Мандарин Бальзака. Роман. Часть 1. Глава 4

                Глава четвёртая. Вентро

      Дятлов последовал совету. И вспомнил. На праздники приятели дарили друг другу подарки — не всегда, но по вдохновению. Обычно Клепиков одаривал друга к бывшему празднику Великой Октябрьской социалистической революции, учитывая его левую ориентацию, Дятлов же подносил презенты закоренелому либералу к его празднику — Дню Конституции девяносто третьего года. Как-то в годовщину Великого Октября Клепиков защёлкнул на ручке дятловской походной сумки амбарный замок, но ключа к подарку не дал: якобы потерял. Пришлось Юрию Васильевичу покупать пилку для металла и довольно долго распиливать дужку. В долгу он не остался: в ближайший же праздник отдарил Игоря Михайловича шоколадным яичком, обёрнутым фольгой любимых позднесоветскими либералами цветов. Яичко было куплено не где попало, а в специальном магазине чудес, и в шоколадной полости, как и положено киндер-сюрпризу, содержало пластиковый патрончик, а внутри патрончика, когда откроешь, — тот самый сюрприз: миниатюрный человеческий череп.
      Но это были лишь побочные ветви воспоминаний, подводившие к главному. На очередную революционную дату, менее полугода назад, Клепиков подарил Юрию Васильевичу детскую книжку с картинками — «Красная Шапочка». Однако яркая обложка приписывала авторство почему-то не Шарлю Перро и не братьям Гримм, а некоей Марте Стремянской, иллюстрировала же сказку художница Ирина Скороглотова. Дятлов, не листая, бросил подарок себе в сумку — не из пренебрежения, а потому, что накрапывал дождик, и вспомнил лишь дома. Книжка оказалась не совсем детской. Сюжет сказки, порождение изощрённой, если не сказать —  извращённой, фантазии, напоминал классический лишь отдалённо.
      Первый вопрос, которым задаётся сказительница: почему бабушка живёт не в деревне, как все нормальные люди, а где-то на отшибе, и к ней надо добираться лесом? У братьев Гримм прямо сказано: не в соседней деревне, а в самом лесу, в получасе ходьбы, то есть в чащобе. Почему? Да потому, что она ведьма, баба-яга, и деревенские не потерпели бы близкого соседства с такой дамой.
      Изложение событий в книжке сопровождалось аналитикой, эта страсть к расследованию и оригинальным логическим построениям импонировала Юрию Васильевичу. И он продолжил увлекательное чтение, да ещё с картинками.
      Красная Шапочка, несомненно, тоже ведьма, поскольку подобные паранормальные способности  передаются обычно через поколение, от бабки к внучке. У Марты Стремянской это не девочка, а зрелая девица, что отражено и в иллюстрациях. Женихи обходят её стороной: кто же захочет связаться с ведьмой? Неудовлетворённость разжигает страсти, и потому Красная Шапочка — очень злая ведьма. Ей надоело жить в деревне, ловить на себе косые взгляды, она рвётся на простор, чтобы, не опасаясь расправы сельчан, предаться влекущему её чародейству. Отсюда и решение переселиться в лес, в бабушкин домик. Внешне всё выглядит так, будто она направляется навестить больную, прихватив корзинку с пирожками. На самом же деле молодая ведьма замыслила прикончить старую и завладеть её квартирой: понятно, что двум ведьмам в одном логове не ужиться.
      По дороге Красная Шапочка встречает голодного волка. Волк явно пришлый, не знающий обстановки. Когда он навострил было на ведьмочку зубы, та на минутку прикинулась гадюкой, и у волка пропала охота ею позавтракать. В утешение Красная Шапочка указывает волку путь к избушке, где его ждёт якобы лёгкая добыча. Девушка надеется, что волк сделает грязную работу за неё, хотя не вполне в этом уверена, поскольку волку справиться с ведьмой, даже старой, нелегко. Сама же идёт следом не спеша, собирая лесные цветы и радуясь пению птиц.
      Однако, добравшись до избушки, Красная Шапочка застаёт там не сытого волка, а свою бабушку, в изнеможении от нелёгкой борьбы лежащую на кровати. Живот у старой ведьмы торчит горой: волка пришлось проглотить — так проще было его одолеть, а проглотить кого-нибудь для ведьмы, как известно, — дело житейское. Плохо только, что фигура от этого надолго портится, поэтому ведьмы глотают не всех подряд, а с большим разбором. Поняв, что надежды на волка не оправдались, Красная Шапочка, тяжело вздохнув, набрасывается на бабушку. Разгорается жестокая схватка двух ведьм: трещат платья, опрокидывается мебель, звенит разбитая посуда. Звуки борьбы достигают ушей охотника, проходящего неподалёку. Полагая, что это бесчинствует волк, терзая старушку, охотник спешит на помощь. Судя по всему, охотник — из местных дворян, начитавшийся Вольтера и Дидро и не верящий в ведьм. Когда он входит в дом, всё уже кончено, и молодая ведьма с победоносным видом и невероятно округлившимся животиком сидит на кровати неглиже: одежда изорвалась в клочья в ходе сражения. Вероятно, Красная Шапочка показалась молодому барину такой соблазнительной, что он, потеряв голову, ринулся к кровати с намерением овладеть красавицей. Защищаясь, Красная Шапочка вынуждена была его проглотить. Понятно, что это не добавило стройности её фигурке. Опасаясь за свой животик, она стянула его пояском и принялась массировать, но он всё равно не выдержал и лопнул. Бабушка вывалилась оттуда живая и невредимая, вылез и ошалелый охотник, тут же бросившись наутёк — даже ружьё своё забыл. Бабушка, несмотря на разногласия, любила внучку и зашила её ниткой, смоченной в волшебном растворе, так что животик стал, как говорится, лучше нового. После этого они пили чай с пирожками, принесёнными Красной Шапочкой, а к вечеру та отправилась домой. Она была ещё слишком слаба после травмы, чтобы вернуться к своему замыслу, и решила осуществить его позднее, когда совсем восстановится. Волк же так и погиб в животе старушки: туда и дорога!
      В заключительном лирическом отступлении писательница отмечает, что коллизии её сказки не высосаны из пальца, а близки по духу к первоначальной народной версии, которую Шарль Перро перекроил и причесал в угоду публике. Правда, в народном варианте волк Красную Шапочку бесповоротно съедает, но до этого они вместе угощаются мясом расчленённой бабушки.
      Ничего более патологического Юрию Васильевичу в жизни читать не приходилось, а иллюстрации Ирины Скороглотовой, которые можно было определить как босхианский реализм, чуждые какому-либо уважению к женскому телу, усугубляли впечатление. Кто же выпустил такое в свет? На титуле значилось: издательская группа «Вентро». Да, Стивен Кроу прав: слово ему знакомо, но за прошедшие месяцы, полные трудов и творческого поиска, забылось, как и сама пакостная книжка, заброшенная на антресоли к другому хламу, который руки не доходят выбросить.
      Восстала из забвения и лекция, прочитанная Клепиковым по следам его подарка во время ближайшего же похода в тимирязевский лесопарк и посвящённая истории каннибализма и его влиянию на общественную жизнь и культуру. Марту Стремянскую он назвал гениальной писательницей, вскрывающей изнанку современного сознания, на что не отваживались даже самые талантливые и дерзкие инженеры человеческих душ, если пользоваться незабвенным определением. Непосвящённому её тексты могут показаться бредом, патологией, в лучшем случае — безвкусицей, пошлостью. Секрет же в том, что её строки полны утончённой эротики: это эротическая поэзия, чарующее дыхание которой можно почувствовать и оценить только сопереживая.
      — То есть с тем же диагнозом? — уточнил Дятлов.
      Клепиков оставил реплику без внимания и продолжал лекцию. В принципе, в сексуальной значимости поглощения пищи нет ничего удивительного: удовлетворение одной потребности выдвигает на первый план другую.
      — Помнится, об этом и твой Карл Маркс писал в «Немецкой идеологии», — для ясности добавил Игорь Михайлович и перешёл к конкретике, помянув примитивные языки, в которых еда и секс обозначаются одним и тем же словом. В народе даже пословица есть: серёдочка сыта — кончики играют. Раздутое чрево воспринимается как символ сытости — следовательно, и секса: готовности к нему, предвкушения. Фрейдисты что только не объявляли сексуальными символами — а главному, толстому пузу, должного внимания не уделили. Почему? А потому, что, как и вся современная культура, находятся под властью табу. Что это за табу? Это древнее табу на каннибализм. Любопытно, что именно Фрейд сочинил легенду о рождении эдипова комплекса, когда братья съели своего отца — вождя первобытного племени, чтобы овладеть его жёнами, то есть своими матерями. Но потом их одолело чувство вины, породившее и знаменитый комплекс, и табу на каннибализм. Фрейдова легенда, конечно, антинаучна и попахивает ламаркизмом — ложным учением о генетической передаче жизненного опыта, но что наш предок — каннибал, в этом у науки нет никаких сомнений. С тех пор, как человек стал питаться мясом, и до появления скотоводства себе подобные были самой лёгкой добычей, более надёжной, чем трофеи охотника. Кроме того, человеческое мясо, по оценке людоедов Океании и других регионов, где современным этнографам посчастливилось с ними  встретиться, — самое вкусное, нежное, сочное, пробуждающее неукротимую энергию. И самое полезное с точки зрения белкового состава, добавим мы, опираясь на науку.
      Увлёкшись, Клепиков, образно говоря, бросил монетку в копилку феминисток— если не камень в их огород: каннибализм, скорее всего, — достижение эпохи матриархата. Людоеды Океании жаловались учёным, что к каннибальским набегам на соседние племена их подстрекают женщины, требуя вкусной человечины. Сами мужики давно бы с этим делом завязали.
      Да, но ведь мы давно уже не каннибалы! Почему бы не забыть печальное прошлое? Мы ведь не вспоминаем без нужды о реках крови, пролитых нашими предками и выпущенных ими из других совсем недавно — в двадцатом веке! Нет, господа, забыть невозможно ни о том, ни о другом: человек ничего не забывает. Он может не думать о чём-то годами или вообще никогда, но это варится, бурлит в котле его памяти, у которого, похоже, не достать до дна. По-научному — в бессознательном. А оно обустроено бытом, культурой, мемуарами и байками старших, детскими сказками, самим языком — жутким тайным деспотом, диктующим нашим мыслям тот смысл, которого мы, возможно, не желаем и даже не подозреваем. Жив в нас и каннибал, но не через гены, не по Ламарку, а через культурный код, через фольклор, через язык. Свойство человеческой психики — олицетворять, очеловечивать, наделять разумом всё вокруг, живое и неживое. Это сильнее нас, не зависит от нашей воли. Иррационально? Разумеется. Мифы и сказки — тому свидетельство. Мы в них, конечно, ни секунды не верим, но правы последователи Карла Густава Юнга: именно мифы и сказки организуют наше подсознание. Самые же въедливые мифы — это элементарные конструкции  языка, который насквозь мифологичен. Об этом ещё философ Алексей Лосев писал, не побоявшись получить за это срок. Потому и вполне современный человек подсознательно видит во всех существах — себе подобных, то есть разумных. Говоря широко: что бы он ни поглощал — он лакомится живыми и разумными существами, и кто-то внутри него — можно сказать, какой-то идиот! — всегда это помнит. И потому питание их плотью не может не восприниматься, тоже подсознательно, конечно, как самое настоящее людоедство. Современный человек остался каннибалом — и чувствует это в детской глубине своей души.
      Но и секс тут как тут: не зря в народе бытует мнение, точнее, предрассудок,  что для активной половой жизни необходимо мясо. А поскольку поглощение пищи, особенно мяса, сексуально значимо, сексуально значимым для современного человека остаётся и образ злодея-людоеда с туго набитым пузом. Истории о монстрах-пожирателях и вообще о выдающихся злодеях будоражат, волнуют, невольно влекут. Но на пути влечения встаёт древнее табу на каннибализм, оно тоже живо в подсознании как запрет творить зло, ненависть к злодеям. В результате в недрах души образуется гремучая смесь, царствует странный эротизм — изощрённый, запретный, боязливый, полубезумный. По-другому это называется тайным обаянием зла. История культуры, по версии Клепикова, которой он завершил лекцию, — это непрерывное подковёрное, то бишь подсознательное, противоборство радостно злой людоедской сексуальности и уныло добродетельного табу. Таково извечное проклятие человечества. В современном переусложнённом и запутавшемся мире противоборство это выливается порой в уродливые формы, когда европейцы объявляют модной и, следовательно, сексуальной худобу, фотомодели состязаются в демонстрации живых мощей, а прекрасные своей полнотой девушки подыхают от недоедания в борьбе за плоский живот. Популярность на Западе сюжетов о вампирах — стыдливое преодоление того же запрета, когда грубое, неприличное людоедство подменяется изысканным кровососанием. В другие времена и у других народов сексуальность полноты не подвергалась сомнению. Или взять другую волну: недавнюю африканскую моду на оголение живота. Торжество сексуально-каннибальского символа налицо — на время, конечно. Воистину, человек — игрушка подсознательных сил, и прав Юнг: мы не хозяева в этом доме. То есть у себя в голове. Но и сам Юнг, и юнгианцы, при всех заслугах в разоблачении подсознательно живущего в каждом сказочного мира — движителя человеческой жизни и истории, не сумели выделить главного звена, и только Марта Стремянская, удивительная женщина, с которой Клепиков, к сожалению, лично не знаком, срывает все покровы.
      — А ты не боишься, Игорёк, — вспомнилась Дятлову тогдашняя его мрачная шутка, — что эта Марта Стремянская при ближайшем знакомстве слопает тебя на ужин по примеру своих героинь?
      Лекцию в целом Юрий Васильевич воспринял как тяжёлый бред или, лучше сказать, очередную интеллектуальную забаву приятеля, талантливого зодчего зловеще эпатажных чертогов мысли. И потому за прошедшие месяцы напрочь забыл замысловатые человеконенавистнические умопостроения. Произошло, как говорят психоаналитики, вытеснение отвратительной информации в бессознательное. Но сегодня она оказалась востребованной. Безумная Марта Стремянская с её людоедками, обложка Ингочкиной тетради с так называемой Золушкой, словечко «вентро», объединяющее то и другое, патологические умствования Клепикова и его странная дружба с Ингочкой — не на этой ли почве? — наконец, уничтожение его тела, воспринимаемое Дятловым как неоспоримый факт, — всё сплелось в один узел, который предстояло распутать. Но, как патетически сформулировал для себя Дятлов, над всей этой мутной чертовщиной вставало уже солнце победы: версия! Настоящая, добротная рабочая гипотеза! Оставалось лишь добавить отдельные штрихи, связать кое-какие звенья, подтвердить догадки. И Юрий Васильевич устремился к компьютеру.
      Интернет не обманул ожиданий. Вентро, как явствовало из творческого манифеста, размещённого на одноимённом сайте, — действительно, художественный стиль. Корень слова — латинский, но понятен и современному итальянцу, и французу, и каждому на просторах испаноговорящего и португалоговорящего мира, то есть любому представителю романской группы языков, и означает живот, чрево. Не может не узнать этого слова и тот, кто хоть немножко копнул медицину или зоологию с их пристрастием к латыни. Стиль вентро по сути — культ живота, брюха, но не совсем в смысле чревоугодия. Всё дело в нюансах. Вентро — эротическое влечение к пузу, к пузатости вообще, пузатости чего угодно, даже неодушевлённых предметов, даже облаков в небе и пузырей на лужах. Дятлов, будучи чистым теоретиком, тем не менее кое-что полистал по вопросам секса для своего литературного проекта и потому сразу вспомнил, что в сексопатологии это называется фетишизмом и сопровождает эротоманию.
      Особенно много полезной информации Юрий Васильевич почерпнул из статей электронной версии журнала «Вентро» — оказывается, есть и такой. Наверно, и в киосках продаётся. Отдельная статья посвящалась женской вентральной красоте. Переводя наукообразные пассажи на русский язык, Дятлов резюмировал это для себя примерно так: пузатая баба прекрасна, но не всякая. Не беременная и не толстая как бочка, а сохраняющая изящество форм, тонкую талию, но обладающая резко выпуклым, примерно от пупка и ниже, животом. Разумеется, статья содержала и иллюстрации. Желательна при этом и солидность ягодиц, и полнота бёдер, и точёная округлость икр. Контраст изящества с дерзким вызовом изяществу должен, по мысли стилистов, производить мощный эстетический — понимай: эротический — эффект. Например, как тоненькие дамские пальчики на фоне толстенных бёдер той же дамы.
      Читая статьи журнала, Дятлов неоднократно возвращался к манифесту, и его озадачившие в первый момент фразы становились яснее. Вентро-искусство, согласно манифесту, должно подчёркивать и обыгрывать в художественных образах изящную пузатость любых объектов окружающего пространства — вплоть до банального пузатого самовара на даче. Вентро-искусство насквозь эротично, но подобный эротизм способен воспринять и оценить только человек подготовленный, искушённый, постигший несказанную прелесть и энергетику этих образов. Такой зритель именовался вентрализованным, или кратко — вентралом. Некоторые являются вентралами с детства, в силу особенностей раннего опыта. Существует и гипотеза, что в младенчестве вентралы — все без исключения, но потом это вытесняется культурным табу. Почему дети так любят пускать мыльные пузырики, наблюдая, как они живут и лопаются? 
      Другая научно-популярная статья в журнале «Вентро» поднимала вопросы истории искусства. Автор отыскивал вентральные образы и сюжеты в фольклоре разных народов, где они связаны были в основном с поглощением, пожиранием — начиная с шумеро-вавилонской космогонии с её исполинской драконидой Тиамат, воплощением хаоса, едва не проглотившей некоего Мардука, лидера нового поколения богов. Но он ухитрился надуть ей брюхо ветром через разинутую пасть и пронзил его стрелой, лопнувшую же бабищу разрубил на части и из расчленёнки соорудил землю и небо. Специалист, писавший статью, избегал, конечно, вульгарных выражений, но перевод для себя на русский язык материалов сайта доставлял Юрию Васильевичу истинное удовольствие.
      Истоки стиля теоретики видели в каннибализме, поголовном явлении в ранних человеческих обществах. Ощутимо повеяло клепиковщиной — вероятно, из этого сайта Игорёк и почерпнул свою премудрость. Радость каннибальского пира после бескормицы, с предвкушением последующей, со свежими силами, сексуальной оргии, то бишь групповухи, уцелела где-то в самой глубине нашего подсознания, передаваемая из поколения в поколение если не генами, что маловероятно, то фольклором и культурно-языковым кодом: ведь каждое слово языка — это целый свёрнутый миф, будоражащий чувства каскадом своих смыслов и возможных сочетаний. Взять хотя бы слова «пузо», «пузырь», «пузатый»: в них и запрятан центральный миф вентро — жратва до отказа и готовность к сексу в едином символе. Мы называем ту или иную вещь пузатой. Но разве у неодушевлённых предметов есть животы? Это поэтическая метафора. Мы одушевляем вещи, олицетворяем их, приравниваем к живым существам, к самим себе. В одном лишь слове — целый миф об оживших вещах! И не просто оживших, но и хищных, влекомых эротикой поглощения!
      Несмотря на наложенное цивилизацией табу, радость жуткого пиршества до сих пор прорывается наружу: изредка — в преступных наклонностях к сексуальному людоедству, у подавляющего же большинства — во влечении к округлым, то есть вентральным, формам. Например, у мужчин — к округлостям женского тела. Любопытно в этой связи, что гомосексуальные импульсы у женщин проявляются примерно в сто раз чаще, чем у мужчин. Разумеется, речь только об импульсах, а не о практике. Не доказывает ли это универсальность для обоих полов вентрального влечения? Ведь мужское тело вентрально в гораздо меньшей степени.
      Ещё в одной специальной статье, о вентральности на Руси, автор, ссылаясь на исследования знаменитого славянофила Хомякова, приводил архаическую обрядовую песню, повергшую в своё время в шок просвещённую публику. Поётся же в ней о том, как жена в компании весёлых подружек пообедала своим мужем. Смягчить неприятное впечатление учёному удалось тогда лишь ссылкой на якобы космогоническое иносказание — вроде шумеро-вавилонского мифа.
      На сайте цвела не только научная мысль. Многочисленные иллюстрации, от репродукций живописи до забавных карикатурок, свидетельствовали о вентрализованности художников и принятии ими вентро-эстетики. Они демонстрировали, что возможен и вентро-пейзаж — с холмами, округлыми, как телесные формы лежащего великана, под громадами пузатых, чреватых дождём туч. Вентро — это эротизм всего выпуклого. Большинство работ принадлежало знакомой Дятлову по клепиковской книжке Ирине Скороглотовой. Была тут и Золушка с тетрадной обложки, творение той же художницы. Дятлов вдруг вспомнил Ингочкину фразу, не показавшуюся тогда странной, — насчёт компоновки картинки на компьютере: не сочтите, мол, за шедевр. Откуда ей известны технологические подробности? Или… Но Юрий Васильевич отложил додумывание на потом и продолжил напряжённое изучение сайта.
      Сказки Марты Стремянской он читать не стал, догадываясь, о чём они. Сказки, картинки, видеоролики, на которых эстетичные с точки зрения авторов картинки и фото оживали, научно-популярные тексты перемежались набранными крупно и красным выдержками из манифеста, превозносящими вентро-культуру. Утверждалось, что до сих пор модельеры, дизайнеры, стилисты творили моду лишь на основе интуитивно улавливаемых изменений общественного вкуса. Вентро же впервые вскрывает глубинную основу этих поветрий — борьбу универсального вентрального эротизма и аскетического антиканнибальского табу в общественном подсознании. Несомненно, это и научнее, и конкретнее, чем Фрейд. Подчёркивалось, кроме того, что вентро — стиль глубоко патриотический и здоровый, поскольку ставит во главу угла телесные формы настоящей русской бабы — а что может быть здоровее? Не худосочные же фотомодели Запада! Наконец, провозглашалось, что жанр вентро-фэнтези — наш ответ англо-американским вампирам, этой убогой, ублюдочной выдумке. Задохлому, гнилому вампиру мы противопоставляем крепкого, жизнерадостного людоеда.
      Представили свои достижения и вентро-дизайнеры, модельеры, архитекторы, даже медики. Последние рекомендовали комплексы физических упражнений и специальные диеты, способствующие формированию фигуры в стиле вентро, особенно для женщин: вентро-шейпинг. Кутюрье — правда, с именами абсолютно неизвестными — демонстрировали модели одежды, подчёркивающие вентральность форм или создающие иллюзию вентральности тела. Вспоминали при этом схожие опыты средневековой бургундской моды. Присутствовали и дизайнерские эскизы интерьеров — с дразнящими выпуклостями обычно плоских поверхностей мебели. Была фотография уголка вентро-сада: среди вентрально подстриженных кустов — крутобокие чаши с цветущими растениями, примитивные вентро-скульптуры наподобие древних каменных баб или шокирующих женских фигур колумбийца Фернандо Ботеро, провозвестника стиля вентро, горки округлых, как пушечные ядра, камней, необыкновенно выпуклые цветочные клумбы — будто под ними надули шар. Имелся раздел под заглавием «Вентральный фэн-шуй». Вентро-архитекторы сказали своё слово двумя проектами — многоэтажного дома, широкая стена которого плавно круглилась, и высотной башни, в усечённый конус которой врезан гигантский шар на два десятка этажей: великанша с брюхом!
      Создавалось впечатление, что фирма «Вентро», о существовании которой сообщал тот же сайт, развернула бешеную деятельность по всем направлениям, что в ней трудятся тысячи специалистов всевозможных профилей, а от заказов нет отбоя. Странно при этом, что рядовой гражданин Дятлов ничего о ней до сих пор не слышал. На сайте с грустью объясняли этот феномен: увы, разработчики и энтузиасты вентро крайне малочисленны, хотя и творчески плодовиты. Стиль внедряется в умы со страшной натугой, вентро-образы оставляют обывателя равнодушным, внушают отвращение или даже вызывают сомнения в психическом здоровье авторов. Конечно, это влияние упомянутого древнего табу, которое в современном торопливом, невротичном, поделённом между узкими профессионалами — и потому зашоренном и лишённом эротизма мире достигло апогея.
      Дятлову вспомнился недавний голливудский сюжет: владельцы компаний фастфуда, опасаясь разорения из-за массовой тяги к здоровой пище, сохраняющей красивую худосочность фигуры, обращаются за советом к гуру маркетинга. Гуру в исполнении зловещего Макса фон Зюдова предлагает простое решение: массированной рекламной атакой изменить стандарт красоты, чтобы в моду вошли толстые животы, бёдра и задницы. Что и было сделано. Проект вентро был чем-то в этом роде, но вряд ли за ним стояли большие деньги. Хотя… Но Дятлов отложил пока свою гипотезу: надо было досмотреть сайт.
      Завершался этот мрачноватый и неэстетичный с точки зрения нормального человека карнавал приглашением посетить офис фирмы — адрес указывался, где-то в Сыромятниках — и там совершенно бесплатно пройти обследование и узнать степень своей вентрализованности. Тестирование на уникальной аппаратуре проводит группа психологов во главе с кандидатом наук, одним из основателей вентро-психологии Вячеславом Ивановичем Синюшиным. Если же вентрализованность окажется невысокой, есть возможность её подправить, записавшись на курсы под руководством опытнейшего вентро-педагога Марты Стремянской. Цикл занятий направлен на пробуждение дремлющей в каждом колоссальной древней энергии. Излишне объяснять, как это важно для современного человека, иссушенного повседневностью, утратившего сочность эмоций, вечно встревоженного, у которого нормальную человеческую жажду жизни незаметно и коварно вытеснила жажда смерти, как гениально выразился американский духовный учитель Леонард Орр. Овладение психотехнологиями вентро поможет бизнесмену — с небывалой энергией и фантазией развивать свой бизнес, творческому человеку — сломать стереотипы и достичь изумляющих высот, простому же смертному, утратившему вкус к жизни, разуверившемуся во всём, вернёт детскую радость каждого дня, постоянное предвкушение праздника, веру в свои силы. Тем же, кто проявит способности и желание нести это новое откровение людям, фирма выдаст сертификат вентро-инструктора, позволяющий законным путём передавать полученные знания и навыки другим и даже основать на этом свой бизнес. Приглашаются к сотрудничеству желающие открыть филиалы в других городах России. Кроме того, в офисе фирмы можно приобрести, оптом и в розницу, выполненные в стиле вентро сувениры, украшения, предметы быта, альбомы, книги, компьютерные игры, репродукции картин, настенные календари, открытки, одежду с вентро-символикой и все номера журнала «Вентро». Откроем вместе новый, прекрасный мир вентро!
      На этом призыве Юрий Васильевич выключил компьютер, поскольку начинала побаливать голова, и достал чистый лист бумаги. Вынырнув из этой вентро-вакханалии, он готов был целиком и полностью согласиться с мнением упомянутого презренного обывателя, что место стилистам вентро — в психбольнице. Подтверждались самые мрачные подозрения. Творцы вентро-стиля — настоящие сумасшедшие, одержимые своими эротическими вентро-демонами, и от них можно ждать чего угодно. Сексуального людоедства — не в последнюю очередь. Как они выражаются, для пробуждения колоссальной древней энергии. Вспомнилось у Даниила Андреева, тоже безумца со своими уицраорами, жруграми и затомисами, которого прочёл — с натугой, конечно, — ради литературного бизнес-проекта: пророчество о воцарении Антихриста, который, как ожидается, будет лично практиковать сексуальное людоедство. Что, неужто пришёл, чёртов сын?
      Но нет, Юрий Васильевич был атеистом с детства и в пришествие Антихриста и прочую чепуху не верил. Но зато верил в спецслужбы, в их почти божественное, точнее, дьявольское всемогущество — и верил крепко. И потому рабочая версия, которую он тут же предал бумаге, зная по опыту, что записать мысли есть лучший способ их прояснить и упорядочить, состояла в следующем.
      Первое. В Москве орудует банда жестоких маньяков-извращенцев. Очень вероятно, что основной костяк банды — женщины. Во всяком случае, их главарь, некая Марта Стремянская, — скорее всего, женщина. Но есть и пособники-мужчины — например, так называемый кандидат наук Вячеслав Иванович Синюшин.
      Второе. Цементирует банду общая для её членов атавистическая сексуальность — неудержимая тяга к каннибализму, который они, вне всякого сомнения, систематически практикуют.
      Третье. В отличие от ранее встречавшихся в уголовной практике людоедов, члены банды — не деградировавшие примитивные субъекты, а интеллектуально развитые, талантливые и даже высокообразованные личности, что делает их особенно опасными. В памяти всплыл легендарный профессор математики Мориарти, который, правда, не был людоедом. Но зато людоедом был президент одной африканской страны, который держал у себя в холодильнике мясо другого профессора математики.
      И потому — четвёртое. Обоснование своей патологической преступной деятельности они облекли в наукообразную форму новой субкультуры — вентро, якобы открывающей перед последователями небывалые возможности.
      И, пятое, это служит им средством заманивать в свои сети всё новые жертвы, что поставлено у них на поток в виде так называемых курсов Марты Стремянской. В эти сети, судя по всему, и попался старый дурак Клепиков, заведя себе на почве маразма задушевную подружку Ингочку, которая, весьма вероятно, по совместительству, пользуясь свободой преподавательского режима, работает на фирме художницей под псевдонимом Ирина Скороглотова. Какая дивная фамилия!
      Дятлов на минуту отвлёкся — голова под напором озарений разогрелась как реактор — и живо представил себе останки расчленённого Игорька у Ингочки в холодильнике, и как к ней на каннибальский пир съезжаются гости: писательница и педагог Марта Стремянская, кандидат наук Синюшин и другие бандиты и бандитки. Так что когда вчера утром он мило беседовал с Ингочкой, в её животике — надо сказать, весьма выпуклом, строго по канонам вентро, — в животике этом, дерзко торчавшем в расстёгнутых полах пиджачка, покоилось тело несчастного идиота! Вот она, пресловутая вагина дентата!
      Но вместо того, чтобы утереть скупую мужскую слезу, Дятлов ещё крепче сжал в руке шариковую ручку и перешёл к главному — к чему вела неумолимая логика.
      Шестое. Кто крышует бандитов? Кто столько времени предотвращает разоблачение? Кто снабжает деньгами для имитации коммерческой деятельности фальшивую фирму? В вопросах неумолимо назревал ответ. Огромные преимущества банды вентро, прежде всего — баб-людоедок, поскольку клиенты, которых заказывают хозяева, в основном мужчины, — огромные преимущества их перед обычными исполнителями легко перечислить. Плановые ликвидации они проводят не с тягостным чувством служебного долга, а по зову сердца и других интимных органов, с наслаждением, ибо это главная отрада их жизни. Далее, они не только осуществляют забой, но и уничтожают классический атрибут преступления, труп, путём его поедания. Возможно, с какой-либо популярной у них пикантной гастрономической приправой. Наконец, в случае разоблачения, если не удастся замять, от них легко отмежеваться как от полусумасшедших бандиток, с которыми респектабельные спецслужбы, всем понятно, не могут иметь ничего общего.
      Это же мечта любой спецслужбы — такие сотрудницы!
      Тут необходима важная оговорка. Как уже понял читатель, отважный детектив, двигаясь от догадки к догадке, от одного открытия к другому, вполне созрел, чтобы поставить перед собой задачу: разоблачить шайку омерзительных преступниц, чьим бы покровительством они ни пользовались. Вернее, он просто не мог устоять перед влекущей амбициозностью этой задачи. Однако стратегической целью Дятлова было вовсе не пресечение злодеяний, наказание злодеек и торжество справедливости, ибо в буржуазном обществе, преступном по самой своей сути, торжеством справедливости может быть только победоносная коммунистическая революция. Дятлов ни в коей мере не считал своей целью защиту сытеньких мидлов и зажравшихся топов от нарушительниц их покоя. Нет, стратегической его целью при разоблачении банды вентро было — столкнуть лбами две мощные группы силовых ведомств буржуазного государства: ту, чья деятельность на поверхности — прокуратуру, следователей, полицию, с точки зрения которых деяния убийц-людоедок есть вопиющее, чудовищное преступление, и ту, что работает под поверхностью, — спецслужбы, о разнообразии подразделений и функций которых можно только догадываться и которые выступают для банды в роли заказчиков и покровителей.
      Разве такая благороднейшая цель не достойна любого, самого выдающегося революционера, к шеренге которых Юрий Васильевич готов был скромно присоединиться? Силами прокуроров, следователей, полицейских громить лучшую, надёжнейшую агентуру спецслужб, боевой отряд исполнителей тайных приказов заправил доморощенного империалистического капитала!
      Конечно, глубочайшая патология, но, надо надеяться, читатель давно понял, с кем имеет дело в лице Юрия Васильевича Дятлова, и от души желает ему прозрения.
      Откуда-то сзади подошёл Стивен Кроу, похлопал по плечу:
      — Молодец. Мой ученик!
      А в ушах гремел рефрен: вперёд, друзья, вперёд, вперёд, вперёд!
      На следующее утро Юрий Васильевич направился в район Сыромятников, на разведку в мрачную цитадель вентро.