Слёзы радости

В небольшом сарайчике, куда Витьке с Зоей Алексеевной, его бабушкой, пришлось поселиться с приходом немецких солдат, было холодно и неуютно. Топить печку было нечем. Дрова на зиму были заготовлены, но эти незваные гости не позволяли даже приближаться к поленнице, а октябрь, который был на исходе, всё же давал о себе знать.
 
И вот однажды Витька всё-таки не выдержал и поздним вечером, когда бабушка уже уснула, тихонько вышел и подкрался к поленнице. Только собрался взять немножко дров, как невесть откуда взявшийся немец так толкнул его прикладом в спину, что он летел оттуда чуть ли не до самого огорода. В спине была сильная боль, и мальчишка присел на холодную землю. Посидев так некоторое время, он осторожно поднялся и пошёл к своему жилищу. На вопрос проснувшейся в этот момент бабушки, где он был, не сказал правду, а ответил, что просто сидел за сарайчиком.

Рано утром раздался громкий стук в дверь. Бабушка поспешно подошла и едва успела снять крючок, служивший вместо замка, как в их маленькую каморку, согнувшись вдвое, ввалился здоровенный немчура. Он начал сильно кричать на бабушку и, тыча ей под нос своим пистолетом, повторял: – Русиш швайне, русиш швайне. А когда разглядел в углу сидевшего на топчане мальчика, подошёл к нему, больно ухватил за ухо и, что-то лопоча по-своему, пригрозил кулаком.
Бабушка, испугавшись за внука, стояла ни жива ни мертва. Немец, явно разозлённый, развернулся и, продолжая что-то бормотать, ушёл. Но при выходе оглянулся и ещё раз пригрозил кулаком.

Бабушка опустилась на стульчик, стоявший у столика, и заплакала:
– Ты что там натворил, внучек? Ведь он мог тебя застрелить. Почему он так кричал на тебя? И Витька не только рассказал бабушке о походе к поленнице, но ещё и показал ей свою спину, на которой был огромный синяк.
– Больно, Витюша?
Он ничего не ответил, а просто утвердительно кивнул головой.
– Послушай меня, внучек, – чуть ли не шёпотом проговорила она, – не смей больше и близко туда подходить. Эти изверги запросто могут убить человека. Они для этого и пришли на нашу землю, чтобы истребить наш народ. Нам надо терпеть их до прихода Красной Армии, а уж она даст жару этой немчуре. А сейчас ложись и лежи, пока спине легче станет.

Затем она накрыла его как можно теплее, а сама, одевшись, вышла во двор, чтобы посмотреть, что там  и к чему. В это время со стороны отхожего места шёл солдат, поёживаясь от холода, так как был в одном белье, и, проходя мимо, спросил на ломаном русском языке:
– Холод, матка? Холод?
– Холод, холод, – ответила она и добавила: – Мне бы вашего начальника увидеть, поговорить с ним надо. И, жестикулируя при этом руками, показала на дом, а потом рукой выше себя и на немца, изображая что-то солидное.
Фриц, видно, был не дурак или, может быть, что-то понял из сказанного, но дал понять, чтобы она оставалась на месте. Зоя Алексеевна осталась стоять во дворе. Через некоторое время на крыльце показался тот же немец, но уже в военной форме. Его сопровождал ещё один немецкий солдат, но, по всей видимости, ниже рангом.

Подойдя к бабушке, сопровождающий солдат на почти чистом русском языке спросил, что ей нужно и о чём она хотела поговорить с обер-лейтенантом. Зоя Алексеевна сначала немного растерялась, но, тут же взяв себя в руки, опросила разрешения ходить с внуком в поле и в лесок, находящийся поблизости, собирать сухой бурьян и ветки для печки, так как уже очень холодно, а дрова нужны для солдат, чтобы им тоже было тепло.

Произнося эти слова, она мысленно проклинала всех их вместе с Гитлером, но деваться некуда и надо терпеть их присутствие в своём дворе и вообще на родной земле. Солдат переводил сказанное своему начальнику, который, слушая, в упор глядел на женщину. Она в это время стояла, прижав руки к груди, и умоляюще кивала головой.

Немец оказался не такой злой и разрешил ей с мальчишкой ходить в поле собирать топливо, но не дальше леса, потому что там их могут убить другие дислоцированные в тех местах солдаты.
Зоя Алексеевна поблагодарила их и, низко кланяясь, хотела уходить, но переводчик сказал, чтобы она подождала его, и они ушли, а минут через пять он вынес бумагу, разрешающую им с внуком ходить в поле и в лес.

Зайдя в так называемую комнатку, она сразу села на стул. У неё тряслись и руки, и ноги. Ей не верилось в то, что они с Витей могут выйти и поискать что-нибудь для своей маленькой печурки. Немного посидев, она разбудила внука и сообщила ему хорошую новость.
На следующее утро женщина собралась, положила в карман два сухарика, налила маленькую бутылочку водички, и они пошли через поле прямо к лесу в надежде собрать сухих веток.
 
Оставив внука наверху, Зоя Алексеевна спустилась глубже в яр, проходивший вдоль лесочка, и там набрала неплохую вязаночку. Но с веточками неудобно выйти наверх, и она прошла немного дальше в надежде найти более пологое место для подъёма. Пройдя несколько шагов, услышала негромкий стон. Она остановилась и замерла на месте. 
Через некоторое время стон повторился. Тогда Зоя Алексеевна осторожно опустила вязанку и стала внимательно прислушиваться, чтобы понять, откуда идёт этот звук. Он доносился чуть выше – справа. У неё так тревожно забилось сердце, что, казалось, весь лес слышит это сердцебиение.

Она остановилась и прислушалась, вглядываясь в заросли леса. Теперь стон слышался совсем рядом, в этих зарослях. Женщина негромко окликнула:
– Кто здесь? Вы меня слышите?
Но в ответ послышался более протяжный стон. Тогда она, не раздумывая, раздвигая безлистные ветки, пошла вперёд. Метра через два она увидела… О Боже! На земле лежал человек. Лицо его было тёмное от запёкшейся крови. Штанина правой ноги была окровавлена. Зоя Алексеевна наклонилась к нему и, взяв за плечо, проговорила:
– Эй, кто ты? Ты меня слышишь? Очнись, очнись, пожалуйста… – и она слегка потрясла его. Потом достала из-за пазухи бутылочку с водой и, плеснув немного себе в ладонь, смочила его губы.

Человек застонал и попытался языком коснуться своих губ. Но, видимо, во рту всё пересохло, и ему это не удалось. Тогда Зоя Алексеевна поднесла бутылочку ко рту и немножко влила ему в рот. Человек проглотил. Она ещё влила, он снова проглотил. И так повторилось несколько раз. Тут Зоя Алексеевна услышала негромкий голос спустившегося в яр внука.
– Я здесь, внучек. Иди сюда, на мой голос.

Через пару минут он был уже рядом и с испугом глядел то на лежащего человека, то на бабушку, которая приложила палец к своим губам, давая внуку знак молчать. Он кивком головы спросил бабушку кто этот человек, а она, пожимая плечами, как бы ответила ему, что не знает.
Затем быстро разорвала руками штанину и увидела на ноге две кровоточащие раны. Сняв с себя стёганку и кофту, она вытянула из-под пояса юбки сорочку, а одевшись, начала рвать её на полоски.
– Сейчас, внучек, мы его перевяжем,– шёпотом сказала бабушка и начала перевязывать рану.

Человек застонал, потом немного приоткрыл глаза и еле слышно попросил пить.
– Подожди, миленький! Потерпи ещё немножко! Вот сейчас перевяжу, и тебе станет легче, а ещё я сухарик размочу – ты съешь, чтобы силёнок прибавилось хоть чуточку, – тихо шептала бабушка, перевязывая раненого.
Витька сидел рядом на корточках и с замиранием сердца, не отрывая взгляда, смотрел на лежащего человека, и ему тоже хотелось как-то помочь, но он не знал как.
Какие-то мысли мелькали в его детской голове, но он никак не мог поймать нить той, правильной, за которую можно было бы зацепиться. Да и не мудрено. Ведь мальчишке шёл всего лишь двенадцатый год.

– Ну, вот и всё, – сказала бабушка, закончив перевязку, – а теперь давай открывай свои глазки. Нам бы с тобой надо сухарик как-то съесть да переложить тебя с земли на ветки, а то совсем тут замёрзнешь.
И она начала тихонько тормошить бедолагу. Человек застонал и открыл глаза. Видимо, сознание его стало более ясным, и он еле слышно спросил:
– Где я? Кто Вы?
– Мы просто люди, а ты в лесу. Как тебя зовут, можешь сказать?
– Я Сашко. Там немцы. Много немцев. Не ходите туда – убьют.

Зоя Алексеевна в это время размочила водичкой сухарики и, отломив кусочек, начала класть раненому в рот, приговаривая:
– Ну-ка, открывай рот и хоть немножко поешь. Вот хорошо, ещё немножко, ещё чуть-чуть, – радовалась бабушка, что он хоть медленно, но смог поесть.
– Витюша! Давай быстренько соберём сухих веточек и переложим его, а то нам уже время возвращаться домой, – скомандовала Зоя Алексеевна. Они быстренько собрали сухие ветки, переложили на них раненого и, нарвав сухой травы, прикрыли его сверху.
– Сашко! Ты меня слышишь?  Лежи, только не замерзай, пожалуйста! Мы что-нибудь придумаем. Мы обязательно поможем.
 
С этими словами они спустились ниже, подобрали вязанку с сушняком, поднялись вверх и пошли по направлению к дому. В голове женщины кружились мысли, как помочь раненому. Кто он, откуда, как и зачем попал в лес?
Во дворе их встретил часовой и, посмотрев на часы, показал четыре пальца. Это означало, что четыре часа они отсутствовали дома.

Зоя Алексеевна, указав на вязанки, пожала плечами, а часовой, показав на Витьку, погрозил пальцем. Потом взял себя за ухо и якобы покрутил его. Витька сразу понял, что это фриц, больно толкнувший его вчера вечером.
Ему захотелось плюнуть этому немцу в лицо, но, вспомнив, что говорила бабушка, отбросил эту мысль и, опустив голову, пошёл следом за ней, мысленно, как только умел, проклиная всех, кто ворвался в их жизнь.

Всю ночь Зоя Алексеевна думала, как помочь оставшемуся в лесу человеку, а утром пораньше вышла во двор, чтобы увидеть того самого начальника, который разрешил собирать топку для печки.
У крыльца стоял часовой и наблюдал за ней. Делая вид, что управляется по двору, увидела, как начальник вышел из дома в сопровождении говорящего на русском языке человека, и обратилась к нему:
– Господин начальник! Разрешите, пожалуйста, с тележкой пойти в лес, чтобы больше привезти хворосту, а то скоро снег выпадет, тогда мы не сможем собирать, – слёзно проговорила она, склонив голову и прижав руки к груди.

Говорящий по-русски человек перевёл сказанные ею слова, послушал ответ своего начальника и сказал:
– Можете взять с собой тележку, только чтобы вернулись домой до комендантского часа. Часовой проследит за этим.
Зоя Алексеевна поблагодарила, склонив голову до самого пояса. Сердце её радостно стучало, а в голове звучала молитва, обращённая к Богу. В ней она благодарила его и просила его помочь им с Витюшей в их деле.

 Оторвав дощечки от топчана, на котором спал внук, она привязала их к тележке, предварительно положив под них старое покрывало, и они пошли за хворостом. Хорошо, что он там ещё был. Выйдя в поле, Витька спросил:
– Бабушка! Я немножко догадываюсь, но не до конца. Что ты придумала? Забрать этого человека? Но как? Куда его можно спрятать?
– Витюша! Ты понимаешь, что бросить его на произвол судьбы мы не можем. Если он не замёрзнет, то волки могут его загрызть. Днём-то они его, может быть, и не тронут, а вот ночью – запросто. А спрятать-то у нас можно, я думаю, ты уже догадался куда, но как во двор к нашему домику его довезти, вот проблема. Там же где-то будет сидеть часовой. Если, не приведи Господь, он заподозрит что-то, то нас с тобой расстреляют. Так как мы поступим, внучек? Будем рисковать или просто наберём дровишек и поедем? Что ты на это скажешь?
– Ты что же, бабушка, думаешь, я трус? Конечно же, надо спасать этого человека. Мы же русские люди и не можем поступить иначе, – ответил Витька.

С каким трудом они вытаскивали раненого – можно только догадываться, но когда тащили во двор тележку с хворостом, утянутую верёвками, то у обоих на теле была гусиная кожа.
Витька прикинулся сильно уставшим и хныкал не переставая. Он боялся, что раненый застонет и фриц услышит его, но, слава Богу, всё обошлось.
Часовой, стоявший у крыльца, посмотрел на часы и, махая рукой, проговорил:
 – Шнель, шнель, шнель.
Что он ещё говорил, они не поняли, но сердце чуть не выскакивало из груди от волнения. Хорошо, что вход в их жилище не виден был с места, где находился часовой, а то бы им несдобровать.

Зоя Алексеевна быстрыми движениями рук сбросила ветки, подхватила на руки лежавшего под ними человека и внесла в жилище. (Позже она сама будет удивляться, откуда только у неё взялась такая сила, что так легко смогла поднять этого мужчину?)
– Витюша! Ну-ка, закрой дверь на крючок и быстренько открывай дедушкин секрет. Вот в него мы и поместим этого человека.
Витька открыл дверцу старого шкафчика, стоявшего на середине торцевой стенки, и вытащил воткнутый в нижнем углу штырь, похожий на большой гвоздь. Затем потянул правую стенку шкафа на себя, чем открыл вход в маленькую кладовку, ширина которой была немногим больше метра. В этом тайничке бабушка прятала от немцев кое-какие продукты.

Как оказалось, бабушка ещё ночью, когда внук спал, подготовила место для раненого, а сейчас она уложила его туда. Он был настолько слаб, что, наверное, не хватало сил даже стонать.
– Внучек! Я закроюсь здесь и постараюсь привести его в чувство, а ты пойди и аккуратно сложи  хворост. Только не придавливай сильно, чтобы не уменьшить объём.

Она зажгла приготовленную лампу, привела в порядок лицо раненого, влила в рот две ложки водки из припрятанной здесь бутылки и принялась обрабатывать раны. Сашко, как он себя назвал, застонал и попросил пить. Попив немножко, еле слышно проговорил:
– Мать! Вы смелая, отважная женщина. Надо срочно, срочно сообщить нашим… надо сообщить… У бедняги не было сил говорить и он замолчал.
– Что сообщить, куда и кому, говори, Сашко! Ты меня слышишь, говори, – склонившись к нему, сказала бабушка, слегка потормошив за плечи. Не открывая глаз, парень прошептал еле слышно:
– На Н-ый тупик третьей станции через пять дней прибудут два состава с военной техникой и живой силой. Нужное обмундирование и взрывчатка лежат в условленном месте. Сообщите, прошу Вас. Составы должны быть уничтожены.
Парень застонал и замолчал.

Зоя Алексеевна опять взяла за плечо и слегка затормошила его:
– Но куда и кому надо сообщить, Сашко? Не молчи, говори, пожалуйста. Я всё сделаю. Я постараюсь сообщить, ты только не молчи, держись…
Она понимала, насколько это важно. Надо помочь фронту во что бы то ни стало. Правда, пока не понимала, как это можно будет сделать. Но сейчас главное – куда и кому сообщить? Паренёк приоткрыл глаза. На вопрос, какой сегодня день и число, Зоя Алексеевна чётко ответила, дважды повторив свои слова.

Раненый заговорил:
– Через день в райцентре в нескольких метрах справа от аптеки будет сидеть старушка и просить милостыню. Обута будет в старые сапоги разного размера. На правой ноге - большой размер, на левой – впору. Надо подойти к ней и сказать: «Простите, но мне нечего Вам подать, разве что доброе слово». Её ответ: « И на этом благодарствую». Только не ошибитесь. Повторите мои слова.
Зоя Алексеевна повторила слово в слово.
– Ты не сомневайся. У меня память очень хорошая. А вот сейчас немножко покормлю тебя и дам лекарства. У меня ещё кое-что сохранилось.

Покормив раненого, насколько это было возможным, дав ему противовоспалительное и снотворное, она позвала внука.
– Иди кушать, Витя, а то ты, наверное, уже проголодался.
За обедом она сказала ему, что через день должна попасть в райцентр для того, чтобы купить для него какую-нибудь мазь.
– А зачем мне мазь? Я же не болею. Спина и так пройдёт. Она уже меньше болит.
– Не болеешь – значит заболеешь. Так надо, и срочно, – ответила бабушка.
Через день, утром, Зоя Алексеевна стояла во дворе и ждала, пока из дома выйдет немец-начальник. Внука она поставила метрах в трёх от себя. Лицо у него было красное, припухшее, покрытое какими-то прыщами.
В точно выверенное время обер-лейтенант появился на крыльце в сопровождении всё того же немца.

– Господин начальник! У меня мальчик заболел. Ему нужны мази. Мне надо в аптеку. Может, там куплю мази. Посмотрите, какое у него лицо!?
Внук начал подходить немножко ближе, но немец, издали увидев красную физиономию мальчишки, замахал руками:
– Найн! Найн! Шнель, шнель… – и что-то пролепетал переводчику.  Бабушка заплакала:
– Он у меня один помощник, а я тоже уже больная. Пожалуйста, разрешите сходить в районную аптеку… И тут она опустилась на колени, вздрагивая плечами. Переводчик, видимо, всё перевёл и, послушав ответ своего начальника сказал:
– Ваш внук пусть немедленно идёт в своё жилище и не появляется во дворе до полного выздоровления. Может быть, это заразная болезнь. А вам я вечером дам разрешающую бумагу.
Зоя Алексеевна в душе даже поблагодарила немца, давшего им разрешение ходить в поле, а вот сейчас пообещал и в аптеку. Только бы ничего не помешало…

На следующий день Зоя Алексеевна рано утром с заветной бумагой в кармане была уже на подходе к районной аптеке. Получилось всё, как рассказал Сашко.
Она ухитрилась даже принести кое-какое лекарство для Сашка, даже скальпель, спирт и перевязочный материал. И всё это благодаря женщине - попрошайке, которая почти следом зашла в аптеку и попросила у аптекаря всего лишь «один глоточек» воды.
А ещё через два дня все немцы переполошились. Недалеко от Н–ной станции в воздух взлетели два состава. Зоя Алексеевна и Витька плакали от радости. Ведь в этом был и их вклад. Хоть чем-то они смогли помочь своей родине.
Раненого паренька удалось выходить, поставить на ноги. «Сашко» – это была подпольная кличка партизана – разведчика.