В. Борхерт. Кухонные часы

Они заметили его издалека. Он просто бросался в глаза. У него было очень старое лицо, но, походкой он походил на двадцатилетнего. Со своим старым лицом он сел рядом с ними на скамейку. Потом он показал, что у него в руке.
- Это наши кухонные часы, - сказал он и по очереди взглянул на каждого, сидящего на скамейке под солнцем. - Мне удалось их отыскать. Они уцелели.
Он держал перед собой белые, похожие на тарелку, часы и постукивал пальцем по голубым нарисованным цифрам.
- Они больше ничего не стоят, - сказал он извиняющимся тоном. - Я знаю. К тому же, они не особенно красивы. Похожи на тарелку, покрытую белым лаком. А голубые цифры очень даже милые. Стрелки, конечно, из жести. А ещё они больше не ходят. Нет. Внутри они все разломаны. Это точно. Всё же они выглядят как обычно. Даже если уже не ходят.
Он аккуратно провёл кончиком пальца по краю часов и тихо добавил:
- И они уцелели.
Те, кто сидел на скамейке под солнцем, не обращали на него внимания. Один смотрел на свои ботинки, а женщина на детскую коляску. Потом кто-то сказал:
- Вы, должно быть, всё потеряли?
- Да, да, - ответил он радостно, - Вы так считаете. На самом деле, не всё! Они же здесь! Они уцелели!
Он снова поднял часы повыше, словно не все ещё сумели их разглядеть.
- Но они же больше не ходят! - сказала женщина.
- Нет, нет. Не ходят. Они сломаны. Я точно знаю. А в остальном они как прежние: белые с голубым.
Он снова показал им свои часы.
- Я ещё не рассказал Вам самое замечательное - продолжил он возбуждённо. - Самое замечательное вот что: только представьте, они остановились в половине третьего. Точно в половине третьего. Представьте себе!
- Значит, Ваш дом был разрушен в половине третьего, - сказал мужчина и важно выпятил нижнюю губу. - Я часто слышал подобные истории. Когда падает бомба, часы останавливаются. Это происходит от давления.
Он взглянул на свои часы и спокойно покачал головой.
- Нет, господин. Здесь Вы ошибаетесь. К бомбе это не имеет никакого отношения. Вы не должны говорить о бомбе. Нет. В половине третьего произошло кое-что совсем другое. То, о чём Вы не подозреваете. Забавно, что они остановились именно в половине третьего. Не в четверть пятого, не в семь. В половине третьего я всегда возвращался домой. Я имею в виду, ночью. Почти всегда в половине третьего. Всё же, это очень забавно!
Он посмотрел на остальных, но они прятали от него глаза. Тогда он сказал, обращаясь к часам:
- Тогда я, конечно, хотел есть. Так ведь? Поэтому я сразу шёл на кухню. Почти всегда была половина третьего. И потом, потом всегда приходила мама. Мне никогда не удавалось бесшумно открыть дверь. Она всегда слышала. И когда я искал в кухне еду, внезапно вспыхивал свет. Она стояла в своей шерстяной кофте, закутанная в красную шаль. Босиком. Всегда босиком. А наша кухня была покрыта кафелем. Она щурилась, потому что свет слепил её, потому что она уже спала. Была же ночь.
«Снова так поздно», - говорила она тогда. Больше ничего. Только одно: «снова так поздно». Потом разогревала мне ужин и смотрела, как я ем. При этом она всегда тёрла ногу об ногу, потому что кафель был очень холодным. Ночью она никогда не носила обуви. Она сидела со мной до тех пор, пока я не наедался. А потом, когда я уже гасил свет в своей комнате, я слышал, как она убирает посуду. Так каждую ночь. Чаще всего в половине третьего. Для меня было само собой разумеющимся, что каждую ночь в половине третьего она разогревала мне еду на кухне. Мне казалось это естественным. Она же всегда так делала. И не говорила ничего кроме «снова так поздно». Каждый раз. И я думал, что так будет всегда. Это было само собой разумеющимся. Это всё. Всегда было так.
На мгновение он замолчал. Потом тихо добавил:
- А теперь?
Он посмотрел на остальных, но они отвернулись. Тогда он прошептал в круглое бело-голубое лицо часов:
- Теперь... теперь я знаю, что это был рай. Настоящий рай.
На скамейке было совсем тихо. Потом женщина спросила:
- Что с Вашей семьёй?
Он смущённо ей улыбнулся:
- Вы имеете в виду моих родителей? Да, они тоже исчезли. Всё изло. Представьте себе!
Он смущённо улыбнулся каждому, но они на него не смотрели. Тогда он снова поднял часы и рассмеялся:
- Только они здесь. Они уцелели. И самое замечательное, что они остановились в половине третьего. Ровно в половине третьего.
Больше он ничего не сказал. Но у него было очень старое лицо, и сидящий рядом с ним мужчина смотрел на свои ботинки. Но он не видел ботинок. Он снова и снова думал о слове «рай».