Исповедь эгоиста

  -Я же сказал без меня ничего никому не отправлять, приеду порешаем! - строго сказал Андрей, преодолевая последние восемь ступенек перед выходом из подъезда.


  -Хорошо, Андрей Михайлович, – прозвучал в мобильнике покорный голос его бухгалтера, Ольги Павловны.- А вы когда будете?- спросила она.


  -Скоро,- ответил Андрей, выходя на улицу. Он нервно нажал на кнопку «конец вызова» и, отправляясь к своей машине, услышал сухой щелчок, как будто где-то неподалеку пастух, погоняя не послушное стадо, щелкнул кнутом. Последнее, что он увидел перед тем как покинул реальность - это взлетающую, перепуганную кем-то стаю голубей и маленький кусочек металла, который пробил его лобную кость слева над глазом и вылетел за ухом, попутно прихватив с собой кусочек черепа. Сначала была боль, дикая боль, которая ненадолго поразила все его нервные окончания и как в Голливудских фильмах, желая усилить восприятие сцены насилия, прибегают к замедленному показу. Так и он каждой клеточкой тела и мозга, видел и чувствовал пролетающую сквозь его череп пулю, которая обожгла собой небольшую часть его серого, извилистого вещества.
 

   Ноги перестали слушаться, Андрей упал на колени. По инерции продолжая движение к своей машине, он попытался сделать шаг ещё один шаг, но не смог, тело уже не слушалось его, и он упал, словно брошенный кем-то мешок с картошкой, на живот, смачно шмякнувшись левой щекой об асфальт. Промелькнувшая перед его глазами жизнь начала потихоньку угасать. Стоя на перепутье между двумя реальностями, Андрей не спрашивал себя: «Кто бы это мог быть и за что прилетело?». Пережив девяностые, период накопление капитала и начало нулевых, когда он ставил на ноги бизнес, ему многое приходилось делать того, чем люди со здоровым рассудком обычно не гордятся, так что «Прилететь» могло, откуда угодно. Андрея терзал животный страх перед тем, что же ждет его дальше и он спрашивал, а точнее сказать умалял Того, Кем почти всегда пренебрегал: « Господи дай мне хотя бы маленькую возможность исправить всё то, что я, в свое время натворил». Но ответа не последовало.
 


   Дальше не было ничего, полнейшая пустота. Андрей не видел и не слышал происходящего вокруг. Он не слышал как кричала соседка, с которой он постоянно спорил из-за парковочного места и даже один раз проткнул ей колёса, как кто-то звонил по мобильнику и просил срочно приехать скорую, не обращал внимания на людей, выбегавших из его и соседних подъездов, которые стремительно собирались возле тела, как приехала полиция и капитан пощупав ему пульс, обрадовался и сказал: «Пульс слабый, будем надеяться, что до приезда скорой, дотянет», а потом, повернулся к своему коллеге, добавил: «Нам еще только жмура в районе не хватало». Всё это, на время потеряло для него смысл. Он смотрел на себя со стороны и думал о том, как же некрасиво лежать в грязи, в дорогом костюме, ему, человеку, привыкшему к хирургической чистоте и патологически не выносившего грязь и беспорядок, как на работе, так и дома. По правде говоря, именно это стремление к порядку и аккуратности во всем, и в мыслях и вокруг, помогло Андрею, а также его подручным несколько раз в начале девяностых избежать уголовного наказания. Его окружение прислушивалось к нему, потому что никто другой из их группировки не мог планировать дела с минимальным риском для коллектива. Была даже поговорка: «Андрюха в теме семьдесят процентов успеха, нет сто процентов провала». Сейчас Андрею было не до этого. Мысли неслись одна за другой, потом смешивались, путались, превращались в кашу, за ними неслись воспоминания его хороших и плохих дел и тоже попадали в этот бурлящий котел. Люди, с которыми он был знаком и просто зеваки, сновали рядом, проходили через него, с мраморными лицами, пытались пробиться поближе к телу, толкая друг друга, и пробираясь сантиметр за сантиметром, они желали хотя бы краешком глаза увидеть чужую смерть. Андрей заметил, что в большинстве их лиц не было ни жалости, ни сострадания к чужому горю. Было только лишь любопытство. И эта их нездоровая страсть довела двух женщин до тошноты, одну до обморока, когда эксперт-криминалист положил в прозрачный целлофановый пакетик кусочек его черепа, доставая его из небольшой и уже застывшей багровой лужи крови. А кто-то из толпы, показывая на эксперта пальцем, громко сказал, словно желая привлечь всеобщее внимание: «Посмотрите-ка, это же вроде часть мозга». Среди всего этого хаоса он ни как не мог посчитать, рассортировать и взвесить чего все-таки он сделал больше, хорошего или плохого, подсознательно предполагая, что в этом мире с него за это могут "жестко" спросить.
 


   Немного в себя Андрей пришел лишь тогда, когда его тело погрузили в скорую, в которой симпатичная медсестра и ещё пара докторов пытались сотворить с его почти бездыханным телом чудо, порой доступное лишь создателю.
 


   - Неужели всё? - спросил он себя, когда двери скорой закрылись. Ему очень страшно было шагать дальше, в неизвестность, не зная, что там его может ждать с таким багажом "подвигов", которые он так и не разложил по полочкам внутри своего сознания. Но разобрать и упорядочить их всё как-то не получалось.
 


   - Нет, не всё,- услышал он позади себя чей-то приятный голос.
 


   Повернувшись, Андрей увидел старца с густыми, длинными, седыми волосами и такой же бородой. Одет он был в серый балахон, опоясанный вокруг талии пояском, который был чем-то похож на веревку. А на ногах его были коричневые сандалии времен шестидесятых. Примерно в таких же его дед-пенсионер ходил летом в парк, играть в домино с друзьями. «Странный прикид»,- подумал Андрей, «И мужик какой-то странный. Вроде в луже стоит, в которой обычно все машины при въезде во двор колесами проваливаются, а не тонет». Подняв свой взгляд с ног старца не много выше, он обратил внимание на то, что все вокруг замерло. И люди, и скорая, в которую его только что погрузили, и даже стая испуганных выстрелом голубей застыла в воздухе, так и не успев сесть на насиженные места, а главное утро: серое, пасмурное, дождливое вдруг в один миг стало светлым и теплым. Только его тепло и свет исходили не от солнца, в этот день его просто не было, а от этого старого, непонятно во что одетого мужика.
 


   - Ну извините, Андрей Михайлович, на «Бриони» и «казачки» с крокодиловой кожи денег не хватило,- строго произнес старик.
 
   - Ты кто, дед, и как здесь оказался?
 
   - Я то… странный вопрос, Андрюшенька, провожатый я твой в этом мире,вестник,а то еще с не привычки испугаешься, тут ведь много для тебя непонятных вещей может быть.
 

   - Да я вроде не из пугливых,- постарался как можно увереннее сказать Андрей.
 

   - Э, не скажите, Андрей Михайлович, - произнес ухмыляясь старик. Ты так говоришь, потому что не все ещё видел. Он кивнул Андрею, и одновременно вытянув свой указательный палец вперед, предложил ему оглянуться.



   Андрей повернул голову назад и обомлел. То, что он увидел позади себя, не мог придумать даже самый изощренный мозг голливудского режиссера, снимающего фильмы ужасов. За спиной у него стояли две сущности, не похожие друг на друга. Один из них чем-то смахивал на оборотня, только вместо четырех конечностей у него было восемь, шесть из которых он медленно тянул к Андрею, а на двух передвигался враскорячку, как плохой танцор, которому постоянно что-то мешает. Тело его было похоже на коровью тушу, часто исполосованную маленькой бритвой, а руки все были усыпаны волдырями величиной с куриное яйцо. Между его длинных, когтистых, растопыренных пальцев просматривались волосатые перепонки, на каждой из которых выпирало по наросту, чем-то похожему на большую, уродливую бородавку. Он кряхтел и с пеной у рта, который помимо неё извергал ещё и жутко зловонный запах, просил:



   - Отдай его мне… отдай, зачем он тебе нужен? - голос его напоминал нечто среднее между шипением змеи, кваканьем жабы и человеком, полоскающим горло.


   - Кто это?- спросил Андрей у старца.


   - Это твой гнев, Андрюша,- грустно произнес старец.


   - В смысле гнев?


   - Порок, благодаря которому, ты за свою не очень продолжительную жизнь, совершил столько непотребных поступков.
 

   Старец продолжал.


   - НачнемС детства. Помнишь, как ты избивал и издевался над своей младшей сестренкой Анечкой, потому что думал, что родители её больше любят, чем тебя?


   - А разве это было не так?- удивился Андрей.- Сколько мне за неё доставалось? Она шкодит, а попадает мне, да ещё как попадает. Мне кажется, у меня были причины её ненавидеть.


   - Так ведь удел старших, заботиться о младших, а не наоборот! А то о чем ты говоришь - эгоизм чистой воды. Помнишь, как отец говорил тебе, что она у тебя одна и ближе её, после того как мы уйдем, уже никого не будет?


   - Помню, – ответил Андрей.


   - Ничего ты не помнишь. Когда ты ей последний раз звонил. Продолжение следует.