01-В Россию за долей!

В начале 1999-го года в Москву из Тель-Авива прибыл Ефим Самуэлевич Старохаткин. Прибыл вовсе не для того, чтобы осмотреть достопримечательности Третьего Рима. Его не интересовали ни Оружейная палата, ни Русский музей, ни Третьяковская галерея, ни многие другие высокохудожественные места многострадальной столицы Российской Федерации. Он прилетел получить свою долю. Ведь недаром антисемиты говорят, что Россию продали евреи. А коли так, Фима совершенно справедливо полагал, что ему с этой сделки причитается, как и всем остальным богоизбранным. Впрочем, галахическим евреем Фима не являлся, и это его сильно тяготило. Фимина мама происходила из славян. Возможно для кого-то это и является смертельным диагнозом, но Фима считал, что все поправимо. Были бы деньги, и тогда сыны Израилевы его признают за своего в полной мере. И никакая сволочь не посмеет обозвать его гоем.

В Белокаменной Ефим Самуэлевич частенько бывал и раньше, но все больше как-то краткосрочными наездами. Посещал в основном средней ценовой категории ночные клубы и синагоги. В этот же раз он прибыл надолго и всерьез. Дело в том, что пару месяцев назад его чуть не закрыли в родном городе-герое Минске за обналичивание денег. Ноги унести удалось буквально в последний момент. Офис его друга и наставника по части финансовых махинаций Алика Аспидовича минский ОМОН взял штурмом. С доказухой был полный порядок. Печати фирм-однодневок, накладные, доверенности и компьютеры с банк-клиентами были изъяты доблестными белорусскими правоохранителями. Алик со своими сотрудниками отправился в Минский следственный изолятор №1, именуемый в народе «Володаркой». Подельники не стали изображать из себя героев и дружно пошли на сотрудничество со следствием, сдав Аспидовича с потрохами.

Ефим Старохаткин успел соскочить из Советской Белоруссии. Выбирался тайно ночью на чужом автомобиле. Вокзалы и аэропорты для него были закрыты. Преодолев границу России, вздохнул с облегчением. С тех самых пор он стал горячим сторонником объединения России и Белоруссии. Никаких тебе проверок на границе, а Россия большая в ней легко затеряться или без проблем вылететь на землю обетованную. Что Фима и сделал. В то время Россией руководил, плохо понимающий, что происходит вокруг, запойный хронический алкоголик Борис Николаевич Ельцин. Фима с друзьями-евреями называли всенародного Борухом Эльцыным и при каждом о нем упоминании приговаривали: «Таки наш человек!»

Государство Израиль, в отличие от евреев ортодоксов, считает полноправными евреями, в том числе, и таких своих сыновей не по маме, каким является Ефим Самуэлевич. Надо же кому-то служить в армии обороны Израиля и воевать с палестинцами на оккупированных территориях. Фима конечно землю обетованную любил всей душой, но вот проливать свою драгоценную кровь за историческую родину по папе не желал принципиально. В его мозгу доминировала доктрина раввинов Шнеура Залмана и  Менахема-Мендла Шнеерсона, основателей и популяризаторов направления в иудаизме под названием любавичский хасидизм. Исходя из этого учения, образование государства Израиль в 1948 году Старохаткин считал преждевременным и вредным. Ибо такое действие оттягивает приход машиаха.
 
На земле предков Самуэлевич чувствовал себя в полной безопасности. Израиль ни при каких обстоятельствах не выдает другим странам для уголовного преследования своих евреев, будь они хоть серийными маньяками-убийцами, хоть педофилами с многолетним стажем. Прецеденты случались очень редко. Наиболее известным случаем стало выдавливание из Израиля в 1972-м году, под жестким прессингом США, партнера Сальваторе Лучано и  Аль Капоне, уроженца белорусского города Гродно, Меира Лански. Впрочем, до Меира Лански Ефиму Старохаткину было так же далеко, как смартфону «Браво» от МТС до последнего айфона. Но вот какая проблема возникла. В Израиле за те делишки, которыми Фима занимался в Минске, предусмотрены длительные сроки тюремного заключения. Историческая Родина жестоко карает за любые преступления на своей территории. А уж за уклонение от уплаты налогов можно и вовсе загреметь на пожизненно.
 
В Белоруссии Старохаткин уже находился в государственном розыске и на полном серьезе стоял вопрос об объявлении его в розыск международный. Сие означало только одно – невыездную и скромную жизнь в пределах исторической родины. Со всеми вытекающими прелестями в виде службы в армии, во время которой можно запросто поймать головой пулю из АК-74, выпущенную с территории вражеской Палестины или случайно стать жертвой обезумевшего самоподрывника шахида. Такой расклад Ефима Самуэлевича не устраивал категорически. Придя в себя, Фима начал названивать в Минск, зондируя почву на предмет отмаза. Учитывая повсеместную продажность СНГовских правоохранителей, желающие заработать нашлись очень быстро. Цена вопроса составила двадцатку баксов. По нынешним меркам не ахти какая сумма, а в те времена очень даже приличные деньги. И как по мановению волшебной палочки все претензии к Фиме со стороны белорусской милиции были сняты. В розыске он больше не числился. Правда, Самуэлевичу настоятельно порекомендовали не появляться в Белоруссии ближайшие года три, а лучше пять. По этому поводу Фима нисколько не печалился, потому как мыслями он уже был в Москве. Москва звала и манила дорогими автомобилями, светящейся рекламой, красивыми девушками и большими возможностями!

Успешно миновав пограничный и таможенный контроль, Фима с наслаждением вдыхал полной грудью морозный московский воздух. Бухарский еврей Гоша Магалифов, с которым Фима лет пять назад познакомился в минской синагоге, лично встретил Фиму на шикарном шестисотом мерседесе. Одно время Гоша находился в двухлетней командировке в Белоруссиии, где по договоренности с директором осиповичского картонно-рубероидного завода обувал этот самый завод. Из динамиков негромко играло «Русское радио», засоряя эфир тупыми песенками безголосых попсовых певичек вперемешку с пошлыми шутками Николая Фоменко. Магалифовский мерс неторопливо катился в сторону Новослободской улицы. Машинки попроще уважительно расступались перед дорогостоящим немцем. Ефим, созерцая в окошко потоки снующих людей, с вожделением предвкушал большие деньги и чувствовал уверенность в завтрашнем дне. Трепещите гои - хозяин приехал, злорадно тешил он свое самолюбие. Старохаткин ни на грамм не сомневался, что все у него получится, он достигнет поставленных целей, урвет свой кусок и станет не последним человеком в этом, условно русском,  городе.  Я в Москве, стало быть, полдела сделано, мысленно рассуждал Фима, дальше будет легче.