Эпизод четвёртый. Газонокосильщик

Солнечное воскресенье. Начался август. Любимый мой август так тепло и уютно расстелил перед нами ярко-зелёное покрывало травы под ногами. Не было ещё в ней совсем жухлости, потрёпанности, печали: только свежесть и запах стриженного газона, как я люблю.

На выходных мы с Димой чаще всего в парке Коломенское, выходим из станции метро «Каширская», проходим по подземному туннелю до самых ворот и идём налево, наискось по обширной поляне прямо ко рву, знаменитому Велесову рву, магическому, где, как говорят, открывается портал в другое время, где люди навсегда могут застрять или явиться через несколько десятков лет, ничуть не состарившись. Здесь, между двух дорожек, не доходя до яблоневого сада, мы находим укромное место и читаем, играем, загораем, прерываясь на бутерброды с чаем, фрукты или воду. Поначалу, конечно, мы избродили весь овраг в поисках зелёного свечения, призывали время и другие миры забрать нас, но ничего не происходило, поэтому мы решили просто отдыхать поблизости от загадочного разлома, вдруг что, а мы тут.

Отдалённый шум Каширского шоссе доносился до нас изредка, чаще всего его уносили лёгкие порывы ветра, разношёрстно витающие над нами. Дима чеканил футбольный мяч недалеко от меня, а я лежал на туристическом коврике. Я люблю называть его карематом, но друзья часто не понимают, что я имею ввиду, поэтому приходится говорить просто «пенка». Есть что-то интересное в слове «каремат», даже дело не в том, что оно пошло от названия английской фирмы, выпустившей одноименный коврик впервые. Я смотрел на горбатые облака, щурился от солнца, было хорошо, и я представлял себе, что в далёком тысяча девятьсот сорок шестом году, когда только родился мой отец, на далёких островах люди уже придумали такое чудесное средство, защищающее тело от холодной земли, от острых камней и неровной поверхности. Оно мягкое и долгоиграющее, если только не спалить его костром дотла. На чём спал мой отец, когда ходил в поход? Дошёл ли каремат в шестидесятых до России?

Дима играл в мяч и руками, и ногами, то вспоминая волейбол, то футбол. В эти моменты он переставал меня замечать, полностью уходя в игру. Я взял телефон, включил 3G и спросил «Яндекс» о туристических ковриках. «Ижевские пенки» пришли к нам только в девяностых годах, даже ближе к двухтысячным, значит отец ещё мёрз на поролоновых матрасах и кутался в тяжелые одеяла. Я отложил телефон и вновь посмотрел на небо. Но всё равно это было прекрасное время походов и...

Приближающийся рёв газонокосильной машины своим стрекотом разрезал мои мысли на ровные длинные полоски. Димка остановился и посмотрел в сторону звука. На всех парах в нашу сторону нёсся маленький трактор. Он взбивал клубы пыли за собой, двигаясь по пешеходной дороге, мужчины, женщины и дети едва успевали отшатнуться от его прыти. Он свернул к придорожному дереву и стал наворачивать вокруг него круги, подрезая траву и истошно визжа. Дима подошёл ко мне и присел на каремат рядом. Сделав три круга, газонокосильщик поехал в нашу сторону к следующему дереву. Люди изумлённо оглядывались на эту бешеную субстанцию, кто-то даже ненадолго остановился, словно пытаясь поверить своим глазам, но тем не менее никто не прервал своих планов. Я приподнялся, налил нам в железные кружки чёрный чай с мятой из термоса и развернул пару бутербродов с сыром и помидорами. Мы с Димой почти синхронно откусили по куску, отпили из кружек и молча продолжили наблюдать картину пришествия.

Трактор, не снижая скорости, как Спидди-гонщик, стремился к новой цели, разгоняя прогуливающихся в разные стороны. Подъехав к очередному дереву, он снова навернул круга три-четыре и поехал обратно, туда, откуда появился.

- Это газонокосильщик? - спросил Дима. - Такой большой!

- Мда, видимо, какая-то новая модель, я такого ещё не видел. Наверное, он захватывает большую площадь травы или у него ножи острее, не знаю, - протянул я.

Мои мысли об отце, о пенках, о цвете неба остались где-то под колёсами трактора, я попытался понять, почему вообще это создание работает в выходной день. В летний день, когда куча молодёжи отдыхает на траве, играет во фрисби, в бадминтон, в волейбол, пускает воздушных змеев; когда люди всей семьёй устраивают здесь пикники, здесь, в официальном месте, где это можно и нужно делать, так почему вообще этот маньяк носится на огромной скорости по пешеходным дорожкам, забивает людям пыль в глаза и нос, подстригая газоны днём, в человеческий, посетительский «час пик»? Нет, правда, почему? Кадры из фильма «Служебный роман» вставали перед глазами: «Ведь у них такой же рабочий день, как у нас с вами», - говорила великолепная Лия Ахеджакова. Ну, да, только какой прок в рабочем дне, если безумный трактор нового поколения распугивает всех, делая пребывание на территории парка абсолютно дискомфортным.

Дима снова принялся играть в мяч, оставив недоеденный бутерброд на коврике. Мистическое ли это явление или бытовое до той степени противности, о которой нельзя даже снять кино, без того, чтобы оно не выглядело как новости по центральным телеканалам? Зелёной дымки вокруг не видно, пространство не изламывается, овраг Голосов молчит. К сожалению, это реальность.

Я встал и босыми ногами прошёлся по траве. Раскат дребезжания возобновился. Газонокосильщик вновь ехал к нам по тому же самому маршруту. Дальнее дерево — объехал три раза, расталкивая прохожих, покатился к дереву ближе — три круга. Вышел из петли и двинул к дереву возле нас. Слева лежали парень с девушкой, а справа женщина с дочкой — все смотрели на представление, понимая, что беда идёт прямо к нам ко всем, в общий дом.  Я поймал себя на мысли, что тоже не верю своим глазам и врастаю в землю. Как такое вообще возможно?! Покружив у нас под носом, трактор поехал обратно, к предыдущему дереву. Что там можно было не достричь? Я не силён в газонокошении, но что, чёрт возьми, там можно не достричь?! Снова три круга и выход на финишную прямую к первоначальной точке.

Мои фантазии о том, как я раскраиваю лицо водителю трактора прервал Дима.
 
- Может, мы перейдём в другое место? - спросил он.

Я вспомнил лекцию Далай-Ламы о ненасилии, вспомнил о самообладании, даже вспомнил, некоторых святых, имён которых не знал и угомонился. Что-то витает такое в воздухе, что-то провоцирует, но что-то и останавливает, что выбираю я, кто что выбирает: нырнуть ли в овраг навсегда, чтобы витать в мире зелёных фей, горького абсента или ввязаться в кровавую баню средневековья, пробивая копьями самые прочные доспехи. Да нет разницы, что там, что здесь. Хотя, может там и было бы проще. Не нравится мужик — устранил. Нравится женщина — уволок. А тут наживаешь себе психосоматику, думаешь о том, как правильно, а изменить не всегда получается. И мысли расходятся с реальностью, ты опять на разломе, где хор голосов поёт тебе, что ты либо скоро свихнёшься, либо сделаешься преступником, либо станешь пофигистом, как большинство.

- Да, пойдём лучше сходим на ярмарку мёда, пусть тут работает, сколько хочет, - сказал я отстранённо. - Найдётся тот, кто ему скажет, что так нельзя, что тут отдыхают люди. Если он вдруг не заметил.

Дима начал паковать в свой рюкзак игрушки, а я надел сандалии и скрутил каремат. Когда мы уходили к яблоневому саду, где так любят устраивать бесконечные фотосессии бесконечные модели, я слышал, как в спину нам снова полетел вопль газонокосильщика. Мы удалялись, а он приближался, он не унимался и стриг траву по собственному ритуалу. Мы были уже далеко, но я знал, что этот человек всегда рядом, как бы далеко я ни ушёл, и будет рядом до тех пор, пока я не отреагирую на него должным образом, пока я не замечу его и не решу его судьбу. Лично я. Когда-нибудь.

22-26 октября 2015 год, г. Москва