Облако-фонарь

Довольный успешно выполненной с утра работой, Костя Сябитов вернулся домой – и сразу же, не переменив одежды и не евши, залез по самую макушку в интернет. Он непременно и срочно желал осведомиться – не пришли ли на почту его некоторые необходимые для разрешения дневных задач сообщения. Он нашел их в папке входящих писем, но на этом дело не кончилось: резкий звуковой сигнал известил Костю, что прямо сейчас, практически на другом конце паутинной сети, общения с ним жаждет вдруг появившийся, давно забытый Костей и, видимо, не случайно набредший на него, старый приятель по прежним делам. Зажав худосочными ляжками свое устройство в паху, Костя терпел: было неудобно бросить общение с другом уже после того, как швырнул ему, не обдумав хорошо, ответное «Здорово!» — и бежать в туалет: ссать. Также параллельно засекла Костю и на связь вышла уже неделю морочившаяся по нему девочка, с мягонькой, судя по фотографии, аппетитной попочкой, и глазками доверчивыми, как одуванчики.
Видя, что поток желающих общаться не оканчивается, Костя оперативно закрыл лишние страницы, также, в перерывах между общением, он написал ответы на два полученных ожидаемых письма, отчего перепутал пару раз своих собеседников и получил от девочки словесную пощечину, а от друга добротный матюг. А пузырь вот-вот должен был лопнуть, так что Косте пришлось прийти к экстренному варианту оправления нужды – одной рукой он дотянулся до пустой пивной кружки, второй – вскрыл ширинку и достал свой хоботок – для разгрузки мочевого пузыря и спермовых резервуаров.
После всего, облегченно вздохнув, он дописал последний ответ и, не выключая компьютера, откинулся на диване и закрыл глаза.

Попова*
Попова вышла из подъезда пьяненькая, в каких-то поношенных задрипанных туфельках, штанишках, свитере с изображением оленя, распускавшимся по рукавам. Черные, оболваненные под каре волосы и заплаканные жалкие глаза. Что может еще так возбуждать, как не это рожденное на поругание прелестное существо? Стройная фигура у нее, правда, слишком худая от недоедания и выпивания; но зато есть прекрасная, как два розовых на заре купола, грудь, – уже, правда, истисканная вся, но отчего, впрочем, черные соски ее не потеряли упругости, а только как бы даже прибавили ее. Смугленькая цветом лица она у нас, а может, и просто чуть запачканная, что, в общем, совершенно не важно. Парни охапками приваливались к ней, и, взяв саму ее в охапку, тащили в подвал, поили и спали с ней, поливали голову портвейном и пивом и плевали в лицо, и ссали на спящую. Что может еще так возбуждать Человечество? Вот кто истинная королева, нареченная невеста наша, Венера тухлых улиц, заблеванных подъездов городка поселкового типа.
А я мечтал увидеть ее голенькой с красной повязкой на худой рахитичной руке, где в белом круге чернела бы российская свастика. Я хотел бы видеть ее во главе фашистской России 21-го века, но при последнем визите в известный мне дворик, я узнал ее в меру пополневшей, розовенькой мамашей. Она доставала из коляски крепыша, и груди ее, купола, грозно откинулись под кофточкой, чуть не ударив малыша по лбу, – они стали еще лучше. И главное на руке ее от того – одного из таких – вечера, когда выходила она во двор, показывать что наделала, для жалобы, остались несколько белых швов от глубоких порезов и множество белых полосок по обеим рукам от ножевых неглубоких царапин.

Поп*
С товарищем Г. мы пришли во временное обиталище Паши Х. Сам он, огромный человек, ходил на цыпочках – да и нас заставлял; в квартире было темно по углам, лишь в центр пола падали лунные лучи. Спящая бабушка его умирала постепенно, и все постепенно в квартире умирало вместе с ней, – как будто! Мы тихо присели на диван, и Паша всунул в видеомагнитофон принесенную нами кассету с концертом известной в то время в узких кругах группы. Паша сделал тихо громкость, и мы все увидели на экране нас с Г., и Паша тихо захохотал в огромную ладошку. Мы с Г. играли на балалайках, а перед камерой мельтешила одна из приведенных нами же для поддержки бл..дей, сосавшая без конца чупа-чупс. «Фу!» – фыркал Павел на бл..дь и падал, хохоча одним животом, на диван, отчего мы с Г. подпрыгивали, – но не от смеха, а от веса его. В квартире все умирало, кряхтела во сне бабушка и тоже торопилась вместе со всем умирающим умереть. Паша в настоящем, пройдя мытарства, далеко в шкаф отставил тяжелые бронебойные ботинки и сделался попом в черно-фашистской России 21 века, а мы распи..дяями в ней сделались, а бл..дь кем стало, а х..й ее разве что знает.