Не могу думать

Вышел из зала – и мир был уже другим… Наверно, он всегда оставался всё тем же, но теперь я посмотрел на него другими глазами… В  них всё еще чувствовалась влага от слёз… А слёзы были от её игры…

На 6-м международном конкурсе памяти имени Эмиля Гилельса она выступала второй. Интересно, что перед ней – за рояль вышла другая участница с таким же именем – Виктория.  Она была и стройней и куда симпатичней. И подол черного платья был увенчан тонкой кисеей. И жемчужное ожерелье отбрасывало яркие блики от утреннего света, лившегося через витражные арочные окна зала консерватории. И туфельки были на длинных тонких каблучках… А вот играла эта Виктория номер 1 – примерно около часа без единой ошибки – и ни один волосок у меня ни дёрнулся...

А потом вышла она… Немного нескладная… В простом строгом платье… Без ожерелья и каблуков… Села на тот же пуф, за тот же черный рояль… Пауза тишины… И затем зазвучали первые ноты сонаты Скарлатти… И я тут же почувствовал – играет совсем другой человек… Совсем другая девушка… Прикосновения к клавишам которой были мягкими и теплыми, а когда нужно – становились твёрдыми, словно пальцы ухватившиеся за край пропасти, над которым повисла её душа…

Исполнив еще одну сонату, она перешла к длинному произведению, автора которого я не знал. Зато с исполнителем – вдруг стала налаживаться особая невидимая связь. В одном месте, когда девушка, выхлестнув из себя нараставшую с каждым мгновением бурю страстей, перешла на тончайшее пиано, я словно бы почувствовал как бьётся её сердце… А может – это билось и моё, разбуженное удивительной музыкой… А может – оно было вообще ничьё… Одно лишь биение, пульс… Звуки всё текли и текли, один за одним… Кристальные, словно слёзы… Они сверкали куда ярче всяких алмазов… как вдруг - туш потекла у неё с ресниц, оставив длинную темную полосу на щеке…
Так она чувствовала музыку, которая рождалась от прикосновений пальцев к клавишам, от прикосновений сердца к жизни... Закончив на форте последнюю часть выразительным взмахом кисти, она остановилась… Перевела дух, стерев слезу со щеки… И заиграла Рахманинова… В этот миг я понял, что присутствую на её самом искреннем откровении… И я знал, чувствовал, что новых взлётов и падений, и новых слёз нам, конечно же, не миновать…

Зазвучали первые ноты Вальса Цветов… Как она начала! Мощно, ярко… Размашисто… С какой весёлой неподдельной улыбкой! Улыбкой на лице с растёкшейся по новой тушью… И как теперь преобразилось само её лицо, сам взгляд!.. Если до начала своего выступления – она казалась мне эдаким гадким утёнком, то теперь – она, словно в сказке, превратилась в настоящего лебедя… И этот лебедь, нет, был совсем не гордый… Он был таким человечным, таким трогательным, что нельзя было за него не переживать….

Она полностью захватила меня в плен своей музыки… Мажорная мелодия вальса, в середине которой, как я знал, будет неожиданный переход на раскатистые залпы грусти… И уже от одного ожидания этого места у меня перехватило дух… А когда оно пришло… Да, мы снова оказались на одной волне, не в силах противостоять магии растекающейся туши… Хотя никакой туши на моём лице и не было... Но, всё же она была… Сердца дрожали… И что еще тут скажешь…

Закончив, она встала, быстро поклонилась и так же быстро ушла… Конечно же, не расслышав моё «брава» в грохоте своего раненого сердца… Такого прекрасного сердца… Что мир изменился, когда я вышел из зала…

Нет, я конечно, тут же встал, и пошел искать её… Мне хотелось обнять её и сказать… Не знаю даже, что тут можно такого сказать… Тогда просто пожелать удачи в следующем туре, в который я уверен она пройдёт… А если даже и не пройдёт –  как эта щемящая душу, но такая разгульная и пьяная боль, которая до сих пор со мной – то всё равно это выступление было лучшим у другого, гораздо более настоящего жюри… У самой жизни…

Я искал, куда же она убежала после выступления, ходил кругами, но так её и не увидел… Я смотрел на лица других… Большинство оставались холодными и сдержанными, как будто бы сейчас ничего такого не случилось… Но на лице одного седоволосого мужчины и еще одной девушки в больших темных очках – я кажется заметил отражение своего…

Я вышел из зала на улицу – и мир оказался уже другим… И до сих пор он  никак не хочет меняться обратно… В нём нельзя выделить что-то особенно важное…  Потому что всё – одинаково есть… И все те пылающие на солнце оранжевым огнём клёны… И черные кошки на крышах… И унылые, занятые и не занятые своими мыслями, люди, бредущие по тротуарам…   И медный звон колоколов с кирхи, что осталась позади… Да, мир оказался другим… Но, верно, всё таким же, каким и был всегда.  Мир в котором  иду по улице, возвращаясь домой, и - не могу думать!…

Нет, как же она играла!.. Я не могу думать… Я не могу…