Гл. 7 Любовь и сердце 2-ая книга Шаги по земл

 
               Гл. 7.  Любовь и сердце.

     Время учёбы на авиамоториста в пригородном посёлке Тбилиси – Навтлуге в течение двух месяцев пробежало напряженно, но так скоропалительно быстро, что я не заметил, как вернулся в сухумский аэропорт Бабушары.  А здесь за это время случилось два трагических случая, о которых со слов очевидцев и личного участия мной будет рассказано в настоящей главе. 
     В районе Клухорского горного перевала поздней осенью 1947 года пропал пассажирский самолёт, на борту которого летел начальник нашего аэропорта Артур Налджян.
     Был срочно организован поиск исчезнувшего самолёта, но он не дал никаких результатов. Приближающийся зимний период остановил поиск в горах из-за снежных заносов, низких температур воздуха и в целом постоянной непогоды.  Поиск отложили до весны будущего года, когда на перевале установится погода для возможности послать туда поисковую экспедицию.
        Временно обязанности начальника аэропорта были возложены на руководителя лётной службой старшего штурмана Тенгиза Кварчелия.       Молодой абхазец в то время был холост и влюблён в двадцатилетнюю красавицу Илону из соседнего с аэропортом села, того же названия – Бабушары.  Намечалась свадьба. По старинному абхазскому обычаю в дом невесты были посланы сваты, родственники Тенгиза, которые принесли её отцу дорогие подарки и бросили под ноги пулю и порох, символизирующие запрос о его согласии отдать дочь замуж.  Но всё было приостановлено из-за происшествия с пропавшим в горах Кавказа самолетом.
     В это время случилось и второе непредвиденное происшествие.  Не зря бытует народная пословица: «Пришла беда – открывай ворота».
       На своём рабочем месте Тенгиз Кварчелия был арестован и в сопровождении двух милиционеров доставлен в сухумское городское отделение милиции, где его допросили:
– Гражданин Кварчелия, значит вы не отрицаете, что были на сухумской танцплощадке и когда уходили домой на вас напали двое незнакомых парней, спровоцировавших драку? – продолжил следователь задавать вопросы Тенгизу. – Вы не убежали от них, не позвали никого на помощь, а ввязались в драку и своим боксёрским ударом, которому обучились в спортивной секции, сломали одному из них челюсть.
– Да, товарищ следователь, именно так. Я отошел от входа танцплощадки не более десяти шагов, как сзади мне был нанесен сильнейший удар чуть ниже правого уха, от которого я упал, но тут же вскочил на ноги и обернулся.  Передо мной стояли два средних лет мужчины готовые к новому на меня нападению.  У одного из них в руке сверкнул нож, а другой держал свернутый кусок веревки. Мне пришлось защищаться: и я ударил крайнего из них в левую щеку. Он упал. К нему наклонился его соучастник, а я использовал этот момент и скрылся от них в темноте соседней улицы.
– У следствия есть заявление, подписанное двумя гражданами и медицинская справка о нанесении увечья средней тяжести одному из них.     Сегодняшнее ваше подтверждение о имевшем место инциденте и нанесении удара, обязывает следственные органы передать дело в суд, – закончив допрос, объявил следователь своё решение и добавил, – подпишите протокол допроса, после чего вас отведут в камеру предварительного заключения.
        Старший штурман аэропорта Бабушары не стал доказывать вынужденность своего поступка при защите, понимая, что спорить с милицией бесполезно. Так он оказался в СИЗО, а затем в тюрьме посёлка Дранды, которая находилась от Бабушары всего в трех километрах.
     Спустя неделю отец Илоны добился свидания с Тенгизом и посетил драндовскую тюрьму.
– Осуждать тебя, Кварчелия, за правильный поступок по защите себя от проходимцев не могу, – начал свой разговор Ираклий Гогия, отец Илоны, – но моя дочь оказалась под ударом судьбы: свадьба срывается, а ей уже двадцать. По всей вероятности, суд тебя не помилует, поскольку сломанная челюсть оказалась у племянника секретаря райкома партии, известного в Абхазии человека. Получишь не меньше пяти лет.  В нашей республике девица в двадцать пять лет – старая дева, и замуж вряд ли может потом выйти. С тобой она помолвлена. Никто не захочет после первой помолвки снова назвать её своей невестой.
У меня к тебе только один вопрос: «Что будем делать?»
– Спасибо, Ираклий, что ты пришёл ко мне, и не осуждаешь мой поступок, – поблагодарил Тенгиз отца своей любимой девушки, – прости за незаслуженные душевные переживания, которые я принёс твоей дочери и тебе, – склонив голову, попросил он прощение у пришедшего к нему в тюрьму гостя. И уже убежденно продолжил: «Не вижу проблемы со свадьбой. Меня могут осудить, лишить свободы, сослать в Сибирь, но не запретить жениться на Илоне. Мы сыграем свадьбу с сохранением всех наших национальных обычаев, при которых жених не присутствует за столом с гостями на своём свадебном пиршестве. Он должен находится где угодно: в поле, в лесу, у соседа. В моём случае я буду находиться в тюрьме.  Не переживай, Ираклий, будь героем, чтобы соответствовать своему имени: имя Ираклий обозначает – герой».
       Ираклий Гогия подошёл к Тенгизу Кварчелия, они обнялись, и он покинул тюремные стены.
     Через неделю в посёлке Бабушары состоялась свадьба штурмана сухумского аэропорта Тенгиза с девушкой этого посёлка Илоной.
      Свадьбу нельзя было откладывать поскольку суд рассмотрел уголовное дело Кварчелия, признал его виновным, и вынес решение о трехлетней высылке на поселение в Забайкальский край.
        С восходом солнца и до захода ворота свадебного двора были открыты настежь.  Столы для угощения гостей были расставлены на зелёной травяной лужайке у дома новобрачных. Не менее тысячи человек пришли поздравить жениха и невесту, которые сами не сидели за столами со свадебными яствами.  Тенгиз находился в камере тюрьмы и ждал вечера, когда солнце опустится за морской горизонт и его под конвоем отвезут к невесте на брачную ночь до утра. Илона ждала жениха в специальной для невесты комнате, в которую кроме близких родственников вход запрещён. Таков старый обряд, сохранившейся и в советское время.
     У ворот гостей встречал выделенный из родственников жениха, его двоюродный брат, и мой товарищ по работе, – Биджо с блокнотом в руках и большой кожаной сумкой, лежащей рядом с ним на земле. 
     В блокнот он записывал всех приходящих гостей, а в сумку складывал деньги, которые они приносили, часто солидные суммы: как подарок и помощь новобрачным начинающим семейную жизнь.
       Через три дня свадьба закончилась, потому что Кварчелия отправили этапом в предписанное судом место поселения.
        Илона долго страдала и скучала по мужу, ходила по дому как неприкаянная и наконец подошла к своему отцу: «Не могу дальше так жить, как вдова при живом муже. Прости, папа, я должна ехать к Тенгизу, быть рядом с ним и разделять все тягости нашей общей судьбы».
– Вижу, дочь моя, что ты крепко любишь своего супруга и не могу возражать против твоего правильного решения.  Буду три года ждать вашего возвращения на родину в Абхазию.
       Илона собрала вещи в небольшой чемодан, в который положила тёплую одежду, зная, что в России наступила суровая морозная зима, и отправилась к мужу в Забайкалье.
        Вскоре её отец получил телеграмму, в которой сообщалось что она не доехала до места поселения мужа.  Причиной была простуда и болезнь, из-за которой её пришлось высадить из поезда на маленькой таёжной станции Сосновые родники. С высокой температурой и диагнозом крупозное воспаление легких Илона указывала в телеграмме, что помещена в местную сельскую больницу. Прочитав телеграмму Ираклий Гогия срочно вылетел самолётом в Читу, а затем поездом в Сосновые родники в больницу к дочери, но не застал её в живых. Местным врачам не удалось спасти Илону: она скончалась за сутки до его прибытия. Он принял решение похоронить дочь на родине и привёз тело покойной в Бабушары самолётом, применив такие усилия и методы, о которых я не могу писать в своём рассказе.
 – Завтра состоятся похороны Илоны, тело которой сегодня привёз Гогия, – сообщил мне Биджо двоюродный брат Тенгиза, – я опять должен

сидеть у ворот дома, где проходила свадьба и собирать на похороны деньги. Так уж у нас заведено, поэтому не буду завтра работать. Приходи и ты проститься с Илоной. Очень хорошая была девушка и жена моего брата. Денег с тебя не возьму, – закончил он.
      Гроб без крышки стоял во дворе, рядом со столами, на специальной сделанной для него невысокой подставке, чтобы приходящие люди не сильно сгибались при прощании с умершей. Рядом с гробом расположились несколько стульев, на которых сидели родители Илоны и Тенгиза, а также близкие родственники.
      В открытые ворота один за другим входили всё новые мужчины, женщины и с ними дети, останавливались, доставали деньги и клали их в рядом стоящий ящик. Шли дальше к столам, а затем к гробу покойницы. Во двор заходили и те, кто просто случайно проходил мимо и вдруг увидел похоронную службу с гробом у дома.
    Я тоже пришёл проститься с Илоной, хотя раньше не знал её и не был у неё на свадьбе, но хорошо знал нашего штурмана аэропорта
Кварчелия.  Подойдя к одному из столов, выпил полстакана чачи, закусил мамалыгой и ложкой крепко поперченной лобби, направился к гробу, где остановился, услышав, как один из родственников Тенгиза читает его стихотворение, присланное телеграммой на похороны жены.
      Стих был длинный, на абхазском языке и поэтому я ничего не понимал.  Кругом стояла напряженная тишина и только дрожащий громкий голос читающего каким-то набатом разрезал эту тишину.  Мой взгляд остановился на лице покойницы.  Смерть отобрала у неё живое, но сохранила черты её молодого красивого лица. Казалось, что она замерла и слушает, как читают посвященное ей стихотворение.  От того, что долго я смотрел на её лицо, мне вдруг, в какой-то момент, показалось, что глаза Илоны на секунду открылись, а губы искривились в улыбке. Мороз пробежал у меня по спине, а мысли откликнулись:
– Может она слышит всё, что происходит вокруг?
 С этой мыслью я дождался, когда родственник закончит читать стих, и покинул похороны.
  На следующий день, встретив на работе Биджо, я поинтересовался как прошли похороны.  К моему удивлению, он ответил, что похороны вчера были отложены.
– Почему? – спросил я, – что послужило причиной?
– Ничего особенного, – сказал Биджо, – просто Тенгиз в своём прощальном стихотворении, посвящённом ушедшей из жизни Илоне, попросил оставить и сохранить её сердце до его возвращения на родину.
– Что значит оставить её сердце до возвращения? – задал я вопрос с ещё большим удивлением, – похоронить Илону без сердца?
– Конец связи, – ответил Биджо, принятой в авиации фразой, – больше я тебе сказать ничего не могу, – закончил он наш разговор.
   Илону похоронили в тот же день на кладбище её предков. 
     Спустя некоторое время мне пришлось побывать вместе с Биджо в доме Тенгиза Кварчелия, где была сохранена комната Илоны.
 Но об этом как-нибудь я постараюсь рассказать в другой раз.