Спасти рядового Савраскина

      – Ты Наташу не видела? – спросил куратор Розу, усердно ковырявшуюся тонким скальпелем в мозгах.
      Затылочная доля бесхозно лежала на столе, мозжечок и вовсе валялся на полу. Из раскрытой черепной коробки пучками торчали распрямленные извилины, неуловимо напоминая кольчатых червей. Мозг был искусственный, но выглядел весьма живописно и реалистично.
      – Он в банк уехал. Сказал, по семейным делам. А что? – чуточку отвлеклась еврейка от занимательного занятия потрошения.
      – Почему меня не предупредил? – нахмурился Дерек.
      – Да ты же сам невесть где шатался.
      – Я ходил к Наполеону со статистическим отчетом.
      Со стороны непосвященному человеку непременно покажется, что беседу ведут постоянные клиенты психиатрической клиники из палаты законченных идиотов. Однако сотрудники всего лишь обсуждали своего коллегу Савраскина, имевшего женскую кличку, и директора отдела Z Мстислава Леонидовича. Впрочем, под наименование заведения для душевнобольных лаборатория прекрасно подходила, учитывая бесконечный ряд происходивших в ней событий.
      Хейфитц еще с минуту покрутился около стола, где Роза, высунув от усердия кончик языка, хищно ворошила серое вещество, окрестил занятие нейробиолога «мозговым штурмом» и снова потревожил еврейку интригующей (по мнению куратора) фразой:
      – Мне бы испытать один прибор…
      К сожалению, Дерек слабо представлял, на какие именно фразы и предложения живо реагируют девушки и бросают все дела, зато был четко уверен, что в Абрамович больше ученых компонентов, нежели женских.
      – Ой, не надо мне твоих приборов. Я ж занята по самые бахилы, – чересчур резко отмахнулась Роза извилиной, зажатой пинцетом.
      От непочтительного отношения розоватая витая штуковина улетела в сторону и печально свесилась с угла стенда «Переменный ток и его параметры», как макаронина из дуршлага.
      – Ну и ладно, – обиженно пробурчал Хейфитц и прекратил мешать расчлененке.
      До нейробилога Дерек безуспешно подкатывал к Уолту с той же просьбой и странного вида прибором: блестящим металлическим полым бруском с раструбом на конце. С другого края брусок затыкался баллончиком-дозатором. На первый и все остальные взгляды прибор смахивал на пульверизатор новаторской конфигурации.
      Моррисон быть обрызганным не пожелал, и без того во время опыта облил рабочий халат содержимым колбы, где намешал раствор из бесцветных веществ. Напрочь игнорируя окрас ингредиентов, конечный результат смешивания стал иссиня-бордовым с зеленоватыми солярными бликами. Одно неловкое движение, и колба покатилась по столу, заливая поверхность. Пока Уолт оттирал последствия опыта, опрокинул колбу еще пару раз, виртуозно обляпавшись раствором. Разнокалиберным пятнам позавидовал бы самый креативный художник-авангардист.
      – Ты на Анджее его испытай, – Абрамович пожалела мучавшегося без добровольцев Дерека и посоветовала обратиться к фикусу, мощными широкими листьями выпиравшего из кадки, маловатой для такой бурной флоры.
      Польское растение, имевшее также и фамилию, наверняка мечтало отрастить ноги или хотя бы щупальца, чтобы покинуть лабораторию, кишащую неуемными гениями. Чему только ни был свидетелем Анджей Быстрицкий! При нем ярким фейерверком взрывались пиропатроны, вырвавшиеся из-под контроля Дерека, лопались пробирки Моррисона от излишнего давления воздуха, рассыпались белесым морем образцы тканей, которые Роза выронила из рук, потому что у нее ужасно зачесался лоб. А однажды к потолку поднялся миниатюрный ядерный гриб – Натаниэль едва не рухнул в обморок оттого, что сумел создать такое «карманное» чудо. Правда, пришлось срочно нейтрализовать радиацию, превысившую норму в десять раз. К счастью, успели вовремя, и никто не заработал лучевую болезнь, не облысел и не обзавелся перепончатыми крыльями на щеках. Директор, принесшийся на торжество научного эксперимента над здравым смыслом, после ликвидации опасности присвоил отделу статус второго Чернобыля. Бабайкин вообще был склонен к необоснованному паникерству, поэтому молодежь пропустила его «вангование» мимо ушей. Живы и отлично! «А если таки вырастут лишние части, станем их изучать», – радостно заявила Роза. С тех пор Мстислав Леонидович заходил к своим «радиоактивным» подопечным только в костюме химзащиты и респираторе, выставив впереди себя счетчик Гейгера, как икону перед чертями.
      – Фикус, хоть и состоит из органической материи, для испытания не годится, – возразил Хейфитц. – Нужно разумное существо.
      – Прости его, Анджей, он не хотел тебя обидеть, – Абрамович утешила растение, погладив по глянцу листьев, и вернулась к разделке мозгов.
      – Скажи на милость, для чего предназначен этот прибор? – полюбопытствовал Моррисон, чей халат по-хамелеоньи менял окраску в зависимости от колыхания ткани.
      – Для стерилизации, – с нескрываемой гордостью за детище ответил Дерек. – До утра с ним возился, но сделал! Представляешь, при сборке струя случайно выстрелила в кота…
      – И как кот? – упавшим голосом спросила еврейка, заметно побледневшая.
      – Чудесно! Простерилизовался как полагается.
      Уолт и Роза обменялись взглядами, полными ужаса. Так вот что за участь ждет Савраскина по возвращении!
      – Нужно предупредить Наташу, – прошептала нейробиолог на ухо Моррисону, пока Хейфитц умилялся на угрозу поистине мирового масштаба. – Звони ему скорее.
      Однако этого коллеги сделать не успели, ибо в лабораторию зашел Савраскин собственной персоной, сияя улыбкой от улаженных семейных дел. Физик, беспечно напевавший песню из репертуара Любови Успенской: «А я сяду в кабриолет…», еще не знал, какую новость сейчас озвучит Дерек и незамедлительно приступит к практической части.
      – О, явился! – куратор схватил стерилизатор и уверенной поступью великого ученого (не путать с безумным!) направился к ничего не подозревавшему Натаниэлю.
      – Спасем Наташу от посягательств! – завопила Роза и отпихнула плечом Хейфитца, сбивая его с траектории движения.
      Не отставая от пышущей гневом защитницы, Уолт вцепился в прибор, чтобы лишить Дерека оружия.
      – Мать моя сингулярность! – воскликнул куратор, крайне пораженный взбесившимися сотрудниками. – Вы что творите?!
      Абрамович перешла к усиленной тактике подавления противника – пнула Хейфитца под коленку, подкрепляя физическое воздействие пламенной речью в духе Че Гевары:
      – Кот-то ладно, хотя и его жалко! Но зачем кастрировать Савраскина? Отнимаешь у человека способность к продолжению рода! Маньяк! Ирод!
      – Я так и знал: твои разработки не доведут до добра! – вторил нейробиологу Моррисон, упрямо тянувший прибор к себе.
      Упреки и наезды заставили Дерека изрядно опешить, но стерилизатор он не выпустил. От перетягивания брусок начал противно скрипеть и гнуться, раструб вовсе помялся, дозаторная емкость сплющилась. Видимо, ее материалом был не стеклопластик, а гибкий плотный полиэтилен.
      – Не надо меня кастрировать! – заверещал доселе молчавший Натаниэль, наконец сообразивший, что вот-вот решится его судьба.
      – Это портативный дезинфектант, олухи! – яростно отбивался от наседавших коллег Хейфитц. – «Стерилизовать» от слова «чистить»! При распылении на существо поглощаются частички пыли и грязи с его одежды и кожи!
      Замершие в разных позах ученые напоминали скульптурную группу из игры «Море волнуется раз…» или же незадачливых строителей, угодивших под быстро застывавший бетон.
      Дерек сердито вырвался, чуть не оставив клок халата в сжатом кулаке Розы, державшей его за рукав, и свирепо зыркнул на Уолта. Химик тут же прекратил покушаться на стерилизатор.
      Под звук вещества, звучно капавшего на пол из снова уроненной Моррисоном колбы, инцидент исчерпался как невосполнимый природный ресурс.