиво ко мне подсела? Светленькая грива, короткая юбчонка, глуповато стеклянный взгляд карих глазёнок, так и манящих меня к откровеннейшему разврату, и мерзкий мохито, который она у меня выклянчила. Всё по прейскуранту, мой дорогой. Как заказывали – получите, распишитесь. Хорошо, что ещё Крауна не было поблизости, так как бывали времена, когда его даже трезвого с трудом можно было вынести, а сейчас он так старательно приноровился нализаться, что действительно будет чудом, если он уйдёт на своих двух. В такие моменты я всегда старался оставить его на распоряжение самому себе. Ведь если трезвый Краун был просто пропитан сарказмом, скепсисом, а настроение его переливалось от просто унылого да полнейшего декаданса, то пьяный Краун был ещё невероятно нудным. А о неоправданном женоненавистничестве нес стоило даже вспоминать. Поэтому я был невероятно рад тому, что сейчас он был занят общением непосредственно с зелёной феей, и демонами своего подсознания.
- Милочка, солнышко, вы только посмотрите на них всех, - блондиночка прижалась ко мне вплотную, якобы для того, чтобы слышать сквозь гвалт музыки,- беснующаяся толпа. Стая. Безумная, злая, пьяная, вот-вот и готовая слиться в единой порочной оргии. И лиц даже не осталось, всё переплелось. Мракобесие. Вы так не находите? – в ответ она только обернулась на меня, глупо улыбнулась, и неуверенно кивнула головой в знак согласия, а потом грустно посмотрела на свой опустевший стакан, - ещё мохито? – спросил я, после чего её улыбка стала шире, а кивки уверенней.
Я махнул бармену рукой. Я давно уже стал завсегдатаем этого заведения, и был знаком местной шушере. Меня знали все бармены, охранники, официанты. Меня знали все местные шлюхи. Бармен, представляющий из себя улыбчивого бородатого педераста, подошел ко мне, и я знакома, чтобы зря не срывать голос, объяснил ему заказ. Через две минуты передо мной стоял стакан мохито и сотня Ксенты. Протянув милашке стакан, я опрокинул в себя рюмчёнку зелёного яда. Произошла яркая вспышка, на пару мгновений я ослеп, оглох, и утратил связь с реальностью. Зелёная муть поглотила мой мозг, а потом начала расходиться по венам и артериям. Блаженно и радостно. Тут, где-то в сопутствующей нашей реальности, раздалось негромкое «Бздынь!» , и ко мне начали возвращаться зрение и слух. Я закашлялся и изрёк:
- Как сказал, кхек кхек, один малоизвестный поэт, милая моя:
Абсент, о Абтиш, зелье зверя,
Что порождает в голове зелёных змей,
Он создан был для нас чумною феей,
Чтоб легче нам в миру кормить чертей.
Мерзкое, зелёное пойло, - продолжал я, говоря уже не ей, а самому себе, прекрасно зная, что этой расфуфыренной кукле всё равно одинаковы мои разглагольствования. Ей были интересен мой кошелёк, а в лучшем повороте событий – мой член. И меня это вполне устраивало, - такое же мерзкое и зелёное, как и мы сами. Да настолько, что перебрав этого всего, - я показал на рьяно пляшущую толпу, - хочется сблевануть. Но ты снова и снова вливаешь его в себя доза за дозой. Ты основательно подсел, дружище.
Неожиданно мне на плечо легла ладонь. Я оглянулся: передо мной стоял один из охранников. Пусть я видел его уже далеко не в первый раз, и даже неоднократно с ним общался, имени его я не знал. А даже если бы знал, то не отличил бы от полудюжины таких же рослых молодцов, что постоянно снуют здесь, бдя за порядком и покоем отдыхающих. Они всегда предельно вежливы с тобой. И даже когда они выводят на свежий воздух особо ретивого из отдыхающих, чтобы пересчитать ему рёбра, а если придётся – башмаками, они обращаются к нему исключительно на «вы».
- Тут с вашим братом проблемы могут возникнуть. – доверительно сказал он мне на ухо, - вы бы его вразумили.
- Спасибо, я сейчас же им займусь.
- Это вам спасибо, - и его поглотила толпа.
- Милочка, мне надо отлучиться, - обратился я к девушке, - но ты никуда не уходи. Я вернусь, и мы сразу продолжим наш вечер. Если что-то захочешь, - я достал из кошелька и положил перед ней на стойку парочку увесистых банкнот, после чего её улыбка стала настолько широкой, что казалось, что она вот-вот разорвёт себе рот, - бери. Я скоро вернусь, солнышко.
И я ринулся сквозь толпу к тому месту, где оставил Крауна. Меня толкали, пару раз лягнули, я пожал два десятка потных ладоней, меня поцеловала в щёку дюжина губ, от которых разило дешёвой водкой вперемешку с энергетиком. Я мог бы поклясться, что это место настолько провонялось именно этим сочетанием, что если бы кому-то взбрело в голову завтра с утреца снести этот клуб, то над развалинами бы ещё добрый десяток лет витал приторно кислый запах водки с энергетиком. Я задыхался, через силу пробираясь сквозь это скопище. Моментами просто хотелось начать карабкаться по головам, чтобы словно огромная рыба, выброшенная на берег, начать хватать ртом воздух. И так у меня происходило каждый раз: я приходил, погружался в толпу, словно в смрадный океан, и начинал задыхаться. Вначале я недоумевал – зачем я это делаю? Осознание пришло намного позже. А с ним пришло и смирение.
Вынырнув, я отдышался, и направился к тому, кого охранник назвал моим братом. И действительно – мы были невероятно похожи: общие черты лица, схожесть в комплекции, даже жесты и мимика частенько совпадали. Но если я был невероятно притязателен к своей внешности, то Крауна не особо заботили такие мелочи. Он вечно выглядел каким-то поношенным, помятым, ногти были не подстрижены, а обгрызены, а от его небритой рожи меня уже тошнило.
Оглядевшись. Я понял, что он покинул столик за которым я его оставил, но мне хватило всего несколько мгновений, чтобы найти в толпе эту хмурую дылду. И увидев его дислокацию, я невольно прошептал:
- Твою ж мать, Алекс.., - и ринулся к нему.
Краун стоял, вальяжно засунув руки в карманы, рядом со столиком с пятью девушками, а в двух шагах от него стоял охранник, и уж если не тот самый, что подходил ко мне, то явно его брат-близнец, не иначе. Краун словно учуял, что я приближаюсь, оглянулся, заприметил меня, радостно всплеснул руками:
- Mein guter Freund! Где вы столько пропадали? Я вот заскучал, и решил по этому поводу присоединиться в отдыхе к этой свиноферме. Кстати, познакомься с моими новыми друзьями. Это – мясо, мясо, мясо, мясо и мясо, -он по очереди ткнул пальцем в каждую из девушек.
- Сам ты мясо, мразь поганая! – вскакивая выкрикнула Крауну прямо в лицо одна из девушек, кстати, довольно миловидная, а потом обернулась к охраннику, - вы уберёте его или нет?!?!?
И тут я понял, что пора вмешаться.
- Прошу прощения, не надо, я сам, - я схватил Крауна за руку, и потащил к выходу, на что он издал удивлённое «ой!», и скорчил обиженную мину.
Когда мы оказались на улице, я отпустил его, дал ему сигарету, и сам закурил. Некоторое время мы оба молчали.
- И нахрена? – спросил Краун, выкинул сигарету, и тут же закурил новую.
-Это я тебя должен спросить.
- Я совсем не о том, - отмахнулся Краун, отвернулся от меня, некоторое время так стоял, пыхтя сигаретой, а потом развернулся обратно, - ведь были у нас славные времена?
- Были.
- Так что же случилось?
Я не стал отвечать, считая этот вопрос более чем риторическим. Тем более, что Краун, завидев группу курящих, лихо ринулся к ним клянчить сигарету, забыв даже избавиться от той, что тлела у него в руке. Вернувшись, он подкурил свежую от старой, смачно затянулся, закашлялся:
- Ментоловая, - скривился он, - дрянь, - но не выкинул, и продолжил курить.
Так мы и стояли, пока я не заговорил:
- Алекс, ты пьян.
- Есть такое. Вопрос только в том: достаточно ли?
- Достаточно.
- Ты думаешь?
- Вполне. Может ты домой ринешься?
- Может и ринусь.., - задумался он, а потом встрепенулся, - а ты?
- А я останусь.
- Зачем? – Фыркнул Краун, - вешать лапшу на уши безмозглым куропаткам, в надежде угостить их своими чреслами? Или чтобы мысленно каяться и сетовать на то, как ты тут.., - и он начал довольно натурально изображать рыбу, хватающую ртом воздух.
- Прекрати паясничать.
Ну как знаешь. Тогда, - он театрально поднял кверху длань, - я благословляю твой дозор. Ты делаешь мир чище, принимая на себя этот сладкий грех. Не удивлюсь, если завтра по утру ты проснёшься уже святым. Аминь.
В ответ я только тяжело вздохнул, прогулялся с ним к бомбилам, которые вечно торчат под клубом, назвал шофёру адрес, заплатил за дорогу, проводил машину взглядом, вернулся в клуб, чтобы опять погрузиться в человеческий люд, в поисках дамочки. Но не успел я добраться до барной стойки, как заметил в переплетении света и пара знакомую белесую гриву. Да, так и было: миловидная лупоглазка, которая всего минут двадцать назад так сладко ко мне прижималась, всем своим видом обещая нечто незабываемое, сейчас так же залихватски исполняла то ли танец то ли соитие с новым партнёром. Странно, но я ощутил некую брезгливость по отношению к ней, словно сам недавно не рассматривал её исключительно как кусок плоти. И ещё более странно, что промелькнул неожиданный укол ревности.
Я ещё несколько мгновений за ними понаблюдал, а потом вернулся к барной стойке, где для меня всегда находилось место. Услужливый бармен улыбчивый бородатый педераст Никита принял мой обычный заказ, я шлёпнул ещё столькик зелёной дряни, этим выкинув из головы последние остатки Крауновской риторики, и уже собирался сворачивать всю эту свою компанию, как:
- Приветик, чего тут один сидишь, скучаешь?
Я обернулся: чёрные волосы, собранные в хвост, пухлые губы, синее платье, доходящее до колен, и всё те же ****ские карие глаза. Вот что было у них общего, вот что меня заставляло сюда из раза в раз сюда возвращаться. Облик и упаковка могли меняться, но я всегда искал именно этот взгляд именно этих глаз. Он убеждал меня забыть о том, что передо мной просто очередная *****. (Себя то я никогда с таковой не сравнивал).
- Тебя вот жду, милочка. Уже отчаялся дождаться. Что пить будем?
… Странно, но это был не мохито, хоть и довольно родственная ему бурда. Мы выпили, поплясали немного, и отправились ко мне. Как и следовало ожидать, Крауна дома не оказалось. Прибыл он уже задолго после рассвета, с разбитой рожей, и до такой степени пьяный, что мне пришлось стягивать с него башмаки, умывать, и укладывать спать.
Уже вечером, когда я проводил свою гостью, мы сели на кухне, и я сварил на кофе. Краун кряхтел, стонал, периодически почёсывая свою небритую физиономию, но молчал. А потом внезапно обернулся, уставился на меня своими, заплывшими от алкоголя и побоев, глазищами, и прокряхтел:
- Знаешь, если бы мы были персонажами какой-нибудь книги, то не вызывали бы у читателя ничего, кроме отвращения.
Это прозвучало настолько неожиданно и в точку, что я даже не нашелся с ответом.