Ветка сакуры

Можно ли сытую, распухшую животом от проглоченной пищи, морскую рыбу заставить переварить в себе добавочную порцию? Нет?
     Да! Конечно же, да! Надо только посмотреть, как это делают крепкие ребята одной из станций токийской подземки.
     Двери вагончика открываются и содержимое его начинает шевелиться, улыбаясь и ожидая нового пополнения. Еще мгновение и мы все прижаты один к одному, как кильки в банке. Сноровистые руки под лозунгом: «Места в вагоне всем хватит!» впихивают зазевавшихся на платформе в электричку, будто стараются исключительно ради чистоты самой платформы. Минимальный просвет между пассажирами уничтожен и мы все превращаемся в единое целое.
     Девушка так прижата ко мне всем своим телом, что даже моя жена позавидовала бы такой близости. Наше дыхание сливается воедино, наши взгляды не отвернуть и вот уже наши мысли начинают соприкасаться:
-Извините, - оправдываются мои. – Я здесь ни при чем.
-Что вы, что вы, - лепечут ее. – Это вы меня извините, - и мило интересуются. – Вы приезжий?
-Да, - отвечают мои.
-Вам нравится?
-Очень, - искренне признаются мои.
     Лицо девушки заливается краской. – Я имею в виду нашу страну, - уточняет она.
-Просто замечательно нравится и страна тоже, - произношу я.
     Мне кажется, что краснеть больше некуда, но ей это удается.
-Вы давно к нам приехали? – все так же мысленно спрашивает она.
-Два дня.
-Надолго? – и полуутвердительно-полувопросительно добавляет. – Языка, конечно, не знаете?
-Абсолютный ноль.
     Её губы продолжают улыбаться и мне кажется, что все плотное кольцо совершенно случайных людей, окружающих меня и весь огромный мир за его пределами открывает мне свое сердце.
                * * *
- Это не просто конь, везущий на себе седока. Это знающий себе цену, вышколенный временем и кровью своих предков скакун знаменитой породы, который может принадлежать только не менее знатному по своему происхождению и по положению в обществе человеческому роду. И их родословные должны совпадать, как бы сливаясь в одну реку, чтобы гарантировать полную гармонию самопроникновения двух различных миров, накапливая в себе гордость - без всякого чванства, смелость – без показной бравады. И тогда движения души  сами собой возвысятся над низменными повадками окружающей стаи.
                Кодекс самурая 
                * * *
     В этой обычной деревушке, прижавшейся между холмов, переходящих в гордо вскинувшую свою голову гору, жили обычные крестьяне, с раннего утра и до поздней ночи пропадающие на рисовых полях, согнувшиеся от нелегкого труда, как ветви сакуры от неожиданно и неведомо откуда взявшегося ветра, возвращающиеся домой с распухшими от воды ногами, как зерна риса, набухающие и впитывающие в себя вкус земли, чтобы отдать его в маленький глоток саке.
    Девочку звали Йокко. Мальчика звали Акира.
-Йокко, - наставлял Акира свою подружку. – Дракона надо держать покрепче, чтобы порывы ветра не смогли его вырвать из твоих рук. А веревку надо все время поворачивать вот так, - и мальчик показывал, как надо делать. – Тогда дракон ляжет плашмя на волну ветра и непременно взлетит вверх, как большая птица, раскинувшая свои крылья.
     Йокко понимающе кивает головой и пытается повторить услышанное, но сильный порыв ветра вырывает воздушного змея из её рук.
-Эх, ты! – кричит мальчик неумехе и бежит вслед за бумажным драконом. Как хорошо, что тот безжизненно падает на землю совсем рядом и бежать за ним недалеко.
     Девочка огорченно садится на колени и закрывает ладонями лицо, но все же оставляет просветы между растопыренными пальцами, чтобы видеть происходящее.
     Акира снова отправляет в полет воздушного змея, и тот стремительно набирает высоту и летит, разрезая своей грудью встречные перекаты ветра.
     Мальчик мимолетным взглядом дарит свою радость Йокко и снова умело управляет  своим детищем, любуясь, как трепещет на ветру его длинный разноцветный хвост. И вот уже Акире кажется, не змей, а он сам парит над землей и слышит удивительные звуки песни, вытекающей родником из девичьей души. Это поет Йокко. И вот уже ей кажется, что не песня, а она сама парит над землей. Она и Акира вместе парят, как две большие птицы.
-Какая прекрасная пара, - говорит старый крестьянин своей жене.
-Да, - соглашается с ним его старуха.
                * * * 
     Проходит время и на белом коне, прогуливаясь по близлежащим окрестностям, в деревне неожиданно появляется владелец замка, нависшего над крутой скалой.
     Молва о девушке, красота которой может сравниться с восходом солнца, зовет к себе этого зрелого, видавшего жестокие и кровавые битвы, самурая.
     Бедный Акира, как мне тебя жаль! Легче пережить смерть любви, чем её воровство.
     Бедная Йокко! Только приходящий сезон дождей может сравниться с количеством слез, выплаканных тобой в час разлуки.
     Гордый самурай, не обратив внимания на детские страдания, увозит свою очередную добычу на белом породистом коне.
                * * *
     Женщина должна хранить семейный очаг и стараться не дать ему погаснуть. Она должна продлевать желания мужчины, распаляя его своей покорностью и послушанием.
     Что может волновать его больше, чем скромно потупленный взор при разговоре с ним, чем трепещущая нежность, отдаваемая ему его избранницей полностью и без остатка?
     И откуда ему знать, о чем в этот миг думает она, кого зовет в свои сны и ласкает в своих мечтах?
                Загадка, давай лучше продолжим чайную церемонию. Ведь в этом году лист чая особенно вкусен и душист. Аромат его пьянит не хуже хорошо звучащей танки.
     Йокко думает об Акире целыми днями напролет. Каков он сейчас? Так же строен и красив? Так же умен и горд? И чьи кудри по ночам ласкают его руки?
     Болит её сердце этой потерей и не вылечить его никогда, как и бушующим на побережье цунами не покрыть собой островов, на которых еще живет любовь!
                * * *
     В тот день Йокко, тоскуя как всегда, выводила иероглифы тонкой кистью, вырисовывая замысловатые палочки и закорючки, когда совсем рядом кто-то хрипло закашлял.
     Йокко совсем не удивилась невесть откуда взявшемуся старику с седой бородой. В те времена духи, спускавшиеся с горы Фудзиямы, еще не вызывали страха своим появлением.
     Старичок посмотрел на её письмо и сказал. – Неплохо, совсем неплохо. Твоя рука тверда и в ней еще живет вера и надежда.
-Ну, что вы, - ответила она, смущенно потупив свой взгляд.
-Не скромничай, не скромничай, - произнес он и сел напротив нее.
     Поговорив немного, как принято, о погоде, о прогнозах на урожай, о войнах, которые сотрясали дальние острова, и, категорически отказавшись от угощения, сославшись на свою занятость и на нехватку времени, старик неожиданно спросил Йокко, как сильно живет в ней чувство, которое в состоянии как построить мост к небу, так и разрушить все вокруг себя и вместе с собой?
     Молодая женщина ничего не ответила, только щеки ее запылали алой краской.
     Дух Фудзиямы посмотрел на нее внимательно и сказал:
-Можешь мне не отвечать, девочка. Я прочел ответ в твоих глазах.- Старик потрогал свою седую бороду и продолжил. – Я помогу тебе. Слушай внимательно.- Переведя дыхание и помолчав, он начал свой рассказ:
-Когда земля готовилась проснуться навстречу жизни, на ней свирепствовали холод и зима. Снег лежал большим белым ковром, а лед сковывал своей крепкой хваткой все реки и моря. Но вдруг откуда не возьмись сюда прилетели две маленькие птички. Они так любили друг друга, что даже не заметили окружающего их белого безмолвия. Для любви существуют только лица тех, кого помнят наши сердца.
     Птицы начали строить гнездо. Это был нелегкий труд, поверь мне. – Старик откашлялся и снова стал говорить. – Где взять все то, из чего можно построить надежное убежище? Но птицы справились с этим. Они построили гнездо и оно своим теплом согрело маленький кусочек земли под собой.
     Дух горы долго простуженно кашлял, а затем вновь зазвучал его тихий, напевный голос.
-Птички улетели неведомо куда. Такова жизнь. Но маленькая косточка, принесенная ими, упала в почву и на том месте выросла и раскинула свои ветви божественная сакура.
-Так бывает, бывает, - подтвердил я, вклиниваясь в их разговор, и Йокко согласно кивнула мне.
-Когда сакура расцвела, - рассказывал дальше старик, - солнце залюбовалось ею и обласкало землю своими лучами, да так щедро, что на землю нежданно-негаданно пришла весна, растопив собою снег, сломав толщу льда и раскрасив все вокруг яркими красками.
     Собеседник Йокко загадочно улыбнулся и продолжил. –Но тепло длилось недолго. Снова вернулась зима и от её студеного дыхания у всех похолодело внутри. И весна, казалось, потеряла дорогу, ведущую к нашим сердцам. Но...
-Вам удобно сидеть? – перебив, заботливо спросила хозяйка своего гостя.
-Удобно, дочка, удобно, - ласково ответил он ей, радуясь, что и за него есть кому волноваться на этом свете. – Но от замерзшей сакуры осталась маленькая веточка, которая сохранила в себе память о весне. И весна по этому, затерянному в холодной земле знаку отыскала дорогу назад и вернулась в наши сердца.
-Веточка сакуры, - задумчиво повторила Йокко.
     Старик внимательно посмотрел на нее. – Йокко, знай, мы отмеряем собой много жизней. Но в новых, приходящих, мы никогда не помним о том, что происходило в предыдущих. И это правильно. Каждая жизнь должна начинаться с чистого листа. Иначе все теряет смысл. Но есть одно «но»...
-Веточка сакуры, - завороженно повторила женщина.
-Сохрани её, уходя из этого мира. Стань ею и тот, кого ты любишь, узнает тебя в вашей следующей жизни, - напутствовал старик на прощание, уходя в сторону седой горы.
                * * *
     Я не знаю, зачем Акира привел своего сына к стенам замка самурая. Может быть совершенно случайно, а, может, оттого, что запускаемый ими воздушный змей сам указал им дорогу и они оказались на одном из склонов, над которым возвышался неприступный замок.
     Бумажный конверт, как обычно, радовался встрече с высотой и маленький мальчик умело (чувствовалась опытная рука отца), водил его по закоулкам чистого безоблачного неба.
     «Снова нас свела высота», - думала хозяйка замка, любуясь своей летающей мечтой, которая была так послушна двум маленьким фигуркам, держащим её в крепких руках, стоя у подножия скалы.
     Йокко запела и, как в далеком детстве, ей показалось, что они вместе с Акирой, взявшись за руки, взмыли вверх и парили в свободном полете, будто и не было времени, разделяющего их.
                * * *
     Хозяйка замка уходила в мир иной, прижав к груди веточку сакуры.
      Муж не имел ничего против странного предсмертного желания  жены.
                * * *               
     Ну вот, скоро остановка, на которой мне выходить.
-Как тебя зовут? – мысленно спрашиваю я девушку, по-прежнему тесно припечатанную ко мне толпой.
-Йокко, - так же мысленно отвечает она.
-Красивое имя, - не унимаюсь я. – Наверное, замужем за Ленноном?
-Нет, - улыбаются её мысли, подхватывая мое шутливое настроение. – И не за Лениным.
-Как же зовут счастливца?
-Акира! – гордо отвечает она.
     Совсем, как в истории, которую рассказал кто-то из пассажиров нашего вагона, стараясь хоть как-то скоротать долгое время поездки.
-Дети?
-Сын.
-Замечательно. Но жаль, - говорю я.
Жаль? – удивляется она, одновременно старательно пытаясь повернуться лицом к выходу. – А, вам, наверное, жаль, что вы не говорите по-японски?
-Нет, - отвечаю я, - жаль, что у вас есть муж.
      Йокко смеется заразительно. Я тоже смеюсь, чтобы не ударить в грязь лицом перед заинтересованными взглядами её соотечественников.
     Электричка останавливается. Толпа выносит нас на платформу. Я теряю Йокко из виду и вновь замечаю её только тогда, когда она, поднимаясь на эскалаторе, сверху машет мне на прощание веточкой сакуры.