Белый и Черный. Любовь меняет судьбу...

Часть первая.О Городе, Доме, Любви и Жизни.

Ночь была безлунная и беззвездная. Редкие запоздалые прохожие спешили домой и никому из них не пришло бы в голову посмотреть вверх.  Уже почти все закончилось здесь, но еще стояли палатки, еще черно и страшно было вокруг, еще эхо страшных событий почти физически ощущалось каждым… А если бы даже тем, кто оставался  на Майдане, и пришло в голову взглянуть вверх, максимум, что он увидел бы – это промелькнувшие и исчезнувшие две тени…
Было 2 марта 2014 года. На башню Дома Профсоюзов, несколько дней уже безмолвную и затихшую, как и весь Дом, опустились две крылатые тени. Одна была вся в белой одежде, и за спиной и у нее сверкали и переливались большие, прекрасные, полупрозрачные крылья. Другая была черная, и у нее тоже были крылья, но они были уродливо смяты, и больше походили на крылья летучей мыши. Глаза у него светились тусклым красным светом.
- Сойдем вниз, здесь нас слишком видно. Оба спустились на крышу.
- Ну что Белый, на этот раз ты проиграл. Этот Дом – теперь моя добыча.
- Нет, черный, этот Дом жив. Тебе не удастся забрать его себе. Слишком много бились мы с тобой, слишком много ты забрал тех, кто мог бы еще жить. Но этот Дом я тебе не отдам. Никогда. Эта добыча тебе не по зубам. Я буду биться за него, как за собственную жизнь. Смотри!
Белый Ангел вдруг поднял руки, и из самой середины его ладоней к башне Дома протянулись словно бы молнии – слабые электрические разряды. Эти молнии очень скоро перекинулись на всю башню, опутали ее тонкой паутинкой светящихся линий. Более того, такие же линии пошли и по крыше Дома, где они сидели, и крыша, и все элементы Дома вдруг стали прозрачными. Во всяком случае для тех, двоих, что сидели на крыше. Линии пронзили все элементы здания – колонны и перекрытия, стены и фасад, они переплетались, разветвлялись, охватывали все здание целиком. Правда, было видно что кое-где они совсем слабые, во многих местах оборваны, а где-то почти совсем затухают. Линии были тонкими, слабыми, но по ним словно пульсировала какая-то энергия.
- Что это? – спросил Черный.
- Это энергетическая система здания, как кровеносная система человека. Пока жива эта система – дом жив. У здорового, молодого, неповрежденного дома эти линия яркие, толстые, они многократно переплетаются и разветвляются, ни несут огромное количесто энергии. Люди не ощущают и не знают о ней. Но она нужна дому. И тогда дом живет. Этот Дом болен – ты видел сам. Его энергетическую систему нужно спасать – спасать прямо сейчас.  И я немедленно займусь этим.
Из рук белого ангела словно вырвались будто бы фиолетовые молнии, но намного сильнее на этот раз. Он шел туда, где энергетические линии затухали совсем, и они снова приобретали яркость и силу. Ему пришлось срастить много разрывов, и жизнь по ним потекла снова. Много, очень много было повреждений, разрывов, нарушений, но он исправил их все. И дом засверкал ярче, уже почти заглохшая в нем жизнь снова крепла. Лишь в нескольких местах он не смог помочь. Он подошел к месту, где обвалились перекрытия, и ласково погладил бетонную плиту. Она была черной, энергия к ней уже не шла. «Прости. Здесь я ничего не могу сделать. Это могут исправить только люди». Затем он приложил руку к ближайшей стене и вдруг уловил слабую, едва ощутимую вибрацию. Человек едва бы вообще заметил ее. Тогда он упал на колени и прижался лбом к стене. «Прости! Прости меня, дурака! Тебе же больно! А я не понял, не почувствовал, не помог сразу. Подожди родной, сейчас станет легче… И он приложил обе свои руки к стене дома, чувствуя, как боль уходит из этих стен, как успокаивается, снимается непрерывное напряжение прошедших страшных нескольких дней. Он долго сидел так, пока вся боль не ушла из стен, пока не расслабился, отпуская боль, забывая про нее, прекрасный ласковый Дом. Затем взглянул на потоки энергии. Они, несомненно, стали ярче. «Тут много еще надо чинить» - подумал он. Но я вернусь завтра».
Но за окном разгоралось уже серое мартовское утро, и он сказал Дому: «Я вернусь. Я вернусь завтра. Мне пора, но теперь я точно знаю – ты будешь жить. Он погладил одну из обгоревших стен, затем незаметно, как порыв ветра, вылетел в окно. Издалека он снова оглянулся на Дом. Дом выглядел плохо – как же еще может выглядеть Дом,  несколько дней назад переживший страшный пожар? Но это был живой Дом. Он знал теперь это совершенно точно. И завтра он снова вернется – спасать, помогать, утешать боль…  А потом сюда придут люди. Люди умеют спасать Дома. И он всегда будет рядом, всегда будет за спиной тех, кто придет спасать  – белый Ангел Волшебного Города…
Но люди умеют не только спасать, но и убивать Дома. Он знал это точно. В своей гневной отповеди Черному Белый был не прав. Он и сам потом вспомнил об этом, и ему стало стыдно. Черный всегда забирал души только тех домов, которые убивали люди. Он не убивал сам. Поэтому у Белого не было ненависти к Черному, скорее отчуждение и неприязнь, как к могильщику. А вот кого он люто, всем сердцем ненавидел – это тех людей, которые убивают дома. Дома умирали по-разному. Изредка сносили почти совсем целый, крепкий, здоровый Дом – но такое случалось редко. Чаще их просто доводили до разрушения. Каждый дом нуждается в заботе и ремонте. И каждый дом нуждается в любви… Дома, как и  люди, стареют, теряют красоту, крепость, прочность перекрытий… Тогда им нужна реставрация или ремонт – и они снова будут жить и служить людям, как и предписано было им от начала времен… Но бывает так, что дом стар, а люди жадны. Они видят, что старый дом можно снести, а на его месте построить новый дом намного больше прежнего. Чаще всего просто прийти и снести мешает охранный статус Дома – ведь большинство старых домов считаются ценным архитектурным наследием. Тогда люди оставляют дома умирать. Под дождем и снегом, с разрушенной временем крышей, с облетевшей штукатуркой, с разбитыми окнами, с просевшими перекрытиями такой дом очень скоро приходит в абсолютно аварийное состояние. И тогда приходят убийцы.  «Вы же видите – говорят они, показывая множество никому не нужных бумажек – это же совсем старый, гнилой Дом! Он только портит вид нашего Города и представляет угрозу жителям!» И Дом убивают. Очень скоро на его месте появляется огромный стеклянный дом-монстр, и только старые киевляне остаются помнить еще один убитый Дом, еще одну перечеркнутую страницу Истории Города.
Белый часто пытался спасти такие дома. Он продлял им жизнь как мог, он восстанавливал их энергетическую систему, он даже пытался укрепить старые перекрытия и покосившиеся стены – но это удавалось ему еще слишком плохо. Он был слишком молод, хотя он знал, что верным его Отцом и учителем был сам Город, сам великий Киев. Город учил его, помогал, защищал, давал силу. И сила его, и умения росли. И потому он знал, что наступят, непременно наступят  такие времена, когда каждый старый Дом в Киеве будет охраняться. Охраняться дважды – и сильным законом сильной к тому времени державы Украины, законом, который преступить не посмеет никто, потому что наказание будет слишком жестоким… И им, Белым Ангелом, его мистической силой, которая не даст даже малейшей случайности повредить хоть одному киевскому Дому. Но это будет еще нескоро… Пока же приходится жить вот так - раздирая в кровь душу от человеческого равнодушия... Белый Ангел вздохнул… За многие Дома ему приходилось сражаться с людьми – невидимо конечно, незримо. Где-то изменить строчку в документе, разрешающем снос… Где-то вовремя позвать Защитников… Да-да, были в Городе и Защитники. Такие же люди, как и все, но с более светлой и чистой душой, с искренней и теплой Любовью к Городу. Они устраивали митинги, сносили строительные заборы, писали в мэрию и другие руководящие органы. Чаще всего, это все было бесполезно.  Но иногда были и победы. Удалось отстоять прекрасную, волшебную Пейзажную аллею, удалось отстоять сквер на Прорезной… Были, были и победы и поражения…  Знал он, что и за Дом Профсоюзов ему еще наверняка придется сражаться и сражаться насмерть. Но он был готов. Ради любви к своему Городу, ради его спасения, он был готов на все. Он был молод, и может быть, пока еще не слишком силен, но он был готов сражаться до конца.
Этим вечером он полетел на Большую Житомирскую, где много лет люди сознательно уничтожали прекрасный Дом, прозванный в народе «Домом со Змеями».  Он много раз приходил к этому дому, он помогал ему, он беседовал с ним. Вдруг он увидел снижающийся силуэт Черного. Тот устроился поудобнее рядом и спросил:
- Ну и зачем это все? Ты думаешь, тебе удастся спасти эту рухлядь? А если нет?
Задавая этот вопрос, Черный попал в самую болевую точку. Если белому не удавалось спасти какой-то Дом, он по-настоящему заболевал. Заболевал душой. Он чувствовал примерно то же, что чувствуют люди, теряя близкого родственника. Его душа разрывалась от горя, и ему самому хотелось исчезнуть, раствориться, не-быть, не-существовать. Только обращаясь за помощью к самому Городу, только прося его о помощи, ему удавалось восстановиться, прийти в себя. Но Черный не знал одного: каждый раз, восстанавливаясь после потери, Белый становился чуть-чуть сильнее. Это Город отдавал ему часть своей силы. Город, проживший полторы тысячи лет, и переживший огромное количество страшных потерь, знал, что такое потеря, и что такое беда. Его душа закалилась и знала, как выживать даже тогда, когда кажется, что кончено все и почти ничего не осталось. Знал Город и о героической, почти одиночной  борьбе Белого Ангела за него, за Киев. И потому он регулярно отдавал ему частичку своей силы, своего знания, своего умения. Когда-то, и Город знал это, Белый Ангел станет самым сильным его защитником. Пока же он еще был молодым, слабым, часто ошибающимся новичком. Но Город не зря выбрал его, и знал, что когда наступит время последней, решающей битвы, за мир, за саму жизнь, с ним рядом будет Великий Защитник, величайший и самый сильный маг, равному которому не будет во всем мире. Но сам Белый об этом еще, конечно, не догадывался.
- Так зачем это – повторил свой вопрос Черный. Некоторые развалюхи тебе удается спасти, некоторые нет. У этой, кстати, сильная энергия – он при смотрелся к энергетическим линиям, бегущим по стенам. Твоя работа?
- Моя – улыбнулся Белый.
-Но почему тогда ты не восстанавливаешь их полностью? Ты же видишь – вон там и вон там лепнина отвалилась, вон там трещина… Почему бы тебе не сделать его как новый?
- Здесь две причины. Во-первых, у меня для этого еще недостаточно сил. Я похож на молодого врача, который может реанимировать потерявшего сознание больного, но не может пришить оторванную руку или ногу. Проще говоря, это не в моих силах, я не умею. Когда-нибудь, наверное, я научусь. Но пока я слишком слаб для этого. А вторая причина – люди не должны знать о нашей работе. Что сказали бы жители, если бы увидели что старый, рассыпающийся дом за одну ночь стал совершенно новым? Даже если бы я мог восстановить этот дом – мне пришлось бы обнести его строительным забором, нанять  псевдо-рабочих, в общем, устроить здесь видимость бурной деятельности на многие месяцы, даже годы.  Да что об этом говорить… Он погладил крышу Дома… Я не один сражаюсь за него. И может быть, нам удастся помочь ему. Уходи, Черный. Я хочу побыть здесь один.
Он не остался один, он полетел к Дому Профсоюзов, как и обещал. И снова он лечил и сращивал,  и унимал боль. И разговаривал с Домом, обещая ему защиту и помощь. Боже, сколько же еще по всему Киеву таких Домов… Которым нужна помощь, защита, лечение, ремонт. Но мы победим – слышишь? - сказал он Дому в уже занимавшейся предрассветной тьме. Мы все победим – ты, я Город – а иначе… стоит ли жить? В этот миг тонкая как паутинка фиолетовая энергетическая линия Дома обняла его руку. И он расплакался, не стесняясь слез. Да, мы победим, словно бы отвечал ему Дом. И когда ниточка стала таять, и наконец, растаяла совсем, и он как и в прошлый раз, вылетел в окно, чтобы быть невидимим людям, он чувствовал, что она так и осталась в его руке. Он теперь нес в себе частичку этого Дома – и частичку его великой силы, позволившей пережить двухдневный страшный пожар. «Теперь мы вместе – подумал он. «Теперь я ничего не боюсь».

Часть 2. Только Городу верь.

Прошло полгода. Белый сильно изменился с тех пор - он уже не был тем наивным юношей, и в его глазах навсегда поселилась печаль. Он стал сильнее, значительно искуснее. Он уже мог сделать так, чтобы разваливающийся на глазах дом через день любая экспертиза признала крепким и надежным, способным простоять еще 100 лет. И это была не иллюзия - он и вправду сращивал раны и трещины, он работал по 24 часа в сутки, не нуждаясь в сне и отдыхе, он и вправду спасал и лечил лучшего Друга - которым стал для него за эти полгода Дом Профсоюзов. И он сделал это - для любимого Дома. Отчет на 600 страниц он даже не стал смотреть - он знал там каждую букву. Дом можно спасти, дом нужно спасти - было написано в этом отчете. Представители Федерации Профсоюзов и Благотворительного фонда для спасения Дома устроили по этому поводу пресс-конференцию. А Белый сидел на Башне дома, не замеченный никем, смотрел в хмурое декабрьское небо и разговаривал с Домом. Они редко вообще разговаривали - Дом был еще слишком плох, слишком болен. А Белый вообще не особо любил говорить - часто молчание красноречивее любых слов...И они молчали вместе, молчали о том, что порой выразить словами вообще невозможно...
Черный, казалось, не изменился. Все также тускло горели огоньки его глаз, но все чаще его неуклюжая фигура устраивалась рядом с Белым - чтобы поговорить. Ведь какими бы антагонистами они не были, по сути, у них не было в мире больше никого, ни друга, ни врага. У Белого, правда, был Отец - Великий Город Киев, но Белый крайне редко обращался к нему, благоговея перед силой и мудростью Отца, и зная, что если случится что-то действительно важное, Отец сам обратится к нему. Но все чаще Белого мучил вопрос - а кто же отец Черного? Кто создал его, и зачем? Черный, как уже говорилось, не был убийцей, он никогда не убивал даже самые старые, совсем разрушенные дома - он только забирал души уже умерших домов, тех, кого спасти было уже нельзя. Что-то вроде могильщика на кладбище. И потому в душе Белого не было ненависти к Черному, а в последние дни поселилось даже что-то вроде симпатии.
- Зачем ты забираешь души домов? - как-то спросил он у Черного. Зачем они тебе? У тебя что там - коллекция? Они что же - могут жить без тела?
- Нет, печально отвечал Черный. Душам Домов бессмертия не дано. После гибели Дома они живут еще три-максимум четыре дня, а потом распадаются - навсегда. С этого момента Дом мертв уже навсегда. Но за эти 3-4 дня я успеваю узнать много интересного... Дома, живут, как правило, дольше людей. Они помнят, кто их строил, помнят всех своих жильцов, помнят все рождения и смерти в их стенах...
-Но зачем они рассказывают это тебе?
-Потому что Дома вообще мало чем отличаются от людей - разве что чище и благороднее. Они тоже хотят, чтобы о них помнили. Хотя бы так... Я пишу книгу. Книгу, основанную на воспоминаниях киевских Домов... Хотя бы так они тоже войдут в историю Города...
 - Но это же больно - сказал Белый. Это же слишком больно для души! Я бы не смог! Я бы не смог слушать воспоминания Души Дома, которая через два-три дня умрет, и знает об этом... Это же страшно, Черный... Я бы умер от боли!
 - Вот для этого, видимо, Город создал и меня. Ты удивлен? Ты думаешь, ты единственное создание Города? Но он и меня создал в помощь себе - так же, как и тебя. Только функции у нас слишком разные. Знаешь, природе нужны и могильные черви - горько сказал он. У тебя функция - спасать, сражаться, биться до конца. У меня - хранить то, что спасти уже невозможно... У меня нет чувств. Я не чувствую боли, страха, отчаяния, я не знаю, что такое Любовь. Таким меня создал Город. Если ты любишь Город, ты должен принять и это. Такие как я, тоже нужны Городу... Но знаешь... я хотел бы... я мечтал бы хоть на минуту почувствовать то, что чувствуешь ты. Я хотел бы узнать, что такое любовь. Я хотел бы понять, почему тебе так плохо, когда гибнет дом, хотя ты не испытываешь при этом физической боли... Но Городу виднее. Так видимо, и вправду лучше, Белый... Что там с твоим Домом?
- Пришли рабочие, разгребают мусор, укрепляют перекрытия. Там очень много еще лечить и спасать, но он будет жить. Или я не буду тоже... смотри... он показал на свое запястье, вокруг которого обвилась едва заметная фиолетовая змейка - крошечная часть энергетического поля Дома Профсоюзов. Если будет совсем плохо, он даст мне знать... Если же будет совсем-совсем-плохо...
Черный понял его.
- Не думай об этом. Город мудрее нас. Зачем-то он создал тебя и меня и вряд ли хочет, чтобы ты утопился в Днепре... Думаю, он поможет... Впрочем, слушай, что я хотел сказать тебе - хотел и совсем забыл. Я с утра до ночи сижу в лаборатории. Мне удалось продлить срок жизни Души дома с 3 суток до почти 6, и это еще не предел!!! Возможно, предела нет вообще! Ты понимаешь, что это значит?
- Господи... Белый сел и долго не мог вымолвить ни слова. Господи... Черный, это намного важнее, чем ты думаешь, чем ты можешь себе представить. Для тебя эти лишние несколько дней - только возможность узнать еще немного информации о Доме. Но ты подумай дальше, намного дальше! Мы никогда не были друзьями, Черный, но сегодня я предлагаю тебе дружбу и сотрудничество. Теперь я понял, зачем Город сделал нас такими, как мы есть. Ты - ученый. Ты - представь себе - найдешь способ неограниченного во времени хранения Души дома. А я - Хранитель. Я сохраню все что останется после гибели дома - любого дома! Кирпичи, элементы фасада, лепнину - все, понимаешь... И спрячу все это до лучших времен... Власть приходит и уходит, а Город живет. Когда-нибудь и сюда, к нам, в Украину, придет Европа, с ее бережным отношением к каждому старому кирпичу... И тогда мы сможем воссоздать Дома - все Дома, что будут к тому времени убиты! Не сделать их копии, а воссоздать их самих, с их телом, с их душой! Понимаешь, Черный?!
- Знаешь, пока ты говорил, я почувствовал укол вот сюда - Черный показал рукой - туда, где у людей находится сердце. Мне даже показалось, что я начал что-то чувствовать. Может это и есть она - Любовь?
- Может быть... Спроси у Города,Черный! Теперь я верю, что мы здесь неспроста! Теперья знаю, зачем создал нас Город! Верь Ему! Только Ему, только Городу Киеву!
- И тогда я узнаю, что такое Любовь?
- Это знает только Город. Но мое мнение: да, несомненно...

Часть 3. Любовь меняет судьбу.

Прошло время и началась новая жизнь. 27.11.2015 был подписан договор на восстановление Дома Профсоюзов. Большой Добрый Дом возвращался к жизни. Заменяли разрушенные перекрытия, укрепляли колонны, заново делали фасад, и начали уже ставить новые окна. С каждым днем ростки новой жизни становились все сильнее, все ярче. Делали отопление, ставили лифты. Уже ни у кого не оставалось сомнений, что Дом будет жить. Белый часто прилетал наблюдать эти работы, и все увиденное наполняло его душу ощущением счастья и полноты бытия.  Ведь что может быть прекраснее, чем увидеть, как возрождается тот, кого ты мечтал спасти. Новая жизнь прорастала через черноту и и безнадежность смерти, через боль, ужас, беду и холод.
Однажды, когда Белый наблюдал прекрасный закат на дальнем отроге Замковой горы, к нему спустился Черный. Он перешел к делу как всегда, без прелюдий.
- Знаешь, наверное пришло время сказать тебе правду. Я не сказал тебе этого тогда, ночью, на крыше – помнишь? Я просто ушел от разговора, промолчал. Я не мог тебе сказать правду, ты бы этого не перенес. Но теперь изменилось все, и теперь можно.
- Правду? Ты о чем?
- О твоем Доме. Ты не знаешь, но я способен видеть будущее. Хотя это, наверное, громко сказано. Я не знаю, кто победит на выборах и даже не могу предсказать результат завтрашнего футбольного матча. Но я вижу судьбы домов. Я знаю, кто из них будет жить, а кто умрет. Я знаю, о чем ты меня сейчас спросишь. Судьба большинства «проблемных» домов еще не решена. Здесь все очень зыбко и любая мелочь может склонить чашу весов в ту или иную сторону. Совершенно определенной судьба дома становится за несколько месяцев до развязки. Мне положено это знать, ведь я сохраняю воспоминания погибших домов, ты знаешь.  Так вот, Дом Профсоюзов был обречен. Он должен был умереть, это знал я, и он сам знал об этом тоже. Я прилетал к нему много раз, когда тебя не было рядом. Я записывал его воспоминания, и когда-нибудь я расскажу тебе все, что он рассказал мне. Дом, живущий в самом центре Города, хранит бесконечное множество самых удивительных воспоминаний… Ни одна человеческая память не способна помнить то, что помнят дома. И знаешь, именно тогда я понял, почему ты так любишь его. Я хотел бы сказать «я полюбил его», но я не способен на чувства, это ты тоже знаешь. В нем совершенно не было ни злости на судьбу, ни ненависти к тем, кто его сжег, ни к тем, кто придет его убить. Он только хотел успеть – успеть рассказать мне всю свою жизнь. Он очень боялся не успеть… Он так хотел, чтобы о нем осталась добрая, светлая, теплая память.
Знаешь ли ты, как пахнут дома, которые должны умереть? От них исходит запах тлена, гибели, смерти. Здесь невозможно ошибиться. И еще – они всегда знают свою судьбу. Но у многих к концу не остается ничего, кроме обиды, боли и горечи. А у него не было никакой обиды совсем, ни капли. Только светлая грусть. Он велел передать тебе, что он любит тебя и будет любить до самого конца. Он удивительно добрый, я никогда не встречал еще таких… Эй… подожди, послушай!..
Лицо Белого перекосила такое страдание, какого Черный даже вообразить себе не мог. Казалось, он сейчас упадет замертво. Голос его был хриплым и задыхающимся, как у человека, который испытывает острую, непрерывную боль:
- Так что же, все… все кончено, все бесполезно?... я… я не хочу… жить… запиши и мою память тоже, и не храни душу…
-Нет, же, нет, послушай, послушай меня до конца! Все, все изменилось! Все не так! Он будет жить! Слушай! Однажды я в очередной раз прилетел к нему, чтобы говорить с ним. И я не почувствовал запаха смерти! Знаешь, как пахнет весной земля, которая возрождается к жизни после долгой зимы? Точно так же пахнут и новые дома, и старые дома, которым судьба дает право на новую жизнь. Именно такой запах исходил от него! Он сам еще не понимал, что произошло, но я понял мгновенно, и сказал ему, что он будет жить. На следующий день я узнал, что подписан договор на его восстановление. Что-то или кто-то вмешалось в мироздание, и смогло изменить его судьбу. Я никогда до этого не встречался ни с чем подобным. Даже сам Город не способен на это – ведь иначе Он не создал бы нас с тобой. Можно изменить судьбу дома, пока она еще не решена окончательно, но отменить смертный приговор еще не удавалось никому. Ты хочешь знать, кто это сделал?
Глаза Белого впились в лицо Черного, словно в нем была единственная и последняя надежда на спасение:
- Кто?
- Ты.
***
Голос Черного звучал ровно, размеренно, и Белый, после отпустившего его страшного напряжения, слушал его, словно в полусне:
- Такая любовь, как у тебя, встречается очень редко. Она является единственной силой, способной вмешиваться в мироздание, менять судьбы людей и зданий. Когда ты полюбил его такой любовью, которая больше самой жизни, ты привязал его к жизни самой крепкой связью, которая только может быть в этом мире. Ведь ее нельзя оборвать, не оборвав чью-то жизнь. Жизнь того, кто не должен был умирать. И здесь многое зависит от силы того, кто любит. Ты очень сильный маг, ты знаешь? Твоя магическая сила, помноженная на силу твоей любви, помноженная на силу Города – ведь все происходит с его соизволения – стала тем неожиданным и непреодолимым фактором, который развеял мрак смерти. Теперь он будет жить, но мало того – теперь и твоя сила стала другой. Теперь ты сможешь спасти и другие дома. Ты сам еще не понял того, что ты сделал… Но Город знает все.
- И какие же это дома? Сколько их, приговоренных? Ты скажешь мне?
- Теперь ты и сам будешь видеть их. Моя помощь тебе больше не нужна. Но пару адресов я тебе скажу для начала. Дом Новикова на Верхнем Валу. И Дом со змеями на Большой Житомирской.
Белый ахнул.
- Они должны…
- Да. Но теперь ты изменишь их судьбу, ведь верно?
Белый хотел сразу лететь к домам, но Черный остановил его.
- Подожди, ты успеешь. У тебя в запасе есть как минимум, полгода.  Посиди еще со мной. Смотри, какой прекрасный вечер. Теперь мы будем видеться редко…
И тут Белый понял все до конца.
- Так что же, теперь твоя работа больше не нужна? Ты уйдешь?
- Нет. Не забывай, я прежде всего ученый. Я храню память погибших домов. Куда я могу уйти? Я буду записывать и архивировать все, что я знаю. Это будут тома, десятки, сотни томов книг. К сожалению, слишком много тех, кому мы помочь не смогли. Эти дома не должны уйти из памяти людей. Они должны жить хотя бы так. Я их хранитель – теперь навсегда. Кроме того, может статься и так, что мне все-таки удастся найти способ возвращать души домов из небытия. Так что работы мне хватит, ее даже станет больше. Но наши дороги, как видишь, расходятся. Тебе – спасать тех, кого еще можно спасти, мне – хранить память тех, кого спасти не успели.
- А можно мне будет как-нибудь зайти к тебе?
- Что ж, заходи. Но сможешь ли ты вынести? Не забывай, я лишен эмоций, так сделал Город, чтобы я не сошел с ума от боли, от боли всех тех домов, чью гибель мне пришлось наблюдать. Я записывал все, и даже их последние минуты. Но ты… сможешь ли ты вынести это? Впрочем, приходи. Я не все буду показывать тебе, только то что можно.
- А что же будет потом, как ты думаешь? Совсем-совсем потом? Через сто, двести, тысячу лет?
-Этого я не знаю. Но мы с тобой меняемся оба. Меняешься ты, твоя сила растет с каждым днем. Меняюсь и я. Не так заметно, но все же. Мне кажется, я уже начинаю испытывать что-то вроде легкой симпатии или небольшого сожаления. Наверное, к тому времени, когда моя работа будет исполнена, я смогу чувствовать так же, как и ты. Останусь ли я тем, кем я есть? Останешься ли ты сам собой? Кто знает. Смотри, уже совсем стемнело. Что ж, мне пора. Ветер меняется. Меняется все. Мы живем в эпоху перемен. Кто знает, что будет завтра? Но помни о том, что любовь меняет судьбу.

P.S. От автора. Вы конечно, захотите узнать, что здесь правда, а что нет. Конечно, многое я приукрасила. Я безумно люблю Киев, и мне невероятно больно за каждый погибающий киевский дом, мне так хотелось бы, чтобы к каждому старому, погибающему, страдающему киевскому дому пришли защитники и спасители. Что здесь правда, а что нет? Дом Профсоюзов действительно спасли, и здесь огромная заслуга собственника здания - Федерации Профсоюзов Украины. Мне хотелось бы в очередной раз выразить им мою безмерную благодарность. Если бы не их настойчивость, не их решительность, то судьба Дома могла быть совсем другой... Действительно отреставрирован Дом Новикова на Верхнем Валу, и действительно подписаны проекты реставрации "Дома со Змеями" на Большой Житомирской и бывшего Центрального Гастронома на Крещатике. Но к сожалению, спасти все страдающие киевские дома не в силах ни легендарные Киевицы Лады Лузиной, ни мои Белый и Черный Ангелы... Все так же по-прежнему ждут своих спасителей чудеснейший дом бывшей Скорой Помощи на Рейтарской, 22, Гостиный Двор на Контрактовой площади, Дом Сикорского на Ярославовом Валу, усадьба Мурашко на Малой Житомирской и многие, многие другие дома. Но может быть, их спасителями станете вы? Просто обычные люди, просто те, кто любит, ценит и хранит в своем сердце Старый Киев? Просто люди, для, кого слово "Киев" - не просто набор букв, а священнейшее слово любви?