Глава 6

- У меня печальные вести.
Из темных углов гостиной Дароката монотонно бубнило запустение. Оно скребло стены, прыгало, сдергивало картины, унесло вазу с непритязательными цветами, разбрызгало по деревянному полу воду, оставило острые когтистые следы. Комнатой не пользовались, лишь изредка заходила служанка вытереть пыль да сменить ландыши, сам министр образования все свое рабочее и свободное время проводил в библиотеке, оглаживая манускрипты. Амаалю довелось там побывать: останавливая время, в помещении властвовали пергаменты, свитки, таблички, писаные в разных странах и разными народами. Больше всего библиотека напомнила министру склеп. У Дароката имелась собственная скриптория, где писцы переводили закорючки из старых трухлявых источников в хрустящие книги. Поговаривали, что в той мастерской под крытыми соломой плотно подогнанными дощечками скрывалась запретная библиотека.
- На наше войско напали, есть погибшие. Господин Рахман, мне горько вам об этом сообщать, но среди них ваш командир, Милох.
Ресницы министра юстиции чуть дрогнули, но и только.
- Кто посмел? Деревяшники?
За дверью что-то покатилось. Дарокат распахнул панели, прикрикнул на служанку. Та подняла чашку, кинулась вон.
- Существа из Сорочьего леса.
- Треяки?
- Не они, - покачал головой министр финансов, - что-то другое.
- Но что же войско делало в Сорочьем лесу? – спросил Дарокат. - Разве они не поднимаются по побережью Сонной?
- Путь был проложен Его Высочеством принцем Лисвальдом.
- И никто не удосужился его остановить?
- Не думаю, что Рагон предоставил командирам такую возможность, - осторожно ответил министр финансов, - это было бы не в его интересах.
- Значит, наши люди и дальше будут подвергаться опасности, пока принц играет в генерала? – вспылил Рахман.
- После подобного урока наследник станет благоразумнее, - ответил Амааль, - и я уверен, теперь наши командиры будут рядом, чтобы не допустить подобного.
- Господин Ан, - внезапно улыбнулся Дарокат, - меня воистину восхищает ваша стойкость. Известие о гибели ваших солдат вы восприняли со спокойствием, свидетельствующем о высшем содержании духа. Не знай я вас уже несколько лет, решил бы, смешно сказать, что утрата вам и вовсе безразлична.
Министр торговли мучительно вернулся в реальность. Круглые, слегка навыкате глаза посветлели, зигзагом изучили комнату, остановились на министре юстиции. Дремлющий мозг воспроизвел последние произнесенные слова, пухлые красные губы разомкнулись, исторгая из пышной груди хриплый голос:
- А не знай я вас, господин Дарокат, решил бы, будто вы завидуете тому, что я могу содержать войско, а вы – уже нет.
Больная тема. С десяток лет назад Дароката с позором лишили провинции.
Одутловатые веки Ана смежились вновь. Министр финансов отвернулся.
- Помимо похода против Гарона, меня волнуют и другие вопросы, - Амааль оглядел собеседников. – Мой человек доложил мне, что первый советник тайком рассылает по провинциям своих людей, переодетых в простое платье. Ему удалось проводить двоих из них до городских ворот: один двинулся на запад, другой – на юг.
- Подстрекатели?
- Скорее всего отправлены, чтобы подготовить почву для восстания.
- Запад и юг? – задумался министр образования. – Медная котловина и Горькие холмы?
- Это пока только предположения, вполне возможны, они двинутся дальше или свернут с пути, поэтому сейчас нам крайне важно выяснить, каков их конечный пункт. Господин Рахман, я надеялся, что вас не обременит моя просьба направить за ними следопытов. Ходят слухи, ваши псы могут и мышь достать из-под земли.
- Я займусь этим. Но вот, что странно – неужели Его Величество не соизволит ничего предпринять? На его глазах первый советник коронует своего сына, оттеснив младшего наследника – Его Величество оставит это просто так? Неужто даже на помощь его рассчитывать нельзя? Или его уже не интересует, кто возглавит после него Риссен?
- Его Величество сейчас как марионетка, - отрезал Дарокат. – Безвольно болтается на нитках и ждет, пока их перережут. – Амааль быстро выглянул за дверь: как бы не подслушивали. – Настало время признать – от короля больше ничего не зависит. Он еще может повернуть голову или дернуть ручкой по своему желанию, но то будет лишь жест предсмертной конвульсии. Не надо так на меня смотреть, господин Амааль, вы и сами прекрасно это знали и без меня: не вы ли вхожи в королевские покои чаще остальных? Когда в последний раз было принято настоящее стоящее решение? Первый советник пользуется тем, что король беспомощен, нам не стоит ждать от него ни помощи, ни содействия. Если хотим и дальше сидеть в совете и получать жалованье, придется действовать самим.
- Что же вы предлагаете?
- Встретиться с первым советником. Выяснить его замыслы.
Не прерываясь от дремы, министр торговли хмыкнул.
- Конечно же, идти нужно с планом. Если отправится кто-то из нас, скажет, что усомнился в союзе и наследнике, покается, что выбрал неверную сторону – может сработать.
- Едва ли советник поверит на слово, - сказал Амааль, - он потребует доказательств.
- И мы их предоставим.
- Допустим. И кто пойдет каяться?
- Есть один человек, - медленно сказал министр финансов, - который справился бы с задачей с такой непринужденностью, словно готовился к ней с рождения. Возможность назвать его своим союзником сделала бы честь любому королю. Советник не усомнится в его преданности. Я встречусь с ним сегодня же.
Дом господина Юна не знал покоя. Каждую секунду из ворот выбегали краснощекие девицы с корзинами белья, фруктов, хвороста. Еще больше их было во дворе: подметали каменные дорожки, носили воду, перебирали цираки. Мелкие жучки украсят подол платья знатных дочерей, крупные разберут для украшений простолюдинки. Один цираки попытался взлететь и скрыться. Красная натруженная рука перехватила насекомое в полете, без особой жалости оборвала крылья, сунула в кислый раствор, добавила в ряд к уже готовым к креплению. Мужчин не было видно, все они работали в задней части усадьбы: кололи откормленных птиц, рубили мясо, носили дрова. Быстроногий мальчишка принял у Амааля коня, повел дальше, поглаживая скакуна по холке.
О министре доложили. Принял его Юн в своих личных покоях.
- Вашему зятю повезло, - Амааль поклонился, - он получит в жены самую красивую деву Амшера.
- То же самое могу сказать и вам, - Юн с удовольствием рассмеялся. – Скоро наши дочери покинут отчие дома и думать забудут про своих стариков.
- Я мечтаю об этом с того дня, когда мой дом наводнили сваты, - ответил Амааль. – Господин Юн, когда Коэн узнала, что я намерен ехать к вам, она велела передать Амарии свой пламенный привет и небольшой презент.
- Передайте Коэн мою и Амарии благодарность, - откликнулся Юн, - и скажите, что мы всегда будет рады видеть ее в этом доме. Я надеюсь, вы оба почтите нас своим присутствием на свадьбе.
- Непременно, это огромная честь, я ни за что не пропущу такое событие. Говоря о событиях, господин Юн, вы помните наш последний разговор?
Юн усмехнулся в бороду.
- Как могу я забыть то, что взбаламутило мое тихое болото?
- И вы помните, чем он завершился?
- Я еще не жалуюсь на память.
- Тогда я хотел бы получить ваш ответ. Условия, поставленные вами, выполнены, в моем распоряжении есть силы, способные противостоять первому советнику, но без вас они были бы не полны. Я не буду рассказывать, сколько мне пришлось положить сил и сколько всего наобещать министрам, чтобы заманить их к себе, но господин Юн, я вновь прошу вас присоединиться ко мне для того, чтобы корона по праву отошла от Его Величества короля Глориоса к Его Высочеству принцу Лисвальду.
- Я принимаю ваше предложению о союзе, - отозвался Юн, – и готов предоставить вам свои знания, свой опыт и своих людей.
Министр финансов перевел дыхание.
- Я рад, что вы приняли это решение. Должен признаться, придя сегодня сюда, я рассчитывал не только склонить вас на свою сторону, но вместе с тем уже имел в душе своей новые намеренья. Пусть моя нетерпеливость не покажется вам слишком самонадеянной, она лишь говорит о том, что кандидатуры, лучше вашей, я не усмотрел.
- Молодость спешит с нетерпеливостью рука об руку, удел же старых – брести позади благоразумья да завидовать молодым. Поделитесь своими намереньями, господин Амааль, я постараюсь не слишком утомлять вас своей осторожностью.
Они успели обсудить большую часть плана, когда распахнулась дверь, и сероглазый мальчик, сбежавший из-под надзора матери, с заливистым смехом повис на старике. Тотчас поднялась суматоха, весь двор искал пропажу, пока последний со сдавленным смешком прятался под столом деда. Амааль наклонился: ребенок с очаровательным проказливым лицом приложил к губам пальчик. Министр финансов оправил скатерть, распрощался и отбыл.
Амааль следил за продвижением войска на север. Сообщения, отправляемые Хардом, часто обрывались, отсутствовали какие-то части, порой доходили просто обрывки. Когда армия переправилась через Карук, министр на время потерял с сыном связь. В следующий раз Хард отписался, когда войско уже перевалило Груб. Армия генерала Маловера, более многочисленная, в тот момент входила на кораблях в Каборр: Нох услужливо предоставил свои воды до самой древесной провинции, притягивающей своей беззащитностью и богатством алчных соседей. В молодости министру финансов довелось побывать в бумажной империи с военной миссией, но в памяти остался лишь приятный, ни с чем не сравнимый запах. Архитектура, строения, примечательности, - все ушло, погреблось под завалом строгого стиля Амшера: прямых без вычур зданий, четких линий горизонта, простых, лишенных излишеств, кладок. Отчего-то Амаалю казалось, что в Каборре все должно быть по-другому: клочок земли, переживший не меньше десятка завоеваний, и выглядеть должен особенно. Надо будет обязательно спросить министра обороны, на что похожа узница.
На совете министров Ан доложил, что из Торговой Песчаной Гильдии выходит Пьерна, северо-западный сосед Риссена.
- Таким образом, мы лишаемся первостепенного поставщика ткани, керамики, масла, воска, и самое главное – железа. Данное решение несильно ударит по нашей экономике: Пьерна обязана возместить убытки за текущий год, вызванные выходом из гильдии, но нам придется искать других партнеров.
- Отчего же король Сальвар разорвал все торговые сношения?
- Ходят слухи, что в королевском дворе не все ладно. Есть вероятность того, что Пьерна и вовсе закроет свои границы, - заявил министр иностранных дел Садор.
Министры озадаченно нацелили друг на друга бороды.
- Ходят слухи? – усмехнулся Амааль. – Так-то вы служите, господин Садор? Собираете слухи?
- Король Сальвар уже давно никого не принимает, опасается всех и вся. Состоявших в посольстве иностранных делегатов выдворили из страны под кортежем. Дворец усиленно охраняется, проникнуть в него невозможно, остается лишь прикладывать к стенам уши да собирать сор под окнами. Поэтому да, господин Амааль, я собираю слухи.
- Слухи – прекрасное оружие, - улыбнулся первый советник, - непредсказуемые, как полет ходжа, изменчивые, как настроение моря, быстрые, как взгляд с городских стен, не так ли, господин Амааль?
Министр финансов сложил губы в улыбку:
- Безусловно, господин Самаах.
- Что бы ни взбрело в голову Сальвара, нам придется иметь дело с последствиями, - сказал король. – Господин Амааль, казна находится в вашем ведомстве, и я надеюсь, вы сумеете правильно распорядиться отступными.
- Да, Ваше Величество, я постараюсь не обмануть ваших ожиданий.
- Целиком полагаюсь на вас. Есть ли какие известия от Маловера, господин советник?..
- Отец, вы меня совсем не слушаете. Опять размышляете о делах министерства? Вам следует больше отдыхать. Как вам этот цвет?
- Он великолепен, моя принцесса. Но для чего же этот отрез?
- Вы так невнимательны, отец. Это для шатра, подарок Пагура. Правда, мило с его стороны?
- Несомненно, он очень внимателен. Тебе достался лучший жених в Амшере, моя принцесса, но ему досталась лучшая невеста в мире.
- О, отец, вы слишком ко мне добры. Но, знаете, отец, чем ближе свадьба, тем больше мне хочется ее оттянуть.
- Отчего же? Неужели тебе расхотелось выходить замуж за Пагура? Или он посмел чем-то обидеть мою дочь?
- Да нет же, отец, разве осмелится Пагур меня чем-то обидеть? Но стоит мне подумать о том, что вскорости я покину этот дом, и больше некому будет присматривать за вами, как мое сердце обливается кровью. Кто будет отбирать ваши бумаги, приносить вам поднос, собирать вам выходные наряды? Отец, вы ведь у меня такой несамостоятельный, ни за что не вспомните, где хранятся ваши рубашки или сколько раз в день надо принимать пищу.
- Эге, только гляньте на нее: обвиняет отца в несамостоятельности. Может, вы уже и господину Рахману успели составить на меня ябеду?
- Если это поможет вам исправиться, непременно составлю. Вот как только господин Рахман вернется, так сразу и составлю!
- Вернется? Разве ж он не в городе? Я видел его не далее, как сегодня утром.
- Мы встретили его на рынке. Он так спешил, что даже не поздоровался. Я заволновалась было, но потом пришел человек Пагура с подарком, и я совершенно забыла про встречу. Его отъезд так важен для вас, отец?
- Возможно, его просто вызвали по срочным делам. Уверен, все в порядке. Лучше расскажи мне про шатер. Где он будет стоять?..
Амааль нанес визит министру юстиции, но главный слуга, поклонившись, передал, что господина нет на месте, когда вернется – неизвестно. Дарокат тоже был не в курсе исчезновения союзника.
- Думаете, проделки первого советника?
Министр финансов пощекотал пальцем обложку древнего трактата. Тот съежился, кругляши с заглавия перетекли в угол. Дарокат следил за каждым движением гостя ястребиным взором: не дай Ярок останется отпечаток, или отогнется уголок, или, того хуже, министру вздумается почитать.
- Я этого не исключаю. Но дело, похоже, принимает серьезный оборот, раз он даже не удосужился послать нам весточку. Как вы думаете, господин министр, может это быть связано с моей недавней к нему просьбой?
- Рахман узнал что-то важное о подстрекателях, и вместо того, чтобы сказать нам, отправился за ними сам? Едва ли. Кстати, господин Амааль, извольте утолить мое любопытство: кто тот человек, которого вы внедрили к советнику? Должен же я поздравить его с успешным началом.
Амааль усмехнулся:
- Ваша проницательность есть ничто иное, как следствие наблюдательности?
- Они взаимодополняют дополняют друг друга. Вы говорили, у вас есть на примете человек, который мог бы стать для вас шпионом в стане Самааха. Сегодня советник дал вам понять, что он осведомлен о вашем наблюдателе в своей свите. Вполне логично предположить, что его выдал ваш шпион как доказательство своей верности. Более того, я даже могу назвать имя шпиона, но оставлю эту привилегию вам.
- Отчего же? Мне было бы интересно услышать ваше предположение.
- Я полагаю, это бывший министр иностранных дел господин Юн. Я прав?
- Что же заставило вас так думать?
Одну за другой Дарокат перечислил причины, заставившие министра финансов обратиться к Юну. Амааль улыбнулся.
- Признаюсь, я не сомневался, что рано или поздно вы его вычислите. То, что господин Юн в итоге решил дать присягу законному наследнику, много значит для нас. Если бы изначально он выбрал другую сторону, добиться нашей цели было бы намного сложнее. Но уже темнеет, мне пора. Свяжитесь со мной, господин Дарокат, если Рахман вернется.
На аудиенции с королем министр представил Его Величеству план пополнения казны:
- С Пьерной мы теряем металл, но вместо того, чтобы искать нового поставщика железа, почему бы нам самим не добывать его из Скалистых гор? Согласно документам моего предшественника, тридцать восемь лет тому назад на востоке были найдены крупнейшие залежи железа, но война и последовавший затем спад внутренней экономики не позволили заняться рудниками вплотную. Сейчас мы можем вернуться к Скалистым горам за счет Пьерны, разработать прииски, найти мастеров литья и железных изделий, поставить горны и кузницы и творить изделия для внутреннего пользования и наружной торговли. Это бы решило не только проблему потери торгового партнера, но и обеспечило дополнительный приток золота во дворец.
- Господин Амааль, вы много помните о своем детстве?
Министр финансов настороженно куснул воздух, но правитель выглядел мирно, опасностью не пах. Не дожидаясь ответа собеседника, король отрешенно продолжил:
- Из детства у меня остались лишь два воспоминанья. Первое – мне дарят кинжал. Помню его как наяву: короткий, сделанный на заказ, совсем игрушечный. Матушка тогда рассердилась на отца на такой подарок, спрятала кинжал, пока я спал, мне сказала, что кашрики унесли его под воду и вернут, когда сочтут меня достойным, а до того я должен послушанием доказать, что я его ст;ю. Второе – как хоронили матушку. Господин Амааль, вы помните свою матушку?
- Да, Ваше Величество.
- Вы – счастливый человек. Я помню лишь ее платья. Помню каждую жемчужинку, каждый розу кружева, каждый дюйм шелка – и совершенно не вижу ее лица. Я смотрю на портрет и думаю: эта женщина – моя мать? Она дала мне жизнь? Она любила меня больше всего на свете?
Министру финансов совершенно не нравился этот разговор.
- Ваше Величество?
- Вспомню ли я ее, когда встречусь? Что, если не узнав, пройду мимо? Это разобьет ей сердце.
- Я уверен, этого не произойдет. Что-то подсказывает мне, что как только вы ее увидите, все ваше нутро встрепенется и потянется к ней, к той, что берегла пуще глаза, целовала царапинки и пела колыбельные.
Лицо короля посветлело:
- Даст Ярок – и вы окажетесь правы, господин министр. 
Рахман хранил молчание. Таль съежился, доверчиво прильнул к сакри, прячась в густой кроне и готовясь к спячке. В доме министра финансов правила суматоха: до свадьбы оставалось все меньше и меньше дней, а количество дел только прибавлялось. То шатер слишком грузен, то тяжелы закуски, то потеряны приглашения. Сразу после завтра Амааль уезжал в министерство, подписывал бумаги, составлял акты. При содействии Ана и министра иностранных дел Садора Амааль нашел зарубежных ремесленников, заинтересовал новыми возможностями, зазвал в Риссен – ждали со дня на день. Съездил в свою провинцию. Встретили настороженно. Амаалю не понравилась натянутая атмосфера, до того обходившая тихий его закуток стороной. В честь предстоящего праздника велел выдать всем по медяку, покинул деревню. Беспокойства добавил Хард: войско дошло до севера, Дымрок в руках гаронцев, армия готовится к осаде. Слухи о невероятных зверствах гаронцев, распущенные Амаалем, невидимой ватой осели на ушах всех жителей Амшера. Война с Сарией ненадолго отступила на второй план, все только и говорили, что о нашествии кочевников с севера.
Закончив дела в министерстве, Амааль держал путь домой через рынок. Новость о том, что на прилавках представлены последние закупы заграничной ткани, сюда еще не добралась: пухлые торговцы выкрикивали те же цены, прикладывали отмеры к трясущимся животам, демонстрируя переливчатый узор, соблазняли знать кружевным плетеньем, тяжелым бархатом, совали простолюдинкам дешевые ленты да прошлогодний лежалый товар. Мимо лавки с маслами министр прошел, заткнув ноздри. Заинтересованно изучил высокие неместные кубки, потрогал мечи, взвесил один в руке – легковат. Насмешливо оскалил зубы на лечебные травки и коренья, повертел в руках дивные тонкие яркие перья. Когда перебирал браслеты для Коэн, услышал сердитые вскрики, резкие отклики, брань. Визгливым голосом надрывалась тучная женщина, ей вторил тощий хор голосов. Амааль придвинулся к голосившей палатке, попробовал пробиться: кривые позвоночники сгрудились плотно, не пускали.
- Что здесь происходит? – рявкнул он.
На властный его рык испуганно оглянулись; завидев сине-черный министерский кафтан, задний ряд мгновенно расступился, подался в стороны, из треугольных лиц уставились неподвижные зрачки. Амааль внушительно прошел к прилавку – торговец выставил для защиты коробку, - грозно сказал:
- Спрашиваю еще раз – в чем провинился?
Женщина, резавшая слух пронзительным голосом, зло залаяла:
- Второй год уже трухлявый хлеб едим, теперь и его не достать – в три раза просит. Скотина передохла, а что не передохла – забрали на налог. Моргнуть не успеешь, как снова плати: за спиногрыза, за лишнюю куриную голову, за пару калош. Скоро дышать в долг будем!..
Амааль не дал бабе разораться, - каждую бумагу с новым сбором подписывал собственноручно, - направил всю волну на торговца:
- Отчего цены поднял?
Тот заколебался всем телом, выпучил глазные яблоки:
- Так зерно… последнее… неурожай ведь… везде цены поднимают…
- Кто разрешил? Где сопутствующий указ?
- Так все поднимают…
- Доберусь и до них. Если не желаешь встречать рассвет в Судном дворе, немедленно возвращай старые цены.
Худую муку с сорными примесями разобрали быстро, хаяли блеющего торговца на все лады. Министра обошли стороной как дерево или какой опорный столб, он, впрочем, понимал: одного приструнил, а по стране таких тысячи остались. Не этот обдерет, так другой, не исключено, что и сам.
Наутро связался с Гильдией, уточнил даты. Через две недели должны были подойти пять десятков подвод с зерном: пшеницей, рожью, овсом. На зиму должно хватить, а после – только уповать на хороший плодородный год. Прибыли мастера из-за моря. Амааль немедля снарядил их на Симовы горы, оценивать количество и качество руды, приставил охраны: в последнее время разошлись разбойники из беглых, раздирали купцов, уводили груз. В министерстве торговли поймал Карояка, велел обходить рынки, наводить порядки. За всеми заботами едва не забыл про первого министра, тот напомнил о себе визитом.
Расплываясь в широкой улыбке, въехал в чистый министерский двор, спешился, махнул рукой. Тотчас навстречу ему радостно выбежала Коэн, тепло приветствовала. Толпа слуг, прибывших с советником, принялась складывать там же гору из подарков. Вышло немало. Коэн пригласила гостя в дом, подвела к отцу, кинулась раздавать указания. Мужчины остались вдвоем.
- Не могу выразить словами радость от встречи с вами, господин советник. Вы, бывавший здесь ранее столь частым гостем, своим нынешним небрежением вселяете в сердца ваших покорных рабов безмерную тоску и печаль.
- Мое небрежение было вызвано бессчетным количеством дел, похоронивших меня во дворце, отнюдь не нежеланием видеть дорогие лица столь близких мне людей, пусть некоторые из них и делают все возможное, чтобы разорвать связующие нас узы.
- Порой, чтобы идти дальше, узы необходимо разрубать.
- И вместо единого целого, мыслящего и действующего себе во благо, получите два кровоточащих кусочка, пытающихся лишь унять свою боль от потери.
Амааль помедлил.
- Но что же делать, - сказал тихо, - если один из двух, половина целого, вдруг слишком забеспокоился о собственном благоденствии, забыв все остальное? Забыл всю силу своих клятв, свои молитвы, жертвы своих предков, самого себя? Как жизнь готов был положить во имя уз к короне? Что же делать куску второму?
Советник вдруг усмехнулся:
- А у куска второго язык подвешен. Много ль лет прошло с тех пор, как появился при дворе, лупя глаза на все подряд, да из сказанного ему не понимал и трети?
Министр улыбнулся.
- Вы вводили во дворец дикаря, господин советник.
- Только и научился, что складно говорить. А как в политике балбесом был, так им и остался.
- Неправда! – шурша шелковым платьем, Коэн поставила на круглый стол поднос. – Разве будь отец несведущ в политике, возглавил бы ведомство?
- И то верно, - сощурился первый советник, - разве возглавил бы?
Амааль кашлянул, принял из рук дочери бокал.
- Господин Самаах, вы ведь придете на мою свадьбу? Над приглашением к вам я трудилась особенно тщательно, столько бумаги перевела понапрасну – вы просто обязаны оправдать мои труды!
- Разве ж я могу поступить иначе, смешное вы дитя? Я оттесню вашего отца в сторонку и лично скреплю тройным узлом все золотые нити.
- Тогда в лице отца и Харда вы приобретете злейших врагов – за это право спихнуть меня скорей они соперничают с самой помолвки. Но я была бы рада, если бы стояли на стороне Пагура и давали бы ему советы вместо его отца.
- Я буду польщен, - заверил советник.
- Ну что ж, я свое получила, на этом могу вас и покинуть. Уверена, вам просто не терпится обсудить совместные дела.
Оба проводили глазами ее свежую легкую фигурку, улыбнулись. Советник задумчиво молвил:
- Только вчера, казалось, ластилась за конфету, а сегодня, глянь, уже невеста. Боюсь вот только, Пагуру я буду плохим названым отцом: в своих мечтах я видел Коэн женой Рагона. Заметить не успел, когда все изменилось. Что мы сделали не так, господин Амааль, отчего небеса от нас отвернулись?
- Вы позарились на святое.
- Я не надеялся, что вы меня поймете, но ждал, по крайней мере, что поддержите.
- Как я могу, господин советник? Вы вытащили меня из леса, вы дали мне вторую жизнь, вы показали мне мир за пределами моего. Я взирал на вас, как на божество, я восхищался вашей стойкостью, вашей силой и вашими непоколебимыми принципами. Когда все вокруг гнулось в войне, когда смерть подкашивала одного за другим, вы стояли так прямо, что только вас и можно было держаться. Я не встречал человека, подобного вам. Когда же вы представили меня Его Величеству и склонили перед ним голову, я принял вашего бога как своего. Ничто не могло стоять выше короля моего короля, вы сами столько раз давали мне это понять. И когда вы внезапно отступили, отреклись, я…
Амааль стих. Окаменевшей статуей первый советник сидел напротив, густо каркнул:
- Вам, недавнему деревяшнику, который приносил жертвы своим кровавым зверо-божкам, который жил в насквозь сырой землянке, которого гнали ото всех худых и сытых деревень, - вам не понять. В вас еще слишком ярки воспоминания о прошлом, вы слишком цените то, что имеете сейчас: теплую кровать, сухой дом, вдосталь еды на столе. Вашим детям, поверьте, этого будет мало, а дети ваших детей возжелают большего, чем сыто поесть и уютно поспать. У них начнутся игры иного толка. Мой прадед подметал полы в деревянном домике шестого правителя, мой дед возводил дворец для седьмого, отец раздевал ко сну восьмого, я утрясаю все дела Глориоса. Довольно! Я не желаю видеть, как и мой сын склоняет голову перед человеком, который того не достоин. Мой род достаточно унижался, достаточно выстрадал, чтобы, наконец, сбросить рабство!..
Крепкая грудь советника ходила ходуном, он прерывисто клекотал.
- Чем Рагон хуже Раймонда? Почему покоряться Лисвальду? Что сделали они такого, что раз и навсегда возвысились над остальными, над теми, кто в сотню раз достойнее? Возьми хотя бы Глориоса – в народе поют его мудрость, а чья она? Я сыт по горло. Я даю тебе последний шанс, Амааль, подумай вновь, прежде чем ответить: ты со мной или против?
Что-то дрогнуло в душе министра, горящие глаза советника затягивали, покоряли – совсем как в старину. Амааль вновь оказался на распутье. Так уютно было раньше, так спокойно, теперь же – делай еще выбор. Совсем хотел было все бросить, следовать, как прежде, за министром, но осекся – а как же принципы, которые так долго понимал и строил, и лелеял? Теперь незыблемыми остались лишь они: советник дрогнул, мир качнулся, держаться за что-то надо – и министр ухватился.
- Я буду благодарен вам до конца своей жизни, - Амааль низко, сердечно поклонился, - даже когда пошел против вас, одним своим словом могли меня уничтожить – не уничтожили. Для Коэн вы навсегда останетесь добрым другом, строгим наставником и приемным отцом – для меня. Харду… Хард – прямой как палка, сейчас он ждет от вас подлости, но если раскроете ему объятья – он ваш. В этом доме вы всегда будете желанным гостем, но больше не путеводной звездой.
- Глупец, - выдохнул советник, - тебе со мной не совладать. Как мне ни жаль тебя, но – уничтожу. Глупец…
День спустя вернулся Рахман. Крестьяне из его провинции устроили бунт, взломали и подожгли склады, оставили селенья и ушли в леса.