Путешествие

1. Первые минуты

В этот день погода была замечательной. Как можно восторгаться погодой? Истории, начавшиеся со слов "я вышел из дому и был без ума от..." обречены на неинтересность и глупую развязку.
В тот день я был без ума от погоды. Если нет погоды - нет женщин с зонтами и мокнущих мужчин. Значит никого нет. Нет и вас, как и меня, пока вы не потрогаете мои глаза. Смотреть не на что, можно только вешать ярлыки на одежды. Цветные бирочки-ценники, которые трудно сдирать со стен памяти. Но они никому не нравятся. Мысль показалось мне отличной и я лег спать на лапах своей собаки. Обиталище её - это полотно на старом стоптавшемся диване с пружинами. Полотно со щенком из нитей, сидящего рядом с кошкой. Это было так же противоречиво, как бог.
Нельзя выходить на улицу, если знать, что нельзя восторгаться. А если нельзя восторгаться, то нельзя восторгаться - все просто.
Проснувшись ночью, меня вырвало на рожу щенка одеяла, а эта наглая кошка просто ткнула мне хвостом в лицо, когда я упал с кровати. И тут я сразу же выглянул в окно: там ничего не было. И в отместку кошке я наблевал прямо на нее, злорадствовать - это грех. А потом я поджег одеяло и накрылся им тлеющим, проспав 2 секунды: мысль об улице не давала мне покоя. Тем более уже который день в моем окне торчало лицо женщины, не хотевшей завести со мной беседу. Ее принес сюда ветер, о да, я точно знаю, откуда она была! Она была тихой, но непредсказуемой. Она сбежала из дома в 22:67 от своего младшего сына по цене два фунта. Щелкнув этой даме по носу и засмеявшись подобно лошади я завыл от ужаса, когда ее лицо разложилось на клочки бумаги прямо у меня на глазах. Это были клочки газеты, ошметки которой прилипли к моему окну в дождливый день. А теперь их нет! И нет женщины! А если нет женщины - то нет женщины! Все просто!
Я так и оставил её разлагаться, ни капельки не раздумывая, а потом вышел в окно, как говорит моя мертвая подруга. А мертвая подруга не может говорить! Ха-ха! За окном была ночь, такая же темная, как и кожанка бездомного, называющего себя фанатом чего-то тяжелого. Тяжко ему, бедолаге. Поцеловав его в губы, я отправился далее. Женщину уже уносил ветер и, оторвав от майки клочок, я помахал ей белым платком, как это делалось в том фильме. В том самом фильме, который вы все хорошо знаете. Я двигался в сторону бестолкового фонаря, который выключают после полуночи, и разглядывал опавшие весенние листья. Падающие летние листья. С зимних вкусных абрикосовых деревьев. Под фонарем стоял забавного рода светящийся чемодан, в котором жили маленькие хомячки. На улице было ни души и лишь холодный ветер разгуливал между стен. Особенно мне понравился тот хомячок, у которого было два хвоста и белая шерсть. Вы встречали хомяков с красными глазами? А я встречал.

2. Путь
 
Встречал и красноглазых клоунов, как тот, который в этот момент взял меня за горло. Я смотрел на чемодан, а клоун душил меня и что-то приговаривал. Я не мог сказать ни слова, мои глаза вылезли из орбит, но я засмеялся. Кашляя ему в лицо и плюясь слюной я был похож на героя дешевых глупых комиксов с раздутыми головами от чего-либо. Мой кариес отделялся от зубов и летел ему прямо в рот, а моя слюна смывала его грим. Фонарь переставал моргать и тут я увидел, что клоун - женщина с мужским телом. Или мужчина с женским. Но точно помню, что у него была не одна голова. Он устала и отпустил меня, а потом начала кататься по земле. Беспомощный, она крестила меня средним пальцем и прогоняла. Но я не хотел уходить. Мой попутчица в конце концов схватила чемодан с сияющими хомяками и убежал по делам. Шокированный событиями я обнял фонарный столб и стал плакать в него. Глаза пощипывали, но я плакал дальше, не взирая на оголенный провод в двух метрах от меня.
Я упал на землю, слезы высыхали, а значит, надо было продолжать свой путь и в конце концов я встал на четвереньки и пополз. О! Это выглядело так трагично! Так посчитали и бездомные кошки, мочась на меня! Они посчитали меня тем, кого можно пометить, сделать точкой отсчета, куском существования. Если бы ко мне пришли другие кошки, эти защитили бы меня!
Мне стало жутко приятно и я замурчал от удовольствия, но кошки тотчас же разбежались, оставив меня, мокрого и несчастного на холодном асфальте. Я верил, что они вернутся, как хозяйка верит в моющее средство, а атеист в божественную сущность. Ведь если не верить в бога, но говорить о нем, это все равно означает веру, правда?
Мне нужно было где-то переночевать, ведь мой дом - уже не дом, а разбитая дверь в ненужную вселенную. Туда я хотел меньше всего. И я пошел дальше в город. Ночные голуби выклевывали из моих глаз семена сомнений и несогласий, заставив меня плясать под фонарями. Плясал безглазый и одинокий. Они кружились и взрывались солнечным водородом, кольца Сатурна! Клянусь, они были передо мной! И всеобщая тишина нарастала. Казалось, ничто не могло быть хуже моей одежды, но это были еще цветочки.
Шатаясь по ночному городу я встречал неодобрительные взгляды беременных женщин и обремененных погодой мужчин. Женщины были прекрасны, как лунный антисвет. Они потягивали алкоголь из бумажных пакетов и крутили на пальцах стеклянные ободки, прохаживаясь по паркам и скверам с верными мужьями. Их мужья, достойнейшие из мужей, были мужественны и не были мужеложцами, они охраняли своих радостей шпагами неудавшейся молодости. Подбежав к будущей матери, я ничего у нее не спросил и побежал дальше, заливаясь смехом.
О, эти улыбки! О, лица, о люди!
Парень обнимал свое счастье в яркой спортивной одежде. У него лоснились волосы, как мои...неважно. Сердца влюбленных бились в унисон, бились моими молотками из суда, моими метрономами, двое бездушных и безумствующих глотали слюну друг друга, причмокивая: у них были одни губы на двоих, как и одно всё. Одни на двоих знаки зодиака и одни ноги. Татуированный штамп на Её шее и усталая татуированная рука танцевали забытый всеми танец. Лишь я один вместе с этой рукой плясал, стоя на крыше детского сада: утром меня изнасилуют и прогонят дети. А затем меня похоронит строгий любовник-сторож-наркоман. Двое влюбленных продолжали творить что-то неописуемое, потягивая отвратительное вино. В вине были их руки и их одежды, красно-черные струи ползли по рукавам, сочась, будто из татуировок наземь, падая кровавым дождем на трещины в асфальте. Асфальт вскипал от этих капель. Через считанные минуты мне пришлось надеть спасательный круг, ведь их кровь была везде. Она затопила улицу и я больше не видел возлюбленных, кажется, они стояли на самом дне этого буквально красного моря. Им там дышалось гораздо лучше, чем нам на свежем воздухе, чем на свежем воздухе, чем на воздухе.
Жав Её руку ОН говорил что-то, беззвучно открывал рот на дне океана, который создал с Ней вместе. Ужасы войны - ничто в сравнении с этим! В эту секунду на меня налетел обломок чего-то тяжелого, видимо, смытого кровью-вином с поверхности,и я потерял сознание. Они все еще стояли там и светились. Их радиация делала дно этого водоема светлым как икона. Я так и не добрался до них в тот день, но пообещал себе, что доберусь. Обещание я не сдержал.

3. Финал

То, что я пережил в тот день, нельзя просто оставить в мыслях. Я вспомнил мою Её. Она смотрела на мои пальцы и ставила мне запреты. Она прижимала к груди что угодно, но только не меня. Она положила мне в рот гирьку весов и заставила проглотить, запив щебенкой. Любовь - нелюбовь! Любовь - нелюбовь! Любовь - нелюбовь! Я ненавижу её! Её и её! И её с ней вместе взятых! Только попробуйте мне перечить! И вас я тоже ненавижу!
Будучи маленьким, я ходил в детский сад с величайшим страхом перед потерей чего-то значимого, например, платочка, в который я никогда не сморкался. Я мог ударить ребенка и смотреть, как он плачет, корчась от боли, но со мной был платочек, значит, все хорошо. Как же все хорошо. Все хорошо.
В этот же день я стал осознавать, что есть любовь к ближнему. Любовь - это не уходить, когда он прячет от тебя постыдное. Любовь - это понимание. Любовь - это любовь, как и любовь. Отличное любовное путешествие лучше всего на свете. Любовь дала мне право обходить стороной нелюбимых и концентрироваться на возлюбленных, забывая о пище и порнографии.
Суть не в сути и не в красивости фразы, а в сущности
увиденного. Недавно куски мяса обсасывали друг друга с величайшим удовольствием. Они были отвратительны, как завтрак, обед и ужин. Но их тянуло друг к другу не только мясом, не только мясом, не только мясом, не только мясом.
Я не хотел бы испить такого вина. Оно ужасно воняло ностальгией, а вкус его был, словно вкус мертвеца. Меня бы вырвало. Но они делились этим вином с другими, мол, хватит на всех, пейте, пейте. Прихватите немного с собой, заберите домой, напоите детей и животных. Ребенок бы умер от такой дозы, а животное изнасиловало бы само себя. При этом они были наедине друг с другом.
Я люблю тебя только, когда мой язык у тебя во рту. Я безмерно люблю, когда ты прижимаешься ко мне своей обвисшей кожей. Люблю твои ноги и ногти. И твои волосы. Теперь у меня больше нет языка и больше нет дома. Плакать теперь совсем не хочется, нет желания поднимать задницу и идти. Я не люблю вино, не люблю "люблю", но и люблю его одновременно. Всё пережитое пошло мне на пользу, хотя, наверное, я не уверен в этом, всякое может случиться, не знаю. Я прилег на край бордюра, вцепился в него зубами и обвил ручищами лежавший неподалеку канализационный люк. Когда-нибудь, когда пойдет сильный дождь, грязная волна подхватит меня и унесет через всю канализационную  сеть прямо домой к любимому псу, но не страшно, если этого не случится. Не страшно, ха! Теперь волнение стало страшным недугом, который я должен буду искоренить в ближайшем будущем.
А теперь я зажигаю свечу, плавая в тоннах грязи, и намереваюсь целую вечность ждать своего корабля.
Привет, мы с тобой знакомы?