Три сестры на четырёх страницах

На сцене ОЛЬГА, МАША и ИРИНА
ОЛЬГА. Отец умер ровно год назад, в твои именины, Ирина. Он был генерал. Отец выехал с нами из Москвы одиннадцать лет назад.
ИРИНА. Уехать в Москву. Покончить все здесь и – в Москву…
ОЛЬГА. Да! Скорее в Москву.
Входят СОЛЕНЫЙ, ТУЗЕНБАХ и ЧЕБУТЫКИН.
СОЛЕНЫЙ. Одной рукой я поднимаю только полтора пуда, а двумя пять, даже шесть пудов.
ТУЗЕНБАХ. Я не работал ни разу в жизни.
ЧЕБУТЫКИН. Я не буду работать. Я, как вышел из университета, так не ударил пальцем о палец, даже ни одной книжки не прочёл, а только газеты…  Вот… Знаю по газетам, что был Добролюбов, а что он там писал – не знаю…
МАША. У лукоморья дуб зелёный, златая цепь на дубе том… Златая цепь на дубе том… Сегодня я в мерлехлюндии.
СОЛЕНЫЙ. Он ахнуть не успел, как на него медведь насел.
Входит ВЕРШИНИН.
ВЕРШИНИН. Честь имею представиться: Вершинин. Но ведь вас три сестры.
ТУЗЕНБАХ. Александр Игнатьевич из Москвы.
ИРИНА. Из Москвы? Вы из Москвы?
ОЛЬГА. Вы из Москвы?
ВЕРШИНИН. Да.
ИРИНА. Александр Игнатьевич, вы из Москвы… Вот неожиданность!
ОЛЬГА. Ведь мы туда переезжаем.
ИРИНА. Думаем, к осени уже будем там.
МАША. О, как вы постарели! (Сквозь слезы.) Как вы постарели!
ОЛЬГА. Вы постарели, но ещё не стары.  Здесь холодно и комары…
ВЕРШИНИН. Хорошо здесь жить. Только вокзал железной дороги в двадцати верстах…
Входит АНДРЕЙ.
АНДРЕЙ. Благодаря отцу я и сестры знаем французский, немецкий и английский языки, а Ирина знает ещё по итальянски.
ТУЗЕНБАХ. Но я, честное слово, русский и по немецки даже не говорю.
Входит КУЛЫГИН.
КУЛЫГИН (Ирине). В этой книжке ты найдёшь список всех кончивших курс в нашей гимназии за эти пятьдесят лет. Mens sana in corpore sano.
ТУЗЕНБАХ (Ирине). Вам двадцать лет, мне ещё нет тридцати. Сколько лет нам осталось впереди, длинный ряд дней, полных моей любви к вам…
Входит НАТАША.
НАТАША. Я опоздала… У вас такое большое общество, я смущена ужасно…
ОЛЬГА. На вас зелёный пояс! Милая, это не хорошо!
НАТАША. Разве есть примета? Но ведь это не зелёный, а скорее матовый.
МАША. У лукоморья дуб зелёный, златая цепь на дубе том… Златая цепь на дубе том…
АНДРЕЙ. (Наташе). Я вас люблю, люблю… как никого никогда…
НАТАША. Я боюсь, Бобик наш совсем нездоров. Я боюсь, ему холодно в его комнате (уходит).
Входит ФЕРАПОНТ.
ФЕРАПОНТ. Чего?
АНДРЕЙ. Ничего. Я профессор московского университета, знаменитый учёный, которым гордится русская земля!
ФЕРАПОНТ. Не могу знать… Слышу то плохо…А в Москве, в управе давеча рассказывал подрядчик, какие то купцы ели блины; один, который съел сорок блинов, будто помер. Не то сорок, не то пятьдесят. Не упомню. И тот же подрядчик сказывал – будто поперёк всей Москвы канат протянут.
ВЕРШИНИН. Я люблю, люблю, люблю… Великолепная, чудная женщина!
ТУЗЕНБАХ. У меня тройная фамилия. Меня зовут барон Тузенбах Кроне Альтаире, но я русский, православный, как вы.
ИРИНА. Мне Москва снится каждую ночь, я совсем как помешанная. Мы переезжаем туда в июне, а до июня осталось ещё… почти полгода!
ЧЕБУТЫКИН (читая газету). Бальзак венчался в Бердичеве.
СОЛЕНЫЙ. Я люблю, люблю… Клянусь, соперника я убью…
ВЕРШИНИН и СОЛЕНЫЙ уходят.
НАТАША проходит со свечой.
НАТАША. (Ирине). Бобику в детской холодно и сыро. А твоя комната такая хорошая для ребёнка. Милая, переберись пока к Оле! Приехал Протопопов, зовёт меня покататься с ним на тройке. Какие странные эти мужчины… Проедусь немножко (уходит).
ИРИНА (тоскует). В Москву! В Москву! В Москву!
 За сценой бьют в набат по случаю пожара. Входит АНФИСА и садится.
ОЛЬГА. Вершинины бедные напугались… Их дом едва не сгорел.
ФЕРАПОНТ. В двенадцатом году Москва тоже горела. Французы удивлялись.
НАТАША. (Анфисе.) При мне не смей сидеть! Встань! Ступай отсюда! (Ольге) Чтоб завтра же не было здесь этой старой воровки, старой хрычовки… (стучит ногами) этой ведьмы!… Не сметь меня раздражать! Не сметь!
ЧЕБУТЫКИН (угрюмо). Черт бы всех побрал… подрал… Третьего дня разговор в клубе; говорят, Шекспир, Вольтер… Я не читал, совсем не читал, а на лице своём показал, будто читал.
ТУЗЕНБАХ. Здесь в городе решительно никто не понимает музыки, ни одна душа, но я, я понимаю. Марья Сергеевна играет великолепно, почти талантливо.
ЧЕБУТЫКИН. Вы вот сидите тут и ничего не видите, а у Наташи романчик с Протопоповым… Не угодно ль этот финик вам принять.
Входит ВЕРШИНИН.
ВЕРШИНИН. (Поёт.) Любви все возрасты покорны, её порывы благотворны…
МАША. Трам там там…
ВЕРШИНИН. Трам там…
МАША. Тра ра ра?
ВЕРШИНИН. Тра та та. (Смеётся. Уходит)
МАША. Трам там. Я про Андрея… Заложил он этот дом в банке, и все деньги забрала его жена, а ведь дом принадлежит нам четверым!
КУЛЫГИН. Omnia mea mecum porto.
ИРИНА (рыдая). Я все забыла, забыла… Я не помню, как по итальянски окно или вот потолок… никогда, никогда мы не уедем в Москву… Я вижу, что не уедем…
ОЛЬГА. Милая,  выходи за барона!
НАТАША со свечой проходит через сцену из правой двери в левую молча.
МАША. Она ходит так, как будто она подожгла. Я люблю, люблю… люблю Вершинина…
АНДРЕЙ. Наташа прекрасный, честный человек, прямой и благородный. Я член земской управы и горжусь этим…
ИРИНА. (Оле).  Я уважаю, я ценю барона, он прекрасный человек, я выйду за него, согласна, только поедем в Москву! Умоляю тебя, поедем! Лучше Москвы нет ничего на свете! (Чебутыкину). Иван Романыч, я страшно обеспокоена. Вы вчера были на бульваре, скажите, что произошло там?
ЧЕБУТЫКИН. Ничего. Глупости. Соленый стал придираться к барону, а тот вспылил и оскорбил его, и Соленый обязан был вызвать его на дуэль. … Пиф паф. (Смеётся.) Вот шутки шутками, а уж у Солёного третья дуэль.
ИРИНА (вздрагивает). Меня как то все пугает сегодня. Мы с бароном завтра венчаемся, завтра же уезжаем на кирпичный завод, и послезавтра я уже в школе, начинается новая жизнь.
КУЛЫГИН. А мне вот всю мою жизнь везёт, я счастлив, вот имею даже Станислава второй степени. Конечно, я умный человек, умнее очень многих, но счастье не в этом…
ЧЕБУТЫКИН (читает газету). Тара ра… бум-бия… сижу на тумбе я…
МАША. Все таки не следует им позволять. Он может ранить барона или даже убить.
ЧЕБУТЫКИН. Барон хороший, но одним бароном больше, одним меньше – не все ли равно?
АНДРЕЙ. Уедут офицеры, уедете вы, сестра замуж выйдет, и останусь в доме я один.
ЧЕБУТЫКИН. А жена?
АНДРЕЙ. Жена есть жена.
Входит СОЛЕНЫЙ.
СОЛЕНЫЙ. Он ахнуть не успел, как на него медведь насел. Что вы кряхтите, старик? Как здоровье?
ЧЕБУТЫКИН (сердито). Как масло коровье.
СОЛЕНЫЙ. Я позволю себе немного, я только подстрелю его, как вальдшнепа. (Вынимает духи и брызгает на руки.) Вот вылил сегодня целый флакон, а они все пахнут. Они у меня пахнут трупом. Так– с…  Помните стихи? А он, мятежный, ищет бури, как будто в бурях есть покой…
ЧЕБУТЫКИН. Да. Он ахнуть не успел, как на него медведь насел. (Уходит с СОЛЕНЫМ.)
ФЕРАПОНТ. Бумаги подписать…  На то ведь и бумаги, чтоб их подписывать.
КУЛЫГИН. Ау, Маша, ау!
ТУЗЕНБАХ. Милая, я сейчас приду.
ИРИНА. Душа моя, как дорогой рояль, который заперт и ключ потерян. И я с тобой пойду.
ТУЗЕНБАХ (тревожно). Нет, нет! (Быстро идёт, на аллее останавливается.) Ирина! Я не пил сегодня кофе. Скажешь, чтобы мне сварили… (уходит).
ФЕРАПОНТ. Сейчас швейцар из казённой палаты сказывал… Будто, говорит, зимой в Петербурге мороз был в двести градусов. Две тысячи людей помёрзло будто. Народ, говорит, ужасался. Не то в Петербурге, не то в Москве – не упомню (уходит).
Входит Вершинин.
ВЕРШИНИН. Я пришёл проститься…
МАША (смотрит ему в лицо). Прощай… (сдерживая рыдания). У лукоморья дуб зелёный, златая цепь на дубе том… златая цепь на дубе том… Я с ума схожу… У лукоморья… дуб зелёный…
ВЕРШИНИН уходит.
Слышен глухой далёкий выстрел.
МАША. У лукоморья дуб зелёный, златая цепь на дубе том… Кот зелёный… дуб зелёный… Я путаю… (Пьёт воду.) Неудачная жизнь…
Входит НАТАША.
НАТАША. Что? С Софочкой посидит Протопопов, а Бобика пусть покатает Андрей Сергеич. (Ирине.) В твою комнату я велю переселить Андрея с его скрипкой – пусть там пилит! – а в его комнату мы поместим Софочку. Значит, завтра я уже одна тут. (Вздыхает.) Велю прежде всего срубить эту еловую аллею, потом вот этот клён. По вечерам он такой страшный, некрасивый… (Ирине.) Милая, совсем не к лицу тебе этот пояс… Это безвкусица. Надо что нибудь светленькое. И тут везде я велю понасажать цветочков, цветочков, и будет запах… (Строго.) Зачем здесь на скамье валяется вилка? Зачем здесь на скамье валяется вилка, я спрашиваю? (Кричит.) Молчать! (Уходит).
Входит ЧЕБУТЫКИН.
ЧЕБУТЫКИН. Не знаю, как сказать вам… Сейчас на дуэли убит барон.
ИРИНА. Я знала, я знала…
ЧЕБУТЫКИН. Та ра ра бум-бия… сижу на тумбе я…   Не все ли равно!
МАША. О, как играет музыка! Они уходят от нас, один ушёл совсем, совсем навсегда, мы останемся одни, чтобы начать нашу жизнь снова. Надо жить…   Надо жить…
ИРИНА (кладёт голову на грудь Ольге). Надо жить…  надо работать, только работать!
ЧЕБУТЫКИН (тихо напевает). Тара… ра… бум-бия… сижу на тумбе я…