Супер-продавец, фантастический рассказ в девяти не

На древнегреческом портале античного мира было начертано: познай самого себя. На портале современного мира будет начертано: будь самим собой.
Оскар Уайльд


Смена уже подходила к концу, осталось каких то 45 минут… каких то… нужно только их протянуть. Хорошо ещё в те дни, когда много покупателей или нужно разобрать поставку, разгрузить машину. Но сегодня как на зло полнейшая тишина. Просто вообще нечего делать на работе. И нельзя уйти, и нельзя заняться своими делами. Он нарезал круги по отделу уже 10 минут. Оставалось ещё 45…

Когда в конце аллеи показался крупный лысый мужчина в спортивной куртке он выдохнул с большим облегчением и посмотрел на часы — 11 минут, совсем не рекорд. Однажды он бродил по аллеям 23 минуты не выдыхая. Он всегда так делал, когда нечем было заняться — это помогало ему немного успокоится. На этот раз всего 11 минут — он пристально смотрел на мужчину, тот двигался нарочито расслабленно и непринуждённо. Слишком медленно. Продавец знал, что это означает…

Говоря по правде, обычный продавец, даже и очень опытный ещё не смог бы определить точно, что произойдёт в ближайшие 10 минут, но этот Продавец уже всё знал. Как? Да он  и сам не смог бы это объяснить  — наигранная непринуждённость, которая легко выдаётся немного нервными и судорожными движениями, странный запах тела, ненормальное потоотделение. Этот человек явно испытывает неадекватные эмоции. Он в состоянии гнева? Или подвален? А может он испытывает сексуальное возбуждение? Трудно назвать причину, но одно можно сказать сразу и наверняка — сюда он зашёл «спустить пар».

На это рассуждение у Продавца ушла наверное одна сотая доля секунды — он стремительно направился к мужчине, изобразив на лице лучезарнейшую радость лучшего в мире продавца:

— Добрый вечер! Я вижу Вы знаете толк в элитной сантехнике, ведь это одна из лучших моделей итальянских смесителей! — конечно это была дешёвая провокация. Он решил, что чем быстрее закончит с этим, тем лучше. Неадекватный покупатель отреагировал на это самым типичным для подобной ситуации способом — он угрюмо повернулся вполоборота и… промолчал.

Однако по движениям затылка и по однозначному звуку Продавец догадался, что тот злобно сглотнул слюну. От этого ему стало и весело и грустно одновременно.

Так всегда бывает — мужик в спортивной куртке не рассматривал итальянский смеситель, он даже не видел его… он просто полз по залу и искал жертву для удара. Он был в исступлении и не вполне осознавал себя — люди в эмоциональной эйфории не склонны к самоанализу. Он двигался на ощупь, искал хелицерами бедолагу, которого сожрёт, подобно сальпуге… и сам получил удар в спину.

Да, для него это был именно удар. И чем более дружелюбным и радостным было бы приветствие тем более вероломным показался бы ему этот «пинок». Он надеялся, что Продавец обругает его, накричит, нагрубит, — тогда сальпосапиенс расплывётся в невольной и недоброй улыбке. Жгучее злорадство заполнит всё существо, потом сконцентрируется в области чуть выше живота и яд начнёт обволакивать хелицеры — поиски были не напрасны, вот она жертва! Даже если его не обругают, за ругательство и неуважение он сможет принять что угодно — ему срочно нужно выпрыснуть в кого-то этот яд, он уже не может больше хранить его в себе… И тут на тебе — этот «дружелюбный удар под дых»… Яд заклокотал в самом горле и чтобы не захлебнуться, покупатель делает судорожное глотательное движение, хотя в горле абсолютно пересохло.
— Слышь, уважаемый, а где тут у тя цены то ваще? — он сказал это, не поворачивая головы, слово «уважаемый» намеренно выделил так, что сразу стало ясно — никаким уважением тут даже не пахнет.
— Цена указана вот тут, двадцать три тысячи семьсот рублей, но…
— Это чо цена?! Двадцать три тыщи за дряной смеситель?! Да ты чо, ненормальный?
— Вы правы, это достаточно дорогой смеситель, Италия, отделка натуральным фарфором. Но у нас есть и более приемлемые по цене аналоги… — Продавец не сдавался, он знал эту игру и видел наперёд все шаги сальпосапиенса, тот медленно повернул к нему гримасу наигранного удивления смешенного с неподдельным гневом.

Продавец знал, что в этот момент нужно наклонить голову набок и слегка улыбнуться. На языке телодвижений это означало: «ты идиот и можешь говорить мне всё что захочешь, но я себе цену знаю». И всё как обычно сработало верно.
— Чему ты радуешься-то? Хочешь мне своё дешёвое дерьмо втюхать? Я на твои уловки не поддамся, я засужу тебя и твой паганый магазин… — он только попытался перевести дыхание, чтобы продолжить эту тираду, маховик, вращаемый внутренним ядом уже запустился и Продавец отчётливо видел это в замутнённом взгляде. Так же он знал что в эту паузу, в это болевое место нужно нанести сокрушающий удар:
— Тут Вы абсолютно правы! Я бы сам на Вашем месте поступил бы точно так же! — Сказал Продавец и подытожил фразу лучезарнейшей улыбкой. Он прекрасно понимал, что это уже ниже пояса. В раскрученный уже маховик ненависти и злорадства он ловко вставил отвёртку и маховик слетел с петель с бешеным грохотом и скрежетом, который лёгким эхом выскочил из приоткрытого рта бедолаги.

Он выпучил наливающиеся кровью глаза, прошептал что-то невразумительное, но очевидно матерное и развернувшись медленно поплёлся назад. Он был раздавлен, он отравился собственным ядом. Сейчас он просто потерян, но через десять-пятнадцать минут у него поднимется давление. Это вероятнее всего из-за излишнего веса. Если бы он был худым, то наверное обострилась бы язва или прихватило поджелудочную железу…

Человек слаб и весь виден насквозь. Продавец проводил взглядом сальпугу, который сам откусил себе конечность и погрузился в мрачные размышления. Виновен ли человек в том, что он наполнен злобой, ядом и излучает ненависть? Ему от этого хорошо? Конечно нет. И этой злобой он заражает людей вокруг себя — им тоже рядом с ним плохо. С этой точки зрения он заслуживает наказания… Но такое наказание, заставить его переварить собственное существо — должно быть это слишком жестоко. Если такие сеансы продолжить до 5-10 раз, то пациент сальпосапиенс может умереть… или полностью исцелиться. Где бы найти эту границу?

Эту границу он ищет уже очень давно. По его меркам. Когда несколько месяцев назад с ним «случился» первый такой инцидент, он не вполне понимал, что происходит и стал жертвой по всем законам жанра. Тогда он не сдержался и легонько ударил кулаком по стеллажу. Учитывая его невероятную силу это плохо закончилось и для него и для неразумного покупателя. У него из зарплаты вычли стоимость стеллажа и всей поломанной продукции, а покупателя ударило ящиком с красками, которые хранили за стеллажём. Покупатель попал в больницу с переломом голени и ушибами, но в суд даже не думал подавать, хотя до катастрофы очень даже грозился и за гораздо меньшие провинности.

Сам Продавец наверное не получал бы зарплату и по сей день, если бы не выручил директора одной услугой. Конечно ему пришлось пойти на некоторую сделку с совестью, но если бы не эта возможность, чем бы он всё это время кормил жену и ребёнка? В то утро сторожа так и не поняли куда же пропали из международного порта два контейнера с продукцией из Китая, которые не могли пройти таможню уже третий месяц.
Товар тогда путём нехитрых бухгалтерских операций оприходовали в магазин и списали за одну ночь, а когда пропажа обнаружилась в порту, директор магазина долго упрекал международных контрабандистов, охрану порта и получил деньги по страховке за пропавший груз.

Конечно для директора этот неловкий нервный жест Продавца окупился сторицей, один удар по стеллажу испортил товара и оборудования на сотни тысяч, но вернул на миллионы. Он был несказанно рад, но виду не подавал. «Это сойдёт тебе с рук в последний раз!» — сказал он тогда с тяжело скрываемым удовольствием.

Надо бы этого директора тоже полечить, но вот только… не сдох бы тоже…

— Так и будешь тут торчать? Людей-то нет, иди помоги пацанам на складе! — его так внезапно вырвали из размышлений, что он вздрогнул.
— Да… иду, что там у Вас? — он всё никак не мог прийти в себя, хотя уже видел через стену склада, что пятеро ребят не могут выгрузить из фуры что-то большое. Хорошо видеть сквозь стены. Теперь Продавец уже заметил, что это был воздушный компрессор. Он навскидку оценил вес — килограмм шестьсот или семьсот, не больше.
— Да вот, компрессор пришёл под клиента, шестьсот сорок килограмм весит, выдернешь его из фуры? Тебе то это раз плюнуть… — помощник начальника склада на ходу обернулся и весело подмигнул.
— Конечно! — Продавец улыбнулся в ответ.


КОМПРЕССОР

Под компрессором стояли два поддона и один из них развалился то ли по дороге, то ли при неудачной разгрузке. Оба они были пришиты к компрессору десятком стальных лент и пытаясь вытащить его из фуры, ребята грузчики рискнули разрезать ленты. Они думали им это поможет, но это усугубило ситуацию — оказалось, что ленты ещё удерживали часть поддона от того чтобы полностью рассыпаться.

Теперь компрессор нельзя было подцепить двумя рохлями, только одной со стороны целого поддона, а от этого было мало толку. И, как на зло, поддон сломался именно с той стороны, где расчехлялась фура (она была с тентом, который снимался с одной стороны).

Когда он подошёл к краю пандуса, с одной стороны ребята безуспешно пытались приподнять край компрессора, налегая в три тушки на лом, а двое других ждали момента чтобы засунуть в образовавшуюся щель хоть краешек рохли. Но компрессор даже не отрывался от земли, а подложенный брусок трещал и рассыпался.

— Бросай парни, он пришёл! — один из тех ребят что нацеливал рохлю под компрессор заметил Продавца первым и с явным облегчением разогнул спину, — теперь можно на перекур.

Послышался смех и одобрительные восклицания, ребята по очереди перепрыгнули с фуры на пандус и каждый поздоровался с Продавцом:
— Ну привет, силач!
— Дарова, как сам?!
— Слава Богу, Ты пришёл! Я уж думал копыта протяну сёдня под этой дрянью!
Они не спеша отошли в сторонку и закурили на краю пандуса, глядя в Его сторону.

Продавец привык, что за ним наблюдают. Людям была не понятна его природа. Он их пугал и завораживал… И ещё он знал, что они делают ставки. Точнее он просто всё слышал, хотя они и старались говорить как можно тише.

Правда ставки были не на тему «получиться ли у Него выдернуть из фуры очередную ерунду весом в тонну или нет». Все отлично знали, что получиться. Одни ставили на то, что в этот раз он ничего не сломает. Другие заявляли, что обязательно сломает и готовы были назвать сумму ущерба.

Продавца такие пари нисколько не смущали. К тому же он сам давал повод к таким разговорам.

Он осмотрел компрессор и попросил принести две доски пятидесятки. Один из мужиков, который ставил на то, что Продавец ничего не сломает сделал довольную гримасу и кивком головы указал чтобы двое ребят помоложе исполнили просьбу. Те нехотя спрыгнули с пандуса и приволокли две двухметровых доски.

Когда продавец последний раз разгружал что-то подобного веса (кажется это была стопка их 6 или 7 чугунных ванн), он просто взялся за них и поднял вверх двумя руками. При этом весь вес ванн оказался сосредоточен на двух точках его ног и… нетрудно догадаться, что пол фуры под ним провалился и ванны с грохотом разлетелись по складу. Хорошо, что к этому моменту грузчики уже были научены горьким опытом прежних разгрузок и успели попрятаться. Однако чинить фуру пришлось всё таки им. Да и товар некоторый всё же попортился — шутка ли летящая чугунная ванна…

На этот раз он положил две толстых половых доски себе под ноги и аккуратно приподнял край компрессора одной рукой. Он выждал несколько секунд — доски даже не захрустели, хороший знак! Тогда второй рукой он уцепился за верх компрессора и уже хотел приподнять его над полом фуры, но сзади послышался свист и восклицания:

— Ээээ, эээ, стой не так! Хорош, хорош! Это же кожух, оторвётся! — Продавец успел остановиться, но на синем корпусе всё же остались вмятины от пальцев, а краска немного облупилась, — Как лучше сделать? — Продавец обернулся к грузчикам.
— Надо хвататься за раму… Попробуй снизу, может быть… — Продавец отчётливо слышал всё то, что советчики прибавляли шёпотом. В основном речь шла о том, что он олух и что «сила есть, ума не надо». Он не обижался.
— Парни, помогите ему снять защиту, там можно будет за раму ухватиться и всё получится! — двое из грузчиков, те что подавали доски шустро перепрыгнули с пандуса в кузов фуры и сняли с компрессора кожух из крашенной штампованной стали. Теперь было видно раму из грубо обработанного широкого стального угла. Части конструкции были сварены и от швов по металлу веером расходились цвета побежалости.

Продавец взялся за два вертикальных угла из которых была собрана рама, расставил ноги на ширине плеч на двух подготовленных досках и медленно поднял компрессор весом шестьсот сорок килограмм почти на вытянутых руках перед собой. Он замер на секунду, чтобы вернее оценить следующее действие, и в этой секунде абсолютной, как казалось, тишины один из грузчиков так выразительно присвистнул, что остальные не удержались и громко рассмеялись.

Грузчики покатывались со смеху, свистевший стоял в изумлении, а Продавец аккуратно переставил левую ногу за правую на ту же пару досок, и осторожно развернулся, продолжая держать компрессор на вытянутых руках в сторону пандуса. Он внимательно следил за тем, чтобы ничего не задеть, но, казалось совершенно не был напряжён. Когда груз полностью повис над пандусом, Продавец сделал шаг из кузова на пандус, при этом накренившаяся фура весело подпрыгнула, а Продавец не спеша занёс шестисот сорока килограммовый компрессор в склад именно так, как пятилетняя девочка занесла бы домой запачканного котёнка или щенка.

Он совершенно не слышал их шуток и смеха, не слышал, что его поблагодарили. Он опять задумался…
ДОМОЙ
Продавец помнил, что верхнюю защитную крышку компрессора он всё же немного покорёжил, когда неловко ухватился за неё сверху. Он так же знал, что директор это как минимум не одобрит и придумает ещё один способ искупления страшной вины. Этого не избежать, но пусть это будет не сегодня, пусть завтра… Сегодня ему хотелось поскорее попасть домой, а не летать за сотни километров за контейнерами, не вытаскивать фуры из разлившихся рек… Это всё равно придётся делать, но пусть завтра, сегодня он уже не выдержит.

Он не знал почему, но именно сейчас ему это казалось особенно унизительным, мелким и даже мерзким. Его передёрнуло от одной только мысли о том, что директор уже всё знает и ждёт его внизу у выхода из раздевалки. Предчувствие? Предвидение? Не имеет значения: нужно действовать.

Он встал на стул и открыл узкое окно под потолком раздевалки, свежий воздух осеннего вечера обдал лицо и приятно защипал в ноздрях. Продавец вдохнул его полной грудью и закрыл глаза. Это был не просто запах, это было непередаваемое ощущение осенней природы. Сейчас он хотел прочувствовать его каждой клеточкой своего тела. Он задержал дыхание на несколько секунд, а потом открыл глаза. По всему телу пробежала судорога — это оно… он принял в себя частичку этой Осени.

Узкое горизонтальное окно под самой крышей огромного строительного магазина было не лучшим решение для побега — вылазить получалось как-то совсем не красиво. Он по пояс торчал в окне лицом вниз и уже пару секунд размышлял о том, как же вывернуться поизящнее. Но всё же изяществом пришлось пожертвовать, когда снизу он услышал голос директора. Директор был ещё далеко, по примерным оценкам у беглеца ещё были в запасе две или три минуты, но воспоминания о последнем полёте в черноморский порт за двумя контейнерами быстро отрезвляли. Он сильно оттолкнулся руками и выскочил из окна, как пробка из бутылки Советского шампанского. Пролетев метров десять или двенадцать он упал прямо на парковке и судя по звукам передразнивающих друг друга сигнализаций, зацепил пару машин.

— Вооооот… с такой работой разучишься летать даже, — он с досадой заметил, что порвал штаны. Поднявшись и отряхнувшись, он стыдливо обернулся по сторонам — не видел ли кто-нибудь этого цирка, как то обидно это всё получилось. Но вокруг никто его не замечал. Метрах в двухстах парочка не спеша двигалась в обратном от него направлении. Ещё двое случайных прохожих торопились, закупорив уши белыми затычками наушников, трое молодых парней громко обсуждали несбывшиеся похождения у полуразвалившейся копейки.

Продавец расправил плечи и поднял взгляд в тёмное осеннее небо — оно было густым и бездонным одновременно. Из него величие и сила текли потоком прямо в лёгкие. Этим небом невозможно было надышаться, в него невозможно было насмотреться… такое небо бывает только осенью. Он опустил голову, немного присел, напрягая мышцы всего тела, стремительно оттолкнулся и взмыл в гущу ночных облаков, растворившись в багрово-оранжевых отсветах недремлющего города. В том месте, где секунду назад были его ноги асфальт заметно продавился и растрескался, а соседствующая с этим местом лужа медленным ручейком стремилась заполнить новое углубление…


ОНА

Она никогда не ложилась спать, не дождавшись его с работы. Даже когда он возвращался очень поздно. Так её мать всегда дожидалась её отца, а бабушка — дедушку. Это не то чтобы семейная традиция… скорее семейная привычка.

До прихода Мужа оставалось ещё около тридцати минут. Это было точно, у неё было очень хорошее ощущение времени и она уже приучила его приходить вовремя. Вообще «вовремя» и «правильно» были её любимые слова. И Муж вполне поддавался дрессировке, постепенно начиная привыкать к порядку, который устанавливался поколениями.

Лёгкий ужин был почти готов, когда она услышала, как ключ повернулся в замочной скважине. Мельком взглянув на часы, она сразу всё поняла и хмуро сдвинула брови. Она точно знала, что он не уйдёт с работы раньше положенного. Так же ей было известно, сколько нужно времени, чтобы добраться от магазина до дома на автобусе — ну уж точно не 6 минут. Муж определённо опять летал, а она этого не любила. Почему не любила? Может потому, что никогда не прилетали с работы её папа и дедушка… может потому, что летать вообще противоестественно.

Конечно свою роль играло то, что она за него боялась. Хотя суть этого страха была уж слишком иррациональна. Ведь в тот день, когда они познакомились, он спас её от летевшего на всех парах грузовика. Тогда будущий Муж нежно отодвинул испуганную девушку с дороги несущейся громадины и сам встал на её пути… ни ссадин, ни царапин после столкновения она на нём не видела, хотя машину он помял сильно. А сколько раз он приземлялся, уродуя дорожки во дворе? Иногда ей даже хотелось, чтобы он отбил-таки ноги! Но нет…

Он старался открывать дверь как можно тише, но та всё равно заскрипела — порою окружающие нас обычные предметы просто преисполнены коварства и предают наши лучшие побуждения.

— Привет, Любимая! — он вплыл на кухню с самой солнечной улыбкой. Не то чтобы он притворялся, нет. Он и правда был очень рад её видеть, но в то же время и нутро и разум говорили ему, что нужно приложить все силы для компенсации своего проступка.

Любимая не повернулась к нему и молча стояла уткнувшись лбом в холодильник. Это был плохой знак. Ну и не удивительно! Ведь он летал, промочил всю одежду и порвал штаны. Да к тому же он нарушил её планы.

Продавец опустил глаза, смущенно сжал губы в подобие невесёлой улыбки и хотел подойти и обнять её за плечи…
— Стой! Не надо… ты мокрый и холодный. Переоденься и приведи себя в порядок сначала, мы только поправились, — он остановился как вкопанный, постоял с секунду и развернувшись поплёлся в ванную.

Он быстро разделся, растёрся полотенцем, натянул сухую футболку и лёгкие тренировочные штаны. Уже было собравшись идти на кухню, он случайно заметил свое отражение в зеркале и замер. Он разглядывал крупную фигуру, лицо, руки… разглядывал долго, как ему показалось. Разглядывал и никак не мог понять:

Что я делаю не так?

Что? Может это меня надо вылечить и я от этого могу сдохнуть? Я без преувеличения уникальный… но таскаю контейнеры из портов и разгружаю ванны. Не то чтобы это плохо, нет… просто мне от этого тоскливо. Просто иногда я оборачиваюсь на свою жизнь и… мне становиться тошно… просыпается такая злость, что хочется разнести этот магазин… а ведь я могу это сделать на счёт раз…

— Ты переоделся? — она выдернули из размышлений, он встрепенулся и поспешно двинулся в сторону кухни, а удивлённое отражение застыло в зеркале…
— Как прошёл день? — ей очень хотелось сейчас, когда он молча жевал уткнувшись в тарелку, чтобы этот вопрос прозвучал как можно более непринуждённо. Она уже даже жалела, что злилась на него, хотя вобщем-то почему злилась? Она и сейчас злится. В ней как будто два состояния перетягивают канат. Раздражение и обида говорят, что он не заботится о ней и о ребёнке, что он невнимателен и забывчив, что он не достаточно нежен и не очень то догадывается о том, чего же хочется ей. Но с другой стороны была… наверное Любовь: Она сожалела, что расстроила его — а теперь уже было очевидно, что он замкнулся и по опыту она знала, что вывести его из этого состояния будет очень тяжело…

Он прекратил жевать, медленно поднял взгляд и в этот момент ей показалось, что он видит её насквозь этими пронзительными, дорогими голубыми глазами… Раздражение и Обида лишились сил и оступившись полетели в пропасть, её глаза начали наполняться слезами и…
— Всё прошло хорошо. — он ответил так внезапно, сухо и безжизненно, что она впала в невольный ступор. Его голос говорил совсем не то, что говорили его глаза. И опустив эти глаза он снова принялся жевать, а по её щеке всё же прокатилась слеза. Ей и вправду показалось? Он не видел её насквозь, и в его глазах секунду назад она разглядела не Любовь? Или его Любовь так глубоко запрятана в его существе, что она даже не может смягчить его голос…

Он доел молча, она тоже не нарушила этого молчания. Они быстро легли спать. Уже засыпая он вспомнил, что не зашёл в комнату малыша — он всегда заходил посмотреть на него спящего и поцеловать. Но сегодня он забыл — уже в полудрёме он почувствовал смутное сожаление и… провалился в сон.

Она несколько минут искала слова чтобы пожелать ему хорошей ночи не так как обычно — она верила, что в словах сокрыта большая сила и они могут пробуждать и воскрешать. И уже решившись сказать что-то она внезапно поняла, что он уже крепко спит… В этот момент жгучая обида в смеси с болью захватили всё её существо и уткнувшись в свежую наволочку она затряслась всем телом и проплакала минут сорок, пока не забылась беспокойным сном.


ПРОБУЖДЕНИЕ

Внезапно он понял, что уже не спит. Так иногда бывает — ты вдруг понимаешь, что уже несколько минут смотришь в потолок и не спишь, но эти несколько минут ты был как будто не ты. Вроде кто-то другой смотрел из твоего тела, а сам ты был ещё далеко в своём сне, который мучительно пытаешься вспомнить сейчас. Так и он пытался вспомнить, что же он видел. Это всегда бывало секундное состояние, и каждый раз оно было таким ярким, но уже минуту спустя он этого не помнил. И в этот раз как и прежде он пришёл в себя, сел на кровати стараясь не побеспокоить её, и посмотрел на колючие зелёные цифры электронных часов: Час ночи, он проспал совсем не много. Но что-то всё же вырвало его из глубокого сна. Он не знал, что это было, но в нём начали всплывать смутные далёкие чувства утраты и сожаления… Как будто он что-то не успел сделать.

Эти чувства наполняли грудь, но он не мог понять, что же он не сделал. Это был как бы шар серо-зелёного цвета, который поднимался снизу к груди, но чтобы проникнуть в его содержимое, ему нужно было зацепиться за него, вытащить наружу, разгадать его загадку… и вдруг его осенило — он же не поцеловал на ночь малыша, он же не видел его перед сном, поэтому его и выдернуло из этого мучительного кошмара, поэтому он и проснулся в таком исступлении.

Он на сколько это было возможно быстро встал с кровати и начал ощупью красться в детскую. Продавец помнил, что дверь туда скрипела и он давно хотел её смазать, поэтому сейчас держась за ручку он приложил максимум сил к тому чтобы открыть её как можно осторожнее и нежнее — дверь медленно пошла вперёд и заглядывая в комнату он увидел, что прямо в окно дробясь о резную занавеску заглядывает яркая луна. От этого в детской было так светло, что он удивился и обрадовался одновременно.

Невольно улыбаясь он осторожно прокрался к кровати малыша переступая через игрушки — это его так умилило… он видел машинку, которую купил ему неделю назад, перешагнул через кусок собранной железной дороги, которую ему подарил на прошлое Рождество Дед Мороз и медленно опустился на кровать придерживаясь за край обеими руками чтобы она ни в коем случае не заскрипела. Это получилось — он сел абсолютно беззвучно и от этого ему стало ещё приятнее, он медленно повернул голову туда, где спал его маленький сын.

Он помнил как выглядит его спящий малыш и этот образ за работой часто всплывал в его воображении за работой. Он ценил каждую секунду, когда мог вот так смотреть на него и вот эта секунда пришла и… при взгляде на сына на его лбу мгновенно выступил холодный пот, все его внутренности в одну секунду сжались в жгучий комок боли и ужаса, его глаза широко раскрылись и он вспомнил всё… всё то что ему только что… приснилось? Нет! Теперь он видел, что всё это было не сном! И это осознание его парализовало, он не мог пошевелить ни рукой ни ногой — всё как бы затекло и застыло и сам он чувствовал себя стеклянной статуей, полой внутри и залитой доверху смрадным огненным сожалением, которое испытывает человек, который не в силах уже ничего вернуть. Он не смог бы сказать, сколько он так просидел, но в какой то момент одна капля этой зловонной жидкости, которая переполняла всё его существо слезой скатилась по щеке, обжигая кожу. И тогда ступор прошёл — он медленно опустил голову на руки.

Да. Всё что он видел на самом деле не приснилось ему. На той же кровати, на которой он сейчас сидел, спал его сын, но… Но только это уже был не его маленький сын с которым ещё «всё впереди»… не тот сын с которым он ещё только сходит на рыбалку и которого он научит кататься на велосипеде, которому ещё будет читать сказки, которому будет помогать делать уроки. Не тот. Ведь он упустил все эти возможности. Он упустил все эти годы — это было не сном — его сыну 22 года, с того вечера прошло 20 лет. Всего этого уже не будет, а он всё думал «сейчас-сейчас»… он проспал и проработал все эти годы…

Он сидел не шевелясь и почти не дыша — только слёзы горячими струйками стекали по его рукам. И вдруг он почувствовал, что юноша открыл глаза. Продавец поднял голову и посмотрел на сына безумными и красными от слёз глазами.

— Папа? Привет, ты что тут делаешь? — Продавец увидел его взгляд. Да, это были те же глаза задорного мальчугана, что и 20 лет назад. Те же голубые глаза, что и у него самого. Тот же прямой и пронзительный взгляд… но что-то было по-другому. Что? Ему только стоило задаться этим вопросом и он сразу сам ответил себе на него.

В этом взгляде уже нет того восхищения. Пропал тот детский восторг, который как бы говорит всем вокруг — Смотрите! Это мой Папа!
Нет. Сейчас он не смотрел на него как на гиганта, который может абсолютно всё, но как на карлика, согнутого под тяжким бременем жизни. Он смотрел с тоской и жалостью и как бы спрашивал:

Как? Как ты стал таким? Куда подевался тот Великий Человек, которого я помню в детстве? Почему ты позволил им сделать это с тобой, почему не дал отпор и не остался Гигантом?

И Продавец не выдержал:

— Но, сынок, я старался только для вас: для тебя и мамы… Я работал, я делал всё возможное…
— Да, я помню — ты работал всегда, мы тебя даже не видели. Когда ты не был на работе, ты работал ещё где-то… Но только мы не просили это ради нас делать, нам это не было нужно. Я знаю, сейчас ты спросишь: что же было нужно нам… Вот мне нужен был папа. Мне нужен был Папа-Супермен. Папа, который может всё!

Ты знаешь, сколько раз мама рассказывала мне о том, как вы с ней встретились? Она рассказывала это столько раз и делала это с таким восторгом, что скоро я перестал верить в то, что это правда. И не надо удивляться и убеждать меня. Я видел тебя по вечерам уставшим и недовольным. Обиженным и… одним словом я понимал, что ты не можешь постоять даже за себя перед своим начальником. Как же ты мог спасти маму от того грузовика?

Я видел, что ты не был доволен своей жизнью, но не мог изменить её. Ты не мог переделать одну свою жизнь, хотя я знал, что ты очень сильный и всё прочее… Как ты смог бы защитить меня или кого-то ещё, как ты смог бы поменять мир если не можешь изменить свою жизнь? А если ты не мог поменять мир, значит ты не был тем, в кого я верил, когда был ребёнком.

Это было уже давно, но я запомнил этот момент на всю жизнь. Я смотрел мультфильм и там был буйвол. Он был невероятно силён и могуч. Он мог рвать и топтать врагов, защищая своё стадо, но он был прикован к сохе и… пахал поле. Я вдруг понял, что это ты. И ты сам позволил приковать себя к этой сохе. Прости, Папа, но это правда!

Чистая правда…

Продавец молчал и слёзы продолжая обжигать холодную кожу лица стекали по щекам. Он и сам сейчас осознавал до рези в затылке, что это правда… И это слово:

Правда! Правда! Правда!

гулкими выстрелами отдавалось во всём его существе, причиняя невообразимую боль. Он крепко зажмурился, согнулся всем телом и медленно сполз с кровати на колени прижимаясь лбом к длинному ворсу ковра в комнате своего сына. Он горько плакал и ему не становилось легче. И он отчётливо чувствовал, что он действительно Не-Папа-Супермен. Он не сможет сейчас остановить грузовик или летать или даже подняться на ноги — он потерял свои способности.

— Все! Все свои способности, все возможности я растратил за эти 20 лет на ерунду и пошлые потехи. — Он стиснув зубы скрипел в пол не открывая глаз, — Я потерял свою жену — ту историю сотни и тысячи раз она рассказывает уже не про меня, а про другого человека. Я потерял своего сына, я потерял своё прошлое и свое будущее. Да, я потерял Самого Себя…

— Мы не всё теряем безвозвратно, что-то можно найти… — эти слова прозвучали в его голове как раскаты грома он медленно разжал руки и поднял голову. Голос был не его сына, но всё же это говорил ребёнок. Его глаза всё ещё были крепко зажмурены, когда он понял, что в его руках остался не искусственный ворс дешёвого ковра, а что-то другое, мокрое и холодное. Он открыл глаза и от слепивших веки слёз долго как ему показалось не мог посмотреть на свои руки. Он несколько раз зажмуривал и снова открывал глаза прежде чем смог увидеть ладони с небольшими комьями земли и пучками травы, застрявшими между пальцев. Трава была вся покрыта росой и как будто светилась изнутри тёплым золотисто-зелёным светом. Он распрямил спину и комната, стены которой он явственно ощущал ещё секунду назад внезапно раздвинулась до вселенских размеров и в той стороне, где только что была кровать его сына стык неба и земли окрасился яркой красной полосой. Там зарождалось солнце.

Оно неспешно расковыривало горизонт. Медленно вылезая наружу, раздвигало туман и окрашивало небо радостью, землю жизнью. Этот растущий краешек солнца занял всё его существо, и он чувствовал, что ему становилось теплее и теплее с каждой секундой. Всё было так, будто этот далёкий уголёк отогревал и его крепкое тело и его измученную душу. И он понимал, что солнцу это тоже приятно. Оно смотрелось в его глаза и видело там своё отражение и Ему тоже становилось теплее и веселее. А может это была лишь фантазия Продавца, который стоял на коленях на мокрой траве, обессиленно опустив руки по швам и смотрел в самое сердце восходящего светила, не в силах оторваться, остановиться, пошевелиться. Его глаза уже совсем высохли, а ноги уже совсем замёрзли от промокшей пижамы, когда нижний краешек весёлого и доброго огненного шара отлепился от тёмного горизонта и осветил целую вселенную.


ВОСХОД

Внезапно вокруг появилось много всего — жёлтые лучи запутались в клубах тумана, который прятался в низине озера чуть впереди, и ютился в овражках и впадинах вокруг, трава местами короткая, местами высокая и густая слепила искрами росы и переливалась жемчужными ожерельями паучьих паутин. И в этот момент, Продавцу показалось, что пока солнце только карабкалось из-за горизонта, оно было концентратом всего этого чуда, его вместилищем, и лишь выбравшись на свободу, оно выплеснуло в мир, который ещё секунду назад был настолько же пуст на сколько и мрачен всё это великолепие красок и жизни. Да, теперь он понимал совершенно точно, что и трава и озеро и бирюзовое небо если и были минуту назад, то были лишь суррогатами и искусственной заменой, а сейчас вот только что их породило солнце. Он был поражён этим открытием и его с невероятной силой потянуло вперёд, к озеру.

Он встал с колен и с трудом согнулся, чтобы отряхнуть налипшие на пижамных штанинах комья черной земли, но та въелась в светлую ткань вместе с зелёными следами от травы.

— Не парься, засохнет — отряхнёшь! А дома потом застираешь, пока все будут заняты. — И тут Продавец вспомнил, что этот же голос говорил ему до того как солнце встало, он понял, что всё это время был тут не один. Он оглянулся — чуть позади справа от него стоял мальчик.

На мальчике была лёгкая куртка поверх замусоленной майки, потёртые джинсы и сине-белые кеды. В руках он держал удочку и полиэтиленовый пакетик. Это был не его сын, но что-то было в нём очень знакомо.

— Привет, — удивлённо пробормотал Продавец, потом немного замялся — вся эта ситуация была какой-то нелепой, не вязалась и сбивала с толку, — это ты сказал, что что-то можно найти… ну что не всё мы теряем безвозвратно? Так?

— Да, я сказал. Я же терял эту удочку — две недели не мог найти, уже заработал на новую, а потом нашёл. Помнишь? — Продавец мучительно соображал, его лицо напряглось, он пристально смотрел на самую обычную синюю удочку с красным поплавком — она тоже была какая-то знакомая, но… в его детство такие удочки были у всех и… Да! Он понял!

— Да это же моя удочка! Как? Как она у тебя? Куда ты её терял?

— Драсте-приехали! Я терял! Ты-ы-ы терял, — мальчик ехидно улыбнулся и наклонил голову набок. Продавец стоял мгновение совершенно ошеломлённый и… вдруг солнце как будто поднялось над его разумом снова.

Как же он мог не увидеть этого сразу. Эти джинсы — он носил их не снимая до тех пор, пока они не отвалились от пояса, эта куртка, этот пронзительный и ехидный взгляд голубых глаз.

— Ты… ты это я? — эти слова он произнёс почти шёпотом. Это почти не было вопросом. Да, скорее он сказал это утвердительно и даже не мальчику, а самому себе.

— Ну наконец-то допёр! Неужели я так отупел за эти годы? Что ты там со мной делал, что я стал таким тугодумом? — он снова ехидно улыбнулся и опустив голову медленно побрёл в сторону пруда, — идём, а то самый клёв прозеваем. Продавец тихо рассмеялся и неспешно двинулся за самим собой, точно так же наклонив голову. Да, у него не было сейчас такой же смешной чёлки, которая весело отвисала и болталась из стороны в сторону, но он вспомнил, как ему это нравилось и почему он ходил опустив голову вперёд.

— Да не отупел я вовсе, просто у меня знаешь ли тут проблемы есть в жизни, вот и медленно соображаю… — смущённо пробормотал Продавец.

— Да какие там проблемы? Ты же лучше меня знаешь, что все твои «проблемы» гроша ломаного не стоят и не имеют вообще никакого значения? — на этот раз он говорил совершенно серьёзно.

— Не имеют никакого значения для меня или для вселенной? — решил съязвить уже Продавец.

— Ни для тебя, ни для вселенной, — отрезал мальчик.

— Но как… ведь события в моей жизни влияют на мою жизнь…

— Неее… не так! На твою жизнь влияешь только ты! Если конечно ты хочешь на неё влиять… Если не хочешь, то конечно не влияешь — тогда уже влияют события, это факт. Но пойми одну вещь: если ты сам на свою жизнь не влияешь, то не стоит париться насчёт этих всех событий, расслабься и доверься течению! Зачем волноваться и париться, если ты всё равно не планируешь ничего делать? Если же ты влияешь на свою жизнь, то тем более не стоит париться! Зачем тратить душевные силы на переживания — лучше сразу действовать!

— Сразу действовать? А если ошибёшься?

— Да пофиг! Быстрее ошибёшься — быстрее научишься делать правильно! Ты помнишь, как ты первый раз прыгал с вышки в пруд? Вон, она ещё стоит! — Они уже подошли к озеру и Продавец видел на дальнем его берегу старую ржавую вышку. Её там вкопали его отец и дядя, сварив из подручных материалов много лет назад. Ему тогда было лет десять.

Он всё это прекрасно помнил и эти воспоминания вызывали у него улыбку. Это был первый день, когда они поставили вышку и все ребята прыгали с неё бомбочкой, поджимая ноги под себя и обхватывая их руками. И он тоже так прыгал, но очень скоро ему так стало не интересно. Ему захотелось прыгнуть «рыбкой» и он залез на вышку и… не смог. Почему то было страшно. Тогда у него уже проявилась его невероятная сила, зрение и слух, но он не знал что может летать. И эти 4 метра над водой, полёт вниз головой — ему было страшно. Он стоял на вышке и не мог прыгнуть, а ребята снизу подгоняли его. Спуститься с вышки не прыгнув было бы позором, но изменить своей цели и прыгнуть не «рыбкой» он уже тоже не мог. В тот раз он простоял на вышке сорок минут, дело шло к вечеру и все уже собрались идти домой, многие ребята уже оделись. Тогда он понял, что сейчас он или прыгнет, или спуститься по ступенькам. И он прыгнул, больно упал на живот, но победил страх. Потом прыгнул ещё раз, ещё раз…

С тех пор он таким же способом научился летать, так же он первый раз дрался, защищая девочку из своего класса, так же первый раз её поцеловал, так же водил машину, так же делал всё новое. Только сразу, не выжидая сорок минут или сорок дней. Да у него было такое правило — «быстрее ошибёшься, быстрее научишься». Пусть будет больно, пусть сначала не получиться, но я научусь.

— Куда же делось это правило теперь? — только сейчас Продавец понял, что рассуждал и вспоминал вслух… Или просто мальчик видел его мысли? Понимал всё, что думает и чувствует Продавец даже не глядя в его сторону, неспешно раскладывая старую удочку…

— Я не знаю, как-то вот получилось так… — он действительно силился сейчас понять, как же так вышло, что он забыл правило, которое столько раз делало его лучше и сильнее.

— Просто не верь им, они делают это из страха или для самоутверждения. И то и другое низкие мотивы. Одни говорят тебе, что ты не сможешь лишь потому, что не смогут они. Если ты будешь слышать это слишком часто, то сложно будет не поверить. Другие говорят, что ты не сможешь, чтобы ты не догнал и не обогнал их — они чаще всего будут рассказывать ещё и о сложностях, которые они уже знают, а ты ещё нет. Третьи говорят, что ты не сможешь, лишь повторяя слова первых или вторых. Они даже не думают о том, чтобы пробовать — они лишь ретрансляторы: услышал — повторил.

Раньше ты точно знал из своего собственного опыта, что каждая ошибка лишь приближает успех. Теперь ты слышал их, они говорили тебе уже тысячи раз и ты уже почти поверил, что каждая ошибка лишь подтверждение их слов: «Ну я же тебе говорил»…

Так вот, не верь им. Ведь ты уже сделал больше чем они смогут сделать за всю жизнь и теперь перед тобой выбор — стать таким как они, или продолжать быть собой.

— Я хочу быть собой! — Продавец оторвал взгляд от поплавка и пристально посмотрел на мальчика, но тот не повернулся к нему.

— Это хорошо, что ты хочешь быть собой! — он весело рассмеялся, — Я не хочу умирать или пропадать, я хочу жить в тебе и с тобой! А ты меня не слушаешь… ещё несколько лет в таком темпе и пищи пропало!

— Да! Пищи пропало — ведь именно так мы говорили в детстве, пищи, а не пиши…

— Ну вот пищи, не пищи, а знай, — мальчик повернул к нему очень серьёзное лицо, — никогда не верь им, ты лучше знаешь что тебе нужно, слушай сердце, слушай меня. Помни, что каждая ошибка на пути к мечте, это ступень вверх, а не ступень вниз, как говорят тебе они. Верь, чтобы не случилось, я поддержу тебя, я верю в тебя и я горжусь тобой, ведь ты рождён для великих дел. Иначе для чего ты наделён всеми этими возможностями? Неужели ванны разгружать?

Он смотрел на него пристально, серьёзно и молчал не отрывая глаз минуту или две.

— Ну так ты всё ещё хочешь быть собой?

— Да, я хочу быть собой.

— И ты всё ещё хочешь всё исправить и найти то, что потерял?

— Да, конечно хочу! — мальчик задумчиво кивнул и положил удочку на берег рядом с собой, медленно погрузив верхний конец в воду, при этом леска потянула поплавок и тот пополз к берегу, оставляя лёгкие волны на дымящейся спокойной воде.

— Ну что ж, тогда полетели со мной, — он встал придерживаясь рукой за пучок травы, отряхнул штанины не то чтобы от грязи, а скорее по привычке. Потом поправил куртку и откинул со лба непослушную кучерявую чёлку, выдохнул и, видимо решив, что готов, сел на корточки, — ты со мной? Или передумал?

— Я конечно с тобой! — Продавец тоже присел и напрягся для прыжка. Мальчик повернул голову к солнцу и внезапно распрямился, как сильнейшая в мире пружина и исчез в слепящих утренних лучах. Продавец усмехнулся и взмыл за ним.


ПОЛЁТ

Как давно он не видел свою землю с этой высоты в это время дня. Сияющие лужи озёр, мшистые пучки лесов, сверкающие лезвия рек и выбритый бархат полей перемежались обломками городов, которые больше напоминали детали детского конструктора, наваленными на сине-зелёном волшебном ковре. Мальчишка постоянно дразнил его, то пролетая под мостами, то щекоча носком старых кедов замшелую гладь старого пруда. Всё это было так, словно ему самому вдруг стало 14 лет.

Они летели и летели до тех пор, пока впереди не показалась глухая чёрная стена.

— Что это? — спросил Продавец, и, вглядевшись сам вдруг понял, что это вовсе не стена. Это огромная чёрная туча, настолько плотная и огромная, что в городе под ней будто бы была ночь, хотя вокруг светило солнце.

— Что это? Даже не спрашивай меня! Это же твой город. Город в котором ты живёшь. — мальчик говорил это с напускным безразличием, но Продавец чувствовал, что ему тоже от этого вида не по себе.

— Мой город… Но почему эта туча? Почему там ночь? — он ещё не закончил свой вопрос, но уже знал ответ на него, — Потому что я видел его только ночью. Я отправлялся на работу затемно и возвращался по темноте. Для меня это город ночи, другим я его даже не знал…

— В точку! У меня от этого города вообще мурашки по спине! — мальчик дёрнул плечами, как будто от холода, — но делать нечего, нам туда! Летим?

— Конечно летим! — Продавец наконец оторвал взгляд от чёрного города и посмотрел на мальчика. Тот улыбнулся и рванул в тёмный город.


ТЁМНЫЙ ГОРОД

Буквы на крыше огромного магазина строительных материалов призывно светили в тёмную осеннюю ночь ярким красным огнём. Они должны были служить маяком для всех, кому нужен ремонт этим холодным вечером. Невдалеке от первой буквы на самом краю мокрой крыши сидели мальчик в лёгкой курточке и потёртых джинсах и здоровенный дядька в светлой смешной пижаме. Тёмное небо, видимо силясь затушить угольки спасительных буков поливало битум крыши, цветные шлепки машин и асфальт под ними холодным колючим дождём.

— Что нам здесь нужно? — Продавец ёжился, растирая мокрые замёрзшие руки друг о друга.

— А точнее: Кто! Нам нужен кто, — мальчик пристально всматривался в темноту, — а вон он идёт, — под холодные пятна фонарей из кромешной темноты переулка выплыла понурая фигура. Продавец сразу узнал её. В нём начали всплывать прежние эмоции. Правда после того, что он уже пережил сегодня они не были такими настоящими — это были как бы воспоминания о чужих далёких чувствах:

Как же их исправить?

Это был тот самый сальпосапиенс, который искал жертву в магазине тем далёким вечером.

— Это же он! — Продавец удивлённо повернулся к мальчику, — неужели именно он нам нужен?

— Да, именно он. Не отвлекайся, смотри. — Продавец снова повернулся в сторону подваленного далёкого прохожего.

Тот всё плёлся, медленно перебираясь из одного светового пятна в другое и, внимательно глядя на усталую грузную походку Продавец как это часто бывало прежде стал изучать детали и обстоятельства… Он шёл без зонта, хотя на улице шёл дождь. Впереди него метров на пятьдесят семенила парочка и их походка так же разительно отличалась от его, как яркость сегодняшнего утра от мрака этого ночного города.

Справа от него была стоянка, на которой ещё оставалось с десяток автомобилей даже в такое время. Возле одного из них стояли трое парней. Он их тоже вспомнил — они громко обсуждали какую-то пошлость, когда он постыдно бежал от своего начальника через маленькое окно в раздевалке. Продавец усмехнулся — всё это было как будто сотню лет назад…

Парни гоготали и извивались, когда полный мужчина в спортивной куртке поравнялся с ними. Один из них похлопал другого по плечу и показал на него пальцем. Тот издал звук показного удивления и театрально присел, выдав судя по всему какую-то плоскую шутку. Продавец предположил это потому, что двое его друзей радостно зашевелили телами не вытаскивая рук из тёмных штанин.

— Э, папаш! — окликнул мужика шутник, — Дай прикурить та, ё-маё!

Папаша как будто не заметил этого оклика и продолжал идти дальше, но от внимательного взгляда Продавца не ускользнуло то, что могли не заметить другие люди: услышав этот голос мужик в спортивной куртке слегка вздрогнул. Это было едва-едва уловимое движение. И его заметил не только продавец, но и опытные гопники. Шутник понял, что это значит.

Видимо мужик знал этих ребят и сталкивался с ними не в первый раз. Продавец тоже учился в школе и тоже сталкивался с такими субъектами. Они медленно испытывают вашу упругость и вашу внутреннюю силу. Каждый нажим всё сильнее и сильнее. И жертва понимает, что следующий укол или удар будет сильнее предыдущего и невольно вздрагивает. И это выдаёт в жертве жертву — в хищнике просыпется азарт.

По шевелению скул далёкого лица Продавец понял, что гопник заулыбался:

— Э, стой! Куда пошёл то! — он поковылял как бы нехотя за «папашей», а его друзья предусмотрительно озираясь потянулись следом, — Стопэ, мужик, я те, блин, говорю! Стой скотина! — Последние слова уже перешли на агрессивный крик. Мужик замедлил ход и… это окончательно погубило его.

Первый парень перешёл на лёгкую трусцу, за три-четыре шага догнал мужика и схватил его за плечо, небрежно дёрнув его на себя. Мужчина развернулся, а пацан согнулся уперевшись руками в колени, показательно стараясь отдышаться:

— Мне чо, бегать что ль за тобой, сволочь? — он задрал на него рожу с выпученными глазами, — закурить дай!

— Я не курю… — Продавец явно расслышал нотки извинения в голосе несчастного.

— Да ты чо? Правда чтоль? — это видимо было смешной шуткой, потому что двое подтянувшихся весело заржали, — ну тогда дай позвонить! А то у меня телефон сел, а маманя волнуется наверное, — парни снова закатились истеричным смехом питекантропов.

— Ребят, я спешу, у меня дела…

— Опа, пацаны, он торопиться, — вальяжно переминаясь с ноги на ногу он всё сокращал расстояние, всё больше и больше проникая в личное пространство мужика, — а куда тебе торопиться-то братан? — при этих словах как будто бы дружески хлопнул его по плечу, а двое других уже уже были справа и слева от него чуть за спиной, — давай телефон, скотина, говорю же позвонить надо!

Он так выделил ругательство, что Продавец увидел как зашевелилась лысина несчастного мужика.

Это видимо безмерно распалило хищный азарт главного гопника и тот изобразив показное понимание и удивление протянул руку к левому дружбану и, как бы обращаясь к нему, нежно пропел:

— А чо, Пипа, мож отпустим дядю? Он же торопиться… — это был ключевой момент, Продавец это хорошо знал. Мужик как бы увидев проблеск надежды на избавление обернулся вопросительно к не отягчённой интеллектом физиономии Пипы и тут же получил хлёсткий удар в правую скулу от главного упыря:

— На-а-а-а! Говорю, дай телефон, значит давай! — мужик выпучил глаза от удивления и едва удерживая равновесие сделал пару неловких шагов назад. Упырь шустро прочувствовал момент и сильно толкнул его ногой в живот, мужик упал навзничь. Пипа быстро прижал его правую руку коленом, а третий воткнул ему носок кроссовка где-то в область почек с левой стороны.

Последние три минуты Продавец молча следил всё крепче стискивая зубы и кулаки. Его представление об этом человеке и о ситуации медленно, но кардинально менялось. Так случается, когда ты внезапно узнаёшь о каком-то обстоятельстве, которое в корне меняет картину и следом твоё отношение к ней. Его мощный мозг уже несколько раз прокрутил всё то, что случилось тогда в магазине.

Только теперь в его памяти всплыло то, что спортивная куртка была слегка мокрой и местами грязной — как он тогда не обратил на это внимания? Только сейчас он понял, что несчастный вовсе не искал с кем поругаться, он искал где спрятаться, ему нужна была защита. А что ему предложил человек который мог его защитить легко и просто? Понимание? Помощь? Поддержку? Нет. Только высокомерный и злорадный психологический укол!

Как же его исправить?

Ведь этот вопрос тебя тогда волновал? Да тебя самого надо исправлять, бездушный сверхчеловек! Ты хотя бы попробовал его понять?

— Незачем себя гнобить! Ещё можно всё изменить… — это был голос мальчика откуда-то справа! — главный гопарь радостно хихикая зачитывал смс из телефона, — Папуля, приеду на двадцать три тридцать, встреть меня…

— Не переживай, папаш, мы её встретим за тебя, — Пипа заливался от смеха, третий ещё раз ударил его по почкам. Продавец зашипел от жгучего отвращения и рванулся вперёд, но не смог сдвинуться с места. Он не понимал, что происходит и дёрнулся ещё раз — безрезультатно, кто-то сильно держал его за правое плечо. Он обернулся и увидел, что это был его директор. Его лицо было не проницаемым и торжественным, а хватка железной:

— Не смей: это наш клиент! — продавец не в силах вымолвить ни слова попытался вырваться снова, он упёрся руками и ногами в крышу и стену магазина и тщетно силился освободиться от стальной хватки начальника, — Даже не думай,— прохрипел тот,— один из них племянник мэра!

Продавец уже сполз с крыши и упирался всеми конечностями в стену, вся его сила растворилась в ужасе этого нелепого момента. Его начальник держал его за рукав глупой пижамы, а он свисал как тряпка, дёргался как червь на крючке и вдруг он понял, что под ним пять метров пустоты и твёрдый асфальт, а сила покинула его, он больше не сверхчеловек… В его глазах мелькнул страх, тот который его посещал ещё тогда, на вышке над старым озером. Только в десять раз сильнее…

Страх.

Начальник увидел его и расплылся в свирепой улыбке:

— Ты всё ещё хочешь вниз? — его губы запрыгали и затряслись… Продавец стиснул зубы: каждая ошибка лишь ступень наверх!

— Да, хочу! — продавец рванул левой рукой за полу пижамы и пуговицы бросились в рассыпную. Крутанув мир вокруг себя продавец полетел сквозь пустоту на тёмный асфальт:

— А-а-а-а-а-а-б! — глухой удар подтвердился резким холодом в спине, который через секунду сменился растекающейся болью в руке и боку. Боль росла и заполняла тело, начинала пульсировать в голове. Продавец приподнялся на четвереньки — с его брови на чёрный мокрый асфальт закапали красные капли, боль резанула где-то в области затылка так, что у него потемнело в глазах. Он стиснул зубы и опираясь на стену стал медленно вставать. Когда он распрямился и смог обернуться, главный гопник ковырялся во внутренних карманах мужика, выспрашивая о том симпатичная его дочь или страшная как он. Горячая струя крови обожигала лоб, промочила бровь и заливала левый глаз. Он смахнул её нетвёрдой рукой и пошатываясь двинулся вперёд, но кто-то схватил его за руку:

— Стой, не будь дураком, они сами разберутся! — он повернулся и увидел… свою жену.

— Этого не может быть, пусти… — язык плохо его слушался, во рту тоже чувствовался вкус крови, он неловко выдернул свою руку.

— Тебе плевать на себя, но подумай о нас! — она почти плакала протягивая к нему руку.

— Это не ты, ты так не думаешь, ведь ты тоже была на его месте когда-то, — он всё ещё сомневался, и не верил своим глазам

— Если бы была я это другое дело, а сейчас я здесь, а там чужой мужик, идём домой! — по её щеке прокатилась слеза….

— Нет! — он развернулся и нетвёрдо пошёл в то место, которое редкие прохожие старательно не замечали последние 5 минут. Он сделал 5-6 шагов и перешёл на неуверенный бег. Боль пульсировала в голове, правая нога подворачивалась на каждом шагу, настырная струйка крови заливала левый глаз, но оставалось уже каких-то 15 метров:

— Уберите от него руки! Телефон положи, гадёныш! — Продавец с трудом выдавливал из себя каждый звук, язык не слушался его,  губа опухала. Главный гоп поднял удивлённые глаза и очевидно испугался этого зрелища:

— Ты куда прёшь, дебил? Ты чо бальной! — он торопливо полез в карман куртки, неловко копашась там двумя руками, — у меня волына, пристрелю гада!

Но Продавец не останавливался. Скорее не от смелости и упорства — он просто уже не смог бы остановиться, ноги его не слушались, пульсирующая боль в затылке достигла того уровня, когда соображать уже не получалось:

— Пустите его! — снова прохрипел он, забрызгав подбородок кровью.

Напуганный гопарь действительно достал пушку и трусливо навёл её в лицо Продавца, но тот уже не мог остановиться:

— Уйдите от него! — гоп истерично выпучил глаза, — стреляю-у-у-у-у-у!

Раздался выстрел.


ЭПИЛОГ

Внезапно он понял, что уже не спит. Так иногда бывает — ты вдруг понимаешь, что уже несколько минут смотришь в потолок и не спишь, но эти несколько минут ты был как будто не ты. Он лежал и пытался вспомнить, тот сон и секунду или две у него это не получалось, но вдруг щёлк — он полностью проснулся и медленно сел на кровати, болезненно пошевелив плечами.

Он вспомнил всё, сморщился и аккуратно ощупал голову. Она кажется была цела. Острые зелёные цифры часов показывали пять тридцать четыре. Неужели только сон?

Продавец сполз с кровати и прокрался в детскую. За резной занавеской он увидел светлеющее серое небо. Малыш спал в своей кровати. И выглядел так, будто ему снова два года. Продавец поцеловал его в лоб и тихо вышел.

Он прошёл в ванную, включил свет и посмотрел на себя в большое зеркало:

Пижамные штаны были запачканы землёй и зеленью травы, на рубашке осталась грязь и кровавые подтёки. Он изучал эту картину минуты три. Теперь он уже окончательно проснулся… проснулся от того сна, которым чуть было не проспал двадцать лет.

Он усмехнулся и скинул пижаму — её нужно было застирать, пока все спят.