Обычный день московской осени

Сегодня воскресенье, 25 октября.
- Мама, - говорит Вовчик, мой средний сын, - а давайте, съездим в "Вегас".
Ни одна женщина не окажется поехать куда-нибудь с мужчиной джентльменом, даже если он - твой сын.
- Я буду себя хорошо вести! - отзываюсь я, и Вовчик улыбается: - Я и не сомневался.
... Мы выходим из подъезда и свежий воздух охватывает нас. И пусть над головой  серое небо, но под ногами золото листвы, и алые яблоки еще висят на ветках, а жизнь однозначно и райски хороша.
... Как всегда, автобус уезжает у нас перед носом, и ветер холоден, и шумит МКАД, а павильон остановки напоминает издевательство над здравым смыслом, поскольку не защищает ни от чего. Споткнувшись об это на мгновение, мы забываем обо всем, одновременно говоря обо всем.
 Но вот такой знакомый своим номером 37, но отнюдь не вызывающий никаких ассоциаций, автобус подъезжает к остановке, мы проходим в глубь салона, и Вовчик показывает мне слово написанное на стекле. Выход.
Это слово тут же отзывается во мне всякими философскими изысками.
- Ты понимаешь,- говорю я сыну - у человека всегда должна быть возможность выхода. Никто не должен загоняться в тупик, и душа должна быть свободна. Если что-то угнетает именно душу, надо поменять свою жизнь, может уехать, найти совсем другую работу, или может что-то не такое кардинальное, но выход должен быть всегда.
Но развить мысль я не успеваю, автобус останавливается, мы выходим, и ларек с шаурмой оказывается у нас на пути.
Я читаю написанное на нем объявление: мясо в обычном лаваше стоит 130 руб. Мясо в сырном лаваше стоит 130 руб. Это невозможно смешит меня, и я смеюсь. Вовчик с этой обычной мужской невнимательностью не заметил написанного, и я пытаюсь объяснить ему юмор ситуацию, используя игру интонаций. И добиваюсь своего: Вовчик смеется тоже.
 Но впереди "Вегас". Сейчас мы пойдем мимо его светло-серых стен, и как всегда, изумительное ощущение  охватит меня. Это ощущение того, каким мог бы стать Советский Союз, и каким он уже не станет никогда...
 Говорю об этом сыну, он понимает меня и развивает мою мысль уже в своем видении.
- Было скромно, но хорошо, а кому-то захотелось лучшего... и чтобы само собой, по щучьему велению ... а так не бывает, вот и сидим перед разбитым корытом...
И вот мы уже внутри, идем мимо блистающих витрин, и Вовчик останавливает меня около одной из них: а там на стекле стоят чудесные безделушки ручной работы. Их блеск напоминает что-то чудесное из детства, и я вспоминаю, так раньше сияли сосульки под ярким солнцем. Этот их вкус сломанного с хрустом тающего чистого холода - этот вкус уже не купишь ни за какие деньги, потому что на всей земле атмосфера отравлена, и есть только иллюзия первозданной чистоты...
Мне нравится "Вегас": он демократичен и ненавязчиво аристократичен. В него можно придти с детьми и провести здесь весь день, ощущая свободу и легкость. Релаксирующий, негромко шумящий фонтан, около него всегда сидят люди - смотрят на слегка бурлящую воду. Спокойная жизнь у всех на виду... Говорят, в Голландии во многих домах огромные окна ничем не завешаны, и можно видеть, как живут люди...
... На выходе из перехода над МКАД, у стены, стоят картины. Художник, живущий во мне, мгновенно просыпается, и подхожу поближе. Картины с березками красивы, но в них нет духа, нет изюминки индивидуальности самого художника, они ничем не цепляют, являя собой безличное мастерство. Пытаюсь мягко сказать об этом художнику, но в нем ощущается стена, и я отступаю, каждый защищается, как может, и кто я такая, чтобы указывать другой душе? Улыбаюсь, говорю что-то милое, и мы расстаемся навеки. 
Вовчик, ждущий  в стороне, интересуется о чем мы говорили. Рассказываю в двух словах и добавляю: вот черта россиян - быть в броне, внутри вечно какие-то стены, заграждения, завалы... Всегда настороже. Как пел  Игорь Тальков: страна, вернувшаяся с войны? Если бы он знал, во что превратилась Россия. Мы словно вечно демобилизованные - все.
... Два часа из жизни осенней Москвы - на выходных...