Алхимия мыслеречия IX - Вязь

Который час в комнате шел оживлённый, почти разгоряченный диспут молодого аспиранта с умудрённым тяжеловесным профессором. Волею судьбы или по её умыслу, нити их жизни пересеклись и как раз сейчас заплетались в вязь.
 - Совершенно очевидно, что величайшая ценность на Земле - сама Жизнь. Жизнь, как опредмеченная одухотворённость в конкретной человеческой смеси, носящей гордое имя: Народ! Трудно вообразить нечто, которое обладая столько сложным и хрупким белковым телом, сколько и почти безграничным потенциалом развития. Вдумайтесь, от деревянной палицы и костяной иглы,- пройти путь к космосу! Космос!
Излагал профессор, мягко грассируя словами. Он рассматривал юношу и заходил то с одной, то с другой стороны.
 - Вы правы и неправы. Опредмеченная одухотворённость не есть результат какой-то мистической эволюции от примата к нам, - это есть процесс носящий трансформационный и трансмутационный характер. Не могут недолюди со шкурами иметь космологию и при том быть дегенеративными в соответствии к современности, скорее наоборот. Теории эволюции, как и палеонтологические графики, древа хронометрии геологической жизни,- ни что иное как трусливая и отчаянная попытка втиснусть нечто космоцентрического характера в рамки геоцентризма. Средневековая высота мышления академических наук убивает движение мысли!
Довольно свободно и открыто излагал юноша.
 - Вы меня испытываете на прочность? А как вы представляете процесс управления ходом истории в масштабе миллиардов умов без эффекта блох в банке? Молодой человек, не спешите откупоривать джина из бутылки, ваши статьи и работы с позиции логики и научности безупречны, но вы ведь сами не вечны. Вас сотрут, затравят, сделают скоморохом в научном сообществе.
Повисло тягостное молчание, профессор курил трубку и расхаживал, грея в руках коньяк, тогда как юноша стоял у окна, в которое барабанил дождь. На подоконнике  в стакане с подстаканником дымил горячий крепкий чай, чей тонкий аромат востока придавал обстановке необходимую лёгкость. Его спина,- как струна и взор, - точно луч, прошивающий пространство, - проникал в капли и разбивался на тысячи крохотных потоков. Молодая энергия крепнущего разума, как дыхание звезды, создавало ощущение всесилия. Послышался тяжелый вздох.
 - Вы прАвы и правЫ. Но от этого не легче. Почему же вся концепция мироустройства стоит как Колосс - на глиняный ногах?
Голос его звучал так, будто в огромный чан проливают тонны расплавленного чугуна. Горькая правда столкнулась с несокрушимой волей; роились мысли и становились в строй. Он знал, что мог бы часов десять, да хоть сутки - излагать и последовательно обосновывать каждое своё слово, мысль, идею, но... чувствовал привкус тщетности.
 - Хм. Да потому что не было достаточно мастеровых и алхимиков, способных глину обратить в сталь. Как вам идея воссоздать общество древних ремесленников?
Голос профессора внезапно изменился на интригующий, заговорщицкий, с опаской. Глаза сверкнули огнём булата, а ярко-рыжая борода во свете лампы заполыхала златом. Одиозной внешности могучий старец дюжих размеров, по моде ходил с тростью, мощной тростью, которой можно было бы и кирпичную кладку проломить, если приложиться с его комплекцией. Профессор достал карманные часы и отточенным жестом раскрыл их - всматривался во время, будто силой взора норовил то ли ускорить бег часов, то ли остановить.
 - Это сделка с Дьяволом. Но прежде чем ставить подпись кровью... Для чего вы храните герметичность знаний? - внезапно легко и непринужденно изрёк юноша и, повернувшись, встретился со взором профессора.
 - Когда возделанная земля принимает звёздные семена, необходима чистота эксперимента, чтобы видеть подлинные всходы. У вас очень хорошая потенция к вертикальному мышлению, не тратьте её на ерунду, - вершите историю.
В следующий миг карманные часы легли в руку юнцу, а глаза профессора по-отечески загрустили.
 - Ступайте, ступайте кошачьей поступью, оставьте чеканный ход движенью легионов. ...Дважды умершие тени становятся бессмертными,-ровным тоном изрёк профессор, затем поднял рюмку с коньяком, - густой цвет жидкости играл тяжелым тоном; чуть покрутив на свету, он неспешно и с усладой испил напиток. Показалось, коньяк обернулся в нечто иное, но, за краткие мгновенья разглядеть было невозможно. Прихмыкнув, профессор пошел неспешной поступью на выход, не оборачиваясь; комнату заполнило ощущение пробуждающегося вулкана, давно спящей силы, которая заявит о себе - Миру.