Лоховская хренотень

КАМЧАТКА
(роман)
Часть II
ГеМОРрой времени нашего

3. ЛОХОВСКАЯ ХРЕНОТЕНЬ

   В Лохове (на так называемых "низах") издавна произрастал какой-то уж очень особенный -- фаллократический -- хрен (chrenus vulgaris), за которым на рынках Москвы рьяно охотилась вся столичная элита, высоколобая интеллигенция, не говоря уже о полуподпольной богеме, злачно декадентствующей в миазмах западного постмодернизма.
   А в прошлом году мэру Лохова Кантемиру Кипарисовичу Кеткониди пришла в голову и вовсе гениальная идея заказать бронзовый памятник сему знаменитому лоховскому хрену и торжественно водрузить его на главном городском перекрёстке улиц Самарской и Косичкина, по коим пролегли стратегические дороги на Рязань (и дальше до Самары) и на Закрайск (и дальше до Озёр и Серебряных Прудов), дабы слава о таинственном Лохове, лоховском ядрёном хрене, а заодно и о лоховском остроумном мэре разносилась по всем далёким (и недалёким) весям...
   А ведь в Лохове и впрямь не было ничего более замечательного и особенного, чем этот самый диковинный хрен: его здесь и натирали, и солили, и варили, и мочили, и сушили, и квасили, и забраживали, и вырезали из него обереги и ладанки -- и надо же! -- даже чёртиков каких-то особенных да извилистых ящерок и змеек. С ума сойти, до чего народ у нас не додумается от тоски и скуки обыденной жизни!
   На открытие памятника приехал даже сам генерал-губернатор Московии Илья Пророкич Десантуров со свитой, как за год до этого он приезжал открывать памятник великому поэту России Феофилакту Косичкину в крылатке, что стоял теперь через дорогу прямо напротив сего нововознесённого хрена...
   Но Ваньке Персееву в это время было не до хрена, хотя нет: времени у него свободного было до хрена, а денег ни хрена, потому что он ещё пока не нашёл себе подходящей работы, и чтобы найти её, слонялся по городу от одной конторы к другой, но всё без толку.
   Иногда встречался и с пофигистами-подпольщиками во вглаве с седовласым Авениром Миронычем Воблиным, который для конспирации всякий раз назначал очередную встречу единомышленников в новом месте: вместе с Персеевым их теперь было тринадцать человек, и некоторых из них, по довольно странному и необъяснимому совпадению, он даже неплохо знал по прошлой своей жизни в Лохове -- здесь были и его однокашники по школе N 6, и просто жившие неподалёку соседи.
   Все в этой чёртовой дюжине, кроме старика Воблина, были люди среднего возраста, кризис которого, может быть, и заставил их так легко подпасть под соблазнительное воблинское влияние, дабы докопаться наконец до смысла собственной жизни, коего к своим весьма уже зрелым годам они так и не нашли ни в себе, ни вкруг себя, ни в доме, ни в семье, ни в работе -- нигде. А дело в том, что культура нашей цивилизации с детства приучает каждого из нас к смысловым костылям-суррогатам, к симулякрам добра, любви и вечной юности, к иллюзии неизменности достигнутых благ, отсутствия смерти и того, что текуче и преходяще, а преходяще -- всё. Но лишь "земную жизнь пройдя до половины", мы подчас обнаруживаем в себе подспудные сомнения в том, чему мы так долго и твёрдо верили и чему была посвящена вся деятельность и быт окружающего нас общества...
   Деньги, работа, семья, родина, государство -- стоит ли всему этому служить беззаветно, стоит ли посвящать им всю свою жизнь, все свои силы и думы?! Стоит ли искать у общества поощрения, ведь точно так же ищет его и дрессированная собачка в цирке?! Стоит ли жить с оглядкой на мнение тупой толпы, средь коей мы живём, как изюминки в пироге миллиардотелом?! Страдания и метания зачастую только разрушают душу и жизнь: стоит ли попусту себя истязать? Не лучше ли сразу заранее положить на всё с прибором, чтобы перестать беспокоиться и начать жить -- не в мечтах о несбыточном будущем, а здесь и сейчас?..
   Надо уметь посмотреть на себя и окружающие обстоятельства со стороны, с точки зрения вечности (sub specie aeternitatis) -- к этому призывает воблинский пофигизм. Надо, учит он, преисполниться весёлым мужеством пребывать в чёрной пустоте, в невесомой межеумочной середине, свободной от всего слишком известного и привычного. Если уж действовать, то действовать спонтанно из ничего в никуда, если уж быть, то ненарочитым, непреднамеренным, простодушным, открытым и бесстрашно-беззащитным, не суетиться, не делать лишних движений, из бдительного бесстрастия смело идти в неизвестность, полностью доверив себя бессознательному природному автоматизму, который никогда не даст нас в обиду, если мы ненатужны, естественны и просты, как небо, земля и трава, как муравей, собака, птица, дерево, облако, камень...
   Воблинский пофигизм представлял собой, в некотором роде, особую разновидность ядрёного лоховского хрена, что сам весь белый, но растёт извилисто и прихотливо вглубь земли, в тёмную, чёрную бездну забуряется борзо, аки шахтёрский крот настырный, -- подслеповатый, извазюканный в гумусе корневых смыслов, но чистый сердцем и чутьём.
   Здесь русский дух -- здесь хреном пахнет! Русский хрен есть корень жизни! У дальневосточных братьев женьшень, а у нас на Руси -- ядрёный хрен без прикрас, вырви глаз!..

http://samlib.ru/l/lopuhin_a_a/kamchatka.shtml/