Глава XXI

Нью-Йорк, США, XXI век.
Джерард пришел домой поздно и нетрезвым.
В последнее время это стало для него нормой – приходить за полночь, подолгу снимать куртку в коридоре, слепо моргая и понимая с отвращением, что перед глазами все плывет. Заявляться глубокой ночью, чтобы не видеть ее, не говорить с ней. Но каждый раз по приходу брести наверх, в спальню, там стоять и смотреть, как она спит.
Пусть пьяный и оттого неуклюжий, но он сохранял свою феноменальную способность двигаться бесшумно. Мог войти и не потревожить ее, хотя спит она всегда беспокойно, нет, даже не спит – забывается нездоровым сном. Подходил вплотную к кровати и наблюдал, как она начинает метаться на горячих простынях, тихо стонет, чувствуя его тягостное присутствие.
Сегодня он не изменил себе. Раскачивающимся шагом поднялся наверх, по пути скинув куртку на перила лестницы.
Спальня была пуста, постель заправлена, на часах 12 ночи. Джерард повернулся и вышел. Голова безобразно кружилась, нарастающая боль распирала изнутри череп.
На середине лестницы ему стало дурно, он закачался, уперся плечом в стену, понимая, что секунда, и он кубарем полетит со ступенек.
Тогда-то и зазвонил телефон.
- Алло, - чтобы не упасть, Джерри присел на ступеньку, держа трубку у уха. – Кто это? Роберт? Говори, что у тебя.
Что говорил Роберт, Джерри слушал минут пять, не перебивая управляющего. Под конец монолога отключился, не прощаясь, отыскал в списке абонентов нужный контакт и без промедления нажал «дозвон».
Удивительно, но длинные гудки прервал щелчок принятого вызова.
- Слушаю, - сказала Бри на том конце.
- Слушаешь, - уточнил Джерард, встал на ноги и продолжил сползать по стене вниз, - Это настоящий сюрприз, Бри, ведь я уже отчаялся до тебя дозвониться. Почему твой телефон постоянно отключен?
-  Ты не хочешь для начала поздороваться, Джерард? – спросила Бри.
- Для начала ты дашь мне объяснения. Любезности оставим на потом. Что происходит?
- Я была занята, - отбилась Бри, - поэтому отключила телефон.
- Я даже знаю, чем ты была занята, - сквозь стиснутые зубы прорычал Джерард, - Роберт только что прояснил мне ситуацию. Ты познакомила домашних с новым врачом!!  Какую игру ты ведешь, Бри?
- Специалист по играм у нас ты, - огрызнулась она, - а я всего лишь решила поумнеть и взялась за собственную жизнь, Джерард. Надоело, знаешь, быть пустым привеском к тебе и твоей семье! Да, я была занята поисками подходящего врача и, наконец, нашла того, кто станет мне прекрасной заменой. На днях мне поступило профессиональное предложение, которое всерьез меня заинтересовало. Я намерена им воспользоваться.  А ты спокойно продолжай ублажать свою Нью-Йоркскую подружку.
- Что бы там тебе не предложили, я предлагаю вдвое больше, Бри, - оборвал ее Джерри, трезвея.  – Перестань становиться в позу, заплачу, сколько захочешь. Называй сумму.
- Иди ты, - презрительно выдавила Бри, - со своими суммами… Я сказала тебе про подружку, а ты просто проигнорировал мои слова… Я не становлюсь в позу, я доходчиво объясняю, что знаю до малейших подробностей, какие дела тебя держат в Нью-Йорке. Знаю и говорю, мы с Рокси не намерены ждать, когда ты привезешь в Тэнес Дочарн новую хозяйку. Нам не хочется выяснять, чем обернется ее приезд. Вдруг ей взбредет в голову вышвырнуть нас на улицу?! Я и Рокси уезжаем! Ясно тебе?!
 Он так и не дошел до окна, к которому направлялся, встал.
- Ты не посмеешь уехать, Бри. Не посмеешь забрать ее.
- Это я-то не посмею? – Женщина в трубке расхохоталась. Смех ее не сулил ничего хорошего. – Ты близко знаешь меня тринадцать лет, Джерард, тебе известно, что мое слово – это не плевок на ветер. Почему бы мне не забрать собственное дитя? А чтобы тебя впредь не посещал соблазн совать мне в нос бабки, скажу, с этой секунды мое нахождение в Тэнес Дочарн оценивается не в материальном эквиваленте. Цена другая. Тебе известно, какая. Либо так, либо никак.
Джерард успокоился. Его грудная клетка перестала вздыматься и опадать в бешеном темпе. Он задышал ровно.
- Ладно, Бри, - Джерри двинулся к зашторенному окну, огибая кадки с цветами и мебель. Остановился, смотря в опущенную, расшитую лиственным орнаментом драпировку, - Я знаю тебя, ты права. Но плясать под твою дудку не буду. Слушай, Бри. Ты вольна уехать, но имей в виду, я тебя отыщу. Где бы ты ни спряталась, найду, пусть бы мне пришлось жизнь положить на поиски. Тебе известно, ресурсы для серьезного поиска у меня есть. Я спущусь за тобой на дно бездны, поднимусь на самую высокую гору, если понадобится. Ты от меня не отгородишься даже адом, Бри. А когда отыщу, спущу с тебя шкуру.
Он знал, что не блефует, не утрирует. Говорил взвешенно, рассудительно, как на деловых переговорах. Ни слова лжи или преувеличения. Знал, что Бри, с ее-то дьявольским чутьем, поняла его верно.
- Пошла мода, - проговорила она после долгой паузы без тени испуга, но и без прежней хамской самоуверенности. – Пошла мода грозить моей шкуре. Что за порочная тенденция? И зря. Я делаю это ради дочери. Ты уехал на три часа, отсутствуешь три месяца, тебе плевать, что девочка тоскует по тебе. Болеет…. 
- Отвечай, что с Рокси.
- Ты знаешь ее, Джерард. У девчонки пограничная психика. Рокси сходит с ума оттого, что тебя нет рядом. Твой информатор Роберт не рассказал тебе, как неделю назад мы с ним ловили Рокси по аэропорту Глазго? Она сбежала из школы, добралась туда автостопом и намеревалась лететь в Нью-Йорк. Сейчас она сидит под домашним арестом. Я забрала у нее мобильник, из соображений безопасности очистила ее комнату от опасных предметов. Ибо кто знает…
- Что ты несешь?…
- То, что есть, дорогой. Несу истину. Она влюблена в тебя по уши.
- Вы что, все с ума посходили? Она же еще ребенок! Как ты могла допустить такое, Бри?!
- Это не я, это ты допустил. Не скидывай вину на меня. И потом, не такой уж она ребенок. Тринадцать лет – самое время для первой любви.
- Не предпринимай никаких действий, - мозг его заработал с лихорадочной быстротой, - не уезжай. Я скоро буду.
- Неделя, Джерард. Через неделю мы исчезнем, и тогда ищи ветра в поле.
- Неделя. Я вернусь в поместье. Один. Телефон отдай Рокси сейчас же, я хочу с ней поговорить.
Он опустился на пол, прислонясь спиной к колонне, повременил и позвонил Рокси. Девочка ответила. Он услышал в трубке частые всхлипывания.
- Чего ревешь, малышка? – спросил Джерри, закрывая глаза и вслушиваясь в тихий плач, - Привет.
- Привет…
- Мама сказала мне, что ты напридумывала себе всякой ерунды. Это не хорошо, Рокси, не по возрасту.
- Я не напридумывала. Сама мама мне и сказала. Все говорят…
- Что говорят?
- Что ты женишься скоро. Привезешь сюда кого-то… Это правда?
- Ну вот еще…
Всхлипывания нарастали.
- В Нью-Йорке у меня дела, Рокси. Ты большая, должна понимать такие вещи. Подумаешь, уехал надолго. Но не навсегда же. Улажу все и вернусь. Перестань плакать. Чтобы завра же пошла в школу, и никаких мне фокусов. Через неделю встречай меня.
- А раньше нельзя? – она перестала всхлипывать.
- Можно и раньше, если прекратишь слезы лить.
- Как же твои дела в Нью-Йорке?
- Нет таких дел, Рокси…, - он прочистил горло, - ... которые я не мог бы отложить ради тебя.
- Я тебе покажу что-то, когда приедешь, - девочка бодро потянула носом, переключаясь, -  Сюрприз. Я с батами больше не тренируюсь, ты не злишься? Я нашла кое-что получше.
- Очень хочу посмотреть на это «кое-что получше». Просто мечтаю, - Джерри улыбнулся перемене ее настроения.
- Ты точно приедешь один? – ее голосок дрогнул.
- Один, - ответил он, - верь мне. Ходи в школу, не убегай и не плачь.
- Я тебе верю, - сказала Рокси. – Доброй ночи, Джерри.
- Доброй ночи, детка.
«Вот и все… - он поднялся. Раздернул шторы, - все решилось быстро, просто. Не было необходимости лезть в самую грязь, придумывать гнусности, мстить Кэт так низко…за…свою…любовь к ней. Надо было лишь все взвесить и увидеть, что чаши весов не равны. Что сравнивать одно с другим – кощунство.  Хреновый из меня решатель проблем».
За окном вздымался ночной Нью-Йорк, зажженные окна геометрическим узором исчеркали фасады домов. На ветвях тополя, растущего под окном, набухли почки. Пришла весна. Со стороны Атлантики наползала туча, похожая на орла, распростершего крылья. Ее гигантская тень покрывала звездное небо. 
«Сейчас я позвоню и закажу билеты на завтрашний вечер. Зачем тянуть неделю? Перед смертью не надышишься, если рубить, то одним ударом. С этим городом я закончил».
Он поднес телефон к лицу, ладонь вспотела. Пот тек с него градом.
«Ослеп я, что ли? Ни черта не вижу. Башка сейчас взорвется. Это все от пьянки. Надо уезжать. Завтра, пока она будет спать, тихо уйти. Позже напишу ей из дома. Нет, не напишу. Просто вышлю дарственную на квартиру. Пусть живет здесь или уезжает в Даллас. Пусть будет счастлива. Не вижу ничего, черт возьми»...
Он нажимал кнопки в слепую, пальцы не слушались, ничего не получалось. Телефон выпал, брякнулся на пол. Джерри лбом уткнулся в оконное стекло.
Тьма, тьма кругом. Сплошная тьма. Ему почудилось, кто-то зовет его. Бездна за окном говорила и влекла. Он летел в пропасть вниз головой. Джерри отшатнулся от окна. За стеклом возникло видение. Черноволосая женщина.  Он знал ее, дважды встречался с ней в Далласе, когда забирал Кэт.
- Что с ней будет? – спросила призрачная Маргарита Уайнпот, - Она сильная. Но ты способен сломать ее. Сломать так, что больше она не поднимется.
- Я скорее умру, чем обижу ее, - услышал он собственный голос, донесшийся извне.
- Умру, - повторил за шепчущими призраками Джерри, снова прислоняясь к стеклу, - Это хороший выход. Лучший.
«Смерть – не предательство. Она переживет, утешится. Есть, кому утешить ее. Мужчина, которого я хотел убить, из-за которого таскал к себе эту девку из галереи… Его послал сам Бог. Никто не позаботится о ней лучше.  Она не моя. Я ее отдаю ему. Все наладится, все будет хорошо».
Джерри почувствовал облегчение, улыбнулся.
Что-то упало на руку, которой он опирался о подоконник. Упало опять и опять. Он опустил глаза – капли воды. Слизнул одну с запястья – соленая. Джерри вытер щеки ладонями, они стали мокрыми. Он все еще улыбался.  Все еще не понимал, что плачет. Слезы текли, капали с подбородка на подоконник.
Шум на улице. К парадному подъезду подъехал автомобиль. Длинный черный лимузин. Фонарные блики заскользили по его глянцевой крыше. Лимузин сопровождали четыре автомобиля, два мотоциклиста, едущие впереди кортежа. Джерри стал смотреть на лимузин.
Головную боль как рукой сняло.
Вместо боли возникло другое. Он почувствовал свой мозг, почувствовал его весь, как есть, словно кто-то вскрыл черепную коробку и копается в ней пальцами, деловито, изучающее, обстоятельно, ищет что-то. Это не больно, но и не слишком приятно.
Лимузин стоял. Время перестало течь, стало падать ржавыми гвоздями в жестяное ведро. Джерри смотрел. Дверца лимузина не открывалась. Гвозди падали. Один, другой, третий, четвертый, пятый…
Тот, кто копался в его мозгу, нащупал то, что искал. Похоже, какой-то сосуд. Намотал сосуд на палец и начал тянуть. И вот тут началась истинная боль. Джерри обхватил голову руками, попытался сорвать ее с плеч. Не вышло. Сумрак, багровый туман. Боль.
Он видит сквозь крышу лимузина. Видит ее. Она без блузки, в одном черном кружевном бюстгальтере и юбке. Как эта Мэри, которой он пользуется всю последнюю неделю. С ней араб. Усевшись на него верхом, Кэт раздевает его. Освобождает от рубашки, хватается за ремень. Его руки заняты ей. Бюстгалтер ему мешает. Араб расстегивает его и снимает, ладонями сжимает высвободившиеся из-под кружев изумительной формы груди, затем лезет под юбку, задирает ее до бедер. Боль костлявыми руками перемешивает, выворачивает мозг. Тянет, тянет проклятый сосуд.   
Убей, убей, убей… Багровый сумрак.
«Беги вниз. Убей обоих!!!»
Дверца раскрылась. Кэт с размаху хлопнула ей и сломя голову побежала к подъезду.
Сосуд оборвался. Джерри издал хлюпающий звук, отшатнулся от окна, из носа на грудь закапала кровь. Он быстро снял футболку, прижал ткань к ноздрям, пошел на кухню. Бросил окровавленную тряпку в раковину, стал умываться. 
- Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь.. – считал он вслух, поливая холодной водой голову, - восемь, девять, десять…
Он знал точно, сколько минут ей понадобится, чтобы подняться наверх. Три. Всегда три. Сейчас она прошла по вестибюлю, встала у лифта, нажала кнопку вызова, ждет.
- Тридцать девять, сорок, сорок один, сорок два, сорок три…
Входит в лифт, едет мимо этажей. Глядит на свое отражение, на распухшие от поцелуев губы. Отряхивает блузку, застегивает верхнюю пуговицу. Или, как Мэри обычно, пудрит лицо. Стирает с себя запах араба, душится.
- Сто десять, сто одиннадцать, сто двенадцать…
Он услышал, как остановился лифт, как раскрылись его дверцы, хоть и раскрывались они почти бесшумно. Тихий звук шагов Кэт.
Джерри выключил воду, вытерся бумажным полотенцем, бросил его в ведро, стал ждать. Она не заходила. Она стояла снаружи у двери, не доставала ключей. Виновата. Виновата и боится. Слишком очевидны следы измены на лице, на теле. Стоит. Шлюха.
В скважине заворочался ключ. Джерри шагнул к навесному шкафу, взял из него открытую бутылку виски, стал пить взахлеб из горла. Она вошла. Сумка падает на пол. Шорох сбрасываемого пальто.

Войдя в гостиную, Кэт ожидала увидеть его спящим на диване. По-другому не бывало больше недели. Но он не спал, находился на кухне. Она выглянула из-за колонны, увидела, как он прячет что-то в навесной шкаф, салфеткой начинает полировать поверхность разделочного стола.
  - Не спишь, Джерри?  – она вышла, он ее не увидел, стоя спиной.
Джерри был обнажен по пояс, несколько ударов сердца она смотрела, как под кожей у его лопаток перекатываются тугие мышцы. 
- Привет, - голос его прозвучал бесцветно. Словно все было в порядке, словно она не заявилась домой среди ночи.
Кэт прошлась вглубь комнаты. Он покончил с полировкой столешницы, повернулся к ней. На лице его было совершенно обычное, скучное выражение. Щеки горели, значит опять нетрезв.
- Как ты?
Он лениво отмахнулся.
- Ничего нового, устал.
- Снова был в баре?
- Да. Работы невпроворот.
Она ждала, что он задаст ей встречный вопрос. Не задал. Похоже, его не волновал ее поздний приход. Кэт мысленно выдохнула.
Внешне она сохраняла спокойствие. На деле страшно боялась. Поцелуй Самира еще горел на губах. Последние слова продолжали звучать в голове. Кровь бешено ударяла в виски. Если бы он что-то спросил, она бы себя выдала.   
Джерри, стоявший у раковины, подавил зевок.
- Хочешь, заварю чай? – она почувствовала себя свободнее. Обошла барную стойку, вступила на его территорию.
Он кивнул и ретировался с кухни, выдвинул тяжелый стул, уселся во главе стола. Его движения были вялыми. Видимо Джерри не врал, говоря, что устал.
Кэт зажгла конфорку под чайником, поставила на поднос две чашки, положила в них по чайному пакетику и серебряной ложечке. Стала ждать, когда закипит чайник.
В раковине лежала какая-то тряпка. Кэт покосилась на нее, сделала шаг, чтобы рассмотреть, но засвистел чайник. Она подняла его с плиты за ручку, разлила кипяток по чашкам и понесла их к столу. Села по правую руку от Джерри.
Пить чай пришлось в молчании. Он сонно помешивал ложкой в своей чашке.
- Говоришь, в баре много работы? Как продвигается ремонт? – решила начать Кэт.
- По плану, - отозвался он монотонно, - делают полы, потом будут делать стены. Потом отделка. Скоро закончится.
 - Кстати по поводу отделки. Моя помощь не нужна? Ты давно не просишь.
- Нет, не нужна, - ложка звонко стукнулась об край чашки, - до этого еще далеко. Сначала надо облицовку поменять.
Кэт отпила чай, который показался ей горше желчи.
«Даже не пытается лгать правдоподобно, - подумала она, - то ремонт почти закончен, то до конца еще далеко. Уставился в свою чашку, словно там можно разглядеть что-то путное. На меня ноль внимания. Ради этого я отказала Самиру? Отказалась от целого мира, который он обещал бросить к моим ногам»?
Она забыла, как недавно тряслась от мысли, что Джерард задаст ей неудобный вопрос. В ней закипело возмущение. Ревность. Она демонстративно зевнула, прикрыв ладонью рот.
- Я пойду спать, Джерри. Планировала лечь пораньше, но непредвиденно задержалась, а завтра рано вставать. Измотана до предела всеми этими встречами.
- Какими встречами? – спросил он больше по инерции, чем осознанно, не переставая помешивать в чашке. Кэт уцепилась за возможность.
- Вместо галереи пришлось провести встречу в ресторане. Атмосфера там располагающая к отдыху, вот и засиделись.
- Твой Мозес Гершт решил угостить тебя ужином? – он покривил губы в подобие усмешки.
- Почему же Мозес Гершт? – она вызывающе вскинула подбородок, - Не он. Один мой клиент! Ты его знаешь, кстати. Раз я про него тебе рассказывала, и раз ты видел его в галерее. Арабский шейх.
- А, шейх? – усмешка стала гадливее, - Помню-помню. Ваша галерея пробует новый вид сервиса – обслуживание VIP-клиентов в ресторане?
 «Сволочь, - Кэт обожглась чаем, - вздумал насмехаться надо мной. Вторую неделю демонстрирует равнодушие, пропах чужими духами, а теперь решил, что имеет право издеваться. Сейчас ты у меня запоешь».
- У нас была личная встреча, никакого сервиса, - со льдом в голосе ответила Кэт, ставя чашку на салфетку, - Мы обсуждали очень важную тему.
Он был заинтересован лишь ложкой, которой помешивал чай.
- Что за тема, позволь поинтересоваться?
- Позволю, почему нет? - она резала, кромсала его взглядом, вкладывая в него всю силу своей ненависти, которая развилась в ней за последнее время и с каждой секундой росла в геометрической прогрессии. Он ничего не замечал, не чувствовал, - шейх позвал меня замуж.
- И что ты ответила? – ложечка двигалась вкруговую по чашке и нервировала ее, раздражала.
- Я-то? – Кэт немного отодвинулась от стола, подбоченилась. В ней закипала злая обида, - сказала, что подумаю. Слушай, а ведь заманчивое предложение! Жених - на зависть, такого второго в мире нет, принц крови, наследник престола. Любая бы с ума сошла от счастья на моем месте. Чего я рассиживаю? Мне в пору шмотки паковать, другой шанс стать супругой вряд ли представится. Предложения больше не поступают, возраст не самый юный, пора бы устраиваться.
- И почему ты не пакуешь шмотки? – Джерард не переставал гадко усмехаться.
Кэт начало мутить от него, от квартиры, от себя самой.
-  Я решила с тобой посоветоваться, радость моя, - колко ответила она, - Как не крути, а не чужие люди. Столько месяцев ты оказывал мне гостеприимство, должна же я иметь хоть каплю признательности! Должна же отдать дань твоей напористости, решительному характеру, который позволяет тебе выворачивать чужие жизни под себя. Ты ведь именно так поступал по отношению ко мне все это время?! Хотел – брал, хотел – отталкивал, хотел – уходил, хотел – заявлялся. Как ни в чем не бывало! Ты решаешь, где мне жить, где спать, где работать, с кем общаться! Представь себе, я разучилась принимать решения! Реши ты в последний раз, что мне делать, как поступить! Я тебе позволяю! Нет, я настаиваю! У самой меня нет сил! Давай, распорядись моей жизнью, как хочешь! Сделаю, как скажешь, клянусь тебе! Если да – то уйду. Но если нет, Джерард, если ты скажешь - нет, тогда ты объяснишь мне, что здесь происходит?! Выложишь все на чистоту, без утайки! Ну! Почему ты, черт тебя дери, молчишь?!!! Что ты думаешь?!!!
Кэт, которая к концу монолога, почти орала, осеклась. Догадка прожгла ее внезапно.   
«Что он там размешивает, в этой чашке, - подумала она, - я не положила в чай сахар».
Ложка замерла. Он поднял на нее глаза. Не серые, а черные и пустые, как два пушечных жерла. Залился бледностью.
- Что я думаю?
Кэт поняла, что приняла кому за спокойствие. Поздно.
Он резко встал. Кэт тоже вскочила, обожженная испугом.
Джерри ухватился за спинку дубового стула, поднял его над головой как перышко и грохнул о край столешницы. Первый удар разворотил на столе сервировку. Он снова замахнулся. Раздался грохот, Кэт отвернулась. С третьего удара от стула не осталось почти ничего. Джерри отшвырнул спинку, оставшуюся в руках, рыча зверем, перевернул стол и кровожадно огляделся. Она успела отбежать с его пути, вжалась в стену под лестницей.   
Он рванулся на кухню, кулаком ударил дверцу шкафа, полетели филенки и стекла. Джерри стал крушить все подряд. Срывал навесные шкафы. Вырвал раковину, разбил ею кафель. Кухня превратилась в руины.
Хрипло дыша, он двинулся в гостиную. Перевернув изящную витрину с фарфором, стал молоть стекло и дерево. Консоли, кресла, стулья, пуфы, креденца – все разрушалось в грохочущем смерче. Его кулаки двигались, как два тарана. Венецианские зеркала разлетались на осколки, люстры взрывались, в воздухе плясала пыль.
- Что ты стоишь?! – закричал он из центра апокалипсиса. Его голос, больше похожий на рычание, отразился от вмиг опустевших стен жутким эхом, - Пошла прочь! Пошла вон из моей жизни!!!
Кэт отчаянно взглянула на дверь, но на пути был он. На пути была Смерть.
Она решилась, повернулась. И пошла к лестнице, а по ней наверх. Шла расчетливо неспешно, держа прямо спину, борясь с желанием побежать.
- Убьет, так убьет, - бормотала она, - ну и ладно.
- Куда ты! – донесся истошный вопль, в стену за спиной врезалось что-то тяжелое и большое, осыпалась штукатурка, цветочный грунт, полетели обломки керамики.
«Кадка с розой», - поняла Кэт, вбегая на последние ступеньки.    
С момента, когда он вскочил со стулом, и до ее бегства прошло несколько минут. За это время от гостиной ничего не осталось.
Кэт не успела запереться, он вломился следом. Этот мужчина был слишком силен, запертая дверь его не остановила бы. Джерри молча пошел на нее, сжимая разбитые в кровь кулаки. Он дышал с хрипом, как загнанный зверь. И смотрел также, исподлобья, глазами, в которых светилась ненависть. Его грудь ходила ходуном, на скулах перекатывались желваки.
- Чего тебе нужно, Джерри? – она сделала шаг назад, пряча за спину трясущиеся руки. Не хотела, чтобы он заметил ее страх. - Не смей подходить. Она старалась говорить твердо, но его голос все-таки дрогнул.
- Боишься, - усмехнулся он совсем по-волчьи. Глаза его были глухо темными, являя жуткий контраст с мертвенно бледным лицом. – Я понимаю, ты бы хотела, чтобы на моем месте был другой…
Если до этой секунды Кэт не хотела верить, что с Джерри происходит что-то неладное, то теперь сомнений у нее не осталось. Этот мужчина, медленно наступающий на нее, был кем угодно, но только не Джерри. Теперь она испугалась по-настоящему.
- Ты сошел с ума.
- Да, - легко согласился он, глубоко и часто дыша. Его мускулистая грудь  тяжело поднималась и опадала, - сошел с ума, когда позволил тебе подчинить мой разум, занять мое сердце. Днем и ночью, забыв все обязательства, сидеть и, как цепной пес, ждать тебя. В надежде, что придет хозяйка и приласкает, если будет в настроении…
Кэт не верила собственным ушам. Ее страх сменился злой обидой. 
- Что ты несешь?  - закричала она, теряя контроль над собой, - Ничего не перепутал? Это я днями и ночами без тебя! Это я мучаюсь от осознания собственной ненужности! Не могу лишний раз пройти по этой квартире, боясь увидеть горящий ночник, который лишний раз покажет мне мое истинное место в твоей жизни! Выключаю его, он включается снова! Боюсь заснуть, боюсь проснуться! Я всего лишь твоя прихоть! Ты от меня устал! Я твоя подстилка, которая все прекрасно понимает и до сих пор не уходит!!! Ты меня не любишь! А в прочем никогда не любил. А теперь еще и не хочешь. Поэтому и пытаешься в угоду своей больной совести переложить на меня вину за собственное негодяйство! Уходи!!!
Она шагнула назад и оступилась. Упала на спину, больно стукнувшись локтем о кроватный каркас. Подол платья задрался, открыв изящные бедра. Взгляд его метнулся на ее ноги. Кэт нервно одернула подол, но не сумела прикрыться.
- Как ты хорошо знаешь мужчин,  – он оглядел ее, - упала, будто нечаянно, задрала юбку. Провоцируешь меня? Что, не хватило тебе на сегодня твоего смуглого, горячего клиента? Может, хочешь сравнить его с шотландским увальнем?
- Хватило, - ненавистно процедила она сквозь зубы, цепляясь за остатки мужества.  – Уже сравнила. И сравнение не в твою пользу.
Кэт отвернулась на мгновение, пытаясь облокотиться на кровать и подняться. Он прыгнул на нее, как лесной кот, схватил за бедра и ловко подтянул под себя. Навалился всем телом. Кэт задохнулась, чуть не потеряв сознание от его тяжести. Но пришла в себя и вцепилась ногтями в его голую грудь. Джерри зарычал. Не от боли. От страсти и злобы. Рванул на ней платье. Ткань разъехалась от горловины почти до середины подола. Кэт отчаянно закричала. Стала бить его по лицу.
- Сейчас посмотрим, - хрипло захохотал он, разрывая платье до конца, - я возьму тебя, как хочу, дам возможность тебе снова сравнить. И, возможно, стрелка весов опять качнется в мою сторону.
Одной рукой зажал оба ее запястья, как в тисках, завел их ей за голову. Она могла только выгибаться и метаться под ним, когда Джерри целовал ее в губы. Вернее не целовал, почти кусал, ударяясь зубами о ее зубы.
- Джерри, нет!!! – закричала она, когда он оторвался от ее рта, чтобы вдохнуть. 
В ответ он грубо стиснул ее грудь. Вжался лицом в шею. Он покрывал ее не поцелуями – укусами, оставляя следы на нежной коже. Кэт почувствовала его колено. Джерри втиснул его между ее бедер. Она снова закричала, напрягаясь до предела в попытке не пустить его.
- Не зажимайся, - скомандовал, тяжело дыша, - все равно я тебя возьму…
- Нет!!
- Да! – он добился своего. С силой развел ее бедра, помогая себе свободной рукой. Застонал, разрывая ее нижнее белье. Приподнялся над ней, быстро расправился с собственными шанами. А когда снова лег, Кэт охнула и выгнулась от острой боли.
- Кэт… - сквозь туманную пелену она увидела его лицо над собой. Джерри говорил в каком-то бешеном, будто наркотическом экстазе. Несвязная английская речь мешалась с гэльскими словами. Единственное, что она могла понять в этой мешанине, и что он повторял снова и снова: - ты моя… тебя не забрать у меня никому…
Она зарыдала. Ей было невыносимо больно. Не было сил терпеть. Он грубо насиловал ее. Измывался над ней и смотрел на нее без единой мысли во взгляде, как будто вообще не узнавал. Двигался резко, беспощадно. И все же своей дьявольской силой сломил ее, заставил ее тело отзываться, она уже начинала ощущать сладость, пробивающуюся сквозь боль. 
Джерри чувствовал, что весь бурлит внутри, сгорает. Что его вот-вот разорвет на куски. Чувствовал женское тело под собой, податливое, уже ставшее слабым, безвольным.  Светлые волосы женщины разметались, из глаз текут слезы. Он замечает, что лежит она на острых камнях, которые вонзаются ей в обнаженные плечи, спину. И еще свежий, пахнущий цветами ветер. Где-то в облаках орлиный клекот. Вереск цветет. Она жалобно рыдает, умоляет. Платье задрано до подбородка. «Не отпускай ее, - шепчут голоса, - не дай ей уйти, сломай. Иначе исчезнет, пропадет, как тень в полдень. Она твоя собственность. Удержи ее или убей. Убей. Убей!»…
Он закричал, откидывая назад голову и замер. Вены узлами вздулись на мощной шее. Весь покрытый мелкой росой пота, он блестел, словно отлитый из бронзы. Кэт уже только всхлипывала и больше не сопротивлялась.
- Кэт, - прошептал он, в голосе его была глубокая мука,  - ты будешь со мной или…
Его ладонь заскользила по ее коже между грудей, к шее. Пальцы обхватили горло. Он глядел на нее будто в последний раз. И она увидела, сумела разглядеть, как сквозь мрак в его взгляде пробивается обреченная любовь. Он не лгал.
- Стой, - девушка напряглась, понимая, что эта минута может стать последней в ее жизни. Не мешкая, она отвела в сторону руку и крепко сжатым кулаком, утяжеленным большим опаловым перстнем, ударила Джерри в лицо. В удар Кэт вложила всю силу. Запястье хрустнуло. Руку до самого плеча пронзило молнией, и она провалилась в избавляющее от кошмара небытие.
Перстень глубоко рассек ему левую щеку до самого виска. Кровь из раны закапала на ее лицо. Увидев Кэт в крови, Джерри пришел в себя. Вскочил на ноги. Посмотрел на распластанную девушку. Задержал дыхание от расползающегося по внутренностям ужаса. Вся залита кровью, платье разорвано, на белой коже вспухли синяки. Внезапно она тихо застонала, пошевелилась, приходя в себя, тяжело села. Джерри опустился на колени рядом с ней. Взгляд его заскользил по ее изонувшемуся, полуобнаженному телу.
- Кэт, я… - он понял, что сотворил, его охватила паника. Попытался дотронуться до нее.
- Не приближайся ко мне, - сказала девушка безжизненным голосом и с омерзением оттолкнула его руку.
 Он поднялся, попятился и выбежал вон. Сбегая по ступенькам, зацепил на перилах свою куртку. Гостиной Джерри не узнал. Он не помнил, что здесь произошло. Запинаясь об обломки мебели, побежал из дома.

Кэт медленно приходила в себя. Несколько секунд не видела ничего, только мутный туман. Затем из него мало-помалу стали проступать очертания предметов. Постепенно стало доходить, что здесь с нею произошло. Кэт была вся слеплена из боли. Болело всё, внутри и снаружи, каждая косточка, каждый мускул. А в мозгу застряло полное и апатичное отупение. Она была вся покрыта следами его насилия. Кэт еще посидела на ковре, собираясь с силами. Затем поднялась, морщась от усилия, перебралась на кровать. Кошмар из сна воплотился в явь. Девушка закуталась в обрывки платья. И стала шарить вокруг себя руками. Она искала сумку, в ней было спасение – подаренный Самиром телефон. Один звонок, и всё закончится. Превратится в воспоминание, страшное, мучительное. Ничего больше не будет. И Джерри больше не будет. Только бы найти сумку.
Сумки не было. Она осталась в гостиной.
«Сейчас,  сейчас, - подумала Кэт, - немного отдышусь и схожу вниз. Сейчас только минуточку. Уже встаю».
И шарила, шарила по покрывалу. Запястье правой руки чертовки болело. Наверное, она сломала его, когда била Джерри. Ее стала колотить дрожь. Только одна мысль крутилась в голове: «Как могло дойти до такого? Я не хотела, чтобы все так получилось»…
«Господи, как же плохо..., - содрогаясь от рыданий, она представила, как выглядит со стороны и ничего, кроме омерзения к самой себе не испытала, - Не ври себе, ты хотела, чтобы Самир в тебя влюбился. И хотела, чтобы Джерри ревновал. Хотела позлить его? Удалось. Более чем. Ты дрянь, Кэт. И не заслужила ни любви, ни ревности – ни одного из этих мужчин»…
Рука нащупала подушку. Подушку Джерри. Она притянула ее к себе, уткнулась в нее. Подушка хранила его запах. Запах пены для бритья, ментолового шампуня, терпкого одеколона, немного табака.
Кэт легла на подушку, без сил пошевелиться.
Нет, она не пойдет вниз. Понимание этого стало кристальным. Не пойдет не потому, что все тело разламывается, ноги ватные, силы иссякли, душа выпита, сознание выжжено.  А потому что нет смысла куда-то идти. Что за глупая идея – бежать от него, спасаться. Все равно у нее нет будущего. Нигде.  Это тупик. Глухая стена – ни начала, ни конца. Она уперлась в нее и не может сдвинуться. Не хочет. Она любит его так, что лучше тупик. Лучше затянутое мраком будущее, лучше страшный сон, воплощающийся в реальность, лучше ледяная затягивающая топь, чем вообще без него.    
 «Я не существую без него. На нем заканчивается все. На нем заканчиваюсь я. И я все прощу, все забуду, даже умру, если в следующий раз он не остановится. Без него меня нет. Как такое могло произойти»?
Ночь стала тихой, сгустилась. Ясная, необычайно спокойная для Нью-Йорка, она дышала свежестью. Заметенное звездной пылью небо отражалось в атлантической воде. Холодные волны с легким звоном плыли, глянцевито поблескивая на перекатах, и лизали пологие пляжи так сладко, словно те были карамельными. Полуночникам, тем, кто прогуливался по набережным в эту ночь, казалось – какое волшебное, тихое время. Разве может его что-то нарушить? Разве что-то дурное случается в зачарованные ночи, вроде этой?


Продолжение следует…