Та, что

Она терпеть не могла котов.
 Сидела, покачивая ногами в огромных пушистых тапках и листала очередную бестолковую книжицу, из тех, на что так падки страдающие от одиночества старухи…, в сорок-то лет.
 Ей не было сорока, и на вид она была довольно молода. Из тех одиноких девушек, что так любят маленьких пушистых зверушек или, в перспективе, одна из тех серьёзных дамочек, не состоявшихся в личной жизни и делающих вид, что общество сорока котов – то, о чём они и мечтали всё сознательное своё пребывание в нашем бренном... Несомненно, так бы она и выглядела, будь у нее кот.
Но, она терпеть не могла котов.
Она, пила горячий чай с лимоном и без сахара. На её кухне сиротливо пылилась кофеварка. Она, пожалуй выглядела бы как одна из тех, кто любит выпить кофейку по утрам. Но, вот беда, она не любила кофе. И его терпкий запах, казался ей слишком навязчивым. Могло показаться, что она любит шоколад, ведь в её битком набитом серванте стояла недоеденная упаковка конфет. Как у одной из тех, что любит заедать проблемы сладеньким и обещать себе постоянно сесть на диету начиная с понедельника. Но, на маленьком блюдечке у её руки лежали лишь лимоны посыпанные сахаром, которые она методично подхватывала и засовывала в рот.
Под её ногами валялись книги, сплошь базарные и бесполезные. Кто-то, забредя сюда, удивился бы такому варварскому обращению с ними. А потом, обомлел бы еще больше увидев на дубовых полочках Вольтера, Ремарка, Гюго и Лондона… И подумал бы, что особа эта совершенно бездарная, раз тратит время на бесполезную ерундовщину, хотя на полках стоят гении.
 И нет в ней, наверное, ничего кроме этих огромных пушистых тапок, чашки чая, лимонов и ерундового романчика.
Да и не знали о ней ничего кроме того лишь, что она ненавидит котов.
Она не имела привычки смотреть в глаза. Иногда неделями не бывала дома, а иногда не выходила оттуда месяцами, давая соседям повод для сплетен. Но ей, в общем-то, было плевать, потому она еще больше возбуждала интерес, а пересуды становились всё грязнее и банальнее.
 А потом, она внезапно всем надоела и они замолчали. Теперь лишь изредка поминали её недобрым словом, когда разговор захаживал в те дебри, где она, как им казалось, смотрелась бы вполне к месту.
Но, никто ничего не знал о ней, кроме того, что она ненавидит котов.
Однажды, я встретил её на улице. На ней было серое драповое пальто и чёрные сапоги на шнуровке, платформы которых были сплошь заляпаны грязью. Обронив свой зонт, она неуклюже присела и брезгливо, как заправская аристократка, подобрала его из лужи, двумя пальчиками.
-Ужасная погода… - я остановился и подал ей руку, и тут же отдернул её, словно ожегшись
-Да. – она резко распрямилась, встряхивая зонтом и оставляя на серой материи некрупные брызги. В её глазах было столько непонятной мне ярости в ответ на этот простой жест, что мне стало неудобно и даже стыдно за мой поступок. Я опустил взгляд и заметил чёрную матерчатую сумку, бока которой топорщились так, словно в них лежало что-то квадратное.
-Переезжаете? – спросил я сконфуженно, оглядывая эту тяжелую, судя по всему, вещь и спрашивая себя, куда же она ее тащит.
Девушка неопределенно мотнула головой и голосом, напоминающим звон стали о сталь сказала:
-А вам-то какое дело? Переезжаю и ладно, нет, ну так тоже.
Я даже немного обиделся, а она, тем временем, сморщилась и ткнула в меня своим длинным пальчиком: - Кошатиной пахнет.
И пошла себе дальше, словно и не было ни меня, ни разговора. Это было неприятно и, я принюхавшись к своей куртке и не почувствовав ничего такого, хотел крикнуть ей вслед что-нибудь обидное, но она просто пропала. И я ушел.
В другой раз, я видел её из окна, она бежала по улице в одной футболке и джинсах. По лужам шлепали босые ноги. Я успел заметить тот момент, когда она прошмыгнула в подъезд ,и тоже вышел. Зачем-то.
Она стояла на лестничной клетке, подбирая ключ к своей двери, когда мне подумалось, что все откуда-то знают, что она не любит кошек, хотя она ни с кем и не разговаривает по большому то счету. И тогда спросил:
-Почему кошки?
Он недоумённо повернулась и, нахмурившись, выдала:
-Кошка – признак либо состоявшийся жены, либо несостоявшейся любовницы.
Фыркнула и повернула ключ в замке, открывая дверь. Тогда я на один миг увидел её квартиру: разбросанные книги и мохнатые тапки.
-Пока. – буркнула она, исчезая в этом радужном хаосе, а я так и остался стоять посреди лестничной клетки, поглядывая на ее дверь.
На следующий день она пропала. Словно испарилась. И никто не мог вспомнить, кто она и почему же не любила кошек. Ни имени, ни внешности не оставила.
А я помнил серое драповое пальто с черными сапогами, растянутую футболку, рваные джинсы и огромные мохнатые тапки, в которых она любила сидеть за книгами с чашечкой чая. Я помнил, что её волосы чёрного цвета, а глаза серого, даже то, что в её ушах висели сережки с красными камушками. Отчего то я знал про лимоны и кофеварку на кухне, был уверен, что знаю её имя, хотя никогда не слышал, чтобы она его называла.
Мне, почему то казалось, что она была очень похожа на взлохмаченную кошку. Наверное, потому их и не любила.  И еще я точно так же знал, что сейчас она не сидит в другой квартирке и не читает никаких книг.
Мне представлялись длинные замковые коридоры, помпезные комнаты, огромная библиотека и блеск чего-то стального и явно острого… И это очень долго наводило на меня тоску.
С тех пор я не люблю кошек. В каждый дождливый день я надеюсь встретить её, чем-то неуловимо на них похожую, но не могу.
А о ней все позабыли, словно и не было её никогда, лишь досадливо морщат лоб, когда спрашиваешь, и в смятении бурчат: - Это та, что не любила кошек, да?